Выбираю любовь

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Экипаж на электрической тяге остановился у элегантного особняка на Керзон-стрит, и из него вышла Виола.

— Осторожней, Карстерс, — обратилась она к шоферу, — а то как бы мотор не заглох!

— Не беспокойтесь, мисс, — вежливо отозвался тот, прикладывая руку к фуражке.

Виола взбежала по ступенькам и, улыбаясь, ждала, пока дворецкий откроет ей дверь. На душе у нее было радостно. Казалось, даже солнце светит сегодня ярче, чем всегда.

В таком настроении Виола пребывала каждый раз после встречи с Рейберном. И с каждым разом все сильнее в него влюблялась…

Вот и сегодня на званом обеде, который давал Рейберн у себя дома, Виола не могла отвести от него глаз. Ей казалось, что мужчины красивее и обаятельнее она в жизни не видела.

В то же время она прекрасно понимала, что Рейберн ее не любит. Ну и что же? Пока ей было достаточно того, что любит она!

Виола боялась, что по возвращении в Лондон они не смогут видеться так часто, как ей хотелось бы, однако сегодняшний обед был уже третьей их встречей на протяжении одной недели.

Вначале она в сопровождении жениха отправилась с визитом к его теткам, и хотя назвать это событие приятным можно было лишь с большой натяжкой, Виола не особенно нервничала, ибо с нею был Рейберн.

Через пару дней их обоих пригласили на обед к одному из коллег Рейберна по парламенту. Виола с удовольствием участвовала в серьезной беседе, которая завязалась за столом, — это напомнило ей былые дни, когда она так же проводила время с отцом, — а после обеда Рейберн отвез ее домой, и эта поездка сама по себе была волнующим событием.

Сегодня, к сожалению, ему надо было торопиться — сразу после обеда Рейберна ждали в палате общин, где должно было состояться обсуждение работы министерства иностранных дел. Однако, прощаясь с Виолой, он спросил:

— Вы уезжаете из Лондона на уик-энд?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Тогда мы можем отправиться куда-нибудь вместе, — предложил Рейберн.

При этих словах Виола затрепетала от счастья — значит, он снова хочет ее видеть! Она с трудом заставила себя сдержаться и не обнаруживать своей радости слишком явно.

«Я люблю его, но мне не стоит демонстрировать свои чувства, ведь неизвестно, как он к этому отнесется», — решила про себя Виола.

Через холл она прошла в комнату, когда-то служившую кабинетом ее отцу, и опустилась в уютное глубокое кресло. Все ее мысли занимал Рейберн Лайл, и щеки девушки пылали от волнения.

При этом Виола старалась не загадывать вперед, не строить никаких планов на будущее, когда их необычная помолвка, увы, подойдет к концу…

Сейчас же она радовалась тому, что может хотя бы изредка видеться с Рейберном, слышать его красивый грудной голос, знать, что он рядом, и испытывать от этого чувство покоя и безопасности.

Помолвка имела и другое преимущество — теперь леди Брэндон уже не заставляла Виолу, как раньше, ходить на демонстрации или каким-нибудь другим способом принимать участие в деятельности суфражисток. И хотя девушку терзали смутные подозрения, что мачеха собирается отыграться на ней после свадьбы, воспользовавшись ее положением супруги заместителя министра иностранных дел и депутата парламента, даже такая кратковременная передышка была очень приятна.

«Как я люблю его…» — снова мечтательно повторила Виола.

Она подошла к окну, за которым виднелся довольно невзрачный маленький садик. Но даже он, залитый ярким солнечным светом, сегодня показался Виоле чудом парковой архитектуры.

«Как было бы хорошо поехать с ним за город — вдвоем! Тогда мы могли бы вдоволь наговориться…» — подумала она.

И тут же глубоко вздохнула, понимая, что мечтает о невозможном.

Да, Рейберн спас ее из весьма затруднительного положения, но сама по себе Виола для него ровным счетом ничего не значит. Как человек, как женщина, наконец, она ему вовсе не интересна…

Ведь он знаком с такими блестящими светскими красавицами, по сравнению с которыми она, Виола, — просто ничто.

Вообще за прошедшую неделю Виола узнала о своем женихе много нового — каждый, с кем она разговаривала, стремился тем или иным способом дать ей понять, что Рейберн — не только подающий большие надежды молодой политик, но и любимец женщин.

Конечно, об этом говорилось не прямо, а лишь намеками, однако Виола замечала, с каким изумлением взирали на нее в обществе. Было ясно — все удивлены, что Рейберн решил жениться на такой ничего из себя не представляющей юной девице.

Иногда до нее доносились обрывки разговоров, в которых имя ее жениха соседствовало с именами самых знаменитых лондонских красавиц, — все они, оказывается, в свое время были близко знакомы с ним. Кое-что говорилось прямо самой Виоле.

— Ну, ваш Рейберн всегда был повесой!..

— Не представляю, как вам удалось с ним познакомиться? Насколько мне известно, он бывает только в избранном кругу — например, у герцога и герцогини Мальборо…

— Помнится, однажды Рейберн был там с… Виола замирала, и в следующий момент, как правило, произносилось имя одной из тех блестящих красавиц, которыми она всегда восхищалась и портреты которых украшали первые полосы иллюстрированных журналов.

Взять, к примеру, леди Давенпорт. Нет, уверяла себя Виола, она никогда не забудет соблазнительную, пьянящую красоту этой женщины, которую она впервые увидела рядом с Рейберном на приеме у маркизы Роухэмптонской!

Ну как можно соперничать с нею? Как?..

Только тут Виола опомнилась. Оказывается, она довольно долго простояла у окна, ничего не делая, погруженная в эти не слишком приятные размышления. Девушка тут же мысленно отругала себя — нельзя быть такой рассеянной, проводить столько времени в праздности, пора заняться чем-нибудь полезным — например, ответить на письма. Вон их сколько накопилось!

И действительно, в последние дни на имя Виолы поступило множество писем. Там были послания от школьных подруг, которые прочли в газетах сообщения о ее помолвке, поздравления от дальних родственников и старинных друзей ее матери и отца.

Сняв шляпку, девушка аккуратно положила ее на стул и подошла к письменному «столу. Когда-то он принадлежал отцу Виолы, а теперь был завален ее собственной корреспонденцией. Только она собралась приступить к делу, как дверь открылась и в кабинет вошел дворецкий, неся на серебряном подносе еще одно письмо.

— Там у дверей стоит карета, мисс Виола, и кучер говорит, что ему приказано дождаться ответа.

Виола взяла в руки письмо.

Она сразу заметила траурную кайму на конверте. Почерк показался ей незнакомым.

Взглянув на подпись, девушка удивленно ахнула и тут же углубилась в чтение.

«25 июня 1907 г.

Лондон, Белгрейв-сквер, 24

Дорогая мисс Брэндон!

Я — старинный друг Вашего жениха Рейберна Лайла и, естественно, мечтаю с Вами познакомиться. Буду Вам весьма признательна, если Вы сумеете выкроить время и заехать сегодня днем ко мне на чай.

Мне бы хотелось о многом с Вами поговорить — в частности, о свадебном подарке. От души надеюсь, что Вы примете мое предложение, так как я вскоре уезжаю из Лондона.

Искренне Ваша, Элоиза Давенпорт».

Виола в недоумении изучала размашистую подпись, занимавшую почти полстраницы, и не знала, на что решиться.

Она не испытывала ни малейшего желания встречаться с леди Давенпорт. Было ясно, что с этой женщиной у Виолы нет и не может быть ничего общего. Кроме того, в глубине души девушка боялась оказаться наедине с этой коварной соблазнительницей, которая так призывно и по-хозяйски смотрела на Рейберна тогда, на приеме у маркизы Роухэмптонской.

«Ну нельзя же, в самом деле, быть такой трусихой! — укорила себя Виола. — Что она может сделать мне дурного?»

Письмо написано как нельзя более дружелюбно. И потом — если она откажется пойти к леди Давенпорт, Рейберн может обидеться, что она так невежливо обошлась с его старинной приятельницей…

Виоле вдруг захотелось посоветоваться с Рейберном, как лучше ей поступить. Но она знала, что это невозможно, — он сейчас находился в парламенте, куда ей не было доступа.

«Может, все-таки лучше отказаться от приглашения? — размышляла Виола. — И как это сделать, чтобы не обидеть леди Элоизу?»

Только тут она заметила, что дворецкий все еще ждет ответа, и, чувствуя себя беспомощной и слабой, решила пойти по пути наименьшего сопротивления.

— Скажите кучеру, что я принимаю приглашение леди Давенпорт и спущусь через десять минут.

— Слушаюсь, мисс.

Дворецкий вышел из кабинета, а Виола поднялась к себе.

Переодеваясь с помощью горничной в свое самое лучшее дневное платье, девушка размышляла, правильно ли она поступила, решив поехать к леди Давенпорт.

«Но ведь если бы я отказалась, — тут же мысленно возразила она себе, — со стороны могло бы показаться, что я ревную или завидую ей. А мне бы не хотелось, чтобы Рейберн так думал!»

Виола спустилась вниз даже раньше, чем через десять минут. Выглядела она необычайно мило — на ней было белое платье, отделанное бледно-сиреневыми лентами, и широкополая шляпка, на которой красовались букетики глициний такого же цвета.

Однако на лице девушки застыло напряженное выражение, и пока карета везла ее на Белгрейв-сквер, она чувствовала, как у нее дрожат руки.

Жилище леди Давенпорт оказалось огромным внушительным зданием. Внутри дома явственно ощущался запах экзотических восточных духов, которыми предпочитала пользоваться его хозяйка.

В холле находились двое лакеев и дворецкий, который медленно и торжественно повел Виолу по широкой лестнице на второй этаж. Вскоре они очутились в просторной гостиной.

— Мисс Брэндон, миледи! — громко возвестил дворецкий.

Виола нерешительно шагнула вперед. Навстречу ей из кресла, буквально утопавшего в белых лилиях, поднялась изящная дама в черном траурном платье.

Этот цвет мало кому к лицу, однако траурный наряд леди Давенпорт лишь еще сильнее подчеркивал красоту ее каштановых волос и ослепительную белизну лица, на котором выделялись яркие изумрудно-зеленые глаза.

Глядя на хозяйку дома, Виола подумала, что сегодня леди Давенпорт больше, чем обычно, похожа на экзотическую райскую птицу, и в очередной раз удивилась, почему Рейберн тяготится обществом такой обворожительной женщины.

— Как мило, что вы пришли, мисс Брэндон! — сказала леди Давенпорт, протягивая Виоле руку, белую, тонкую и изящную, казавшуюся слишком хрупкой для украшавших ее массивных колец.

— Благодарю вас за приглашение, — откликнулась Виола, пытаясь справиться с волнением.

— Прошу садиться! — предложила леди Давенпорт, указывая на диван рядом со своим креслом.

Виола присела на самый краешек. Она чувствовала себя как робкая школьница в присутствии грозной классной дамы или как маленький беззащитный кролик рядом с огромной хищной змеей.

Чрезвычайно восприимчивая в отношении других людей, Виола нутром чувствовала, что за внешне милой улыбкой леди Давенпорт скрывается зловещая сущность, а в пожатии ее руки нет подлинной сердечности.

— Мне кажется, у нас так много общего, что нам непременно надо поближе узнать друг друга, — с показной любезностью произнесла леди Давенпорт.

В этот момент дворецкий и лакеи внесли поднос, уставленный многочисленными принадлежностями для обычного пятичасового чаепития.

Леди Давенпорт принялась хозяйничать. Необыкновенно грациозно, едва касаясь тоненькими пальчиками серебряной коробки с чаем и миниатюрного чайника, она заварила золотистый ароматный напиток, а затем налила его в крошечные фарфоровые чашечки, предварительно положив поверх них серебряные фильтры.

На подносе подали множество соблазнительных аппетитных вещей — сандвичи, горячие булочки, спаржу, искусно запеченную в тесте из непросеянной муки, и рыбный паштет на кусочках белого хлеба.

Помимо этого, там были и сладости — восхитительные пирожные, пропитанные мадерой и покрытые глазурью, с вишневой, сливовой и кремовой начинкой.

В другое время Виола охотно отдала бы должное всему этому великолепию, но сейчас из-за волнения ей кусок не шел в горло.

— Мы с Рейберном старинные друзья, — сказала леди Давенпорт, разлив по чашечкам чай. — Я думаю, он говорил вам, какие добрые — очень добрые! — отношения нас когда-то связывали.

— О да, конечно… — пролепетала Виола.

— Я так надеюсь, что он будет счастлив! — продолжала леди Давенпорт. — Вы же понимаете — Рейберн человек необыкновенный. С ним иногда бывает так трудно…

Она издала короткий смешок.

— А впрочем, все мужчины таковы — с ними трудно, но без них наша жизнь была бы просто невыносима!

Похоже, ответа на свое высказывание она не ждала, и Виола сочла за лучшее промолчать.

— Я буду с вами совершенно откровенна, — доверительным тоном произнесла леди Давенпорт. — Должна признаться, меня немного удивило то, что Рейберн выбрал себе в жены девушку столь юную и… — вы, надеюсь, меня простите? — неискушенную в жизни. Угодить мужчине вообще трудно, а уж такому, как Рейберн, — тем более! В голосе леди Давенпорт зазвучали резкие нотки, но она тут же овладела собой и продолжала прежним любезным тоном:

— Но, как известно, любовь побеждает любые препятствия, разве не так? Расскажите же мне — я ужасно любопытна! — как вы встретились, как полюбили друг друга…

Виола вздохнула. Итак, экзамен начался!

— Мне кажется, это произошло в первую нашу встречу…

— И когда же вы впервые встретились с Рейберном?

Виола немного запнулась, а потом ответила:

— Н-недавно…

— Странно, что Рейберн ничего об этом не сказал, — задумчиво произнесла леди Давенпорт. — Обычно он мне все про себя рассказывал — ведь мы виделись с ним очень часто! Вас он не упоминал ни разу, это я хорошо помню, хотя, по-моему, что-то говорил о вашей мачехе…

Наступило молчание, и, не дождавшись от Виолы признаний, леди Давенпорт осведомилась:

— Вы намерены и после замужества продолжать свою суфражистскую деятельность? Вас, наверное, чрезвычайно занимают избирательные права для женщин… Еще бы — вы ведь выросли в такой семье!

— Они скорее занимают мою мачеху, а не меня…

Леди Давенпорт удивленно подняла брови.

— А я слышала от кого-то — вот только не помню, от кого именно, — что вы сами тоже часто бывали на их собраниях.

— Да, иногда мне приходилось это делать, — вынуждена была признать Виола, — но теперь… По-моему, Рейберн этого не одобрит!

— Разумеется, нет! — категорично заявила леди Давенпорт. — И если вы и впредь намерены встречаться с суфражистками, это может повредить его политической карьере.

— Да-да, конечно! Я понимаю…

— Бедняжка Рейберн! — с притворным сочувствием воскликнула леди Давенпорт. — Подумать только, в какое щекотливое положение он может попасть — он, заместитель министра иностранных дел! — если его жена угодит в тюрьму… Вам надо быть очень, очень осторожной, чтобы, не дай бог, не скомпрометировать его своими неразумными поступками!

— Я постараюсь… — робко пообещала Виола, которой надоели расспросы и хотелось как можно скорее ускользнуть из-под испытующего взгляда этой женщины.

— Вы сами — возможно. Однако у меня сложилось впечатление, что ваша мачеха — женщина необычайно решительная…

Снова наступило молчание. Первой его нарушила Виола:

— Я думаю, она понимает, что после замужества я уже не смогу… помогать ей, как раньше…

— Надеюсь, что понимает! — энергично подхватила леди Давенпорт. — Впрочем, есть и другой путь — вы могли бы попытаться убедить Рейберна в своей правоте. Представляю его во главе одной из ваших демонстраций — молодой, красивый, импозантный! По-моему, он будет выглядеть весьма мило, вы не находите?

Дрожащей рукой Виола поставила чашку, и та слегка стукнула о блюдце.

— Боюсь, что мне уже пора уходить, леди Давенпорт, — сказала она. — Дома меня ждут дела. Благодарю за приглашение.

— Я тоже была рада познакомиться с вами, — невозмутимо ответила леди Давенпорт. — Правда, мы так и не поговорили о свадебном подарке, но поверьте — я намерена уделить этому вопросу самое серьезное внимание! Это должно быть нечто очень интимное, что может подарить только старый добрый друг… Не сомневаюсь, что дорогой Рейберн оценит такой подарок!

В ее голосе зазвучали странные нотки, которые заставили Виолу вздрогнуть от недобрых предчувствий.

Она поднялась с дивана, одержимая одной мыслью — поскорее выбраться из этого дома, подальше от этой женщины, каждое слово которой источало яд.

Впрочем, к самим словам как раз было трудно придраться. Зловещий смысл придавал им тот тон, с которым произносила их коварная дама.

Леди Давенпорт тоже медленно поднялась с кресла.

— До свидания, дорогая мисс Брэндон, — любезно произнесла она. — Позвольте еще раз поблагодарить вас за удовольствие, которое вы мне доставили своим визитом. Моя карета доставит вас домой.

С этими словами она позвонила в маленький серебряный колокольчик, стоявший на чайном подносе, и в дверях тут же показался дворецкий.

— Большое вам спасибо, — снова повторила Виола. — До свидания!

Ей стоило больших усилий спуститься по лестнице, не ускоряя шаг, и так же неторопливо сесть в карету — будь ее воля, Виола умчалась бы бегом, прочь от этого ненавистного дома и его злоречивой хозяйки!

Лишь через несколько минут, когда карета уже катила по улице, девушка перевела дух. У нее было такое ощущение, что она только что вырвалась из когтей пантеры.

«Что за ужасная, злая, коварная женщина! — думала Виола. — И в то же время такая красавица… Ну разве может Рейберн не любить ее?..»

Ее охватило отчаяние. Было ясно, что тягаться с леди Давенпорт просто бессмысленно. Чем может она, простая, неискушенная девушка, привлечь мужчину, которому дарила свои ласки первая красавица Лондона?

Возможно, Рейберн действительно не хочет на ней жениться, но разве может он устоять против соблазнительного изгиба этих прелестных алых губ, этого призывного взгляда с поволокой, сияния этой ослепительно белой кожи, подобной лепесткам магнолии?..

«Как она уверена в себе, как надменна, как соблазнительна! — в отчаянии повторяла про себя Виола. — Да рядом с ней я просто неуклюжая, ничем не примечательная девица!»

Карета наконец въехала на Керзон-стрит. Увы, день уже не казался Виоле таким солнечным, каким был еще несколько часов назад, когда она возвращалась домой после обеда в доме Рейберна.

Мрачное будущее, серое и пустое без Рейберна, предстало перед ней. Он ее покинет, и тогда некому будет ее защитить в трудную минуту…

Виола прошла в кабинет и села к столу.

Она попыталась сосредоточиться на поздравительных письмах, тем более что на них полагалось дать ответ, но никак не могла.

Перед ее мысленным взором все еще стояла леди Давенпорт, грациозная и обворожительная. Вместе с тем безошибочное внутреннее чутье подсказывало Виоле, что эта дама решила каким-то образом погубить Рейберна.

«Она не простила ему измены, — рассуждала Виола, — а значит, захочет отомстить».

Впрочем, она тут же попыталась себя уверить, что наверняка преувеличивает опасность. Ну что плохого, в самом деле, может сделать Рейберну леди Давенпорт?

Теперь, когда объявлено о его помолвке, она должна понимать, что он для нее потерян. А вскоре, надо надеяться, прекратятся и эти прозрачные намеки на их былую дружбу, которые Виоле время от времени приходилось выслушивать, когда она бывала в обществе.

«И все же она может попытаться вернуть его. Женщины вроде Элоизы Давенпорт так легко не отступают», — с болью в сердце подумала Виола.

Ей вдруг представилось, как Рейберн сжимает в объятиях это изящное, чувственное тело, как целует соблазнительные алые губы…

«Нет, я не должна думать об этом! Не должна…» — приказала себе Виола.

Она вскочила со стула и принялась мерить шагами комнату, словно физические движения могли прогнать неприятные мысли из головы и давящую боль из сердца.

«Ну что ты, глупая, трусливая, беспомощная девчонка, можешь дать такому искушенному светскому человеку, как Рейберн?»

Виоле показалось, что кто-то невидимый произнес эти слова вслух — горькие слова, на которые ей было нечего возразить…

Лишь в шесть часов Виола очнулась от тяжелых мыслей и поняла, что она все так же сидит в кабинете, как будто только что вернулась с Белгрейв-сквер.

Виола вспомнила, что через полчаса должна вернуться домой ее мачеха, уехавшая в Уимблдон на собрание суфражисток.

Обедать они сегодня будут вдвоем. Леди Брэндон заранее объявила, что рано ляжет спать, так как намерена завтра отправиться на митинг, который состоится в Оксфорде.

«Интересно, будет ли мачеха пить чай, когда вернется?» — подумала Виола и решила, что вряд ли — уже слишком поздно. Обедают они обычно в восемь часов, и леди Брэндон наверняка подождет до этого времени.

За дверью раздались шаги, и Виола, решив, что это вернулась мачеха, встала, чтобы поздороваться с ней.

Дверь отворилась, однако на пороге показался дворецкий, а не леди Брэндон.

— Там в холле двое полицейских, мисс Виола. Они немедленно хотят поговорить с вами.

— Полицейские? — в изумлении переспросила Виола. — А что им от меня нужно?

— Этого они не сказали, мисс. «Очевидно, это как-то связано с мачехой», — решила Виола, от души надеясь, что леди Брэндон не ввязалась в очередной скандал.

«Рейберн это вряд ли одобрил бы», — подумала она.

Девушка вышла в холл и увидела двух полицейских, которые неуклюже держали в руках свои шлемы.

— Вы хотели меня видеть? — спросила девушка.

— Вы мисс Виола Брэндон? — вопросом на вопрос ответил старший из полицейских.

— Да.

— Мы обязаны арестовать вас, мисс, за то, что вы устроили пожар на Белгрейв-сквер.

— Устроила пожар? Я? — в испуге воскликнула Виола, ничего не понимая.

— Да, мисс. Нам сообщили, что вы заезжали с визитом к леди Давенпорт, а уходя, подожгли одну из комнат нижнего этажа. Там же вы оставили листовки, в которых говорилось, почему вы это сделали.

— Это неправда! — воскликнула перепуганная Виола.

— И тем не менее, мисс, вам придется отправиться с нами в участок, — строго сказал тот же самый полицейский.

Это, должно быть, какая-то ошибка! — попыталась объяснить им Виола. — Я действительно пила чай с леди Давенпорт, однако потом сразу же отправилась домой в ее карете.

— Вы можете сделать заявление в участке, мисс.

— Я что, должна там… остаться?.. Собственный голос показался Виоле чужим и слабым.

— Вообще-то это решает дежурный офицер, но боюсь, что так оно и будет, мисс.

Сердце Виолы гулко забилось, все поплыло перед глазами. Собрав остатки мужества, она попыталась успокоиться.

— Скажите, могу я написать записку своему жениху, что не смогу с ним увидеться в назначенное время? — спросила она. — Его зовут Рейберн Лайл, он заместитель министра иностранных дел.

Такое громкое имя явно произвело впечатление на полицейских. Они молча переглянулись, а затем один из них ответил:

— Думаю, что можете, мисс. Только не пытайтесь тайком покинуть дом!

— Можете не беспокоиться об этом, — обещала Виола. — Вы можете даже сопровождать меня в кабинет и присутствовать там, пока я буду писать.

Это великодушное предложение явно смутило констеблей, и они разрешили Виоле подняться в кабинет одной.

В письме Виола сообщила Рейберну, что произошло и в чем ее обвиняют, и в конце добавила:

«Но это неправда, клянусь Вам! Пожалуйста, помогите мне!.. Я очень Вас прошу…»

Затем, поставив свою подпись, Виола вложила письмо в конверт и отдала дворецкому.

— Немедленно пошлите кого-нибудь с этим посланием в палату общин и передайте сэру Лайлу, — распорядилась она. — Это очень важно!

— Слушаюсь, мисс.

Вернувшись в свою комнату, Виола надела белые перчатки, шляпку, украшенную глициниями, и взяла сумочку.

Теперь она была готова следовать за полицейскими.

У крыльца уже стояла «черная Мария», запряженная парой лошадей.

Полицейские помогли Виоле забраться внутрь, затем один из них сел на жесткую скамью напротив девушки, а второй поместился спереди, рядом с возницей.

Карета тронулась, а Виола принялась размышлять о том, что ее ждет, ничуть не сомневаясь, что все происшедшее, несомненно, дело рук леди Давенпорт.

Она была уверена, что этот скандал не только заденет ее саму, но и наверняка повредит Рейберну.

Не приходилось сомневаться в том, с каким удовольствием газеты подхватят и раструбят на весь Лондон новость о том, что невеста молодого политика устроила пожар в доме светской львицы, с которой у него был в прошлом роман.

Виола закрыла глаза. Она представила себе кричащие заголовки завтрашних газет. Казалось, до нее уже доносятся презрительные насмешки, которыми будут осыпать не только ее, но и Рейберна.

«Как она могла? Как посмела эта коварная женщина совершить такой чудовищный поступок?» — задавала себе недоуменный вопрос Виола.

Не приходилось сомневаться, что она оказалась права, когда с первых минут знакомства мысленно сравнила леди Давенпорт со змеей.

Все было подстроено заранее. Вознамерившись отомстить бывшему любовнику, эта низкая женщина направила удар в самое уязвимое место — решила повредить его карьере.

В то время, когда все члены правительства единодушно выступали против предоставления женщинам избирательных прав, оказаться как-то связанным с суфражистским движением означало лишь одно — политической карьере Рейберна будет положен конец.

А кроме того, этот эпизод сделает его посмешищем в глазах общества.

«Ему придется уйти в отставку!» — в отчаянии подумала Виола и в очередной раз пожалела, что бомба, благодаря которой она познакомилась с Рейберном, не взорвалась…

В полицейском участке, куда вскоре доставили Виолу, ее обвинили в поджоге, причинившем урон дому леди Давенпорт на Белгрейв-сквер, и хотя несчастная девушка доказывала, что это обвинение ложно, чувствовалось, что офицер ей не поверил.

— Завтра утром вы предстанете перед судом, — строго сказал он, — и там изложите все доводы в свое оправдание.

Было видно, что он не питает симпатии к суфражисткам, к которым он, без сомнения, причислял и Виолу.

— Вы можете отпустить меня под залог? — робко спросила девушка.

— Ну, если кто-нибудь согласится его внести… — с сомнением в голосе проговорил офицер. — Однако предупреждаю, что сумма изрядная — тридцать фунтов!

— Надеюсь, что кто-нибудь все-таки внесет его, — отважилась предположить Виола.

После этого ее без дальнейших церемоний отвели в камеру.

К огромному облегчению Виолы, она оказалась пустой, поскольку час был еще относительно ранний, а постоянные «посетительницы» тюрем — пьяницы, проститутки и мелкие воровки — обычно поступали туда позже.

Здесь, на Бау-стрит, полицейский участок был еще непригляднее, чем в Вестминстере.

Хотя Виолу в основном терзали неотступные думы о Рейберне, она иногда вспоминала и о себе. Как, должно быть, нелепо она выглядит в своей кокетливой шляпке с цветочками и элегантном белом платье в этой вонючей камере, где даже дезинфекция не в силах была уничтожить отвратительный запах немытых человеческих тел!

Сев на жесткую скамью — единственный предмет мебели в этом ужасном заведении, — Виола уставилась в стену. Перед ее мысленным взором снова встало обворожительное лицо коварной леди Давенпорт. Подумать только, эта дама не остановилась перед тем, чтобы из мести одним махом разрушить так блестяще начавшуюся карьеру Рейберна!

Как упорно он работал, чтобы достичь своего теперешнего положения! Причем, как узнала Виола от людей сведущих, все это ему удалось сделать исключительно благодаря своим выдающимся способностям.

— Ваш будущий супруг далеко пойдет, — уверял ее один пожилой господин, с которым Виола познакомилась сегодня на ленче.

Господи, ведь это было еще сегодня! А кажется, что прошла целая вечность…

— Надеюсь, — с улыбкой ответила тогда Виола, — что так оно и будет.

— Помяните мое слово, вы еще будете жить на Даунинг-стрит, десять, — продолжал тот же господин. — А до этого ваш жених наверняка продвинется на своем теперешнем поприще в министерстве иностранных дел!..

«Возможно, его прогнозы и не оправдаются, — подумала Виола, — но то, что он говорил искренне, не вызывало никаких сомнений».

Глядя на Рейберна, занимавшего место хозяина во главе стола, она тогда сказала себе: «Для этого человека нет ничего невозможного. Он добьется всего, чего захочет».

Он был, умен, блестяще образован и очень обаятелен. В нем было нечто такое, что заставляло обычных людей безоговорочно ему верить, а политиков — полагаться на него и доверять его словам и поступкам.

И вот сейчас все это оказалось под угрозой… «Ну как могла Элоиза Давенпорт так поступить?» — в очередной раз задавала себе недоуменный вопрос Виола. Ей казалось, что все происходит не наяву, а в каком-то кошмарном сне.

Ну почему она сразу не поняла, что записка леди Давенпорт с приглашением на чай — не что иное, как хитроумно подстроенная ловушка?

Неужели внутренний голос — а обычно Виола привыкла ему доверять — не мог подсказать ей, что эта женщина опасна и от нее нужно держаться подальше?

«Я поступила глупо… безрассудно!» — снова и снова укоряла себя Виола. Она боялась, что Рейберн никогда ей этого не простит.

Только теперь до нее дошло, что леди Давенпорт, при том, какие отношения связывали еще недавно ее и Рейберна, не стала бы просто так приглашать к себе на чай его будущую жену.

Они могли бы встретиться на каком-нибудь официальном приеме, в присутствии других людей, и тогда Элоизе пришлось бы сохранять хотя бы видимость приличий, рассуждала Виола. Но такой тет-а-тет, который состоялся сегодня днем, неизбежно должен был повлечь за собой несчастье — и оно не замедлило обрушиться, причем не только на нее, но и на Рейберна!

«Какой наивной и простодушной я осталась до сих пор, хотя жизнь преподнесла мне уже не один жестокий урок», — с горечью подумала Виола.

Прошло довольно много времени. В камере стало темно, и Виола почувствовала, что страшно замерзла.

«Надо было захватить с собой пальто или шаль. Зря я об этом забыла», — пожалела она. Впрочем, она была так напугана приходом полицейских и так спешила поскорее уладить это дело, что схватила первые попавшиеся ей под руку вещи — как раз те, в которых она ездила к леди Давенпорт, — и даже не подумала о том, как долго ей придется пробыть в участке.

И вдруг Виолу пронзила ужасная мысль.

А что, если Рейберн решит не вмешиваться больше в ее неприятности и она останется здесь? А что, если он не захочет больше бросаться на ее защиту и, получив записку, не станет ничего предпринимать?..

Виола пожалела, что написала именно ему.

Возможно, разумнее было бы связаться с поверенным отца.

С этим пожилым джентльменом она была давно знакома и часто встречалась после смерти сэра Ричарда.

Получив ее письмо, он наверняка бы внес залог и освободил ее отсюда. Тогда не надо было бы втягивать в это дело Рейберна!

Но теперь поздно — он уже втянут, и с этим ничего не поделаешь!

«Что бы я ни сделала, все оборачивается несчастьем!» — в отчаянии подумала Виола, и в этот момент за дверью послышались голоса и скрежет ключей, а затем в камере зажегся свет.

Через четверть часа от полицейского участка, расположенного на Бау-стрит, отъехал экипаж. В нем сидели Виола и Рейберн. На лице девушки все еще было написано выражение отчаяния и испуга.

— Ну а теперь расскажите мне, что же все-таки случилось, Виола, — спокойно предложил Рейберн.

— Это неправда! Клянусь, я не делала того, в чем меня обвиняют!.. — задыхаясь, пролепетала Виола.

— Зачем вы поехали к леди Давенпорт?

— Она пригласила меня на чай, и я решила, что отказаться будет невежливо… — Виола замолчала, понимая теперь, как глупо поступила.

Рейберн покачал головой — похоже, у него было другое мнение на этот счет. Однако он предпочел его не высказывать, а вместо этого мягко спросил:

— И что же там произошло?

Виола начала подробно рассказывать о том, как развивались события на Белгрейв-сквер.

Она буквально дословно запомнила и пересказала весь разговор с леди Давенпорт, сообщила Рейберну и то, что сразу после того, как они попрощались, вернулась домой.

— Вот и все, — закончила Виола свой рассказ. — Уверяю вас, больше ничего не было! Пожалуйста, поверьте мне…

— Ну разумеется, я вам верю! — спокойно ответил Рейберн.

Услышав эти слова, Виола воспряла духом, но тут же подумала, что вряд ли ей удастся убедить в своей невиновности кого-нибудь еще, а особенно судей на предстоящем разбирательстве дела.

— Как же мне поступить? — в отчаянии произнесла она. — Все знают, чем занимается моя мачеха, и никто не поверит, что я-то не суфражистка!..

— Да, доказать это действительно трудно, — согласился Рейберн.

— Так как же быть? — еле слышно прошептала Виола.

Она была в таком подавленном состоянии, что даже не посмела затронуть тему, волновавшую ее больше всего, — как этот скандал может отразиться на политической карьере Рейберна.

Он тоже молчал, и через некоторое время, не в силах больше вынести эту напряженную тишину, Виола сбивчиво начала говорить:

— Если бы я… убила себя сейчас… как хотела сделать тогда, в вашем доме… не было бы никакого суда… и, возможно, все решили бы, что я… просто не в своем уме…

Рейберн резко обернулся и взял ее за руку.

— Вы не должны так говорить! — страстно проговорил он. — Слышите — не должны! Даже думать об этом не смейте…

— Но мне невыносима мысль, что вы… пострадаете из-за меня…

— Так вас беспокоит моя судьба?

— Ну конечно! — подтвердила Виола. — Я же знаю, что такой громкий скандал может навсегда погубить вашу карьеру… Ведь именно этого она и добивалась, разве нет?

Хотя Виола не назвала имени леди Давенпорт, оба понимали, о ком идет речь.

— Боюсь, что вы правы, — нехотя признал Рейберн.

— Неужели ничего нельзя сделать, чтобы этому помешать?

Он стиснул ее пальцы.

— Кажется, я кое-что придумал… — задумчиво сказал Рейберн. — Но займусь я этим сам!

С вас, я считаю, на сегодняшний день вполне достаточно, поэтому отправляйтесь домой и постарайтесь хоть немного отдохнуть. Только помните — никому ни слова!

— Даже мачехе?

— Никому!

— Но слуги, наверное, уже сказали ей, что меня забрали в полицию… — неуверенно заметила Виола.

— Объясните, что произошла ошибка, что вас, должно быть, с кем-то перепутали! — нетерпеливо повел плечами Рейберн, поглощенный собственными мыслями.

Виола все еще колебалась.

— Вы должны доверять мне, — произнес Рейберн и слабо улыбнулся — впервые за сегодняшний вечер.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти вас, — заверила его Виола. — Мне так стыдно… Я опять навлекла на вас беду, хотя обещала быть осторожной…

— По правде говоря, у меня такое впечатление, что эту беду я сам на себя навлек, — возразил Рейберн. — Значит, договорились — вы сделаете все так, как я сказал!

— А завтра мне придется… вернуться в уча сток?..

Надеюсь, что нет, — мрачно изрек он. — А поскольку я догадываюсь, что вы не уснете, пока не узнаете, чем все это кончилось, я заеду к вам вечером и расскажу, удалось ли мне чего-нибудь добиться.

Заметив по взгляду Виолы, что она все еще колеблется, Рейберн поспешно добавил:

— Если ваши слуги уже лягут спать, я тихонько постучу по почтовому ящику — вы услышите и впустите меня.

— Я буду вас ждать… — прошептала Виола.

Его пальцы все еще сжимали ее руку, и, растроганная теплотой этого пожатия, она проговорила со страстью:

— Я буду молиться, молиться каждую минуту, пока вас не будет!.. Только бы вам удалось то, что вы задумали… Только бы избежать этого нелепого скандала… Обещаю вам, я буду молиться так, как еще никогда в жизни не молилась!..

— Надеюсь, ваши молитвы помогут, — торжественно произнес Рейберн, и в этот момент экипаж остановился на Керзон-стрит. — Постарайтесь успокоиться и не терзайтесь понапрасну, — ласково попросил он Виолу и открыл дверцу.

Виола шагнула на мостовую. Рейберн за ней не последовал, и она поняла, что он очень торопится.

Проводив взглядом отъехавший экипаж, девушка начала медленно подниматься по ступенькам дома.

— Боже, прошу тебя… помоги ему в осуществлении его замыслов… — прошептала она, чувствуя, что эта молитва рождается в самых сокровенных глубинах ее души.

Рейберн приказал шоферу ехать на Куин-Эннс-гейт. Когда экипаж остановился у его дома, он торопливо вышел, приказав шоферу ждать.

В доме молодой человек пробыл всего десять минут, а вернувшись, попросил отвезти его на Белгрейв-сквер.

— Ее светлость переодевается к обеду, — объявил дворецкий, впустив в дом Рейберна.

— В таком случае попросите ее немедленно спуститься ко мне, Хьюз, — распорядился тот.

Резкость, с которой были произнесены эти слова, заставила дворецкого удивленно взглянуть на Лайла.

Все слуги леди Давенпорт, разумеется, хорошо знали Рейберна и единодушно считали его вежливым и приятным молодым человеком, прислуживать которому — одно удовольствие.

Рейберн тем временем поднялся в гостиную.

В отличие от Виолы, он не обратил внимания на удушливый запах экзотических духов и лилий, царивший в доме, так как слишком к нему привык. Элоиза Давенпорт, как правило, окружала себя подобной атмосферой.

Подойдя к окну, он принялся смотреть на улицу.

Через некоторое время в комнату вошла хозяйка дома, одетая в одно их тех длинных и бесформенных прозрачных одеяний, в которых она обычно принимала Рейберна у себя в будуаре.

Услышав ее шаги, он обернулся.

Свет в гостиной был слегка приглушен, но даже его оказалось достаточно, чтобы роскошные светло-каштановые волосы Элоизы заискрились, словно огненные, а в ее зеленых глазах появился чувственный блеск.

— Рейберн! Какой приятный сюрприз! — воскликнула она.

— Ничего приятного я в этом не вижу, — отрезал он и подошел вплотную к своей прежней любовнице.

Они стояли и молча смотрели друг на друга. Наконец Рейберн проговорил суровым тоном, глядя ей прямо в глаза:

— Как ты могла совершить такой мерзкий поступок?

— Ты это заслужил, дорогой!

— Я — возможно, — нехотя согласился он, — но ведь ты прекрасно знала, что это заденет не только меня одного!

— Неужели ты всерьез полагаешь, Рейберн, что меня интересует судьба этой наивной простушки, с которой ты якобы помолвлен? — сердито осведомилась Элоиза Давенпорт.

— С которой я и в самом деле помолвлен, — невозмутимо поправил ее Рейберн.

Пока она будет сидеть в тюрьме — «а это займет по крайней мере несколько месяцев, — мы могли бы недурно провести время вдвоем, — цинично продолжала леди Давенпорт. — Тебе ведь будет так одиноко без твоей юной очаровательной невесты… А разве кто-нибудь сумеет тебя утешить лучше, чем я?

— Ты часто давала мне понять, что умеешь мстить, — задумчиво произнес Рейберн, — но, по правде говоря, я не очень этому верил…

— Теперь тебе придется поверить! — отрезала Элоиза. — Газеты и так не слишком лестно отзываются о внешней политике, проводимой твоим министерством, а уж этот скандал они раздуют непременно и сделают это с удовольствием! Боюсь, дорогой, что тебе придется уйти в отставку…

— Не сомневаюсь и готов сделать это, если дело дойдет до суда. — Самообладание ни на мгновение не покидало Рейберна.

— Я собираюсь завтра выступить на нем свидетелем, — сладко улыбаясь, пропела леди Давенпорт. — Я так и заявила об этом полицейским!

Ее улыбка приобрела зловещий, торжествующий оттенок.

— Перед уходом ты непременно должен заглянуть в маленькую гостиную, Рейберн. Она в ужасном состоянии — ковер почти сгорел, так что мне, видимо, придется купить новый. А уж про многочисленные суфражистские воззвания, разбросанные по всему полу, я даже не говорю!..

Элоиза прекрасно играла свою роль. Впрочем, Рейберн никогда и не сомневался, что в ней пропадает великая актриса.

— Охотно верю тебе на слово, — насмешливо отозвался Рейберн. — Итак, ты намерена завтра предстать перед судом в качестве лжесвидетельницы?

— А ты сам? Вспомни — ты тысячу раз клялся мне в любви, а теперь все это забыто… Значит, ты тоже клятвопреступник! — не осталась в долгу леди Давенпорт.

— Насчет тысячи раз ты, пожалуй, преувеличиваешь, — с сомнением в голосе произнес Рейберн. — Впрочем, зачем вспоминать прошлое? В нем имеет значение лишь один эпизод…

— Интересно, какой? — с любопытством спросила леди Давенпорт.

Она держалась с вызывающим высокомерием. Казалось, эта красивая женщина, которая сейчас так яростно спорила с Рейберном, не сомневалась в действии своих чар и верила, что огонь любви, когда-то сжигавший их обоих, еще не угас.

Не могла же она знать, что ее восхитительное тело больше не в силах его соблазнить, а чувственные губы уже не влекут к поцелуям.

Элоиза Давенпорт была слишком самонадеянна. Ей и в голову не могло прийти, что в этот момент Рейберн испытывает к ней лишь одно чувство — ненависть, причем такую сильную, какой не вызывало у него дотоле ни одна женщина.

Он извлек из кармана листок бумаги и обратился к Элоизе со следующими словами:

— Должен предупредить тебя — если ты всерьез намерена завтра на суде обвинить Виолу, она, разумеется, отвергнет все твои обвинения как ложные, а я в доказательство предъявлю суду вот это послание.

— Что это такое?

Рейберн протянул ей бумагу.

— Это копия письма, которое ты написала мне около трех месяцев назад, после нашего пребывания в Бленхеймском дворце. Оно касается княгини Пававенской. Прочти!

С минуту леди Давенпорт колебалась, а потом все же взяла бумагу из рук Рейберна.

Она сразу поняла, о чем идет речь. Это был отрывок из письма, написанного ею на гербовой бумаге, которой пользовались только обитатели дворца, и адресованного Рейберну. В нем Элоиза обвиняла его в ухаживании за польской княгиней, которая тоже в то время останавливалась в Бленхеймском дворце.

В письме говорилось следующее:

«Я выцарапаю глаза этой женщине или даже убью ее, если ты еще хотя бы раз осмелишься приблизиться к ней. Ты принадлежишь мне, и я не собираюсь делить тебя ни с кем! Вчера ночью, лежа в твоих объятиях, я воображала себя самой счастливой женщиной на свете, а сегодня я словно ввергнута в ад… Но предупреждаю — я умею мстить! Ты поплатишься за свою измену…

Я люблю тебя, Рейберн, и буду бороться за тебя до последнего своего вздоха! А если ты бросишь меня ради княгини или любой другой женщины, клянусь, она пожалеет о том дне, когда появилась на свет, а еще больше — о том, когда познакомилась с тобой!..»

Элоиза медленно прочла эти строки, написанные ею в гневе, затем перечитала их еще раз.

— Подозреваю, что герцог и герцогиня Мальборо вряд ли придут в восторг, если их имя будет упомянуто в связи со столь щекотливой ситуацией, — продолжал Рейберн. — Их даже могут вызвать в суд в качестве свидетелей — ведь это у них в доме мы тогда гостили! Впрочем, ты, такая признанная специалистка по мести, наверняка предвидела такой поворот событий!..

Он говорил размеренно и спокойно, но Элоизе Давенпорт казалось, что каждое слово Рейберна ранит ее, словно удар кинжала. Итак, вся ее хитроумная схема мести разрушена! Она бессильна против него…

Если письмо и в самом деле будет оглашено в суде или, того хуже, опубликовано в газетах, она будет навсегда изгнана из общества.

«Делай что хочешь, но тайно!» — таков был смысл негласной одиннадцатой заповеди, которой руководствовалось в то время высшее общество, и Элоиза понимала, что если ее, жену видного человека, обвинят в адюльтере, прощения ей не будет.

Она молча стояла, не в силах отвести глаз от письма, а затем дрожащим голосом произнесла:

— Ты не посмеешь предъявить его!

— Ошибаешься! Я сделаю это, ни секунды не колеблясь! — холодно произнес Рейнберн.

Элоиза взглянула на Рейберна со жгучей ненавистью, и на мгновение ему показалось, что с ней не удастся договориться, но уже в следующую минуту она угрюмо спросила:

— Ну хорошо, так что я должна делать?

— Ты сейчас же отправишься вместе со мной в полицейский участок, заберешь у них свое заявление относительно участия Виолы в поджоге и объяснишь, что произошло недоразумение. Только помни — ты должна говорить очень убедительно, иначе полицейские тебе не поверят!

— А ты, значит, выйдешь сухим из воды? — сквозь зубы спросила Элоиза, не в силах скрывать клокотавшую в ней ненависть.

— Так же, как и ты.

Она взглянула на него, потом снова перевела взгляд на листок, который продолжала сжимать в руке.

Рейберн молча ждал ее решения.

Наконец Элоиза вскинула голову.

— Давай порвем это глупое письмо и забудем все, что я наделала! — предложила она. — Вернись ко мне, Рейберн, я не могу жить без тебя!..

Такая перемена тона и выражения лица застали его врасплох.

— Ты ведь еще можешь разорвать эту нелепую помолвку, Рейберн, — горячо продолжала она. — Правда, сначала мы все равно должны будем встречаться тайно, пока не истечет срок траура, но потом…

Намек был слишком прозрачным, однако, вопреки ожиданиям Элоизы, Рейберн не обрадовался такой перспективе. Гордо выпрямившись, отчего он даже стал казаться выше, молодой человек с расстановкой произнес:

— Я мог бы еще простить твой поступок по отношению ко мне — твои чувства вполне понятны и объяснимы. Но я никогда не прощу тебя, Элоиза, за то, что ты хотела погубить юную, безобидную девушку, которая даже не может защитить себя и не сделала тебе ничего плохого!

Леди Давенпорт раздраженно фыркнула.

— Неужели эта девчонка что-нибудь для тебя значит? — презрительно спросила она. — Разве может она дать тебе то наслаждение, что ты познал со мною, или разжечь в тебе тот огонь, которым заставляла тебя пылать я? Забудь ее, и мы будем счастливы — счастливы, как были когда-то…

— Это невозможно, — твердо ответил Рейберн. — Прости меня, Элоиза! Мне жаль, что я невольно причинил тебе такую боль. То, что было между нами, и в самом деле было восхитительно, но теперь все это уже в прошлом…

Он говорил спокойно и уверенно, и все же Элоиза Давенпорт продолжала на что-то надеяться.

— Обними меня! Поцелуй… — страстно проговорила она, протягивая руки к Рейберну. — Ты увидишь — наша любовь все еще с нами!..

Рейберн, отвернувшись, подошел к камину.

— Слишком поздно, Элоиза. Сказанного и сделанного не воротишь. Прошу тебя, переоденься, и мы сейчас же поедем в полицейский участок.

С минуту она стояла в нерешительности, глядя ему в спину, а затем патетически воскликнула:

— Я ненавижу тебя, Рейберн!..

Так как никакой реакции с его стороны не последовало, Элоизе не оставалось ничего другого, как молча выйти из комнаты и выполнить просьбу Рейберна.