Я без тебя не могу

6. Клим

В какой–то момент, когда она стояла передо мной с такой беззащитностью во взгляде, мне показалось, что я могу её простить. Маленькая хрупкая птичка, которую мне вновь хотелось спрятать от всего мира, лишь бы не видеть это затравленное выражение в её глазах, причиной которого я и был.

Смотрит, затаившись, произнося имя бывшего друга и её любовника, а я лишь усилием воли сдерживаю себя от желания убить её тут же, на месте. Видеть, как жизнь покидает эти лживые голубые глаза, как они гаснут и свет из них исчезает.

Сил этой маленькой девчонке всегда было не занимать, и сейчас ничего не изменилось, она ничем не выказывает своего страха, даже не пытается мне перечить. Просто смотрит знакомым фирменным прямым взглядом, прожигая насквозь и обнажая в нем лишь ненависть, которую испытывает ко мне. Наши чувства друг к другу давно не были настолько взаимны и глубоки.

Алена покинула мой офис, а я смотрел в окно, как она легкой походкой спортсменки пересекает дорогу, не смотря по сторонам. То ли жизнь её ничему не учит, то ли эта жизнь ей не дорога.

Официально Алена числилась только в базе этого медиа–портала штатным журналистом. Стоило надавить на главного редактора, как через несколько дней мне сообщили, что Комар написала заявление об увольнении по собственному желанию. Стало крайне интересно, как «птичка» дальше будет выпутываться из силков.

С другой стороны, мне претила сама мысль следить за ней, выискивать информацию о ней. Пришлось приложить усилия, чтобы не отдать Михаилу поручение собрать на неё досье со сведениями о том, как она провела все эти годы, с кем встречалась, почему после Олимпиады она больше не принимала участия в соревнованиях. Мне хотелось знать о ней всё.

Но это будет очередная грань, нарушив которую, обратно вернуться я уже не смогу. Первую я переступил, когда начал угрожать ей, когда не смог сдержаться, чтобы вновь не коснуться её кожи, тогда, в её квартире, когда уже точно знал, кто передо мной. Руки словно обожгло, как от соприкосновения с раскаленным металлом.

Давал себе зарок больше никогда не вспоминать о ней, не касаться её, словно этой девочки вовсе и не было в моей жизни. И на расстоянии, когда нас разделяли страны, это было почти возможно. Но стоило мне сесть в самолет, с направлением в Россию, как мне сразу стало ясно, насколько хрупка стена, которую я воздвиг.

К собственному стыду, я не знал, сумею ли совладать с собой, если она попросит прощения, найдет какое–то объяснение тому, что произошло. И, черт возьми, я ждал, когда она начнет оправдываться, с того мгновения, как понял, в чей пришел дом! Но, судя по всему, Алену не терзали угрызения совести и чувство вины, что злило меня еще сильнее, порождая желание придушить её.

Посмотрел на непрочитанные сообщения от Дианы, но отвечать не хотелось. Общение с невестой стало тяготить с того момента, как ступил с трапа. Мысли вновь были заняты той, что предала меня.

Когда я познакомился с Дианой через её отца, русского эмигранта, с которым меня связывал бизнес, мне показалось, что эта девушка может стать мне хорошей спутницей. Она обладала набором качеств Степфордской жены, которая никогда ни в чем не могла мне отказать, успешно преподавала экономику в Лондонском университете и могла выбрать мужчину, который будет искренне её любить, а выбрала того, кто любить больше не способен. Надеялся, что постепенно смогу хотя бы немного отвечать ей взаимностью, а пока испытывал к ней только теплоту, и это было самое большее, что я испытывал к женщинам после чувств к Алене.

Мы встречались с ней уже несколько лет, и моя совесть говорила, что я либо должен оставить её, чтобы она могла найти себе достойного мужчину, либо сделать ей предложение, которого она так ждет.

Незадолго до приезда в Москву я купил ей кольцо с огромным бриллиантом и просил позволения стать моей женой на вечере по случаю годовщины брака ее родителей. Пафосно и невыразимо сладко. Она так лучилась счастьем в тот день, и я подумал, что, возможно, это была не такая уж плохая идея.

– Извините. – В мой кабинет, постучавшись, встревоженно заглядывает секретарша. – К вам пришел посетитель без записи, очень просит проводить к вам. Говорит, что он адвокат Анатолия Самгина.

А вот это интересно!

– Пусть проходит.

Этого юриста я раньше не видел, но сколько их могло смениться за прошедшие годы.

– Здравствуйте, Клим Анатольевич! Ваш отец просил передать вам привет и сказал, что вам будет интересно ознакомиться с условиями этого договора, – произнес он, передав мне запечатанный конверт.

Значит, он вычислил меня. Впрочем, это было ожидаемо.

Достав канцелярский нож, я извлек из конверта его содержимое, получая новый удар под дых. Договор займа десятилетней давности, подписанный между моим отцом и Аленой Александровной Комар на огромную для нее сумму. Причем договор был составлен так, что он был рабочим до сих пор.

Слышу, как в висках пульсирует кровь.

– И зачем мне это? – Кидаю договор на стол, словно это падаль.

– Анатолий Борисович предлагает выкупить права требования по этому договору.

Сука!

– Любопытно. И за какую сумму?

– По нашим данным, вы владеете правами на нефтеперерабатывающий завод, который когда–то принадлежал вашему отцу, в связи с чем с его стороны имеется к вам предложение передать Анатолию Борисовичу эти права в обмен на цессию по договору с Комар.

Наверное, только годы в бизнес–кругах, привившие мне выдержку и способность сохранять невозмутимый вид, сейчас удерживают меня от того, чтобы не вылить свой гнев прямо на физиономию адвоката отца, раз не могу добраться до него самого. Обмен даже близко не был равнозначным с разницей в суммах длиной в несколько нулей.

Написал на листке бумаге сумму, которую готов отдать за цессию, понимая, что отцу нужны деньги, и с Алены, учитывая, что у нее нет за душой ни гроша, он их точно не получит. Не думаю, что кому–то еще, кроме меня, настолько интересна эта девочка, чтобы выкупить её долг даже за тысячу рублей.

– Это то, что я готов предложить, – сообщил возможную стоимость выкупа, которая в два раза превышала долг Алены согласно текущему курсу доллара.

Адвокат, между тем, выглядел удовлетворенным. Должно быть, он и вовсе не рассчитывал, что их с отцом авантюра окончится успехом. Однако отец отлично знал о моем криптоните в виде одной бывшей гимнастки, которая мне жить не дает.

Через несколько дней вновь явился адвокат по доверенности от отца, и мы подписали договор об уступке мне прав требований суммы займа к Алене. У меня в голове еще не складывалась картинка. Выходит, Алена продалась за деньги моему отцу. Только когда у них все закрутилось с Максом? Впрочем, меня часто не было рядом, должно быть, находили время друг на друга. От этих мыслей я с силой сжал пальцы, испытывая болезненную потребность снять возникший зуд с кулаков, пройдясь ими по чьей–нибудь роже.

К моему большому неудовольствию, Диана прилетела из Англии, не предупредив меня. Эта женщина всегда обладала поразительной интуицией. При всей её внешней рафинированности и кукольности, она была крайне ревнива, но пыталась маскировать это чувство, правда, не всегда удачно. Да, я изменял ей, она это знала, но раз приняла мое предложение, значит, её все устраивало. А меня устраивало, что свою ревность она могла держать при себе. Хотя имеются подозрения, что после брака это может измениться.

– Нас пригласили на вечеринку к Артамоновым, мы ведь пойдем? – Ди подошла, когда я завязывал себе галстук, стоя у зеркала.

Ненавижу галстуки: будто удавку на собственной шее затягиваешь! И сейчас, смотря на невесту, испытывал ровно такое же чувство. Дышать становилось трудно, грудную клетку сковывает тисками, и легкие никак не расправить. Выбросил галстук в мусорное ведро.

– Сходим, – раздраженно соглашаюсь я, догадываясь, что Диана планирует представить меня своему окружению в качестве жениха. Я слишком мало делал для нее, и хотя не скупился на подарки, которые не забывал заказывать мой помощник, но порыва совершать для невесты какие–то поступки от души, по велению сердца, я в себе не обнаруживал.

Мне было приятно смотреть на её красоту, точно на картину, выкупленную на аукционе «Содбис» по баснословной стоимости, рассматривать, самодовольно осознавая, что именно ты смог её приобрести. Её красота была яркой, бесспорной, классической, но свет её меня не грел.

Я ощутил присутствие Алены совершенно по–звериному, как животное, почуявшее свою пару, и все мои радары тут же настроились на неё. Вижу эту рыжую макушку, мелькающую среди безликой толпы, и сразу понимаю, что узнал, кто передо мной, еще тогда, в клубе Ильдуса. Мог бы и дальше себе врать, в угоду гордости, но слишком очевидно для меня было то, что я чувствую её на расстоянии.

Сам обнимаю за талию Диану, а глаза неотрывно следят за Птичкой. С того момента, как видел её в последний раз, прошло уже несколько недель, и я знал, что она сейчас без работы. Все ждал, когда же сама придет просить вернуть её в журнал, простить её, в конце концов. Ждал, но не особо на это рассчитывал, зная её характер, который, похоже, ни на гран не изменился за эти годы, хотя это все шло вразрез с договором, заключенным с моим отцом. Если ей так нужны были деньги, почему она не попросила тогда у меня?

Она бесстрастно наблюдает за приглашенными на вечеринку и направляет объектив фотокамеры, когда ей хочется запечатлеть какой–то момент. Щелкает людей и, наконец, наводит камеру на меня и замирает. Чувствую, как пульс подскочил до ста шестидесяти ударов в минуту, как бьется в артериях кровь. Алена медленно убирает фотоаппарат и переводит взгляд с меня на мою спутницу.

Внутри будто дамбу прорвало с замурованной радостью, потому что я, наконец, замечаю, что небезразличен ей. Вижу это в мгновенно загоревшемся яростью взгляде, который опустился на мою руку, покоящуюся на бедре невесты. Она направляет в нашу сторону объектив, и это замечает Диана, начиная ей позировать. Но Алена просто рассматривает нас через объектив камеры, не нажимая на кнопку, и, в конце концов, опускает аппарат. Смотрю ей в глаза, читая в них боль и испытывая от этого непередаваемый восторг, удовольствие – такое сладкое, насыщенное и живое, словно в вену впрыснули наркотик, который тут же дошел до головного мозга, возбуждая нужные нейроны.

Мои чувства к ней противоречат здравому смыслу, собственным клятвам и обещаниям, гордости, в конце концов. Десять лет прошло, должен был давно её позабыть, вытравить из себя все эмоции еще в тот день, когда стал свидетелем предательства, растоптать, посыпать землей и вколоть крест на этом месте. Но нет же, смотрю на нее, понимая, что ничего не похоронено, все здесь – на поверхности.