Я и мой кот

Любовь?

В расстроенных чувствах металась по своей комнате и пыталась мыслить здраво. Цветы инатэи, стоящие в вазах по углам комнаты, раздражали. Так и хотелось выкинуть их все за окно. Что со мной? Откуда такие эмоции? Почему подымает голову глухая ненависть и страх перед Колдуном? Почему нельзя ни в коем случае допускать того, о чём он мне говорил? Память пробуждается? Но если так, я наоборот должна радоваться, ведь мы в прошлом муж и жена. Вот именно что в прошлом и, по словам Колдуна. Я же не верю его рассказу. И опять же, почему? Ведь у меня нет поводов ему не верить.

В отчаянии заломила руки, окинула горьким взглядом комнату, которая все эти дни служила мне убежищем. И приняла решение — бежать. Любым способом, принеся любые жертвы, но бежать. Не знаю, чем именно руководствовалась при принятии этого решения, но оно казалось единственно верным. Побросала все свои пожитки в сумку, подхватила кота на руки и выбежала из комнаты. Проводника-бабочки нигде не наблюдалось. Дорогу к выходу некому показывать. Погладила кота по гладкой, чёрной шёрстке, опустила на пол и посмотрела умоляюще, пытаясь взглядом передать свою просьбу — выведи меня отсюда. Нахал, пригибаясь к полу и встревожено оглядываясь на меня, направился к выходу из коридора. Как хорошо, что у него имеются белые носочки на лапках, иначе бы сливался с обстановкой тёмного зала. Я следовала за ним, беспокоясь из-за его поведения. Что-то такое он чувствовал, раз его хвост беспокойно подергивается, а глаза поблёскивают зелёным светом, да уши прижаты к голове. Того и гляди зашипит.

Тревога всё сильнее нарастала, казалось, что время безвозвратно ускользает между пальцев. Но торопить кота не смела, ни жестами, ни взглядами. Животные лучше нас чувствуют опасность, интуиция развита у них сильней. Вот и подчинимся тому, что вытворяет Нахал. Чёрный зал не стал для меня неожиданностью, как и повторение уже раз пройденного маршрута. Знакомая каменная стена и снова котяра проделал тот же фокус, что и раньше — прошёл сквозь неё.

Ощупала стену, простучала костяшками пальцев, ища слабину. Скользила ладонями по ней, снова и снова нажимая на безжалостные камни, пытаясь пройти сквозь них. Все усилия оказались безуспешными. Сползла по стене спиной, уткнулась лицом в ладони, чувствуя себя запертой в ловушке, и вздрогнула, когда услышала насмешливый голос Колдуна:

— Зачем ты пытаешься уйти? Этот и другой пути выхода откроются сами для тебя, через год. Сейчас, только если я разрешу. Но зачем мне отпускать тебя, любимая моя супруга? — голос звучал нежно и вкрадчиво. — Почему ты хочешь уйти? Я ведь не причинил тебе никакого зла. Тебе плохо со мной?

В моих руках появилась табличка с мелом — мне разрешили ответить, какая милость благословенных небес.

“Мне страшно” — написала чистую правду.

— Чего же ты боишься? — Колдун опустился на пол рядом со мной, на колени, коснулся кончиками пальцев моих волос. — Меня? Зря. Я не причиню тебе вреда.

Помотала головой, давая понять, что не верю его утверждениям. Совсем забыла о табличке и меле в руках, так привыкла уже общаться с Колдуном посредством мимики.

— Не бойся, — прошептал он и нежно провел рукой по моей щеке. — Не стоит меня бояться, — интонации стали совсем мягкими, с удивлением почувствовала, как что-то во мне отзывается на его тон.

Вспыхнула, когда его губы скользнули по моей щеке, вслед за пальцами, неясное томление поселилось в груди, все мысли, казавшиеся ранее важными, ушли куда-то на задний план. Удивление от собственной реакции на прикосновение быстро растаяло и растворилось, оставив после себя легкий флёр недоумения по неясному теперь для меня поводу. Когда мужчина ласково поцеловал меня в губы, уже не помнила причин, из-за которых решилась на необдуманный поступок. Зачем бежать от того, кто так сильно меня любит? Теперь я не сомневалась в любви Даэна… Даэн, это имя ему подходит… Тёмным глазам, белым волосам, этому красивому и такому тёплому сейчас человеку. Мужчина поднял меня на руки и прошептал мне в волосы:

— Ты переедешь ко мне сегодня. Нельзя тебе находиться на расстоянии от меня.

Не было желания протестовать, хотелось обратного, действительно находиться рядом с ним. Все тревоги отступили, даже то, что Нахал не вернулся из своей прогулки за стеной, не волновало. Хотелось другого, прикосновений. Мягких, нежных, убирающих печаль, плохое настроение, страх… Хотелось больше, чем поцелуй в щеку или в губы… Так мечтается о покое… Как хорошо, что есть возможность склонить голову мужчине на грудь, слушать, как бьется его сердце и не помнить ни о чем. В моем прошлом были какие-то проблемы и события? Теперь они не имели значения. Улыбнулась Колдуну, когда он положил меня на кровать в комнате, в которой я раньше не бывала.

— Спи, моя хорошая, — вкрадчиво сказал мужчина. — Завтра будет новый день и новая жизнь, и новый мир. Мы начнем всё с начала. Ты и я. Я люблю тебя.

Его признание взволновало меня, сердце забилось сильно-сильно, рванулось вслед за Даэном, который выходил из комнаты. Но тут темнота накрыла меня, погребая под тяжестью тревожного сновидения. Снова мне снилось, что я умерла. Видела Колдуна, который стоял над бездыханной мной с искаженным страданием и ненавистью лицом. Эти два чувства так плотно переплелись, что неясно было, кому они предназначались. В моём сне Богиня Майя и Бог Ильяс присутствовали там же, они что-то говорили Колдуну, что-то внушали ему. Он слушал их внимательно, потом поднялся с колен, поднял живой тогда взгляд чёрных глаз на этих двоих и яростно обжег их одним единственным словом:

— Отомщу!

От того как он это сказал, содрогнулась даже во сне. Как же страшен был мужчина в этот момент. Даже Боги отшатнулись и побледнели. И сердце болело за заледеневшего в этом сне мужчину. Я была на его стороне. Почему? Не могла этого сказать. Просто хотелось облегчить его страдание, которое было страшным, если судить по тому, как он смотрел на моё тело. И чем дольше во сне я всматривалась в перекошенное от ненависти и боли лицо, тем страшнее мне становилось, за него, за себя, за этот мир. Но в том сне не могла встать и сказать ему, что не стоит в этом мире ничего подобной злобы и ненависти. А дальше сон сплелся в клубок сумбура и бессмыслицы. Я куда-то бежала, зачем-то пряталась от Колдуна, прыгала в отчаянии и тоске в озеро, вела беседы с несуществующими русалками и призраками. К чему мне всё это снилось?

Проснулась вся в холодном поту и попыталась припомнить подробности сна. Но они ускользали от меня, не давались в руки, только голова разболелась. Что-то там такое было в этом сне, что мне стоило помнить, осознать. И снова не могла понять, почему это было столь необходимо. Плюнула на всё и поднялась с кровати. Если судить по тому, что подушка рядом не примята, ночевала одна, только совсем не там, где должна была бы. Это покои Колдуна? С любопытством осмотрелась. Кроваво-красные шторы не пришлись мне по вкусу, как и чёрные стены. Вроде в одежде Даэн предпочитает коричневые тона, почему же выбор цветов для комнаты столь мрачен?

Соскользнула с кровати, прошлась вдоль большого, во всю стену, окна, прикоснулась пальцами к столешнице тяжёлого стола, на котором стояла чернильница, лежала стопка белых, не исписанных листов и толстый фолиант. Моё любопытство не преминуло попробовать засунуть туда нос. Книга меня разочаровала, пустые листы, даже картинок не было. Магия? Возможно. Я в этом совсем ничего не понимаю.

Вспомнила о Нахале и нахмурилась, котяра пока не спешил появляться, а где именно его потеряла вчера, отчего-то не помнилось, совсем. Что же вчера такого произошло? Помню, как меня нёс на руках Даэн. Помню, что мне это очень понравилось — залилась краской, стоило только вернуться к воспоминаниям об этом. Помню, что он меня целовал, и это вызывало во мне такое удивительное ответное чувство… Готова была порхать по комнате и по-дурацки улыбалась при одном воспоминании об этом. Что-то тёплое и нежное росло в ответ в душе, сердце билось в предвкушении счастья. Только сон сидел занозой в голове, рождая тянущее чувство какой-то неправильности. Но отмахнулась от этого противного ноющего чувства и погрузилась вся в мысли о том, как это приятно осознавать, что тебя любят. Сердце растаяло, стоило вернуться к произнесенным вчера Даэном словам. “Я люблю тебя”. Как это сладко и многообещающе звучит. Мы же муж и жена, так он сказал. Отчего-то я верила в то, что это действительно так. Почему-то мне казалось, что я его помню. Что мы действительно когда-то очень давно пересекались и жили даже под одной крышей.

Смутно помнился Даэн таким, каким он был тогда. Улыбающимся, целующим мои пальцы, игриво сыплющий комплиментами. Только себя и свои чувства того времени я не помнила. Не беда. Если судить по тому, как сладко замирает сердце при одном имени Даэн, как хочется улыбнуться ему тому, из очень давних воспоминаний… Всё со мной ясно. Я влюбилась. Уже давно, в прошлой жизни… Или в этой… Это было так неважно. Бесконечное счастье любить и быть любимой отодвигало всё в сторону, и сейчас я мечтала о том, чтобы этот год никогда не кончивался. Впрочем, о глупостях думаю. Даже когда этот год закончится, сама не уйду отсюда, да и Даэн не прогонит. Сам признался, что любит меня.

Колдун пришел, когда я завершила осмотр комнаты и направила стопы к двери, которая, как подсказывала логика, должна была вести либо в соседнюю комнату, либо к удобствам и возможности умыться. Дверь в коридор помнила, даже не смотря на то, что вчера была в странном пограничном состоянии.

— Доброе утро, любимая, — мягко поздоровался со мной Даэн и протянул мне руку.

Поколебалась немного, но радость от того, что вижу его, оказалась сильнее и через мгновение я стояла, прижимаясь к нему, вдыхая его запах, слыша биение его сердца. Его губы скользящие по моему лицу, его дыхание, запутавшееся в моих волосах, тепло пальцев, переплетшихся с моими… Тихо млела от счастья, мечтая только об одном, чтобы оно длилось вечно.

— Тебе нужно одеться, — мужчина неохотно отстранил меня и мягко улыбнулся. — Я выбрал для тебя наряд. Позавтракаем и в путь. Я хочу показать тебе меняющийся мир…

Светло улыбнулась в ответ, сожалея только о том, что объятия так быстро прервались. Повиновалась его приказу, тая только от одного только тона, каким он был отдан. И всё утро я как будто летала, ловя улыбку мужчины, захлебываясь бесконечным счастьем от того, каким светлым становилось выражение его лица, когда он обращался ко мне с каким-либо словом. Звёздное ожерелье сияло теперь и днем, доставляя мне радость. Ведь это украшение подарил мне он! И этим было сказано всё. Пробежалась пальцами по звёздочкам, радуясь тому, как каждая из них будто ткнулась мне в пальцы, одарила теплой волной ласковой энергии.

Хорошее настроение бурлило в крови, лопалось пузырьками счастья на языке. Хотелось смеяться и танцевать. Съела все, что было на тарелке, заслужив одобрительную улыбку Даэна и веселое:

— Готова?

Кивнула, подымаясь из-за стола. Мне предложили руку, на которую с удовольствием оперлась, предвкушая интересное путешествие. Легкий поцелуй в плечо, и кровь прилила к щекам, и сердце забилось сильнее. Мужчина нежно провел рукой по моей косе, которая после этого движения расплелась. Волосы окутали меня пушистой волной, но протестовать не стала. Если любимому хочется так, если ему нравятся мои распущенные волосы, пусть всё остается как есть.

Мир встретил нас сильным ветром, сухим и злым. Он кидал горсти пыли нам в лицо, выдирал из сухой земли колкие травинки. Удивлённо распахнула глаза, не веря тому, что видела и тут же зажмурилась. Держать глаза открытыми на таком ветру оказалось сущей глупостью.

Даэн стоял, широко расставив ноги, придерживая меня за руку, на губах его играла победная усмешка, которая быстро сменилась беспокойством, стоило песку попасть в мои глаза. Мужчина ладонями провел по моему лицу и грустно сказал:

— Извини, любимая. Я не подумал о том, что тебе нужна защита от стихии. Можешь наказать меня.

“Ничего” — ответила мысленно. Вместо лёгкой улыбки получилась гримаса, слёзы наворачивались на глаза, даже после воздействия Даэна.

— Я не подумал. Прости, — он снова провел по моим глазам ладонью, и теперь могла видеть нормально.

Это навело меня на кое-какие мысли. Например, возник вопрос, почему Даэн не смог вылечить себя сам, пусть даже его слепота это плата за возврат меня. И тут же болью отозвалось в сердце осознание того, как дорого ему обошлась та история, которая когда-то случилась с нами в прошлом. О себе я не подумала, а вот о нём…

“Как же ты жил все эти годы?” — мысленно прошептала я, забыв об удручающей картине мира, сейчас выглядевшего безрадостным и недобрым.

— Только воспоминаниями о тебе и твоём возвращении, — как-то странно улыбнулся он, задумавшись о постороннем. — Теперь тебе не страшен ветер. Можно продолжить прогулку. Мир меняется. Безболезненно пройти это не может, — задумчиво сказал Даэн, поглаживая меня по тыльной стороне ладони, которая лежала на сгибе его локтя. — Улыбнись, милая. Этот мир ждут большие перемены. Как прежде уже не будет. Но новое даст этому миру двигаться дальше. Он застыл в своем косном невежестве на событиях тысячелетней давности, пора уже ему сдвинуться с места и идти вперёд.

“Сколько же ему лет” — и только тут до меня дошло, что мужчина отвечал на мои невысказанные вопросы. Испуганно выдернула свою ладонь и уставилась на Даэна широко открытыми глазами.

— Я очень долго живу. Непозволительно долго, по мнению некоторых божеств, — небрежно улыбнулся мне, взял мою руку и склонился, целуя пальцы.

Вздрогнула, пытаясь справиться с вдруг проснувшимся беспокойством.

— Не пугайся, я слышу только то, что ты обращаешь в мыслях ко мне, — протянул он руку и коснулся пальцами моей щеки.

Медленно, под его прикосновением, отступало беспокойство и возникший из ниоткуда страх. Тепло и нежность затапливали душу, и скоро я улыбалась Даэну, забыв о том, что меня волновало недавно.

— Вот и замечательно, — мягко сказал он мне и обвел рукой нерадостный пейзаж. — Запоминай, как выглядела эта эпоха до перемен. Больше у тебя такой возможности не будет. Дальше только сами перемены.

Не скажу, что мне нравилось то, как выглядел окружающий мир. Тяжёлые тучи с огромной скоростью неслись по небу, грозя обрушиться сплошными потоками воды на землю. Но ни одна капля не срывалась вниз, чтобы прибить носящуюся по полю пыль. Деревья в далеком лесу гнулись под сильными порывами ветра. Ни одного цветочка, ни одной травинки не осталось на поле, и пришла страшная мысль. Если так везде, то, что люди будут есть? Ведь с таким ветром и без дождя погибнет урожай. С немой мольбой посмотрела на недобро улыбающегося Колдуна и получила непреклонное:

— Не сломав — не построишь!

Сердце облилось кровью, и заноза сегодняшнего сна всплыла в памяти вопреки всему. Отшатнулась от Даэна, кусая губы и силясь закричать. То, что казалось неважным, то, что не хотело вспоминаться, вернулось. Ненависть в этом сне, ненависть Даэна была обращена не к Богам, а ко мне. Ко мне умершей, ко мне, в чьей груди торчал нож с резной рукоятью. Схватилась рукой за горло, пытаясь вспомнить, как нужно дышать, но боль, адская, нечеловеческая боль раздирала душу, прокладывая кровавыми следами дорожки в сердце.

На мгновение лицо Колдуна исказили ответная боль и понимание, а потом он снова стал собой, холодным и безразличным. Протянул руки ко мне, я отшатнулась. Но что я слабая могу противопоставить его могуществу? Ничего…

— Алинэя, — позвал он меня мягко и тепло, и сердце толкнулось в груди, отзываясь на этот зов. — Сны, это всего лишь сны… А твоя настоящая память ещё спит. Ей пробуждаться и пробуждаться… Не бойся меня, я не причиню тебе зла. Я люблю тебя, слышишь?

Не слышала того, что он говорит, только боль в душе постепенно сходила на нет, реагируя на ласковый голос, на энергетический посыл слов. Медленно, неуверенно подходила к Даэну, не веря и веря одновременно.

— Я рассказал тебе правду о нас, — нежно произнес он, когда уткнулась носом ему в грудь и вцепилась руками в его одежду. — Так получилось, что тебя убили. Вероломно, подло убили. Виновные уже наказаны. Наказание ты сама видела. Я ненавидел тебя в тот момент за то, что ты ушла, за то, что оставила одного… И это тоже правда. Это было минутное чувство. Моя любовь пережила века… Не делай мне больно. Не отталкивай меня сейчас. Я так долго ждал твоего возвращения. Целую тысячу лет. И был так счастлив, когда ты вновь появилась в моей жизни.

Слушала то, что он говорил, и его слова убаюкивали меня и проснувшиеся страхи. Постепенно душа отмерзала, распускалась и снова училась радоваться его нежной улыбке. Так мы и стояли, ветер натыкался на нас, огибал и продолжал свое чёрное дело — уничтожение растительности в округе. Я держалась за одежду Даэна как утопающая, боясь снова потеряться в реальности под воздействием снов.

— Не понимаю, почему не подействовало заклинание, и тебе снова приснился этот глупый сон, — сказал мне Даэн и провел ладонью по распущенным волосам. — Но найду причину, и больше он не будет тебя беспокоить. Мне не нравится то, какую боль он тебе причиняет. А я не хочу, чтобы тебе когда-нибудь ещё было больно.

Склонился надо мной и поцеловал, нежно, чувственно, заставляя забыть о недавней моей вспышке. Постепенно воспоминания о том, что мне приснилось, стирались из памяти, и скоро я уже не могла сказать, из-за чего недавно так сильно расстроилась.

— Прекратим прогулку, — озвучил решение мужчина, когда оторвался от меня. — Продолжим её как-нибудь потом.

Перенес он нас в свою комнату, где провел рукой по моим волосам, грустно улыбнулся и перед исчезновением сказал:

— Отдохни. Тебе надо поспать, — и я, повинуясь его словам, хоть и чувствовала себя выспавшейся, покорно легла в кровать, даже не раздевшись, и тут же уснула.

Три года назад

Князь Оттар, даже несмотря на данное слово, так просто любимую отпускать не собирался. Алинэе и Оитлоре пришлось уходить ночью, вспоров кинжалом бок шатра. Наличие охраны у выхода недвусмысленно намекало, что желание почётных пленниц прогуляться на ночь глядя вряд ли порадует кого бы то ни было. Старшая из двух Ведающих продумала всё заранее, отказавшись от сонного зелья — а все ли питье попробуют? — она решила действовать более дерзко и неожиданно. Несколько дней после беседы князя и Алинэи Ведающая не напоминала мужчине о данном слове, прекрасно разобравшись в характере предводителя, она понимала, что, несмотря на обещание, он сделает всё, чтобы помешать девушке уйти. Ведающая постоянно сгущала краски, описывая состояние больной, таким образом, умудряясь держать одержимого страстью мужчину на расстоянии.

И одним прекрасным вечером Оитлора шепнула на ухо воспитаннице:

— Сегодня ночью не спи.

Алинэя вскинула удивлённый взгляд на наставницу, но та только улыбнулась и тяжко вздохнула:

— Недосмотрела я за тобой.

Вот так и получилось, что две неслышные тени выскользнули из прорези в шатре и ушли в темную ночь. Оитлора уверенно выбирала направление в темноте, Алинэя же шла за ней, боясь потерять её из виду. Спать не хотелось, отвар Ведающей, которым она напоила больную перед уходом, придал сил и энергии.

Так и шли, не сомневающаяся в своем решении Оитлора и покорная её воле воспитанница. Ведающая уверенно держала путь в земли майстера Люидера эр Риоли. После изгнания и отречения от дочери — наслушалась знахарка сплетен в стане — вряд ли князь догадается искать беглянку именно там. Девушке там было опасно находиться, если её поймают, наказания не избежать. Но и это Оитлора предусмотрела. Плащ с глубоким капюшоном, обычная одежда для Ведающей в холодные дни, да голубая туника. Волосы, убранные в косу, и никто, если приглядываться не будет, не признает в странствующей знахарке дочь местного аристократа.

Шли быстро, без оглядки на темноту. У Оитлоры зрение было, как у кошки и вела она спутницу вперёд очень уверенно, умудряясь вовремя ту поддержать и провести наименее травмоопасными тропами. К утру, уставшие, но довольные они подошли к небольшой деревеньке. Алинэя почувствовала себя несколько более свободно, избавившись от гнета присутствия князя за спиной и его страстных взглядов. Мужчина до сих пор не вызывал в ней ничего кроме страха и, пожалуй, сочувствия. Не по сердцу он ей был, совсем.

Оитлора действовала уверенно, выспросила у пастуха, который гнал скот в поле, какой домик принадлежит старосте и прямиком направилась туда. Постучав и окинув серьезным взглядом женщину, отворившую дверь, спросила:

— Работа для меня и племянницы найдется? Есть хворые?

— Мож найдется, мож нет, — пожала плечами хозяйка, но пустила пришлых в дом. — Проходите.

— Благодарствую, — вежливо отозвалась Ведающая. — Нам бы передохнуть с дороги. Долго мы здесь не задержимся. Кликнешь тех, кто нуждается в помощи. К вечеру мы уйдем.

— Кликну. Только мало таких, — согласно кивнула головой хозяйка. — Обходят нас хвори стороной. Слава Богине Майе… Но… — пожевала она губами и мазнула по знахаркам неуверенным взглядом. — Есть пришлый один. Плох совсем. Боимся, из беглых он, поди.

— Покажешь где, — вздохнула Оитлора, об отдыхе можно было позабыть, чутье говорило, что не будет на него времени. — Только чуток дыхание переведем. Племянница моя молода совсем, тяжело ей еще пути-дороги даются.

— Сейчас, — кивнула женщина. — Покормлю и отведу.

— А хозяин где? — спросила Ведающая, окинув внимательным взглядом светлую горницу.

— На покосе они. И ночуют там, — махнула рукой куда-то в сторону хозяйка. — Детки всё по делам. Только младшенький вот, несмышлёныш ещё совсем, — взъерошила она рыжую шевелюру мальчонки, который прятался за её подолом и смотрел на пришлых большими, испуганными глазами.

На стол она собрала споро, но долго засиживаться пришелицы не стали. Неясное чувство беды гнало Оитлору от этого чистого и уютного домика, в сторону окраины деревушки. Заметив, как неспокойно хмурит брови Ведающая, хозяйка встала с места, подхватила сынка на руки и сказала:

— Проведу вас. Хоть и не погладит хозяин по голове за то, что беглого приютили. Вот только не собакам же бросать на съедение? Не след так… — и вздохнула.

— Останься здесь, — потребовала Оитлора у воспитанницы. — Отдохни, тебе силы ещё понадобятся.

Алинэя упрямо помотала головой, то же неясное чувство беды и необходимости собственного присутствия, что и у более старшей товарки, гнало её вопреки усталости к тому, кому сейчас было очень плохо.

Оитлора покачала головой, неясное предчувствие беды стало сильнее, как и понимание того, что нужно уходить и задерживаться здесь нельзя. Но она не была бы Ведающей, если бы ради своего спасения пренебрегла своими обязанностями. Была у неё мысль отослать Алинэю одну, но её она тут же отогнала. Девушка пропадет одна, не привыкла она выживать так, как это делают Ведающие. Её ещё учить и учить жизни.

В самом крайнем домике жила одинокая старушка, которая и приютила пострадавшего молодого парня. Оитлора первой вошла в дом, жена старосты не рискнула пойти следом, просто стояла у порога, наблюдая за пришлыми. Бабуля, отворившая дверь, пропустила одну гостью, а за ней и вторую и показала где лежит умирающий.

— Совсем плох он, — шамкала она, и седенькая её голова тряслась, как и морщинистые руки. — Не спина, а живое мясо…

— Вот сейчас и поглядим, — Ведающая сделала шаг в низенькую комнатенку и так и застыла на пороге, не давая Алинэе увидеть молодого человека.

Но у девушки было своё мнение на этот счёт, и она решительно отодвинула наставницу да шагнула в комнату. На лавке, на животе лежал светловолосый парень. Глаза были закрыты, опухшая нижняя губа закушена, а в кулаке он сжимал подол окровавленной рубахи. Как только молодая, неопытная Ведающая рассмотрела заострившиеся в страдании черты умирающего, тут же бросилась к нему. Слёзы застили глаза, руки дрожали, хотелось ей выть в голос, да не было у неё такой возможности. Она схватила друга детства за ладонь, все ещё не веря в то, что, возможно, никогда он уже не сможет глаза открыть, и залилась слезами.

— В недобрый час я ушла, — тяжело уронила Ведающая и склонилась над парнем. — Что же вы натворили, дети? Алинэя, детка, слезами горю не поможешь. А поможешь, если будешь слушаться меня да силу свою использовать на дело. За что же его так?

Девушка подняла голубые, заплаканные глаза на наставницу и грустно улыбнулась, как бы говоря: “Не знаю!”. Она и вправду не знала, почему друг детства в таком плачевном состоянии. Князь обещал помочь ему с побегом. А если бы не помог, то парень был бы не исполосован кнутом — на его спину без содрогания глянуть нельзя было — а был бы посажен на кол, как гласил закон. Вот и получалось, что Алинэя ничего не понимала, и свет на события мог пролить только сам пострадавший. К излечению которого и приступила Оитлора.

Через большой промежуток времени она с трудом поднялась с предоставленного хозяйкой табурета и прошептала:

— Прошло слишком много времени.

Алинэя решительно дёрнула наставницу за рукав.

— Что, Лина? — устало спросила Ведающая.

Девушка указала рукой на парня, потом на себя.

— Что ты хочешь сказать? — нахмурилась Оитлора.

Алинэя провела руками над спиной больного, повторяя за наставницей недавнее её движение.

— Хочешь полечить друга? — понимающе усмехнулась Ведающая. — У тебя мало опыта. Своей силой ты ещё не владеешь, как следует. Слишком недавно ты вступила на путь жриц Богини Майи. Но попробовать можно. Мне тяжело будет одной вытащить его. А вдвоём… Может и получится. Занимай моё место. Теперь протяни руки вперёд и попробуй почувствовать, увидеть повреждения. Но не обычным зрением, внутренним. Чтобы было легче, закрой глаза.

Девушка послушно выполнила все указания, да ещё и губу закусила, напряженно пытаясь увидеть. Ничего не получилось. Ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. Оитлора терпеливо её утешала, когда Алинэя поднимала глаза полные слёз на наставницу и заставляла пробовать снова и снова, давая подробные указания что и как. Потеряв уже надежду понять, Алинэя протянула в очередной раз руки над больным, закрыла глаза, послушно сосредотачиваясь и не давая воли отчаянию, и тут же отдернула руки, широко раскрыв голубые глаза.

— Получилось? — спросила Оитлора.

Алинэя кивнула и снова протянула руки вперёд, стараясь вернуть пришедшее недавно видение энергетической сетки, жестоко разорванной в районе спины. Часть сетки изобиловала узелками, следами работы Оитлоры, а часть так и осталась повреждённой.

— Дальше попробуй соединить узор. Только тщательно отслеживай, чтобы нити срослись правильно. Работай внимательно и аккуратно, почувствуй рисунок, пойми, что и с чем сращивать.

Следуя указаниям уставшей Оитлоры, которая склонилась над больным и тоже погрузилась во внутреннее сосредоточенное видение, чтобы вовремя уберечь воспитанницу от фатальных ошибок, молодая Ведающая потеряла счёт времени, работая с энергией.

— Теперь всё, — нескоро распрямила спину Оитлора, окидывая напоследок помутневшим взглядом спину юноши, заживающую на глазах. — Теперь необходимо закрепить результат. Нужно приготовить отвар. Сделаешь его под моим присмотром?

Алинэя кивнула, подтверждая свою готовность. Поднялась с табурета и покачнулась. В глазах на миг потемнело, но девушка быстро пришла в себя и постаралась справиться с головокружением и тошнотой. Она никогда не задумывалась над тем, как дорого может обойтись Ведающей применение силы Богини Майи. Да и не связывала ранее она свою судьбу с этим путем. Жизнь повернулась так, что пришлось выбирать, и она выбрала свободу и возможность помогать людям вместо ненавистного замужества.

Немного оправившись от потери силы, девушка принялась споро, вопреки наваливающейся усталости, помогать Ведающей. Когда она наливала отвар из котелка в чашу, за спиной послышалось едва различимое:

— Госпожа?

Девушка вздрогнула и чуть не выронила из рук деревянную посудину. Медленно повернулась и, не веря своим глазам, неуверенно улыбнулась другу детства.

— Госпожа, — тяжело выдохнул парень, вглядываясь потемневшими синими глазами в знакомое лицо.

— Молчи, Уитт, — велела Оитлора и аккуратно взяла кружку с отваром из рук застывшей в удивлении девушки. — Тебе не стоит тратить силы на разговоры. Если хочешь выздороветь, помолчи. Успеешь ещё наговориться. И расскажешь нам, что же с тобой случилось.

Алинэя кивнула, подтверждая слова наставницы, уж очень ей хотелось знать, как Уитт попал в такой переплёт. Не далее как утром она задавалась вопросами на эту тему, а тут есть шанс узнать ответы на них.

— Госпожа, — вновь выдохнул парень, отвёл сияющий взгляд от девушки и криво улыбнулся.

— Выпей, — снова склонилась над ним Ведающая.

Он с трудом приподнял голову, перевернуться на спину парень ещё не мог, и маленькими глотками, задыхаясь, выпил то, что ему поднесла Оитлора. После закрыл глаза и тяжело уронил голову на лавку, не в силах отдышаться.

— Теперь будет легче, — прикрыла глаза и Ведающая, переводя дыхание. — Намного легче, — потом повернулась к Алинэе. — Нам нельзя здесь надолго оставаться, как и нельзя оставить Уитта в беде. Думаю, тебе нужно уйти из села, Лина. Если не хочешь насильно стать женой князя, подозреваю, что он не сдержит данное слово, тебе остается только одно — бежать. Я объясню куда идти, тебя приютит моя хорошая знакомая, тоже Ведающая, и спрячет.

Алинэя отрицательно помотала головой и указала рукой на парня. Потом в отчаянии метнулась к сумке, достала табличку с мелом и начертала: “Князь убьёт его”.

— Почему? — Оитлора нахмурилась и кинула острый, обеспокоенный взгляд на воспитанницу.

Девушка поколебалась и написала: “Он его ненавидит”.

— Что же у вас произошло, пока меня не было? — покачала головой Ведающая, устраиваясь на лавке возле стола. — Тебе нужно уходить, а Уитта мы спрячем.

“Нет” — упрямо написала девушка, стерла надпись и добавила: “Они обыщут всё, когда меня искать будут”.

— Плохо дело, — Ведающая потёрла лоб, пытаясь хоть так вернуть ясность мысли. — Ума не приложу, как нам быть. Я не рассчитывала здесь надолго оставаться. Надеялась, что уйдем быстрее.

“Чему суждено, то пусть сбудется” — твёрдой рукой начертала Алинэя на дощечке, стерла и продолжила. — “Князя — не боюсь!”.

— Ох, и горда ты, девочка, — с укоризной произнесла Ведающая, кинув осуждающий взгляд на вздернутый подбородок воспитанницы. — Будем верить, что Богиня Майя поможет нам в этом нелёгком испытании и Уитт быстро исцелится. И если это произойдет до того, как князь нападёт на наш след, то нам очень повезёт.

Алинэя грустно улыбнулась и развела руками, показывая, что всё понимает, но вот сделать ничего нельзя. На том и порешили. Бегство девушки было бы бессмысленным, так как бежать следовало бы и Уитту. А оставлять его одного на растерзание людям князя… Этого себе Алинэя никогда бы не простила. Друзей не бросают в беде, поэтому она столь решительно отстаивала своё желание остаться.

Время до вечера тянулось в мучительном ожидании, Уитт заснул и не желал просыпаться. И уставшая девушка снова и снова подходила к другу детства, касалась его лба ладонью да вздыхала. Оитлора оставила больного под присмотром воспитанницы, а сама, чуток отдохнув, направилась в дом старосты, порасспросить о возможных больных и покупке продуктов в дорогу.

Ближе к ночи она с неспокойным сердцем вернулась в дом старушки, приютившей пострадавшего Уитта и с разрешения хозяйки, устроила на ночлег Алинэю и сама притулилась на лавке с ней же рядом. Все в той же комнате у больного, чтобы всегда иметь возможность проверить как там его состояние.

Утро выдалось тревожным, парня лихорадило. Проснуться он проснулся, но окружающих узнавал с трудом. Оитлора, хоть и не выспалась, выглядела бодрой и энергично хлопотала возле Уитта. Алинэя же хмурилась — переживала за друга.

Тяжёлые тучи с самого утра повисли над деревенькой, так и казалось, еще чуть-чуть и будут задевать крутыми, пухлыми боками крыши низеньких домов. Глухое ворчание с небес говорило о том, что быть грозе. И не обмануло, дождь зарядил, проливной, размывающий глиняную дорогу и тропы в лесу. По такой погоде Ведающие уйти точно не смогли бы и Оитлора, вздохнув: “Судьба”, больше уже не дергалась и не думала о том, чтобы отправить воспитанницу одну. Только тревожно поглядывала в окошко время от времени, словно не веря в то, что стена дождя может остановить неугомонного князя, в чьих глазах успела прочесть непреклонное желание вопреки всему поступить по-своему. Боялась Ведающая, что не сдержит темпераментный северянин данного слова. Но поделать уже ничего нельзя было. Разве что корить себя за то, что ушла из замка майстера Люидер эр Риоли вопреки беспокойству и плохому предчувствию. Не осталась с прикипевшей к сердцу девчонкой, ушла, повинуясь зову, а следовало немного потерпеть и, возможно, всё сложилось бы по-другому.

Беспокойство Оитлоры оказалось не беспочвенным. Прошло не так много времени после рассвета, когда в деревеньке объявился конный отряд. Пятеро всадников покружили по деревне и остановились у самого большого и добротного дома, принадлежавшего старосте. Один из всадников спешился и требовательно забухал кулаком в дверь. Вода стекала по его лицу и плащу с откинутым на спину капюшоном, потемневшие от влаги волосы прилипли ко лбу, но незваный гость не обращал на это внимания, полностью поглощенный своими действиями. Лошади его спутников оскальзывались в грязи, да и сами мужчины выглядели не лучше спешившегося всадника, но стоически переносили непогоду, пытаясь спрятаться под промокшими и оттого тяжёлыми и неуютными плащами.

Хозяйка дома, не сразу решилась открыть незнакомым вооруженным людям — вдруг какие лихоимцы — воин чуть не вышиб дверь, когда его не самое большое терпение лопнуло. И женщина рискнула приотворить дверь — выбор у неё был небольшой, дождаться когда её сломают, либо открыть самой — и недовольно спросила:

— Чего надоть?

Но больше ничего сказать не успела, пришелец толкнул дверь вместе с хозяйкой и зашёл в дом неприглашённым:

— Мне нужны две Ведающие. Молодая и пожилая. Скажешь где, награжу, соврёшь — убью, — воин говорил спокойно, только голубые глаза его сверкали, выдавая внутреннее напряжение. — Не советую врать.

Хозяйка почувствовала, как холодок пробежал по спине — почуяла, что незваные гости принесли с собой беду.

— Вырежем всех, если ответа не будет, — столь же тихо и внушительно добавил мужчина и пухлые его губы, рассечённые шрамом, скривились в недоброй усмешке.

— Они в крайней избе, — выдавила из себя хозяйка, взвесив все за и против.

Решив, что Ведающих пришлые лихоимцы не тронут — побоятся посмертного проклятья — а вот оставшиеся в деревеньке жители пострадать зазря могут, она успокоила этими размышлениями свою совесть и вышла на крыльцо, под дождь да показала дом издалека, не собираясь провожать по такой грязи отряд.

Мужчина достал из кошеля золотую монету, положил на ноготь большого пальца, подбросил со щелчком в воздух, повернулся и вышел. Монета ударилась о деревянный пол, прошелестев по дереву, закатилась под лавку у двери. Пришлый вышел из дома, взлетел одним движением в седло, махнул рукой в сторону нужного покосившегося домика и рявкнул:

— Туда!

Подозрительный шум за дверью заставил Ведающую насторожиться и она дрогнувшим голосом дала указание Алинэе:

— Накрой Уитта и поверни его голову к стене, так, чтобы разглядеть тяжело было.

После развернулась к хозяйке домишки и строго произнесла:

— Скажешь, что твой внук приболел, если спрашивать будут. Имя… — запнулась она, на ходу выдумывая. — Скажешь — зовут Улеем. Лихорадка у него, заразная, нельзя его трогать.

Старушка всё так же тряся головой, глянула мутными голубыми глазами на Ведающую, печально скривила рот, да махнула дрожащей рукой, что поняла.

Снова сон

Колдун стоял на крыше Башни и смотрел на простирающуюся кругом степь неподвижными глазами. Никто бы не мог сказать, как и что он там видит, ведь в обычном понимании он был слеп. Но безошибочно поворачивал лицо к светилу, наблюдая за его ходом по небу. Ветер трепал его светлые волосы, сбивал дыхание, но волшебник не обращал на это внимания. Мужчина провёл по воздуху вытянутой вперед ладонью, будто бы гладил невидимое животное и вздохнул. Ветер ответил на заданный ранее вопрос. Тяжёлый шёпот лился в уши Даэна:

— Воспоминания возвращаются, поторопись маг…

Колдун брезгливо отряхнул руку, как если бы соприкасался только что с чем-то неприятным и ответил незримому собеседнику:

— Мир всё равно уже стал иным.

— Поторопись маг, — прошелестел ветер вновь.

Мужчина улыбнулся в ответ. И если бы кто-нибудь мог видеть его улыбку, то очень бы испугался. Зловещий оскал исказил правильные черты лица Колдуна, а чёрные глаза глядели на мир неподвижно и холодно.

Мне снилась прогулка с Даэном. Прогулка, которой никогда не было. Мы шли по виденному мной саду с прекрасным ледяным цветком. Мужчина держал меня под руку, а я почему-то была очень недовольна таким положением дел. Колдун же выглядел абсолютно невозмутимым и спокойно вещал:

— Миру нужна сильная рука, способная объединить всех под одним началом. Что тебя смущает в этом, Ведающая? Магия может править миром, может решать все проблемы, может лечить, гораздо эффективней, чем Сила, подаренная Богиней Майей. Если в пантеоне появится Божество именно с этим Даром, всё очень сильно изменится. И в пустыне можно будет вырастить цветы и во льдах собрать урожай. Это же прекрасно! — он обвёл рукою сад, так ярко иллюстрирующий его слова.

— Тебе не жалко тех, кто умрет во славу твоего величия, Колдун? — злобно выплюнула я, глядя с ненавистью на мужчину, идущего рядом. — Ты никогда не считался с чужим мнением, каким же ты будешь Божеством? Тёмным? Кровавым?

— Так любимые тобой Боги принесли не меньшие жертвы, чтобы завладеть своей Силой, милая. Не тебе ли это знать. Так почему же ты упрямишься? Почему не хочешь поддержать меня, быть рядом со мной? Я весь мир подарил тебе, любимая, — тихо произнёс мужчина, склонившись ко мне.

Отшатнулась, только руку вырвать не удалось.

— Всё ещё боишься меня, — Даэн скользнул губами по моей щеке и выпрямился. — Я обещал тебя не торопить с решением. Мало времени прошло. Ты ещё успеешь понять меня и принять правду. Ты моя, и этого уже не изменить.

— Я не хочу быть твоей! — прошипела в ответ, так и не сумев отвоевать свою конечность.

— Юношеский максимализм, — пожал плечами Колдун и отпустил меня. — Ты можешь отдохнуть, если устала, любимая, — последнее слово он произнес с издевкой, поклонился и исчез.

А дальше мне снилось что-то отрывочное и сумбурное. Какой-то навязчивый кошмар, но не про мою смерть. Проснулась разбитой и несчастной. Присела на кровати… Голова болела, глазам было больно смотреть на свет. Странное ощущение раздвоенности поселилось в душе. Одна её часть рвалась забыть о приснившемся и полностью сосредоточиться на родившихся за последние дни чувствах, другая часть требовала разобраться в том, о чём мы говорили с хозяином Башни во сне. Но долго этот раздрай не продолжился. На кровать рядом со мной сел Колдун. Протянул руку, поднял мою голову за подбородок и так застыл, о чём-то задумавшись.

— Голова больше не болит? — улыбнулся мне мужчина.

Удивлённо распахнула глаза. Действительно, больше не болит.

— Тебе снова снились неприятные сны, — нахмурился Даэн. — С этим что-то надо делать. Я хочу видеть, как ты улыбаешься, а не как грустишь.

К своему удивлению поняла, что приснившееся начинает сглаживаться и уходить на задний план, стираясь из памяти.

— Не грусти, — попросил меня Колдун и потянул за подбородок к себе.

Склонился и нежно поцеловал в губы. Легко, невесомо, заставив сердце забиться быстрее.

— Я люблю тебя, — прошептал мужчина прямо мне в губы и отстранился.

Дыхание сбилось, и мысли потеряли ясность. Даэн чему-то криво улыбнулся.

— Знаешь, я когда-то долго ждал, очень долго ждал… Твоей любви, твоего решения, — тихо сказал он. — Больше я не хочу ждать. Жизнь хрупка и можно не успеть насладиться ею.

Он снова поцеловал меня. Жадно и властно. Подчиняя. Словно ставя свою печать и давая понять, что не даст мне возможности отказаться. А я не знала, куда девать руки и как вести себя дальше. Почему-то мной овладела растерянность. Что-то было не так во всём том, что сейчас происходило. Но постепенно сомнения таяли, ненужные страхи уходили, освобождая место нежданной нежности и томной страсти. Так хотелось зарыться пальцами в белые, длинные волосы Колдуна, притянуть мужчину к себе поближе и позволить ему всё, что он захочет. Забывала себя и не такую и давнюю злость на него, когда он неласково встретил меня по возвращению от князя Оттара. Не было сомнений, размышлений и способности здраво мыслить. Хотелось отдавать себя, полностью и целиком, до донышка души, до последней капли выпивая свои и его чувства. Но почему-то вкус поцелуя горчил, а ласки вызывали наслаждение на грани боли.

— Проклятье! — вздрогнул Даэн и оторвался от меня.

Холодное его лицо исказилось от гнева.

— Мяу?! — вопросительно мявкнул Нахал и соскочил со спины Колдуна.

Выражение лица мужчины в этот момент было таким, что я испугалась за питомца. Оттолкнула Колдуна, слетела с кровати, схватила в охапку кота и прижалась к двери, затравленно наблюдая за тем, как медленно поднялся Даэн с пола, как он делает над собой усилие и надевает привычную маску ледяной непроницаемости.

— Сегодня я больше тебя не побеспокою, — равнодушно произнес он и исчез.

Я же пыталась понять, что же такое на меня нашло, и зачем оттолкнула мужчину. Нахал вывернулся из моих рук, не забыв царапнуть в отместку за невольное его пленение, и выскользнул из комнаты по каким-то своим кошачьим делам. Что-то совсем я стала забывать о том, что у меня есть напарник, который участвовал, чаще косвенно, чем напрямую, во всех моих приключениях. И странно себя этот напарник ведёт. То на коленях у Даэна сидит, то на спину ему прыгает…

Три года назад

Князь Ливенийский достал меч из ножен и со всей силы застучал его рукояткой в дверь. Оитлора уверенно её открыла и взглянула прямо в разъяренные глаза князя:

— Так-то ты держишь слово, Оттар Яростный!

— Где она? — лицо мужчины исказила болезненная гримаса.

— Тебе незачем её видеть. Её решение ты уже знаешь. И твоё слово никуда не делось. Ты обещал не мешать ей жить, если она откажется, и решит идти путем Ведающей.

Мужчина поднял остриё меча к горлу знахарки и спокойно произнёс:

— Я помню то, что обещал. Так же я обещал, что спрошу не единожды. А я привык держать слово, Ведающая. И я в своем праве! Тебе это не удастся оспорить. Ты обманула меня. Увела её тайком, не спросившись.

— Мы договаривались о том, что я вылечу её. Слов о том, что я не имею права уводить свободнорожденную Ведающую не было произнесено, князь, — взгляд Оитлоры был ровен и безразличен. — Ты сошёл с ума, князь! Опомнись!

— Она может лечить больных и в моём доме, Ведающая, и будет именно так! Я всё решил и тебе не помешать! Пропусти меня, — князь сильнее прижал острие меча к горлу женщины. — Не доводи до несчастья!

— Ты посмеешь поднять на меня руку, князь? — сощурив глаза, с ощутимой угрозой спросила знахарка. — И проклятья не боишься?

— Не мешай мне, Ведающая, и до проклятья дело не дойдет! — с не меньшей угрозой ответил князь.

— Я не могу тебе позволить и дальше вмешиваться в судьбу моей воспитанницы. Ты приносишь ей только горе, князь. Всё, что случилось с Линой, произошло по твоей вине. Ты не вправе решать её судьбу! Ты ей ни брат, ни муж, ни отец. А она благородная госпожа, а не бесправная простолюдинка. А теперь у неё есть ещё и защита Богини Майи. Смирись князь. Не быть ей твоей женой, — воззвание к здравому смыслу одержимого страстью мужчины не возымело никакого действия.

Князь нетерпеливо подался вперёд, и капля крови выступила на загорелой коже знахарки, а воины за спиной предводителя отшатнулись с суеверным ужасом назад.

— Не зли меня, Ведающая! — не выдержал Оттар Ливенийский и рявкнул. — Уйди с моей дороги!

— Нет, князь! Я не позволю тебе распоряжаться жизнью девушки, на которую ты не имеешь права, — Оитлора не сдвинулась ни на шаг, всё так же твердо глядела она в глаза упрямца, не собираясь уступать.

— Уйди! — глаза Оттара Яростного застила красная пелена, в этот момент он был способен на всё, что угодно.

Упавшее за спиной Ведающей ведро, заставило князя Ливенийского дёрнуться. Это невольное и резкое движение чуть не стало фатальным для знахарки. Лезвие чиркнуло её по шее, довольно глубоко разрезав кожу. И тут же ей на помощь пришла Алинэя, которая не собиралась оставаться безучастной участницей событий. Пока она кралась поближе к выходу, запнулась о ведро, спровоцировав дальнейшие события.

Знахарка схватилась одной рукой за горло, другой за меч, тут же порезав ладонь. Девушка кинулась к ней и рывком попыталась убрать Оитлору с траектории движения оружия. В левой руке она держала кинжал, собираясь без раздумий снова пустить его в ход. Без единого сомнения Алинэя встала так, чтобы находиться между мечом князя и наставницей. Голубые глаза были полны ненависти и презрения. Казалось, что если не Оитлора, то эта молодая Ведающая точно проклянёт Оттара Яростного.

— Лина, — прохрипела знахарка.

Девушка упрямо вздёрнула подбородок и уверенной, не дрогнувшей рукой направила кинжал себе в живот, словно говоря: “Попробуй только!”.

Князь побелел, как только встретился взором с взглядом Алинэи. Желваки заходили на его щеках и мужчина тяжело сглотнул.

— Отойди, Алинэя, — непослушными губами прошептал он. Голос мужчину не слушался, так свело все мышцы от напряжения. — Я не причиню вреда ни тебе, ни ей, — и опустил меч. — Можешь убить меня. Я не буду защищаться. Но себе вред не смей причинять.

Девушка ещё более упрямо поджала губы и не отвела взор от глаз князя Оттара, словно давая понять, что не верит ни единому слову.

— Понимаю, — мужчина отбросил меч в сторону, тяжело глянул на решительное выражение лица беглянки, болезненно скривил губы, развернулся и пошел к своей лошади.

Вскочил в седло, глянул убитым взглядом на непреклонную Алинэю и зло прошептал:

— Всё равно будешь моей, — развернул коня и крикнул воинам. — К дому старосты!

Один из воинов подобрал меч из грязи, негоже оружию мокнуть под дождём почём зря и, ведя в поводу лошадь да оскальзываясь, двинулся следом за предводителем.