Я тебя… никогда!

Иная реальность

Савелий Степанович Рыков, холостяк с солидным стажем, традиционно был приглашён на день рождения Эдика Кретова – лучшего друга. Впрочем, единственного.

Круглая дата – сорок лет. Говорят, что справлять подобный юбилей нельзя, даже опасно для именинника.

Поспрашивал Савелий знакомых бабушек, никто вразумительно на его вопрос не ответил. Мол, сорок лет связаны со смертью, со страданиями, дата, когда человека покидает ангел-хранитель, чем бессовестно пользуются высшие силы, наказывая за неверие.

Рассказывали про астрологию, про планету Уран, вызывающую целый список проблем, болезни, распад семьи, банкротство и вообще....

Бред, да и только, суеверие в чистом виде.

У Севки, так его для краткости называет друг, характер сложный, непредсказуемый. Больно уж щепетильный он: стоит в доме чего на миллиметр в сторону сдвинуть, начинается ураган «Катрина», уничтожающий на пути любые отношения, тем более с женщинами.

Эдик не в счёт – ему простительно, поскольку дозволено всё. Почти всё.

Этот парень свой в доску: не предаст, не продаст, потому имеет значительные преференции и социальные льготы.

Так бывает, когда люди притираются настолько плотно, что баланс сдержек и противовесов застывает словно приклеенный.

Что касается женщин в его жизни – они были.

Да, любит Севка полакомиться данным экзотическим фруктом, но к выбору любовниц относится чересчур придирчиво, даже капризно, выставляя претенденткам весьма объёмный список обязательных личных качеств.

Поначалу дамочки стараются соблюдать инструкции и регламент, но быстро устают от излишества требований, от придирок и попрёков. Романтические отношения скоренько превращаются в серьёзную в проблему, которую Савелий кратко обозначает как несовместимость в быту.

Предпочитал он гостевую форму брака, но со временем пришёл к выводу, что все женщина не умеют себя вести, что любая и каждая умудряется натворить, чёрт знает чего за любой, даже за самый мизерный промежуток времени.

Для того чтобы создать восхитительный, феерический танец любви, получить при том достаточно впечатлений и эмоций, требуется одна ночь. Даже несколько лишних часов могут испортить позитивное впечатление. Пусть лучше оно останется в тёплых воспоминаниях.

К числу обязательных свойств, способствующих вдохновению, Савелий Степанович относил стройность, безукоризненный рельеф фигуры, желательно выпуклый, но не чрезмерно.

Вторичные половые признаки признавались образцовыми, если гитарообразные очертания, анфас и профиль вызывали безотчётное желание сыграть на дивном инструменте, извлекая из него мелодии сладострастия.

Чего-чего, а это Сева делать умел мастерски, заводя почти любую гостью с пол-оборота.

Вояжи на сторону, тем более номера в гостинице не признавал. Ложе любви должно быть безупречным и пахнуть безукоризненно.

Запахи для него значили много больше внешности.

Дотрагиваться до оголённых душевных струн, вызывать тонкие вибрации плоти Савелий научился основательно, виртуозно. Практика кратковременных интрижек это подтверждала.

Уже через несколько минут, доверившись любвеобильному маэстро, женщины стонали, требуя ускорения темпа с адажио до аллегро, но Сева любил порядок во всём, не дозволяя диктовать авторскую интерпретацию исполнения, как прелюдии, так и фуги, ни одной из своих женщин.

Расставался с подругами любитель острых ощущений легко, без выяснения отношений, без претензий.

Савелий сидел в любимом кресле, смакуя воспоминания о последней встрече с прекрасной шалуньей, с которой обменялся избытком чувств.

Ох, хороша же была проказница…

Жаль, что так нелепо закончилось пламенное рандеву.

Ладное загорелое тело, хрупкое, но с сильными, развитыми мышцами. Напоследок девушка так сдавила его корпус, почувствовав неконтролируемый рост мужского эго, что если бы ей достало сил, для Савелия наступил бы неминуемый конец эпохи сладострастия.

По счастью, этого не случилось.

Зато любовники долго и яростно благодарили друг друга, вылизывая пропитанные гормонами тела, насыщаясь любовными соками, сплетаясь языками.

Слегка успокоившись, любовники приступили к исполнению чего-то продолжительного, нежного и очень медленного.

Сева даже не припомнит, что бы это могло быть, потому что время тогда остановилось, уступив место бескрайней Вечности.

Ночи не хватило, это точно. Спать потом пришлось до полудня, чтобы хоть немного восстановить потраченные энергетические ресурсы.

Это случилось несколько месяцев назад. С тех пор они не встречались, а иную женщину в своей постели после такого финиша… он не хотел привечать.

Эмма, так звали ту нимфу, была великолепна, неистощима, можно сказать, неиссякаема, как сама жизнь на нашей благословенной планете.

И великолепна.

Лучшей претендентки в жёны Сева представить не мог и не хотел.

Вот только… и это поистине чудовищно – она испачкала любимое полотенце губной помадой и тушью для ресниц, пролила на узорчатую льняную скатерть кофе, набросала полную корзину омерзительного вида салфеток, пропитанных непонятно чем, может быть, даже… язык не поворачивается произнести вслух, что она так тщательно протирала.

Ещё эта женщина посмела вытащить без спроса из шкафа его рубашку, о которую дважды вытерла руки, когда завтракали.

Это было в обед.

Потом она сидела, закинув ногу на ногу, в непристойной позе, нагло оголив промежность, словно женщина лёгкого поведения.

Тонкие чувства, окрылявшие его всю ночь, истаяли как прошлогодний снег.

Как можно жить с такой женщиной?

Грязные трусы она засунула под подушку. Уходя, оставила на воротнике белоснежной рубашки оттиск вульгарно накрашенных губ.

После всего случившегося он Эмму тихо ненавидел, потому, что полюбил, потому что хотел как ни одну другую, потому что мечтал о её податливо нежном теле.

Остыв, Сева готов был простить ей неблаговидные действия, чтобы заключить в объятия, чтобы предложить руку и…

Но как быть с отвратительным воспитанием, с привитыми, наверняка с раннего детства нелепыми привычками, которые невозможно нивелировать, исправить, потому что она уже взрослая девочка и не сможет жить иначе?

Чем больше Сева обо всём этом думал, тем сильнее мечтал прижаться к раскрытым бёдрам, вдыхая аромат интимного пространства, чувствуя на языке вкус возбуждённого лона.

Больше он ей не звонил, несмотря на пылающие эмоции, на желание уступить… с определёнными условиями.

Почему дамы замечательно выглядят в постели и совсем не умеют себя вести в повседневной жизни, задавал Сева вопрос, в который уже раз.

Так хочется духовной близости совмещённой с телесным теплом, с комфортом, основанным на выполнении правил.

На поверку каждая женщина – обладательница чудовищного списка изъянов, кричащих, невыносимых, можно сказать фатальных, делающих совместную жизнь невозможной в принципе.

Неужели никто за целую жизнь не указал им на издержки привычек?

Похоже, именно поэтому они не замужем. Какой мужчина способен вынести их небрежное поведение?

Савелий Степанович мечтал о настоящей семье. Домашнего уюта ему доставало, он создал его самостоятельно. Позволить кому-то разрушить с таким трудом налаженный быт не собирался.

Женщина, его женщина, должна быть идеальна во всём. Неужели так и не посчастливится найти свою половинку?

Может быть завтра, в гостях у Эдика. Его жена – очень общительная женщина. Чаще всего он знакомился с удивительными дамами именно там. Какая она будет, его следующая избранница?

Сева размечтался, утомил себя воспоминаниями, фантазиями и заснул прямо в кресле у телевизора, чего прежде никогда не случалось.

Ночью ему снилась она…

Досмотреть сон до конца не позволил будильник, вырвавший из подвижной цветной картинки в серую обыденность.

До похода в гости оставалось много времени, слишком много…

Возбуждённое ожидание поглотило ощущением безнадёги. Ему нужна была постоянная партнёрша, точнее любимая, от которой не нужно будет избавляться.

Чёрт с ними: манерами, привычками, правилами. Сева готов, практически решился. Ещё немного и понравится жить бобылём, но это неправильно.

Если понравится хоть одна, по-настоящему: чтобы мозг наизнанку, чтобы душа пела марш энтузиастов, а ноги выплясывали ламбаду, женюсь.

Пусть делает что угодно.

Даже если рубашку утюгом сожжёт, любимый костюм на ленточки покромсает, готовить и стирать не научится…

Вытерплю всё и широкую, ясную…

Задумавшись, Сева машинально пригубил стаканчик вина, потом пару стопок ликёра и отлакировал коньяком.

Пьян он не был. Лишь слегка повеселел, но состояние эйфории от принятого решения окрасило окружающее пространство в разноцветные пятна, наподобие детской игрушки калейдоскоп.

Он буквально грезил о женщине, которая ему снилась каждую ночь. Кстати, она была похожа на Эмму.

Девушку из сна Сева приметил сразу. Увы, она была не одна, но явно сердилась на спутника, потом вовсе стала избегать его компании.

Спустя несколько тостов её дружок пересел к другой женщине, сходу облапил её за талию.

Та засмеялась, не выказывая недовольства. Напротив, начала атаковать кавалера стрельбой глазками.

Подружились они стремительно, не произнеся ни единого слова. Желание обособиться, образовать пару было взаимным.

Возможно, именно эта девушка и была причиной размолвки.

Алёна, так звали девушку, на которую Сева положил глаз, не выглядела красавицей. Лицо её, не особенно выразительное, среднестатистическое, обладало, однако, набором необъяснимо-загадочных свойств: Сева не в силах был оторвать от неё зачарованный взор.

Гостья совсем, ну нисколечко не походила на Эмму.

Сева моментально отметил изумительно аккуратную манеру одеваться и носить простые наряды, тщательно подобранные, без изысков, но с безупречным вкусом.

Точёная фигурка с рельефно выступающими округлостями, шикарная грудь, закрытая строгим приталенным платьем с глухим воротом. Почти полное отсутствие косметики. Объёмные волосы, красиво рассыпанные на плечах.

Печать раздражения во взгляде не скрывала её доброго, покладистого нрава. Глубокие тёмные глаза завораживали.

Или казалось.

Сева приблизился, попросил разрешения присесть рядом , поухаживать.

Девушка ничего не ответила, но глазами показала на стул рядом.

– Можно налить вам вина?

– Лучше водки. Я сегодня не совсем в себе. Зря пришла. Лучше было остаться дома.

– Заметил, поссорились со своим мужчиной. Меня зовут Савелий, можно Сева. Давайте попробую его заменить. О чём с вами можно поговорить?

– Он никогда не был моим. Знаете, у него характер, как у бродячего кота: гуляет сам по себе. Вот и сейчас…

– Расстроены?

– И да, и нет. Обидно. Зачем пригласил? Удивительно… они… уже сговорились. Как ему удаётся? Беспринципность, легкомысленность, цинизм? Кажется, он коллекционер, специалист художественного флирта. Теперь это называют пикап. Ему необходим концентрированный адреналин в промышленных объёмах: свежий, только что выгнанный наркотик страсти. Получил допуск к телу и забыл. Вы мужчина, наверно и вам подобные желания знакомы.

– Он вас так сильно обидел? Хотите, вызову его на дуэль? Разрешите сегодня составить вам пару. Постараюсь не разочаровать.

– С места в карьер намекаете, что рассчитываете на большее? Впрочем, это не удивительно. Свято место пусто не бывает. Состояние влюблённости, наличие у девушки партнёра и ощущение уязвимости насыщают воздух флюидами, вызывающими у самцов в охоте болезненный приступ похоти. Вам представляется, что в состоянии, когда женщину бросают, она одержима желанием мстить. Так? Можно особенно не церемониться: распушил хвост, показал волшебные перья, наладил зрительный контакт, пожалел, выдал пару комплиментов, завёл позитивный разговор, улыбнулся – рыбка на крючке. Ничего не упустила?

– Это про меня?

– Про большинство мужиков. Дальше просто: больше вина, медленный танец, поцелуй за ухом, прогулка, приглашение на чай. Ритуал соблюдён. Можно снимать трусы. Давайте не будем начинать, Сева: настроения нет.

– Вы откровенны. Последствия обиды, горечь от обмана. Заманил, потом бросил. Он вас разгадал. Наверно дали понять, что лёгкой победы не предвидится.

– Хотите сказать, что не такой. Выдающие сексуальные достоинства детали моего бренного тела вас конечно не взволновали. Более того, вы даже не пытались их примерить на себя, так? Как думаете, почему я не верю? Всё банально просто, даже примитивно. Прежде чем подойти, вы оценили мою фигуру: раздели, примерили отдельные детали. Вас впечатлила грудь и что-то ещё. Мимолётного взгляда было недостаточно, чтобы определить полный список. Слюнотечения не заметила, а похоть… Вы ей пропитаны… насквозь. У меня обострённая интуиция, тонкое обоняние. Могу поспорить, на что угодно – ваш дружок в боевой готовности. И вы совсем не шестикрылый серафим. Вы – точно такой же искатель приключений. Но я готова рискнуть. В определённых пределах. Без самодеятельности.

– Положим, вы правы. Разве это что-то меняет? Я холост. Мне действительно до ужаса хочется близости. На вашу откровенность отвечаю взаимной искренностью. Вы мне нравитесь. Давайте выпьем на брудершафт, после чего мои симпатии многократно возрастут. Не пытаюсь внушить, что влюблён. Это не так. Точнее, не готов говорить на столь серьёзную тему. Слишком мало информации. Если сумеем не внушить друг другу чувство отвращения, для этого, кажется, нет предпосылок, обещаю, что буду предельно чистосердечен, бесхитростен и честен.

– Не могу сказать, что вы мне неприятны. Только не понимаю, Сева… кстати, согласна перейти на ты. На моих губах сохранились следы прикосновения мужчины, не твои. Неужели, тебя совсем не трогает, что целовалась с другим? Должно же возникнуть чувство брезгливости. Мне, например, противно, что дала повод так со мной поступить. Надо же быть настолько наивной!

– Извини, Алёна, я правильно назвал твоё имя? Мы познакомились всего несколько минут назад, разве можно требовать от тебя… или ты от меня, обнуления всего, что происходило до часа Х? Правда, нелепо? Давай всё-таки выпьем. На брудершафт. С обязательным поцелуем. Должен же я убедиться насколько ты сладкая.

– Настойчивый, нагловатый, упёртый… Почему меня это не бесит? Ладно. Выпьем, только не здесь. Противно наблюдать, как он лапает эту девку. Давай выйдем на балкон. Куришь?

– Нет. Даже не пробовал.

– Повезло. Мне тоже. Целуй, я же обещала.

– Посмотри в глаза. Я тебе хоть чуточку интересен?

– Я раздражена, а тут ты… со своей похотью.

– Погоди, не торопись судить, о чём не знаешь. Мы пришли сюда целоваться, так?

Сева приблизил к девушке лицо, вдохнул аромат.

Вдохновило. Ужасно не хотелось сравнивать, но похоже на запах детства, родительского дома, материнского молока… на аромат счастья.

Нелепые ассоциации.

И эти губы, позволяющие отведать вкус мыслей и наличие чувств.

Севу трясло.

Ощущение совершенно новое, какого прежде никогда не испытывал. Надо же, удовлетворился девственно непорочным поцелуем, даже не попытался использовать язык.

Девушка, безучастная вначале, вдруг обхватила его голову, прижалась теснее, позволяя, нет, требуя, чтобы поцелуй стал по-настоящему интимным.

По щеке Алёны скатилась слеза, попала Севке в рот, смешалась с нектаром слюны, взбитым увлечёнными азартным процессом языками.

Им было беспредельно хорошо.

Отчего? Ведь они совсем не знали друг друга.

Дальше последовал древний ритуал ухаживаний. Они убежали тайком, даже не попрощавшись с именинником, долго гуляли по кромке реки. На их счастье светила полная Луна.

Были бесконечные разговоры. Потом они уселись на берегу, пили водку, которую предусмотрительно захватил Сева, закусывали пирогами с праздничного стола, смеялись.

Потом они замёрзли и пошли в Севе. Там ещё немного выпили, снова целовались, улеглись спать. В обнимку. Не раздеваясь.

На столе осталась немытая посуда, недоеденные закуски…

Отчего-то Севу это совсем не бесило.

Ему было невыносимо радостно, что рядом находится женщина, которая ему нужна, что ужасно её хочет, но готов поступиться сиюминутным желанием, чтобы угодить ей, замечательной Алёнушке.

Сева не мог заснуть, переживая, анализируя происходящее. Он снова и снова репетировал в уме, как приготовит утром завтрак, как разбудит гостью и признается, что влюбился по-настоящему, после чего непременно предложит выйти за него замуж.

И плевать ему, что лежат на совершенно новом, только что распакованном комплекте белья.

Луна всё ещё заглядывала в окно, посылая мерцающий свет. На Севкином плече лежала, тихонько посапывая, доверившаяся ему прелестная девушка.

Теперь Алёна казалась ему ещё прекрасней, хотя по опыту мужчина знал, что ничего не изменилось, кроме личного, субъективного восприятия действительности.