Я буду держать тебя

Пролог

— Денис? — Ида выдохнула, когда он подхватил её под руку и втолкнул в квартиру. Перекошенный и злющий.

Внутри так жутко стало. Он сидел на лестнице и ждал, пока она вернётся?

Рот наполнился вязкой слюной, пальцы свело от волнения.

— Что случилось, Денис? — всё же смогла выдавить из себя.

Он захлопнул беспощадно старенькую входную дверь.

— Когда ты собиралась сказать мне, что у тебя есть муж, а? — прохрипел с рыком Сорокин, нависая над ней. — Или это вообще не очень важная информация, зачем она? Потрахались и норм, да?

— Я… — губы тоже свело. Теперь лёд схватил и позвоночник, боль расползлась по пояснице.

Так некстати в голову полезли воспоминания о разговоре с Сашей…

“Ида, ты просто не знаешь с кем связываешься, милая, пожалуйста. Я же по-дружески переживаю, Ида! Сорокин псих, понимаешь? Он вообще на всю голову ударенный — неуправляемый и бешеный! У него проблемы с гневом, контролем! Ида… он, когда ему десять было, пацана лет пятнадцати на льду чуть клюшкой не забил! И он не изменился. Ида, такие не меняются. Держись от него подальше!”

И сейчас она видела этого бешеного Дениса. Вот он — хрипит в неё, требуя… чего?

Разве они вообще что-то друг другу обещали?

Просто секс. Между ними просто секс. И ничего.

Но надо было сказать про мужа, да? Надо… Дура, Ида, какая же ты дура!

— Ты… ты… Ада, давай, сучка! Это типа месть? Да? У него там малолетка? Сколько ей? — одна рука у неё на горле, вторая на стене. В кулаке, побелевшие костяшки.

Вспышками. Аделаида понимала, что отключается, не соображая.

— Сколько? — орнул в неё Денис.

— Девятнадцать, — ответила и не узнала свой голос. Пропал. Это даже не хрип, а какой-то последний вздох.

— Супер. А ты решила, что на тебя не клюнет пацан какой из молодёжки? Или просто там у тебя что-то на стеснительном и моральном заговорило? Чуть постарше нашла? Один разочек? — чеканил Денис. — Ты не собиралась продолжать — просто трах на раз, пох! И как? Чего ты хотела? Уела его, кончая подо мной, а, Ада? Полегчало, сука! Сука! Бля!

И Аделаиду перекрыло. Она решила, что уж можно потягаться с ним, насрать на всё!

— Да пошёл ты, — сильно пнула, извернувшись.

Пусть и была где-то там на подкорке мысль — в колено нельзя, оно травмировано, но ударила, пришлось куда-то, не знает она куда. Рукой очертив дугу врезала по лицу. Денис зашипел. Ида даже ждала, что ударит.

— Не смей, не смей, мелкий засранец, — тем не менее прорычала уже сама. — Проблеваться теперь охота, что трахнул меня? Оскорбился? Не лезь ко мне в душу, ясно! Да, он трахается с девкой девятнадцати лет, да! — на глаза выступили злые слёзы обиды. — Доволен! И я тебе дала, потому что захотелось понять, как это с малолеткой! Всё? Кончил? Нах съебал от меня и не…

Дальше она попыталась вывернуться, снова ударить — теперь уже можно и по колену, и по лодыжке и по вот его плечу с вывихом… и морде этой всей из себя звёздной и неотразимой.

Но не смогла. Потому что Денис сделал всего одно движение, как ей показалось и при этом с десяток же — сгрёб её, не давая вообще ничего сделать. Телом к стене, рука одна теперь голову зафиксировала, другая дёрнула пуговицы на джинсах…

Сорокин нагнулся и жёстко поцеловал её. Ида на инерции, на обиде, на адреналине — укусила его за губу до крови. Она бы орать начала от ненависти к себе, потому что он оторвался с ухмылкой, а внутри у неё завертелась спираль дичайшего желания, болезненного. Свело всё.

— Давай, Ада… давай, бесёнок, мозги, нах, крошишь, — и снова поцеловал. Жёстко, без мягкости, требовательно, зло.

И Ида ответила, теряя голову от его напора и вкуса крови, наполнившего рот.

Да… да… мозги в крошку!

Правда… пох?

1

— Аделаида Георгиевна, у нас начнётся тренировка? — пролепетала девочка, потащив женщину за рукав.

— Да, крошка, сейчас этих неандертальцев с клюшками прогоним и будет нам каток и тренировка, — улыбнулась Ида, оглядываясь, выискивая взглядом Виталину, которая завершала шествие, ведя за руку самую младшую девочку в этой группе.

Кивнула, чтобы помощница присмотрела за девочками и шагнула в сторону бортика.

— Долго ещё? Освободите нам каток, — возмущённо обратилась она к парню на льду.

Дальше был второй. Тот хоть детьми занимался, а этот просто загорал.

Но на вид приятнее (слегка) чем Коняев. Того Ида вообще не переваривала — гандонище с большой буквы.

— Простите, но лёд теперь наш!

— У нас ещё полчаса, — развёл руками этот весь из себя звезда хоккея, потому что Ида знала о программе, знала, что Коняев постоянно всем и вся говорил, какой он весь красавчик и известен на всю Русь-матушку.

Но кто сказал, что этот не гандон ни разу?

Она окинула очередного мачо колким взглядом и показала на противоположную часть катка:

— Та часть наша.

— Да не вопрос, не уверен, что у них прыти хватит до вас добраться, — отшутился звезда спорта, снова улыбаясь, кажется уверенный в своей неотразимости.

Аделаида отвернулась и закатила глаза.

— Давайте, крошки, на лёд! — скомандовала она, но на каток вышла последней.

Виталина попросила отлучится, а когда вернулась была сама не своя и Ида, вздохнув, отпустила девушку домой.

Она сама прекрасно справлялась. Обычно… и вот всё пошло наперекосяк.

Сегодня Ида уходила последней, закрывала и опечатывала подсобные и складские помещения.

Наглого хоккеиста нашла в одной из комнат, где лежала амуниция, та, что предоставлялась благотворителями.

— Мне надо закрыть и опечатать помещение, долго ещё? — поинтересовалась Ида, изучая спину звезданутого засранца, который ей на глаза попадался весь день.

То и дело ловила его взгляд, от которого становилось не по себе. Особенно на льду, когда отпустила Виту, а этот…

Её воспитанники, впервые кажется, вели себя так, что то и дело приходилось на повышенных тонах отдавать приказы или ловить, чтобы не заезжали на половину катка, где занимались хоккеисты из программы. Но и какие там хоккеисты — этот наглец был прав, сказав, что у них прыти не хватит… у её учеников хватило.

— Придержите ваших одуванчиков, — съязвил он ей в спину, когда она загоняла мальчишку из своей группы, который решил внезапно, что клюшки интереснее. Впрочем этому может и интереснее…

— А у вас кто? Костоломы? — вернула замечание Ида, оглядев мальчишек и самого звезду хоккейную. Пренебрежительно фыркнула.

Зря наверное. Потому что там в этом взгляде устремлённом на неё что-то жутковатое ей привиделось, пусть и лицо этого секс-символа перекосила улыбка, но взгляд не сулил ей ничего хорошего.

И кажется расплата случится сейчас? Угораздило же оказаться с ним наедине, да ещё в таком месте!

— Вообще этот вопрос можно расценить как оскорбление, — протянул хоккеист, — но так и быть, для тебя, моя сладкая, я могу ответить — печально, что в твоей жизни мужики такие скучные, что ты задаёшь им этот вопрос.

— Что? — Ида распахнула глаза, почти задохнулась от возмущения.

— Да, детка, я могу оооочень долго, — протянул он, вставая. — Но спрашивать когда же там всё закончится ты не будешь, сил не хватит.

— Вы совсем? — ей и оплеуху хотелось ему отвесить, но и срубил наглостью так, что внутри всё передёрнулось.

— Ты размечталась проверить, что у тебя в глазках двоиться начало? — ухмыльнулся засранец.

— Какого… что?

Ида вообще не сразу поняла, что он имеет ввиду под двоится, но и какого хрена она вообще слушает всё это? Уму непостижимо!

Она задохнулась, ругаясь про себя — избегала конфликтов, пугалась таких ситуаций, да и просто… одна в замкнутом пространстве без нормального света — осознала и ужаснулась.

Развернулась уйти, но навернулась на чём-то попавшем под ноги (здесь после предыдушего звезданутого экземпляра, Коняева, такой беспорядок, что…), нога подвернулась и Ида попыталась найти опору, но конечно, как назло, руки провалились в пустоту, ничего не нашли. Зато её нашли руки этого самого хама хоккейного.

— Ничего себе, я ещё не начал подкатывать, а ты уже падаешь мне в руки, — обжёг кожу за ухом полный наглости шёпот.

Снова задохнулась. Но на этот раз сердце отплясало канкан, а внизу живота перекрутило. Ида попыталась найти себя. Вытащить возмущение. Это получалось. На него. И на себя…

“Это что за реакции? На старости с ума сошла, Ида?”

Она шумно выдохнула и выпуталась из рук наглого пацана, предварительно ударив его по рукам и зашипев, кажется пытаясь ругнуться, только против физики и химии не попрёшь, а уж биологии тем более — Ида проанализировала этот надменный взгляд, с которым столкнулась. Понятно, что такой вот укладывает девиц в постель штабелями.

Нога снова подвернулась и… что ж такое?

— Шайба, — многозначительно протянул этот поганец, не разрывая зрительного контакта, а от рук, держащих её за талию исходил предательский жар, который понесся по телу волнами, призывая к иррациональному, более тесному контакту.

— Ваш друг раздолбай — никакого такта и полнейший беспорядок после него, — попыталась прийти в себя Ида, вытаскивая из себя сердитость и раздражение, которое всегда были в ней, когда она сталкивалась с Коняевым.

— Мой друг? — этот амбал (рост точно под два метра) её всё же отпустил, правда перед этим, приподнял, словно она маленькая девочка, вот так за талию вверх, пнул шайбу, на которой она навернулась и не один раз, а потом поставил Иду на пол. — Игого?

— Что?

Она чувствовала себя максимальной идиоткой. Что за разговор такой дебильный? Что? Кто? Какого?

— Друг мой — это Игорь Коняев? Игого? — пояснил он.

— Игого? — изумилась Ида.

— Погоняло его. И он мне не друг. И не приятель и вообще, — гад самовлюблённый развернулся к ней спиной, — понятно почему здесь такой пиздец. Игого по жизни за собой не умел убирать, мудло.

Он ещё ругнулся, потом пнул с досадой ещё одну шайбу.

— Просто хотел найти на парней на завтра защиту, у меня завтра группа, которая умеет и на коньках стоять и в хоккей даже типа играть, — вздохнул.

— Возьмите в команде, — зачем-то Ида решила помочь. — Потом здесь разберётесь и…

— Слушай, у тебя реально в глазах двоится? — повернулся к ней, лицо снова такое всё… твою налево, неотразимое! Видимо. Должно быть. И да, достаточно привлекательное лицо. Ладно. Шикарная морда самодовольного, наглого мачо.

— Да с чего вдруг? — не выдержала она.

— Тогда почему ты ко мне во множественном числе обращаешься?

Ида подавила желание выдать очередное нелепое “что”.

— Это вежливость, — возмутилась, — или вам в ваших хоккеях это не известно?

— Ааа, то есть я к тебе тоже должен вот так? Да?

— Мы не знакомы, я старше, логично.

— А как тебя? Я слышал… что-то греческое, загробное, — ухмыльнулся звездец этот наглый, — Аида! Точно.

— Аделаида, — процедила она, — Георгиевна.

— Аделаи-и-ида, — и снова улыбка эта на мильон. — Георгиевна? Жесть!

Ида выдохнула, попыталась убить этого гадёныша взглядом, конечно, что ему — улыбка ещё ярче засверкала. Поэтому она ругнулась себе под нос, развернулась. Отправляясь на выход.

— Или выходите, или я закрою вас с вашими шайбами и клюшками, — кажется прорычала, хотя в общении всегда терялась, а тут хотелось драться — дожила, довела себя — как нервы расшатались!

И ведь Ида гордилась тем, что, как педагог, всегда очень терпелива, умеет быть строгой, но при этом всё же держать себя на уровне, чтобы не скатываться в бессильную истерику, когда сталкивалась вот с такими… такими… как этот! А она сталкивалась — за пятнадцать лет, как работала тренером, каких только воспитанников у неё не было. Надменных, наглых, хамоватых хватало тоже.

— У меня в доме просто жила старушка, — звездец следовал за ней по пятам, — Аида Пантелеймоновна. Лет девяносто ей было, милая такая. Мелкая. Тоже. Как-то долго на лавочке сидела, а мы бегали мимо неё мальцами и старались не шуметь рядом.

Он прислонился к двери, вещал, пока Ида закрывала дверь и опечатывала её.

— Два дня сидела. А потом оказалось, что она умерла.

— Что? — снова спросила Ида, поднимая взгляд на парня.

— Скажи, прикол!

Женщина уставилась на него, словно инопланетянина. Прикол? Что кто-то умер? Это вообще…

Она наверное и не нашлась бы что сказать, но ожил телефон, смарт-часы возвестили о входящем с незнакомого номера.

Ида мотнула головой, нахмурилась на хоккеиста, извинилась (зачем-то) и ответила.