Дождь не переставал лить целую неделю. Серый пейзаж за окном уже не вызывал у меня никаких эмоций. Я перестала топить печку, поэтому в доме стоял затхлый запах сырости и плесени. Еды не было. Социальный работник неделю назад принесла кашу, она так и осталась стоять на грязном подоконнике нетронутой. Точнее нетронутой человеком, белая пушистая плесень с удовольствием лакомилась кашей и украшала ее своим великолепием, словно первый снежок, которого так не хватало за окном. Да и не хотелось мне есть. Я лежала под стопкой мятых и грязных одеял, не смея лишний раз шевельнуться, иначе рискуя стянуть с себя одну из этих тряпок и оказаться во власти жуткого холода, поселившегося в моей халупе. Сегодня опять приходила социальный работник, но я не открыла ей дверь. Я знаю, что завтра она снова придет и завтра я ей снова не открою. Да, у нее был ключ, но я закрыла дверь на крючок, поэтому ей сюда не попасть. Она надоела мне и ее громкий голос, и тупые разговоры про политику, и о том, какая у нее маленькая зарплата. Зачем она так громко обращается ко мне? Я не теряла слух, хоть и старуха. А ее эта манера разговаривать со мной как с ребенком малым? Я разум тоже не теряла… Затекла рука, мне все же пришлось повернуться на другой бок. Спать уже не хотелось, я только и делала, что спала. Зачем мне сейчас спать, если скоро я усну уже вечным сном? Думать о смерти не хотелось. Несмотря на то, что я уже давно жду этого, несмотря на адские боли во всем теле и практически полную недееспособность, я не могла представить, что это дряхлое тело в один прекрасный момент шевельнется в последний раз, легкие перестанут дышать, мозг полностью отключится и все, меня не станет. Придет эта соц. работница, поймет наконец, что нету больше в доме живого человека и вызовет катафалк. Семьи у меня нет, дом на окраине поселка никому не нужен, похоронят где-нибудь на задворках кладбища, и все, что от меня останется на Земле, могилка со скромной записью моего полного имени и двух дат. Вся моя жизнь поместится в малюсеньком тире между датами рождения и смерти.
Дождь опять забарабанил по крыше. В углу послышался противный звук капающей воды. Крыша протекает. В подвале послышалось, как скребется мышь. Я пожалела ее мысленно, ведь в моем подвале нет никаких припасов, может быть, банка давно забытого варенья. В последний раз я закатывала банки года три назад. Три года назад, вроде было недавно, а сейчас, кажется, прошла целая жизнь. Тогда я тоже была старой, но еще ходила и даже на велосипеде ездила. А потом пошла в больницу, там мне сказали, что я больная старуха и должна пить кучу таблеток, чтобы лучше себя чувствовать. И я послушалась, начала пить эти треклятые лекарства и перестала сначала ездить на велосипеде, потом далеко выбираться из дому, а потом и вовсе выходить на улицу. Может быть, конечно, это было совпадение и таблетки тут не причем, особенно когда тебе 80 лет. Но в голове моей все-же засела мысль, что господа врачи лишь укоротили мое существование, им всем не выгодно, что бабулька не тратит свою пенсию на таблетки, социального работника и визиты к ним, им выгодно побыстрее меня убрать, как ненужный мусор, завалявшийся где-то на окраине поселка.Я вдруг почувствовала себя хорошо. Краски стали ярче, даже показалось, что за окном засияло солнце. Мне стало тепло и весело. Я откинула все свои одеяла и, сначала села на кровать, а потом и встала с нее. Я подошла к зеркалу. В зеркале отразилась прекрасная юная особа, какой я была лет 50 назад. Только взгляд оставался каким-то болезненным, а волосы спутанными. Я взяла расческу и стала приводить себя в порядок. Волосы у меня длинные, поэтому пришлось потрудиться, чтобы распутать их. А одежда? В чем это я? Какой-то цветастый халат, явно не первой свежести, из-под него торчит белая ночная сорочка в желтых пятнах, а на ногах, наверное, три пары носков разного цвета и плотности. В шифоньере висело мое любимое серое платье. Я легкой походкой допорхала до платяного шкафа и достала немного поеденное молью серое трикотажное платье с вышитыми вручную колокольчиками на груди. Я одела его прямо на голое тело и рухнула на пол. Последней мыслью было: "Не успела обуть любимые туфли…"
Сколько же я проспала? Голова гудела, шея затекла, глаза долго привыкали к яркому свету. Наконец я смогла разглядеть, где я нахожусь. Место определенно знакомое. Я осмотрелась. Диванчик, на котором я спала, оказался непредназначенным для комфортного сна, уж слишком он был узким. Я спала, согнувшись пополам, облокотившись головой на подлокотник. От этого жутко болело все тело. Но как я оказалась на диване, в этой смутно знакомой комнате? Вдоль стен стояли стеллажи с книгами. Да! Я вспомнила! Место, где я проснулась – это библиотека, в которой я проработала 20 лет. Здесь я была счастлива, потому что находилась среди своих лучших друзей: книг. Сердце учащенно забилось. Я снова молода и снова на своей любимой работе. Я вскочила с диванчика и вышла из подсобного помещения, где этот диванчик и стоял рядом со столом, за которым я обедала.
В основном зале было просторно и светло. Окна приоткрыты, я почувствовала лёгкий сквозняк, он разносил по библиотеке аромат сирени. Видимо на улице наступила весна. Окна выходили на главную улицу села, но заглянув сквозь слегка запылённое стекло, я не увидела ни души. Я не удивилась, потому что село немногочисленное, поэтому просто никто не проходил мимо. Разглядывать в окне стало некого, я начала рассматривать зал. Вот стойка для посетителей, а сразу под ней моё рабочее место с кучей ящичков для карточек и разными канцелярскими принадлежностями. За столом около стены стенд, на котором демонстрировались новинки литературы. Так как библиотека была сельской, то в неё ходили и дети, и взрослые, соответственно, книги на стеллажах так же были и детские, и взрослые. Я подошла к одному из стеллажей и начала любовно поглаживать корешки книг. Сердце наполнилось счастьем. Долго наслаждаться уже давно забытыми эмоциями мне не пришлось. Послышался звон колокольчика, подвешенного рядом с входной дверью, это означало, что в библиотеку зашёл посетитель.