Выбрать свободное небо

Глава первая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Почему в гостиничных номерах всегда чувствуешь себя другим человеком? Непохожим  на себя? Может быть, потому, что это место хранит память о целой череде индивидуумов. Счастливых, несчастных, возбужденных, опустошенных, злобных, радостных, довольных всем и уставших от всего.

 Ты – всего лишь один в череде таких же, как и ты… Они словно здесь же, с тобой. И хорошо, что с тобой, потому что больше нет никого… Ты, телевизор и коньяк. Даже закуски нет, не говоря уже о людях. Проливной дождь за окном в качестве собеседника.

Странно, у нее же есть семья, есть друзья. Есть поклонники и есть коллеги. Но сегодня почему-то она осталась одна. Она чувствовала это одиночество, была рада ему. Пожалуй, жаждала ощутить его… Да она в эту поездку отправилась в основном для того, чтобы побыть одной, потому что вдруг почувствовала, что ее не стало. Она попросту растворилась в тех, кто ее окружал. В их заботах, потребностях, склоках. В их любви и непонимании…

И вот сегодня Тереза настигла, наконец, свое одиночество. И попыталась найти в нем саму себя …

Она выпила коньяк, налила еще, поискала пульт, чтобы выключить телевизор, - он мешал ей. Важная мысль, которая помогла бы объяснить, что не так с ее на редкость благополучной жизнью, вертелась в голове. Но Тереза никак не могла ее сформулировать…

-  Накануне в нашем городе был показан спектакль по пьесе Артема Казанского «Одиссей и его Пенелопа». Он рассказывает о светлой, чарующей любви на все времена. Эта постановка стала символом возвращения на театральную сцену Владимира Зубова, знаменитого сериального актера, - услышала она. Палец замер на красной кнопке пульта. - Актера, которого еще называют самым красивым мужчиной российского кино. Владимир, как вам наш город, наши зрители?…

- Надо же, - обратилась Тереза к экрану, откуда ей что-то энергично вещал ее любимый актер, - как занятно… - и она все же нажала кнопочку. Экран погас.

На том же этаже, в той же гостинице, самый красивый мужчина российского кино тоже взял пульт и раздраженно стал щелкать, переключая каналы. Нет, надо было затащить в гостиницу эту девочку-ведущую, как он и планировал вначале. Но она так старалась оказаться в его койке, так настойчиво предлагала себя, что в какой-то момент ему стало противно.

К тому же Зубову наконец стало ясно, что он лично всех этих девочек: и эту конкретную, и тех, что были у него до этого -  интересовал мало… Вот Одиссей, который рассказывал о любви так, что у всего зала на глазах были слезы – это да.

 А он сам… Получается, что он сам особо никому не нужен… Одинокий, холодный. Раздраженный, капризный, голодный… Да, еще и голодный.

Тур по большим городам России, которым его соблазнили за большие – даже для него – деньги, был организован из рук вон плохо. Например, здесь, в одном из южных городов, их просто-напросто забыли покормить. В гостинице же в этот час был открыт бар, спиртного было – хоть залейся. Но в ресторан обслуживал лишь  проживающих и только по часам. Время ужина прошло, до двенадцати их подождали, а  дальше… Всё закрыли и, кажется, даже опечатали. Магазинов поблизости не было. Гостиницу – как он и просил – предоставили тихую, на отшибе… Судя по тому, как долго их везли, еще и за городом.

Владимир выпил еще коньяку, утешая себя тем, что там много калорий. С тоской вспомнил шоколадку  из мини-бара, вкусную и маленькую…

- Ну, что, еды нет? – в номер вошла его прекрасная Пенелопа. Сейчас, с хвостиком, без грима, в изысканно драненьких джинсах и коротеньком топике, она была похожа на девочку-подростка. Страшненькую, надо отметить. - А что ты ведущую к себе-то не позвал? Она же местная, организовала бы нам питание. А ты бы расплатился бы за еду телом, - ехидно добавила актриса.

Владимир зарычал, залпом допил коньяк:

- А почему это за еду для нас я должен расплачиваться своим телом? А ты?

- Так и я расплатилась бы, но особо никому не надо… - вздохнула Марина.

- Наши-то молодцы, - перевел он тему разговора, - уехали к родственнику помрежа, едят там…

- Они-то молодцы, а мы-то с вами – звезды, - обрадовалась она возможности заговорить о другом. Вспоминать о щемящей, горькой любви к Зубову Марине совсем не хотелось. К тому же эта любовь оказалась ему совсем не нужна…

- На что это ты намекаешь, Марина?

- Я? Намекаю? Я прямо говорю, что ты включил звездность, поэтому все уехали. А ты – и я с тобой за компанию – сидим здесь. Злые и голодные… Зато звезды. Гордые до невозможности…

- Ладно, давай напьемся. Вусмерть.

- Ага! – она взяла бокал. - И будем завтра болеть…

Он выпил, благодарно улыбнулся и стал опять нажимать кнопочки пульта.

- В наш город, в рамках презентации новой книги «Атлантида, любовь моя…» прибыла известный писатель-фантаст Тереза Тур. Она, как никто другой, умеет смешать в своих произведениях грани разных реальностей… 

- «Грани реальностей»! – фыркнул Владимир и выключил звук. – Представляешь, у нее там «произведения»!  Какой пафос!

- А мне она нравится, - вдруг возразила Марина. - И книги ее, и выступления. Практически моноспектакль. И поет она хорошо.

- Ты еще скажи, что на эту самодеятельность ходила!

- Нет, но в Интернете смотрела, вполне ничего. Вполне грамотно кто-то ставит.

- Б-р-р... Все по Преображенскому: разруха. А все потому, что каждый занимается не своим делом. Повар не кормит, менеджер – урод… Кстати, и телефон у него выключен. А писатель… Творить хорошо, скорее всего, не умеет, а людей удивить чем-то надо. Вот и поет.

Глава вторая

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Итак, она возвращалась в любимый город, в Петербург. В этом году, «совершая экспансию в регионы», как говорил дядя Павел, они добрались через Поволжье до Челябинска, посетили Москву. Потом была дорога на Сочи с остановками во всех крупных городах, что встречались по пути.

Получилось, что дома Тереза практически не была с декабря по март. Конечно, она приезжала-прилетала хотя бы на пару дней, но всё как-то урывками. У Терезы вообще создалось впечатление, что она стала в своем доме чем-то чужеродным. Как кость в горле. Как камешек в печени…

Муж дулся, говорил, что она их забросила, и при этом не желал общаться, когда она появлялась. А ее сыновья-близнецы были поглощены своими подростковыми делами. В ответ на ее покаянное «Я вас совсем забросила…» они обычно отвечали весьма цинично: «Зато подарки даришь хорошие, поэтому продолжай забрасывать». Чего еще ждать от молодых людей в пятнадцать лет, когда они озадачены мировыми проблемами и половым созреванием.

С другой стороны, с детьми у Терезы получалось общаться больше, чем тогда, когда она сидела в Питере. Они перезванивались каждый день и говорили по душам, а не обменивались дежурными фразами вроде «Как дела?» - «А, нормально…». Кроме того, ей удалось уговорить сыновей присоединиться к ней во время тура. На каникулах Иван и Яков прилетели - Казань, Астрахань, потом Сибирь… эта неделя была чудесной. Жаль, муж был занят и не смог поехать с ними.

Сегодня она вдруг осознала, что «Тур Терезы Тур» закончен. Все. Поняла, как хочет домой к детям. Немедленно, не теряя ни минуты. Поэтому сдала билеты на поезд, распрощалась с мужиками – те вместе отправлялись к себе домой в Москву – и полетела на самолете. Это Тереза делала крайне редко, потому что высоты боялась, полетов не любила, как и мысль, что кому-то придется вверить свою драгоценную жизнь.

Перед посадкой в самолет Тереза позвонила мужу Александру и попросила встретить ее в аэропорту. Хотелось если не фанфар и фейерверка в честь возвращения, то хотя бы цветов, объятий, романтики…

- Слушай, зачем я туда поеду? – ответил муж, - это начисто лишено резона. Как ты знаешь, машину я не вожу, а на такси в Пулково ехать, а потом обратно… Это противоречит  здравому смыслу. К тому же недешево. Я тебя лучше дома подожду…

Вот и вся романтика. Нет, цветы он купит, разумеется, если ему прямо об этом сказать… И дать четкие указания, что необходимы кремовые розы. И не забыть уточнить диаметр цветка, длину стебля –  все равно будет перезванивать из магазина, спрашивать…

С другой стороны, она сама выбрала такого мужа, преклонялась перед его талантом, интеллектом, бульдожьим упорством, с каким он всегда добивался того, что хотел… Так, в свое время, он добивался ее. Так строил свою карьеру – в сорок пять лет Александр был уже профессором, ведущим специалистом по своим рыцарям. Он вырос в крайне неблагополучной семье, с которой прекратил всяческой общение много лет назад, когда поступил в Большой университет.

Тереза сохранила влюблено-почтительное отношение к мужу со времен знакомства. Тогда Александр – молодой и целеустремленный, подающий надежды кандидат наук, - только поступил в докторантуру. Тереза – студентка второго курса, искренне считала, что знает всё на свете лучше других. Он вел у нее семинары. Они яростно спорили по любому поводу. Например, ее мутило от его явного преклонения перед западно-европейскими рыцарями. Тереза была свято убеждена, что в нашей стране это недопустимо.

Кроме того, оба знали французский и немецкий языки и периодически в пылу полемики переходили на них. К вящему восторгу всей группы, которая смело могла во время семинаров заниматься своими делами – этим двоим явно не было дела до всех остальных.

Потом Александр завалил Терезу на экзамене – поставил «хорошо» вместо «отлично». Причем просто так, из вредности. Или от огорчения, что они больше не встретятся, кто его знает... Любая оценка, кроме «отлично», ее попросту унижала. После экзамена Тереза пришла к нему требовать объяснений один на один. Она вообще была хорошо воспитанной девочкой и никогда прилюдно ни с кем отношений не выясняла.

В итоге они дообъяснялись до того, что Тереза забеременела. Александр страшно испугался – вся его жизнь, которую он с такой любовью и старанием распланировал, летела в тартарары… После крайне некрасивого выяснения отношений девушка удалилась с фразой: «Не смею вас больше беспокоить». А потом к Александру пришла ее мама.

Молодые поженились, и у них родилась двойня, как и положено в семье Туров. Дети не доставляли особых хлопот – ведь помогали домработница и мама-профессор, умевшая все организовать. Да и сама Тереза, чуть придя в себя после родов, сумела наладить свою жизнь так, чтобы всем было удобно: и ей самой, и мальчикам, которых она обожала, и супругу, перед которым преклонялась. Да и он сам спустя несколько месяцев уверовал в то, что это было его решение, что он обрадовался вести о беременности и никогда не произносил слово «аборт».

Но в редкие минуты душевной невзгоды бывало, что Тереза вспоминала тот ужасный разговор очень отчетливо. Как, например, сейчас. И прекрасно понимала, что ничего не забыла и не простила. Но как бы то ни было, они стали образцом счастливой и успешной семьи. Бурные годы, как огненный шквал пролетевшие по стране, не принесли в их семью ни материального недостатка, ни других негативных изменений.

Однако пару лет назад, придя с заседания кафедры, Тереза вдруг сообщила, что увольняется. Она пренебрегла и мнением мужа - понятно, он был категорически против - и мнением  окружающих. «Что ты делаешь, губишь свою жизнь», - высказали все их знакомые как один…

Глава третья

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В этом году весна никак не желала начинаться. Это было по всей стране, это было и в столице. Снег, конечно, убирали и вывозили, тщательно отскребали асфальт ото льда, но  температурные показатели в марте все равно зашкаливали хорошо за минус. Согласитесь, десять-пятнадцать градусов мороза без намека на оттепель в марте – это уже перебор. Да еще и в свете постоянных разговоров о глобальном потеплении…

Тереза вышагивала по Москве на умопомрачительных шпильках. Спина прямая, белокурые волосы развеваются на ветру, зеленые глаза блестят… И кому какое дело, что тошно, что жизнь - такая уютная и правильно организованная -  вдруг стала рушиться.  «Семья – это моя крепость», - любила с гордостью повторять Тереза. И тут оказалось вдруг, что стены этой крепости не из камня, а в лучшем случае из картона…

Подобные мысли обычно вызывали у Терезы прилив злости. В такие моменты она была неотразима – и знала это. И в данный момент даже собиралась этим воспользоваться.

- Тамара Яковлевна! – раздался у нее за спиной низкий бархатный голос, сводивший с ума миллионы телезрительниц.

- Тереза Ивановна, - поправила она. Как только ее ни называли люди, путая ее имя! Тереза повернулась к актеру с улыбкой.

- Я не думал, - обратился к ней Владимир, - что вы воспользуетесь случаем и начнете пиариться самым бессовестным образом за мой счет.

Ее улыбка стала еще безмятежней:

- От гадких слухов о том, что мы с вами пали жертвами однократной сексуальной связи на гастролях, пострадала ваша репутация?

- Мне противно, что женщина пользуется такой сплетней, чтобы пролезть повыше!

- Вы забавны! – ее голос стал на тон ниже и чуть размереннее.

- Я? Да как вы смеете!

- Наверное, это что-то из роли сериальных принцев, не иначе. Реплика очень похожа. И интонируете вы так же… - теперь в голосе появилась явная насмешка.

Актер что-то прошипел сквозь зубы.

- Простите, мне надо идти. Я не люблю опаздывать, а потом оправдываться, - и Тереза, развернувшись, дробно застучала по мерзлому асфальту своими каблучками.

«Вот зараза! Помесь гремучей змеи с колокольчиком!» И чего он так расстроился? Женщина… Как может, так и пробивается. С кем может, с тем и пробивается. А он-то думал... Зубов докурил сигарету, раскурил следующую.. Постоял, выкинул. Вот, опять курить начал. Владимир обычно ревностно отлеживал новости про себя во Всемирной паутине. Как увидел вчера про интрижку с Терезой, так и сорвался. И было бы из-за чего. Из-за кого…

Так, он уже опаздывает, а человек того ранга, что его пригласил, имеет право не любить опозданий. И опоздавших. Пусть это приятель по театралке, но все же…

Поэтому Владимир поспешил. Ступени такие же, как одиннадцать лет назад, когда он голодным и неизвестным поднимался по ним на кастинг. Сериальный принц - как нелепо! Выдуманное королевство, сказка для взрослых про честь и отвагу. И про любовь.

Актеры, отобранные больше за экстерьер… Хотя потом им в этих ста пятидесяти сериях «мыла» что только ни пришлось сыграть: и трагедию, и комедию, и фарс. И песни, и пляски, и хороводы!

Вот где была школа жизни, вот где он научился крупный план держать… А что делать – практически каждая мизансцена заканчивалась крупными планами – так требовала специфика жанра мелодрамы… И часто недописанный нормально  текст…

Зубов опомнился перед кабинетом директора по развитию крупнейшего в стране медиахолдинга. Секретарша ему что-то втолковывала – ах, да, он забыл снять куртку. Отмахнулся, улыбнулся, извиняясь – опаздываю! Вошел в кабинет, который вот уже год занимал новый хозяин – его бывший сокурсник Степан. Как его нынче - Ильин Степан Сергеевич.

- …Вы знаете, наш Зубов опаздывать не любит. На него это не похоже, - высокое начальство как раз обхаживало Терезу – да, кажется Терезу – и что за имечко! И она здесь! Да что ж за день сегодня такой!

- Владимир! Наконец-то, - Степан прекратил подсовывать гостье блюдечко с печеньем, от которого та старательно отказывалась, и обратил взор к двери.

- Приношу свои извинения, - а что еще говорить в такой ситуации… - Не рассчитал время.

- Ничего-ничего, проходи. С Терезой Ивановной вы знакомы? Вот и хорошо… Чай, минеральная вода, кофе?

- Спасибо, ничего.

- Ладно, – потер руки Степан, - тогда к делу.

Он на секунду замолчал, собираясь с мыслями:

- Тереза Ивановна, – легкий поклон в сторону женщины, которая непринужденно сидела на краешке стула с абсолютно прямой спиной, - самое ценное наше приобретение прошлого сезона. Ее сценарии безукоризненны, язык героев – выше всяких похвал. И главное, ее творения пользуются популярностью у зрителей.

- Спасибо, - склонила голову женщина.

- Не за что, потому что это не комплимент. Это факты. Сериал «Школьные хроники», который мы запустили в том сезоне, бьет все рекорды популярности. Честно говоря, я и не предполагал, что сериал про учителей, детей, их родителей, экзамены, уроки, личную жизнь и тому подобные вещи, может привлечь внимание аудитории. Да еще и так массово… К сожалению, этот сериал не предполагает продолжения на следующий год. Я вынужден был с вами согласиться, Тереза Ивановна, что тема себя исчерпала… И к тому же слишком красиво получается – отследить жизнь людей, у которых жизнь идет не по обычному календарю, а по учебному… Это слоган, - пояснил он Владимиру.

Тот преувеличенно вежливо кивнул.

- У нас ведь жизнь тоже идет не по природе… поэтому со следующего сезона мы запускаем новый грандиозный проект: семьдесят серий фильма «Этика в белых халатах». Сценарий нам предоставила опять-таки Тереза Ивановна, он выше всяких похвал. Наша стратегическая задача – сделать так, чтобы все в стране говорили только про наш канал, про наш сериал, про наших актеров. И я бы хотел предложить тебе, Владимир, главную мужскую роль в этом проекте.

Глава четвертая

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

- Послушай, Саша, я ничего не могу поделать с этим. К тому же я поставлена в такое положение: если начну оправдываться, спорить и доказывать, что никакой связи нет, – это даст обратный эффект.

Владимир остановился у Терезы за спиной, перевел дыхание и стал себя ругать. И зачем он, наскоро распрощавшись со Степаном, побежал за этой женщиной? А теперь еще и попал в совершенно дурацкое положение, потому что она разговаривала по телефону. И судя по всему, разговор был личный и неприятный.

- Пожалуйста, прекрати. Ты должен понимать, что…

Он поразился тону: просящему, жалкому, столь не подходившему такой роскошной женщине. Владимиру стало стыдно, словно это он говорил ей сейчас гадости, а не незнакомый ему человек из телефонной трубки.

Зубов вздохнул: какая странная женщина. Как же всего в ней слишком много. И слишком уж разного намешано: писатель-фантаст и бизнесвумен, доктор наук и сценарист, ваяющий душещипательные сценарии для отечественного «мыла»… 

А еще человек, написавший сценарий фильма, которым он заболел. Сценарий, где смешивались сны двух людей из разных эпох – современного геймера и офицера, сражающегося в Сталинграде. Один до одури играет в «CALL OF DUTY», практически живет в этой игре, путает виртуальность и реальность, сон и явь. Другой спит урывками, когда тяжелые немецкие самолеты сбрасывают бомбы. А что делать, если в остальное время то отражение немецких атак, то наши контратаки…

И вот им начинает сниться настоящее друг друга. И оба воспринимают эти сны как кошмар. Оба просыпаются в холодном поту. Оба думают, что сошли с ума. Человек, живущий в наше время, который видит день за днем то, что было на самом деле в 1942 году, видит глазами капитана. И несчастный советский капитан, который видит в снах, как непонятные, то ли нарисованные, то ли вылепленные из чего-то люди плывут через Волгу. Только почему-то днем. Размахивая красными флагами и включив патефон. Он вскакивает в ужасе во весь рост, готовый бежать к реке, чтобы прекратить эту бессмыслицу, эту напрасную гибель пополнения, так нужного в городе…

Его хватают, валят на землю: «Куда ты, дурак, куда поднимаешься? Куда во весь рост?!»

Вот где смешение четырех пластов реальности: современной, где почти исчезло понимание того времени; военной, где действует приказ: «За Волгой земли нет». И параллельных снов, где переплетаются судьбы двух молодых людей.

И все-таки Владимир не мог поверить, что эта женщина и есть автор такого пронзительного ясного текста, что запал ему в душу. Поэтому он и пустился ее догонять - хотел понять для себя что-то важное. И теперь, стоя у нее за спиной и невольно подслушивая, он не мог сообразить, как ему поступить. Наверное, потихоньку уйти.

Тут Тереза резко развернулась, видимо почувствовав, что кто-то стоит у нее за спиной. Она чуть покачнулась на своих умопомрачительных шпильках – Владимир испугался, что упадет, и подхватил ее за локоть. Тереза посмотрела на него с недоумением. Он заметил слезы в глазах и покрасневший нос. Надо же, эта женщина и плакать красиво не умеет!

- Поговорим позже, - глухо произнесла она, прерывая чей-то монолог, который был слышен из трубки даже Зубову. - Чем обязана, Владимир Александрович?

- Простите, кажется, я не вовремя, - он выпустил ее.

- Ничего страшного, - она с видимым облегчением бросила в сумку телефон. - Вы что-то хотели?

- Да. Я хотел бы переговорить по поводу сценария. Вы знаете, я их много читал, но этот не дает мне покоя. Он запал мне в душу…

- Вы знаете, я много чего писала, но этот текст получился особенным…

- Может быть, пообедаем вместе и все обсудим? К тому же на улице холодно.

- Ничего не имею против, но сегодня не могу – мне надо ехать, - ответила Тереза

- Жаль, - ему не хотелось отпускать эту женщину. - Может быть, потом?

- Может быть, - и она стала спускаться по ступеням.

- А вы на чем? – доставая ключи, поинтересовался он. - Где ваша машина?

- Машина? Зимой, в центре Москвы? Ну, уж нет! – рассмеялась она, сразу снова став красивой. Зеленые глаза блеснули.

- А на чем вы добирались?

- На метро, - фыркнула она, - знаете ли, есть такой вид транспорта. Очень удобно. И время рассчитать можно.

- Так давайте я вас подвезу. Заодно мы поговорим.

- А давайте! – легко согласилась она. - Только я понятия не имею, как туда ехать на машине, показать не смогу.

- Но адрес-то знаете? – он открыл перед ней дверь.

- Знаю, - согласилась она и назвала адрес дома в Ермолаевском переулке, неподалеку от Патриарших прудов.

- Вы там живете? – спросил он вежливо, а про себя огорчился, что ехать не так уж и далеко. Тут ему пришло в голову, что если бы она назвала адрес в Питере и выяснилось, что везти ее надо туда, то он бы не расстроился такой долгой дороге.

- Нет, я там не живу, я там гощу, когда заявляюсь в Москву. Это квартира еще одной моей тетушки. Елены.

- Сестры Павла?

- О, вы запомнили рассказ о моих путанных родственных связях?

- Почему-то запомнил.

Он протискивался между двумя на редкость неудачно поставленными машинами, поэтому замолчал. Потом, когда они вырвались на простор какой-то широкой улицы, и машина радостно и легко рванула вперед, Владимир спросил:

- А как вам вообще пришла идея написать сценарий о войне, о Сталинграде?

- Это вы про то, что «у войны не женское лицо»?

- Нет… Просто вы не похожи на человека, который разбирается в специфике военных действий. Или даже просто интересуется ими.

- Ну, во-первых, вы меня совершенно не знаете, иначе такого впечатление у вас не сложилось бы, - довольно резко ответила Тереза.

Глава пятая

ГЛАВА ПЯТАЯ

Он был очарован этой женщиной. И пусть он видел ее второй раз в жизни, пусть она явно не подходила для легкой, красивой и короткой интрижки, в которых он был большой мастер, пусть она ему вообще не подходила, – он был очарован.

Это сладкое, пьянящее чувство в последнее время приходило к Зубову нечасто. Женщины вызывали в нем раздражение и порой презрение своей доступностью. Но буйные чувства, яркие эмоции были ему необходимы как актеру. Так что увлечение еще одной женщиной, игра в первое свидание, новизну ощущений, страстные поцелуи и смятые простыни… Все это было скорее производственной необходимостью, чем потребностью сердца. Сердца, которое частенько называли ледяным или каменным – на выбор той дамы, которую он оставил. Или того журналиста, который об этом написал.

Владимир быстро загорался, сходил с ума от любви, как положено,  страстно ревновал, проводил бессонные ночи, настойчиво добивался той, которую захотел… А потом - все. Интерес пропадал, связь начинала тяготить.

Последний год Владимир стал обращать внимание на то, что даже на пике страстных отношений он оставался холодным и расчетливым. Как бы он ни буйствовал, где-то глубоко внутри сидел ледяной червячок, который руководил всем. Этот червячок четко отмерял меру и степень влюбленности, командовал, когда надо остановиться. «Все должно идти во благо сверходаренного актера Владимира Александровича Зубова», - был его девиз.

Так что за чередой ролей бешено влюбленного человека жил себялюбец и эгоист, жил при этом вполне комфортно и ничего менять не собирался. Зубова свой склад характера скорее радовал, чем огорчал, потому что это был путь к успеху.

Он искренне считал, что без непробиваемой самоуверенности, ничем и никем непобедимой самовлюбленности, в профессии актера делать нечего. Можно иронично покритиковать свою роль. Нужно скептически отозваться о том, что у тебя не все получилось. Стоит иногда дать интервью, где ты насмешливо отзовешься о себе любимом. Но на самом деле себя надо холить и лелеять как актера.

А что делать? Такая работа. Работа, где легко сочетаются обожание толпы и гадкие, порочащие тебя статьи в прессе. Когда сначала работа над несколькими проектами сразу, а следом - полное забвение на несколько лет. Работа, где сосуществуют звездная болезнь и дикое, выедающее тебя изнутри чувство, что ты никому не нужен.

 Самая страшная профессия. Самая лучшая. Ведь нет ничего слаще на свете, чем власть над залом…  По крайней мере для таких людей, как он.

Владимир подъехал к театру, где служил уже второй год. После всех перипетий и сериалов он вернулся на сцену – благо, люди шли на него, зал был полон. Следовательно, можно было отвлечься на какое-то время от того, что на экране не то, что достойных ролей не было, а вовсе царило какое-то убожество. Деньги платили, но страшно экономили на всем: на сценариях, на костюмах, на сведении материала. Поэтому получалось все как-то не очень. Кроме того, в последнее время Зубов столкнулся с тем, что снимать-то снимали, а вот до выхода на экран дело не доходило. То деньги заканчивались на разных этапах съемок, то телеканалы не хотели покупать дорого, а создатели - продавать дешево…

Владимир оставил машину на том месте служебной стоянки, где на асфальте было написано краской его имя. Легко взбежал по ступеням служебного хода, под вывеску «Посторонним вход воспрещен». Парень-охранник приподнявшись, поприветствовал его. О, это волшебная причастность к чему-то, недоступная простому смертному, перетекающая в чувство собственной значимости…

Узкий коридор, знакомый вестибюль, огромная доска с фотографиями актеров и приколотыми рядом рецензиями на их роли. Такая была традиция в их театре: все, что появлялось в газетах, журналах, Интернете, – пришпиливали сюда.

Вот уж мимо чего Зубов старался пройти как можно скорее, так мимо этого стенда. Как правило, ничего хорошего про него не писали, все больше какую-то гадость. «Актер, обладающий небольшими талантами, но прекрасной внешностью. Более красивой лепки скул, наверное, нет ни у кого». От этой «красивой лепки скул» у него самого скулы сводило от бешенства.

 И как Владимир себя ни убеждал, что все это – зависть в чистом виде, не имеющая отношения к нему как к актеру… но жила в нем застарелая обида. Стараешься доказать всем, что ты лучше. Ты знаешь, что ты лучше. Это все видят, но не желают признавать.

Зубов тяжело вздохнул и пошел дальше, к гримеркам. Навстречу попался человек, который показался смутно знакомым.

- Добрый день, Владимир Александрович, - радостно окликнул Зубова лысый мужчина.

Пожалуй, представители только одного семейства называли его по имени-отчеству.

- Здравствуйте, Павел Яковлевич Тур, - ответил он, пожимая протянутую руку. - Какими судьбами вы к нам?

- Марина прислала мне билеты на ваш завтрашний спектакль. И вот я пришел отблагодарить.

- Билеты, вот черт! – такая хорошая идея, а ему и в голову не пришла.

- Что, простите? – опешил Павел.

- Ругаю себя за неблагодарность. Надо было сообразить и послать эти несчастные билеты первым.

- Да ладно вам. Марина, - Павел с особой нежностью произнес имя партнерши Зубова, - отправила билеты от вас обоих. Так что хватит на всех: и на меня, и на гитаристов, и на звукорежа с женой, и на Терезу с Александром. Это муж, - пояснил он, увидев вопрос на лице актера. -  Знаете, она его специально попросила приехать для похода на спектакль.

- А-а, - протянул Владимир, - я понял. «Мужняя жена, и счастлива оставаться ею»…

- Да… - насторожился вдруг Павел, - совершенно верно. Мужняя жена. И очень счастлива.

Владимир вдруг понял, что это неправда.

Глава шестая

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Следующим вечером давали Грибоедова. И Владимир был уже Чацким. На спектакль должна была прийти Тереза – и эта мысль не давала ему покоя.

- Володя, не вертись, тебе же лицо, доброе к людям, рисовать невозможно, - ругалась гримерша, старая, огромная как бегемот, с вечной сигаретой в зубах. - Вот попаду кисточкой в глаз – узнаешь, как мешать людям работать!

- Прости, Лялечка! Больше не буду, - каялся актер, но продолжал ерзать в кресле.

- Скипидар в жопе играет? И у тебя, и твоей прима-маринки? – нежно проводя кисточкой по его скулам, продолжала гримерша. Лялечка была гением своего дела, ей было все можно – и она это знала. Ее любимой присказкой было: «Актеров много, а вы попробуйте их морды пригодными для глаза зрителя сделать»… Так что кто был главный, Лялечка давала понять достаточно быстро. Но никто другой и не мог так здорово крокодила в ангела превратить.

Но самое интересное заключалось в том, что те, кто не смог найти общий язык с этой дамой и чересчур болезненно реагировал на ее ненормативную лексику, запах табака и не аристократические манеры, как-то быстро уходили… Не приживались. Равно и те, кто пытался перед гримершей строить звезд Вселенной…

Владимиру же Лялечка нравилась. Хотя он сам не ругался, за своей речью и манерами следил тщательно, не любил, когда выражались другие – особенно молодые актрисы, у которых мат заменял нормальные слова. Но этой бегемотихе было можно. Как-то получалось у нее и в тему, и не обидно, и крайне выразительно…

- Твою нехорошо! – рявкнула Лялечка у него над ухом, и Владимир, наконец, послушался. - Замри, сказала!

- Лютует? – приоткрыла дверь гримерки Марина, уже уложенная, накрашенная, в длинном платье с высокой талией. Вся в буклях и в белом.

Владимир обернулся, чтобы поприветствовать ее – и кисточка попала-таки ему в глаз. Оскользью, но неприятно.

- А я предупреждала! – голос у Лялечки стал счастливым. - Не моргай, говорю, размажешь!

Она аккуратно промокнула салфеткой заслезившийся глаз. Мат смешался с клубами дыма… Красота!

- Я только хотела сказать, - наконец смогла вставить слова Марина, - что из приглашенных гостей не будет гитаристов. Павел сказал, что они уехали куда-то «на чёс», извинялся.

- Чёс – это что?

- Как я поняла, это что-то типа гастролей, только с большим количеством выступлений.

- Понятно. И что?

- Вместо гитаристов появится сестра Павла с супругом. Елена, про которую нам рассказывали. А знаешь, кто у нее муж?

- Волшебник, - пробурчал Владимир.

- Нет, дипломат. Какая-то важная шишка в посольстве во Вьетнаме. Они сейчас в отпуске в стране. Павел спрашивал, не против ли мы с тобой, что будет такая замена…

- Какой вежливый! – громогласно объявила Лялечка, отступая назад и любуясь на дело рук своих. - Эх, Володя! И зачем ты такой красивый? Нет, актер таким быть не должен, иначе гримеры зачем… Без хлеба останемся.

- Будете старить и шрамы рисовать, - ответил Владимир уныло. Он не любил замечаний о своей внешности. Ему все казалось, что отбирают его не за талант, а из-за внешних данных. «Безукоризненная лепка скул», будь она неладна…

- Не кокетничай, тебе не идет… Так, смотри внимательно: все нравится? Всем доволен?

Он кивнул, и Лялечка величественно удалилась.

Марина исчезла еще раньше, и он остался, наконец, один. В огромном зеркале отражался мужчина. Красивые черты лица, серые холодные глаза… Серый фрак, кипенно-белый шейный платок. Только в этом отражении он пока не мог разглядеть Александра Андреевича Чацкого – в этот вечер давали «Горе от ума». Пока он видел лишь актера Зубова, который никак не мог успокоиться.

Однако сделать это было необходимо. Нет ничего хуже, чем выходить на сцену, когда тебя захлестывают собственные эмоции. Настоящие, реальные чувства, выплеснувшиеся на зрителя во время спектакля – это некрасиво. Страсть, что обуревает тебя на самом деле, страсть, которую ты не в силах обуздать и скрыть – это гибельно для действа. Почему? Да потому, что все настоящее выглядит на театральной сцене ненатурально. Явным перебором.

Он несколько раз глубоко вздохнул, приказывая себе успокоиться. Он же не мальчишка, чтобы так реагировать. Так нельзя… Надо всмотреться в зеркало и найти там, в своих отражениях Чацкого – русского аристократа, умного, наблюдательного, язвительного. Человека, который посчитал, что его ум и превосходство над остальными дает право поучать всех и насмешничать. И делать это безнаказанно… А так, увы, не бывает. Так что «карету мне, карету…».

Прозвенел звонок. Потом еще и еще. Он вышел из гримерки и отправился на сцену, чтобы прожить чужую жизнь. Прожить ее так, чтобы все поверили, что все взаправду: и его любовь, и его метания, и его «горе от ума».

***

Этим же вечером в театр выбрались приглашенные Туры в полном составе. Прибыли они впятером: собственно Тереза, ее муж Александр. Дядя Павел. Тетя Елена и ее супруг – дипломат. Все, за исключением Александра, пребывали в благодушии, а вот муж Терезы был крайне раздражен и скептически настроен:

- Театр уж полон, ложи блещут! – саркастически произнес он, входя в зал. - Я, право слово, сомневаюсь, что нам будет представлено что-нибудь мало-мальски приличное.

- Александр! – улыбнулась своему мужу Тереза, - нас пригласили. Отказываться было невежливо. К тому же этот театр не так плох.

- В любом случае, - добавила Елена, что томно оперлась на руку представительного господина, - выбраться из дома - это такое счастье. Правда, Слава?

- Точно, Леночка, – отозвался дипломат, нежно улыбаясь жене. - Важен настрой. Если ты хочешь увидеть что-нибудь прекрасное, ты увидишь!

Глава седьмая

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

 - Павел выглядит таким счастливым, - сказала Тереза, глаза ее сверкали. Выглядела она усталой, но довольной. Как ее муж ни старался, он не мог найти тени смущения или стыда в ее глазах. Вся она дышала покоем… Покоем и радостью, что они уезжали, остались вдвоем в СВ, и никого не было вокруг.

- Ты думаешь, что эта связь будет продолжительной и принесет им обоим счастье?

- Я надеюсь на это. Очень надеюсь. Павел заслужил любви…

- Марина актриса, - пожал плечами Александр. - А твой дядя не склонен теперь верить женщинам…

- Может быть, получится. Вопреки всему…

- Вспомни, он был страстно влюблен еще со школы в свою одноклассницу. И был счастливо влюблен. Но его цинично предали. Сможет ли Павел довериться еще раз?

- Я надеюсь.

- Это вряд ли… После того как восемь лет у него была связь с женщиной, а потом узнал, что пять из них она была замужем… Да еще узнал от ее мужа… Грустно.

Тереза помрачнела. Она так хотела, чтобы Павел был счастлив. После той истории они с Леной выгуливали его по очереди, болтали с ним, отвлекали, как могли. Лена на время перевезла брата во Вьетнам… Они так боялись за него. Павел вышел из этой истории живым, не спился, но стал циником. И вот сейчас, спустя долгое время, его заинтересовал кто-то…

- Я огорчил тебя? – Александр взял ее руки в свои. - Прости.

- Ничего, все в порядке. Я просто устала, - Тереза поднялась, встала к мужу спиной. - Помоги мне расстегнуть платье, я хочу переодеться.

Александр потянулся к молнии, она с треском разошлась – кажется, он дернул сильнее, чем было необходимо. Платье с шорохом упало вниз… Тереза завела руки назад и стала неспешно, одну за другой вытаскивать шпильки из прически, освобождая волосы.

- Ты такая красивая, - прошептал муж, уткнувшись носом в ее волосы, которые пахли горькой травой.

Тереза стояла, замерев под его руками. Она боялась шевельнуться, чтобы не закричать.

- Моя, - шептал он, - только моя…

- Да, - прошептала она в ответ. Поезд чуть качнуло, и она оказалась еще ближе, настолько ближе, что оба перестали сдерживаться… Это было чудесно. Это было как в молодости, когда внутренние запреты не так довлели над ними, когда эмоции могли вырваться в самый неподходящий момент, а они позволить себе наплевать на мнение окружающих… Когда они точно знали, что прикосновение друг к другу – это и есть счастье.

Им не хотелось тратить такую чудесную ночь на сон. Поэтому хватило нескольких минут в объятиях друг друга, чтобы выспаться. Потом им обоим страшно захотелось кофе. Потом друг друга. А потом курить, хотя оба давно уже бросили. Потом они разговаривали всю ночь напролет… Только разговор приятным и легким не получался.

- В последнее время мы так далеки… Ты стала чужой и непонятной. Тебя окружают мужчины, которые хотят тебя. Мужчины, влюбленные в тебя. Я схожу с ума от ревности. Я не знаю, что делать...

- Ты можешь мне доверять.

- Так просто?

- Просто доверять. Другого рецепта нет. Иначе ты делаешь мне больно, оскорбляешь подозрением.

- А фото в Интернете. И статьи?

- Послушай: доверие.

Он пожал плечами:

- Меня переворачивает от одной только мысли…

- Хочешь аргумент от противного? – перебила мужа Тереза.

- Хочу. Убеди меня.

- Предположим, что у меня роман. Предположим, это возможно. Тогда… - она стала гладить его закаменевшее мгновенно тело, склонилась над его ухом и прошептала: - неужели ты думаешь, что кто-нибудь когда-нибудь узнал бы об этом?

- Я не уверен, - прошептал он в ответ, не поворачиваясь к ней, - что мне нравится этот аргумент.

- Увы, других нет. Понимаешь, доказательства вины найти гораздо проще – надо подкараулить – и все. А вот доказательства невиновности… Только все время находиться рядом. Но и тогда можно сказать, что не уследил. Так что путь один – доверие.

- Ты увлечена этим человеком, а он – тобой, - не мог остановиться Александр.

- Ты повторяешься. Расскажи мне лучше, как идут дела с опубликованием книги об отношениях соседей?

- Ты имеешь в виду мою монографию об истории войн между Немецким орденом и Русскими землями?

- Точно.

- Боюсь, что у нас в стране эта книга выйдет крайне небольшим тиражом. И то за мой счет… Немцам она понравилась больше – и в Германии она будут издана скорее. Гейдельбергский университет, с которым я много лет сотрудничаю, оплатит расходы. А нашим – не надо!

- Сочувствую. Может, немецкий университет следует своему девизу: «Книга знаний всегда открыта»?

- А у нас тогда что? Закрыта?

- Получается, что так.

- Я все же не понимаю: история нашей страны, история не только ведь войны между нами, орденом, Речью Посполитой, шведами, но и взаимоотношений между соседями. История, которая во многом объясняет, почему так относятся к нам и поляки, и литовцы, и шведы, и немцы.

- Ты просто рассказываешь в своей книге, что всем есть что друг другу вспомнить. А это неактуально на сегодняшний день. Мы много лет объясняли всему миру, что виноваты во всем и перед всеми. А теперь, когда объяснили – то обиделись: почему нас не любят…

- Когда я писал эту книгу, то старался быть объективным. И о современной политике даже не думал.

- Это правильно. Правда – она и есть правда.

- Ты смеешься?

- Помнишь, около трех лет назад, когда я написала очередную книгу… мне тогда надоело писать фантастику для себя и друзей и я решилась это все обнародовать.

- Это когда ты нашла знакомых почти во всех издательствах и отдала книгу напрямую главным редакторам? Помню. После этого ты создала свое издательство и ушла из науки, о чем я не перестаю сожалеть…

Глава восьмая

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

- Я все же не понимаю твоего увлечения этим человеком, - брезгливо протянул муж.

Тереза стояла перед зеркалом и старательно прокрашивала ресницы.

- Ты ведешь с ним активную переписку вот уже несколько недель. А вчера сообщила мне, что он прибывает в Питер. Ты отправляешь домработницу, чтобы подготовить все к его визиту. Подготовить в твоей же квартире.

- Эта квартира была куплена как раз для этого. Чтобы людям, прибывшим для переговоров, было где остановиться. Чтобы не снимать номер в гостинице – это не всегда удобно. Посмотри, по-моему, хорошо получилось, - и она забавно похлопала ресницами.

- Смешно, - мрачно проговорил Александр.

- И как я выгляжу?

- Достаточно хорошо, чтобы я сходил с ума от ревности.

- Мы уже говорили на эту тему, - она заглянула в сумку, проверяя, на месте ли права, кошелек и ключи.

- Не уходи… Я схожу с ума от мысли, что ты будешь с ним.

- Поехали со мной, - пожала плечами Тереза. - Я не могу отменить встречу: он вырвался из Москвы, чтобы поработать над материалами. Приезжает на два дня. Поехали. Сегодня - воскресенье, ты особо ничем не занят, сценарий знаешь хорошо. Послушаешь, посмотришь… Вдруг мы что-то упустили.

- И буду я при этом выглядеть дураком…

- Какая разница, как ты будешь выглядеть перед незнакомым, несимпатичным тебе человеком, если тебе будет от этого спокойнее? – искренне удивилась жена.

- Ну, уж нет, - ворчливо, но уже не злобно проговорил муж. - Я выпью кофе и отправлюсь писать статью в журнал. Кто-то же должен двигать вперед науку историю.

- Кстати о науке истории и не только о ней. Я еще раз прочитала твою книгу. Подумала… Как ты смотришь на то, чтобы по ее материалам издать серию брошюрок? У тебя там интереснейшие сведения и про Изборск, и про другие крепости Северо-запада. Материалы уникальные. Добавим фотографий, подправим стилистику - и можно издавать изумительную серию об экскурсиях по Ленинградской, Псковской и Новгородской областям. Я уже нашла деятеля, который готов спонсировать – он развивает туризм в этом направлении.

- Ты все хочешь заманить меня в свой бизнес? Бизнес, который пожрал уже одного очень талантливого историка?

- Я все равно буду издавать эту серию… Вопрос в другом: мне надо искать автора или он у меня есть. Причем с готовыми материалами.

- Я подумаю.

- Вот и славно, думай. Мне пора.

Близнецы, которые подслушивали беседу, вздохнули с облегчением – обошлось. С тех пор как родители вернулись из Москвы, жизнь понемногу налаживалась – мама и папа стали разговаривать. Отец начал больше бывать дома и общаться с семьей. Александр как обычно говорил на одну тему – тему истории. Все остальное волновало его мало. Но он изумительно рассказывал и любил, чтобы его слушали. Сыновья на данном этапе готовы были терпеть и такие крохи, лишь бы все было хорошо… А своими радостями и печалями можно было поделиться и с мамой. Конечно, той частью радостей и горестей, которую ей можно было знать…

Тереза приехала на Московский вокзал встречать Владимира. Ей всегда нравились такие места: интересные, живущие своей жизнью. Снующие люди. Запах поездов как символ перемены мест, как стремление что-то изменить… хотя бы на короткое время… Пассажиры казались ей путниками, задержанными на короткое время между Здесь и Там, в каком-то странном междумирье, на границе разных жизней.

- Доброе утро, - поприветствовал Терезу Зубов, который вышел из вагона, остановился перед ней и понял, что она никого вокруг не замечает. Ему стало любопытно, о чем же она задумалась – может, о нем?

- Хорошо, спасибо! – машинально ответила Тереза, потом тряхнула головой. - Доброе утро, простите, я… Как добрались?

- Замечательно, - радостно ответил Владимир неожиданно для себя, хотя до этого собирался ворчать и бурчать. И поезд ехал долго, и спать в вагоне он не умел, и без своей машины чувствовал себя дискомфортно, и после спектакля устал жутко… А увидел ее – и обрадовался.

- Отвезем вещи и посмотрим квартиру или кататься по городу?

- А в квартире есть еда?

- И еда, и кофе. Ноутбук и материалы у меня в машине.

- Поедемте завтракать! Потом работать. А потом уже гулять.

- Отлично.

На них стали оглядываться люди, пытаясь понять, откуда они знают этого красивого мужчину, и Тереза с Владимиром поспешили прочь.

Они вышли с территории вокзала через арку, попали на узкую улочку, всю заставленную машинами. Весенний Санкт-Петербург приветствовал их ослепительным солнцем, сияющим на алмазно-сером небе, обжигающе-холодным воздухом – было минус пятнадцать - и пронизывающими насквозь порывами ветра. Кучи неубранного снега, надпись на доме: «Не ставьте машины близко, возможен сход сосулек», лед на тротуаре.

- Надо же, - проворчал Владимир, поскользнувшись, - а у нас, в столице, такого нет!

- Увы, - улыбнулась Тереза, - в наш благословенный северный город зима и пришла неожиданно, со снегопадами, чего никто не ожидал, и уходить она не хочет…

Машина была не так уж и далеко. Тереза достала из кармана шубки брелок – и огромный черный джип радостно пискнул.

- А кто будет за рулем? – опасливо протянул Владимир.

- Я, - Тереза открыла ему багажник. - Вас что-то смущает?

- Меня ничто не смущает. Боюсь я очень, - честно признался актер и остановился перед пассажирской дверью, пытаясь найти повод, как бы не залезать внутрь. Такого повода не нашлось - пришлось усаживаться.

- Вы же сказали, что ездите на метро, - сказал он, когда машина тронулась.

- По центру Москвы – безусловно.

Вела Тереза аккуратно, но при этом машина достаточно резво пробиралась по узкой односторонней улице с названием Гончарная.

Глава девятая

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

Он точно знал время и место, когда и где осознал, что полюбил. Определил для себя: его чувство - это не похоть, не страсть, не влюбленность… Любовь.

Он понял это, выходя из ванны, когда увидел Терезу, улыбающуюся ему без тени смущения. Приветливо и безмятежно. И вместо того чтобы оскорбить ее и словом, и делом, дать выход бушевавшим в нем страстям, сделать так, как желал он…Владимир отправился пить чай и кофе. Она действительно сделала кружку и того, и другого. Он ел бутерброды и улыбался ей в ответ с еще большей безмятежностью, чем демонстрировала она.

Они отзавтракали и отправились работать. Зубову всегда нравились люди увлеченные, делающие свою работу с удовольствием. Он сам был таким. И Тереза такой была. И если отвлечься от желаний и непристойных мыслей, то работать с ней было удовольствием. Сущим…

- Материал требует такта, особенно в наше время, - говорила она вдохновленно, и он любовался ее обликом, горящими глазами, сейчас это было можно.  - Нам надо сопоставить два времени: военное и наше. И постараться донести до читателей, простите, до зрителей, мысль, что ценности не так уж и поменялись. Только во имя побед в виртуальной реальности мы забыли реальность, окружающую нас на самом деле. И, по большому счету, тех людей, что окружают нас. Слушайте, я могу задать вам вопрос?

- Конечно, - без всякого энтузиазма отозвался он.

- А зачем вам это все надо?

- В каком смысле?

- Не обижайтесь, но вы – актер, а не режиссер. Актер популярный, занятый во множестве проектов. Мне важно знать - зачем?

Зубову не очень хотелось отвечать на этот вопрос, поэтому он молчал, пытаясь придумать отказ повежливее. Но Тереза не отступилась.

- Хорошо, - она умела очень внимательно смотреть в глаза человеку, - давайте по-другому. Я переживаю, что ваше увлечение идеей режиссерства может внезапно пропасть. И тогда все рухнет.

- Не думаю, что это произойдет, - наконец ответил Зубов. - Я намерен довести дело до конца.

- Поняла. Тогда еще один вопрос, если позволите…

- Давайте, - вздохнул он.

- Почему вас так раздражают вопросы, которые ставят целью узнать вас?

- А почему вы такая зануда? - спросил он. И тут же внимательно посмотрел на нее – не обидел ли?

Тереза широко улыбнулась, будто он сказал ей комплимент:

- Простите, что есть, то есть… Качество, полезное в работе, но неприятное при личном общении. И вы правы – нельзя требовать от человека откровенности, когда он этого не желает. Прошу прощения.

- Дело не в посторонних. Кстати, мне уже трудно считать вас посторонней… Просто я не знаю ответа на ваш вопрос. Я не знаю, откуда у меня взялась эта идея, почему я стал буквально одержим ею. Я действительно востребован на сегодняшний момент. У меня мало свободного времени. Я практически всегда не высыпаюсь. И, слава Богу, зарабатываю достаточно денег.

Она внимательно слушала.

- Может быть, у меня мания величия? – размышлял он вслух. - И мне вздумалось доказать самому себе, что я способен хорошо сделать еще что-то? А может быть, меня захватила магия вашего текста.

- Спасибо! – тихонько поблагодарила она и – надо же! – покраснела.

- Может быть, я больше ничего никогда не сниму как режиссер. Но мне почему-то важно, чтобы этот фильм получился, – теперь он смотрел ей прямо в глаза.

- Я вам признательна. Правда.

- За что? – удивился он.

- За увлеченность.

- Хватит политесов, - распорядился он, - давайте ваши материалы.

- Тогда вначале посмотрим документальный фильм. В августе сорок второго года в Сталинград была откомандирована группа операторов, которым было приказано снять фильм об обороне города. Сначала материал был показан в хронике Совинформбюро. А после победы в битве, когда капитулировал Паулюс, вышел фильм. Кстати, в свое время его активно показывали за рубежом. Это черно-белая хроника военных лет. Кадры, снятые под пулями и артобстрелами, всегда вызывают смешанное чувство гордости и скорби. А тем более, снятые так… Это было то, что люди видели сами,  через объектив кинокамеры.

- Затем, - продолжила Тереза, - на базе этих материалов выходили документальные фильмы. Например, в 1967 году. Посмотрите, как хроника перемежается кадрами восстановленного города. Горящий дом – и следом тот, что был отстроен на его месте. Волга, над которой расстилается черный дым – и спокойная, широкая река…

- Да… Если мы будем прыгать по временам и пространствам… Так показать было бы хорошо.

- А еще у нас главный герой – связист. Не рядовой, с катушкой уже не бегает, но все же. И река - как связь времени и пространства…

- Скажите-ка мне, - начал он, но тут раздался звонок в дверь.

- И кто это? – спросила себя Тереза. Она подошла к двери, посмотрела в домофон. Услышав ее встревоженное и удивленное восклицание, туда же устремился Владимир.

Тереза распахнула дверь на лестничную площадку. Загудел лифт, и появились двое молодых людей лет пятнадцати.

- Привет, мама, - пробасили они.

Тереза закатила глаза:

- Что-то случилось?

- Мы соскучились, - ответили молодые люди, явно смутившись.

- А мобильниками вы пользоваться не умеете?

- А давайте пройдем в квартиру, - вмешался в разговор Владимир, крайне не любивший выносить что-то личное на публику.

Сыновья Терезы вошли, настороженно озираясь. Следов непорядка в одежде у взрослых вроде не было. На столе – два ноутбука, раскиданные листы бумаги, несколько раскрытых книг. Наглости пройти в спальню и посмотреть на состояние кровати сыновьям не хватило. Достаточно было и того, что они оба поразвивали косоглазие, пытаясь незаметно заглянуть туда через открытую дверь. Мама выглядела рассерженной, но не смущенной. Актер был полон благожелательного любопытства.

Глава десятая

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

- Сталинград – это любовь всей маминой жизни, вы в курсе? – спросил Владимира тот сын, что с короткими волосами. Яков, кажется.

Через пару часов они вышли на улицу, когда Тереза дала команду, что на сегодня все - закончили.

Актер закивал, давая понять, что он внимательно слушает. И Яков продолжил:

 - Мама начала писать этот текст в обращение к нам с Иваном. Этакое «Поучение Терезы Тур детям»… Она спорит с теми, кто считает, что войну выиграли только кровью и страстью – она убеждена, что так не бывает. Мама спорит с теми, кто поучает нас сегодня на тему: как надо было воевать. «Вас бы туда» – ее любимый аргумент. Она спорит и с любимой компьютерной игрушкой Ивана. Там закидывают солдат в осажденный город без оружия и патронов, их надо добыть у убитых…

- А между тем, - Тереза отвлеклась от беседы с Иваном, - это не соответствует действительности. Командующий шестьдесят второй армией писал в своих мемуарах, что…

- Когда пополнение прибыло не должным образом вооруженное – с малым запасом патронов и без гранат, - хором заскандировали сыновья, очень похоже передразнивая мать, - то он лично с ротой охранения прибыл на левый берег, в тыл и разоружил всех, у кого были гранаты и автоматы. С тех пор проблем с боекомплектами не было…

Тереза зарычала. Владимир расхохотался:

- А что, у ваших детей талант! Хорошо пародируют.

- Представляете, что нам приходится терпеть? - заявил Иван. - Наша маман – человек увлеченный!

Тереза что-то рявкнула по-немецки.

- Боюсь, это теперь и вам грозит, - не обратил на это внимания Иван, а Яков вступил с матерью в диалог, подтверждая, тезис Ломоносова, что немецкий годится для брани лучше других европейских языков. - И вы скоро тоже будете мемуары Чуйкова с любого места наизусть цитировать…

- Довольно! – приказала Тереза. Подростки унялись. Владимиру стало жаль – ему понравилось их слушать.

- А ты покорми нас, - смиренно заныли сыновья, - мы будем хорошими и молчаливыми.

- Молчаливыми быть вы не умеете, - отрезала мать, - так что насчет «покорми» я еще подумаю!

- Если ты будешь морить нас голодом, мы расскажем Володе, что он твой любимый актер! – ответил Яков.

- Что значит Володе? – опешила мать.

- Правда, любимый?  - повернулся «Володя» к  сыновьям. И обратился к Терезе: - Пусть будет без отчества, если можно, просто Владимир. Мне так привычнее.

У Терезы покраснели щеки, она очень потешно смутилась. Или разозлилась. А может быть, и то, и другое.

- Мама – ваша фанатка с надцатого года. С сериала о жизни бедного принца Кристиана… - радостно продолжил сдавать маму Яков. - Она до сих пор пересматривает отдельные сцены, когда у нее плохое настроение. И у нее внушительная подборка клипов, которые наваяли фанаты. По мотивам.

- Кто бы мог подумать, я и не знал! – Владимир улыбался и морщился одновременно. Что любимый актер – это, безусловно, приятно. Но какую роль она любит, это же кошмар…

Потом они отправились обедать в маленький ресторанчик. Подростки резвились, подкалывая Терезу. Та устала призывать их к хорошему поведению и просто смеялась над их шутками. Да и самим детям досталось. Их любящая мать оказалась весьма ехидной.

…Владимир откинулся на спинку кожаного дивана. Он молчал. Наблюдал. Слушал. Перед ним открывалась жизнь, которая была ему незнакома. Мама, болтающая о своих делах с сыновьями. Подростки, которые примчались проконтролировать личную жизнь матери, беспокоясь, где она и с кем… Люди, знающие об интересах другого. Разделяющие эти интересы… Зубов обратил внимание и на то, как легко Тереза поддерживала разговор со своими близнецами - и с тем, который жил для карьеры гимнаста, и с тем, что любил компьютерные игры. В данный момент она выражала неудовольствие тем, что сыновья слишком зациклены каждый на своем.  Но делала она это явно со знанием дела.

- Мама, - возмущался Иван, - не всем же быть научными работниками. Может быть, меня переклинит – и я вообще в артисты пойду. Попрошу протекции у Владимира – и пойду!

- При чем тут научная работа? - спросила Тереза. - И не передергивай, со мной такой метод не работает.

- Ну, мамааа!

- Я говорю лишь о том, что в жизни надо иметь еще какой-то интерес, кроме гимнастики,  – кивок в сторону одного, - и компьютера, - кивок в сторону другого.

- А вы как считаете, Владимир? – обратился к нему Яков.

- Я, пожалуй, воздержусь, - аккуратно ответил актер.

- Вы наскучили нашему гостю, - заметила Тереза.

- Ему же нравится! Семейная сага Туров – лучшее шоу страны! - провозгласил Иван.

- Тогда иди работать к дяде в шоу-бизнес, - отрезала мать.

- Понимаете, - продолжил тему Яков, - к нам всегда были повышенные требования. Прадед – академик. Бабушка ­– профессор, как и папа. Мама – доцент кафедры… А нам очень трудно искать свой путь.

- Яков, послушай! – Тереза заговорила тихо-тихо, и все поняли, что шутки закончились: она действительно рассердилась. - Если бы вам с Иваном не давали искать свой путь, если бы душили и подавляли вас, на что ты намекаешь… то вы с братом не смогли бы заниматься тем, что вам нравится. Старшим в нашей семье ваши увлечения не очень нравятся. К тому же компьютер и гимнастика не очень соответствуют вашим умственным возможностям. Однако вам дают идти тем путем, который выбрали вы, не чиня особых препятствий. Цените это. Вы не знаете, что такое подавление личности. И не надо говорить о том, чего вы не знаете. И если я, бабушка, или отец выражаем свое недовольство, так это потому, что мы тоже личности. И тоже имеем право на свое мнение. А сейчас – довольно. Давайте сменим тему.

Глава одиннадцатая

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

После визита Зубова в Питер прошли две недели. Сначала Тереза с мужем ругались – он высказывался, а она выслушивала. Потом заговорила она – пришлось послушать Александру. Тереза потребовала прекратить повторять нелепые слухи и домыслы и оскорблять ее в собственном доме. «Если ты можешь говорить мне лишь оскорбления, лучше молчи!» - закончила она свою проникновенно короткую речь - и в доме повисла тишина.

Потом Александр улетел в Германию читать лекции. Терезу же вызвонили и предложили приехать в Москву обсудить условия контракта. Театр, где служил Владимир, собирался заказать ей пьесу.

И вот она в очередной раз не спала в поезде «Санкт-Петербург - Москва», размышляла о том, что же случилось с ее жизнью… И в очередной раз не понимала, как эту жизнь исправить.

«Спишь! Ты с ним спишь!» - орал муж.

«Спит или не спит?» - гудел Интернет. Там народ разделился на два лагеря. Его фанаты считали, что нет, не спит. Зачем ему такая немолодая, обремененная двумя детьми, недостойная его красоты женщина? Ее поклонники считали, что это он, конечно, ее недостоин, но роман между ними есть.

Как доказательство цитировали интервью ее супруга – профессора Александра Иванова. Когда ему под нос сунули диктофон и спросили, что он думает про роман своей жены с самым красивым мужчиной российского кинематографа, профессор не сдержался. Он не просто далеко послал журналистов, но и добавил кое-что от себя… Вот этот поток ненависти и приводили в пример почитатели таланта Терезы.

Сама она в последнее время не могла заснуть – если спала, то странными урывками. Не могла писать – слова в текст не складывались… Не могла думать. Она чувствовала отголосок своей вины, свою увлеченность этим человеком. Тереза ловила себя на мысли, что в общении с мужчиной для нее стал возможен вариант, когда ее внимательно слушают – потому что она интересна. Заботятся о ней – потому что она потеряла перчатки – и не занудствуют по поводу ее безалаберности. Хохочут над ее сыновьями, а не ругаются с ними по поводу и без. Получается, что жизнь можно было прожить и по-другому. Хуже… лучше… неважно. Но по-другому.

Когда у Терезы начали наконец слипаться глаза, за окном стало светлеть. Неотвратимо приближалась столица. И почему она всегда ездит в Москву ночными поездами – при том, что это никак не оправдано? Неудобно, выматывает, добраться можно значительно быстрее – а гляди-ка, привычка!

Она выползла на перрон в шесть утра, раздавленная свинцовыми мыслями и бессонной ночью.

- Доброе утро, Тереза Ивановна, - раздался знакомый голос.

Она помотала головой, в первую секунду испугавшись, что он ей уже мерещится. Не помогло. Владимир действительно находился на перроне перед вагоном и держал в руках роскошный букет цветов. Это были ее любимые кремовые розы.

«Угадал? Узнал?», - забилась в голове непрошеная мысль.

- Здравствуйте, Владимир Александрович! – ей ничего не оставалось, как поздороваться с ним. - Какими судьбами?

- Да вот узнал, что вы приезжаете, и решил встретить…

«Убью секретаршу, - подумала Тереза. - Замечательно: лицо  у меня пылает, руки трясутся. Красота!»

- Вы позволите? - он протянул руку, чтобы взять у нее сумку.

- Да, спасибо, - она рассеянно отдала ему вещи и забрала букет. Привычно прижалась к цветам лицом – он с таким вниманием посмотрел на это, что она смутилась.

- Куда изволите? - шутливо поклонился он. - Вас везти на тот же адрес, к Патриаршим прудам?

- Да, я планировала остановиться у Лены. Помните мою родственницу, она еще с супругом приходили к вам на спектакль? Они отбыли во Вьетнам, но ключ мне оставили, как обычно. Знают, что я гостиниц не люблю.

- Отлично, - они подошли к его машине. Владимир поставил сумку на заднее сидение, открыл перед ней дверь. Тереза оказалась так близко… Слишком близко. Невозможно близко. Он вдохнул запах теплой кожи, горьковатых духов… и не удержался. Все благие намерения, в существовании которых он столь усердно себя убеждал, оказались забыты и отброшены. Владимир взял ее за плечи, притянул к себе:

- Я скучал, - выдохнул он и прижался к ее губам. Все заволокло туманом. Время на площади у Трех вокзалов милосердно замедлило свой бег… К сожалению, не застыло навечно – так не бывает.

Они очнулись разом, словно вынырнули из-под толщи воды. Оглушенные, потерявшие ориентиры в пространстве времени, не понимающие, что делать дальше.

Владимир осознавал, что получилось глупо – он не планировал этой вспышки, но ему стало не по себе, когда он увидел панику, заплескавшуюся в глазах Терезы. Так смотрят в глубину пропасти, когда летят туда, вниз, когда с каждой секундой увеличивается  скорость падения…

- Садитесь в машину, - сгорая от неловкости, немного резко сказал он и открыл перед ней переднюю дверь машины. Владимир внезапно испугался, вдруг Тереза побежит от него прочь.

Они молча ехали по московским проспектам. Зубов ожидал сцены, гневных восклицаний, едко-ироничных отповедей. Но Тереза сидела, сжимая розы неподвижными пальцами, и смотрела в окно.  Через несколько перекрестков он не выдержал молчания, остановил машину на обочине, схватил ее руки в свои - они, конечно же, были ледяными, - и стал целовать:

- Поедем ко мне. Пожалуйста.

Да что такое! На самом деле ему хотелось ее успокоить, приободрить. Может быть, попросить прощения – понять бы еще за что… Но вырвалось это. И получилось как-то не очень.

Она помолчала, а потом спокойно произнесла:

- Откройте, пожалуйста, двери, Владимир Александрович.

- Тереза!..

- Будьте так добры, - отвернулась она, пытливо разглядывая что-то в окне.