Яд в моём сердце

Глава 1/1 Лина

Глава 1/1

Глава 1 Лина Декабрь 2011

Солнце поднималось из-за линии горизонта, проливая мягкий ласковый свет на городские окраины.

Верхушки домов плавали в тумане, точно шахматные фигурки в молоке. Ах, нет же — теперь это были кораблики с высокими многоярусными палубами, дрейфующие между островками льда и камней.

Поначалу лёд искрился в сизой дымке голубоватыми бликами, однако с восходом солнца начал таять и окрашиваться розовым. Туман постепенно рассеивался, и взору открылась живописная панорама — многоэтажки со ступенчатыми крышами, блестящие стёкла небоскрёбов, полукруглые башенки и острые пики сталинских высоток. Город нежился в утренней дрёме, постепенно возвращаясь к привычному жизненному ритму — наполнялся транспортом и фигурками людей.

Однако что это с ней? Дежавю!

Откуда это ощущение, будто она не раз бывала здесь, стояла на крыше старого здания и наблюдала за миром?! Видела до боли знакомые выступы и ниши с облупившимися арками, в которых так легко затеряться вдвоём, знала каждый свой последующий шаг?!

Ветер обдувал по-весеннему мягкой прохладой, поигрывал прядями светлых волос, дарил ощущение восторга, словно крылья выросли за спиной! Кажется, ещё немного — и она взмахнёт ими, невидимыми, но уже готовыми к полёту, оторвётся от земли и взлетит.

Но вдруг чьи-то тёплые руки ложатся на плечи и тянут вниз. И она поддаётся. Она ведь знает эти сильные руки, эти волнующие прикосновения! Улыбка озаряет её лицо. Стоит ли обернуться?..

— Евангелина, вставай! Тебя ждут великие дела! — как обычно прозвучал властный голос мамы Марты.

И Лина неохотно вынырнула из волшебного сна. «Ну почему, почему нельзя поспать подольше? — мысленно посетовала она, сладко потягиваясь и вновь укладываясь удобнее. — Сегодня же воскресенье. Имею полное право выспаться!»

— Нет, не имеешь, — возразила мать назидательным тоном, будто прочитав мысли дочки. — Нужно готовиться к экзамену по специальности. Ты должна быть лучшей!

Лина поглядывала на родительницу сквозь опущенные ресницы, а та, ничего не подозревая, осторожно присела у края кровати и одарила дочь ласковым заботливым взглядом. Марта не терпела нежностей, не выставляла чувств напоказ и никогда не сюсюкалась с ней, даже сызмальства. И Лине было забавно наблюдать её неприкрытые эмоции, к тому же строгий голос матери никак не вязался с тем обожанием, что сейчас читалось на лице уже немолодой женщины. Однако стоило Лине открыть глаза, как та моментально выпрямилась и посуровела — брови сошлись на переносице, а губы сжались в твёрдую линию. В этот момент она напоминала грозную учительницу начальных классов во время шумной перемены.

В этом была вся мама Марта!

— Ещё пять минуточек — и встаю… — сонно прошептала Лина, на что требовательная мать покачала головой и отправилась на кухню готовить завтрак, напевая себе под нос песню Трубача: «Пять минут, осталось пять минут, на перроне у вагона…»

Лина вздохнула и улыбнулась нахлынувшим мыслям. Песня звучала из уст мамы Марты слишком патриотически, точно гимн Советского Союза, и оттого Лине хотелось смеяться. Хотя всё же нет, вовсе не оттого мечтательная улыбка заиграла на её губах. Ощущение полёта и безудержного счастья, навеянное сном, до сих пор не покидало. Этот сон Лина видела в мельчайших деталях уже в который раз, будто бы жила в нём, предугадывала последующие мгновения и пыталась задержаться там чуточку дольше.

Мечтать во сне уже давно вошло в привычку, а размышлять над картинками, разгадывать навеянные снами загадки — увлечением.

Лина знала: где-то в городе есть такая крыша со слегка покатым жестяным настилом, с кирпичными выступами и древними арками. Знала, что когда-нибудь окажется в этом удивительном месте. Непременно, когда-нибудь! Но теперь… — Лина сладко потянулась и села в постели… — теперь пора вставать.

Из колонок музыкального центра замурчали «Тёплые коты» и «Формалин» Флёр, а за ними и «Невеста полоза» Хелависы. Каждое утро Лины Альтман начиналось с нежных песенок — они приятно ложились на слух и не «трепали нервы» мамы Марты. Пористые оладьи с джемом и ароматный кофе уже встречали Лину на кухонном столе, а мать без аппетита ковырялась в тарелке с овсяной кашей и украдкой поглядывала на лакомые блюда, приготовленные специально для любимой дочки.

— А может, ну её, эту кашу, м-м? — улыбнулась Лина, подвигая к матери тарелку с оладушками.

— Ох, что ты, доченька, ты же знаешь, у меня строгая диета, — вздохнула та. — Ты ешь, ешь, я тебе сейчас такую важную новость расскажу.

Лина с интересом уставилась на родительницу, пытаясь уловить её настроение, и замерла в ожидании.

— Наша Элочка переезжает жить в Москву! — взволнованно поведала мама Марта. — Выставила за дверь своего капитана дальнего плавания вместе с пожитками и что, думаешь, расстроилась? Как бы не так! А ведь неплохой парень-то был. А красавец какой! Чем не угодил? Ну что за несносный характер? Ох, Костенька, знал бы ты, что творит твоя дочь!

— Это же здорово! — воскликнула Лина и осеклась. — Ну, то есть хорошо, что Эла будет жить с нами. Возможно, у неё были на то причины. Уверена! — Лина пожала плечами и принялась за оладьи. — С Элой точно не соскучишься.

1/2

Глава 1/2

Мама Марта как обычно отправилась по продуктовым магазинам, позволив Лине заниматься в полную силу. На самом деле она не выносила монотонную игру на фортепиано и, когда ей приходилось слышать бесконечные фуги и этюды, мучилась ужасными мигренями. Однако женщина смирилась с собственными неудобствами, ведь музыка стала для дочери смыслом жизни. На протяжении нескольких лет Лина занималась с лучшими педагогами по классу фортепиано. Она оканчивала последний курс музыкального училища и мечтала поступить в Московскую консерваторию, в которой когда-то училась Марина Лаврова, её первая и любимая учительница, выдающаяся пианистка, подарившая ей частичку собственной души и сердца, «поставившая пальчики» и научившая играть на инструменте.

Ровно полтора часа Лина добросовестно «шлифовала» прелюдию Баха, поймав себя на том, что полностью растворилась в музыке. Кот Сибас, полноправный член семейства Альтман, всеобщий любимец и баловник, улёгся на крышку фортепиано и нервно бил хвостом, вовсе не попадая в ритм мелодии. Когда, наконец, прозвучал заключительный минорный аккорд, маэстро Сибас спрыгнул с инструмента, широко зевнул и, свернувшись клубочком на коврике у кресла, задремал. Руки Лины так и остались лежать на клавиатуре, продлевая дивное созвучие нот, в котором таилась светлая печаль и беспричинная грусть. «Как красиво», — в очередной раз оценила Лина шедевр Баха, и опустила крышку фортепиано.

«Самое время выпить чай», — решила она, размяв затёкшие плечи, и отправилась на кухню. В тот момент затрезвонил дверной звонок. Видно, мама вернулась раньше времени.

Лина поспешила в прихожую и распахнула дверь, однако вместо Марты встретила на пороге сияющего Лёху.

Парень жил по соседству этажом выше, учился на втором курсе Менделеевки и слыл неформалом. А ещё он был её лучшим другом. Так случилось, что после того злополучного происшествия в посёлке, когда из-за козней подружки Лине пришлось ночевать в заброшенном домике лесника, она с опаской относилась к девчонкам, а потому ни с кем не сдружилась. Только в Германии остались друзья — Ник, Тея и Македонский, с ними она общалась в соц. сетях или виделась летом на каникулах.

— Хайюшки! — с порога каркнул друг и сделал «козу», излюбленный жест всех рокеров.

Несколько дней назад Лёха вернулся с очередного питерского рок-концерта и фонтанировал энергией.

— Это такая классная музыка, бро, какие там были команды, — на ходу рассказывал он, освобождаясь от верхней одежды, — только ты меня сможешь понять, они так чётко раскачивали толпу, народ орал и слэмился, а в конце фанаты затеяли драку и огребли дубинками от стражей порядка. Вот смотри, я тоже под раздачу попал. — Лёха с гордостью задрал рукав рубашки и показал свежие синяки от ударов полицейской дубинки. — Не, правда, круто было!

— Ты слэмился? — ужаснулась Лина, с удивлением оглядывая друга. В принципе, Лина была не против всякого проявления чувств и считала слэм не чем иным, как выплеском эмоций. Однако она не разделяла пристрастий Лёхи и никогда не посещала подобные мероприятия, хотя любила хорошую музыку, будь то классика или рок. Главное, чтобы звучало красиво.

— Ага, — просиял тот, — вот смотри, какую мне татуху набили в Питере по дружбе. — Лёха задрал толстовку и продемонстрировал у себя на груди обезьянью морду, так похожую на «Нудл» из «Gorillaz». — Нормально по приколу, — не дождавшись восторгов Лины, подытожил друг.

— Лёш, вот сколько тебе лет? — пожурила его Лина.

— Девятнадцать, а что?

В этот момент на кухне засвистел чайник.

— Пойдём пить чай, — позвала его она.

— С конфетами? — обрадовался Лёха.

— Без.

— Ну Лин!..

— Так и быть, одну дам.

— Давай две.

— Лёш!

Конечно же, Лина не жалела конфет для друга, просто Лёха страдал избыточным весом. Все свои неудачи с девушками он списывал на излишки килограммов, однако даже не пытался бороться с этой проблемой. Другое дело Лина. В присутствии друга она убирала подальше всё сладкое и мучное, а в тёплые месяцы старалась вытаскивать Лёху на утренние пробежки.

Лина разлила чай с дачными травами в чашки и достала вазочку с конфетами, отсчитав ровно четыре штуки.

— Вот ты педантка, — засмеялся тот и выгреб причитающиеся ему сладости. — Я, собственно, к тебе ещё и по делу. Короче, один мой кореш дружит с чуваком из металл-группы, они крутые, играют в клубах. У них такая музыка, как у «Кеннибал корпс», и им нужен басист, вот я и подумал… а что, может, мне попробовать? В общем, я собрался к ним на прослушку пойти сегодня вечером.

— Так в чём проблема? — поинтересовалась Лина.

— Ну… — замялся Лёха, — нужно, чтоб ты пошла со мной в качестве поддержки и… в роли моей девушки.

— А… это ещё зачем? Я имею в виду — роль твоей девушки?

— Ну так, для статуса. Иметь такую красивую девушку, как ты, это же… они сразу меня возьмут в группу, как только тебя увидят.

1/3

Глава 1/3

С одеждой Лина не заморачивалась, надела простенькие джинсы и малиновую толстовку с мордочкой Микки-Мауса. Волосы она тщательно расчесала и стянула в хвост на затылке, мазнула румянами по скулам, подкрасила губы розовым блеском: большего она себе позволить не могла — мать и так была на грани обморока: демонстративно охала, пила сердечные капли и подозрительно поглядывала на дочь, всем своим видом выказывая недовольство.

Лёха явился без опозданий в половине седьмого. Встретив парнишку на пороге, Марта сухо улыбнулась и прочла длинную напутственную речь. Перспектива, что Лина будет возвращаться домой ночью, ужасно огорчала её.

— Тёть Марта такая строгая, иногда я её боюсь. И как ты с ней ладишь? — посетовал Лёха, едва друзья покинули квартиру Альтман. — Если мы не вернёмся к десяти, дорога в ваш дом мне будет заказана.

— Не волнуйся, если что, я вступлюсь. Я давно уже свыклась с маминым характером. А далеко ехать?

— Не, четыре остановки по фиолетовой ветке вверх. Там у одного чувака на квартире вписка, сейчас расходятся уже, но мне сказали туда подойти.

— Вписка?! — ужаснулась Лина. — Вот так новости. А почему ты сразу не сказал, я бы оделась получше? К примеру, то самое розовое платье с кружавчиками. — пошутила она, и Лёха усмехнулся.

Друзья спустились в метро и остановились на платформе. В воздухе витала напряжённость. Лина вздохнула и прикрыла веки, чувствуя, как приливает жар к щекам. «Танцор диско» — промелькнула мысль в её голове, так и не успев сформироваться в конкретный образ — шум приближающегося поезда выдернул её из состояния «орбитального полёта». «Что бы это значило?» — подумала Лина, входя в полупустой вагон и усаживаясь рядом с Лёхой, поодаль от пассажиров с плеерами и книгами на коленях.

— Ну, ты как? — спросила она, чувствуя волнение друга.

— Нормально. Готов хоть до утра высекать искры на безладовом басу. У меня инструмент что надо — азиатский Ибанез. — Лёха бережно погладил гитару по зачехлённому грифу и улыбнулся.

Лина знала, как долго и упорно парень шёл к своей мечте, копил на Ибанез. Сейчас он держался молодцом, стараясь не поддаваться страхам, рассказывал очередную институтскую байку, но голос его дрожал, а пальцы нервно отстукивали ритм.

Лина рассеянно слушала. Она и сама волновалась, будто чувствовала приближение чего-то из ряда вон выходящего, а в голове крутилась одна и та же мысль: «Танцор диско», «Танцор диско»…

Улицу и дом они отыскали сразу. Старенькая девятиэтажка на отшибе спального района граничила с заснеженным парком и автостоянкой. В грязном подъезде воняло мусоропроводом. Лифт оказался неисправным, а о существовании лампочек на первых трёх этажах дома жильцы, похоже, и не подозревали. Откуда-то сверху доносились отголоски агрессивного металла, и Лина посочувствовала соседям весёленьких жильцов. Подниматься нужно было на восьмой, и друзья отправились в долгое путешествие. Когда они прошли пятый лестничный пролёт, на весь подъезд грянул тяжёлый рок, будто в той квартире, где творился этот Содом и Гоморра, любители тяжеляка вышибли дверь. Лёха присвистнул и принялся подпевать знакомый мотивчик из «Металлики»: «Exit light, Enter night, Take my hand…»

На площадке седьмого они повстречали целующуюся парочку, а на ступеньках восьмого — дремлющих девочек с баночками энергетика.

Дверь в квартиру оказалась распахнутой. Лёха и Лина вошли в прихожую и, осторожно обходя коробки с пустыми бутылками, протиснулись в захламлённый зал. На диване дремал неформального вида парень, голова его запрокинулась назад, длинная чёлка скрывала пол-лица, не касаясь лишь полных, подрагивающих во сне губ, усыпанных металлическими колечками, голый торс покрывала сеть вычурных татуировок.

Лина поёжилась, так неуютно ей стало при виде спящего, явно нетрезвого парня. Она подошла к музыкальному центру, из колонок которого грохотал тяжеляк, и выключила звук. Парень тут же очнулся, сдул с лица чёлку, однако с места не сдвинулся, так и блуждал рассеянным взглядом по Лёхе и Лине.

— Вы кто? — морщась, просипел он.

— Так я… на прослушку пришёл, как и договаривались, — растерялся Лёха.

Парень пошарил рукой по дивану, отыскал пачку с сигаретами, выудил одну-единственную помятую и прикурил.

— Так чё надо-то? — зыркнул он в сторону Лёхи, выпустив струю дыма.

— Леший сказал, что вам нужен басист, ну вот я готов играть.

Тот скептически оглядел Лёху с головы до ног и усмехнулся:

— Слышь, ты это, в зеркале-то видел себя? С таким центнером веса под сцену провалишься, не то что скакать и хаером крутить. Кстати, хаер где?

Лёша провёл дрожащей рукой по волосам, явно не ожидая такого приёма.

— Так… нету…

— А при чём тут хаер? — вмешалась Лина, чувствуя, что закипает. — Разве это так важно?

— Ещё бы, это же неизменный атрибут металла!

— Бред… Ты хоть до пола космы отрасти, а если тут, — она приложила ладонь к груди, — ничего нет, так и грош цена твоим атрибутам!

— Ну ладно, ладно, это шутка была, — парень примирительно поднял руки и уселся ровнее. — Давай, показывай, что умеешь, — бросил он Лёхе.

Глава 2/1 Эла

Глава 2 Элеонора. Декабрь. 2011 г. Калининград

Глава 2/1

— Терпеть не могу капитанов дальнего плавания. Теперь абсолютно точно. Была б моя воля, отправила бы всех в бесконечную кругосветку, — с надрывом засмеялась Эла и тут же сморгнула слезу. — И вообще, сколько можно перемалывать одно и то же, надоело! Я всё решила, всё!

Трубка телефона, зажатая между плечом и ухом Элы, казалось, вот-вот задымится от долгого разговора с подругой.

— Ну, ты не кипятись, Славику твоему и не такое простить можно. Молодой, горячий. Наверное, телефон оборвал, пороги обивает, умоляет простить.

— Он два дня уже как в чёрном списке, а я не живу дома. Понятия не имею, что там творится.

— Ты это серьёзно решила? Окончательно порвать с ним? С ума сошла? Я бы на твоём месте гульнула хорошенько ему в отместку, да и дело с концом.

— Ты же знаешь, у меня принципы, — возразила Эла, — вместо того чтобы использовать свободное время на полную катушку, я все вечера просидела дома, ждала его возвращения как верная клуша. Вот тебе и благодарность!

В трубке послышался едкий смех подруги.

— Давно ли? Помню, как мы с тобой отжигали в ночных клубах. Счастливое было время.

— Ну да, счастье било через край, — грустно усмехнулась Эла.

— А... ты точно со Славиком всё решила? — замялась подруга после недолгой паузы, во время которой у Элы всколыхнулись воспоминания о первой встрече с теперь уже бывшим гражданским мужем. Помнится, случилось это на вечеринке в ресторане, где Славик тусил с какой-то смазливой девицей.

— Ты ещё спрашиваешь? У меня, между прочим, гордость есть. Ни за что его не прощу, не смогу...

— А… ты не против будешь, если я с твоим Славиком ну, того... попытаюсь замутить?

— Что?.. — растерялась Эла, не ожидая такого поворота. Отчего-то слова подруги больно кольнули самолюбие, и она не смогла сдержать эмоций. — Да пошла ты! — выкрикнула Эла в трубку и сразу отключилась.

«Нет, ну подумать только! Вот стерва!» — заводилась она, расхаживая по номеру отеля в тщетной попытке взять себя в руки.

С первого дня знакомства Любка положила глаз на Славика. Вот только тот сразу запал на Элу, и она не растерялась, увела его из-под носа сразу у обеих. Высокий, статный красавец, моряк… а если быть точнее — помощник капитана на большом океанском лайнере. Правда, с чувством юмора немного подкачал, зато ухаживал красиво: водил по дорогим ресторанам и на подарки не скупился. Ему это было не в напряг — зарплата в валюте позволяла. И Эла закрыла глаза на его послужной список, на бывших подруг и долгие заграничные командировки. Однако счастье длилось недолго и рухнуло в одночасье, за день до возвращения Славика из Неаполя.

В ту ночь Эле на почту прилетело послание от любовницы мужа, что согревала его постель в круизе по средиземному морю. Эла брезгливо передёрнулась, вспоминая кадры из видео.

«Привет, подруга, — вещала с экрана ноута вульгарная шатенка. — Готова делить со мной своего мужчину?» А далее камера переместилась на голого Славика, спящего на смятых простынях в каюте бизнес-класса. «Обожаю его», — ехидно засмеялась девица и осторожно прилегла рядом, направляя на себя и Славика камеру смартфона.

Элу колотило как в лихорадке. Мерзкое, тошнотворное зрелище! А ведь она ему доверяла! Нет, скорее была уверена в собственной исключительности. Как же она ошибалась. Эла припомнила, как в одночасье выставила своего благоверного из квартиры, не выясняя причин и следствий, а после сутки не выходила из дома, зализывая раны в гордом одиночестве. Однако Славик не унимался, доставал её эсэмэсками и звонками. Эле пришлось скрыться на несколько дней, она поселилась в частном отеле на окраине города и попыталась обдумать ситуацию. Правда, от себя не убежишь!

Весь день Эла предавалась безрадостным мыслям. Скоро ей стукнет тридцать пять! Она так мечтала провести этот день вдвоём со Славиком, затерявшись в сказочных окрестностях Гданьска, побродить по тихим улочкам, спрятаться в маленьком отеле, подальше от людских глаз.

Любка смеялась, перечисляя лучшие курорты Европы, а Эла любила этот особенный город в Польше. Именно там они со Славиком провели свои первые счастливые каникулы. А что теперь? Фиаско, полное фиаско!

Ближе к ночи, устав от бессилия и нытья, Эла решила выйти в люди. Скрыв тоналкой следы от недавних слёз, она подкрасила губы и смастерила ракушку из волос, а после заглянула в дорожную сумку.

Первым, что попалось ей на глаза — изысканный комплект французского белья, который Эла купила в одном из модных бутиков накануне приезда Славика — тончайшее чёрное кружево на красном шёлке. Сексуально и изысканно. Всё для него. Слёзы вновь подступили к горлу, и Эла плотнее сжала губы. «Хватит страдать! Она же сильная и не допустит глупых истерик!»

Закинув обратно в сумку ни в чём не повинный гарнитур, Эла натянула поверх голого тела свитер крупной вязки и вышла из номера. «А не напиться ли к чертям собачьим?» — подумала она.

2/2

Глава 2/2

Эла добрела до лифта и нетвёрдо шагнула в открытые двери. Господи, ну за что ей всё это? Где, когда, в какой прошлой жизни она наследила, за чьи грехи теперь расплачивается? Почему мужчины смотрят на неё как на объект вожделения? И никто, никто не пытается разглядеть в ней человека, женщину во всех смыслах этого слова. Это раньше она воспринимала внимание как должное, играла чувствами других, но теперь… теперь ей хочется совершенно другого. И надоело быть сильной, хочется топнуть ножкой, почувствовать себя беспомощной девочкой, опереться о надёжное мужское плечо и хотя бы денёк побыть как за каменной стеной, а этот косяк малолеток с тупым предсказуемым флиртом пусть идёт лесом. Надоело! Достали!

«И где же он, тот единственный и неповторимый? Мужчина, ау!» — пронеслось у неё в голове.

От досады Эла нервно икнула и рассмеялась. Лифт плавно поплыл вверх, она ощутила себя в невесомости и, привалившись к велюровой стенке, задремала. Резкий звонок известил о прибытии на этаж. Эла не дыша выпорхнула из лифта, с трудом отыскала гостиничный номер, долго ковырялась ключом в замке, ввалилась в дверь и рухнула в кровать, не раздеваясь. Вот только сон не приходил, блуждал где-то рядом, даже спиртное не помогло, в голову по-прежнему лезли мысли.

Когда же удача отвернулась от неё? Быть может, в то роковое лето, семь лет назад? Тогда из-за болезни мамы ей пришлось вернуться в Москву, обнять единственную дочь и будто проснуться, ощутить себя живой и настоящей.

Нет. Всё началось гораздо раньше. В ранней юности.

Эла громко всхлипнула. Жалость к себе любимой царапнула сердце. На глаза навернулись слёзы, и перед мутным взором всплыл образ Эдика. Эдуарда! Её несбывшейся мечты, самой первой, безответной любви.

Стоило только увидеть его, тогда семь лет назад, и прежние чувства ожили, напитались энергией взглядов, нечаянных прикосновений, ничего не значащих слов. Она ступила за опасную черту. Женатый мужчина, отдавший сердце другой, что может быть горше? Ну почему, почему он оказался таким неприступным? В душу запал на века, да так, что не выбить, не выкорчевать. За что ей всё это?

Эла смахнула слёзы, пытаясь дышать ровнее. «Ну что за абсурд. Навязчивая идея. Пьяный бред. Нужно что-то менять в жизни, и всё постепенно наладится. Завтра. Будет. Лучше. Завтра. Будет. Лучше...» — повторяла она вновь и вновь единственно действенную молитву, не замечая, как постепенно проваливается в сон.

***

Эла проснулась в полдень. Холодное декабрьское солнце светило в окно, острые лучи проникали между шторами, щекотали лицо, глаза. Голова нещадно раскалывалась, так что больно было даже пошевелиться.

Где-то под боком запиликал телефон. Эла отыскала его на ощупь. На дисплее высветилось двадцать два пропущенных и куча эсэмэсок: десять от Славика, пять от Любки, от мамы три. И столько же с работы. Благо она сама себе хозяйка, владелица салона красоты. Не нужно отчитываться и заискивать перед начальством. Другое дело — мама. Для нее она всегда останется ребёнком. Мать хоть и сдала после болезни и не свирепствовала как раньше, но традицию свою соблюдала — раз в неделю обязательно учила уму-разуму. И от этой неустанной заботы, от её беспокойного голоса на душе становилось светлее. Пусть поучает, только бы жила подольше и не болела.

Эла прослезилась, вспомнив о дедушке Альтман. Старый добрый шутник с особым чувством юмора и бойцовским характером. Она жила с ним с шестнадцати лет. Тогда её, беременную Линой, спровадили к нему подальше от злых языков. И он ни разу её не унизил, не упрекнул. А вот Славика дед невзлюбил с первого взгляда, постоянно подшучивал и цеплялся, однако не стал противиться их хрупкому союзу.

«Поживём — увидим», — поговаривал дедуля, хитро поглядывая на избранника внучки. И потом, спустя полгода их совместной жизни, не успокаивался, так и глумился, ворча по-стариковски:

«Сколько волка не корми, а он всё равно смотрит!»

«Куда это он смотрит?» — удивлялась Эла.

« Туда и смотрит!» — не унимался дед, имея в виду кобелиный характер парня.

Дедушка Альтман. Самый близкий и родной человек умер год назад, так внезапно и неожиданно. Для Элы это стало большим потрясением, ведь он никогда не жаловался на здоровье, не хандрил, не доставлял хлопот. Ему бы дежурную чашку кофе, сигарету в зубы и передачу «Парламентский час» по телевизору. И сколько Эла ни ругалась с ним, не воспитывала, а лишить старика удовольствия рука не поднималась, да и палец ему в рот не клади — на всё у него была готова ироническая реплика. И умер он так же — шутя. Вот только казалось: критиковал политиканов, сидя в любимом кресле, драматизировал и смеялся. Потом задремал, захрапел во сне, странно захрапел, и больше не проснулся.

Эла поплакала немного, затем осушила слёзы и поднялась. Заглянула в зеркало и ужаснулась собственному отражению, подметив отёчность и круги под глазами. Поистине наступила вторая стадия человеческого взросления. Так всегда шутил дедуля, повторяя слова Семёна Альтова.

Да, нужно что-то менять в жизни, как-то выбираться из этого дерьма. Она же так хотела быть счастливой, а потому сделает всё, чтобы добиться своей мечты! И со Славиком нужно распрощаться раз и навсегда. Не будет никаких «примирилок и прощалок», пусть катится на все четыре стороны. И у неё всё получится, в другой, новой жизни, без таких, как он.

Глава 3/1 Лина

Глава 3 Лина

Глава 3/1

Пальчики Лины летали по клавиатуре со скоростью ветра. «Полёт шмеля» Римского-Корсакова требовал сосредоточенности и внимания: тональность ля минор, 113 тактов, сумасшедшая, стремительная игра, пульс которой считывался шестнадцатыми полутонами. Казалось, частота ударов по клавишам превышала число взмахов крыльев самого быстрого насекомого. Однако Лина раз за разом повторяла сложные фортепианные пассажи, совершенствуя мастерство. Эта настойчивость, граничащая с упрямством — фамильная черта всех женщин Альтман — проявлялась и в характере Лины. Желание доказать самой себе, что она может. Ведь она может?!

Лёха сидел поблизости, глядя на циферблат наручных часов, и когда мелодия стихла, выдал с непробиваемой миной:

— Минута и 25 секунд. Нужно подтянуться!

— О, боже! — выдохнула Лина, радуясь новому достижению. — Дважды сыграла и ни разу не сбилась. Дважды! А темп я ускорю.

— Хм… минута и 25 секунд. Это и я так могу. А ты вот Мурку сыграй, — Лёха подхватил свою шестиструнную любимицу и наиграл знакомый мотивчик.

По задумке композитора «Полёт шмеля» должен был длиться всего минуту и четырнадцать секунд. Обычно скрипачи в оркестре делят партию на небольшие отрывки и исполняют их по очереди. А уж талантливым пианистам сам Бог велел продемонстрировать свои выдающиеся способности. На том и подловила Лину староста группы Таня Разинская, неугомонная, амбициозная студентка, рвущаяся в ряды лучших.

К Лине она неровно дышала ещё с первого курса музыкального колледжа, после первого же академического концерта, на котором та блестяще исполнила пьесу Э. Грига. Тогда-то Лину и заметила профессор Московской консерватории Бескровная Ирина Петровна, защитившая диссертацию по аппликатуре баховских прелюдий и фуг. Строгая преподавательница явилась в музыкальный колледж в надежде отыскать «свежую кровь».

— А вот с этой девочкой я бы хотела иметь более близкие отношения, — во всеуслышание заявила она, как только Лина сняла с клавиатуры руки. — Надеюсь, я не ошибаюсь в тебе, детка!

И она не ошиблась. Лина трудилась, не жалея времени и сил. И если ей помогали врождённая музыкальность и исключительные способности, то Танюше Разинской приходилось добиваться успеха усердием и кропотливым трудом, да и этого, положа руку на сердце, порой не хватало. Не желая мириться с конкуренткой, староста устроила между ними негласное соревнование и при каждом удобном случае норовила вставить слово, одёрнуть, блеснуть. Может, Лина не особо налегала на теорию, зато в совершенстве владела техникой игры. Профессор Бескровная вцепилась в неё профессиональной хваткой и трижды в неделю занималась с ней лично.

— Я тоже так могу, фингерстайлом*. — Лёха воспользовался передышкой и выдал несколько безупречных соло на гитаре. Собственно, на подвиги его вдохновила Лина, весь вчерашний вечер разучивающая лейтмотив оркестровой интермедии «Шмеля». Распрощавшись с искалеченным Ибанезом, Лёха вновь вернулся к акустической гитаре и больше не выпускал её из рук — у него словно второе дыхание открылось.

— Лёша! Ты гений! — Лина в который раз удивилась способностям друга — тот различал партию каждого инструмента и сходу мог наиграть любую мелодию.

Лёха пропустил комплимент мимо ушей и вернулся к волнующей теме.

— А что, эта ваша Разинская на время проверять будет?

— А ты думал? Конечно. Настоящий поединок на рояле. Наша группа собирается после занятий в актовом зале.

— Всё, я забил стрелку, ровно в пять буду в музколледже.

Пока Лёха фантазировал на тему предстоящего батла, Лина перебралась в кресло, размяла затёкшие плечи и прикрыла глаза. В памяти всплыл недавний разговор одногруппниц, случайно услышанный в раздевалке.

— По-настоящему талантливых с детства замечают, взращивают как элитное зерно, показывают на всевозможных концертах и конкурсах, а эта выскочила как прыщ на ровном месте, — говорила Разинская, имея в виду Лину.

— Да ладно тебе, Тань, не завидуй. Альтман та ещё труженица, ещё и какая… — усмиряла её подружка. Однако эти слова задели Лину за живое.

Ну не оправдываться же перед старостой, что её действительно заметили с детства?! И не кто-нибудь, а сама Марина Лаврова, солистка Московской филармонии. И если б не семейные обстоятельства, заставившие Марту и Лину Альтман покинуть страну на несколько лет, возможно, её творческая карьера сложилась бы совсем по-другому.

От напряжения и безрадостных мыслей Лина заёрзала на месте. Больше всего её напрягал тот факт, что Разинская не успокаивалась, продолжала сплетничать и настраивать группу против неё. Хотя Лина и сама отчасти виновата — никогда не могла смолчать. И в день, когда услышала оскорбительные слова Танюши, повела себя как самая настоящая выскочка.

Всё произошло на занятии по теории музыки, когда Разинская вызвалась исполнить Баха. Поначалу Лина старалась не замечать огрехов в её игре, но чем дольше слушала пьесу, тем сильнее заводилась.

— Простите, Анна Сергеевна, но эта фуга должна звучать совсем по-другому! — воскликнула Лина, едва мелодия стихла. — Она как наставление, как исповедь, как слово Божие. Можно я попробую?

Преподавательница так и расцвела, а Разинская изменилась в лице и побагровела. Лина уселась за инструмент и заиграла так, как её учила наставница, профессор Бескровная — мягко и размеренно, выделяя все смысловые оттенки. Ну что поделать, если она и сама прониклась религиозной философией Баха и всё противоречащее истинному смыслу воспринимала в штыки.

3/2

Глава 3/2

Утро понедельника начиналось для Лины Альтман с занятия по специальности. По особой договорённости с директором музыкального колледжа основным преподавателем Лины стала профессор консерватории Бескровная Ирина Петровна. Лина до сих пор не верила в такую удачу. Попасть под крылышко к знаменитой диве искусства, взрастившей легендарного Темирлана и замечательную Марину Лаврову, было чем-то нереальным, немыслимым.

О да, эта женщина сурова и требовательна, она все соки выжмет, прежде чем добьётся желаемого результата, но Лина всегда мечтала попасть к ней в класс, с самого детства слышала её имя от тёти Мариночки Лавровой.

Теперь же, спустя три с половиной года с того знаменательного концерта, Лина стояла в консерваторском классе возле фортепиано в ожидании наставницы и разглядывала фотографии её выдающихся учеников, аккуратно расставленных на крышке инструмента. Взгляд так и тянулся к Темирлану и Марине. Каждый раз, как только Лине выпадала возможность, она упрямо отодвигала друг от друга их фото на максимальное расстояние, и при этом повторяла себе под нос:

— Так неправильно, так не должно было быть!

За этим занятием её и застала Бескровная.

— Ах, вот оно что! — наигранно возмутилась она. — Вот кто тут шалит! А я-то думала, что за плутишка завёлся в классе?!

— Но они не должны стоять вместе! — пробормотала Лина, кусая губы. — Если бы не Темирлан, тётя Мариночка никогда бы … — Лина запнулась и опустила глаза.

Бескровная взяла в руки рамку с фотографией своей любимицы и покачала головой: — Все мы когда-то совершаем ошибки. Эх, Марина, Марина… она мне как дочка была.

Вздохнув, профессорша поставила фото Марины Лавровой рядом с Климентьевым, известным пианистом, ныне живущим и работающим в Штатах.

— Ну, считай, убедила, — скрипуче засмеялась она. — А теперь вернёмся к нашим баранам. Что ты там готовила сегодня?

Лина послушно уселась за инструмент, а взгляд задержался на фотографии Марины Лавровой. С портрета ей улыбалась жизнерадостная девушка с сияющими глазами и чистым юным лицом. Лучезарная, незабываемая, любимая. Только сейчас, не к месту и не ко времени, в памяти Лины всплыло другое фото…

Она не раз вспоминала страшное событие, потрясшее мир искусства осенью 2007-го, когда несчастный случай унёс жизнь Марины Лавровой — великолепной пианистки, мамы Филиппа Полянского, ставшего виновником бед юной Лины Альтман.

День похорон Лина запомнила в мельчайших подробностях. Солнце согревало холодный ноябрьский воздух, небо было ясным — ни ветерка, ни облачка над головой. Природа словно застыла в ожидании чего-то важного, готовясь забрать принадлежащее ей по праву.

Лина с трудом пробиралась сквозь толпу скорбящих, вглядываясь в серые лица — от горя ноги почти не держали её, а душа окоченела и ныла. Перед глазами всё плыло. В воздухе витали запахи терпких духов, сердечных капель и свежей древесины. На пурпурном постаменте возвышался гроб, окружённый пёстрыми венками. Слышались печальные звуки скрипок, сдавленные разговоры и тихий плач.

А взгляд малахитовых глаз с фотографии, спелёнутой траурной лентой — этот до боли знакомый взгляд растерянно блуждал по толпе, но постепенно угасал и уходил в безвестность.

Как жаль, что всё не вечно. И человеческая жизнь длиною в век и та не вечна. Насмешка судьбы, провидение, злой рок. Где-то внутри юной Лининой души всплывали строки чьих-то стихов: «Я помню — этот страх и есть любовь. Его лелею, хотя лелеять не умею, своей любви небрежный страж…»

Он стоял у колонны потерянный и бледный, в стороне от родственников, от гроба. Его руки безвольно свисали вдоль тела и слегка подрагивали, а взгляд, так похожий на взгляд тёти Марины, поражал безутешным отчаянием.

Филипп! Лина чуть не вскрикнула от пронзившей ее жалости. Как они могли оставить его одного?! Отец, родственники… как могли его бросить? Лина устремилась к парнишке, ей так хотелось согреть его, защитить. Однако, поравнявшись с ним, она растерялась.

— Филипп! — немного помедлив, Лина ухватила его ледяную ладонь онемевшими пальцами, припала к плечу и тихо заплакала. Они так и стояли неподвижно. Казалось, что он не замечал её присутствия, но Лина ощущала его отчаяние и страх. Какие слова она могла сказать? Как передать свои чувства? Как заглушить ту боль, что разрывала его сейчас? Она заглянула в его глаза, но в них отражалась холодная пустота.

— Филипп, я тебя… никогда… — прошептала она, и шепот растворился в заунывной мелодии скрипок.

Их взгляды встретились, его — оживший и потеплевший, её — потрясённый и озадаченный… и Лина задохнулась от нахлынувшей тоски и нежности. «Что это?» — пронеслось в её голове. В ответ Филипп благодарно пожал её руку, а губы его тронула грустная улыбка.

Глава 4/1 Филипп

Глава 4 Филипп. Декабрь

Глава 4/1

Где-то поблизости назойливо пиликал телефон. Фил пошарил рукой по тумбочке, раздражённо нажал кнопку и ответил невнятным мычанием.

— Филипп, ты где?! — сквозь сон услышал он голос отца. — Ты обещал быть на занятиях!

Фил протёр глаза и выдал протяжное: «М-м-м…». В памяти всплыли картинки вчерашней тусы, шум, веселье и количество вливаемой жидкости.

— Неделю ты дома не появляешься, а в университете сколько? — бушевал разгневанный родитель. — Не вынуждай меня идти на крайние меры. Я больше ничего не сделаю для тебя, с-сынок.

Слово «сынок» прозвучало из уст отца столь напряжённо и скептически, что Фил недовольно стиснул челюсти. Хотелось огрызнуться, швырнуть телефон об стену, однако усилием воли он взял себя в руки — не тот случай, чтобы качать права.

— Ну сколько можно, пап … я помню, я всё отработаю, — нервно выдохнул он.

— Немедленно, где бы ты ни был, собирайся и приезжай. Я буду ждать тебя в своём кабинете!

— В универе?

— В универе, где ж ещё? — съязвил отец, подражая его интонации.

— Ладно, я постараюсь скоро быть, — промямлил Фил и дал отбой.

Медленно въезжая в реальность, он огляделся вокруг. «Апартаменты» лучшего друга Макса в старом заброшенном сквоте: изрисованные граффити стены, прямо напротив кровати — плакаты с устрашающими ликами Мерилина Мэнсона и «Slipknot»; на полу возле входа — смятая афиша группы «А-$peeD», заляпанная грязью с подошв и каплями чьей-то крови, на столе — пустые бутылки из-под пива и колы, жестяные банки и окурки. На соседней койке спящая девица, аккуратно прикрытая пледом и рядом с ним сопящее нечто с фиолетовыми волосами, к счастью, лицом к стенке. Из дальнего угла за шкафом слышится невнятное бормотание, — это суперзлодей Зум — барабанщик из соседней группы, — так и вырубился, не дойдя до места назначения. Только Макса в комнате не наблюдалось.

Фил напряжённо потёр виски и попытался сесть. Тут же накатила тёмная волна, на мгновение отрезав видимость. Он поморщился, дождавшись ясной картинки, и осторожно поднялся.

Через пятнадцать минут Фил стоял в парадной сквота, покачиваясь и размышляя о своей нелёгкой судьбе. В этот год он совсем слетел с катушек, забросил учёбу и увлёкся музыкой, даже жил с музыкантами группы в старом заброшенном сквоте.

Фил понимал, что своим поведением позорит славных предков-профессоров, но тяга к свободе пересиливала все аргументы. «Дурная кровь» — ехидствовала бабушка Изольда, намекая на родословную мамы. «Уникум» — иронизировал отец, удивляясь, как скоро Филипп восполнял пробелы в знаниях. Первые три курса медицинского универа Фил окончил на «отлично» и теперь не сомневался, что без проблем закроет сессию. Учёба давалась ему легко — несколько бессонных ночей и предмет сдан.

На четвёртом курсе он так расслабился, что почти перестал приходить на занятия, лишь важные коллоквиумы и зачёты удостаивал своим посещением. Преподы шли на уступки, закрывая глаза на все его пропуски. В этом, конечно, была заслуга отца — год назад его избрали на должность ректора медицинского универа, и он с головой окунулся в работу. Филу казалось, что предок окончательно забил на него. Однако ближе к сессии отец все же вспомнил о существовании сына и стал доставать своим контролем.

Фил гасил в себе протест. Ещё бы, он столько времени был предоставлен себе самому, что внезапное участие родителя его озадачивало и напрягало. С чего бы это? «В конце концов, «My life is my shot» — моя жизнь — это мой выстрел! И только мне решать, где и как её прожигать!», — кипел он.

Немного постояв на сквозняке, Фил развернулся и направился в конец коридора к ветхой кирпичной лестнице, ведущей на крышу. Медленно, бормоча под нос считалочку, поднялся наверх. Это был своеобразный ритуал. Так, ничего особенного, просто стих-сорняк, назойливо всплывающий в памяти. Каждый раз, как только Филипп оказывался на этой лестнице, он считал ступеньки — совсем как в детстве, когда боялся затеряться в параллельных мирах. Фил усмехнулся нахлынувшим мыслям и продолжил путь.

Он знал, где искать Макса — за несколько лет дружбы успел изучить его привычки. Их встреча случилась в тот сложный для Фила период, когда душа его жаждала впечатлений, а пятая точка — приключений. Помнится в семнадцать он считал себя вполне самостоятельным и взрослым, и скитался в компании таких же страждущих подростков по сборищам неформалов, пока однажды на одной из тусовок не схлестнулся с Максом в споре о гламурных реперах. А после тот взял в руки гитару, и все недоразумения развеялись сами собой. Он оказался лидером группы «A-$peeD», известной в узких кругах музыкантов.

В то время Макс подражал загадочному Курту Кобейну, носил полосатый джемпер и длинные патлы, и на запястье, где билась жизнь, набил татуировку — сердечко с витиеватой буквой «К», пронизанное иглой. Впрочем, на этом его сходство с Куртом не заканчивалось. Макс красиво говорил, писал стихи и музыку и орал со сцены под свой излюбленный гранж, а в обществе друзей философствовал о высоких материях и одиночестве. Вокруг него вечно собиралась разношёрстная толпа: почитатели творчества и просто любители оторваться, ну и, конечно же, девушки, много девушек.

Вскоре и Фил влился в группу «A-$peeD». Сначала звукачом, а позже, впечатлив музыкантов беглой игрой на синтезаторе и интересными идеями аранжировок, прочно закрепился на месте клавишника.

Глава 4/2

Глава 4/2

Задержавшись на верхней ступеньке, Фил толкнул плечом деревянную дверь. Та протестующе скрипнула и подалась навстречу ветрам. В голову ударила свежесть холодной зимы, и яркое солнце ослепило его уставшие от бессонных ночей глаза. Он окончательно проснулся. Взгляд пробежался по крыше старого сквота в поисках Макса. Тот сидел, привалившись к арке небольшого кирпичного флигеля, ноги свисали с крыши, и от нечаянного падения его удерживала лишь невысокая металлическая решётка, креплённая к краю обшарпанного жестяного настила. В этом был весь Макс — он любил риск и свободу и черпал энергию из экстрима, гуляя по краю бездны.

«Постконцертные оргии» не прошли для друга бесследно — лицо его казалось бледным и под глазами пролегли глубокие тени, но взгляд, устремлённый в небеса, был чрезвычайно одухотворён.

Фил посвистел мотивчик любимой песни, но Макс не услышал — уткнулся в свой неизменный блокнот и, тихо бормоча, принялся водить карандашом по бумаге. Секунды спустя он откинул к стене голову и прикрыл веки.

— Макс, ты чего? — забеспокоился Фил, включая режим доктора. — Тебе хреново?

Тот наконец-то ожил, и на сухих губах промелькнула улыбка.

— Нет, мне хорошо. Ты знаешь, какой сегодня день? — спросил он после недолгой паузы. Голос Макса охрип от вчерашнего выступления, где он самозабвенно выдавал гроулинги.

Фил заглянул в экран телефона и озадаченно нахмурился:

— Угу, понедельник, четырнадцатое декабря, а что?

— Камила прислала мне эсэмэс…

Фил тряхнул головой, пытаясь не рассмеяться и не вспылить.

— Неужели? — скептически хмыкнул он. — И что же она написала?

— Всего два слова: «С днём!», — Макс уселся ровнее, подавшись вперед, эта тема явно его взволновала.

— Вот так и написала? И что это значит?

Макс, заговорил быстро и сбивчиво, не обратив внимания на издевательский тон Фила.

— Я тоже думал, что бы это значило, я пробовал звонить, только номер недоступен. Эсэмэска пришла вчера во время тусы, и я не сразу увидел… только в пять утра до меня дошло, что это она… Я голову сломал над тем, что бы это значило. Потом меня осенило. Вчера было тринадцатое. Тринадцатое, бро, сечёшь? В тот самый день год назад она ушла. Это день нашего расставания. Она вспоминает обо мне, и я небезразличен ей! Она меня помнит! И мне хорошо от этой мысли!

Фил словно паяц зашёлся нервным смехом:

— Камила, Камила, Камила! Сколько можно, Макс? Эта маньячка всю душу тебе выпотрошила, а ты ей радуешься как пацан. Ты просто одержим, брат!

— Так и есть. Три месяца ни слуху ни духу, и вот теперь снова. У меня внутри всё оборвалось, когда я понял, что это она. Думал, что забыл её, но нет, сцуко!.. Нет! — На бледном лице Макса заиграл нездоровый румянец, а во взгляде неожиданно трезвом и цепком читалась решимость. — Я хочу найти её… Я её хочу!

Фил с усмешкой смотрел на Макса, припомнив недавний конфликт с Камилой, невольным свидетелем которого он стал.

«Непутёвый» — кричала бывшая Макса, стараясь больнее его задеть. Хотя… почему же бывшая? Она до сих пор напоминала о себе редкими звонками или намеренными визитами. А то, что они намеренные, Фил не сомневался. Стоило Максу расслабиться и завести себе подружку, так Камила сразу всплывала на горизонте и вновь выбивала его из колеи.

Фил совершенно не понимал тех противоречий, что творились в душе этого придурка. Макс, чьи песни вызывали шок у ментов и обывателей, был абсолютно бессилен перед безответным чувством к девушке. Иногда Филу казалось, что друг лелеет болезненную привязанность ради самого состояния привязанности и намеренно не находит в себе сил разорвать этот бесконечный порочный круг.

Сам Фил не верил в любовь и никогда ничего подобного не испытывал. И философствовать на тему любви и ненависти ему не хотелось. Ни к чему весь этот пафос, к тому же яркие примеры неудачных отношений прочно отложились в его голове. Макс и Камила, отец и… мама.

Фил огляделся. Стоял полдень. Погружённый в нескончаемую суету город жил обычной жизнью. Только опустевший парк, пестреющий внизу разноцветными флажками и самопальными афишами, дремал в тоскливой отрешённости. Чёрные стволы деревьев, скованные мерзлотой, покачивались на ветру. Вороны дербанили остатки провизии в урнах и выясняли отношения в драке. Редкие прохожие перебегали улицу, спеша к православному собору, подальше от этого злачного места.

Вдруг из-за тучи выбилось солнце, заиграло бликами в золотых куполах, заискрилось в мозаике башенок, вспыхнуло ослепительным огнем на крестах. Фил поморщился и отвернулся. Обычно солнечные дни в декабре редкость, в основном изморозь и пасмурь, а тут…

— Тебе не приходило в голову, что она вспоминает о тебе в самое неподходящее время? — раздражённо выдал он, намекая на предстоящие концерты, к которым группа готовилась последние месяцы. — Стоит ей появиться, и ты превращаешься в полный ноль.

— Мне нужны такие моменты, ты же знаешь! — многозначительно просипел друг, и потряс блокнотом. — Они мне как воздух необходимы.

Фил знал. Именно в моменты потрясений, связанные с Камилой, страдающий Макс уединялся где-нибудь в уголке просторного сквота и сочинял настоящие шедевры.

4/3

Глава 4/3

Дома Фил с порога окунулся в уютное тепло и ароматы свежеприготовленной пищи. Тётя Нина хлопотала на кухне, напевая себе под нос любимую песню «Валенки», которую благодаря бывшей няньке и ныне домработнице он знал наизусть с самого детства. Фил прошмыгнул в свою комнату, скинул насквозь пропахшую сквотом и его обитателями одежду и брезгливо поморщился. Заявиться к отцу в универ в подобном виде было бы полным тупизмом.

Захватив чистое бельё из аккуратно сложенной стопки, он направился в ванную. Однако проходя мимо тумбочки, неуклюже задел рукой накопившиеся газеты. И вся эта куча макулатуры с шумом повалилась на пол. Чертыхнувшись, Фил присел на корточки и стал заметать следы преступления. Тётя Нина вмиг замолкла и высунулась из двери с вытянутым от удивления лицом.

— Филиппушка, ты когда вернулся, сынок? — воскликнула она, оглядев его бегло и настороженно.

— Бог шельму метит, тёть Нин, — криво улыбнулся Фил. — Только сейчас пришёл, хотел, чтоб незаметно.

— Чего опять учудил, с отцом поругался? — зачастила та, всплеснув перепачканными мукой руками. — Неделю дома не живёшь, небось, у своих дружков пропадал с этим мутным Максом?

— Чего это он мутный? — посмеялся Фил, уклоняясь от расспросов милой старушки, и быстро поднялся, к тому же он чувствовал себя неловко, представ перед ней в неглиже.

Тётя Нина, растившая Филиппа во времена бурного подросткового максимализма, нахваталась от него сленговых словечек и теперь в её речи проскальзывали «девайсы», «зашквары» и прочие подобные перлы.

Фил внезапно припомнил события годичной давности, когда ему в голову пришла идея записать рекламный ролик новых синглов «A-$peeD» с участием тёти Нины. Та и не думала сопротивляться и исполнила роль любящей бабушки, отчеканив на камеру нужные слова на потеху Максу и остальным парням группы, а в конце изобразила козу.

— Ты хавать-то будешь? — прищурилась хитрая бестия.

— Нет, тёть Нин, что-то не хочется, — отмахнулся Фил и направился в душ.

Озабоченный предстоящей встречей с отцом, он смыл с себя остатки весёленькой ночи, переоделся в подходящую для универа одежду и, оценив свой прикид в зеркале, подумал о тёте Нине. Как ни странно, с няней у Фила сложились более тёплые отношения, чем с бабушкой Изольдой Дмитриевной, матерью отца. Та производила впечатление человека, покрытого ледяной коростой, будто действительно была сделана изо льда. К тому же бабуля вечно заморачивалась на тему приличий и морали и при каждом удобном случае выносила ему мозг. До невозможности строгая и чопорная, она требовала к себе уважения и полного подчинения, а потому Фил демонстративно игнорил её наставления и дерзко звал Изольдой.

— Филиппушка, ну-ка иди сюда, — позвала его тётя Нина.

Фил ради приличия вошёл на кухню. После смерти мамы тут почти ничего не изменилось, на окне висели те же персиковые шторы, а на крючках — кружевные полотенчики, которые раз в неделю настирывала и наглаживала заботливая тётя Нина. От запахов еды закружилась голова, и тошнотворный ком сдавил горло — сказывались бессонные ночи, проведённые накануне. Чувствуя, как ноги увязают в полу, он глубоко вдохнул и привалился к барной стойке.

— Ну чего ты бледненький такой и исхудал как… Небось хорошо оттопырился с дружками на выходные. — Тётя Нина ласково погладила его по щеке. — Я вон тебе твоё любимое кофе с карамелькой сварила и гренки пожарила. Без молока, всё как ты любишь.

— Тёть Нин, ну сколько можно повторять, кофе — он, — Фил благодарно обнял старушку.

— Это всё твой дружок, — не унималась бывшая нянька. Она невзлюбила Макса с первого дня знакомства.

— Макс тут ни при чём, мы в клубе отыграли программу, вымотались.

— Знаю я ваши клубы, — проворчала она, потянув Фила к столу. — Ну, иди уже, поешь.

— Тёть Нин, ну правда не хочется, я потом.

— Не хочется ему, ишь! Эдик вон тоже сегодня дома не ночевал. Вижу, постель ещё мной заправлена, и не съел ничего, впору хоть вообще вам не готовь.

— Ну, тёть Нин, я как приду из универа, так сразу всё съем, обещаю.

— Потом уже будет не съедобно, — надулась нянька, и Филу пришлось уступить.

— Я бы в микроволновке разогрел. — Маленькими глотками он принялся пить горячий напиток, прислушиваясь к собственным ощущениям. Кажется, тошнота понемногу отступала. — А что, говоришь, папа не ночевал сегодня дома?

— Да он уже месяц по выходным домой не приходит, одежду новую прикупил, рубашки каждый день меняет, костюмы, да одеколоном как набрызгается, рядом хоть не стой.

Отчего-то эти слова кольнули сердце Фила, но он лишь вяло ухмыльнулся.

— Тёть Нин, тебе и не угодишь, его положение обязывает, ректор всё-таки — лицо универа. Ну и не должен он отчитываться, ночует где хочет, имеет полное право.

— Ох уж эта ваша мужская солидарность. Женщины нормальной на вас нет! Распустились.

Спустя двадцать минут Фил покачивался в вагоне метро и дремал под монотонный стук колёс. Как ни странно, еда, приготовленная тётей Ниной, не просилась наружу, придавала сил и улучшила настроение. Однако взять авто со стоянки он так и не решился, опасаясь уснуть за рулём или надолго застрять в пробке — и так опаздывал на встречу. Фил хмурился, ожидая неприятный разговор с родителем. Он не хотел прогибаться и будто назло себе отлынивал от учёбы. Отец же давил авторитетом и считал, что сын прожигает жизнь впустую.

4/4

Глава 4/4

У деканата, разместившегося напротив дверей приёмной, толпились студенты. Были среди них и желающие попасть к ректору Полянскому Эдуарду Филипповичу, на что его секретарша, молоденькая круглолицая девушка, мягко, но строго отвечала, что «это возможно только по предварительной записи». Фил, засунув руки в карманы камуфляжных штанов, нетерпеливо долбил носом берца о пол и разглядывал бронзовую табличку на массивной двери кабинета отца. Он опоздал почти на двадцать минут и теперь был вынужден ждать аудиенции в общей очереди. Педантичность родителя порой забавляла его, но в этот раз, невыспавшийся и злой, Фил изнывал от духоты и желания свалить куда подальше. В третий раз подряд он набрал номер отца и, услышав в трубке монотонный голос автоответчика, чертыхнулся.

Только что подошедшие студентки с интересом уставились на него, и он, мазнув по ним ленивым взглядом, уселся на свободную лавку. Девушки зашушукались и сели у стены напротив. От нечего делать Филипп подмигнул одной из них и принялся внимательно разглядывать подружек. Обе, одетые «по форме» — в белые отглаженные халатики поверх коротких клетчатых юбочек — выглядели юно и привлекательно. «Видно, первокурсницы», — подумал Фил, смущая девушек нахальной улыбочкой. Те кокетливо хихикали и перешёптывались. Впрочем, Филу было не до флирта, и вскоре он переключился с хорошеньких лоли на студентов, толпящихся у соседних дверей деканата, невольно становясь свидетелем разговоров.

— Эй, народ, — нерешительно сказал парень в строгом костюме, — кто был у ректора? Что за зверь? Слышал, он лютый вообще! Комменда общаги сообщила, что он хочет видеть меня, сам не знаю зачем. Я чего-то очкую…

— Это что же такое нужно сотворить, чтобы ректор универа лично вызвал к себе? — возмутилась одна из студенток, скептически оглядывая сокурсника.

— Просто крупно накосячить! — ляпнул щуплый паренёк — с виду ботан — и рассмеялся фальцетом.

— Хватит нагнетать обстановку! — воскликнула фигуристая брюнетка с ярким макияжем, — была я у него недавно, очень приятный мужчина. Голоса не повышает, объясняет спокойно, будто сеанс гипноза проводит, недаром психиатр. Я бы с удовольствием посетила парочку, — загадочно улыбнулась она. — Так что не волнуйся, останешься жив!

— Крутой мужик, — подтвердил рядом стоящий студент, — и лекции у него интересные, он примеры из практики приводит и новые трактовки из последних монографий, жаль, больше группы не ведёт.

— Эй, ребят, кто сиги ворует в раздевалке? Имейте совесть! — вмешалась в разговор запыхавшаяся от быстрой ходьбы девчонка. — Я, конечно, понимаю, вибраторы подругам в подарок и всё такое, но имейте совесть!

— Чего-чего? — удивлённо воскликнул ботан. — Какое отношение вибраторы имеют к сигаретам? — Покрутил он у виска пальцем.

— Она имеет в виду, что типа воруя сигареты, вы экономите деньги на подарки подругам, в частности на вибраторы, — пояснила брюнетка.

— Да-а-а, женский юмор, он такой… тупой и тупой, — заливисто засмеялся щуплый ботан.

— Продам вибратор, — хмыкнул парень у стены, и толпа взорвалась от смеха.

— Идиоты, — возмутилась виновница разговора.

— Дура матер! — подытожил ботан, используя латинское название твёрдой мозговой оболочки в качестве ругательства.

Фил усмехнулся. Давненько он не стебал одногруппников.

Время шло, а отец не появлялся. Девушки-лоли, что сидели напротив Фила, давно успокоились и, открыв учебники по анатомии, углубились в изучение темы. Мысли Филиппа вернулись к отцу, и настроение вмиг испортилось. Может, зря он пришёл, догадывается ведь, о чём пойдёт речь. И где его только носит?

Вдруг по толпе студентов пробежала волна оживления, голоса притихли, а взгляды присутствующих устремились вглубь коридора.

— Смотри-ка, так и вьётся возле него, — прошептала брюнетка с нескрываемой завистью. В создавшейся тишине эта фраза прозвучала неестественно громко.

Фил обернулся и увидел отца. Тот шёл энергичной походкой, в дорогом элегантном костюме и с кожаной папкой в руке, а вслед за ним, едва поспевая за широким шагом, семенила симпатичная дамочка. Толпа студентов уважительно расступалась, освобождая дорогу ректору и его миленькой спутнице. Парочка быстро приближалась к кабинету, и Филу представилась возможность разглядеть эту женщину вблизи. Ей было немного за тридцать. Внешностью и комплекцией она отдалённо напоминала молодую Патрисию Каас. Она беспрестанно говорила и с обожанием взирала на отца, будто пыталась уловить его реакцию на сказанные ею слова, и когда он снисходил до ответа, глуповато улыбалась. Фил неосознанно напрягся и стиснул челюсти. «Маленькая карманная собачка», — пронеслось у него в голове.

Тем временем пара остановилась у приёмной, и отец, распахнув дверь, галантно пропустил спутницу вперёд.

— Эдуард Филиппович, — окликнул его Фил севшим от волнения голосом. Неудивительно, что отец не услышал. Массивная дверь захлопнулась перед носом растерянного Фила, и он вскипел. Новость о том, что отец завёл роман, точила с самого утра. Нет, он вполне допускал, что тот имеет случайные связи, однако теперь, «оставшись за бортом», призадумался. Волна постепенно схлынула, оставив его в непонятной ситуации обезоруженным и беспомощным. Он усмехнулся, пытаясь взять себя в руки. Бред, да и только. Он пасует перед собственным родителем!

4/5

Глава 4/5

Отец, сидящий в кожаном кресле за длинным дискуссионным столом, неохотно оторвался от документов и глянул на вошедших поверх очков.

— Маша, вы можете продолжить работу, — вежливо сказал он. — А с этим молодым человеком я сам разберусь, — кивнул он в сторону Фила.

Секретарша извинилась и быстро вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Отец выдержал паузу и отложил бумаги в сторону.

— Ты опоздал на час, — наконец сказал он, придирчиво оглядывая сына. — Поприличнее не мог одеться?

— А что не так? — огрызнулся Филипп. Он и так вынул половину металла из бровей и носа, и одежду выбрал нейтральную. Не в костюм же выряжаться.

— По-твоему, это подходящий вид для учебного заведения?

— Вполне! — в том же духе ответил Фил, усаживаясь за стол напротив отца.

— Отсутствие критики — первый шаг к деградации, — невозмутимо выдал тот и ослабил галстук. — Я ждал тебя в этом кабинете двадцать пять минут! — устало повторил он. — Если ты думаешь, что у меня уйма свободного времени, то ошибаешься!

— Я давно пришёл, пытался дозвониться, но твой телефон недоступен…

— Неважно. Сейчас не об этом речь. — Отец достал из кармана смартфон и поставил его на зарядку. — Я видел ведомости, у тебя задолженности по всем предметам, пропуски. Ты должен приложить усилия, чтобы выйти к сессии без «хвостов». В противном случае тебя отчислят. Поблажек больше не жди.

— Ты повторяешься, сколько можно долбать меня?! — возмутился Филипп.

— Не нравится?! Я буду долбать тебя до тех самых пор, пока не включишь мозги!

Фил напрягся и с трудом сдержал едкую реплику, готовую вот-вот сорваться с языка.

— В жизни наступает момент, когда нужно выбирать, решать, что важнее. Мне кажется, ты стал достаточно взрослым, чтобы понимать: то, чем ты занимаешься — бессмысленно! Я очень волнуюсь за тебя, Филипп!

— Ты предлагаешь оставить группу ради учёбы? Серьёзно? Кинуть друзей, бросить всё на полпути? А если это для меня не просто хобби?

— Филипп, ты теряешь драгоценное время и катишься… Вот, смотри! — Отец поднялся из-за стола, порылся в сейфе и положил перед ним документ.

— «Приказ ректора №… согласно уставу пункт… глава… — Фил нетерпеливо перескакивал со строки на строку, выискивая главное. — … Медицинского университета от такого-то числа… о прекращении учебной деятельности по неуспеваемости студента Полянского Ф. Э.…» Что это?! — удивлённо вскинул он брови.

— Это приговор, который я приведу в исполнение, если ты не возьмёшься за ум, — вкрадчиво произнёс отец. — До сессии полтора месяца, я уверен, ты сможешь отработать пропуски!

— Ты… — возмущённо прошипел Филипп, не ожидая такого поворота. В тот же момент дверь кабинета распахнулась и на пороге появилась улыбающаяся «Патрисия».

— Эдуард Филиппович! — радостно воскликнула она. — Посмотрите, что я нашла! — однако поняв, что прервала конфиденциальный разговор, осеклась и застыла на месте.

Филипп демонстративно откинулся на спинку стула и, нагло ухмыляясь, бесцеремонно оглядел деятельную дамочку с головы до ног.

Та мгновенно вспыхнула и округлила глаза.

— Я позже зайду, извините… — не отрывая взгляда от Филиппа, «Патрисия» попятилась назад. Кажется, до неё дошло, что перед ней не кто иной, как сын ректора.

Как только она скрылась за дверью, Фил раздражённо выдохнул и посмотрел на отца с нескрываемой злобой.

— А это ещё что за фифа? У вас тут типа рабочего тандема? — с сарказмом поинтересовался он.

— Что за тон? Что за гнусные предположения? Я ещё не выжил из ума, чтобы заводить интрижки на работе, — строго возразил отец, чуть повысив голос. Похоже, Филу удалось вывести его из себя.

— Надеюсь! — процедил Филипп сквозь зубы. — Подсидят, подставят в два счёта, ты не первый, помни об этом!.. Вот прикол-то будет… — тихо добавил он.

— Лучше бы ты так о себе беспокоился, — занервничал отец и, помолчав немного, тоскливо добавил: — Знала бы мама, что у нас тут с тобой…

Эти слова повисли в воздухе, и в кабинете возник вакуум, даже звуки, доносящиеся извне, потеряли всякую значимость. От нахлынувших воспоминаний у Фила задрожали руки, и участился пульс.

— Пап, я… постараюсь. Только не дави на меня и не требуй невозможного, — отозвался он севшим голосом. Но отец будто ожил, схватил со стола приказ об отчислении и, порвав бумагу, выкинул в урну.

— Иди учись, сынок, и… приходи домой. Мне без тебя пусто.

Фил тут же поднялся и посмотрел на отца с благодарностью.

— Я постараюсь совмещать без ущерба для учёбы. Я постараюсь!

Оказавшись в вестибюле, Фил изучил расписание на ближайшие несколько дней. Руки всё ещё дрожали от пережитых эмоций, по спине пробегал неприятный холодок. Фил огляделся вокруг и глубоко вдохнул в надежде унять тревогу. Затем вынул из кармана штанов белую баночку с таблетками, запасы которых регулярно пополнял в клинике у отца. Привычным движением закинул под язык волшебную «куколку». Минуту спустя напряжение стало отпускать, и Фил, улыбнувшись, воспрянул духом. «Жить можно», — подумал он и расправил плечи.

Глава 5/1 Лина

Глава 5 Лина. Март

Глава 5/1

Эла мечтала отпраздновать свой тридцать пятый день рождения с родными, поэтому очень быстро распродала имущество в Калининграде и прилетела в Москву в начале марта.

С появлением Элы в доме сразу стало по-особенному тепло, и теперь в семействе Альтман царила оживлённая атмосфера. Лина ещё помнила свои детские впечатления от приездов сестры — ощущение безотчётного счастья и душевного трепета. Что-то похожее она испытывала и сейчас, а потому после занятий, не задерживаясь, бежала домой.

Сестрица-мать оставалась всё такой же энергичной и красивой, однако наблюдательная Лина замечала во взгляде Элы затаённую грусть. Кажется, это и делало её чуть старше, впрочем, стоило Эле рассмеяться, как озабоченность вмиг слетала с её прекрасного лица, и она становилась той юной и озорной девчонкой, образ которой Лина бережно хранила в сердце.

День рождения Элы решили отметить в узком семейном кругу, в пятницу вечером.

В этот день Лина вернулась с занятий на два часа раньше, и пока любимые родственницы готовили праздничный ужин, залезла на страницу городского студенческого форума. Ей тут же попался на глаза подозрительный ролик с названием «Полёт шмеля».

Оказывается, Леха снял поединок в музучилище на сотовый, добавил к нему нарезки про попугая-дабстепера и смонтировал видео. Попугай смешно оттягивал лапку, подпевая раскрасневшейся от напряжения Танюше Разинской, и запинался одновременно с ней. Заканчивалось сие безобразие словами известного блогера Стаса Давыдова: «И это хорошо!»

Из-за вечной занятости Лина узнала об этом видео только спустя месяц, и теперь, просматривая его третий раз подряд, едва сдерживала смех. Справившись с эмоциями, она написала Лёхе пару ласковых, однако тот ответил, что «Шмель» давно гуляет на просторах инета и даже сама «гениальная пианистка» Разинская лично поставила под ним лайк.

Лина припомнила, как, готовясь к поединку, усиленно изучала аппликатуру «Шмеля» и на несколько дней выпала из жизни. Заниматься приходилось каждую свободную минуту, слишком мало времени оставалось до соревнования.

В актовом зале училища Лина без запинки исполнила пьесу, пальцы её играли с ошеломительной скоростью, и все присутствующие слушали, не смея шелохнуться. Староста выходила к инструменту второй. Она заметно нервничала, сразу взяла невозможно быстрый темп и сбилась на шестнадцатом такте. Извинилась, приступила снова и… «с треском провалила батл». Так выразился Лёха, хохотнув на весь зал и захлопав в ладоши. В тот момент Лине показалось, что разгневанная Разинская готова спрыгнуть со сцены и накинуться на них с кулаками. И если бы не Лёха, ни на шаг не отходивший от Лины, ушла бы студентка Альтман с синяками и всклоченными волосами. В вестибюле училища Лёха издевательски оскалился и состроил перед носом Танюши свой излюбленный жест — «козу», который в тот момент походил на нечто непристойное и угрожающее. Разинская не сдержалась и выдала в адрес Лины гневную тираду: «Такая же убогая, как и твой дружок! Ненормальная… ненормальная Альтман». Большего сказать она не осмелилась. Лёха встал в боевую позу, точно боксёр на ринге. Разумеется, он не собирался махаться с девушкой, и выглядело это паясничание далеко не дерзко — смешно, но уязвлённая староста в ужасе отшатнулась и поскакала к выходу. Лёха ржал как потерпевший, до слёз, звеня цепями и постукивая металлической подковой по полу. Вспоминая это, Лина звонко засмеялась, привлекая внимание Элы. Та выглянула из кухни и с интересом уставилась на дочь.

— Я тоже хочу повеселиться, иди ко мне, — подмигнула она, и Лина вместе с ноутом отправилась на кухню.

Мама Марта тут же нашла повод оставить дочерей одних и ушла за чистой скатертью и накрахмаленными салфетками для сервировки.

Лина уселась за кухонный стол, где Эла со знанием дела готовила основу для воздушного десерта. Под мерное жужжание миксера Лина рассказала о своих недавних приключениях с Танюшей Разинской и показала смешное видео. Эла от души посмеялась, попутно раскладывая пергамент на противень и смазывая его тонким слоем масла.

— А Лёха твой ничего так паренёк, интересный, — между делом отметила Эла. — Хорошо, когда есть такие друзья. Ему бы только скинуть килограммов десять, цены бы не было!

— Да, Лёха классный, мы с ним с детства дружим, а с весом мы боремся.

— А у меня никогда не получалось дружить с мальчиками. Вообще вся эта дружба с мужчинами до поры до времени, проверено, — усмехнулась сестрица-мать. — Начинаются вздохи, ахи, взгляды…

— Странно, мне с мальчиками проще, и никогда ничего подобного не случалось, — удивилась Лина, убирая ноут со стола.

— Ты просто маленькая ещё, ну и не встретила того самого… друга… — многозначительно изрекла Эла, сдержанно улыбнувшись.

— Никогда не задумывалась об этом, — пожала плечами Лина, хотя в тот момент она слукавила. Задумывалась, и ещё как! Только с Элой обсуждать эти темы не хотела, где-то в глубине души тлело сомнение: а не играет ли Эла в чувства?! Слишком рьяно сестрица-мать добивалась дружбы после нескольких лет отсутствия. К тому же Лину увлекло кулинарное действо. Она неотрывно следила за ловкими движениями рук и думала: «Всё же умение готовить и поддерживать уют — семейная черта всех женщин Альтман». Втайне Лина надеялась, что и в ней когда-нибудь проснётся подобный талант.

— Выглядит красиво. И что это будет? — поинтересовалась Лина, наблюдая, как Эла выдавливает на пергамент готовую смесь и укладывает волнами.

5/2

Глава 5/2

Вскоре всё семейство Альтман собралось на кухне за праздничным ужином. Марта на радостях расстаралась: запекла в духовке цыплёнка табака по новому рецепту, наделала салатов под майонезным соусом, раскупорила бутылку домашнего вина. И теперь сидела во главе стола, обложившись таблетками «от желудка», с полной тарелкой «вредной» еды и с рюмкой в руке. Эла внимала рассказам матери о ценах в продуктовых магазинах, про очереди в поликлинике и делилась планами на ближайшие выходные. Лина ковырялась в тарелке и улыбалась своим мыслям. Душа по-детски радовалась — хорошо ей было среди родных и любимых.

Эла изменилась за эти годы — больше не перечила матери, проявляла заботу и стойко выслушивала все её наставления. Оттого-то Марта быстро позабыла прошлые обиды, подобрела и расслабилась, даже Славиком больше не попрекала, хотя поначалу по сто раз на дню выговаривала, что в семейном конфликте виновата дочь со своим взбалмошным характером.

Обычно Эла не подстраивалась под мнение окружающих — жила в своё удовольствие вдали от матери и дочери, а в тот год, когда сошлась со Славиком, и вовсе исчезла.

Мама Марта ворчала, что Эла попросту скрывает от нового мужа взрослую дочь, опасаясь, как бы тому не понравилась молоденькая Лина, однако не вмешивалась в отношения молодых. «Самый верный муж — нагулявшийся любовник», — повторяла мама Марта, искренне желая дочери счастья.

Теперь же Эла внезапно заговорила о чувстве вины и стремилась к общению, и Лина с опаской поглядывала на сестрицу-мать. «Надолго ли её хватит?» — думала она, хотя охотно шла на контакт, её привлекали оптимизм Элы и абсолютная убеждённость в своей неотразимости.

Сблизиться матери и дочери помог случай. Однажды Эла и Лина гуляли по Москве и зашли погреться в кафе на Арбате. Неожиданно к ним подсели молодые симпатичные парни с явным желанием познакомиться, но Эла вмиг посуровела, заявив, что матери и дочери хочется побыть наедине. Поначалу парни не поверили, решив, что перед ними сёстры-подружки, но Эла оставалась неприступной и держала марку. «Неужели… неужели Эла больше не стесняется меня, не боится выдать свой возраст?!» — удивлялась Лина. Вопросы множились в её голове, и Эла вдруг сама разоткровенничалась, долго говорила про ценности в жизни и желание быть любимой и нужной…

Внезапный дверной звонок прервал размышления Лины.

— О, Лёха пришёл, наконец-то! — воскликнула она и рванула в прихожую.

— Лёша, а ну-ка иди к нам! — прокричала из кухни разомлевшая от вина и тёплого общения с дочерьми мама Марта. И как только Лёшка появился на пороге кухни, задала свой излюбленный вопрос: — Ты физику сдал?

— Сдал, сдал, — отмахнулся Лёха и, виновато улыбнувшись, подмигнул Лине. — А что за праздник сегодня? Мне неудобно что-то, день рождения у кого? — Оглядел он старших членов семьи Альтман.

— Садись уже за стол. — Потянула его Лина и поставила перед другом чистую тарелку.

Мама Марта расщедрилась и налила ему стопку домашнего вина. Лёха наигранно округлил глаза и выпил одним махом.

— Лин, ну что ты решила, идёшь со мной? — шёпотом спросил он, имея в виду завтрашний рок-концерт.

— Я ещё не решила. И вообще, мне что-то не хочется.

— Так нечестно, я же ходил на этого твоего пианиста… Илью Михайлова, еле вытерпел, ну…

— Лёш, я ещё от той вписки отойти не могу. Если там будет что-то подобное…

— Нет, ты только послушай, как они лабают, — раскраснелся Лёха, — а вокалёр вообще зверюга.

— А о чём это вы там шепчетесь? — поинтересовалась Эла, наливая Лёхе чай и выкладывая на тарелочку свой кулинарный шедевр — сладкую воздушную меренгу, от вида которой у Лёхи заблестели глаза.

— Вот это да! Только не говорите, что это вы делали сами! — громко сглотнул он.

— Сами-сами, мы всё сами, — хитро улыбнулась Эла. — Так что там у вас за секреты?

— Уговариваю Лину сходить со мной в клуб на концерт.

— Ой, ну какие могут быть уговоры? Лина, собирайся и иди! — Эла стрельнула глазами в дочь и уселась за стол.

— Вот и я о том же. Между прочим, я билеты заранее покупал. Не так просто попасть на их концерт. Они взлетели и желающих много. Чуваки не играют, эти демоны воспламеняют всё, даже ногти на ногах. Громко, нервно, это твоя депрессия, размазанная на сковороде самим Сатаной. Две минуты и торт готов. Каблуки сломаешь, как круто!

— Лёша, что ты несёшь? Мама, это всё твоё вино! — посмеялась Лина и взлохматила Лёхе чёлку.

— Какой милый мальчик, — засмеялась Эла, поднеся к губам бокал с напитком.

— Сударыня, позвольте пригласить вас на мазурку бесноватых, — исправился Лёха, прочистив горло. — Это просто космос, детка…

— Так… а что они там играют? — Эла явно кокетничала, пустив в ход всё своё обаяние.

— Альтернативу, dreamcore, лирику, в общем… — растаял Лёха, наивно улыбнувшись.

— Какая прелесть, — мечтательно прошептала сестрица-мать, — помню, как мы отжигали на концерте на Красной площади. Мои любимые «Перцы» выступали, Энтони Кидис просто бог. Тогда ещё в моду входили прядки, и мы с подругой специально на концерт…

5/3

Глава 5/3

Как только за Лёхой закрылась дверь, Лина шмыгнула в детскую — так по заведённой традиции мама Марта называла её комнату. Захотелось побыть одной, поразмышлять над последними событиями, слишком много всего скопилось в голове. Взяв ноут, Лина залезла на подоконник. За окном стояла хмурая мартовская ночь. Тусклый свет зарождающегося месяца струился сквозь клочья седых туч, серебрил небо, отчего оно походило на бурлящую морскую пучину. Мелкий косой дождик подгонял случайных прохожих и автомобили, мигающие фарами на трассе.

Лина раскрыла ноутбук и отыскала в диалоге с Лёхой видео с живыми выступлениями групп. Недолго думая, кликнула на первый ролик в списке, и на экране появилась сцена с тяжёлой аппаратурой и барабанной установкой, возле которой — спиной к зрителям — стоял неформал с гитарой. Волосы, небрежно собранные в хвост на затылке, рассыпались у лица рваными прядями, чёрная футболка, обтягивающая широкие плечи, свободно болталась поверх драных джинсов. Он обернулся, и светлая улыбка озарила его лицо. Толпа у сцены тут же взорвалась истошными воплями. Из сгустка хаоса к музыканту потянулись руки фанатов: «Макс, давай ещё…» — визжали девочки, «Ты лучший…» — орали парни. И тот, кого называли Максом, тряхнул головой и отрывисто рассмеялся: «Я долго думал, чем бы вас удивить, и вот… придумал», — задорно отозвался он. Вслед за этим в зал полились мелодичные звуки гитары.

Поначалу Лина почти безучастно смотрела в экран, но вскоре поняла, что картинка утягивает её в мир иной музыки, что ей неожиданно нравятся эти низкие вибрации, окутывающие зал мягкими волнами. Лину увлекала свободная манера исполнения, и каждый жест парня, каждый звук дрожащих струн отзывался трепетом в её душе. Но вот он запел, и саунд разбавил приятный голос с нервной хрипотцой. Радость пронеслась по телу россыпью тёплых мурашек. Она прикрыла глаза и, постепенно теряя мысли, уплывала в далёкие дали.

«Наверное, так и начинается любовь, — думала Лина, предчувствуя приближение чего-то значимого в жизни. — А эта песня станет её началом». Парень пел о несбывшейся любви с надрывом и страстью, а ей хотелось слушать и слушать, несмотря на проскальзывающие в тексте шокирующие словечки и далеко не классический стиль исполнения. А ещё ей хотелось смотреть на него и тонуть с головой в своих фантазиях. Лина мечтательно улыбнулась. И что на неё нашло? Хотя ей всегда нравились творческие личности. Взять, к примеру, Тиля Линдеманна или Дэвида Гарретта, известного скрипача. Похоже, и этот Макс — личность незаурядная и интересная, вот бы познакомиться с ним, пообщаться и…

Неожиданно скрипнула дверь детской и в комнату вошла раскрасневшаяся Эла.

— Ой, ну еле отделалась, — тяжко вздохнула она. — И что меня дёрнуло упомянуть тот злосчастный концерт?! И Лёха твой хорош, сразу в бутылку полез!

Услышав досадное бормотание Элы, Лина на всякий случай убавила звук: вдруг сестрица-мать возмутится слишком смелому содержанию песни? Однако та, не обратив внимания на посторонние звуки, направилась в гардеробную и распахнула деревянные дверцы.

— Так, это не подходит, — деловито рассуждала Эла, перебирая висящие на плечиках платья. — В ближайшее время нужно заняться твоим гардеробом. На концерт в этом не пойти, нам нужны стильные джинсы и яркий верх, но не толстовка. Это так избито, должна быть изюминка в образе.

Лина наблюдала из-за шторы, как Эла один за другим бракует её излюбленные наряды, а мысли витали где-то далеко.

— А ты когда-нибудь любила? — неожиданно выпалила Лина, ощущая, как щёки заливаются стыдливым румянцем — вопрос нечаянно сорвался с губ.

Эла замешкалась и медленно обернулась.

— Было дело, — загадочно улыбнулась она и тут же вернулась к полкам с аккуратно уложенными вещами. — Но точно не Славика.

— Да, я помню. — Лина закрыла ноутбук и слезла с подоконника. — Тебе всегда дядя Эдик нравился. Чуть ли не с детства.

Эла промолчала, однако энергичные движения её немного замедлились.

— А как же мой папочка, ты тоже его любила? — не отступала Лина. — Может, расскажешь?

В тот момент Лине показалось, что Эла напряглась, однако очень быстро нашлась с ответом:

— Я бы рассказала, но поверь, это неинтересно. Так, обычный парень, почти мой ровесник. К тому же он не знает о твоём существовании, наверняка и обо мне забыл. К счастью, забыл.

— Странно, я думала, что дети рождаются от любви, — прошептала Лина, не желая уходить от волнующей темы.

— Хочешь знать, любила ли я его? — Эла на секунду задумалась. — Скорее, это было временное помутнение рассудка. И лучше закроем эту тему.

— А как его звали? — Лина подобралась совсем близко и уселась на край кровати напротив Элы.

— Вадим. Его звали Вадим, — со вздохом ответила та, нервно сминая снятый с вешалки блейзер. — Фамилию не помню, не спрашивай.

— Ого, Евангелина Вадимовна. Неожиданно…

— Как видишь, не звучит, поэтому успокойся.

— А по-моему, интересно. Мама Марта знает о нём?

— Ещё бы, — усмехнулась Эла, но тут же замялась и пошла на попятную, — то есть знает по рассказам и не более. Я… тебя поблагодарить хотела. Ну, что ты Лёшку своего осадила, надо же, как разошёлся.

— Ну да, он такой, прямолинейный, и не всегда просекает момент. А ты, значит, приезжала в тот год?

5/4

Глава 5/4

Эла прерывисто вздохнула и накрыла лицо ладонями.

Почувствовав в себе непреодолимое желание утешить заблудшую мать, Лина потянулась к Эле и нежно обняла её за плечи. Эла всхлипнула и, тихо расплакавшись, обвила её руками в ответ. Они так и замерли, согреваясь родным теплом, и каждая молчала о своём, а сердца их бились в унисон, будто рвались навстречу друг к другу.

Неожиданно дверь детской приоткрылась, и мама Марта изумлённо застыла на пороге.

— Девочки мои! — заохала она, приложив руки к груди, — девочки мои-и…

— Мама, всё хорошо, — улыбнулась Эла сквозь слёзы и ослабила объятия.

Лина отпрянула, немного смутившись. «Упс, этот неловкий момент…» — мысленно посмеялась она. Ведь с мамой Мартой и Элой творилось что-то невообразимое. Старшую Альтман с каждым днём всё сильнее пробирало на чувства, а Эла казалась совсем другой, более уступчивой и сентиментальной, будто и не было давнего семейного конфликта. Драгоценные родственницы осторожно примеряли на себя новые роли — любящих матери и дочери, и с каждым разом у них получалось всё естественнее и лучше. Только Лина не могла так скоро перестроиться и недоверчиво наблюдала со стороны за этими удивительными метаморфозами.

— А мы наряд для концерта выбираем. — Эла вернулась к раскрытым створкам шифоньера и зарылась в вещи Лины.

— А что тут выбирать?! — воскликнула мама Марта. — Самый лучший наряд для девушки — это платье … и туфли, — подумав, добавила она.

— Мама, это же рок-концерт, платье там будет не к месту.

— Тогда брючный костюм. У Линочки есть замечательная кофта с жабо, она прекрасно будет смотреться в комплекте с пиджачком и высокими каблуками.

— Мама, ты заблуждаешься. Жабо — это, конечно, красиво и строгому костюму придаёт изящества, но лучше в этом наряде Лина сходит с тобой в оперу.

— Опера… — благоговейно вздохнула мама Марта. — Ах, как вспомню венскую оперу. «Мадам Баттерфляй». Мы вместе с Эммой ходили. Ария Чио-чио-сан и этого… бездушного Бенджамина меня потрясла, бедная японочка, я даже прослезилась.

— Мама, скорее всего, у тебя ассоциации с личным, со мной. Только тут вот поправочка — я не жертва!

— Что ты, что ты, Эла, я ведь совсем не о том, — зачастила мама Марта и покосилась на Лину.

— А я о том. Она интересуется, кто её отец, — усмехнулась сестрица-мать.

— Кто прошлое помянет, тому глаз вон! Даже и говорить не о чем. — Мама Марта всплеснула руками, будто отмахнулась от чего-то дурного и страшного и полезла в шифоньер.

— Вот он, этот костюмчик, мы с Эммой в бутике покупали, в Гамбурге. Он мне так понравился! Австрийское качество самое лучшее! А Линочка и Никлас с Карлом гуляли по городу.

— Хм, и правда неплохой, — оценила Эла, — интересный крой. Но для концерта не подойдёт. Лин, а ну-ка примерь вот это.

— Мам, Эл, — возмутилась Лина. — Вы меня как на свадьбу наряжаете. Я сама как-нибудь разберусь, в чём мне идти, к тому же я ещё не решила, пойду ли.

После пятнадцатиминутных препирательств с любимыми родственницами Лина сдалась и стояла перед зеркалом в Элиной стильной кофте с открытыми плечами и рукавами, переходящими в полуперчатки.

— И с волосами что-то сделать нужно, подумаем. — Эла пропустила сквозь пальцы густую шелковистую прядь.

— Нет, волосы не трогай, я их в хвост уберу, — возразила Лина, и Эла смирилась.

— Как скажешь, твоё дело, но я бы…

* * *

Лина с нетерпением поглядывала на часы. Лёха сильно задерживался и даже не звонил, что было крайне на него не похоже. Обычно друг приходил вовремя, а уж если дело касалось походов в клуб или каких-либо подобных мероприятий, всегда являлся раньше намеченного времени за полчаса. Мама Марта крутилась поблизости и что-то тихо бормотала себе под нос, она как всегда была против ночных походов дочери. Эла отвлекала её житейскими разговорами. Когда же стрелки часов сошлись на четверти восьмого, Лина набрала Лёхин номер. В трубке раздались длинные гудки, и когда она совсем отчаялась услышать голос друга, тот наконец соизволил ответить.

— Лин, я лох, — тихо простонал он и тяжко вздохнул.

— Что случилось, Лёш, ты не заболел? — забеспокоилась Лина.

— Можно и так сказать. Лифт не работал, и я на всех парах нёсся по лестнице вниз и, как говорится, «упал, очнулся, гипс».

— Что? — ужаснулась Лина, чуть не выронив телефон.

— Да, я в травматологию загремел, перелом лодыжки со смещением, сейчас решают, что со мной делать, наверное, оперировать будут.

— Лёша! Как же так? Чем я могу помочь? Где ты лежишь, скажи, я приеду!

— Да не, нормально всё. Жаль, на концерт не попали. Короче, сломал я свои каблуки, — усмехнулся паренёк.

— Лёш, ну какой может быть концерт…

Они говорили до тех пор, пока Лёху не забрали в операционную.

Лина смотрела на потухший экран сотового и удивлялась самой себе, ведь в этот раз она ничего не почувствовала. Не было ни вещих снов, ни образов-предсказателей, ничего не было, будто выбило из сенсорного потока. «Странно всё это, странно», — Лина тщетно пыталась думать в нужном направлении, однако мысли её то и дело возвращались к загадочному Максу, а в душе играла волнующая музыка

Глава 6/1 Эла

Глава 6 Эла. Март

Глава 6/1

«Если не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней». Когда-то в ранней юности Эла частенько слышала эту фразу у соседей Полянских и спустя годы старалась всегда и во всём ей следовать.

Каждый день, вторую неделю подряд, Эла гуляла по улицам Москвы, заглядывала в зеркальные витрины дорогих салонов и страстно мечтала стать владелицей одного из таких — самых престижных и модных. «Ничего-ничего, будет и на нашей улице праздник!» — уговаривала она себя, упрямо улыбаясь.

Эла далеко не бедствовала и при желании могла бы жить в своё удовольствие несколько лет, однако без дела сидеть не любила, да и проматывать деньги впустую считала непозволительной роскошью. Ей бы только завести парочку выгодных знакомств, и она непременно бы добилась поставленной цели. Вот только друзей в Москве за давностью лет не осталось, даже с одноклассниками Эла не поддерживала связи, а соцсетей с некоторых пор она, откровенно сказать, побаивалась. Чёртов Славик. Угораздило же её так вляпаться!.. Оставалось уповать лишь на чудо, и если вдруг ей подвернётся мужчина со связями, она не растеряется, попытается его обаять.

Эла прогуливалась по *** проспекту вдоль витрин магазинов и наслаждалась погожим весенним деньком. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь перистые облака, ласково щекотали и слегка припекали щёки. Вчерашний снег, скопившийся у обочин тротуаров, медленно таял и превращался в небольшие грязные лужицы. Выбившись из общего ритма городской суеты, Эла незаметно набрела на баннер с бегущей строкой и зачиталась вакансиями, а потому не сразу поняла, что её окликнула невысокая пухленькая блондинка.

— Элка, ты! — широко улыбнулась та, изумлённо оглядывая Элу с головы до ног. — Ну надо же, ничуть не изменилась. Красотка!

— Боже мой. Норкина … Лариса! — Эла подалась навстречу бывшей однокласснице. Девушки слегка обнялись, прикоснувшись щекой к щеке, и быстро отстранились. Признаться честно, Эла с трудом узнавала в ней вчерашнюю заводилу и сплетницу, и если бы не Ларискин голос с вечно удивлёнными и завистливыми интонациями, попала бы Эла впросак. Выглядела Норкина неважно, хотя, по меркам состоятельных женщин, была вполне ухожена и дорого одета. Но кашемировое пальто цвета пыльной розы и отёчные веки, замазанные толстым слоем тоналки, явно прибавляли ей возраста. К тому же Лариске совершенно не подходил пшеничный оттенок волос, близкий к Элиному натуральному. С трудом подавив злорадный смешок, Эла натянуто улыбнулась. Неужели Лариска до сих пор подражает ей?

Бывшая одноклассница ещё со школы слыла её фанаткой — копировала стиль одежды и манеру поведения. Правда, выглядело это комично, а Эла всегда соблюдала дистанцию и с прохладцей, почти высокомерно, общалась с Ларисой, ведь признанной королеве красоты было дозволено многое. Однако в школе находилось немало завистников, а потому вокруг её внезапного исчезновения в десятом классе ходили разные слухи.

Лариска тем временем пристально вглядывалась в Элино лицо, будто выискивала в нём изъяны, рот её слегка приоткрылся от любопытства, и верхняя губа нервно подёргивалась.

— Триста лет тебя не видела, — прошептала она с придыханием, — ну ты и правда не изменилась. А ну колись давай, ботоксом пользуешься?

Эла оторопела от такого напора, но быстро взяла себя в руки, ведь Норкина никогда не отличалась особым тактом, да и с возрастом, видимо, не поумнела.

— Никаких ботоксов и никакой химии, — засмеялась она. — Всего лишь правильное питание, секс и… минимум стрессов. А ты, я смотрю, тоже не меняешься.

— Шутишь, — отмахнулась Лариска, так и не поняв намёка Элы. — С таким-то бешеным ритмом жизни не до здорового питания. Всё бегом, бегом. А… ты как тут, проездом? Слышала, где-то в Мурманске живёшь?

— В Калининграде. Но я вернулась, теперь хочу обосноваться тут, начать всё с нуля.

— Всегда удивлялась твоим решительным поступкам, для меня предел мечтаний Москва — сложно срываться с места.

— С Калининградом меня больше ничего не связывает, — грустно отозвалась Эла. — Дедушка умер, а мама и дочь живут здесь.

— Дочь? Ты замужем? — Лариска сложила на груди руки, совсем как в ранней юности, когда с упоением распространяла сплетни.

— Нет, уже нет, — занервничала Эла, кинув взгляд на циферблат наручных часов.

— Ну надо же. — Лариска облизнула пересохшие губы. — И сколько лет малышке?

— Малышка вполне уже взрослая, ей восемнадцать. Так что…

— Восемнадцать?! — изумилась бывшая одноклассница. — Выходит, те давние слухи…

— Представляю, что там говорили, — резко перебила её Эла, не желая выслушивать Ларискины излияния. — Но поверь, и тогда, и сейчас мне до этого нет никакого дела. Да и в прошлом всё давно.

— М-может, по кофе? Я знаю уютное местечко на Арбате, — заискивающе улыбнулась Норкина. — Посидим, поболтаем, вспомним былые времена? М-м?

— А давай, — не раздумывая согласилась Эла. Она вернулась в Москву, и теперь ей тут жить и обрастать связями. Кто знает, может, Норкина и есть тот самый счастливый случай? Боже, ну до чего же она докатилась…

Лариска оказалась права. Маленькое уютное кафе в итальянском стиле с ароматами пиццы и свежесваренного кофе располагало к общению. Девушки заняли столик у панорамного окна с видом на аллею. В этот час посетителей было мало, играла тихая музыка, и улыбчивый официант принялся любезно обслуживать дам.

6/2

Глава 6/2

Норкина всхлипнула, уголки её губ задрожали и поползли вниз. В тот момент она выглядела настолько потерянной и несчастной, что Эла по-женски посочувствовала ей и захотела подбодрить.

— Можно и так сказать, но неприятности прежде всего в личном. Мой бывший… — Лариска вздохнула и аккуратно смахнула салфеткой набежавшие слёзы. — В общем, он генеральный директор сети ресторанов, а я управляющая в одном из них. Пять лет встречались, на курорты ездили вместе, но этот кобель мне замену нашёл, представляешь? Этой девке двадцать пять! Секретутка! Кроме смазливого личика и длинных ног ничего нет, пустоголовая погремушка, зато апломба сколько! Обещал ради меня жену бросить, зарплату под двести поднять, а теперь что?

— Он ещё и женат? — усмехнулась Эла. С некоторых пор она терпеть не могла женатых. — И сколько же лет нашему мальчику?

— Пятьдесят.

— М-да. Седина в бороду, бес в ребро?

— Да он любому двадцатилетнему фору даст, — возмутилась Лариса. — И я за ним как у Христа за пазухой была. А теперь. — Из глаз одноклассницы брызнули слёзы. — Теперь жизни нет никакой, — зарыдала она. — Через три дня собрание управляющих, а я даже идти туда не хочу, боюсь увидеть его с этой…

— Ну-ну, успокойся, слезами горю не поможешь. Тут главное определиться. Что у тебя в приоритете? Если решила рвать с ним, так выше нос, дорогая, и вперёд, а если есть желание вернуть, так нужно постараться.

— Я бы вернула… и всё бы… всё простила. Но только как? Тягаться с этой пигалицей глупо, да и куда мне до неё?

Эла призадумалась, окинув Лариску профессиональным взглядом.

— А вот это ты зря. Через три дня, говоришь? Нужно поторопиться.

— Что? — Лариска с надеждой взглянула на Элу и высморкалась в белоснежную салфетку.

— А то! Будем работать над твоим новым образом.

— А ты… ты это можешь?

— Могу, я всё могу, считай, что на эти дни я твой персональный шопер и стилист. Будем создавать образ успешной деловой женщины.

— Так ты стилист? Эла… ты моё спасение, я согласна, я на всё согласна!

* * *

— Понимаешь, женский образ — это не только новое платье, макияж и парфюм, прежде всего это внутреннее состояние, твоя самооценка, уверенность во взгляде, умение говорить и двигаться, общаться с людьми, — объясняла Эла между делом, пока они с Ларисой бродили по модным столичным бутикам. — Я сейчас такую избитую истину говорю, что сама удивляюсь, как можно этого не знать? Ты должна понять, что весь твой внешний лоск потеряется, стоит тебе раскрыть рот и сморозить какую-нибудь очередную глупость, или, к примеру, посмотреть щенячьими глазками на своего этого… как его там?

— Валерика Георгиевича, — прошептала Лариса. Всё это время она как хвостик ходила за Элой и безропотно исполняла все её указания: примеряла одежду, нижнее бельё и обувь.

— Даже не знаю, что можно сделать за такой короткий срок, — размышляла Эла. — Хотя бы посмотреть мотивирующие фильмы, пока я буду работать над причёской.

— Например, «Красотку», — мечтательно вздохнула Лариска.

— Тогда уж «Коко до Шанель», «Дьявол носит Прада» и многое другое, — задумчиво возразила Эла. — Обожаю эти фильмы. Ну, так о чём я. В общем, мы не будем делать такой уж строгий образ, подчеркнём пропорциональность фигуры, осанку, скроем полноту и немного разбавим романтикой. Главное, не переборщить с деловитостью. Вот такая ремарка, — улыбнулась Эла.

— Что бы я делала без тебя! — восторгалась Лариска. — Я уже от одного твоего энтузиазма загорелась!

— Это важно! От настроения зависит успех!

— А что у тебя на личном? — задала Лариска свой излюбленный вопрос. — Я так увлеклась собой, что даже не спросила.

— А у меня всё окей. Я свободная самостоятельная девушка, и цель у меня сейчас совершенно другая — присматриваюсь, хочу открыть свой салон красоты или, на худой конец, устроиться на работу в какой-нибудь престижный центр. Мне нравится моя профессия и нравится получать за это деньги.

— О, это непросто, нужны спонсоры и связи. Хотя с такой-то внешностью, как у тебя, проблем не будет.

— Ты будто Америку мне открываешь! Конечно связи нужны. А по поводу внешности… я бы хотела, чтобы оценивали не только мои внешние данные, но и умение и опыт. Ладно, время покажет.

Двумя днями позже стараниями Элы Лариса преобразилась в элегантную бизнесвумен. В модном брючном костюме от Шанель, с аксессуарами от ***, бывшая одноклассница — и ныне подруга — выглядела как женщина-вамп. Новый имидж добавил ярких штрихов её внешности — она заметно помолодела и расцвела. Волосы окрасились благородным цветом тёмного шоколада, уложились в модную асимметрию и при каждом движении головы переливались пепельными бликами. Тёплые тона косметики подчеркнули миловидные черты и сделали её взгляд более выразительным.

Эла напоследок оглядела Ларису и удовлетворённо произнесла:

— Ну, подруга, готова разбивать мужские сердца?

— Эла, ты просто чудо! — просияла та, взволнованно вздыхая. — Я даже не подозревала, что я вся такая…такая… Что я могу для тебя сделать?