С этими словами она скрылась за дверью. Бен повернулся к оторопевшей от такого приема Сьюзен.
— Она отойдет. Ей просто нужно время, — коротко произнес он, вводя жену в дом.
Сьюзен не посмела ему возразить, хотя ей было что сказать. Время не всегда и не все лечит, уж ей ли этого не знать! Она промолчала: невестке неприлично критиковать свекровь, тем более — в разговоре с мужем.
Понимая всю неловкость ситуации, Сьюзен поспешно перевела разговор на будничную тему:
— Хочешь кофе?
— Да, но я сам его сварю. Ты ведь у нас гостья.
Гостья. Не жена, а всего лишь гостья.
В кухне Сьюзен молча следила за тем, как Бен заряжает кофемолку. Включив аппарат, он обернулся к Сьюзен. На его лице было написано мрачное раздумье.
— Знаешь, Сьюзен, будет лучше, если ты не станешь упоминать имя дяди в присутствии моих родителей.
— Не понимаю. Я, должно быть, чего-то не знаю?
— Да… Нет… В общем, неважно. Просто делай, как я говорю.
В ушах Сьюзен снова раздался презрительный голос его матери: «Хорошая иранская девушка, а она из семьи Нариман».
— Здесь, похоже, давняя личная неприязнь. Что натворил мой дядя?
Бен пожал плечами. Ему было явно неловко.
— Это действительно случилось давным-давно.
— Видно, срок давности не вышел, раз твоя мать не может даже смотреть на меня, не кляня на чем свет стоит.
— Все было не так уж страшно.
— Что-то я в этом сомневаюсь.
Сьюзен с ужасом поняла, что вот-вот расплачется. Чувство, которое она начала испытывать к Бену, не походило на то, что она испытывала прежде к мужчинам — даже к Фрэнку. Бену каким-то загадочным образом удалось прорваться сквозь ее броню и сокрушить каменную стену, которую она возвела вокруг своего сердца. Но если его семья ее ненавидит, это действительно серьезная проблема.
— Я имею право знать, Бен. Я ведь твоя жена.
— Много лет назад, когда твой дядя стал вести дела в Штатах, они с моим отцом были партнерами. Отец выдал Джамалу доверенность на очень крупную сумму денег, а тот хитрыми путями, но формально — в рамках закона умудрился ее присвоить. Более того, он так ловко повернул дело, что сумел вытеснить отца из фирмы и практически разорил его. Кредиторы забрали у нас все, включая драгоценности моей матери. Мы еле-еле сводили концы с концами. Друзья, знакомые, партнеры по бизнесу либо отвернулись от отца, либо жалели его. Эта жалость была для него хуже презрения. Мы стали изгоями в своем кругу. Твой отец, надо сказать, ничего не знал об этом, да и был еще молод и только начинал вести дела. Он предложил моему отцу помощь, но тот, как ты понимаешь, не мог ее принять. Через некоторое время отцу удалось наладить небольшое торговое дело, но в крупный бизнес дорога ему была закрыта. И я поклялся, что однажды восстановлю семейное состояние и верну нашей семье былое уважение.
Сьюзен, слушая его, все больше бледнела.
— Неужели ничего нельзя было сделать?
— А как? Деньги уплыли за границу, все попытки вернуть их потерпели неудачу. Но не волнуйся. Мы с Мохаммедом Сафари, которого Джамал тоже как-то крупно надул, уже расквитались с твоим дядюшкой. Поэтому-то мы и стали партнерами. А потом я с его помощью наконец отомстил. — Бен оперся о кухонную стойку и улыбнулся, но в этой улыбке было нечто зловещее, глаза его смотрели жестко. — Я заполучил тебя.
Да, меня, а заодно — состояние моего отца.
Сьюзен закрыла глаза. Какая же она дура! Считай, что почти влюбилась в Бена, а он, оказывается, действовал лишь из мести. Господи, ну почему она такая идиотка! Пора бы уже научиться отделять сердечные чувства от Порывов тела.
— И твои дети будут носить фамилию Асади, а не Нариман, — жестко прибавил Бен. — Вот так-то.
Сьюзен стало зябко, и она обхватила себя руками.
— Дети… Какие еще дети? — пробормотала она.
— Ты утверждаешь, что не можешь иметь детей, но ведь к специалистам ты не обращалась. Врачи в наше время творят чудеса. Есть специальные процедуры…
— Хватит болтать о врачах и процедурах, лучше послушай меня!
— Я готов слушать, но ты ведь ничего не говоришь.
— Сейчас я все скажу. Ты хочешь, чтобы я была как твоя мать, сидела дома и занималась хозяйством.
— Абсолютно верно.
— А я этого не хочу. Ты не можешь навязывать мне свой образ жизни, Бен. У меня есть мозги, и я хочу их использовать.
— Вот и используй их, чтобы создать наш дом, нашу семью…
Хлопнула дверь черного входа, и оба замолчали. Жизнерадостный голос весело поздоровался. Бен глубоко вобрал в легкие воздух, стараясь справиться с гневом.
— Это миссис Томпсон, экономка, — мрачно сказал он.
Они обменялись настороженными, чтобы не сказать враждебными, взглядами. Оба еще не отошли после перепалки. Сьюзен с горечью подумала: Бижан Асади женился на ней ради ее тела. Чтобы это тело вынашивало ему детей. Не будет этого. Шесть лет назад она уже попробовала, а теперь — увольте!
Туфли на низких каблуках прошлепали по плитке, и в кухню вошла экономка. Маленькие пухлые ручки суетливо завязывали передник, надетый поверх ярко-красного платья.
— Завтрак? — спросила она, еще не видя Сьюзен.
— Не беспокойтесь, мы позавтракали в самолете, — мрачно отозвался Бен.
И тут лицо экономки расплылось в улыбке.
— А это, никак, молодая миссис Асади?
Бен бросил на Сьюзен предостерегающий взгляд.
— Совершенно верно, миссис Томпсон. Теперь, когда вы здесь, я, пожалуй, оставлю молодую хозяйку в ваших умелых руках.
Миссис Томпсон повела Сьюзен осматривать дом, и где-то посередине экскурсии они услышали, как хлопнула дверь. Сьюзен вся напряглась и настороженно обернулась на звук.
— Не волнуйтесь, это мистер Асади уехал на работу, — сказала экономка и, наградив Сьюзен ослепительной улыбкой, повела ее дальше.
Дом, как выяснилось, оказался старинной, еще испанской постройки, но в прошлом веке его перестроили и значительно расширили. Все комнаты были большими и хорошо спланированными, потолки высокими, а огромные окна давали много света и позволяли наблюдать дивные пейзажи.
Однако Сьюзен не чувствовала согревающего тепла солнца. Да и как она могла его почувствовать, когда внутри у нее все словно покрылось льдом. И как она могла наслаждаться роскошью и комфортом дома, когда из головы у нее не шел разговор с Беном.
Ему нужна настоящая восточная жена, печально думала Сьюзен. Такая, как его мать. Жена, у которой только и дел, что вынашивать детей. А этого Сьюзен ему дать не могла.
Бен позвонил в середине дня и передал через миссис Томпсон, что будет дома не раньше половины седьмого. Экономка обычно уходила в шесть, однако в этот раз предложила задержаться, чтобы сервировать приготовленный ею ужин. Сьюзен заверила добрую женщину, что справится сама, и отпустила ее.
Оставшись одна, Сьюзен не спеша накрыла на стол, вынув из серванта дорогой хрусталь и фарфор, аккуратно сложила льняные салфетки. Весь день она снова и снова прокручивала в мозгу утреннюю сцену в кухне и откровения Бена. Она снова и снова вспоминала рассказ о том, как дядя Джамал разорил семью Асади и что сам он женился на Сьюзен не просто ради денег, а чтобы отомстить. Хорошенькую же цену она заплатила за свое имя!
Сьюзен зажигала стоявшие на столе восковые свечи, когда в дверях появился Бен. Обернувшись, она сразу заметила складки усталости, которые залегли в уголках его рта, и резче обозначившиеся морщинки вокруг глаз. Бен бросил взгляд на стоявшую в вазе на столе алую розу.
— Миссис Томпсон явно убеждена, что мы должны получать от медового месяца удовольствие в полном объеме.
От Сьюзен не ускользнули саркастические нотки, звучавшие в голосе Бена, но она решила не поддаваться на провокацию.
— Хочешь вина? Я откупорила бутылку. Миссис Томпсон сказала, что ты всегда пьешь вино за ужином.
— Давай, — без особого энтузиазма кивнул Бен.
Сьюзен наполнила бокал и протянула его Бену, отметив при этом, что, принимая бокал, он постарался не коснуться ее пальцев.
Потягивая вино, Бен обошел вокруг стола, внимательно оглядывая элегантную сервировку, белоснежную льняную скатерть и салфетки.
— Мы что-то празднуем?
— Нет. — Сьюзен почувствовала, что ее лицо заливает краска смущения. Она ведь хотела его порадовать. — Тебе не нравится стол?
— Похоже, с ним пришлось изрядно повозиться.
— Вовсе нет. Дома мы всегда накрывали стол к ужину по полной программе. Со свечами, цветами и свежей скатертью.
— Ах, да, как все богатые и знаменитые.
Сьюзен больно задело это колкое замечание, и она не удержалась:
— Я такая, как есть, и не могу измениться.
— Я тоже. — Бен отпил глоток вина.
— Могу тебя заверить, жизнь единственной дочери богатого человека тоже не сахар.
— Ну конечно. И вообще, быть богатой — это так ужасно.
— Да уж. Меня ужасно баловали. Каждый день ужин со свечами. — Непринужденная улыбка далась Сьюзен с таким трудом, что у нее даже свело челюсть.
— Мы вот не могли себе позволить хрусталя. И свечи были непозволительной роскошью.
Сьюзен уже была напряжена до такой степени, что, казалось, вот-вот взорвется. Рывком наклонившись вперед, она решительно задула только что зажженные свечи.
— Так лучше?
— Тебе было вовсе не обязательно это делать.
— Мне — нет, а вот тебе этого очень хотелось. Ты ведь теперь при каждом удобном случае станешь меня наказывать. И всякий раз будешь подчеркивать, каким тяжелым было твое детство, в то время как я купалась в богатстве. Ты — великий труженик, своими силами выбившийся в люди, а я всего лишь испорченная бедная богатая девочка, которой пришлось пройти через специальный санаторий, чтобы исправить завышенную самооценку.
— Стало быть, ты только из-за этого лечилась? Из-за того, что у тебя была завышенная самооценка?
Сьюзен рассмеялась, хотя в груди у нее все сжималось от боли.
— Ты ведь хочешь это узнать, да?
— Хочу.
— Как ты думаешь, почему Джамал держал меня у себя полтора года и не избавился от меня, выдав замуж за человека нашего круга? — Сьюзен отметила, как Бен стиснул зубы, а глаза его сузились и потемнели от гнева. Подстегиваемая его холодностью и жутким ощущением одиночества, девушка поспешно продолжила: — Ты считаешь, что совершил удачную сделку и выиграл, да? Так вот, могу тебе сообщить, что это не совсем так. Тебя тоже купили, Бен, причем очень легко, потому что ты сам шел в сети. Ни один уважающий себя иранец нашего круга не женился бы на мне. Он скорее дал бы выколоть себе глаз, чем хотя бы посмотрел на меня. Но ты, ты рвался к деньгам и жаждал мести. Потому и пошел на сделку с Джамалом. А теперь тебе вдруг стало интересно, почему он так долго держал меня при себе.
— У меня действительно есть кое-какие вопросы.
— Еще бы! — Сьюзен была в ярости. — Ты, Бижан Асади, так же, как и мой дядя, обожаешь разыгрывать из себя Господа Бога.
Бен не ответил, но его рот плотно сжался, а спина напряглась.
— Я устала от тебя и моего дяди. И оттого, что всю жизнь кто-то решает за меня, что делать и как мне думать. Даже папа, хотя и любил меня безмерно и с виду ничего особо не запрещал, но и он видел во мне лишь будущую жену и мать, живущую только ради мужа, дома и детей. Мое решение жить самостоятельно повергло его в шок, и, если бы не мама, он бы меня не отпустил учиться. Двадцать четыре года мужчины только и делали, что решали все за меня, но больше я этого терпеть не намерена.
— Ты делаешь из меня какое-то чудовище.
— А ты и есть чудовище. Как и мой дядюшка. Вы и любить не умеете по-настоящему, а главное — не умеете прощать. Ты, если разобраться, ничем не лучше дяди Джамала: вы оба устанавливаете лично для себя особые правила и ведете нечестную игру. Вопрос лишь в том, кто Кого переиграет. Так что твои разговоры о справедливом возмездии — пустые слова. Ты ничем не лучше его.
Бен не ответил. Он стоял так прямо, так напряженно, что Сьюзен даже подумала: сейчас он сорвется и влепит мне пощечину. Однако Бен не двинулся с места. Даже пальцем не пошевелил.
Гнев Сьюзен внезапно остыл. Она уже сама не понимала, почему накинулась на него и чего хотела этим добиться. Единственное, что она знала, — то был не лучший путь к сердцу Бена.
Впрочем, какая разница. Его сердце она все равно никогда не завоюет. И уважение тоже. Борясь со слезами, Сьюзен выбежала из столовой.
В спальне, не в силах сидеть спокойно, она принялась распаковывать чемоданы, завершая работу, начатую миссис Томпсон. Она все еще распихивала вещи по ящикам, когда дверь отворилась и вошел Бен.
Сьюзен не стала оборачиваться. Веки жгло, и она изо всех сил заморгала, стараясь сдержать слезы. Она ведь наговорила Бену жутких вещей, обозвала его Бог знает как, хотя он этого и не заслуживал. И злилась она на него из-за того, что хотела от него много больше, чем он просто может дать…
— Я положил нам ужин в тарелки, — спокойно сказал Бен.
— Я не хочу есть.
— Тебе надо как следует питаться. Да и жаль трудов миссис Томпсон. Пошли. — Бен протянул ей руку.
У Сьюзен уже не было сил с ним сражаться, тем более что она действительно проголодалась, устала и буквально валилась с ног — сказывалась разница во времени. И она покорно последовала за Беном.
В столовой ровно горели свечи. Лампы в хрустальной, обрамленной серебром люстре были притушены. Комната мерцала бледно-золотым светом. На тарелках красовались золотистые жареные цыплята и молодой картофель, сочащийся маслом.
Молодые люди ели молча, намеренно избегая разговора. Наконец Бен отставил тарелку.
— Пятнадцать лет назад я сделал выбор, — спокойно произнес он, не глядя на Сьюзен. Его взгляд был устремлен в пустую тарелку. — Это был трудный выбор. Мне пришлось выбирать между спортом и учебой. Я ведь попал в Йель, выиграв спортивную стипендию.
— Бейсбол, — отчего-то сразу догадалась Сьюзен.
— Да, — ничуть не удивившись, кивнул Бен. — Я любил играть, двигаться на свежем воздухе, чувствовать себя частью команды. Выдающимся игроком меня не назовешь, но я был достаточно хорош и, если бы очень постарался, мог бы, наверное, пробиться в профессионалы. — Подняв бокал с вином, он сделал глоток, затем снова отставил бокал. — Однако пробиваться наверх мне пришлось бы долгие годы. А главное — я не смог бы заботиться о родителях, которые без моей помощи так бы и прозябали в нищете. Этого я перенести не мог. Так что пришлось сосредоточиться на учебе и закончить ее поскорее.
— А потом ты стал заниматься бизнесом.
— Я стал преследовать твоего дядю, — с мягкой насмешкой над самим собой признался Бен. — Каждое принятое мною решение, каждый подписанный контракт, каждое капиталовложение отвечали одной задаче — приблизить тот день, когда я смогу сокрушить Джамала Наримана.
— Ты так сильно его ненавидел?
— Не любить же мне его после того, что он сделал с моим отцом. Как ты правильно подметила, я не склонен к всепрощению.
— Но и совсем безжалостным ты не кажешься.
— Я не всегда был таким, как сейчас.
Неужели когда-то был другой Бен — моложе, добрее и, может быть, способный любить?
— Наверное, в то время ты бы мне понравился.
Темноволосая голова Бена приподнялась, он взглянул на жену из-под нахмуренных бровей. На его щеках ходили желваки, и Сьюзен показалось, что он смотрит куда-то сквозь нее — в свое прошлое.
— Может быть, — произнес он наконец, и голос его прозвучал как-то сдавленно. — Может быть.
Сьюзен поднялась со стула, движимая порывом подойти к нему, но на полпути спохватилась. Она ведь ему не нужна. Во всяком случае, в качестве друга и утешительницы. Раздираемая противоречивыми чувствами, она принялась собирать тарелки, нервозно нагромождая их друг на друга.
— И вот еще что, — прервал ее порывистые движения голос Бена. — Я бы не стал об этом говорить, но, зная свою мать, я уверен: она непременно тебе это расскажет. — Сьюзен обернулась и посмотрела на Бена через плечо, ожидая, что последует дальше. Бен улыбнулся, однако глаза его смотрели очень серьезно. — В нынешнем году, до того как жениться на тебе, я был помолвлен.
Прижав к груди стопку тарелок, Сьюзен пыталась осознать смысл его слов.
— Помолвлен? С кем?
— С одной из наших местных девушек.
— Из такой же семьи, как твоя?
— Да. Эту помолвку устроили наши матери. Обе семьи были в восторге и подняли по этому поводу изрядный шум.
— Могу себе представить. — Уж это-то вообразить Сьюзен могла действительно без труда. Бен Асади, крупный бизнесмен иранского происхождения, женится на девушке-иранке, тоже местной уроженке. Идеальный брак. Всем на радость. Даже боги смотрели бы на него с улыбкой. — Ты ее любил? — шепотом спросила Сьюзен, злясь на себя за нежданную боль, защемившую сердце. Ей-то с чего переживать? Какая ей разница?
— Мне нравился ее кроткий нрав и скромность.
— И она хотела иметь много детей.
— Она мечтала о большой семье.
Ревность острым жалом впилась в сердце Сьюзен. Какое это, наверное, счастье — быть женщиной, любимой Беном! Нет, она не может закончить разговор и вот так все это оставить. Ей просто необходимо узнать побольше.
— Что же произошло? Несчастный случай?
— Нет. — Брови Бена сошлись над переносицей, лицо помрачнело. — Я порвал с ней пару месяцев назад, когда понял, что она не та женщина, которая мне нужна.
Сьюзен затопила волна облегчения.
— И почему же ты передумал?
— Из-за твоего дяди.
Сьюзен так и не поняла, бросила она тарелки или они выпали из ее рук. Как бы то ни было, тарелки с грохотом разлетелись по ковру: вилки и ножи протестующе зазвенели. К счастью, ничего не разбилось, как в тумане отметила про себя Сьюзен.
Она сделала попытку собрать посуду, но пальцы отказывались повиноваться. Сьюзен словно воочию видела дядю, выводившего на бумаге цифры, обещавшие Бену деньги, акции, недвижимость…
Судорожно ловя ртом воздух, полуослепшая от жгучих слез, Сьюзен тупо шарила по полу, ничего не видя и ничего не слыша. Вот так и был устроен ее брак. Брак ради денег и ради мести. Какая уж тут любовь!
Бен отбросил стул. Подойдя к Сьюзен, он взял ее за руку, но та отшатнулась и вырвала руку: прикосновение Бена огнем обожгло ее.
— Не надо, — хрипло произнес он, снова беря ее за руку.
Открыв глаза, она посмотрела на него, не сознавая, что по ее лицу текут слезы. Лицо Бена внезапно потемнело.
— Что «не надо»? — прошептала Сьюзен.
— Не надо ничего говорить. Не надо ничего хотеть. У нас есть все, что нам нужно.
— Разве? А по-моему, у нас ничего нет.
— Неправда. Наш брак ничем не хуже любого брака по расчету.
— Но я так жить не могу!
— Извини, но у тебя нет выбора.
— Вот как?
— Именно так, У тебя больше нет выбора, потому что ты моя жена.