Владислав
День выдался не из простых.
Каждый, кому не лень, спешил поздравить с приближающимся днём рождения. Похлопать по плечу, задать идиотский вопрос:
"И каково это быть старым?"
А примерно так же, как быть тупым – не особо замечаешь, а потом – бам – и над тобой все смеются.
Снимаю очки, потираю переносицу пальцами. Может, перейти на линзы? Подкрасить виски, прикупить хипстерские брюки? Черт… так недалеко и до красного кабриолета с молодой девицей в купе. Кризис среднего возраста, не рановато ли ты заглянул?
Почта пестрит очередным письмом с текстом "Поздравляю!" Устало выдыхаю. И когда это примета "заранее не поздравлять" потеряла свою актуальность? Вышла из моды вместе с "аськой", барсетками и адекватностью? Или нынче молодежь не суеверна?
Снимаю удушающий пиджак и откидываюсь в огромном кожаном кресле. Жара стоит, ни один кондиционер не спасает. А наши граждане, видимо, решили, что мыться смысла не имеет, все равно через пять минут снова потеть и гордо вносят себя вместе с запахом ко мне в кабинет.
Встаю с места, кресло бесшумно отъезжает на пластиковых колесиках к стене, звук работающего системника становится громче. Выключаю сплит-систему и открываю окно на проветривание. Далее – дверь. Голоса из приемной сразу заполняют столь любимую мной тишину кабинета, но сидеть в провонявшей немытыми телами консервной банке – выше моих сил.
Слава богу, приемные часы окончены, а завершение рабочего дня уже маячит на горизонте. Эта пятница вымотала слишком много нервов. И не только из-за не к месту сказанных комплиментов в мой адрес. В копилку щедро прибавили: бесконечный поток маразматичек, желающих отписать квартиры "хорошей девочке Свете, а не неблагодарной дочери" и слетевшие с катушек страховые компании, пачками готовящие документы на тендер.
– Дружище, я такую тёлочку тебе нашел – загляденье! – в кабинет влетает мой партнёр, а по совместительству и лучший друг – Серегин.
Вальяжно проходит к креслу и вольготно устраивается за моим столом. Сцепляет руки в замок у себя на пузе и улыбается, как чеширский кот.
– Не интересует, – только и остаётся, что глубоко выдыхать.
Раздражает.
– Нет, ты послушай, студентка МГИМО! Третий курс! И это подсказка, кое-что на ее теле такого же размера, – он по́шло очерчивает визуально грудь, больше похожую на бидоны.
– Макс, что не ясно? Сказал же, что не интересует. И вчера не интересовало, и месяц назад, и год. Почему что-то должно измениться сегодня?
Подхожу к столу и резким движением вытряхиваю приятеля из кресла.
– Терминатор хренов, – возмущается тот, выпрямляясь в полный рост. – Опять будешь дрочить в одиночестве, а потом ужинать с котом, ведя задушевные беседы? Может, хотя бы вырвемся в бар завтра?
– Может, и вырвемся, – говорю, просто чтоб отстал. Ибо реально планировал провести вечер, как и любой другой – на диване под пиво. И плевать, что завтра стукнет тридцать восемь.
– Отлично! Я закажу нам кабинку. Там у них такая программа для випов…
– Я сказал никаких проституток, – спокойно повторяю неугомонному другу.
– Вот зуб тебе даю, проституток не будет! – и древнейшую профессию он так выделяет интонационно, что сомневаться не приходится – найдет альтернативу.
По пути к дому сам себя уговариваю выбраться завтра из дома. И не просто в спортзал, где поселился последние месяцы за неимением более интересных альтернатив, а реально с пацанами, как в старые добрые. И хотя сами мы все уже совсем не добрые, седая борода по праву позволяет причислить нас к старым. И это поистине печально.
Захожу в магазин у дома, беру корм для кота, которого подобрал на улице пару недель назад, и, стараясь растянуть дорогу к подъезду, иду не спеша. Разгар лета раньше приносил хоть какое-то удовольствие. Собирались большой компанией, выезжали на природу, пели под гитару… Она, кстати, валяется где-то в одной из так и не распечатанных после переезда коробок.
Думал, сменю место жительства, поменяю вид из окна и снова захочется жить полной жизнью. А на деле – очередной день рождения в одиночестве и голодный кот дома. Ну его нахрен, этот праздник, никуда не пойду завтра.
С мрачными мыслями о грядущей неизбежной старости захожу в квартиру. Меня встречает гордый зверь по кличке Муфаса. И хотя он совсем не выглядит, как царь зверей со своим облезлый боком, поведение его выдает благородное происхождение.
– Ну что, шерстяной, посмотрим сегодня "Ходячих"?2 – глажу живность по спине, он выгибается, трется об ногу.
Хороший зверь кот. Честный. Кормишь – любит. Нет – и суда нет. С женщинами гораздо сложнее. Наверное, поэтому здесь нет ни одной.
Снимаю ботинки, вешаю пиджак при входе и направляюсь на кухню, сопровождаемый громким мяуканьем.
И замираю в проеме, как только взгляд цепляется за нечто полуголое, невообразимо яркое и задницей кверху. Это ещё что за на…?
Полуголая девица с самыми безумными волосами, которые я когда-либо видел, отчаянно машет руками за стеклом. И, кажется, даже что-то кричит. Ее ярко голубые лохмы мечутся из стороны в сторону, когда она подпрыгивает. Интересно, это парик? Косит под Мальвину?
Ну, Серёгин, ну дал. Исполнил-таки угрозу. Просил же без вот этого всего. И зачем запер девчонку на балконе? И почему в таком виде?
Убью идиота. Честное слово, сожму его толстую шею руками и останусь единственным владельцем нашей нотариальной конторы. Вот делать мне больше нечего, как шалав всяких выпроваживать по вечерам. И на хрена, спрашивается, другу запасные ключи от квартиры дал? Уж точно не для таких сюрпризов.
А девчонка за окном тем временем вся ежится и переминается с ноги на ногу. Босая. Совсем мозгов нет.
Резко открываю дверцу балкона и хочу было вывалить на нее поток отборных ругательств в купе с поучительной лекцией о моральных ценностях, но вижу ее лицо и столбенею. Совсем ведь ребенок передо мной. По-детски пухлые губки и огромные глазищи, обведенные густыми тенями, видать, чтоб придать возраста.
Умыть и совсем как куколка будет. Как одна из тех фарфоровых, что стояли на витрине в моем детстве. А мама не покупала, потому что это только для девочек. Вот, кажется, я и дорос до этих куколок. И даже девочкой, оказывается, не обязательно быть, чтобы с ними играть. Вот только больно молода куколка, совсем крышу снесло у друга моего, малолеток подсовывать!
Всматриваюсь в девчонку внимательно, и даже щемит что-то в груди, такое, почти отцовское. Хочется защитить хрупкое создание что ли… Отогреть, укутать и посюсюкать с ней.
Но весь флер отцовских чувств слетает, стоит ей открыть свой рот. Сначала, чтобы зарычать – полоумная какая-то! – а потом и вовсе такую ересь нести!
Хозяйничает на кухне, как на своей, имеет наглость, светить своими "прелестями" перед глазами. Хватаю ее за локоть и тащу к выходу. Пусть сама разбирается с этим идиотом, что ее сюда притащил.
– Ты сюда так припёрлась что ли? – рычу на неразумное создание. – В этих лоскутах?
Окидываю взглядом девчонку, прохожусь взглядом по выпирающим ребрам, впалому пупку и косточкам на бедрах. Такая тощая. И надо ж было, такое белье на себя напялить! Ещё и изгибается какой-то крокозяброй, подсовывая мне под нос задницу. Хорошую такую, высокую, упругую. Что-то давно забытое начинает шевелиться внизу. Не к добру это. Не хватало только растлителем малолетних заделаться!
А та складывает руки на груди и давай практиковаться в остроумии. Такую историю мне втирает, Станиславский обзавидовался бы. И про соседа, и про жену его, нечаянно нагрянувшую. Хотя звучит складно, надо признать. Но только кто же ей виноват, что ее так нагрели? Не надо одеваться, как последняя давалка. О чем ей и сообщаю, на что она язвительно выдает:
– Слишком ярко для такого старпера, как вы?
И тут тумблер переключает. Просто сносит к херам все мое железное самообладание. Не хватает только, чтобы какая-то размалеванная девица лёгкого поведения меня в возраст мой тыкала! Рывком открываю дверь, толкаю за нее нерадивую гостью и говорю аривидерчи.
Со злости хлопаю металлической дверью и с остервенением защелкиваю замок. Пусть делает, что хочет! Хоть пешком в одном неглиже до дома идет! Мне плевать!
Прислоняюсь к стене и устало потираю шею. Что за день такой сегодня? Все вверх дном.
Снаружи раздаются скребки и тихий голос:
– Мужчина, а можно мне хотя бы футболку?
Снимаю пиджак с вешалки, открываю дверь и бросаю в голубоволосое чудо. Это инстинктивно, ей богу, жалость тут ни при чем.
– Я верну-у-у, – протяжно звучит девичье, в уже закрывающуюся дверь.
– Не дай бог.