Кэррол очнулась через три дня в медицинском центре Калиспелла.
— Вы были без сознания. — Лысый мужчина, высокий и поджарый, с кустистыми седыми бровями, длинным носом и карими глазами, в упор смотрел на Кэррол. На нем был белый халат, из кармана торчал стетоскоп. Она прочитала его имя на значке — доктор Дж. Б. Стивенс. — Но теперь с вами все будет в полном порядке.
В порядке? Кэррол чертыхнулась про себя, приподнялась и обхватила руками голову, которая отчаянно болела.
— Я умираю и потеряла бог знает сколько драгоценного времени из того, что мне отпущено. Так что слова о том, что со мной все в порядке, едва ли уместны.
— Умираете? — Голос доктора был бархатным и успокаивающим. — От травмы головы, которую вы получили в аварии, вы не умрете.
Кэррол нахмурилась, продолжая держаться за голову.
— Не от травмы головы, а от лейкемии.
— Лейкемии? — Доктор Стивенс заморгал глазами, как если бы она говорила на языке, который он не понимал. Он взял ее медицинскую карту и просмотрел ее. — С чего вы взяли?
— Мне сказал об этом мой доктор.
— Знаете, по вашему анализу крови я бы этого не сказал. — Он снова посмотрел на карту. — Острая анемия — да, но мы это лечим.
Кэррол уставилась на доктора так, словно стала участницей эпизода в кинофильме «Сумеречная зона». Он либо ошибается, либо намерен сыграть с ней злую шутку. Ее бросило в жар. Это вовсе не смешно.
— Лаборатория дала сведения…
— Какая лаборатория? — Кустистые брови доктора Стивенса сошлись на переносице. — Не наша лаборатория?
Кэррол попыталась сглотнуть, но у нее пересохло во рту.
— Центральная лаборатория в Мизуле.
— О Господи! — В его светло-карих глазах промелькнуло сочувствие. — Вы одна из жертв этого позора.
Она сделала попытку приподняться на локтях.
— Какого позора?
— Позора Центральной лаборатории в Мизуле. Этот постыдный случай бросает тень на мою профессию и на всех медиков. Устаревшее оборудование, взятые с нарушением правил образцы и работающий с перегрузкой, к тому же неравнодушный к наркотикам лаборант.
— Что? — Кэррол почувствовала, что ей не хватает воздуха.
Похоже, доктор этого не заметил.
— Было поставлено множество ошибочных диагнозов, искалечено много жизней. Были и трагические результаты.
— Как искалечена моя. — Ей наконец удалось сделать глубокий вдох. Грудь у Кэррол вздымалась и болела, голова кружилась. Она прислонилась спиной к подушкам, пытаясь осмыслить эту невероятную новость, еще не в состоянии до конца понять, что может жить далее того срока, который ей определили врачи.
— Эта история получила широкий резонанс в газетах и на телевидении. — Доктор Стивенс что-то пометил в медицинской карте. — Я удивлен, что вы не слышали об этом.
— Не слышала. — Кэррол покачала головой и почувствовала боль в висках. Она сторонилась новостей, которые большей частью были малоприятными и не имели непосредственного отношения к ее жизни. По крайней мере она так считала. — Ну а как же синяки… озноб?
— Симптомы анемии. Это пройдет, когда будет восполнен недостаток железа.
— Но мой доктор сказал, что мне отпущено три месяца…
— Его заключение основывалось на результатах анализов, однако они были ошибочны. За это его нельзя осуждать, — успокоил ее доктор Стивенс. Однако, похоже, он понимал, что не убедил Кэррол. — Чтобы у вас больше не было сомнений, мы можем снова сделать анализ крови.
— Да, прошу вас об этом, доктор Стивенс! — В Кэррол боролись страх и отчаянная надежда.
Доктор погладил ее по запястью.
— Я даже попрошу, чтобы это сделали срочно. Не гарантирую, но приложу все усилия.
Кэррол боялась, что ее убьет если не лейкемия, то ожидание результатов анализа. Секунды шли как минуты. Минуты как часы. Часы казались днями. Почему, удивлялась Кэррол, время летело так быстро, когда она думала, что ее дни сочтены? А вот сейчас, когда все зависит от одного теста, почему лаборант не может поторопиться?
Ей хотелось кричать. Нервы были напряжены и обнажены и, казалось, кровоточили. Она не могла ни есть, ни спать. Поскольку голова по-прежнему болела и силы были истощены, она не могла погасить свою тревогу и нетерпение хотя бы вышагиванием по комнате. Ей хотелось позвонить матери и Келли-Энн. Однако она не решалась. Она не станет звонить из больницы. Во всяком случае, до тех пор, пока все не определится.
Но больше всего ей хотелось позвонить Митчу. Услышать его голос, доброжелательный и успокаивающий. Каждые полчаса она порывалась это сделать, но одергивала себя. Она должна увидеть его лично. Каковы бы ни были результаты анализа, она должна поговорить с ним лицом к лицу.
Вечером пришел доктор и сказал:
— Повторный анализ дал в точности такие же результаты, что и первый. Никакой лейкемии нет. У вас тяжелая форма анемии.
У Кэррол закружилась голова, когда она услышала слова доктора, а все тело содрогнулось.
— Значит, я не умираю?
— Нет!
— Я не умираю! — повторила она, проникаясь все большей уверенностью; ей нужно было услышать эти слова, чтобы окончательно в них поверить. — Я не умираю!
— Нет. У вас все возможности дожить до глубокой старости, — улыбнулся доктор Стивене. — Конечно, если вы больше не будете врезаться на полном ходу в деревья.
***
В тот день, когда Кэррол узнала о близкой смерти, она увидела мир каким-то новым, обостренным взглядом. В этот вечер, похоже, она все воспринимала даже острее. По дороге к озеру она пообещала себе, что перестанет двигаться по жизни словно в закрытом туннеле без окон, думая лишь о будущем. Нужно наслаждаться красотой и радостями повседневной жизни.
«Даймонд Б.» выглядел так же, как и в тот день, когда Кэррол въехала через гостеприимную арку двумя неделями раньше. Даже Ночной Костер посмотрел на нее так же, когда она проезжала мимо, но зато теперь это была другая Кэррол и другой лимузин. С помятым подфарником, покрытый дорожной пылью, он больше не был блестящим и новеньким, а стуки в моторе свидетельствовали о том, что он нуждается в техосмотре.
У Кэррол появился новый взгляд на жизнь, изменившийся в третий раз за последние несколько месяцев, и новое беспокойство при мысли о встрече с Митчем. Действительно ли он имел в виду то, о чем говорил? Действительно ли ее любил? И захочет ли он повторить свое предложение теперь, когда узнает, что обязательства по отношению к ней будут длиться дольше, чем он планировал, — может быть, сорок или пятьдесят лет?
И как у него складывается его собственная жизнь? Что его заботит? Клянет ли он ее за то, что проиграл пари и потерял свою рекламную фирму? Кэррол винила себя в случившемся. Она припарковала машину рядом с его и еще чьим-то автомобилем. Митч был дома не один. Кэррол колебалась всего лишь секунду. Даже если у него гости, это не может ее остановить. Она должна с ним поговорить. Ее добрые новости не могут ждать, равно как и ее извинения.
Ноги у Кэррол были ватные, когда она подошла к двери и постучала. Внутри громко играла музыка. Кэррол постучала сильнее, однако ответа не последовало. Она прошла к веранде. Отсюда музыка через открытую дверь доносилась еще громче — исполнялась веселая мелодия Алана Джексона. В воздухе разносился аппетитный запах бифштексов.
Кэррол шагнула в дверь.
— Митч?
Из бара вышла блондинка с короткой стрижкой, голубыми глазами и цветом лица, как у фотомодели. На ней было шелковое платье с лифом без бретелек, плотно обтягивающее ее пышные формы, в руках она держала поварскую вилку. Ее непринужденность говорила о том, что она привычна к этой кухне.
Блондинка улыбнулась Кэррол:
— Привет, заходите.
Когда она подошла поближе, Кэррол узнала женщину. Это была Сьюзи Тэйбек, богатая, испорченная дочь одного из самых состоятельных людей Мизулы. Ее фотографии часто появлялись в разделе светских новостей газеты «Мизулиэн».
Хотя Кэррол затруднялась объяснить присутствие в доме Сьюзи, тем не менее она решила не делать поспешных выводов и осторожно спросила:
— Митч здесь?
— Да. — Сьюзи ткнула вилкой в потолок и убавила звук музыкального центра до приемлемого уровня. — Принимает душ.
Мозг Кэррол напряженно заработал. Что здесь происходит? Она взглянула на обеденный стол и увидела, что он накрыт на двоих, украшен цветами и свечами, около бара стоит открытая бутылка вина. Интимный обед.
У Кэррол перехватило в горле, все ее радостные чувства вдруг рассыпались, превратившись в тонкие льдинки. Она не могла в это поверить. Хотела, чтобы Митч сказал об этом сам. При этой мысли она в душе рассмеялась. Боже, как она могла быть столь наивной? Она ведь в самом деле верила, что он ее любит. Что он сделал ей предложение.
— Я могу передать от вас записку Митчу.
— Записку? — Кэррол показалась, что она сейчас задохнется.
— Да, как видите, вы выбрали не самое удачное время для визита.
— А что здесь происходит?
— Мы празднуем. Митч договорился с моим отцом о том, что их рекламные агентства снова сливаются.
Кэррол нахмурилась. К ней пришло осознание того, что она переоценила добропорядочность Митча, и у нее сжалось сердце. Он не рассказывал ей о себе. Он вовсе не был тем человеком, каким она его считала. Может, вообще не было никакого пари. И зятя по имени Чарли тоже не было. Может, он просто разыгрывал ее.
Сьюзи ухмыльнулась и заговорщицки наклонилась к Кэррол.
— Между нами говоря, единственная причина, почему отец вновь отдает свой капитал в рекламное агентство, состоит в том, что Митч попросил моей руки. Сегодня вечером у нас помолвка.
— Помолвка? — Кэррол качнулась и ухватилась за косяк двери, чтобы не упасть. — У вас с Митчем?
Шум душа наверху прекратился.
На лице Сьюзи отразилась озабоченность.
— Да. Послушайте, я не могу вас пригласить, потому что это интимное мероприятие, вы понимаете меня?
У Кэррол хватило сил лишь кивнуть. Она, спотыкаясь, вышла на веранду, с трудом держась на ногах.
Сьюзи шла за ней следом.
— Я скажу Митчу, что вы… гм… проезжали мимо. Простите, не расслышала вашего имени, — Не беспокойтесь. У нас с ним больше нет никаких дел.
Кэррол с трудом дошла до машины. Как она могла так ошибиться в Митче? Попасться на удочку? Да ей следовало понять, что он собой представляет, еще до встречи с ним! Она была настоящей идиоткой, поверив его лживым выдумкам.
Он не говорил ей ни одного слова правды. Кэррол бросило в жар, ее душила ярость, она чувствовала себя униженной. Может, следует сказать Сьюзи, за какого подлеца она выходит замуж?
Однако у нее не было сил возвращаться назад. Она была совсем не похожа на женщину, которая собиралась жить, и чувствовала себя даже хуже, чем тогда, когда узнала, что ей отпущено всего три месяца. Тогда она отчаянно хотела жить. Сейчас же, когда перед ней открылась перспектива жить до старости, оказалось, что в этом нет никакого смысла.
Без Митча — того Митча, какого она знала эти три божественных дня, для чего ей жить? В полном отчаянии Кэррол села в свою побитую, как и она сама, машину и проплакала всю дорогу до самой Мизулы. Машину можно починить. Но нет лекарства, которое помогло бы ей.
— Он снова стал гоняться за юбками, едва я покинула дом, — слабым голосом сказала Кэррол, объясняя Келли-Энн случившееся. Они находились в библиотеке, расставляя на полках возвращенные книги. Куинн снова взяла Кэррол на работу, как только та вернулась в город.
Келли-Энн кивнула:
— Готова поклясться, что такие мужчины ничего не могут с собой поделать.
— Даже не знаю, как я хотя бы на секунду могла подумать, что Митч Боханна способен выполнить какие-то обязательства. Я вообще сомневаюсь, что он умеет читать и писать. Мне повезло, что я вырвалась от него, пусть и несколько потрепанная.
В глазах лучшей подруги Кэррол читалась жалость, и от этого ей сделалось еще горше. Келли-Энн склонила голову набок.
— Я очень сожалею, что он причинил тебе такую боль.
— Причинил боль? — Кэррол саркастически засмеялась. — Могло быть значительно хуже. Я могла бы выйти за него замуж — и ты только представь себе, как он стал бы гоняться за женщинами, когда я почувствовала бы себя по-настоящему больной.
Келли-Энн часто заморгала.
— Но ведь ты не стала бы по-настоящему больной.
— Ну, я… — Похоже, эта реплика не на шутку разозлила Кэррол. — В общем, это не имеет значения.
Келли-Энн обняла Кэррол.
— Значение имеет то, что этот человек — подлец. И лжец. Я ведь искренне верила, что он беспокоится о тебе. Он без конца надоедал твоей матери, мне и всем и каждому в библиотеке. Казалось, он готов сделать все, чтобы найти тебя. Я даже не могу понять, как это получилось, что он оказался помолвлен с Сьюзи Тэйбек.
— Все очень просто. Для него бизнес — это все. Если ты хочешь кого-то пожалеть, то прибереги свою жалость для Сьюзи. Митч никогда не будет ей верен. Он не способен держать свою ширинку застегнутой.
— Кажется, я не в состоянии понять мужчин. — Келли-Энн вздохнула и покачала головой. — Если он любит Сьюзи, то почему так хотел разыскать тебя?
— Могу предположить три причины. Первая: он чувствует себя виноватым. Он беспокоился, что мог заразить меня какой-нибудь венерической болезнью или сделать меня беременной. Вторая: он мог разозлиться, что я бросила его. И третья: он не мог смириться с мыслью, что я могла счесть Джимми Джека Палметто более интересным любовником.
Келли-Энн поджала губы и скосила глаза, словно что-то припоминая.
— Ты не видела его лица. Он вовсе не выглядел злым, он казался удрученным и подавленным.
Кэррол покачала головой. Это ровным счетом ничего не значило — Митч был помолвлен с другой женщиной.
— Я не хочу больше говорить о Митче Боханне. Обещай мне, что больше никогда не произнесешь при мне его имя.
— Обещаю. — Келли-Энн продвинула тележку с книгами между рядами. — Я вижу, что ты продолжаешь носить волосы распущенными. Мне это нравится.
— Не могу опять вернуться к косам. Я больше не та Кэррол. Иногда я даже не пойму, какая я теперь.
— Да, ты изменилась, — подтвердила Келли-Энн. — И думаю, что в основном к лучшему.
Если только не считать постоянной тоски и тупой боли в сердце, которая не проходит. Должно быть, лишь время способно излечить от этого.
— Думаю, переезд в новую квартиру поможет мне обрести себя. Беда в том, что я должна жить у мамы до тех пор, пока не скоплю денег на уплату ренты.
— Опять начинаешь строить планы?
— Нет. Я никогда не смогу вернуться к прежней Кэррол. Она ушла навсегда. Я никогда не буду столь же свободной от обязательств, как в последние два месяца, но и не буду мисс Консервативностью.
— Так что, — поддразнила ее Келли-Энн, — больше никаких планов на будущее?
— Нет. Думаю, что буду жить так, как живется, и постараюсь использовать наилучшим образом то, что мне дается.
— Звучит как очень здравая идея.
Голос Митча донесся откуда-то из-за ее спины, и волна трепета пробежала по телу Кэррол. Она почувствовала, как заполыхало ее лицо. Ей захотелось, чтобы пол под ней разверзся и поглотил ее.
«О Господи, дай мне силы выстоять и не оказаться вновь одураченной», — вознесла молитву Кэррол, медленно поворачиваясь к Митчу. Он был великолепен. Прядь его черных как смоль волос упала на лоб, изумрудные глаза впились в ее лицо. У Кэррол защемило сердце и перехватило дыхание.
— Что с твоей головой? — Митч наклонился к ней, и вид его щетины пробудил в ней воспоминания, от которых ноги у нее сделались ватными.
Она облизала пересохшие губы и машинально дотронулась до нашлепки пластыря на лбу.
— Несчастный случай. Я чувствую себя прекрасно.
Митч озабоченно нахмурился, а Кэррол уловила в его глазах чувственный огонек, который некогда замечала так часто.
— Ты уверена?
— Да. — Она отвернулась от него, заставляя себя настроиться на работу. Ее рука дрожала, когда она взяла книгу.
Митч обошел ее и оказался перед ней.
— Не могли бы мы куда-нибудь отойти и поговорить?
Понимая, что Келли-Энн не спускает с них глаз, Кэррол ответила шепотом:
— Мне абсолютно нечего тебе сказать.
Было похоже, что он ей не поверил. Он стоял перед ней, гипнотизируя ее запахом, взглядом, чем-то еще, чему не было названия и чему невозможно было воспротивиться. Он сказал спокойным тоном:
— Зато у меня есть что сказать тебе.
Нет, нет и нет! Она не желает слышать о его помолвке. Слышать от него.
— У тебя нет ничего такого, чего бы я уже не знала.
Митч приподнял брови, и дьявольская улыбка появилась на его губах — тех губах, о которых она так часто вспоминала и которые умели доводить ее до экстаза. Он убрал прядь волос с ее щеки, и от этого прикосновения у Кэррол подогнулись колени.
— В самом деле? — спросил он.
— Ш-ш-ш. — Она отодвинулась от него. — Это библиотека. Пожалуйста, говори потише.
— Если ты не хочешь, чтобы я поговорил с тобой наедине, — сказал он, произнося каждое последующее слово громче предыдущего, — то я сделаю это здесь.
Кэррол съежилась. Келли-Энн мгновенно стушевалась, увезя тележку с книгами и оставив их в проходе одних. Кэррол вжалась спиной в шкаф.
Митч протянул было руку, но не дотронулся до Кэррол.
— Пожалуйста, давай выйдем в парк.
Вопреки своим намерениям и здравому смыслу она вывела его в парк, который занимал целый квартал. Погода была мягкая, приятная, лето клонилось к сентябрю. Кэррол привычно обхватила себя за плечи и стала их растирать. Сейчас она благодаря лекарствам замерзала не так быстро, но в присутствии Митча ее тело вновь покрылось гусиной кожей.
Митч накинул ей на плечи пиджак, который хранил еще его тепло. Казалось, что ее обнимал сам Митч. Боль сжала сердце Кэррол. Она не хотела ощущать себя защищенной, не хотела напоминаний о том, как она чувствовала себя в его объятиях, и в то же время не могла заставить себя сбросить его пиджак.
Он жестом показал на скамейку. Кэррол села. Митч сел рядом и устремил на нее взор. Раньше, чем он успел что-то сказать, она выпалила:
— Я не беременна.
Что-то промелькнуло в его глазах. Было ли это облегчение, сожаление или смятение, Кэррол затруднялась сказать. Набрав побольше воздуха, добавила:
— И еще — я не умираю. Так что, если это все…
Она сделала попытку встать, но он снова усадил ее.
— Я знаю. Я говорил с твоей матерью сегодня утром.
— Что?! О Господи, неужели ты сказал моей матери, что я могу быть беременна?
Он насупился, словно обидевшись на нее за то, что она могла так подумать.
— Разумеется, нет. Я никогда не болтаю о том, с кем и как целовался.
«Ты просто целуешься, а потом сваливаешь, — подумала Кэррол. — Интересно, как сейчас Сьюзи?»
Кэррол сдержала готовый вырваться всхлип и справилась с подступающими слезами. Вовсе не так она хотела с ним расстаться. Кэррол всегда гордилась тем, что умеет с достоинством проигрывать. Правда, она никогда не проигрывала что-либо такое, что она любила больше Митча, но все равно надо выдержать класс.
Нужно поздравить его с помолвкой. Это будет классно.
— Я… — Кэррол запнулась. Нет, она не сможет его поздравить. Даже не сможет упомянуть о помолвке. — Я… я тоже не болтаю, с кем целуюсь. Можешь не беспокоиться, я не отступлю от своего слова и не стану распространяться о пари. Этот секрет умрет вместе со мной.
— Ты можешь рассказывать об этом кому угодно. — Митч усмехнулся и наклонился к ней поближе.
Кэррол не поняла.
— Но если Чарли узнает…
— Он уже знает. Я сказал ему в тот вечер, когда мы вернулись с рыбалки.
— Что? — Кэррол открыла рот. Он сдал пари еще до того, как она уехала? Напряжение немного отпустило ее. Оказывается, в чем-то в отношении Митча она все же была права. Ей стало чуть-чуть легче. Хотя оставались другие вопросы. — Тогда почему ты все-таки продолжаешь работать?
— Похоже, Чарли пытался обговорить этот пункт в пари. Он не хочет управлять агентством один. Я сказал, что останусь его партнером лишь в том случае, если наш крупнейший клиент вернется назад. Это было очень непросто. Джей Ди Тэйбек хотел, чтобы ему на ужин подали самую изысканную часть моего тела.
Кэррол улыбнулась и подняла на Митча глаза.
— Представляю.
— Уф! — Митч расплылся в улыбке. — Он поставил условие, что возвратится, если я стану держаться подальше от его дочери.
Кэррол полностью повернулась к Митчу.
— Не будет ли это трудновато, если ты женишься на Сьюзи?
— Женюсь на Сьюзи? Я не женюсь на Сьюзи! Разве ты забыла, что я сделал предложение тебе?
— Н-нет, но…
— И никаких «но». Я больше никому предложений не делал. И никогда не сделаю. Я люблю тебя, Кэррол.
Кэррол попыталась сделать вдох.
— Но ведь Сьюзи была в «Даймонд Б.» и готовила обед на двоих по случаю помолвки.
— Ты была там?
— Да, и она сказала…
— Проклятие! — У Митча побагровела шея. — Сьюзи любит подслушивать. Она слышала часть моего разговора с ее отцом и решила сделать по-своему. Она приехала ко мне с надеждами, которые я не сумел оправдать.
— Ни одной?
— Ни единой. Клянусь в этом.
Кэррол верила ему. Он протянул руки, и она позволила ему обнять ее.
— А я предала тебя. Нас обрих.
— Да, — сказал он, целуя ей руки. — Когда я проснулся в то утро, увидел, что ты уехала, и прочитал твою записку, меня душила ярость и мне было очень больно и тошно. Я был уверен, что мы с тобой созданы друг для друга, что мы любим друг друга. Как ты могла так обмануть меня? Как я мог так ошибиться в тебе? Но потом я понял, что ты делала.
— А что я делала? — Кэррол посмотрела на их переплетенные руки, млея от любви, которую излучали его глаза и которая проникала ей в сердце.
— Давала мне легкий выход.
Она дотронулась до его лица, а он коснулся губами ее руки, отчего сердце забилось чаще и веселее.
— Я думала, что умираю.
— Все равно я знал, что мы принадлежим друг другу.
— Да, но теперь я намерена жить и жить. И даже состариться вместе с тобой.
— Да! — Он счастливо засмеялся, притянул ее к себе и поцеловал. — Так что мы ничего не проиграли.