По дороге в клинику я сидела, боясь пошевелиться, судорожно сжимая ноги. Мне казалось, если я их разожму, кровь хлынет из меня потоком. А для меня это была даже не кровь, это была жизнь моего ребёнка.
Пашка притормозил у самых дверей приемного покоя, выскочил из машины и на руках занес меня в больницу.
У неё маточное кровотечение, - закричал громко, - позовите Суслова, я звонил. И каталку скорее.
Меня положили на каталку и повезли в отделение. Пашка шёл рядом, держа меня за руку. По дороге к нам присоединился врач, кажется, тот самый, которого звал Пашка. Меня отвезли в смотровую, сделали узи.
- Станислава Юрьевна, - обратился ко мне врач, - дело в том, что некоторое время назад ваша беременность замерла. Плод перестал развиваться. В таких случаях его удаляют. Поскольку данная процедура не была проведена вовремя, у вас началось воспаление.
Я слушала и никак не могла понять, о каком плоде идёт речь. Потом сообразила. Плод - это наш с Глебом ребёнок. Но что значит «беременность замерла»?
- Что с моим ребенком? Он ... жив?
- Станислава Юрьевна,
- Можно просто Станислава, - перебила я.
-Станислава, мне жаль, но ваш ребенок умер. Нам нужно провести процедуру...
- Вы хотите сделать мне аборт?!
- Стася, - вмешался Павел, взяв меня за руку, - это не аборт. Необходимо извлечь биологический материал, чтобы не допустить развитие воспаления.
Я вырвала свою руку. Зачем он вмешивается? Мне захотелось, чтобы на месте Павла был Глеб. Он не стал бы называть нашего ребёнка «биологическим материалом». Он бы защитил нас, и все было бы хорошо. А потом до меня дошли слова врача - наш ребёнок умер. А я даже ничего не почувствовала! А ведь должна была! Какая же я после этого мать! Глеб, мне нужен Глеб. Если бы со мной был Глеб, ничего этого не случилось бы. Глеб защитил бы меня и нашего ребёнка. Если бы я сразу позвонила ему, он бы приехал и забрал нас домой. Окружил вниманием и заботой. Он не дал бы нашему ребёнку умереть. Он ведь сильный. С ним, как за каменной стеной. Но я не позвонила Глебу. Решила, что сама справлюсь. И не справилась. Не смогла уберечь нашего малыша. Слабая, жалкая Стася!
- Станислава, - донеслось до меня, - вам нужна операция.
- Виктор, - услышала злой голос Пашки, - нельзя затягивать, ты же видишь, она не в себе.
- Нужно получить согласие, ее или ближайших родственников.
- Нет у нее родственников в России.
- Муж?
- Они в разводе. Увози ее на операцию по показаниям , у нее угроза жизни.
- Хорошо.
Меня снова куда-то повезли. Я плохо понимала, что происходит. В голове билась только одна мысль: я потеряла ребёнка. Дальше - темнота.
Сознание возвращалось ко мне медленно, урывками. Казалось, что я катаюсь на американских горках, взлетая все выше и выше, а потом стремительно падаю вниз. Страшно не было, я знала, что внизу меня ждёт Глеб, а значит со мной ничего не случится.
Наконец этот странный аттракцион прекратился, и меня выбросило в реальность больничной палаты. Голова продолжала кружиться и очень хотелось пить.
- Как вы?
Чуть повернув голову в сторону, увидела милую девушку в сестринской форме. Хотела ответить, но в горле пересохло. Пришлось кивнуть. Девушка поднесла мне поильник. Давно я не пила такой вкусной воды.
- Вам сейчас много нельзя, - сказала она, забирая у меня воду, - может вырвать. Я позову врача.
Ко мне в палату вошли уже знакомый врач и Павел.
- Доброе утро, Станислава, - начал врач, - меня зовут Суслов Виктор Петрович. Я ваш лечащий врач.
Вчера мне пришлось вас экстренно прооперировать.
- Как прошла операция? - поинтересовалась сухими губами.
- В ходе операции возникли осложения. Но мы с ними справились.
- Я могу узнать какие?
- Как ты себя чувствуешь? - вмешался Пашка.
- Пить хочу, - ответила честно.- Что за осложения?
- Станислава, - Виктор Петрович зачем-то взял меня за руку, - вы обратились за медицинской помощью слишком поздно. Мы делали все возможное, но к сожалению...
- Пожалуйста, говорите короче и конкретнее, - перебила я, освобождая руку.
Не люблю, когда меня трогают посторонние.
- Мне пришлось удачить вам матку. Это означает..
- Что детей у меня не будет никогда, - выговорила немеющими губами.
- Стася, - влез Палев, - ты только не волнуйся.
Отмахнулась от него. Что он тут вообще делает? И почему до сих пор не пришел Глеб? Если бы он был здесь, держилал бы меня за руку, и мне было бы легче. Мы бы пережили это горе вместе. Он бы сказал: "Мы что-нибудь придумаем". И придумал бы, обязательно. Как же это может быть, что бы у нас не было детей? У нас?! А почему у нас? У Глеба была другая женщина. Может, и сейчас есть. А мне удалили матку, и детей у меня уже не будет никогда. У меня! А у Глеба их может быть сколько угодно. Значит, хорошо, что его нет. Что бы я ему сказала? Что я не смогла выносить нашего малыша? Что даже не поняла, когда он умер?! Что я нижтожкая слабачка, которая нуждается в постоянной опеке? Сколько женщин на этой планете смогли родить, а я не смогла! И зачем Глебу неполноценная жена? Когда мир полон нормальных и здоровых!
Посмотрела на врача, на Пашку. Оба не сводили с меня напряженных взглядов. Ждут, когда у меня начнется истерика. Конечно, такая никчемность, как я, обязательно должна сейчас устроить истерику.
На минуту прикрыла глаза. Перед глазами пронеслись наше с Глебом знакокство, стремительное замужество, счастливая семейная жизнь. Подумалось, что ребенок был тем самым единственным шансом все наладить. А теперь его нет. Ни ребенка, ни шанса.
- Вот все и закончилось.
Потом поняла, что сказала это вслух.
- Виктор Петрович, спасибо вам. Я все поняла. Я сейчас хотела бы побыть одна.
Суслов кивнул и направился к двери.
- Стася, - подал голос Павел, - может будет лучше, если я побуду рядом?
- Спасибо, Паш, но не нужно.
Потом попросила врача:
- Пожалуйста, дайте распоряжение никого ко мне не впускать. Я не хочу никого видеть.
- Конечно, - Суслов кивнул. - Вы отдыхайте, я попозже зайду.
Пашка тоже кивнул и вышел.