Утром ее разбудил звонок. Сонина рука потянулась к будильнику, чтобы заставить его умолкнуть, но зависла в воздухе и через пару секунд опустилась на телефонную трубку. Звонила мама. Она всегда любила будить дочь по субботам, потому как считала, что сон, безусловно, лучшее лекарство для больного, но для здорового – чистый вред. Мама жила на другом конце города, и это немного спасало Соню от ее постоянных визитов, к тому же в весенне-летне-осеннее время она была занята выращиванием картошки и яблок у себя на участке. Вот и сегодня, собираясь ехать на дачу, она заблаговременно разбудила дочь. Правда, на этот раз мамино сообщение поставило Соню на ноги гораздо быстрее обычных слов утреннего приветствия.
– Я тебе вчера весь вечер звонила, – упрекнула ее мать, – где ты пропадала?
Пришлось оправдываться, говорить, что гостила у Ларисы, к которой совершенно случайно зашел ее сосед, их бывший одноклассник Рома Стрелкин. То да се, засиделись. Мама попыталась вспомнить Стрелкина, но не смогла. Соня удивилась тому, что даже мама, которая все школьные годы активно действовала в родительском комитете, не помнит Романа. Девушка, зевая, стала описывать тощего очкарика, в классе всегда сидевшего за ней. Мама не помнила. Зато поинтересовалась, как дела у Воронцова. После скудных Сониных слов о том, что нужно менять масло, какой-то мастикой красить пороги, и вообще машину пора отдавать в ремонт (кстати, все это относилось к тому, «как дела у Воронцова»), мама наконец-то вспомнила, зачем звонила.
– Софья, к тебе приедет погостить наша родственница Александра из Чугуевки.
– Когда? – Соня испугалась, что придется старательно выслушивать длиннющие рассказы престарелой старушки о родственных связях и таскать ее по музеям.
– Сегодня. Это внучка Александры Петровны. Помнишь, мы гостили как-то летом у них в Чугуевке.
Внучка несколько меняла дело. Тем более что Соня запомнила то лето на всю жизнь. Именно тогда она первый раз поцеловалась с Пашкой Зайцевым в каком-то сарае среди кур и прочей живности, и Пашкины слова любви, сдобренные смачным кудахтаньем кур и пением петуха, казались ей лучшим, что было в ее одинокой жизни. В то лето Соне исполнилось тринадцать лет. Потом каникулы кончились, она уехала, а Пашка остался. Больше они не виделись.
Неожиданно в дверь позвонили.
– Это Александра, – предупредила мама.
– Уже?!
Действительно, на пороге стояла родственница из Чугуевки. Полноватая девица с толстой русой косой за плечами и без единого намека на косметику на скуластом загорелом лице. Говорила она полубасом, улыбаясь так широко, что были видны чуть ли не все зубы.
– Здоровкайте, Софья Алексеевна! Чай, не ждали. Выскочили в одном бельишке.
– Это топик, – растерялась Соня.
– А это я. – Александра раскрыла для нее свои объятия.
И окунула Соню в запахи сена, ветра и чистого воздуха. Выбравшись из родственных объятий, Соня повела ее на кухню. Она решила, чем быстрее та забьет себе рот едой, тем легче будет в спокойной обстановке сообразить, что делать с незваной гостьей. Вместе с родственницей на кухню перекочевали многочисленные котомки с деревенскими припасами.
– Вот, – радовалась Саша, разгружая их, – на прожитие хватит.
– А сколько нам жить? – поинтересовалась Соня.
– Недолго, – в ответ та махнула рукой, – вот выйду тут у вас замуж и съеду. Мужиков в деревне не хватает, понимаешь? Те, что есть, – или алкаши, или лентяи. А у нас угодья, поля с картошкой, скотина опять же. Мужик нужен.
Ясненько, подумала Соня, родственница приехала надолго.
Тем временем Роман Стрелкин после бессонной ночи мучался сомнениями: позвонит Соня или нет. То, что случилось прошлым вечером, не должно было случиться в принципе. Он дал слабину, поддался женскому очарованию, нахлынувшим воспоминаниям, детской влюбленности. И, вообще, Роману давно уже нравилась Лариса. Когда она проходила мимо, сердце его опускалось и билось где-то в коленках. А как эротично она поправляла свои рыжие волосы, как призывно произносила его имя, как томно глядела в глаза. Особенно вчера, когда звала чинить телевизор. Такой он ее давно не видел. Было так очевидно, что она им заинтересована. Роман планировал, что через пару лет, когда защитит докторскую диссертацию, сделает ей предложение руки и сердца. А тут подвернулась Софья и все испортила – выгнала Ларису из комнаты и соблазнила его, как мальчишку. В порыве забытых чувств, одурманенный Романцевой, у которой глаза горели, как у удава, он, как кролик, совершенно потерял волю. К тому же, подумал Роман и схватился за голову, он обещал на ней жениться!
Короче говоря, Стрелкин считал, что его попутал черт. И сегодня, вместо того чтобы ехать к знакомому биологу на дачу под принятым между друзьями названием «Мой хутор» ловить для своей коллекции бабочек, он должен был дожидаться Сониного звонка. К восьми часам утра сомнения его уже просто раздирали. Он твердой рукой набрал номер.
– Софья? Это Роман. Доброе утро. Я только хотел спросить, ты мне сегодня будешь звонить?
Соня с Сашей как раз пили кофе с деревенскими пирогами.
– Это твой молодой человек? – заинтересованно спросила Саша шепотом.
– Зачем я стану тебе звонить, ведь ты уже мне позвонил. – Соня утвердительно мотнула ей головой.
– Вот и ладно, – обрадовался Роман, – тогда я уехал.
– Куда? – Соня не поняла, чего от нее хотел Стрелкин.
– На хутор бабочек ловить.
– Все, – слышавшая этот диалог Саша рубанула ладонью воздух, – больше о нем не вспоминай, он слинял.
Вот гад, подумала Соня. А ведь и правда – слинял. Ей первой следовало позвонить Стрелкину и сообщить, что между ними ничего не было и быть не может.
– Ты такая доверчивая, – жуя пирог, пришла к выводу родственница, – потому и сидишь в старых девах.
Соня обалдела. До этого самого момента старой девой ее никто еще не называл. По крайней мере, вслух.
– Да и готовить не умеешь, – Саша заглянула в холодильник. – Мужики пожрать любят.
А то я не знаю, подумала Соня, некоторые вообще жрут тазиками. Родственница внимательно оглядела хозяйку и добавила:
– Не переживай, найдем мы тебе кавалера. Сейчас борща наварю, окно открою, и они слетятся, как мухи на навоз.
Пока Александра, сняв кофту и засучив рукава простецкой блузки, кашеварила на кухне, Соня позвонила Ларисе и пригласила ее на борщ. Рассудив, что если не слетятся мужики, пусть хоть приятельница поест диковинного блюда. А то у нее каждый день одни бутерброды. Потом Соня занялась наведением порядка, рассовывая разбросанные с вечера вещи по положенным им полкам и шкафчикам и пылесося оставшуюся после них пыль. Через пару часов она управилась, завершила готовку и Саша, к этому моменту прибежала Лариса. Ладно, подумала Соня, субботняя жизнь, вроде бы как налаживается и даже начинает ей нравиться.
Борщ получился на славу, как говорится, за уши не оттянешь. К тому же Соня достала из своих запасов бутылку шампанского, и они выпили за знакомство. В открытое Сашей окно доносились обрывки слов со двора дома, а у входной двери топтались чьи-то ноги. Вдруг раздался звонок. Один мужик все-таки прилетел, им оказался сосед по площадке Рудик Царьгородцев.
– Рудольф, – представился он женской компании и признался: – Не смог пройти мимо такого обольстительного запаха!
Как обмельчали мужики, подумала Соня. Слетаются только на еду. Она пригляделась к Рудику, который уже сидел рядом с тарелкой, до краев наполненной борщом. Большой и толстый сосед-водитель никаких чувств в девушке не вызывал. Для нее он был как инопланетянин – те тоже где-то есть, но их не всегда видно. Живут своей жизнью, мелькают то тут, то там. По субботам Рудик чаще мелькал с мусорным ведром.
– Кто из вас так отменно готовит? – поинтересовался сосед.
– Яй! Ай! – вскрикнула Соня, чью ногу придавила ножища сорокового размера.
– Ага, она, – тыкнула пальцем в Соню Александра, нажимая на ее ногу еще сильнее.
– Вот те раз, – удивился сосед, – а я думал, что она у нас деловая дама.
Он вытер рукавом рот и заинтересованно посмотрел на Соню. Та сделала испуганные глазищи и выскочила из-за стола мыть тарелки.
– Она у нас на все руки мастерица…
И пошло-поехало. Оказалось, что Соня шьет одежду, вышивает крестиком, мастерит поделки из коры дуба, вяжет шерстяные носки на всю родню. Перечень Сониного рукоделия в устах Александры был нескончаем. Лариса даже застыла с куском пирога, вслушиваясь в то, что в принципе могла бы делать ее подруга. Это было похлеще новости про инопланетян, якобы приземлившихся на окраине города.
То ли Соня вела себя не так, как надо, то ли Ларискино удивление выдало ее с головой, то ли еще что-то, но Рудик после деревенских малосольных огурчиков и смородинового варенья сосредоточил свое внимание на Александре. Дружественная встреча завершилась тем, что он пригласил ее назавтра в кино и ушел к себе в соседнюю квартиру.
– Хороший мужик, добротный. На меня повелся. Не переживай, – кивнула она Соне, – что-нибудь придумаем.
Думали недолго. Так как день близился к вечеру, решили втроем отправиться в местный клуб Стекольного завода на дискотеку, где можно было немного «подрыгаться» и с кем-нибудь познакомиться.
Собирались долго. В основном потому, что ни Сашу, ни Ларису не устраивал Сонин гардероб. Такие же строгие, как ее пучок волос, однообразные костюмы. Лариса сбегала домой и принесла короткую юбку, облегающую майку и разноцветные колготки. Соня схватилась за голову, но ту быстро подставили под горячую воду и хорошенько намылили, смывая с волос тягучую бриалиновую жидкость. После просушки феном и возведения на Сониной голове шевелюры, напоминавшей копну мелкой вермишели, приятельницы отступили на шаг и цокнули языками. Лариса и Саша были довольны, Соне пришлось с этим смириться. Она опять попыталась возражать, когда на нее слоями накладывали декоративную косметику, но сил для сопротивления оставалось все меньше.
Клуб, так же как и завод, располагался на городской окраине и считался лучшим тусовочным местом Тугуева. Добираться до него решили на машине, которую припарковали чуть в стороне. После чего под орущие со всех сторон динамики о Прасковье из Подмосковья девушки в приподнятом настроении зашли в обшарпанный полутемный зал.
Соня уже лет десять как не была на подобных мероприятиях. По недоуменным лицам своих подруг она поняла, что и те посещали дискотеку нечасто. Даже в этой темной-претемной темноте, у колонны рядом с входом было совершенно ясно видно, что кругом одни малолетки. Самому старшему из них едва исполнилось восемнадцать. Соня определила это по его бегающему взгляду скрывающегося призывника. Тощий несостоявшийся боец шаткой походкой подошел к ним и предложил недорого «колеса». Соня встрепенулась, заинтересовалась маркой и попыталась втянуть парня в обсуждение толщины резины, перекрикивая динамики, тоскующие по березкам. На что тот отреагировал совершенно, по ее мнению, неадекватно.
– Тащишься от конопли? Так бы сразу и сказала.
И шаткая походка увела его в глубь зала. Тут же, как из-под земли, вырос какой-то прыщавый юнец и со словами «Какие ядреные пэтэушницы!» хлопнул Сашу по заднице. Та фыркнула и заправски дала ему в глаз. Соня испугалась, схватила родственницу за руку и потащила к выходу.
Через минуту они втроем уже сидели в Сониной «девятке», благо у той были тонированные стекла. Соня безрезультатно вертела ключом в замке зажигания. Поняв, что машина снова «выделывается», и убедившись, что мстить за тощего никто не собирается, она вышла из «девятки» с молотком и открыла капот. Результата не последовало. Машина не подавала признаков жизни. Пришлось бросать ее на произвол судьбы, то есть на Воронцова, и отправляться голосовать на дорогу. Можно было бы пройтись пешком, но высоченные каблуки и облегающие юбки не давали сделать и десятка шагов.
Соня по мобильнику как раз объясняла Алексею, где он может забрать ее «девятку» в ремонт, когда рядом с девушками остановился видавший виды полицейский «газик».
– Новенькие? – спросил хмурый водитель.
– Да, в первый раз здесь, – ответила ему Саша.
– Что, девчонки, – ухмыляясь, поинтересовался сидящий рядом с водителем молодой сержант, – работаем?
– А как же, – хором ответили те, после чего оказались в «газике».
Но вместо жилого сектора полицейские доставили их в отделение.
– Проститутки, – кивнул на них сержант, – три штуки.
– В обезьянник, – махнул рукой усталый лейтенант.
– Кто проститутки? – возмутилась Лариса. – Мы – проститутки?
– Нет, мы… – издевательски бросил ей в ответ уходивший на очередное «задание» сержант.
Субботний вечер начинал приобретать совершенно иной колорит.
О том, что зря они начали с обвинений и возмущений, Соня догадалась часа через два, сидя на длинной деревянной скамейке в зарешеченной каморке, из которой хорошо проглядывался стол лейтенанта. Полицейский все это время занимался какой-то облезлой особой с синяком под глазом, пропитавшейся стойким запахом алкоголя, от которого у девчонок в обезьяннике кружились головы и слезились глаза. Хотя глаза были на мокром месте, скорее всего, от обиды и бессилия.
– Имею право на один телефонный звонок! – билась о прутья решетки Лариса и вожделенно смотрела на конфискованные сумочки, брошенные на столе.
– Звонок другу! – поддержала ее Соня.
– Цыц! – лейтенант погрозил пальцем. – Вам же хуже. Помешаете мне разбираться с гражданкой Сидоркиной, не дождетесь своей очереди до утра.
Угроза возымела действие, девушки примолкли.
– Значит, так. – Лейтенант направил поток света от прикрепленной к столу лампе на Сидоркину. – Пишем в протоколе: «В 19 часов 35 минут, когда гражданин Сидоркин зашел на кухню, вы сидели и читали…»
– Конечно, читала, чтоб мне сдохнуть. – Та отклонилась от света и трясущейся рукой прикрыла синяк. – Что же я могла еще делать?
– Читали эту книжку? – Он повертел вещественным доказательством – толстым томом «Анны Карениной» с оставленными на обложке жирными селедочными следами.
– Эту, – подтвердила гражданка, смахнув пьяную слезу, – такая жизненная книжка, сдохнуть мне на этом месте!
– …Льва Толстого, – цитировал лейтенант то, что записывал на листе бумаги.
– Чего чирикаешь, – вдруг запротестовала Сидоркина, – такого не знаю! За него отвечать не собираюсь. Леньку Тощего знаю – обколотый придурок. А Толстого ни в жисть, чтоб мне сдохнуть.
– Цыц! – Лейтенант продолжал писать. – Читала книгу Льва Толстого стоимостью пять рублей семьдесят копеек…
– Еще двое скинутся – на бутылку самогона хватит, – мечтательно произнесла гражданка, услыхав про пять рублей.
– Когда вошел гражданин Сидоркин, гражданка Сидоркина поинтересовалась его заработной платой…
– Ага, так интеллигентно сказала: где деньги, чтоб ты сдох?!
– Гражданину Сидоркину не понравилось, что жена продолжает самообразование, – писал лейтенант. – И он сделал попытку воспрепятствовать этому, забрав книгу у гражданки Сидоркиной…
– Так я и отдала, – усмехнулась та.
– …В результате чего гражданин Сидоркин был госпитализирован с телесными побоями и множественными переломами…
– Ученье – свет! Чтоб мне сдохнуть.
Соня глубоко сомневалась, что гражданка Сидоркина вообще знала буквы. Но лейтенанта эта история вполне удовлетворила, закончив писать, он открыл обезьянник и втолкнул к ним «почитательницу» великого писателя.
После пятиминутного перерыва подошла их очередь. Первой выскочила Лариса и, усевшись за стол, схватила свою сумочку и стала в ней рыться. Лейтенант не препятствовал поискам, а спокойно продолжал что-то писать в потрепанном журнале.
– Фамилия?
– Вот! – Лариса наконец-то нашла то, что искала. Весь ее торжествующий вид говорил о том, что, отсидев в обезьяннике пару часов, она получила удар по голове воображаемым яблоком и была готова кричать «Эврика!».
– Что? – Страж порядка взял из рук Ларисы бумажку и привычно зачитал вслух: – «Внештатный корреспондент районной газеты «Знамя труда»…
– Да! – почти кричала Лариса. – И мы выполняли задание редакции по внедрению в ряды женщин легкого поведения.
Пока та объясняла лейтенанту, на какую именно тему ей нужно сделать материал, и пыталась это наглядно изобразить, Соня вспомнила, что действительно когда-то подруга встречалась с журналистом из местной газеты, результатом чего стала заметка про архитектурные излишества Тугуева и удостоверение внештатного корреспондента, так вовремя подвернувшееся сейчас под руку.
– Богема, блин, – вздохнул коп, перечеркивая строчку в журнале. – В следующий раз не попадайтесь!
Девушки вышли из отделения, окрыленные Ларискиным успехом. Хотя, подумала Соня, если наша полиция верит тому, что гражданка Сидоркина по вечерам на кухне читает «Анну Каренину», то чего уж удивляться журналистам, вместо проституток стоящим на дорогах.