Выжить с Рейн

Глава 5 Рыба

Даже в жаре и тесноте ее кожа фантастически ощущалась под моими руками. Я пытался прикоснуться к ней везде, только моих рук было недостаточно, поэтому я отстранился от ее губ и проложил поцелуями дорожку от челюсти вниз к шее. Вся сдерживаемая энергия, которая копилась во мне, вытекала из моих рук и губ, собираясь везде, где я только мог дотронуться до Рейн.

— Даниель?

Я хмыкнул возле ее шеи и продолжил целовать. Может быть, когда-нибудь я услышу, как женщина снова произносит мое настоящее имя.

— Даниель, остановись.

Мой большой палец задел ее сосок еще раз, пока произнесенные ею слова кружили в моей голове, пытаясь сформироваться во что-то вразумительное. Возможно, из-за того, что вся кровь прилила к члену, я потерял способность мыслить. Мои губы зависли над кожей ее шеи, а руки прекратили движение.

— Почему?

Я остановился, что было неимоверно трудно, и тяжело задышал напротив нее. Все мои мышцы напряглись от желания и молили продолжать тереться о ее тело, чтобы снять напряжение. Я ждал, что она скажет что-то вроде «Позволь мне снять с себя одежду» или «Я хочу быть сверху». Эти слова было бы приятно услышать.

— Пожалуйста, просто остановись!

Озадаченный, я отстранился и посмотрел ей в глаза. Страх и волнение, которые я видел до этого, ушли, оставив только ужас. Дерьмо, она выглядела скорее так, словно вот-вот расплачется.

До меня дошло, что я был полным чертовым придурком, поступая с ней таким образом. Она не была какой-то шлюхой, которую я подцепил в баре и предложил пачку денег, чтобы она успокоила меня и удовлетворила мою потребность кончить куда-то еще, кроме как в собственную руку. Рейн вытерпела, когда я вел себя с ней как мудак, обзывал последними словами, черт, даже ударил ее. И я еще мог подумать, что она действительно хочет, чтобы я поимел ее.

Вот задница!

Я оттолкнулся от нее и перевернулся на спину, положив руку на лоб, пытаясь взять под контроль учащенное дыхание. Мой член был не рад перемене положения и отозвался тянущей болью.

— Бл*дь, — пробормотал я.

Наступил момент, когда социально-адаптированные люди извинились бы за действия подобного рода, но я не извинился, потому что не делаю этого. Извинения бесполезны, поэтому я никогда не произносил их. Они ничего бы не изменили, так что я просто лежал с закрытыми глазами, желая, чтобы мой член успокоился и перестал быть таким чертовски надоедающим.

— Прости, — сказала она, что заставило меня рассмеяться.

— За что ты извиняешься? — фыркнул я.

Она не ответила, а я не стал переспрашивать. Вместо этого, я сосредоточился, не думая ни о чем, помимо ее тела или того, как ее рот чувствовался на моем, или какая на вкус ее кожа, или как мой член пытается прорваться сквозь шорты.

После десяти минут, проведенных таким образом, я сел и посмотрел на нее. Она просто лежала и не смотрела в мою сторону, в то время как тихие слезы катились по ее щекам.

Вот задница!

— Ты ничего не ела, — сказал я, посмотрев на часы. Если я буду вести себя так, словно ничего не произошло, возможно, она просто забудет все это. Я придвинулся к сумке с пайками и разломал пополам один из углеводных батончиков, а затем бросил половину ей. — Тебе также нужно попить.

Рейн села, вытирая щеки тыльной стороной ладони, и взяла, не сказав ни слова, чашку, которую я предлагал. Она даже не смотрела мне в глаза, что было отстойно, потому что мне нравились ее глаза. Она пила воду и ела в тишине.

Дерьмо.

— Не переживай об этом, ладно? — сказал я, пытаясь, по крайней мере, показать ей, что я не злюсь ни на кого, кроме себя. — Я просто немного увлекся.

— Ты просто… удивил меня, — произнесла она в конце концов. — Я не думаю, что ты бы...

Она не закончила предложение, но ей, на самом деле, и не нужно было.

— Я никогда не терял свою подростковую сексуальную озабоченность, — ответил я, пожав плечами. По крайней мере, уже не столь очевидная выпуклость торчала из моих штанов. Рейн выглядела так, словно думала, что я вновь попытаюсь что-то сделать, поэтому я передвинулся к отверстию в плоте и стал смотреть на воду через бинокль, чтобы просто делать что-то безобидное.

Вода.

Опять.

Также была пара небольших пушистых облаков, что означало — дождь в ближайшее время ожидать не стоило. Я посмотрел на запасы воды и прикинул, что нам ее хватит дня на три. Теперь, вероятно, неплохое время, чтобы наш организм получил что-то получше, чем сухой паек, но я бы не стал ждать темноты.

Я начал копаться в остальной части комплекта для выживания и нашел что-то вроде лески с крючками для ловли рыбы, которые вряд ли могут быть использованы здесь. Если бы мы нашли землю, то я мог бы их использовать, но не на плоту. Я положил их обратно в герметичный пакет и посмотрел на небольшой нож, который тоже был там. Он не был очень большим, но мог быть полезен, если мне улыбнется удача. Я взял ножик и попробовал лезвие пальцем. Он хотя бы был острым.

— Что ты делаешь? — спросила Рейн.

— Дожидаюсь ночи, — ответил я. Это был глупый ответ, но и чувствовал я себя так же.

— Ты собираешься напасть на меня, пока я сплю? — произнесла она, и я резко посмотрел на нее, чтобы определить, шутит ли она. Я не мог сказать по ее выражению лица. Она выглядела… смирившейся. Я сощурился и покачал головой.

— Конечно, нет, — прорычал я. — Зачем, бл*ть, мне это делать?

— Откуда я могу знать? — она пожала плечами и подтолкнула пустую чашку в мою сторону. Очевидно, она даже не хочет приближаться ко мне, но я не мог винить ее за это. — Зачем ты делаешь то, что делаешь?

— Потому что по большой части я эгоистичный ублюдок, — сказал я, — но твое убийство не принесет мне пользы. Кроме того я никогда не убивал людей, пока они спали. Это просто против правил.

— Каких правил?

— Правил боя.

— Ты был солдатом?

— Нет.

— Тогда какого рода боя? — спросила она.

— Нам действительно снова нужно это обсуждать? — ответил я.

— Ты уже достаточно мне рассказал, — сказал она, немного наклонив голову и приподняв бровь.

Черт. Я боялся этого.

— Что я рассказал?

Он отвела взгляд, а затем снова посмотрела на меня. Я смотрел на нее в ожидании.

— Ты продолжал говорить обо всех умерших людях, — наконец ответила она. — Ты сказал, что убил много человек.

Я напрягся. Если я рассказал ей слишком много, и она узнала, чем я занимался, то ей грозила серьезная опасность. Если она когда-нибудь скажет еще кому-то об этом, и тот поверит ей, то ее убьют. Я посмотрел на нее и медленно заговорил:

— Скажи мне, что именно я рассказал тебе?

Он отвела от меня взгляд и нервно закусила нижнюю губу.

— Большую часть я не поняла, — ответила она. — Ты говорил что-то о турнирах и умирающих там людях. Ты говорил, что всегда выигрывал.

— И?

— И что?

— И что еще я сказал?

— О боях больше ничего.

Хорошо, но и не замечательно. Я почувствовал некоторое... раскаяние? Будто было бы лучше, если бы она знала.

— Что еще я рассказал, не касающееся боев?

— Ты говорил о… женщине, — ответила она. Я заметил, как она избегала называть ее имя, что было хорошим жестом с ее стороны. Я не хотел знать, что я рассказал о ней.

— Что еще?

— Ты просто… бормотал всякую ерунду, — она посмотрела на свои руки, сложенные на коленях, и начала переплетать пальцы.

— Ерунду? Что еще я говорил?

Она снова посмотрела на меня и отвела взгляд, подтвердив этим, что она что-то скрывает.

— Ты продолжал спрашивать меня, почему ты был никому не нужен, — наконец ответила она.

Я рассмеялся.

— Ну, рад узнать, что какая-то часть меня не является самодовольным ублюдком.

— Ты просто хочешь, чтобы люди так думали, — ответила Рейн.

— Мне наплевать на то, что думают люди, — отрезал я.

— Я держала тебя, — сказала она, ее голос был напряженным и набирал обороты. — Я держала тебя, а ты плакал и спрашивал меня, почему ты был никому не нужен. Ты спрашивал меня, почему твоя собственная мать не хотела тебя. Ты спрашивал меня, почему так больно, и могу ли я унять боль. Может, я и не знаю многого о тебе, но знаю, что ты не такой ублюдок, каким кажешься окружающим.

— Знаешь? — усмехнулся я, устав от этой игры в психоанализ. На языке уже вертелась длинная тирада проклятий, и единственный способ удержать ее — сделать глубокий медленный выдох. Вдруг я почувствовал себя очень-очень уставшим и положил голову на руки.

— Послушай, Рейн, — начал я, — я знаю, что ты просто... пытаешься помочь, но мне не нужна помощь. Мне нравится быть пьяным, и при первой же возможности я снова напьюсь.

— Я хочу знать почему, — тихо спросила она.

— Почему что?

— Почему ты стал алкоголиком, — ответила она. — Я видела, как ты прошел через ад и затащил меня. Я хочу знать почему.

— Мы это уже проходили, — напомнил я ей. — Я не говорю о своем прошлом.

— Ну, это было до того, как я не дала тебе задохнуться, — начала она. — Это было до того, как я вытирала кровь с твоего лица, когда ты попытался прокусить себе щеку. Это было до того, как ты обозвал меня всеми возможными именами. Это было до того, как ты проплакал несколько часов подряд, и до того, как ты, твою мать, ударил меня за попытку помочь тебе.

Вау, не думаю, что раньше слышал, как она ругается.

Сначала я хотел накричать на нее. И был очень близок к этому. Потом хотелось забить на все и выбросить ее в море, но это была чистой воды фантазия, а не то, чего я по-настоящему хотел. Еще я думал о том, чтобы самому выброситься с плота, возможно, это было бы самым лучшим выходом. Потом я обдумывал вариант — отвернуться и дать ей время поразмышлять обо всем в тишине. Поскольку она любит поболтать, возможно, это бы ее убило.

Но решение, которое я, в конце концов, принял, удивило даже меня.

— Ладно. Я расскажу тебе.

— Да?

— Ага, но не сейчас. Мне необходимо поесть, прежде чем говорить об этом дерьме

— Поесть? — спросила она. Я слышал проблеск надежды в ее голосе. — Что ты собираешься есть?

Я посмотрел на нее, одаривая ее мимолетной улыбкой

— Увидишь.

*****

Вода была спокойной, что упрощало мне задачу. Я убедился, что веревка плотно закреплена вокруг моего живота, прежде чем спрыгнул с плота, держа в одной руке нож, а в другой — водонепроницаемый фонарик. Я смастерил из подручных средств дыхательную трубку, используя трубу, поддерживающую навес плота, чтобы можно было быть относительно неподвижным под волнами. Только фонарик двигался, подпрыгивая вверх-вниз и мигая в воде.

Не знаю, как долго я там находился, однако я был жутко измучен и уже был готов сдаться, когда черный каранкс длинной в два фута увидел свет и подплыл, чтобы взглянуть на него. Он кружился возле меня несколько минут, прежде чем приблизился и попытался полакомиться светом перед моим лицом.

Я мгновенно собрался, вся усталость испарилась. В тот момент я мог видеть и слышать все вокруг очень отчетливо, даже сквозь мутную воду. Я знал расположение и относительную напряженность каждого мускула в моем теле. Мою кожу покалывало в ожидании момента удара. Это совпадало с ощущениями в начале любого турнира. Предвкушение борьбы — да, даже более чем.

Полная сосредоточенность

«Ты почувствуешь, когда будешь готов. Сфокусируйся на цели».

Нож вошел прямо в бок крупной рыбины, и она порывисто задергалась в разные стороны. Я обхватил рыбу, чувствуя, как чешуйки врезаются в бицепс, и проигнорировал возникшую боль, затем крутанул нож вперед-назад и дернул его вверх к основанию головы. Она перестала дергаться и опустилась на лезвие.

Прорвавшись сквозь поверхность воды, держа ужин над головой, я увидел Рейн на краю плота, она хлопала в ладоши с огромной улыбкой на лице. Я не мог ответить ей, потому как трубка все еще была у меня зубах, но я почувствовал, что уголки моего рта приподнялись в улыбке. Я сунул фонарик в шорты и, используя веревку, подплыл к краю плота, где выплюнул трубку.

— Ого, ничего себе! Никогда не видела ничего подобного! — кричала Рейн, она выглядела так, словно хотела начать прыгать вверх-вниз, очевидно, собираясь выпрыгнуть за борт.

Я поднял рыбу и положил ее на сложенный навес, а затем подтянулся сам. Оказавшись на плоту, я почувствовал, как ее руки обвивают мои плечи, а губы на мгновение касаются моей щеки.

— Это была самая невероятная вещь, которую я когда-либо видела! — пронзительно завизжала она. Рейн выглядела возбужденно, когда отстранилась от меня. — Я имею в виду — мне не очень хорошо было видно из-за воды, и еще тебя отнесло немного назад, но я видела свет, и то, как рыба пыталась выпрыгнуть из воды, а ты просто держал ее и...

— Рейн! Успокойся!

— Как все-таки ты это сделал?

Я изогнул бровь и усмехнулся.

— Я просто хорош в этом, — подмигнув, ответил я.

— О, Даниель! — воскликнула она, глядя на мой бицепс. — У тебя кровь!

Я посмотрел на руку и увидел около десятка чешуек, врезавшихся мне под кожу. Я быстро выдернул их и приложил полотенце.

— Они не глубокие, — сказал я. Рейн поднесла руки ко рту, выглядела она так, будто ее сейчас стошнит. — Только не на меня!

Она кивнула головой и с трудом сглотнула.

— Кроме того, — я улыбнулся ей, шире открывая глаза, — мне нравится, когда есть боль и кровь — это заставляет людей думать, что все гораздо труднее, чем было на самом деле.

— Ты сейчас выглядишь таким самодовольным! — рассмеялась Рейн.

— Ну, я знаю, что будет дальше, — сказал я.

— Что же будет дальше? — спросила она, ее веселый тон снизился на пару октав.

— Ты получишь лучшую часть рыбы.

— Я?

— Ага, — я сел и протянул ей фонарик, чтобы она светила вниз, туда, где я работал. Я выкинул дрянной ножик из комплекта для выживания и взял свой складной нож. Я разделывал рыбу сверху, аккуратно срезая с позвонков, уделяя особое внимание тому, чтобы не проткнуть хребет. — Тебе, возможно, придется закрыть глаза и подумать о чем-то другом, но это, определенно, самая лучшая часть рыбины.

Рейн откинулась на пятки, глядя на меня с опаской. Она смотрела, как я вытаскивал позвоночник с неповрежденным спинным хребтом.

— Что я должна делать с этим?

— Знаешь, если бы я был на твоем месте, — сказал я, — я бы не стал задавать такие вопросы, закрой глаза и просто сделай, как я скажу. Хотя, думаю, тебе хочется узнать все кровавые подробности, не так ли?

Она кивнула головой.

— Ты уверена? — я сделал глубокий вдох и продолжил заниматься рыбой. — Спинномозговая жидкость состоит в основном из воды, и в ней почти нет соли, в отличие от остальной тканевой составляющей рыбы. Это самая пресная вода, которую ты можешь добыть в океане, но необходимо ее выпить сейчас же, она очень быстро вытекает. Я не хочу потратить эту воду впустую.

— Ты хочешь, чтобы я... выпила... — она не смогла завершить предложение.

— Сядь поудобнее, — сказал я, слегка подталкивая ее в плечо. На этот раз она сделала все, как я сказал, и опустилась с коленей на задницу. Это заставило ее грудь немного подпрыгнуть, от чего я слегка улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься? — спросила она.

— Ничему, — ответил я, качая головой, чтобы избавиться от лишних мыслей. Я был чертовски больным придурком. Я знал это. Наверное, я — единственный человек в мире, который может возбудиться от любой физической активности. Рыбалка не была исключением.

— Что я должна делать?

— Просто закрой глаза и открой рот, — я не смог сдержаться и улыбнулся еще шире, приподняв бровь. — Когда я скажу тебе сосать — соси.

— Ох, очень смешно, — она нахмурилась, глядя на меня. — Я не собираюсь...

— Не думай, — я прервал ее и повернул ее голову к себе, удерживая пальцем за подбородок. — Не стоит пытаться это распробовать. Просто высоси так быстро, как ты сможешь.

— Но почему я? — продолжает интересоваться она. — Почему бы тебе не выпить это?

— Потому что ты нуждаешься в этом больше, чем я.

Я правда не имел ни единого предположения, как она решилась сделать это, но она закрыла глаза, затем открыла рот, я тем временем сделал надрез на хребте и поднес его к ее губам.

— Соси сильнее, малышка, — я изо всех сил пытался отогнать картинки, как я толкаюсь чем-то другим в ее ротик. Она сначала скривилась, и я подумал, что Рейн не сможет выпить до конца. — Не останавливайся!

Она послушалась меня и проглотила все так быстро, как только смогла. Это немного поможет ей с процессом переваривания мяса рыбы.

— Это было просто отвратительно.

— Зато не умрешь, — пожал я плечами. — Думал, ты сможешь сделать это более сексуально.

— Ты больной, — Рейн немного скривилась и отвернулась от меня, нервно осматриваясь вокруг.

Я пожал плечами снова, потому что ответить мне было нечего.

— Готова к приему пищи?

— Как ты собираешься это готовить?

— Рейн, малышка, ты что серьезно? — я подавил подступающий взрыв смеха. — Такие принцессы как ты, наверно, знают, что такое суши. Вообще, я должен продавать тебе каждый кусок не меньше, чем за десять баксов.

— Мы будем есть ее СЫРОЙ? — она сморщила нос и скривилась.

— Все, что тебе нужно сделать, так это представить себе рис и васаби, — я улыбнулся, пытаясь ее немного поддразнить. Я отрезал небольшой кусочек и съел его, стараясь долго не жевать, потому что он был совершенно не вкусен. Затем я отрезал еще один и протянул ей.

Рейн посмотрела на маленький кусочек сырого рыбьего мяса в моих пальцах и оттолкнула его обратно ко мне. Она делала так еще пару раз, пока окончательно не решилась и все-таки взяла его из моих рук, положила себе в рот, быстро прожевала и проглотила.

— Это просто ужас.

— Я это прекрасно знаю, — ответил я и улыбнулся, пытаясь не рассмеяться в голос. — Но эта хрень лучше, чем ничего.

— Если суши именно такие на вкус, то я счастлива, что мне никогда не доводилось их попробовать.

— Ты что никогда не пробовала суши? — удивился я. — Я думал, что все светские сучки воспитаны на этом дерьме.

— А с чего ты взял, что я богата? — спросила она меня.

— Потому что ты была пассажиркой на моей шхуне, а это путешествие стоит целое состояние, — уверенно ответил я. — Ты должна быть такой.

— Нет, я не богата, — четко выделяя каждое слово, сказала она. — Я тебе уже говорила, что мой отец был полицейским. Он не зарабатывал много.

Ну, да, это я помнил. Как я смог понять, ее мама была кем-то вроде врача или менеджера, или что-то в этом роде.

— Тогда, как тебе удалось попасть на мою шхуну?

— Я воспользовалась денежной компенсацией, которую выплатило государство после смерти отца, — ответила она. — Я никогда не хотела этих денег, но они все равно были перечислены мне. И Линдсей убедила меня потратить большую часть на этот круиз.

— Тебе следовало бы арендовать коттедж в Аспене или что-то типа того.

— Думаю, ты прав.

— Но стой, если бы ты сделала это, — сказал я, расставляя широко руки и тепло улыбаясь, — ты бы никогда не познакомилась со мной и никогда бы не смогла провести время с самой большой задницей в моем виде, и не смогла бы принять участие в карибском вояже по избавлению меня от алкогольной зависимости.

По крайней мере, я заставил ее улыбнуться.

— Ты та еще задница, — согласилась она.

— Да, я знаю это, — сказал я, все еще улыбаясь. Я поднял следующий кусочек сырого мяса. — По крайней мере, я полезная задница.

— Почему ты вдруг стал… таким веселым? — спросила она.

Я откусил еще кусочек мяса и съел его, глядя на нее.

— Я всегда такой после боя, — в конце концов, ответил я ей. — Это что-то вроде

остаточного всплеска адреналина или типа того.

— Это поэтому ты начал пить? Чтобы избавится от излишка энергии или еще по какой-то причине?

— Нет, — сказал я хмуро и покачал головой. — Я мог себе позволить пригубить пару баночек пива, но никогда не напивался по-настоящему после боя.

— Когда ты стал пить в таких количествах?

Я взглянул на нее и понял, что она определенно настроена получить ответы и не отстанет, пока я не отвечу что-нибудь или пока не засуну ей гребаный кляп в рот. Я не хотел этого делать, ну, не совсем кляп я хотел ей засунуть. Знаю — я долбаный развратник.

— До моего последнего боя я по-настоящему и не пил.

— Ты проиграл?

— Я никогда не проигрывал, — фыркнул я. Проигравшие никогда не выходили живыми из боя.

— Расскажи мне об этом, — потребовала она.

— Доедай и дай мне сперва вычистить это дерьмо, — выдохнул я.

Мое настроение немного подпортилось, и мы ели в тишине, пока ни один из нас не смог больше это есть. Я позволил нам выпить больше воды, чем обычно, так как на данный момент ее было достаточно, а белки в рыбе требуют больше жидкости для переваривания. Я думал о том, чтобы отрезать большие куски от черного каранкса и разделать их на полосы для сушки, но сомневался, что у нас будет достаточно воды, чтобы запить эту еду, поэтому передумал. Рейн помогла мне помыть навес, на котором мы чистили и ели рыбу, промыть полотенца и вернуть навес на место, чтобы он защитил нас от утреннего солнца.

Как только мы оказались вновь под навесом и устроились, я вздохнул и посмотрел на нее. На нее едва падал свет от маленького фонарика на солнечной батарее, который висел на навесе. Свет был в нашем распоряжении только на несколько часов, и я задался вопросом: сколько времени займет пересказать ей все.

Часть меня была рада, с нетерпением ожидая этого. Я никогда и никому не рассказывал, что произошло. Большая часть меня была испугана, потому что я не хотел, чтобы она знала такие подробности обо мне. Я сделал глубокий вдох и решил просто покончить с этим.

— А сейчас я расскажу тебе кучу дерьма, которое однозначно незаконно, — сказал я Рейн, уставившись прямо в ее глаза. — Даже когда мы спасемся, ты никогда не должна никому рассказывать это. Если расскажешь, кое-кто, вероятно, найдет тебя и убьет.

— Если ты убьешь меня за то, что я узнаю, зачем тогда рассказываешь?

— Это не я буду разыскивать тебя, — сказал я. — Понимаешь?

Она кивнула и согласилась не выбалтывать ничего из того, что я расскажу ей. Я не знал, мог ли доверять ей, но в любом случае собирался рассказать.

— В первый раз, когда я отправил кого-то в больницу после драки, я ходил в третий класс, — я ждал, когда она «ахнет», и она не разочаровала меня. — Ага, тогда я тоже был засранцем. Тогда ему понадобилось всего несколько швов, но все же я начал рано. Во мне было слишком много энергии и напряженности, и я не знал, что с этим делать. У меня всегда были проблемы из-за моего характера, и когда я обычно был взбешен — за меня говорили кулаки. Никто не пытался направить мою энергию в правильное русло до Лэндона. Но тогда я был уже почти взрослым. Если правильно помню, я уже говорил тебе о том, как обстояли дела с моими настоящими родителями.

— Ты сказал, что они бросили тебя, — подтвердила Рейн.

— Ага, как я предполагаю. Мне было три, когда владелец какого-то сомнительного бара в Чикаго нашел меня под бильярдным столом после закрытия. Он никогда прежде не видел меня, поэтому позвонил копам, и меня поместили под опеку государства или еще кого-то. По крайней мере, так мне сказали в одной из приемных семей. Сам я этого не помню. К четырнадцати годам я уже побывал в одиннадцати приемных семьях. Именно тогда ребенку, которого я отправил в больницу, понадобилось больше, чем парочка швов. На несколько месяцев я попал в колонию для несовершеннолетних. Приемные родители отказались от меня, поэтому меня поместили в интернат. Думаю, я был там примерно восемнадцать месяцев. Я выбивал дерьмо из каждого, кто подходил ко мне, так что большинство меня сторонилось. У меня была довольно неплохая репутация, когда появилась эта девочка. Понимаешь, интернат был чем-то наподобие лагеря с корпусами для мальчиков и для девочек, посередине было большое здание, в котором мы все ели и учились, и занимались прочей херней. Первый раз, когда я увидел ее, мы сидели и ели, какой-то идиот подошел к ней сзади и облапал ее. Она взбесилась, начала кричать и плакать. Им пришлось ввести ей снотворное, чтобы успокоить. Я не вспоминал об этом, поскольку подобная фигня постоянно там происходила, но через пару дней она подошла ко мне во дворе и села в паре футов от меня. Я просто уставился на нее и, поскольку был придурком, спросил, какого хрена ей от меня надо. Именно тогда она и сделала мне предложение, от которого не один подросток с бушующими гормонами не смог бы отказаться.

Я посмотрел на Рейн и заметил, что она пристально смотрит на меня, ожидая продолжения. Мне стало интересно, что она подумает обо мне, когда узнает все. Я задался вопросом — стоит ли мне рассказывать эту часть истории.

— Интернаты были... ну, жестокими. В них происходило всевозможное, потому что там находилось слишком много детей, не хватало персонала, денег или еще чего-нибудь. Люди не лезли ко мне, потому что на второй день своего пребывания там я проломил кому-то череп, но было много возможностей для парней, чтобы...

Мой рот захлопнулся, и я не хотел продолжать. Я так давно не думал обо всем этом, и тогда ничего из этого не беспокоило меня. Тот факт, что это не беспокоило меня тогда, забеспокоил меня сейчас.

— Продолжай, — произнесла тихо Рейн.

— Черт, — пробормотал я, затем выпалил: — Телочек постоянно насиловали, потому что не кому было остановить это. Эта девчонка хотела, чтобы я стал ее... охранником. Ей не нравилось, когда люди неожиданно ее трогали, и она хотела, чтобы я болтался рядом с ней и не позволял никому из парней ее трахать. Она каждую ночь пробиралась в корпус мальчишек и отсасывала мне за то, что я защищаю ее. Это было однозначно ненормально, но она умоляла меня об этом, поэтому я согласился.

— Как ее звали?

Я осознал, что раскачиваюсь взад-вперед, и остановился. Я почувствовал, как вся лишняя энергия множится внутри меня без возможности выйти. Вполне вероятно, что питательная пища дала мне больше сил, чем я бы мог потратить на этом плоту. Это могло плохо закончиться.

— Тереза, — наконец сказал я, не глядя на нее. Воспоминания промелькнули прямо перед глазами, и от того, что я произнес ее имя вслух, голова начала буквально раскалываться. Я не мог сделать этого. Я не мог говорить об этом дерьме, поэтому перескочил на пару лет вперед.

— Закончилось все тем, что в семнадцать я оказался на улице, — продолжил я. От меня не ускользнуло, что Рейн прищурилась, понимая, что я пропустил большой кусок времени. Ей придется просто смириться с этим. — Однажды ночью я наблюдал за дракой между детьми в переулке, и когда она закончилась, все люди, смотрящие ее, начали отдавать деньги. Парень, который выиграл, неплохо заработал. А потом и я стал уличным бойцом за деньги. Примерно через три месяца я начал участвовать в опасных боях. Парень, которого я уложил, был знаменитостью в уличных боях, и все букмекеры ставили десять к одному против меня. Когда все закончилось, он лежал на улице в луже крови. Там был еще один парень, помимо меня, которому достались деньги. Он подошел и начал задавать кучу вопросов. Как давно я дерусь, как так получилось, что я оказался на улице и всякое подобное дерьмо. Потом он спросил, хочу ли я зарабатывать реальные деньги на боях, и я ответил: «Черт, да». Он задал мне два вопроса, и мои ответы изменили все.

Я замолчал, проигрывая в голове тот момент и спрашивая себя, как бы все сложилось, если бы я ответил «да» вместо «нет».

— Что он спросил? — подталкивала меня Рейн.

Я вновь стал раскачиваться взад-вперед, сомневаясь, стоит ли мне все это говорить ей. А еще я знал, что наши шансы на выживание быстро, очень быстро таяли. Возможно, мне надо было рассказать все это дерьмо, прежде чем я умру.

— Он спросил меня, боялся ли я убивать. А затем спросил, боялся ли я умереть.

— Что ты ответил?

— Я ответил «нет» на оба вопроса, — сказал я. — Так я и познакомился с Лэндоном.

Я сделал паузу и вновь обдумал всю херню, которую собирался рассказать ей. Как только я начну, я уже не смогу повернуть назад. У нее будет достаточно информации, чтобы ее убили, если она начнет трепать своим языком с неправильными людьми.

— Ты не можешь никому рассказать этого, — напомнил я. — Никому и никогда.

— Я никому не скажу, Даниель. Клянусь.

— Хорошо, — кивнул я. Возможно, мне стоит немного доверять ей. Возможно, мне стоит рассказать ей. Возможно, поэтому я здесь и застрял с ней. — Полагаю, мне стоит начать сначала. Меня зовут Бастиан, а не Даниель.

Думаю, я расскажу ей все.