Галина Снегирева получила по электронной почте письмо от Игоря. Он просил ее о встрече. Просил настойчиво и вместе с тем покаянно. Не обошелся Игорь и без загадок. Впрочем, Галя была уверена, что это всего лишь хитрость: Игорь хотел разбудить ее любопытство.
С тех пор как они расстались, прошло уже почти два месяца. И ни разу за все это время Игорь не напоминал о себе. И вдруг, когда она уже начала забывать и свою обиду, и его самого, он присылает ей письмо. Вначале Галя хотела поделиться этой новостью с Валентином, но потом передумала, решив, что Валентин, скорее всего, поймет неправильно. В последнее время он что-то часто вспоминает об Игоре. Ни с того ни с сего вдруг пускается в рассуждения, будто бы сам с собой разговаривает: мол, понятное дело, Гале с ним, с Валентином, скучно, ведь он ни стихов сочинять не умеет, ни беседу умную поддержать, не то что Игорь. Или вдруг возьмет и бросит как бы невзначай: «Да, старую любовь забыть непросто!» В общем, хоть Валентин и не говорил прямо о своих чувствах, было понятно: он ревнует.
А ведь Галя решительно не давала к тому никаких поводов. Да, иногда ее взгляд становился грустным, отрешенным. И что скрывать? В такие минуты она действительно вспоминала Игоря, но воспоминания эти были мимолетными. Или же Гале просто хотелось, чтобы они были таковыми?
Вот уже в третий или четвертый раз она перечитывала короткое письмо Игоря, пытаясь разгадать, почувствовать тайный смысл, скрытый между строк:
«Здравствуй, Галя. Наверное, ты очень удивишься, обнаружив в почте мое письмо. Возможно, даже не станешь его читать. Но если все-таки откроешь… Галя, я обращаюсь к тебе с просьбой, заранее смирившись с тем, что ты не захочешь пойти мне навстречу. А ведь именно об этом я и прошу тебя: о встрече. Прости за глупый каламбур. Мне очень нужно, просто необходимо увидеть тебя. Поверь, это очень важно. Вчера я был сражен наповал одной страшной для меня новостью. Тебя, Галь, это тоже касается. Самым прямым образом. И хотя говорят, что бумага стерпит все, я не хочу подвергать ее таким пыткам. Если можешь, ответь. Я буду ждать.
Игорь».
Такое вот письмо…
«Не пойду никуда и отвечать на письмо не стану», – уговаривала себя Снегирева, хотя в эту минуту уже знала наверняка, что и ответит, и пойдет.
– А вот и неправда! – вырвалось у нее вслух. – Сказала не пойду – значит, не пойду.
«Это он нарочно написал о какой-то страшной новости, – продолжала размышлять Снегирева. – Намекает, наверное, на ухудшение здоровья… На жалость давит и таким образом хочет меня в ловушку заманить. Не получится! – И тут же девушку начинали одолевать сомнения: – Но если речь идет о здоровье, то почему же тогда Игорь пишет, что меня это касается самым прямым образом? Или это все чистый блеф? Кто знает…»
Снегирева открыла новый документ, назвала его одной буквой «И», потом напечатала первое слово: «Привет». Подумала немного и стерла его. А затем быстро и уверенно застучала по клавишам:
«Здравствуй. Знаешь, Игорь, ты угадал: вначале я просто хотела уничтожить твое письмо, не читая. Но, как ты теперь понял, этого не произошло. Ты просишь меня о встрече и говоришь какими-то загадками. Надеюсь, не надо объяснять, что после всего, что между нами произошло, я не горю желанием видеться с тобой. Но если речь идет и впрямь о чем-то важном, если тебе, допустим, нужна моя помощь, тогда напиши об этом прямо. – Девушка немного подумала и допечатала: – Иначе ни о какой встрече не может быть и речи».
Перечитав предложение, она недовольно хмыкнула: что еще за рифма дурацкая! Встрече – речи… Она стерла все предложение и закончила письмо сухо и лаконично: «Жду разъяснений. Галя».
Не успела она выйти из Сети, как зазвонил телефон.
«Игорь!» – испуганно подумала Снегирева, продолжая сидеть у компьютера.
Казалось, каждый новый звонок звучал громче и настойчивей предыдущего. Девушка поднялась и медленно отправилась в большую комнату. Она нарочно шла медленно, надеясь, что звонки прекратятся.
«Восемь, девять, десять, одиннадцать», – считала про себя Снегирева, медленно подходя к телефону.
– Алло! – с замиранием сердца выдохнула она в трубку.
– Галь! – выкрикнули на том конце провода. – Привет! Никак до тебя дозвониться не могу…
– Привет, Валь, – с невероятным облегчением вздохнула она. – Я в Интернете была…
– Я так и подумал, – усмехнулся Валентин. – Если занято, значит, ты по Нету шаришься. Слушай, Галь, – сменил тон парень. – Тут такое дело… Я сегодня не смогу никуда пойти. Мама заболела.
– А что с ней? – с беспокойством поинтересовалась Галина.
– Не знаю даже… Пришла с работы бледная, на головную боль жаловалась. Насилу уговорил ее температуру измерить. Тридцать девять и пять, представляешь?
– Надо врача срочно вызвать, – посоветовала Снегирева.
– Это утром, – заметил Валентин. – Сейчас только «скорую» можно. Я предлагал, даже слушать не желает…
– Хочешь, я к тебе приеду? – с готовностью предложила девушка. – Приготовлю что-нибудь, в магазин сбегаю?
– Приезжай, конечно, – не стал возражать Валентин. – Только еды в холодильнике навалом. Если хочешь, приезжай просто так. – И добавил: – Я буду очень рад.
Снегирева на секунду задумалась: сейчас ей просто необходимо отвлечься от своих мыслей, прогуляться по улице, поболтать о том о сем с Валентином. И потом, Ирина Антоновна – мама Валентина – всегда хорошо к ней относилась. Решено: Галя купит фруктов и соков, забежит в аптеку за аспирином и поедет навестить больную.
«Наверняка у них ничего этого нет: ни апельсинов с виноградом, ни соков, ни даже, возможно, аспирина», – рассуждала Галина. Она знала, что Валентин и его мама живут очень скромно, а ей на днях как раз выплатили гонорар за публикацию стихов в поэтическом журнале. Не ахти какие деньги, конечно, но на то, что она собиралась купить, вполне хватит. Восемьсот рублей как-никак! Можно даже купить еще коробку хороших конфет или торт. Галя вспомнила, как Ирина Антоновна как-то посетовала: «Обожаю сладкое! Но на мою бюджетную зарплату особо-то не разгуляешься, да и ни к чему мне это, с моей-то фигурой». Маму Валентина нельзя было назвать ни толстой, ни даже полной. Но, видимо, она, как многие женщины в ее возрасте, относилась к своей внешности чересчур придирчиво.