Ядовитые цветы

Глава 1

Лиза пришла в себя от того, что невыносимо болела голова. В глазах у нее было по-прежнему темно от боли, но она уже различала голоса и видела, как двигаются над ней какие-то светлые пятна.

– Ну что, в норме? – услышала она густой бас.

– Да в норме, Алексей Фомич. Зря к нам привезли, – ответил другой мужской голос, помоложе. – Сейчас очнется, мозги просто сотрясла немножко, вот и все. Света, дай-ка ей нашатырь.

– Ты ее все-таки возьми к себе, Арсений, – снова произнес бас. – Пусть полежит немного, раз уж она здесь. Тем более красивая.

– Есть, Алексей Фомич! – ответил второй голос. – Света, давай ее на каталку переложим и вези в первую травму, там в пятой палате место есть.

Сквозь волны боли и тошноты Лиза поняла, что она в больнице. Как все это неожиданно получилось, как глупо! Наверное, она произнесла это вслух, потому что тут же услышала:

– О, очнулась! Конечно, глупо, девушка, разве такие вещи получаются умно?

Наконец она разглядела лицо врача. Теперь оно было совсем близко от ее лица и нависало откуда-то сверху. Он выглядел молодо, глаза у него были внимательные и веселые, зеленая больничная шапочка лихо сидела на светлых волосах. Это было все, что Лиза смогла рассмотреть, пока глаза у нее не заболели от яркого света.

– Вези, Светлана, вези, сейчас я приду, – сказал он. – До встречи, девушка, я теперь ваш палатный врач.

– Ничего страшного, – сказал он через полчаса, войдя в палату, где, кроме Лизы, лежали несколько охающих старушек. – Можешь считать, повезло тебе, водитель молодец оказался, успел свернуть. На зеленый свет надо улицу переходить, и где положено, а не брести куда глаза глядят. Разве тебя в школе не учили?

– Учили… – слабо улыбнулась Лиза. – А где я?

– Ну, где! В Склифе, конечно, – ответил врач. – «Скорая» мимо ехала, вот и подобрала тебя. Это потому, что рядом, – объяснил он, – иначе бы к нам не повезли с такой ерундой. Знаешь, какая сейчас по Москве стрельба каждый день идет? К нам только тяжелых возят.

«Какие у него глаза!» – подумала Лиза.

Она никогда не видела таких глаз. Ярко-голубые, без всякой примеси, а ресницы длинные и темные… Наверное, после сотрясения и потемнения Лиза видела все особенно отчетливо, точно через увеличительное стекло.

«И он, кажется, не старше меня», – промелькнуло у нее в голове.

Впрочем, она сразу же устала от этих нескольких мыслей.

– Отдохни, отдохни, – спохватился врач. – Я потом еще зайду – дежурю сегодня. А как тебя зовут? – обернулся он уже с порога.

– Лиза.

– Редкое имя, – заметил он. – А меня Арсений Борисович Долецкий, вот и познакомились. Сейчас тебе сестра укольчик сделает, выспишься – и все пройдет, не бойся!

После укола сон был тяжелым, прерывистым. Лиза то и дело проваливалась в какие-то ямы, в голове шумело, боль то накатывала, то отступала. Она снова видела над собой лицо Арсения, успевала подумать, что никогда не видела таких красивых лиц, – и тут же снова проваливалась в забытье, чувствуя его прохладную руку у себя на лбу.

Хотя Арсений и говорил, что травма у нее ерундовая, Лизе пришлось полежать в Склифе. Боль возвращалась снова и снова, особенно по вечерам, и завотделением Алексей Фомич сказал Николаю, появившемуся наутро:

– Не будем уж тревожить вашу сестрицу. Так-то вроде все нормально, а мало ли что! Голова все-таки, не задница. Лучше понаблюдаем немножко, себе спокойней.

И Лиза осталась в палате, где лежали пять старушек – все как на подбор с сотрясением мозга. Их палатным врачом был Арсений Борисович Долецкий. Когда Лиза думала о нем, сердце у нее замирало.

Она боялась подумать о том, что влюбилась в Арсения с первой минуты – наверное, еще там, в приемном отделении, когда услышала его голос в темноте полусознания. Это было так удивительно! Лиза давно спрашивала себя, как же можно различить любовь, если понятия о ней не имеешь, – и вот любовь налетела на нее, перепутавшись с сотрясением мозга. И здесь, в склифовской палате, Лиза чувствовала себя такой счастливой, какой не была никогда в жизни.

Арсений приходил не позже восьми, и Лиза видела, что он старается не сразу идти к ее кровати. Он дотошно расспрашивал старушек о давлении, о сне и стуле, словно оттягивая минуту, когда сядет рядом с ней и они посмотрят друг другу в глаза… Конечно, он обязан был расспросить всех больных, но Лиза чувствовала каждое его движение, каждую мысль. Весь он был точно внутри ее, и она догадывалась о том, что он сделает или скажет, еще прежде, наверное, чем он понимал это сам.

И он был такой красивый! На вид ему было лет двадцать пять, не больше. Да, ведь он и сам рассказывал, что его оставили в Склифе после интернатуры; значит, он год назад окончил институт. Когда Арсений садился рядом с ее кроватью, Лиза видела сначала только его глаза и не могла от них оторваться. Потом она разглядела его губы – дивную линию, напоминающую лук. Она рассматривала его, словно картину, возвращая себе в воспоминаниях каждую минуту, проведенную рядом с ним, и поэтому каждая минута растягивалась, и мысли о нем заполняли весь ее день.

Она не хотела, чтобы Арсений замечал все это. Но и сам он смотрел на нее, конечно, не как на любую другую пациентку, это не могло укрыться от Лизы. Когда их глаза встречались, взгляд Арсения становился удивленным и даже растерянным. Он как будто бы не понимал, что происходит – с ним или с нею? Лизе казалось, что он старается отвести глаза – и не может, как завороженный.

Она помнила, как прохладна была его рука в ту, первую, ночь. Каждый раз, когда Лиза вспоминала об этом, дрожь пронизывала ее, перехватывало дыхание. Она согласна была еще раз пережить ту тяжелую ночь – только чтобы еще раз ощутить его прикосновение… Она сколько угодно готова была оставаться в душной палате со старушками. Где еще она могла видеть его каждый день? Она чувствовала, что каждая новая разлука с ним – просто разлука на ночь, когда он не дежурит, – становится для нее все невыносимее, и с ужасом думала о том дне, когда ей придется выйти из больницы.

Виктор появился в палате на третий день.

– Ну, Лизонька, разве можно так! – сказал он, входя и ставя рядом с кроватью две огромных корзины – с цветами и с фруктами. – Я просто еле в себя пришел, когда узнал! Что стоило позвонить, поехать на машине? Или это у вас такие представления о социальном равенстве?

Он старался казаться невозмутимым и ироничным, как всегда, но Лиза видела, что в глазах у него тревога. Она покраснела, потом побледнела. Боже, ведь она совершенно забыла о нем за эти дни, ведь даже не вспомнила ни разу! Чувство, так неожиданно налетевшее на нее три дня назад, было таким всепоглощающим, что в ее душе и в памяти не осталось места никому. Да что там, вся ее прежняя жизнь представлялась ей сном, она ждала только тех минут, когда Арсений сядет на стул у ее кровати и глаза их встретятся…

– Как вы себя чувствуете, Лизонька? – спросил Виктор.

– Н-нормально, – едва выдавила она. – Спасибо, что навестили.

– Как же нормально – бледная, говорите с трудом! Склиф, правда, место надежное, ошибиться здесь не должны, но все же… Я уже поговорил с вашим завотделением, он тоже уверяет, что все в порядке. Бедная вы, бедная! О чем же вы думали, Лиза, разве можно переходить улицу, не глядя?

Правда – о чем она думала? – попыталась вспомнить Лиза. Она вдруг вспомнила ту учительницу географии, о которой рассказывал ей Павел. Может быть, и с ней произошло что-то подобное?

– Вам все привет передают – Паша, Гриша, Никита. Не забыли их еще? – сказал Виктор.

Конечно, Лиза их не забыла. Но какими далекими они казались ей сейчас, а ведь еще неделю назад она расстраивалась, что не может встретиться с ними! Она улыбнулась и слабо кивнула.

– Вот что, Лизонька, врач не велел вас утомлять. – Виктор поднялся. – Надеюсь, вас вскоре выпишут, тогда и поговорим. Мы ведь собирались с вами поговорить, правда?

Он прикоснулся к Лизиной руке тем же легким, неуловимым движением, каким делал это прежде, и пошел к выходу.

– Ишь, какой к тебе приходил! – заметила старушка Зинаида Ивановна. – Цветов-то, цветов! И зачем столько? Дорогие ведь, неужто деньги девать некуда?

Арсений тоже покосился на благоухающую корзину, но ни о чем не спросил, и это расстроило Лизу. Значит, ему совсем безразлично, что с ней происходит?

Она не могла думать сейчас о Викторе. Неужели она прежде сомневалась в чем-то, спрашивала себя, не влюблена ли в него? Эти размышления казались теперь Лизе смешными. Как можно сомневаться в любви, разве что-то может быть яснее этого чувства? Виктор хороший, конечно, хороший, но что же из этого? Теперь Лиза знала, что скажет ему при встрече…

Через неделю она совсем выздоровела. Лиза и сама понимала, что с легкими головными болями, которые у нее время от времени бывали, не держат в Склифе. Гуляя днем по длинному коридору, она успела насмотреться таких травм, о которых думать не могла без содрогания. Как это Арсений спокойно осматривает больных, к которым и подойти-то страшно?

За ту неделю, что Лиза провела в больнице, приехала Наташа и, конечно, тут же прибежала ее навестить. После охов и ахов, к которым Лиза уже привыкла, Наташа сказала:

– Лизуша, ты не передумала насчет Германии? Ведь я договорилась. И знаешь, с кем? С моими друзьями, Нойбергами. Это отличная семья, вот увидишь! Он профессор в Институте славистики, жена его работает в одном бюро, сыну восемь лет. По-моему, никаких трудностей у тебя там не будет. Если бы ты знала, какие они вообще все неприхотливые в Германии, просто удивительно. Детей кормят чем под руку попадется! Я тебе потом расскажу – впечатлений уйма!

Наверное, Наташа знала о Викторе, потому и спрашивала о Германии так осторожно, словно уговаривала. Лиза не хотела ее обидеть, но сейчас она могла думать только об одном: сколько времени она еще проведет здесь, долго ли еще придется ей видеть Арсения?

Она плакала по ночам, представляя, что все это кончится не сегодня-завтра и ей придется расстаться с ним – скорее всего навсегда, не бегать же за ним потом, не караулить же у входа? Этого не может быть, что им придется расстаться! Лиза рыдала в подушку, когда понимала, что так оно все-таки и произойдет и ничего с этим не поделаешь. Зачем же судьба позволила ей встретить его, чтобы тут же потерять?

Лиза часто наблюдала за ним украдкой и восхищалась каждым его шагом. Ей нравилось, как спокойно и внимательно Арсений выслушивает жалобы больных, каким сосредоточенным становится его лицо, когда привозят новеньких и на весь коридор разносятся стоны. И как он шутит с медсестрами, жуя на ходу бутерброд, – тоже нравилось Лизе. Он все делал как-то удивительно – легко и красиво, как никто другой.

Они мало разговаривали: Арсению вечно было некогда, ритм его жизни был просто сумасшедший.

«Как же можно, – поражалась Лиза, – после дня работы – да какой работы! – дежурить еще целые сутки?»

Она не могла припомнить, чтобы у него бывали выходные.

– Лиза… – сказал он однажды, остановив ее в коридоре; голос у него был какой-то смущенный.

– Я знаю, – сказала она. – Выписывать меня пора?

– Пора, Лиза, – подтвердил он. – Ты ведь сама понимаешь, что все у тебя в порядке.

Он говорил об этом так, словно речь шла не о выписке, а о тяжелой операции. Значит, тоже чувствовал что-то? Это немного взбодрило Лизу, но она тут же представила, что эта их встреча, может быть, последняя, и едва не заплакала.

– Когда же? – спросила она.

– Завтра? – ответил он вопросительно. – Позвони брату, пусть заедет за тобой.

Этой ночью Лиза не могла уснуть, хотя приняла двойную дозу элениума.

– И чего ты вертишься все, чего крутишься? – недовольно ворчала старушка Софья Алексеевна. – Какие у тебя заботы такие, чего ты сама не спишь и другим не даешь? Ей-богу, никакого человеческого понимания в тебе нету!

Чтобы не слушать этого, Лиза набросила длинный халат, привезенный ей из дому Колей, и вышла в коридор. Здесь было неуютно и тоскливо, как в любом больничном коридоре. Горел тусклый дежурный свет, пахло хлоркой от свежевымытого линолеума. Лиза села на жесткую банкетку и заплакала.

Она не услышала шагов Арсения по длинному коридору: он всегда ходил бесшумно и стремительно. Лиза увидела его, когда он уже стоял рядом с ней.

– Лиза, что с тобой? – испуганно спросил он. – Голова болит опять?

Арсений присел перед ней на корточки, стараясь заглянуть в глаза. Лиза отняла руки от лица и взглянула на него. Он тут же отвел взгляд.

– Ну-у, вот не ожидал от тебя! – Арсений старался говорить бодрым, «докторским» тоном, но видно было, что он вот именно старается. – Ведь ты уже совсем здорова, чего же плакать-то? Знаешь, – неожиданно предложил он, – пойдем-ка в ординаторскую. Я дежурю сегодня, чаю попьем, пока меня в приемное не позвали. Не надо плакать, ну пожалуйста!

В ординаторской никого уже не было. Чайник посвистывал на столе.

– У меня сегодня бутерброды отличные, – сказал Арсений, разворачивая сверток. – А позавтракать не успел. Светку позовем?

– Как хочешь, – ответила Лиза.

– Да у нее, наверное, Костя сидит в сестринской, – решил Арсений. – Знаешь, из девятой палаты, которого тоже выписывают завтра? Не будем звать, хорошо?

– Не будем, – согласилась Лиза.

Слезы ее уже высохли, и она просто радовалась, что они сидят вдвоем, что дымится в чашках горячий чай, что Арсений никуда не спешит и смотрит на нее своими синими глазами, которые кажутся сейчас темными в тени длинных ресниц…

– За твое выздоровление, Лиза! – поднял он чашку. – Не забывай нас.

– Не забуду, – ответила Лиза, поднимая свою чашку. – Я тебя не забуду…

– Меня не забывай… – вдруг тихо согласился он. – Хорошо, что ты выписываешься, но мне тебя будет недоставать.

Лиза не верила своим ушам. Впервые он говорил с ней так, не стараясь казаться бодрым и посторонним. Неужели?..

– А кто это к тебе приходил? – вдруг спросил Арсений. – Ну, который цветы принес, которого охранник ждал в коридоре? В смысле – тебе он кто?

Значит, он все-таки замечал то, что с ней происходило! Лиза готова была засмеяться и закружиться по ординаторской.

– Это… Это Колин хороший друг, вот и все, – сказала она.

– Он звонит каждый день, о тебе справляется, и я подумал… – Арсений не стал объяснять, что именно он подумал, но сразу повеселел. – Коньячку бы сейчас выпить за твое выздоровление, да нельзя!

Он замолчал. Молчала и Лиза. Они сидели рядом за столом, чай остывал в двух чашках, а они смотрели друг на друга, не замечая ничего, не чувствуя неловкости от своего молчания. Лиза чувствовала, что говорить сейчас не надо, что слова не нужны и невозможны. Да она и не смогла бы ничего сказать, потому что задыхалась от чувств, которые ее переполняли.

Арсений поднялся и сделал шаг к ней. Лиза тоже встала. Он взял ее руки в свои и впервые посмотрел ей в глаза, не отводя взгляда. Горло у нее перехватило. Стол разделял их, и они не заметили, как обошли его. Лиза почувствовала, что Арсений целует ее – еще, и еще, он не мог оторваться от ее губ, поцелуи их были долгими, у нее то темнело, то светлело в глазах, но всегда она видела совсем рядом его глаза, полуприкрытые длинными ресницами, и готова была раствориться в них, чтобы не кончался поцелуй, не размыкались объятья…

– Не уходи, – попросила она, когда они остановились на мгновение.

– Но ведь надо, Лиза, милая, мне пора, – тихо ответил он. – Можно я тебе позвоню завтра? Ты домой поедешь?

– Домой… Куда же еще?

– Не обижайся, ладно? Я же на работе…

Арсений снова поцеловал ее.

– Какие губы у тебя, – прошептал он, почти отталкивая Лизу от себя. – Ложись, постарайся уснуть, я завтра еще загляну перед твоей выпиской.

Лиза не помнила, как вернулась в палату.

– То вертится, то шляется! – снова заворчала бессонная старушка. – Господи, хоть бы уж выписали тебя поскорее, нету от тебя никакого сострадания!

Лиза не слышала ни ворчания, ни оханья. Она легла прямо в халате поверх одеяла и обхватила себя за плечи руками. Неужели он любит ее? Как же неожиданно свалилось на нее это счастье, как просто! Она до сих пор чувствовала прикосновение его губ, ее словно пронизывало электрическим разрядом от одного только воспоминания о его поцелуях. Руки у Арсения были тонкие и сильные, он прижимал ее к себе так крепко, как будто боялся, что она исчезнет. Лиза готова была скорее умереть, чем расстаться с ним.

Она уснула незаметно для себя – просто поцелуй длился и длился, и объятия не размыкались…

Глава 2

– Лиза пришла, Лиза! – прыгала вокруг нее Маринка. – Ты чего в больнице была?

– Потому что правил уличного движения не знает, – сказал Андрюша. – А еще думает, она взрослая!

Лиза рассмеялась. Все здесь было по-прежнему, в этом уютном доме.

– Слава богу! – поцеловала ее Наташа. – Забыть и не вспоминать!

После полубессонной ночи Лиза чувствовала себя как в тумане. Ей хотелось спать, но она боялась пропустить звонок Арсения. Ведь не разбудят Коля с Наташей, пожалеют ее!

– Вот что, – сказал Николай, – надо тебе сразу в ванну, а потом поспать. Что ты там делала в больнице, почему сонная такая?

– Не цепляйся к ней, – остановила мужа Наташа. – Иди, Лизуша, отмойся после больницы и, правда, поспи. Успеем наговориться.

– Только вы меня разбудите обязательно, если кто-нибудь позвонит, – сказала она, выйдя из ванной и укладываясь на свой диван, предусмотрительно разложенный Николаем.

– Ничего, перезвонит твой кавалер, – возразила Наташа. – Улучит минутку в своих нефтяных делах.

Лиза уже не могла ей ответить – она спала, свернувшись калачиком под одеялом.

– Звонил, звонил! – сказала Наташа, когда Лиза, потягиваясь, вышла к ней на кухню. – Хотел, конечно, с тобой поговорить, но я ему объяснила, что нельзя тебя сейчас будить. Он уезжает на неделю, просил извиниться, что не смог встретить тебя из больницы.

– Кто? – недоуменно спросила Лиза.

Она думала сейчас только об Арсении и не сразу сообразила, о ком говорит Наташа.

– Ну кто – король твой нефтяной, кто же еще. А что, разве еще кто-то должен был звонить? – Наташа недоуменно посмотрела на Лизу.

– Да нет, так просто…

Лиза чувствовала, что ни с кем не может говорить об Арсении. Все, связанное с ним, казалось ей неприкосновенным, понятным только им двоим, и она не могла себе представить, что кто-нибудь будет спокойно рассуждать об этом, взвешивать и сравнивать.

– Ты учти, маме я не говорил, что ты в больнице. Сказал, на дачу к нашим друзьям поехала, – предупредил Николай. – Она и так волнуется, как бы с тобой здесь не случилось чего.

– Что же ты решила с Германией, Лиза? – наконец спросила Наташа. – Понимаешь, я бы не стала тебя уговаривать – дело твое, но ведь я договорилась уже, притом с друзьями. У них постоянно живут такие о-пэ-девочки, и та, что сейчас, должна уехать только через полгода. Тебе вполне хватит, чтобы документы оформить. Я и приглашение от них привезла – в общем, все в порядке. Но ведь я не знала, что ты с этим нефтяным королем познакомилась. Что же теперь ты думаешь делать?

– Через полгода! – удивилась Лиза. – Разве можно знать, что будет через полгода?

– Знать нельзя, но думать приходится, – возразила Наташа. – Тем более когда имеешь дело с немцами. Они, можешь себе представить, уже сейчас решают, как проведут пасхальные каникулы. Интересовались, захочешь ли ты поехать с ними на это время в их дом в Голландию. По-моему, неплохо, а?

Услышав о сроках, Лиза немного успокоилась. Ей было неловко перед Наташей за то, что она и думать не может теперь ни о какой Германии, и она радовалась, что поездка отодвигается так далеко. Мало ли что произойдет за это время! Лиза ждала только одного – звонка Арсения.

Наташа видела, что Лиза пребывает сейчас совсем не в том состоянии, в котором люди принимают решения, и ничуть не удивлялась. Конечно, у девочки глаза разбежались при встрече с этим человеком. А голос у него приятный, интеллигентный. Кажется, он не из нуворишей. Может быть, и к лучшему, что Лиза с ним познакомилась. Во всяком случае, проблемы пока нет. До поездки действительно времени предостаточно. Пусть подумает, осмотрится…

– Знаешь, Лиза, – предложила Наташа, – я думаю, надо попросить маму заняться твоей визой. Мы тебе здесь, в Москве, к сожалению, помочь не можем. Пусть все будет готово на всякий случай, а потом видно будет. Согласна?

Лиза согласилась, и они уселись пить чай. Наташа рассказывала о Германии, и Лизе интересно было, как она замечала то, что позволяло представить людей, а не туристические картинки.

– Там, конечно, все для человека, и они это знают с рождения, – рассказывала Наташа. – Даже не то чтобы знают, а просто, по-моему, рождаются с этим чувством. Трудолюбивы они, аккуратны до невозможности, но им и в голову не придет надрываться, нервничать, себя забывать из-за каких-нибудь бытовых забот. Я там познакомилась с фрау Келлер. Четверо детей, с мужем-профессором разошлась, потому что полюбила другого – у нас женщине с четырьмя детьми придет в голову полюбить другого? – и ходит три раза в неделю в теннис-клуб и в исторический клуб. И никакая не миллионерша, которой больше заняться нечем, вполне среднего достатка женщина. Как им это удается, ума не приложу!

– Ужасно интересно, как им удается бросать мужей! – ревниво заметил Николай.

– Да ведь не в этом дело, Николка, – возразила Наташа. – Это просто случай уж очень показательный. Но они вообще такие – живут, как и должен человек жить.

В отличие от Николая, Лиза понимала, о чем говорит Наташа. Ведь и ее саму недавно поразила совсем другая, неизвестная жизнь, которую она увидела с Виктором. И дело было не только в богатстве, а в отношении к жизни, из-за которого эта жизнь и становилась именно такой… Но сейчас Лиза была слишком переполнена собственной жизнью, чтобы думать о чужой. И она только согласно кивнула Наташе.

Арсений так и не позвонил до вечера. Лиза чувствовала, что каждая минута ожидания превращается для нее в пытку. Ничего подобного не было, когда она ждала Викторовых звонков. Она могла сердиться, недоумевать, но никогда не мучилась тем, что он не звонит. Теперь было совсем другое…

Арсений позвонил только назавтра.

– Лиза? Извини, вчера ни минуты не было весь день. То в приемном, то в операционной, очень много было тяжелых.

– Ну конечно! – воскликнула Лиза.

Какая она все-таки эгоистка! Как будто бы он только и занят, что звонками!

– У меня, представляешь, выходной завтра, – продолжал Арсений. – Может, мы бы встретились с тобой, если ты не против?

Как она могла быть против, ведь она только об этом и думала день и ночь!

Они договорились встретиться в саду «Аквариум», возле театра Моссовета.

– Ты театр вообще-то любишь? – спросил Арсений. – Я уже сто лет не был, совсем одичал. А там завтра «Мадам Бовари». Говорят, ничего. Пойдем?

Лиза любила «Мадам Бовари», ее завораживала безысходная печаль этой книги, но дело было даже не в этом. В театр, с Арсением! Могла ли она мечтать о том, что это произойдет, когда с тоской считала часы до выписки и готова была до скончания века оставаться в Склифе?

Она едва дождалась завтрашнего вечера.

– Ты уходишь? – удивилась Наташа, увидев, что Лиза одевается. – Но ведь король, кажется, уехал?

Впрочем, Наташе тут же стало неловко. При чем здесь король, мало ли куда идет Лиза, разве она обязана отчитываться?

Впервые, собираясь на свидание, Лиза совсем не думала о том, что ей надеть. Ей почему-то казалось чуть ли не кощунством тщательно продумывать обычные уловки женского обольщения. Разве дело в том, какое на ней будет платье? Как будто это так важно для них с Арсением… Хорошо, что гардероб от Орлова был безупречен.

День был не по-летнему прохладный. Лиза надела платье из тонкого шерстяного зеленовато-голубого трикотажа. Оно удивительно шло к ее глазам, его складки повторяли линии тела. Лиза повязала к нему длинный, таинственно поблескивающий газовый шарф и надела плащ. Наташа успела рассмотреть и похвалить выбранный ею наряд:

– Ты в нем просто неотразима, Лизуша! И прическа тебе идет удивительно – гораздо больше, чем коса. Да, этот твой миллионер не дурак одеться, если у того же портного это делает!

Лиза пришла в «Аквариум» минута в минуту, но Арсений был уже там и курил, стоя на ступеньках у входа в театр. Лиза впервые видела его не в зеленой больничной униформе, без круглой шапочки, и даже удивилась в первое мгновение: он ли это?

Он бросил сигарету и быстро пошел ей навстречу. В руках у него были цветы, и Лиза слегка зарделась, принимая их. Арсений чуть наклонился и поцеловал ее легким, мгновенным поцелуем, словно они встречались давным-давно и это стало между ними обычным. У Лизы голова закружилась от прикосновения его губ, но он тут же взял ее под руку и повел ко входу.

– Как ты выглядишь чудесно! – заметил Арсений, когда Лиза сняла плащ в гардеробе. – Надо же, платье точно под цвет глаз.

Лиза удивилась, что он замечает сейчас такие вещи, но тут же забыла об этом. Сам он показался ей прекрасным, как всегда. Он вообще был похож на принца из сказки, со своими голубыми глазами, оттененными длинными ресницами. Лиза заметила, что на них оборачиваются в фойе. Наверное, они смотрелись прекрасно: молодые, красивые, на редкость подходящие друг другу.

Места у них оказались хорошие. Лиза не была еще в этом театре и теперь с интересом оглядывала зал.

– Это ведь знаешь что? – наклонился к ней Арсений. – Тот самый Театр варьете, который в «Мастере и Маргарите» описан. Ну, помнишь, где Воланд москвичей наблюдал?

Лиза кивнула. Она давно уже заметила, что многие москвичи считают книжную действительность такой же реальной, как обыкновенную. Вот и Арсений говорит о том представлении Воланда, как об историческом факте.

Спектакль начался, и Лиза погрузилась в историю несчастной любви, неотрывно следя за всем, что происходило на сцене. Она постоянно чувствовала присутствие Арсения, и от этого слова актеров наполнялись для нее особенным значением – просто оттого, что он тоже слышал их… Пьеса была не похожа на книгу – Эмма показалась Лизе другой, чем была описана у Флобера. Но ей понравилась актриса, и она переживала за ее Эмму не меньше, чем за флоберовскую.

– Заметила, какая интересная публика в зале? – спросил Арсений, когда они вышли в антракте в фойе и остановились выпить кофе у высокого столика.

– Почему?

– За нами, например – ты не слышала? – сидит молодая парочка. Наверное, богатые студенты или молодые бизнесмены, судя по одежде. О Флобере явно не слыхали, зато им интересно, чем кончится вся эта история, и они ее оживленно комментируют.

– Разве это плохо? – спросила Лиза.

– Да нет, что ж плохого – трезвые сидят, в театр пришли. Смешно просто, вот и все.

Во время второго действия Лиза невольно прислушалась к шепоту парочки у себя за спиной.

– Какая милая была женщина, и в какую стерву ее превратили эти мужики! – взволнованно говорила девушка.

Лиза была взволнованна, когда они с Арсением вышли после спектакля в сад. Только что прошел дождь, с деревьев срывались в лужи крупные капли. Арсений шел рядом, и теперь уже Лиза взяла его под руку. Он слегка прижал к себе ее локоть.

– Тебе не холодно? – спросил Арсений.

– Нет. Разве сегодня холодно? – удивилась Лиза.

– Не очень, но прохладно для августа. Я просто подумал: может быть, холодновато по улицам бродить…

– Но куда же мы пойдем? – спросила Лиза.

– Можно кофе где-нибудь выпить, – сказал Арсений. – Знаешь, тут на Маяковке отличная была кафешка. Ее «У Арсения» называли, только не в честь меня, а в честь Арсения Тарковского, он жил неподалеку. Туда из «Юности» поэты заходили, однажды целое состязание устроили. Здорово было!

– А откуда ты об этом знаешь? – заинтересовалась Лиза.

– А я здесь тоже живу неподалеку, – спокойно сказал он. – В Воротниковском переулке. Кстати, если хочешь, мы можем просто пойти ко мне. Кофе я сварю не хуже, чем в кафе.

Лиза смутилась.

– Как – к тебе? А твои родители?

Она представила на минуту, что сейчас надо будет знакомиться с мамой, вести беседу, встречать изучающие взгляды, – и тут же испугалась этого.

– Родители здесь не живут. Это бабушкина квартира, – объяснил Арсений. – Мы с ней поменялись: она к родителям перешла, а я к ней.

У Лизы отлегло от сердца. В самом деле, зачем тогда бродить по сырым улицам? Она тут же согласно кивнула, и они пошли по Садовому кольцу в сторону Воротниковского переулка.

Арсений жил в трехэтажном облезлом особняке. Лиза думала, что в таких теперь остались только конторы. Кода в подъезде не было, пахло кошками и сыростью, слышно было, как с потолка капает вода.

– Здесь уже все жильцы ждут, когда наконец какая-нибудь фирма этот домик купит, – сказал Арсений, открывая большим ключом дверь на втором этаже. – Говорят, тогда всем квартиры дадут в центре. Хотя, по-моему, если начнут давать и в Митино, что можно будет сделать? Те ребята долго просить не станут.

Они вошли в темную прихожую, Арсений щелкнул выключателем. Тускловатый свет озарил старинную вешалку – Лиза вспомнила, что такую показывают во всех исторических фильмах, – трюмо, старый телефон, висящий на стене.

– Нет времени квартирой заниматься, – сказал Арсений, принимая у Лизы плащ. – Прихожу домой только выспаться, вот и выглядит все, как при бабушке.

– Но это ведь хорошо, – возразила Лиза. – Так спокойно…

– Может быть. Все равно, я думаю, скоро нас всех отсюда попросят, чего же и время терять на ремонт? Не может быть, чтобы такой домик так вот и оставили каким-то там жильцам. Найдутся хозяева.

Они вошли в комнату – довольно большую, с высоким потолком и лепной розеткой для люстры. Обои здесь тоже были старые, в линялых мелких цветочках, дубовый паркет поскрипывал под ногами. Лиза села на диван, застеленный пледом с тигровым узором, и огляделась. Одну стену в комнате полностью занимали книжные полки, в углу стоял письменный стол, на котором громоздились медицинские атласы. Был еще раздвижной круглый стол, покрытый скатертью с бахромой, телевизор да большой старинный платяной шкаф.

– Ничего лишнего, все облезло и функционально, – прокомментировал Арсений, видя, что Лиза рассматривает обстановку. – Ты посиди немного, я сейчас.

Он вышел на кухню и принес оттуда турку с водой и большую кофейную мельницу – тоже старинную, со скрипучим воротом.

– Электрической никогда так не смолоть, как этой. И запах остается настоящий, и даже цвет какой-то другой. Ее, говорят, мой прадед из Голландии привез. Видишь, какие на ней картинки? – показал он.

На мельнице были изображены пасторальные сцены – пастушки, ветряные мельницы, домики. Лиза с удовольствием крутила ручку, рассматривая эти потемневшие изображения.

– Книги тоже от прадеда? – спросила она.

– Разные есть. Здесь не очень много, в основном библиотека у родителей. Я сюда перевез только то, что больше всего люблю. Да все равно читать теперь некогда. Склиф ведь мало времени оставляет для жизни, сама видела.

Он зажег маленькую спиртовку, стоящую на письменном столе, и поставил турку на подставку над ней. Комната наполнилась кофейным ароматом. Арсений тем временем резал скальпелем сыр.

Кофе сварился быстро. Арсений накрыл спиртовку колпачком и разлил кофе в две прозрачные фарфоровые чашечки.

– Прошу! – пригласил он Лизу. – Как видишь, просто и приятно.

Они пили обжигающий кофе и смотрели друг на друга, не отводя глаз. Лиза не могла понять, что выражается в его взгляде, но она чувствовала, как тянет его к ней, и сама тянулась к нему, как железная пылинка к магниту.

За окном незаметно стемнело. Арсений зажег напольный светильник в виде белого шара, и комната озарилась таинственным сиянием. Лизе даже показалось, что заиграла музыка, хотя на самом деле было совсем тихо, они слышали только дыхание друг друга.

Арсений поднялся, подошел к Лизе, сидевшей на диване, осторожно взял у нее из рук пустую чашечку и поставил на пол. Потом он опустился перед ней на колени и начал целовать ее руки. Он завернул рукав ее платья, губы его коснулись ее запястья, скользнули по ямочке у локтя. Лиза успела заметить, как изменилось его лицо, когда неудержимая страсть наложила на него свой отпечаток, – и тут же эта страсть подхватила ее саму…

Они оба немного запутались в ее петельках и пуговках, медленно опустился на пол газовый шарф, и Лиза почувствовала, что одежда больше не мешает им. Она приникла к Арсению, ощущая трепет его тела и вздрагивая ответным трепетом. Движения его были легкими, ласковыми и страстными одновременно. Лиза подчинялась каждому его жесту, она необъяснимым образом понимала, чего он хочет каждое мгновение, и тут же выполняла его желание, сама того не сознавая. Она не могла понять, хорошо ли ей самой. Хорошо было отдаваться ему, слышать его счастливый стон…

Она совсем не ощутила боли – вернее, не успела понять, что пронзившее ее ощущение было болью, – и тут же почувствовала, что тела их теперь не просто близки, но едины. Арсений вздрогнул над нею, лицо его исказилось, и Лиза почувствовала, как дрожь прошла по всему его телу.

Ей показалось, что она ненадолго потеряла сознание, а когда очертания комнаты снова прояснились в ее глазах, – она лежала рядом с Арсением на диване, положив голову ему на плечо. На лбу его выступили капельки пота, он осторожно гладил Лизины волосы, сдувал светлые пряди с ее губ и целовал ее уже не страстно, а тихо и нежно.

– Как хорошо было, Лиза, милая моя, – шептал он. – Я не испугал тебя?

Она отрицательно покачала головой и прижалась лицом к его плечу, щекой ощущая тугие сплетения его мышц. Ей было хорошо с ним каждое мгновение – и прежде, и сейчас. Что же могло бы ее испугать?

Арсений осторожно высвободил руку, встал с дивана и подошел к окну.

– О, штору даже забыли задернуть, – сказал он. – Ну ничего, здесь нет никого, дом-то напротив пустой стоит.

Он был так хорош в мягком сиянии, заливающем комнату, – все его стройное тело светилось, точно изнутри. Бедра у него были узкие, плечи неширокие, и Лиза любовалась его поджарой, изящной фигурой. Но она тут же застеснялась собственной наготы и завернулась в тигровый плед, сползший со спинки дивана.

– Погоди, я тебе сейчас халат дам, – сказал Арсений, почувствовав ее смущение, и достал из шкафа мужской домашний халат.

Лиза надела его, забралась с ногами на диван и неотрывно смотрела на Арсения, пока он одевался.

Он снова сел у ее ног на пол и положил голову ей на колени.

– Ты не обиделась, что я так… Так быстро? – спросил он. – Я не мог больше сдерживаться. Ты сидишь рядом, у меня просто во рту пересохло… Кофе сварить еще?

Они выпили еще кофе, потом снова долго целовались, Лиза слышала, что дыхание его становится быстрым, прерывистым. Но Арсений сдержал себя и с трудом отстранился от нее.

– Поздно уже, – сказал он. – Далеко тебе ехать?

– В Крылатское, – ответила Лиза.

Она забыла о времени и не заметила, что уже поздно.

– Мне ведь к восьми завтра, потом дежурю сутки, – извиняющимся тоном сказал Арсений. – Сейчас двенадцать уже, скоро метро закроют… Ты не обижаешься, что я тебя тороплю?

Лизе и в голову не пришло бы на него обижаться. Она согласно кивнула и, подняв с пола одежду, вышла в коридор. Переодеваясь в ванной, она мельком взглянула на себя в зеркало и не узнала своего лица – таким новым и непривычным оно ей показалось.

– Запиши мой телефон, – сказал Арсений, когда они вышли в прихожую. – Меня, правда, все равно дома не застать, но все же. Я тебе позвоню, как только освобожусь на работе, хорошо?

Он потянулся было к выключателю, но остановился, вглядываясь в Лизины глаза, снова наклонился к ней и поцеловал ее.

– Не оторваться от тебя, Лиза… – прошептал он, почти не отнимая своих губ от ее. – Никогда со мной такого не было!

Воротниковский переулок был безлюден, мокрый асфальт блестел под фонарями.

– Тебе от метро далеко? – спросил Арсений.

– Да нет, рядом совсем, – ответила Лиза.

– Тогда я с тобой до «Боровицкой» только доеду, – сказал он. – А то еще запутаешься там с переходами.

Они вошли в пустой вагон на «Чеховской» и едва не пропустили свою станцию, потому что беспрестанно целовались, стоя у самого выхода. Когда двери закрылись между ними на «Арбатской», Лизу охватило отчаяние. Зачем расставаться с ним, куда она уезжает? Поезд помедлил еще мгновение, Лиза не отрываясь смотрела на Арсения, стоящего совсем рядом на перроне. Наверное, в ее взгляде отражалось то, что она чувствовала, потому что Арсений сделал шаг к ней, коснулся рукой стекла… Но в этот момент поезд тронулся и через несколько секунд нырнул в темноту туннеля.

Глава 3

Лиза жила теперь от встречи до встречи с Арсением. Самым мучительным было – расставаться с ним, хотя она понимала, что при его работе это неизбежно. Иногда он звонил ей утром из Склифа, говорил, что освободился после дежурства и будет дома через час, – и Лиза ехала к нему в Воротниковский переулок, проклиная каждый эскалатор, который движется так медленно.

Или они договаривались о встрече где-нибудь в центре и шли в театр. Они одинаково любили театр, хотя Арсений привык к нему с детства, а Лиза и узнала-то по-настоящему только сейчас, начав встречаться с ним. Правда, Арсений любил спектакли со сложными психологическими ситуациями, а Лизу увлекали страсти, кипевшие на сцене: она втайне сравнивала их с собственными чувствами.

До двадцати лет Лиза не знала, что такое любовь, и теперь была влюблена с такой силой, которой и не подозревала в себе прежде. Сердце ее начинало стремительно колотиться от одной только мысли об Арсении, ей снились его синие глаза в тени темных ресниц, и когда она просыпалась в одиночестве, ей хотелось плакать от того, что нельзя сейчас же увидеть их наяву.

Наташа довольно скоро заметила, что Лиза влюблена. Да и мудрено было бы не заметить! Сначала Наташе казалось, что та встречается с Виктором, но потом она поняла, что звонит ей совсем другой человек.

– Лиза, – осторожно спросила она однажды, – я понимаю, это не мое дело, но все же мы с Колей волнуемся… Ты ведь не с королем своим встречаешься, правда?

– Правда, – подтвердила Лиза.

– А с кем же, если не секрет?

Лиза помедлила с ответом, но потом подумала, что было бы глупо таиться, и сказала:

– Я с ним в Склифе познакомилась. Он моим палатным врачом был.

– Это тот, красавчик? – всплеснула руками Наташа. – Ну надо же! А я еще подумала, когда к тебе приходила: от такого, наверное, девушки выписываться не хотят!

Лиза ужасно удивилась ее словам. Ведь она и не хотела выписываться из Склифа, неужели это так легко могло прийти в голову каждому?

– А король твой что же? – спросила Наташа.

Это был больной для Лизы вопрос. В первые дни своей любви она совершенно забыла о Викторе, и, когда он навестил ее в больнице, не испытала ничего, кроме неловкости перед ним. Она с некоторым страхом ждала после выписки его звонка и предстоящего объяснения, но он не позвонил через неделю, как обещал, и через месяц не позвонил. Лиза даже сама позвонила Виктору в офис. Зачем откладывать неприятное событие, если оно должно произойти неизбежно?

– Господин Третьяков в командировке, – ответил мелодичный женский голос. – Вы оставите какое-нибудь сообщение для него?

– Нет, я дождусь его возвращения, – сказала Лиза и положила трубку.

Впрочем, она не слишком много думала о Викторе. Что ж, она благодарна ему и, конечно, всегда будет вспоминать его с добрым чувством. Но ведь она никогда не говорила, что любит его, и, значит, ни в чем его не обманула. Надо только постараться все ему правильно объяснить, вот и все. И разве она могла много думать об этом сейчас, когда вся ее жизнь была овеяна любовью, когда мир для нее растворился в глазах Арсения?

Виктор позвонил, как всегда, неожиданно – на этот раз особенно неожиданно для Лизы. К счастью, звонок его был коротким.

– Лизонька, ужасно рад вас слышать! – прозвучал его голос в трубке. – Извините, дорогая, что не давал о себе знать. Дел было невообразимо много, не знал, когда смогу вернуться. Надеюсь, здоровье ваше в порядке?

– Да, – ответила Лиза. – А вы теперь в Москве?

– Нет, пока еще в Женеве, но буду в Москве завтра и сгораю от нетерпения вас увидеть. До встречи завтра, хорошо? Я позвоню вам во второй половине дня, и, если вы не очень будете заняты, мы с вами непременно встретимся.

Лиза стояла в задумчивости, держа в руках телефонную трубку. Что ж, когда-нибудь они должны были поговорить. Значит, завтра. На какое-то мгновение она малодушно подумала: а может, он еще и не завтра приедет, ведь уже бывало, что его планы менялись?

Но Виктор приехал, как и обещал. В пять часов его «Мицубиси» остановилась у Лизиного подъезда. Он вышел ей навстречу, широко улыбаясь, и Лиза расстроилась, увидев эту улыбку. Ну как сказать ему, что они больше не будут встречаться, когда он так явно рад ее видеть?

Он поцеловал Лизину руку, слегка задержав ее у своих губ.

– Сколько мы не виделись, месяц, кажется? – спросил он. – А вы так похорошели, просто изумительно. Хотя казалось, куда уж вам больше хорошеть. Ну, куда мы отправимся сегодня, в какое злачное место поприличнее?

Лиза подумала, что ей не надо было бы ехать с ним в ресторан. Но и не здесь же, у подъезда, разговаривать?

– Может быть, мы просто у обрыва погуляем? – предложила она.

– Это зачем еще – у обрыва гулять? – удивился Виктор. – Нет уж, Лизонька, я вас сто лет не видел, неужели нам больше делать нечего, как только бродить по новостройкам? Или вы забыли, что в Москве есть множество преуютнейших мест, где можно прекрасно провести время? Вообще-то мы могли бы поехать и ко мне на дачу, это ведь не так уж далеко. – Виктор бросил на Лизу быстрый взгляд и тут же оставил эту идею. – Но если вы не хотите, я вам предлагаю джелатерию. Знаете, что это такое? Вы ведь, помнится, любите мороженое, вот и попробуете итальянское. Уж на что я не любитель, и то оценил это дело в Швейцарии. Меня там Олежка затаскал по итальянским мороженным заведениям. А тут оказалось, что аналогичное есть совсем рядом с моим офисом.

С каждым его словом Лиза чувствовала все большую неловкость. Ведь он предвкушает, как обрадует ее, а до мороженого ли ей сейчас?

Джелатерия находилась у Красных Ворот. Выходя из машины, Лиза увидела многооконный прямоугольник Склифа, и сердце у нее дрогнуло.

– Виктор… – наконец произнесла она, когда они уселись за столик и Виктор заказал мороженое-спагетти. – Я должна вам сказать…

– Да-а, – протянул он, – судя по вашему торжественному тону, Лизонька, вы влюбились?

От удивления глаза Лизы широко раскрылись.

– Но как вы догадались?

– Что ж тут догадываться? – усмехнулся Виктор. – Я сразу об этом подумал, когда вас увидел. Вы очень переменились, Лиза, неужели вы этого в зеркале не замечаете?

Несмотря на привычную иронию, голос у него был грустный. Лиза молчала, не зная, что сказать.

– Ну, и что вы хотите мне сказать в связи с этим? – сам поинтересовался Виктор.

– Я… Я должна сказать, что вам не надо больше мне звонить…

– Это-то само собой понятно. Может быть, выпьем немного? – неожиданно предложил он. – Я бы водки выпил сейчас, хоть мы и в итальянском заведении. Впрочем, у них наверняка есть и водка.

Водку и «Кьянти» им принесли немедленно. Увидев, как Виктор быстро опрокинул полную рюмку, Лиза тоже залпом выпила свой бокал вина. Виктор был прав: выпить, конечно, следовало. Лиза сразу почувствовала себя свободнее, напряжение, охватившее ее, когда она увидела Виктора, наконец немного отпустило.

– То есть я хотел спросить, Лиза, вы уверены, что ваше чувство не увянет через недельку-другую? – спросил Виктор.

Он смотрел на нее внимательно, и Лиза поежилась под его взглядом.

– Думаю, нет, – сказала она.

Ей казалось странным доказывать, что она любит Арсения больше жизни. Зачем?

– А тот юноша, в которого вы влюбились – чем он, кстати, занимается? – достаточно надежен, по-вашему?

– А почему вы так уверены, что я влюбилась именно в юношу? – вопросом на вопрос ответила Лиза.

Она успела выпить еще бокал, после которого смогла даже улыбнуться Викторовой проницательности.

– Да в кого же еще? – усмехнулся Виктор. – В кого же еще вы могли влюбиться, дорогая моя Лиза, как не в прекрасного юношу, похожего на принца из волшебной сказки?

Лизе на мгновение стало даже страшно.

«Все-таки, наверное, нелегко жить, обладая такой проницательностью», – подумала она.

– Д-да, он молодой вообще-то, – произнесла она. – Ему двадцать пять лет… Он врач, нейрохирург.

– Вы, значит, в Склифе с ним познакомились? – понял Виктор. – Что ж, тоже очень романтично. Эх, Лиза!..

– Что вы хотите сказать? – спросила она, подняв глаза и прямо взглянув на Виктора. – Что я виновата перед вами? Но ведь я…

– Конечно, вы передо мной ни сном, ни духом не виноваты, – перебил он ее тираду. – Обязательств вы мне не давали, в любви не признавались, в чем же вам передо мной каяться? Просто я надеялся…

– На что?

– Какая теперь разница? Напрасно надеялся, что же и говорить об этом? Хотя – почему бы и не сказать? Я надеялся, что стал вам дорог – такой, как есть, не созданный по образу и подобию романтического героя из ваших полудетских мечтаний!

Лиза почувствовала легкую растерянность. Да, она не могла понять, как Виктор относится к ней, она ломала голову над тем, зачем нужна ему, но ведь она и подумать не могла о том, в чем он признался сейчас!

– Значит, – тихо сказала она, – простите, Виктор, что я теперь об этом спрашиваю, – значит, и я была вам дорога? А мне казалось…

– Конечно, вы и представить себе этого не могли, – сказал Виктор полупечально-полусердито. – И очень, по-моему, удивлялись, что я не предъявляю к вам мужских требований – особенно тогда, на даче?

Лиза кивнула.

– Конечно, мне очень этого хотелось, что и говорить. Но мне не хотелось, чтобы вы пустили меня к себе в постель из неправильно понятой благодарности, поэтому я и не решился… Зря, конечно. Надо было решиться, может быть, сейчас все было бы по-другому. Вы ведь ждали, Лиза, что я буду вести себя, как положено влюбленному – стоять с гитарой и шпагой у вас под окном?

– Нет, я, конечно, не думала таких глупостей… Но…

– Но вам хотелось, чтобы я сходил с ума, звонил вам по три раза на дню, признавался в любви и падал на колени, – опять усмехнулся он. – А я всего этого не делал, и вы не понимали почему.

– В общем, почти что так, – согласилась Лиза. – А почему все-таки?

Она чувствовала, что выпитое вино придает ей смелости, и спешила спросить о том, о чем никогда не решилась бы иначе спросить.

– Да потому, что я уже старый, Лиза, просто старый, неужели вы не понимаете!

Лиза посмотрела на Виктора с недоумением.

– Вы – старый? Вы Колиным ровесником выглядите, если не моложе! А сравнить вас с тридцатилетним мужчиной из Новополоцка – так и вообще…

– Ну, разумеется, но дело ведь не в этом. Конечно, денатурат я не пью с детства, на химкомбинате не работаю, живу в экологически чистом месте, занимаюсь спортом на свежем воздухе, выгляжу неплохо. Я не о том говорю, не о фигуре своей, как же вы не понимаете, Лиза!

Страдальческая морщинка перерезала его лоб, и Виктор сделал движение рукой, точно хотел смахнуть ее. От вина голова у Лизы немного кружилась, она чувствовала, что щеки у нее раскраснелись.

– Я устал, Лиза, это и значит – старость… Я устал от выяснения отношений с бывшей женой, от разлуки с сыном, от работы своей сумасшедшей устал, хотя жить без нее не смог бы. И при всем желании я не могу не спать ночами, думая о вас. И говорить, что с вами молодею на двадцать лет, я тоже не стану…

Лизе вдруг показалось, что усталость, о которой говорит Виктор, проступает на его лице, – и ей стало жаль его.

– Вот только жалеть меня не надо, – сразу заметил он. – А то на вашем личике уже изобразилось сострадание. Жизнью-то своей я, в общем, доволен. Насколько вообще может быть доволен жизнью человек, если он не полный идиот. А что устал – вполне понятно.

– Но вы действительно никогда не казались мне ни старым, ни усталым, – искренне сказала Лиза. – Даже наоборот, я удивлялась: вы всегда такой подтянутый, элегантный…

– Подтянутость здесь тоже ни при чем, – поморщился Виктор. – Да, мне тоже казалось иногда, что вы понимаете… Ведь вы, несмотря на юный возраст, удивительная женщина, Лиза, самая настоящая, какой женщина и должна быть, наверное. Вы просто природой созданы для того, чтобы понимать – разве я вам не говорил об этом? И при этом вы ведь не восторженная дурочка, у вас хороший вкус. И мне начинало уже казаться, что вы понимаете мою жизнь, что люди, которые мне дороги, не кажутся вам сборищем старых зануд…

– Они мне и правда не кажутся! – даже возмутилась Лиза. – У вас отличные друзья.

Но Виктор точно не слышал ее слов.

– Да, вот поэтому я и думал, что вы минуете то, чего вы все-таки миновать не смогли… Ах, Лиза, какой же я кретин, что так себя обманывал! Ведь я всегда знал, что ошибаюсь, что от себя вам не уйти, ведь я сам же с ума сходил – хоть вы, наверное, и не верите, что я на это способен, – от того, что ваши глаза так и лучились ожиданием будущего счастья! И я мог думать, что под счастьем вы понимаете прогулки со мной по разглаженным дорожкам! Да я полжизни готов бы отдать за то, чтобы это было именно так…

Время от времени Виктор опрокидывал рюмку, но Лиза не замечала, чтобы он пьянел. Только его черные глаза блестели все сильнее, да говорил он громче, чем обычно. Неожиданно он замолчал, словно наткнувшись на невидимую преграду.

– Что это я разболтался, а, Лизонька? – спросил он, улыбаясь. – Не думаю, что вам так уж необходимо все это слушать. Вы, кстати, совсем мороженого не ели. Смотрите, все растаяло. Все-таки ведь я пригласил вас сюда, чтобы угостить настоящим итальянским мороженым, а не для выслушивания душещипательных исповедей. – Огонь в его глазах погас, и Виктор спросил своим обычным тоном: – Кстати, Лиза, а позвольте узнать, на что вы собираетесь существовать в Москве, на какие доходы? Ведь в Новополоцк, я полагаю, вы возвращаться не собираетесь?

Лиза покраснела. Зачем он спрашивает об этом?

– Вам не надо об этом думать, Виктор, – решительно сказала она. – Мне и так неловко, что вы надарили мне столько вещей…

Он снова поморщился.

– Ей-богу, Лиза, я рано похвалил вас за хороший вкус, иногда вы говорите жуткие пошлости. Вы что думаете, я вложил деньги в ваше обмундирование и теперь жалею, что они пропали зря?

– Н-нет, – смутилась Лиза. – Извините меня…

– Мне просто интересно, на что вы собираетесь жить? Не думайте, что я спрашиваю это потому, что хотел бы обеспечивать вас. То есть я хотел бы, конечно, да вы ведь не согласитесь?

Он смотрел на нее, ожидая ответа, и Лиза отрицательно покачала головой.

– Очень жаль. Но имейте в виду, Лиза, вы не та женщина, которая удовлетворится раем в шалаше, и вы сами это поймете рано или поздно. Не потому что вы боитесь трудностей, и не вскидывайте на меня возмущенные глазки. А потому, что убогая жизнь – не для вас. Конечно, вы не корыстны, но зато у вас огромный интерес к жизни. А бедная жизнь не бывает интересной, уверяю вас. О том, какие доходы у вашего доктора из Склифа, если он порядочный человек, – я догадываюсь…

Лиза наконец рассердилась. Какое право он имеет считать ее стервой? Но Виктор накрыл ее руку своей и продолжал:

– Я говорю это просто к тому, что вам следует подумать о будущем, раз уж вы выбрали себе в спутники… м-м-м, небогатого молодого человека. Собственно, об этом ведь я и собирался с вами поговорить, да душевные беседы помешали. Конечно, идеальным вариантом был бы муж, способный избавить вас от этих размышлений. Я, по правде говоря, почему-то не представляю, чтобы вы увлеклись какой-нибудь доходной профессиональной деятельностью. Но что теперь об этом варианте рассуждать!

Виктор говорил совершенно справедливые вещи, но Лиза скорее откусила бы себе язык, чем стала бы советоваться с ним о своем будущем. Она догадывалась, что он хочет ей предложить.

– Не обижайтесь на меня, Виктор, но мне не нужна ваша благотворительность, – твердо сказала она. – Вы думаете, если я пойду работать к вам в фирму и вы будете платить мне, как будто я незаменимый специалист, – это не то же самое, как если бы вы мне просто давали деньги два раза в месяц? И я смогу жить с другим и получать деньги от вас?

– Черт, завидую я вашему доктору, честное слово! – хмыкнул Виктор. – Какая женщина ему досталась, лишь бы сволочью не оказался! Вы все правильно поняли, дорогая моя Лизонька, и все-таки я предлагаю вам работать у меня. Уверяю вас, я так занят, что мы с вами и видеться даже будем не часто. Вы можете совершенно не бояться, что я вам надоем своим ежедневным присутствием. Да и фирма у меня большая, не в одной комнате размещается. Ну что вам мешает согласиться? Или хотя бы сказать, что вы подумаете?

Виктор снова смотрел ей в глаза, и взгляд у него был почти умоляющий. Лиза заколебалась. Может быть, не надо обижать его сейчас, а лучше сделать вид, что она и правда решила подумать?

– Нет, – произнесла она после минутного колебания. – Виктор, простите меня, я не могу вас обманывать, я вам слишком благодарна за все. Я не хочу у вас работать, я не хочу брать у вас деньги. Это невозможно, вот и все.

Он опустил глаза.

– Что ж, я, признаться, и не ожидал ничего другого. Значит, мы с вами совсем расстаемся, милая Лиза…

Он снова налил себе водки, выпил и замолчал, глядя перед собой остановившимся взглядом. Лиза робко оглянулась и посмотрела туда, куда был устремлен его взгляд. Там не было ничего, кроме большой вазы с цветами.

– Пойдемте, Лиза, – сказал Виктор, тяжело отодвигая стул и поднимаясь из-за стола. – Я устал, по правде говоря, как собака, после этой командировки. К тому же еще пришлось улаживать дела в Олежкиной школе. Он, представьте себе, тоже влюбился, вот как и вы, а у них там в выпускном классе не понимают этих наших страстей, и дирекция очень была недовольна, что он учебу забросил. Прагматики! Так что любовь просто преследует меня в последнее время, нет от нее покою ни в родной стране, ни за ее бескрайними пределами.

Он пропустил Лизу вперед и пошел вслед за ней к дверям, на ходу расплатившись с официантом.

Они доехали до Крылатского в молчании. У подъезда Виктор вышел из машины вместе с Лизой.

– Что ж, простимся, Лизонька моя дорогая! Встречались мы с вами нечасто, а без вас мне будет тяжело. Но что тут поделаешь. Вы ведь сейчас полны естественного любовного эгоизма.

– Передавайте привет Павлу, Грише, Никите… – сказала Лиза, боясь, что сейчас расплачется от жалости к нему.

– Непременно, – ответил Виктор. – Они вас все полюбили. Вы все-таки дайте о себе знать, если вдруг что…

Он задержал ее руку в своей, потом незаметно притянул ее к себе и поцеловал в губы – коротко и порывисто, как тогда, июльской ночью на веранде.

– Будьте счастливы, Лиза, дай вам Бог! – сказал Виктор и быстро пошел к машине.

Лиза услышала, как хлопнула дверца, и долго еще смотрела, как мелькают огни его машины на выезде из двора.

Поднимаясь по лестнице к лифту, она уже думала, не звонил ли в ее отсутствие Арсений.

Глава 4

Холодным оказался только конец августа. Уже в середине сентября наступило самое настоящее бабье лето – с прозрачными паутинками в струящемся на солнце воздухе, с золотым шорохом деревьев на бульварах.

Лиза с Арсением встретились на Тверском, напротив Литинститута. Она пришла немного раньше и сидела на лавочке, глядя, как на дорожке двое малышей отбирают друг у друга лопатку. Арсений подошел к ней сзади, обнял за плечи и поцеловал, перегнувшись через ее плечо. Они не виделись три дня и соскучились друг по другу до слез. Лицо у Лизы просияло, когда она почувствовала его прикосновение к своим плечам.

– Извини, ждать пришлось, – сказал Арсений.

– Нет, это я раньше пришла. День, смотри, какой хороший, – улыбнулась Лиза. – Куда пойдем?

– Просто прогуляемся, да? Правда, золотой день. Я совсем закис в любимом Склифе. Сегодня брился, глянул в зеркало – ужас!

– Да, ты бледный, – посетовала Лиза, прижимаясь лбом к его плечу.

Они медленно пошли по дорожке. Лиза смеялась и старалась наступить на каждый листок, попадавшийся под ноги, как будто шла по мосткам через реку. Арсений смотрел на нее, улыбаясь.

– Ты чудо, Лиза! – сказал он. – В тебе столько жизни, ты такая естественная. Я даже не думал, что женщина может быть такой.

– Ну вот, чего это ты надумал мне характеристики давать! – засмеялась Лиза. – Лучше поцелуй меня.

– Это – пожалуйста!

Арсений подхватил ее на руки и покружил немного, целуя. Они вместе чуть не упали и снова засмеялись неизвестно чему.

– Ты чего смеешься? – спросила наконец Лиза, не отпуская его руку.

– А смотри, какой Тимирязев. – Арсений показал на памятник в конце Тверского бульвара. – Видишь, что он делает?

– Что? – удивилась Лиза.

– Вот сюда стань. Теперь видишь?

Действительно, Тимирязев стоял, неприлично сложив руки пониже пояса. Сзади казалось, что он справляет малую нужду. Лиза расхохоталась до слез, Арсений вместе с ней.

– Это я еще в детском саду заметил, – сказал он сквозь смех. – Нас сюда гулять водили.

Они дошли до Никитских ворот, уселись в уличном кафе рядом с неприличным Тимирязевым, взяли мороженое.

– Я уже так отвык от этого состояния, – сказал Арсений.

– Какого?

– Вот такого блаженного безделья – мороженое, Тверской бульвар… Как в институт поступил, так и пошло – головы не поднять. То есть, конечно, мы нормально жили, как все студенты, но все равно по-другому. Понимаешь, все время ведь это висит над тобой, если ты, конечно, собираешься и дальше медициной заниматься, – что ты не просто к зачету что-то зубришь, сдал и забыл, а ответственность на себя взял. Я, конечно, с детства это видел – у меня родители врачи, насмотрелся, – но это ведь такое дело: пока сам не попробуешь, трудно по-настоящему почувствовать.

Лиза слушала его, затаив дыхание, вглядывалась в его лицо, ставшее сосредоточенным, как там, в Склифе. Она была горда тем, что ее любит человек, готовый взять на себя ответственность за человеческие жизни…

– Ты не жалеешь, что стал врачом? – спросила она.

– Чего жалеть? Мне нравится. Хотя сейчас приходится не только о том, чтобы нравилось, думать. Такое время, на энтузиазме далеко не уедешь.

Лиза понимала, что Арсений прав. Ей казалось ужасно несправедливым, что за каторжный труд в такой клинике, как Склиф, он получает гроши. Но она не представляла, как может, например, врач заработать еще денег. Ведь у Арсения минуты свободной не было! Она и спросила его об этом.

– Конечно, с моей работой не подхалтуришь дополнительно, – согласился он. – Я давно об этом думаю. Сейчас особенно… – Он многозначительно посмотрел на Лизу, и она смутилась от этого взгляда. – Деньги нужны как воздух – надо что-то решать.

– Но что же ты можешь решить? – удивилась она.

– Могу, почему же. Вот поднаберусь опыта в Склифе – там этого не занимать! – и можно будет частной практикой заняться. Знаешь, сколько стоит консультация хорошего невропатолога? Склиф, ясное дело, придется бросить, но что поделаешь. Да я уже и устал от него. Вот, с тобой и то некогда встретиться.

Лиза почувствовала легкое разочарование. Ей казалось, что Арсений иначе относится к тому, что делает… Но, в конце концов, какое право она имеет давать ему советы? Действительно ведь, и время нелегкое, и видятся они редко.

– Ну, это дело не завтрашнего дня! – Арсений хлопнул себя ладонью по колену и придвинул свой стул к Лизиному. – Ко мне пойдем? – спросил он, прижавшись губами к ее уху. – Ох, волосы у тебя щекотные, и красивые какие! У нас половина девок на курсе мечтали стать платиновыми блондинками, да цвет не могли подобрать, а у тебя – надо же! Пойдем…

Они прошлись в обратную сторону по бульвару. Там, где недавно дети дрались из-за лопатки, стоял на скамейке поэт – наверное, из Литинститута – и громко читал стихи девушке, восторженно смотревшей ему в рот. Арсений засмеялся и потянул Лизу за руку.

– Пойдем, пойдем, нечего глупости слушать.

– Почему глупости? Может, у него хорошие стихи.

– Человек, который пишет хорошие стихи, не будет орать их со скамейки, чтобы соблазнить глупенькую девочку. Наивная ты еще все-таки, Лиза! Правда, оно и хорошо…

Арсений сжал ее в объятиях, как только они вошли в прихожую.

– Я так хочу тебя иногда, Лиза, просто в глазах темнеет, – прошептал он. – Как мальчишка…

Он целовал ее страстно и ласково. Лиза так любила эти его поцелуи, так легко загоралась его страстью! Они подошли друг другу сразу, с того вечера, когда она впервые пришла к нему. Лизе тогда показалось: невозможно, чтобы могло быть лучше. Но с каждой новой встречей их чувство друг к другу приобретало новые оттенки, и они испытывали все большее удовольствие вдвоем.

Арсений не выглядел сильным, но подхватывал Лизу на руки, как перышко. И сейчас он раздел ее прямо здесь, в прихожей, и понес в комнату, опустил на диван, на ходу расстегивая свою рубашку.

– Подожди, я сейчас, – торопливо шептал он, а Лиза, пока он раздевался, целовала его, приподнявшись на локте.

Она не знала, был ли он умелым в любви, но ее он доводил до полного восторга; чувствовалось, что и сам он приходит в такое же состояние. Пальцы у Арсения были сильные, гибкие, они находили самые чувствительные точки ее тела, и Лиза трепетала от каждого его прикосновения.

Сначала, во время их первых встреч, он, наверное, боялся испугать ее; видно было, что он сдерживает себя. Но потом Арсений почувствовал, что Лиза с готовностью подчиняется ему, что ей приятно все, чего он хочет от нее, – и он начал отдаваться своей страсти совершенно, без оглядки, увлекая Лизу за собой, не стесняясь больше ничего. Лизе же казалось, что ее словно заливает горячими волнами. Когда она то видела лицо Арсения над собой, то наклонялась к нему сверху, стараясь коснуться губами соблазнительной впадинки над его ключицей, – то чувствовала, что делает именно то, чего он хочет.

– Лиза, милая моя, это просто невообразимо, – шептал Арсений, когда они отдыхали, лежа рядом на разложенном, но в любовной спешке не застеленном диване. – Ты все можешь, я еще сам не знаю, чего хочу, а ты уже чувствуешь.

И они снова начинали целоваться, не зная усталости, не замечая времени.

Но время напоминало о себе – темнотой, неожиданно сгустившейся за окнами, светом зажигающегося уличного фонаря.

– Как поздно уже! – спохватился Арсений. – Метро вот-вот закроют.

Лиза вздрогнула от этих слов, ей захотелось сжаться в комочек и исчезнуть совсем. Зачем он говорит это, почему думает, что она должна непременно вернуться домой? Ведь она ни разу не говорила ему, что торопится, а он почему-то ни разу не предложил ей остаться у него на ночь. Что это могло бы значить? Сегодня она наконец решила спросить его об этом.

– Арсений, – сказала Лиза, набрасывая на себя его халат, чтобы пойти в ванную, – а почему ты думаешь, что я тороплюсь домой?

Он посмотрел на нее, потом отвел глаза.

– Я понимаю, Лиза, что ты хочешь сказать. Но я думал… Ведь мне завтра опять на работу к восьми, приду я поздно. Что ты будешь здесь делать одна? Там у тебя все-таки родственники, тебе не одиноко, а здесь, ну представь – одна с утра до вечера, а у меня ведь и дежурства еще!

Арсений был прав, но Лизе почему-то казалось, что он не называет настоящую причину.

– Но если ты хочешь, – вдруг сказал он решительно, – оставайся.

– Я хочу… – медленно произнесла Лиза. – Конечно, я хочу! Но я хочу, чтобы ты этого хотел. Зачем я буду тебе навязываться?

– Ну что ты! – горячо запротестовал он. – Ведь я же тебе сказал: мне хорошо с тобой. Я только боюсь, что ты заскучаешь тут без меня. Не обижайся, милая моя, не обижайся, пожалуйста! Разве мне легко расставаться с тобой?

Он снова поцеловал ее, обнял, и Лизино лицо просияло. Правда, почему она подозревает его в каких-то скрытых намерениях? Конечно, он думает о том, чтобы ей было хорошо. Разве она не замечает этого в каждое мгновение, когда они вместе?

Арсений отнял платье, которое Лиза держала в руках, и, притянув ее к себе, развязал пояс халата.

– Как хорошо, и правда, – сказал он, целуя Лизу, когда любовный жар снова был утолен. – Никуда не надо спешить, ты все время здесь, протяни руку – и вот они, твои волосы щекотные!

Он взъерошил ее волосы, и Лиза засмеялась.

– Ну вот, только прическу портишь! Противный Арсюшка!

Они выпили кофе на ночь, и Лиза долго не могла потом уснуть. Арсений уже спал, разметавшись на диване, а она то вставала, подходила к окну, смотрела, как качается от легкого осеннего ветра фонарь, то выходила на кухню выпить воды и слушала, как скребется мышь за плитой.

Счастье переполняло ее просто оттого, что там, в комнате, спит человек, без которого она не может жить, что завтра он проснется рядом с нею и сразу поцелует ее, что они будут завтракать в утренних сумерках, а потом она будет ждать, когда он вернется домой… Эти простые события казались ей невыразимо прекрасными, и Лиза чувствовала, что слезы выступают у нее на глазах, когда она думает о них.

Она вернулась в комнату, села на край кровати и всмотрелась в лицо Арсения, освещенное уличным фонарем из-за отдернутой ею шторы. Губы его чуть приоткрылись во сне, не изменив своего пленительного изгиба, тени лежали на лице, очерчивая чуть выступающие скулы, из-за которых лицо становилось еще более выразительным.

Лиза осторожно коснулась пальцем его длинных ресниц и тут же отдернула руку, боясь разбудить его. Она любила каждую черточку его лица, каждую впадинку его тела. Наклонившись, она снова прикоснулась губами к той самой любимой ямочке над его ключицей и увидела, что Арсений улыбнулся во сне, как ребенок. Улыбнувшись ему, спящему, в ответ, Лиза легла рядом и закрыла глаза. Может быть, им приснится один и тот же сон?

Когда Арсений ушел на работу, поцеловав ее на прощание, и Лиза осталась одна, – она поняла, как медленно будет идти день без него. Конечно, и прежде ее дни проходили в ожидании встречи с ним, но сейчас это ожидание стало всеобъемлющим, бесконечным. Лиза физически чувствовала каждую проходящую минуту и ужасалась, как их много, этих минут.

Они не успели поговорить о том, осталась она у него только на эту ночь или он ожидает, что она переберется к нему совсем. И Лиза не знала теперь, как ей поступить. Надо было спросить его об этом, и не шло бы теперь это мучительное время, тревожа ее неопределенностью.

Вообще-то Лиза была не из тех людей, которым непременно необходима четкость и ясность во всем. Ее жизненное чувство было ясным и отчетливым само по себе, и ей не требовалось все раскладывать по полочкам. Она никогда не составляла для себя распорядок дня, не планировала своих поступков загодя, но при этом в ее жизни не было хаоса, словно вся ее натура была с ним несовместима. Поэтому она не ожидала, чтобы Арсений сказал ей: мол, с сегодняшнего дня наша жизнь пойдет так-то и так-то. Еще меньше ей приходила в голову мысль о браке – вернее, об этом она вовсе не думала. Но Лизу тревожило, что она сама, именно сама не чувствует, чего он хочет: чтобы она была с ним постоянно или чтобы появлялась в его жизни время от времени, как праздник и отдых.

В задумчивости она вышла на кухню, открыла холодильник. Там лежала на полке половинка капустного кочана, еще какие-то овощи в целлофановом мешочке. Лиза открыла испаритель, с трудом отодрав его крышку из-за наростов инея. Там было совершенно пусто.

«Конечно, – подумала она, – ведь он ест вечно на ходу, в перерыве между операциями и перевязками. Какие здесь могут быть запасы?»

Лиза отключила перемерзший холодильник, вымыла пустую кастрюлю, стоявшую возле плиты на полу, и принялась готовить борщ, обжаривая овощи на подсолнечном масле, обнаруженном в шкафчике. Потом она хотела сходить за сметаной, но вспомнила, что у нее нет ключа, и побоялась оставлять квартиру открытой.

«Что ж, придется есть борщ с кефиром», – подумала она.

Все это заняло у нее не больше часа, и время снова потянулось медленно и изматывающе. Лиза поспала немного, не раздеваясь, под тигровым пледом – все-таки ночью спала она мало. Наконец взяла с полки книжку Драйзера в сером «огоньковском» переплете и погрузилась в историю страстей Фрэнка Каупервуда.

Она увлеклась чтением – правда, быстро пролистывая страницы, где подробно разбирались финансовые операции, – и подняла голову, только когда ключ повернулся в замке.

– Ты здесь! – выдохнул Арсений, стремительно входя в комнату. – А я целый день гадал, застану тебя или нет!

– И чего же тебе больше хотелось? – спросила Лиза, отвечая на его поцелуй.

– Я боялся, что ты ушла, – ответил он, целуя ее то в губы, то в висок.

– Глупенький, как же я могла уйти, когда ты мне ключ не оставил. – Лиза прикоснулась к его лбу нежным ответным движением.

– Там захлопывается замок, – улыбнулся он и привлек ее к себе. – Какая ты теплая после улицы, там совсем холодно…

Борщ, приготовленный Лизой, привел его в восторг.

– Надо же, как вкусно! – изумился он. – Из чего ты его сварила? По-моему, пустой был холодильник.

Вечером они включили телевизор и смотрели какую-то передачу – от счастья Лиза совершенно не понимала, что происходит на экране, – то и дело целуясь. В комнате было тепло, уже включили батареи.

– Слышишь, как мышь уютно скребется? – спросила Лиза, дуя Арсению в ухо.

– Мышь – это, конечно, лишнее, – рассмеялся он. – Ой, Лизунь, щекотно же! Но с тобой так хорошо, что и мышь не раздражает.

Он замолчал, целуя ее снова и снова. Потом заметил книгу, лежащую на полу возле дивана.

– Ты Драйзера читала? Ну и как тебе, не скучно показалось?

– Я ведь люблю такое, – сказала Лиза, словно извиняясь.

– Да, эмоций здесь много, – согласился Арсений, без объяснений поняв, о чем она говорит. – Это ведь «Трилогия желания». Я ее очень любил когда-то, пока не пошел в медицину.

Они допоздна смотрели телевизор. Лиза сидела с ногами на диване за спиной у Арсения и то и дело прикасалась к его плечу, словно проверяя, не исчез ли он.

– Спать как хочется! – потянулся он наконец. – Ох, и высплюсь я завтра. Не вздумай меня будить!

– А тебе разве не к восьми? – удивилась Лиза.

– Нет, я выходной попросил у Фомича, у меня там были отгулы. Поедем, вещи твои перевезем, ладно?

Глава 5

Чем дальше развивались ее отношения с Арсением, тем больше убеждалась Лиза, что с каждым днем становится счастливее, чем прежде. И вместе с тем ей казалось, что счастливее быть просто невозможно.

Сначала она мечтала о том, чтобы видеть его хотя бы мимоходом в коридоре Склифа. Потом сердце у нее трепетало в предвкушении вечера в театре. Потом была та, первая, встреча у него в квартире. И теперь, когда Лиза просыпалась и засыпала с ним вместе изо дня в день, – она чувствовала, что счастье ее нарастает, что оно – словно ветка, на которой распускаются все новые и новые зеленые побеги.

«Странно, – думала Лиза, ожидая Арсения с работы, – почему это говорят, что люди привыкают друг к другу, что надо расставаться, чтобы друг другу не надоесть?»

Они жили вместе уже два месяца, расставаясь только на то время, что Арсений проводил в Склифе, а Лиза не чувствовала и тени привычки. Каждый раз, когда его ключ поворачивался в замке, сердце ее все так же вздрагивало и начинало бешено колотиться.

Она видела, что и сама не надоела Арсению. Когда он входил в комнату, лицо его вспыхивало мгновенной радостью и объятия были так же крепки, как и в первый день.

За вещами Лиза съездила тогда одна.

– Мне Коля поможет довезти, – сказала она, когда Арсений засобирался ехать вместе с ней. – Не волнуйся, у него машина, ему это нетрудно будет.

Она рада была, что Арсений сам предложил ей помощь, но представила, как чувствовала бы себя, если бы ей вдруг пришлось сейчас ехать, например, к его родителям и выслушивать неизбежные вопросы совершенно незнакомых людей…

Николай и Наташа были уже дома, когда Лиза вошла в квартиру.

– Слава богу, Лиза, мы так волновались! – встретила ее Наташа.

– Да ведь я позвонила, что не приеду, – удивилась она.

– Да, позвонила, – заметил Николай. – В три часа ночи, между прочим. Я уже и к метро бегал тебя встречать, и в милицию хотел звонить. Ей-богу, с нефтяником твоим спокойнее было. Я хоть знал, что он до дому довезет!

Лиза немного обиделась на это замечание, но ничто не могло сейчас испортить ей настроение.

– Коля, а я ведь за вещами приехала, – сообщила она.

– То есть? – удивленно поднял брови Николай. – Ты что, жить переходишь к своему врачу?

– Да. А что тут особенного? – поинтересовалась Лиза.

– Да в общем ничего… – протянула Наташа. – Но неожиданно как-то…

Она не хотела задавать сейчас Лизе деликатный вопрос о том, готов ли этот красивый доктор, что к нему переберется девушка без всяких средств к существованию, без работы, без специальности и даже без прописки. Взглянув на Лизу, она поняла, что та сейчас меньше всего думает о такой ерунде. И что тут можно поделать, когда глаза у нее сияют от счастья и даже голос дрожит?

– Коля, ты мне вещи поможешь отвезти? – спросила Лиза, открывая шкаф.

– Прямо сейчас? – удивился Николай. – Может, ты хоть пообедаешь?

– Нет, он специально выходной взял, а я уехала… Лучше сейчас!

Николай пошел одеваться, а Лиза, не глядя, сложила в чемодан свои наряды от Орлова, духи, косметику, еще какие-то мелочи, которые покупала с такой радостью… Сейчас все это не занимало ее внимания, она помнила только о том, что Арсений ждет ее.

Уже в машине Николай спросил:

– Лиза, а маме что же сказать? Ведь она с ума сойдет.

– Маме? – Лиза помолчала минуту. – Я ей сама позвоню, Коля. Конечно, она будет нервничать сначала, но потом, я думаю, успокоится. И что ты мне предлагаешь? Спрашиваться у мамы?

– Да нет, спрашиваться не надо, конечно… Лиза! – почти воскликнул он после короткого молчания. – Что он за человек, доктор твой? Любит он хоть тебя? Ты не сердись, что я лезу в твою жизнь, но ведь не чужие, жалко ведь тебя! Ты дурочка еще, летишь, как бабочка на огонь. А он, может, поиграется с тобой, да и…

– Коля, Коля! – обиделась Лиза. – Что значит «поиграется»? Я его люблю. Что же мне, делать вид, будто я и без него проживу? Все равно я жить без него не могу, зачем же притворяться?

– Иногда и привориться не грех, – проворчал Николай себе под нос. – Искренность тоже в меру хороша.

Остановив машину в Воротниковском переулке, он сказал:

– Вот что, деньги ты возьми-ка, у тебя ведь нет.

– Не надо, Коля, – начала было отказываться Лиза.

– Что – не надо! – прикрикнул тот. – Чем ты питаться будешь, духом святым? Или с первого дня у него попросишь? Бери, пусть будут, пока разберешься, что к чему.

Он сунул деньги в карман Лизиного плаща, и она благодарно чмокнула брата в щеку. Николай донес ее чемодан до подъезда, здесь Лиза остановила его.

– Я сама наверх донесу, он не тяжелый.

– Ладно, ладно! – сказал Николай. – Не буду смущать твоего возлюбленного. Телефон мне скажи, и сама звони почаще. И вообще, имей в виду: если не сложится, приезжай немедленно. – Он проводил ее взглядом, постоял еще немного у подъезда. Но чего было ждать? Николай сел в машину и выехал на Садовое кольцо.

Лиза вскоре привыкла к ежедневному ожиданию, оно стало ее обычным состоянием. Проводив утром Арсения, она придумывала для себя занятия на сегодня, представляя при этом, как будет рассказывать о них вечером. Домашние дела почти не отнимали у нее времени. Еще живя у брата, Лиза удивлялась: почему хозяйство кажется многим таким сложным делом? А уж тем более легко было ей сейчас, когда все, что она делала, предназначалось Арсению и вызывало у него неподдельную радость.

– Пельмени! – ахал он. – Я думал, только моя мама делает пельмени, да и то по праздникам. Я-то их покупаю.

– Странно было бы, если бы ты их лепил, – улыбалась Лиза и делала на следующий день «колдуны», которые приводили Арсения в еще больший восторг.

Вообще-то привести его в восторг было нетрудно. Он уверял, что Лиза все готовит необыкновенно, даже обычные макароны.

– Все-таки необычные, – возражала она. – Это же «Макфа», их как ни готовь, они все равно вкусные получаются.

– Ну, не знаю, – пожимал плечами Арсений. – Это же еще разобраться надо было, какие вкусные, какие нет. Я в таких делах – ни в зуб ногой.

Но все эти нехитрые затеи легко укладывались в несколько часов. Потом она обычно читала. Хотя Арсений и говорил, что перевез к себе только часть библиотеки, – даже и эта часть была велика. Лиза с удовольствием нашла там свои любимые русские романы девятнадцатого века. Значит, и он их любит, ведь говорил же, что перевез только самое любимое. Еще она прочитала Золя, Мопассана, Гамсуна и Цвейга. За чтением день ее проходил незаметно, иногда Лиза даже забывала выйти на улицу, сердя этим Арсения.

– Ну вот, так я и знал! – говорил он, входя вечером в квартиру. – Опять дома целый день просидела? Нельзя же так, Лиза! Я места себе не нахожу из-за того, что ты здесь скучаешь целый день одна, прошлась бы хоть по бульварам, сходила куда-нибудь…

– Куда же, Арсюша? – весело оправдывалась Лиза. – Я везде была, честное слово, и не по одному разу. И потом, мне совсем не скучно: я делаю что-нибудь, читаю.

И все-таки она задумывалась о том, как будет жить дальше. Невозможно ведь всю жизнь просидеть в комнате! А ее будущее с Арсением представлялось ей именно всей жизнью, хотя она по привычке не загадывала далеко вперед. Просто она не представляла своей жизни без него.

Да и деньги… О деньгах тоже следовало подумать, это-то Лиза понимала. Те, что дал ей Николай, таяли быстро, а она не решалась спросить Арсения, есть ли что-нибудь у него.

Деньги он принес сам – как оказалось, сразу же, как только они у него появились.

– Слава богу, Лиза! – воскликнул он как-то, возвратившись с работы пораньше. – Дали наконец-то зарплату. И по этому поводу я намерен сегодня выпить в кругу семьи. Даже купил с этой целью коньяк, а для дам – вино. Вы поддержите компанию, мадам?

Лиза рассмеялась, увидев у него в руках огромный торт, какие-то свертки, цветы в мятом целлофане.

– Мужики ваши небось на рабочем месте зарплату празднуют? – спросила она.

– Да! – гордо сказал Арсений. – А я вот семейный человек, домой пришел.

Лиза с удовольствием чокнулась своим большим бокалом с его маленькой рюмкой.

– Твое здоровье, Лизунька, – сказал Арсений. – И счастье.

– И твое тоже, – ответила она. – Думаешь, у меня может быть какое-то отдельное счастье?

Арсений купил для нее «Сангрию», и Лиза вспомнила, что ее заказывал Виктор, когда они ели паэлью в «Метрополе». Наверное, по ее лицу пробежала какая-то тень, потому что Арсений вдруг спросил:

– Лиза, ты не обидишься? Я давно хотел спросить тебя…

– Не обижусь, – ответила Лиза. – О чем?

– Скажи, а тебе не скучно так жить? Я тебя никогда не спрашивал, как ты жила раньше, да я и понимаю, что у тебя никого не было до меня, но все-таки… У тебя такие платья, что мне просто стыдно. Я-то ведь тебе точно ничего подобного подарить не смогу – в ближайшее время, по крайней мере, но ведь время-то идет… Да и вообще, все, чем я могу тебя развлечь, – в театр сводить. Даже на море летом поехать, и то проблематично.

– Мне не скучно, – твердо сказала Лиза. – Я тебя люблю, и мне не скучно жить с тобой, потому что я живу так, как ты живешь, и никакой другой жизни не хочу. А платья… – она на мгновение замолчала. – Платья мне подарил очень хороший человек, которому я благодарна, и не больше. Вот и все, Арсений, мне нечего от тебя скрывать.

Они сидели так, как часто любили сидеть вдвоем: Лиза – на диване, Арсений – на ковре, положив голову к ней на колени. Потом он забрал у нее бокал с недопитым вином и наклонился над нею, закрыв ей губы поцелуем.

Потом они снова пили, болтали о чем-то, не договаривая фраз и понимая друг друга без этого, потом снова целовались. Арсений расстегнул перламутровые пуговки на Лизиной блузке и целовал ее грудь, осторожно прикасаясь влажными от коньяка губами. Как ни уставал он на работе, но почти не опьянел от коньяка, даже наоборот – желание разгорелось в нем еще сильнее…

– Арсюшка, ты вино мне не даешь допить! – засмеялась Лиза. – Да погоди же, юбку мне обольешь!

– Долой юбку! – тут же воскликнул он. – Ты без юбки еще красивее, и вообще без ничего!..

Юбка полетела на ковер, за ней – разные кружевные мелочи. Дальше они пили коньяк и вино, лежа голыми рядом друг с другом и перемежая глотки поцелуями. Лизе нравилось прикосновение его горячего тела, нравился запах коньяка от его полуоткрытых губ. Общий ток пронизывал их обоих.

Они так и уснули наконец – последним усталым движением отставив недопитые бокалы, прижавшись друг к другу на нерасстеленном диване.

…Назавтра Арсений проснулся ровно в шесть, как обычно.

– Спи, Лиз, спи, – сказал он, увидев, что она тоже хочет встать. – Не болит голова?

– Немножко…

– Ну и лежи, я есть все равно не буду. Я там возьму чего-нибудь с собой. У меня же сутки сегодня, завтра день. Так что увидимся только завтра вечером, ты не скучай.

Она слышала, как он бреется в ванной, фыркает, обливаясь холодной водой, но у нее не было сил подняться: голова и правда болела от «Сангрии». Вот ведь коварное вино, а кажется таким легким!

Поднялась Лиза только в половине одиннадцатого, да и то потому, что телефон зазвонил в прихожей.

– Встала, Лизушка? – услышала она голос Арсения. – Молодец, мужественная девочка, я и то сейчас только расходился. У нас сегодня, правда, все такие.

– Бедные ваши больные! – рассмеялась Лиза.

– Ничего, у нас тут врачи – народ закаленный, свою норму знают.

– А что ты сейчас делаешь? – спросила Лиза.

– Да что и всегда. Профессорский обход закончился, теперь пойду Фомичу ассистировать на плановой, потом – перевязки, ночью сам буду оперировать. Дел хватает.

– Я тебя люблю, – прошептала Лиза в трубку.

– Что-что? – переспросил он. – Не слышу, повтори.

– Я тебя люблю! – повторила она громче.

– Знаешь, как приятно это слышать! – рассмеялся Арсений на другом конце провода. – Я тоже…

Деньги, полученные им вчера, лежали на столе. Их было немного, но Лиза почувствовала неожиданную гордость: вот, муж принес зарплату, оставил ей на хозяйство.

«Конечно, это не дело, – подумала она. – Надо ведь как-то и мне…»

Выйдя днем на улицу, она купила газету «Из рук в руки» и быстро обзвонила несколько номеров, указанных в объявлениях.

– Конечно, девушка! – услышала она. – У нас ребеночек спокойный, просто ангел, вы с ним легко справитесь! Вы ухаживали когда-нибудь за детьми? Ему два года. А когда вы придете?

Лиза уклончиво ответила нескольким людям, жаждущим пригласить няню к ребенку, – мол, еще позвоню. Настроение у нее сразу улучшилось.

«Что ж, совсем неплохо, – подумала она. – С ребенком-то я с любым справлюсь, тут и сомневаться нечего. Значит, какие-никакие деньги мне, во всяком случае, обеспечены. Надо только Арсению сказать. Не идти же, даже его не предупредив».

Как ни странно, Арсений совсем не обрадовался, когда следующим вечером, наливая ему суп, Лиза сообщила о своем решении. Он вообще выглядел усталым, едва держал ложку в руках.

– Это зачем еще? – спросил он. – Лиза, ты что, обидеть меня хочешь? Я понимаю, что зарабатываю копейки, но все-таки – неужели уж такая крайность?

– Нет, Арсюша, дело совсем не в этом, – попыталась успокоить его Лиза. – Я просто подумала: все равно мне надо чем-то заниматься, почему бы не с детьми? Ведь это совсем не трудно.

– Что, так уж ты хочешь с детьми возиться? – спросил он. – Или ты без них жить не можешь? Съезди лучше к брату, с племянниками повозись, если тебе без детей скучно.

– Я не понимаю, почему ты так рассердился? – удивленно спросила Лиза. – Я просто хотела подработать немного, что же в этом плохого?

Арсений тут же переменил тон.

– Извини, милая, я что-то и правда… Нанервничался сегодня, вот и… Больной у Фомича умер прямо на столе. Ведь плановая операция, никто не ожидал! И мы ничего не могли сделать…

Лиза сразу замолчала. Конечно, ему сейчас не до ее забот. Какой же неуместной должна была ему показаться ее радость!

– Я просто привык, что работа – это профессия, понимаешь? – сказал он. – У меня мать всю жизнь работает, но она же врач, она свою работу любит. А ты ведь идешь в няньки просто потому, что деньги нужны. Чему же я должен радоваться? А вообще-то – ты хоть чем-нибудь хочешь заниматься? Как-то странно все это. Ведь ты молодая совсем, могла бы учиться…

Но, увидев расстроенное и недоумевающее Лизино лицо, Арсений спохватился.

– Давай, знаешь, отложим это, хорошо? Я ведь говорил тебе: не всю жизнь собираюсь нищенствовать, ну подожди еще немного. Сам что-нибудь придумаю!

Все это не слишком утешило Лизу, но она поняла, что он сегодня устал, расстроен, и не стала возражать.

– Я так люблю, когда ты меня ждешь, – прошептал Арсений уже в постели. – Не уходи ты никуда…

Он тут же уснул, и при свете белого шара-ночника Лиза видела, какие глубокие тени лежат у него под глазами.

Осень подходила к концу, и иногда Лизе становилось жаль, что так и не видела она в этом году щедрого осеннего золота: леса под Полоцком были огромные, как и по всей Белоруссии, и осень связана была для нее с бесконечными волнами рыжего, багряного леса.

Она даже сказала об этом Арсению, глядя в окно на чахлый полузасохший клен. Однажды Лиза видела, как дворник украдкой поливал его соляным раствором, чтобы дерево не слишком досаждало облетающими листьями.

– Ты на природу хочешь? – обрадовался Арсений. – Давай поедем, что за проблемы! Хочешь, я в будний день выходной возьму, хочешь, подождем, пока на воскресенье выпадет.

– А куда поедем? – обрадовалась Лиза.

– Да куда угодно. Можно в Сергиев Посад, если ты там не была, в Лавру.

Лиза никогда не была в Лавре, и ей, конечно, тут же захотелось поехать. Впрочем, с Арсением она была готова ехать, куда угодно.

Лиза не знала, верует ли она – точнее, она старалась не думать о том, как надо верить. Мать сердилась:

– Странно это, Лиза! Дед твой покойный священником был, пострадал за веру, а ты, прости Господи, носу не кажешь в церковь. Что вы за люди – разрешили ведь наконец, отчего не подумать о душе?

Лиза не спорила с матерью: она и сама чувствовала какую-то неловкость от того, что не соблюдает обряды. Может быть, это просто потому, что не привыкла с детства? Тогда Зоя Сергеевна еще опасалась учить маленькую Лизу молиться, открыто водить ее в церковь. А потом, когда все это стало неопасно, Лиза уже не могла почувствовать связи между таинственным понятием веры и целованием руки у священника или причастием из одной ложки с сотней других прихожан. Ей словно бы достаточно было того, что она чувствовала в собственной душе.

Они поехали в Лавру ранним воскресным утром. С погодой повезло: солнце светило с последней предзимней яркостью, в воздухе мелькали паутинки бабьего лета – тоже последние, случайные. Арсений с Лизой успели к ранней электричке и даже захватили места на скамейке в уголке. Правда, вскоре пришлось уступить места старушкам, но им все равно было хорошо: в толпе они прижались друг к другу так тесно, что Арсений прошептал Лизе на ухо:

– Может, выйдем где-нибудь в лесочке?

Лиза засмеялась, и они начали целоваться такими долгими поцелуями, что немедленно вызвали неудовольствие у тех самых старушек.

– Никакого стыда нету, – ворчали они. – В светлый праздник в Лавру людям нельзя съездить без этой срамоты!

– Какой сегодня праздник, ты не знаешь? – спросил Арсений.

– Покров сегодня, – объяснила старушка. – Вам бы только целоваться!

Они не заметили, как доехали до Сергиева Посада. Они вообще мало что замечали вокруг, когда смотрели друг на друга. Лавра вырисовалась в прозрачной дали. Когда сошли с электрички, Лиза ахнула, увидев золотые и голубые купола.

– Красиво, – произнес и Арсений. – Торжественно как-то, человеком себя чувствуешь, когда сюда приезжаешь, а то ведь некогда все.

Они пошли в ту сторону, где сияли купола, и Лизе казалось, что они вот-вот войдут под какие-то неведомые ворота. Она чувствовала, что ей везде легко и хорошо с ним, и здесь, в Лавре, так же хорошо и свободно, как в комнате на Воротниковском.

В Москве не чувствовалось никакого праздника, а здесь он присутствовал во всем – и в торжественном звоне колоколов, и в особенных, значительных лицах священников. Лиза чувствовала праздник в себе, в своей душе, и думала о том, что иначе и быть не может. Ведь они идут рядом, Арсений обнимает ее за плечи, и, время от времени взглядывая на него, она видит его лицо.

Неожиданно от наклонился к ней и быстро поцеловал. Потом сказал, словно оправдываясь:

– Сейчас ведь в церковь зайдем, там неудобно будет.

У входа в храм Лиза набросила на голову широкий белый шарф, обернула его вокруг шеи.

– Ты на дворяночку похожа, – сказал Арсений. – Из тургеневского романа.

– Мне многие это говорили, – удивилась Лиза. – Не понимаю, отчего. Что, такая уж я старомодная?

– Да нет, почему старомодная, – возразил Арсений. – Просто от тебя чистотой веет. Да и внешность соответствует.

Храм был залит солнцем, хор пел негромко и таинственно. Перекрестившись, Лиза не стала проходить вперед, остановилась неподалеку от входа, рассматривая иконы и роспись на потолке.

– Пойдем поближе, – шепнул Арсений. – Посмотри, как там красиво, алтарь какой.

Они прошли к алтарю, и Лиза почувствовала, что стоит в самом центре огромной чаши, опрокинутой над ее головой. Арсений стоял рядом, держа ее за руку, и она слышала его дыхание сквозь чистые голоса певчих.

– Смотри… – Он наклонился к ее уху, его дыхание теперь щекотало висок. – Похоже, что мы венчаемся, правда?

Лиза вздрогнула от этих слов. Она совсем не думала об этом!

– Разве? – Она подняла глаза на Арсения, стараясь понять, почему он сказал это.

– Правда-правда, еще шарф этот белый…

Они постояли еще немного, потом вернулись ко входу, купили свечи, поставили у иконы Всех Святых. Служба в этот день была длинная, праздничная. Когда они вышли из церкви, им вслед звучало пение.

Они еще погуляли по Лавре, полюбовались красивой трапезной, постояли у ворот семинарии.

– Здесь, знаешь, весной девушек красивых много. Таких вот, как ты, – сказал Арсений.

– Почему? – спросила Лиза.

– Выпуск в семинарии. Священникам ведь жениться надо, чтобы приход получить, а где им жен искать? Вот девчонки и приходят на смотрины, прямо к выпуску. А что, чем плохо быть попадьей? Вроде как жена военного: неудобства есть, конечно, зато все более-менее устроено.

– Откуда ты это знаешь? – удивилась Лиза.

– А у нас девчонки с курса тоже сюда бегали, – объяснил он. – Ну, конечно, это я загнул, что такие, как ты. Куда им до тебя! Ну что, пора на природу? – спросил он. – Сейчас местечко где-нибудь выберем, костерочек разведем… Красота!

Не слишком людные места были уже в получасе езды от Сергиева Посада. Лиза с Арсением сошли на какой-то неведомой станции и пошли вниз от насыпи, выбирая, где бы свернуть в глубь леса.

Костер разгорелся быстро – дождей давно не было. Лиза достала из сумки замоченное с вечера мясо для шашлыка.

– Ох, что за запах! – восхищался Арсений. – Полжизни отдать за такой денек. Лес, осень, девушка-красавица, да еще шашлык!

– Девушка все-таки дороже шашлыка, и на том спасибо, бессовестный! – засмеялась Лиза. – Посмотри, по-моему, уже готово.

От непривычно свежего воздуха слегка кружилась голова, да они еще и выпили вина. Разомлев под солнцем, Лиза прилегла рядом с Арсением на расстеленную куртку. Он лежал, закинув руки за голову, грыз травинку и смотрел в небо, сияющее меж древесных верхушек.

– Как хорошо… – сказал он. – Надо же, ничего особенного – ведь тысячи людей тысячи раз ездят на природу, жарят шашлыки, пьют вино. А все равно хорошо, как будто это только с нами происходит, в первый раз… Правда?

– Правда, – кивнула Лиза. – Да мне с тобой всегда хорошо, какая разница, сколько раз все это было и с кем?

Словно в ответ на ее слова, Арсений быстро перевернулся на живот, приподнялся на локтях и начал ее целовать. Лиза видела его лицо над собою, волосы падали ему на лоб…

– У тебя глаза с небом сливаются, – прошептала она, выбирая мгновения между поцелуями. – Синие…

Арсений уже успел расстегнуть на Лизе куртку и клетчатую мягкую рубашку, губы его скользили по ее шее все ниже, рука прикасалась к ее животу, искала замочек на джинсах.

– Не холодно тебе на земле? – успел он прошептать, но это были уже последние его внятные слова, дальше начался торопливый любовный лепет…

В волосах у Лизы запутался мелкий лесной сор, она выбирала его, смеясь.

– Ох, Арсюшка, а если бы кто-нибудь мимо шел? Ведь не тайга…

– Подумаешь! – засмеялся он в ответ. – Любовников бояться – в лес не ходить!

«А ведь мы с ним – любовники! – вдруг поняла Лиза. – Как удивительно – такое взрослое слово, так и пышет от него тайнами, альковами, еще бог знает чем…»

– Послушай, – спросила она, – а почему ты сказал там, в церкви, что мы как будто венчаемся?

– А что? – спросил он. – Хочется тебе обвенчаться?

– Да нет, – смутилась Лиза. Еще недоставало, чтобы он подумал, будто она на этом настаивает! – Я просто удивилась…

– Да красиво там было, и ты такая красивая. Вот и сказал.

Больше они не говорили об этом, и Лизино смущение прошло само собою.

Они вернулись в Москву, когда уже зажглись фонари на улицах.

– Слушай, – сказал Арсений, открывая дверь, – ведь мы с тобой всего два месяца вместе живем! Даже не верится. Кажется, ты всегда была – домой вот так приходили… Ох, как я есть хочу!

– Мы же шашлыки недавно ели, – засмеялась Лиза.

– Ну и что? – удивился он. – Ты еще скажи, что мы еще и любились недавно.

И, не дожидаясь, пока Лиза ускользнет на кухню, он увлек ее за собой на диван.

Глава 6

Работать Лиза так и не пошла, но теперь она чувствовала себя гораздо спокойнее. Все-таки, если что, можно и нянькой пойти.

А вообще-то она часто вспоминала «Сказку о мертвой царевне» – как день за днем идет, мелькая, а царевна молодая все в лесу; не скучно ей у семи богатырей… Ей тоже не было скучно у своего единственного богатыря, и она ждала его возвращения с не меньшим замиранием сердца, чем прежде.

Зима подступила совсем незаметно, уже в ноябре. Проснувшись как-то в привычных утренних сумерках, Лиза поняла, что крыльцо заброшенного дома напротив завалено снегом, и на карнизе их окна лежат свежие сугробики, и вся улица переменилась за одну ночь – неожиданно, как всегда это бывает с наступлением зимы.

Лиза всегда радовалась в день первого снега. Это было совершенно необъяснимое чувство, такое же счастливое, как ожидание подарков от Деда Мороза.

Утром, когда ушел на работу Арсений, позвонила мать.

– Лизушка, я тебе завтра с проводником пальто зимнее передам, – сказала она. – У вас там снег выпал, я сегодня по радио слышала. Ты не мерзнешь?

– Да нет, мама, – улыбнулась Лиза. – У нас тепло дома.

– А парень твой где? – спросила Зоя Сергеевна.

– Да где всегда – на работе, – ответила Лиза.

– Бедная моя, а ты так все дома одна и сидишь? – вздохнула мать.

Вот это было Лизе совершенно непонятно. Почему надо ей сочувствовать, ведь на самом деле она счастлива.

– Да что ты, мама, ну правда, – сказала она. – Думаешь, мне с ним плохо?

– Наверное, хорошо, раз живешь, да как-то… Хоть бы приехали вдвоем, познакомились. Может, я сама приеду все-таки?

– Подожди пока, мама, ладно? – попросила Лиза.

Она понимала, что мать соскучилась, да она и сама скучала по ней и собиралась непременно поехать. Она давно бы уже съездила домой, если бы не познакомилась с Арсением. Но ей не хотелось, чтобы мать сейчас затеяла знакомство, расспросы. Ведь Арсений не предлагает пойти к его родителям и сам не спрашивает об ее матери, зачем же навязывать ему это?

Его мама звонила довольно часто, но всегда Арсений бывал в это время дома. Наверное, она знала расписание его дежурств. Только однажды к телефону подошла Лиза, и приятный женский голос произнес без тени удивления:

– Арсения еще нет? Спасибо, я перезвоню потом.

Что он говорил о ней родителям, что они думают о его жизни с ней, – Лиза не знала, но ни за что не стала бы расспрашивать его об этом первой. В конце концов, разве ей так уж хочется познакомиться с его мамой?

– Я-то подожду, – ответила Зоя Сергеевна. – Да ведь сердце не на месте за тебя. Что ж ты дальше-то будешь делать? Хоть учиться бы пошла, все же как-то по-людски…

– Он тоже так говорит. Пойду, наверное, – успокоила ее Лиза. – Ну о чем ты волнуешься, мамочка? Ты что думала, я космонавткой стану? Чем тебе моя жизнь не нравится?

– Тебе бы только шутить! – Лиза почувствовала, как мать улыбнулась. – Живи, что ж теперь поделаешь. Звони почаще, а то мне, бывает, как приснится что-нибудь про тебя – места себе не нахожу.

– Да ведь я звоню…

– Ты пальто как – сама встретишь, или я Колю попрошу?

– Сама, сама, мне ближе до Белорусского, зачем ему через весь город ехать?

«Хорошо все-таки, что мама у меня такая, – подумала Лиза. – Другая бы истерику закатила, приехала, по столу стучала кулаком. Еще, пожалуй, потребовала бы, чтоб тут же, при ней, женились. А она понимает, что не в этом дело».

На самом деле Зоя Сергеевна, конечно, думала совсем иначе, но она не могла требовать от Лизы, чтобы та переменила свою жизнь. Что она могла теперь предложить ей взамен – нищету, беспросветную жизнь в Новополоцке? Даже сосед Борис уже женился…

Однажды вечером – Лиза уже поглядывала на часы, ожидая Арсения, – она услышала, как поворачивается ключ в замке. Лиза торопливо встала с дивана, отложив книгу, быстро посмотрелась в экран выключенного телевизора – не растрепались ли волосы – и пошла к двери, зная, что Арсений уже летит по коридору ей навстречу, не сняв пальто.

Но вместо Арсения она увидела в коридоре даму в длинной норковой шубе – и испуганно остановилась на полдороги.

– Здравствуйте, – сказала дама. – Вы, надо полагать, Елизавета?

– Да, – прошептала Лиза.

«Кто это, – вертелось у нее в голове, – откуда у нее ключ?»

– А я Валерия Константиновна, мама Арсения, – сказала дама, снимая шубу. – Вы разрешите пройти?

– Конечно, – ответила Лиза.

«Зачем она спрашивает, можно ли пройти, если открыла дверь своим ключом?» – подумала она.

Валерия Константиновна окинула комнату быстрым взглядом, словно оценивая, многое ли здесь изменилось.

– Извините, Елизавета, – сказала она, – что я явилась без предупреждения и в отсутствие Арсения. Но мне хотелось поговорить с вами.

Лиза испугалась ее торжественного тона. К тому же она не знала, следует ли предложить ей поесть, не будет ли это выглядеть так, словно она, Лиза, чувствует себя здесь хозяйкой и принимает ее, как гостью?

Маме Арсения было, наверное, чуть больше пятидесяти, а выглядела она и того моложе. Лиза сразу заметила, как тщательно ухожено ее лицо – та самая кремовая гладкость, без единой морщины, какую она заметила однажды у дамы в салоне Неретинского. К тому же она была очень красива. Валерия Константиновна принадлежала к тому типу женщин, которых годы только красят, придавая внешности оттенок благородства и даже величественности.

«Арсений очень на нее похож, – сразу поняла Лиза. – Глаза точно такие же, и мимика. Только у нее волосы темные, и это еще красивее – когда глаза такие ярко-синие…»

– Но, прежде всего, мне просто было интересно вас увидеть, – сказала Валерия Константиновна. – Насколько я понимаю, вы живете здесь довольно давно, и это уже может оказаться серьезным. – Она щелкнула замочком сумки и спросила: – Вы разрешите закурить?

– Пожалуйста, – ответила Лиза.

Валерия Константиновна протянула и ей красную с золотом коробку длинных сигарет. Лиза отрицательно покачала головой:

– Спасибо, я не курю.

– Похвально, – заметила Валерия Константиновна. – Но, в общем, ни о чем не свидетельствует.

Она взяла с верхней книжной полки маленькое медное блюдечко с загадочными надписями – Лиза и не знала, что это пепельница, – и поставила перед собой.

Валерия Константиновна откровенно разглядывала Лизу, и та невольно поежилась под этим снисходительно-внимательным взглядом. Вдруг Лиза вспомнила, кто смотрел на нее так – Рита! Тогда, в загородном доме Виктора, у Лизы было точно такое же ощущение: она не знала, куда девать руки, и чувствовала себя неотесанной провинциалкой.

Наконец Валерия Константиновна произнесла:

– Что ж, вы не выглядите искательницей приключений, это уже отрадно. Но, как вы понимаете, Елизавета, этого все-таки мало, чтобы я могла быть спокойна за своего сына.

– А почему за него надо беспокоиться? – спросила Лиза.

– У вас, надеюсь, нет детей? – поинтересовалась Валерия Константиновна. – В таком случае, не вам судить, почему следует беспокоиться за единственного сына. Арсений, конечно, достаточно самостоятельный человек. Мы с Борисом Викторовичем были даже не против, чтобы он поселился отдельно. Естественно, что у молодого мужчины могут быть потребности, которые трудно удовлетворять, живя с родителями. Я даже пошла на то, чтобы жить со свекровью. Но когда эти связи становятся достаточно длительными – согласитесь, Елизавета, это не может не вызвать тревогу.

Лиза смотрела в пол перед собою и готова была провалиться сквозь рассохшиеся дубовые паркетины. Господи, неужели со стороны их любовь, их жизнь выглядит именно так – какая-то потребность, связь, которая вызывает тревогу! И эта эффектная дама явилась, чтобы как следует изучить ее, Лизу!.. Она почувствовала, как злость начинает бороться в ее душе с робостью.

– А почему вы не пришли, когда Арсений дома? – спросила она.

Наверное, Валерия Константиновна услышала новые нотки в ее голосе. Она посмотрела на Лизу долгим взглядом.

– Да-а, у вас характер, несмотря на безобидную внешность, – заметила она. – И вы еще спрашиваете, что вызывает у меня тревогу! Вы, извините мое любопытство, откуда приехали в Москву, а, Елизавета?

– Из Новополоцка, – ответила Лиза. – Это в Белоруссии.

– Я знаю, – усмехнулась Валерия Константиновна. – Химическая промышленность, с экологией не все в порядке. Да и вообще: сейчас, говорят, в Белоруссии очень ухудшилась экономическая ситуация, жить стало нелегко. Разумеется, в Москве гораздо приятнее.

Кровь прилила к Лизиным щекам, она остолбенела от возмущения.

– Значит, – медленно произнесла она, – вы считаете, что я живу с вашим сыном из-за благоприятной экологии?

– А что вас, собственно, так возмущает, девушка? – усмехнулась Валерия Константиновна. – Почему бы мне так не считать, интересно? Прецедентов достаточно, они даже в кинематографе зафиксированы! А эта квартира, между прочим, представляет собою немалую ценность, не говоря уже о том, что и будущее Арсения мне, как вы понимаете, небезразлично.

Наверное, она была права – почему бы матери не беспокоиться обо всем этом? Но Лиза испытывала такую гадливость, словно наступила на змею. Что же теперь – клясться в любви к Арсению? Нет уж, этого мадам от нее не дождется!

К счастью, Валерия Константиновна и не ожидала от нее ни оправданий, ни объяснений.

– Вот поэтому, – сказала она, – я и забежала, чтобы взглянуть на вас. Что ж, внешность у вас располагающая. Ну, я и не сомневалась, что у Арсения хороший вкус. Но за этой внешностью может скрываться все, что угодно. Поживем – увидим. А на данном этапе – уж вы извините, Елизавета! – я не вижу необходимости знакомиться с вами более близко. – Валерия Константиновна погасила окурок и встала. – Надеюсь, вы не станете сообщать о моем визите Арсению, – сказала она. – Он сегодня задержится часа на два, я звонила в клинику. Живите, что ж, если его удовлетворяет ваше общество.

– Спасибо. – Лиза не смогла сдержать иронии.

Не глядя больше на нее, Валерия Константиновна вышла в прихожую. Поколебавшись, Лиза все-таки последовала за ней: невежливо как-то не проводить. Та уже облачилась в шубу и теперь поправляла круглую шапочку перед зеркалом.

– До свидания, Елизавета, – сказала она.

– До свидания, – ответила Лиза.

Дверь захлопнулась, и Лиза осталась в прихожей, не зная, что думать об этом визите. Как ни странно, и тон, и слова Валерии Константиновны задели ее гораздо меньше, чем она могла бы ожидать от себя. Что ж, приходила мать, устроила смотрины – почему бы и нет? В конце концов, она даже не сказала, что Лиза ей категорически не нравится, а хоть бы и сказала – какое Лизе дело до ее мнения? Есть на что обращать внимание!

Неприятный осадок остался у нее в душе, но к тому времени, когда вернулся Арсений, этот осадок почти исчез.

Глава 7

Неторопливый ритм их жизни нарушился незадолго до Нового года. Лиза уже начала покупать елочные игрушки, уже присмотрела подарок для Арсения – изящный и сравнительно недорогой несессер, – когда ее вдруг охватили совсем другие заботы.

Вернее, она тревожилась уже давно, но в середине декабря поняла, что ее опасения не беспричинны. Лиза взяла календарь и лихорадочно стала подсчитывать дни. Тысячи женщин делают это время от времени с тем же беспокойным чувством, но для Лизы внове были подобные тревоги, и она холодела от страха.

В результате несложных подсчетов она поняла, что почти наверняка беременна – и довольно давно, не меньше двух месяцев. Лиза опустилась на диван, выронив календарь. Но почему же она подумала об этом только теперь? Ведь она уже давно сомневалась и недоумевала, и гадала о причинах… Да какая же причина может быть проще этой! Она почувствовала, что руки у нее дрожат. Это был совершенно необъяснимый страх. Отчего бы ей, любящей, любимой, так уж бояться беременности? Рано или поздно это должно было произойти, чему же удивляться! Правда, Арсений спрашивал ее, знает ли она, как надо предохраняться, и Лиза кивала, но на самом деле она очень и очень сомневалась, что те нехитрые уловки, о которых она слышала от девчонок еще в школе, действуют так уж безотказно. А расспросить Арсения подробнее она почему-то не решалась…

И теперь она сидела в полной растерянности, не зная, что ей предпринять. Хотя что можно предпринять в такой ситуации? Для начала Лиза решила пойти к врачу, чтобы удостовериться окончательно, и, пролистав все ту же «Из рук в руки», быстро обнаружила, что совсем рядом, на Страстном бульваре, есть платный кабинет.

Лиза пошла туда на следующий же день, чувствуя по дороге, что ноги у нее становятся ватными.

Миловидная девушка в уютной приемной приняла у нее деньги, записала фамилию, адрес, даже не спросив паспорта, – и уже через пять минут пригласила в кабинет.

– Ну-с, юная дама – Елизавета Дмитриевна? – поинтересовался пожилой врач. – На что жалуетесь?

– Я… Мне кажется… Я хотела, чтобы вы посмотрели, вдруг я беременная…

– Вдруг! – усмехнулся врач. – Вдруг это не бывает. Когда были последние месячные?

Он осмотрел Лизу быстро и совсем не больно – как она почему-то боялась. Она вообще-то ни разу не была у гинеколога, хотя и постеснялась признаться в этом врачу.

– Значит, вдруг? – повторил врач. – Да, вы не ошиблись. И, между прочим, уже десять недель.

– Это много? – спросила Лиза.

– Смотря для чего, – улыбнулся он. – Рожать рановато, потерпите еще неделек двадцать восемь. А вы, извините, замужем?

– Нет, – ответила Лиза. – То есть да.

– Ну, нет или да – дело ваше. А аборт я вам делать все-таки не советую, – сказал врач, заполняя какой-то листок. – Девушки не очень с этим церемонятся, но срок у вас большой. Все у вас в порядке, таз нормальный, отчего же вам не рожать?

Лизу удивило его спокойное равнодушие. Ей почему-то казалось, что врач непременно будет расспрашивать ее, сочувственно кивать головой, давать советы. Вместо этого он спросил:

– Все, Елизавета Дмитриевна? Нет больше жалоб?

– Н-нет, – пробормотала Лиза.

– Тогда всего доброго. Абортов мы здесь все равно не делаем, роды тоже не принимаем. Мариночка, есть еще кто-нибудь?

Лиза вернулась домой в еще большем смятении. Что же ей делать? Она вспомнила, что врач говорил об аборте. Да как же это? При чем здесь аборт? Она содрогнулась.

Лиза много слышала подробнейших описаний абортов. Некоторые ее одноклассницы успели их сделать еще в школе и гордо рассказывали об этом подругам. А уж на картошке половина разговоров перед сном была на эти темы. Аборт представлялся Лизе чем-то ужасным: дикая боль, кровь, грубость… Именно об этом рассказывали все, кому довелось его делать.

Но дело было не только в боли, которой Лиза тоже ужасно боялась.

«Ведь это значит, – думала она, – что я его убью? Вот просто так возьму и убью какого-то человечка, которого еще нет?»

Пот выступил у нее на лбу. Да, это будет похлеще боли!

И вдруг она успокоилась.

«О чем же я волнуюсь? – спросила она себя и едва не рассмеялась. – О чем же я волнуюсь, если не собираюсь этого делать? Ведь я просто беременная, и что мне рассуждать, надо просто дождаться, когда все это произойдет. Двадцать восемь недель, так он сказал? Целая вечность!»

Лиза пока не представляла себе самого этого ребенка. Двадцать восемь недель, остававшиеся до его появления на свет, не позволяли его представить. Но она вдруг с удовольствием подумала, что сама совсем переменилась теперь, что ее жизнь освещена теперь каким-то особенным светом. Она, Лиза Успенская, стала совершенно другой, чем прежде, и это произошло так необъяснимо просто, так незаметно для нее!

Лиза даже вышла в ванную, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Ей казалось, что она и выглядит теперь иначе. Но из обшарпанного зеркала без рамы на нее смотрела все та же девушка, что и всегда: зеленоглазая, со светлым ореолом волос, и взгляд у нее был совсем не уверенный, а, как и прежде, немного удивленный.

Лиза вернулась в комнату, включила свет. За окном сгустились синие зимние сумерки. Она включила телевизор, забралась с ногами на диван, но почти не слушала, о чем говорят в вечерних новостях. Она прислушивалась к себе, словно надеясь различить в себе те перемены, в которых она была уже уверена. Все было как будто по-прежнему, но Лиза понимающе улыбнулась самой себе: нет, уж она-то знает, что стала другой!

Вдруг она подумала об Арсении и чуть не вскочила с дивана. Ведь он еще ничего не знает! Он дежурит сегодня и придет только завтра вечером! За те несколько часов, которые прошли после ее возвращения от врача, Лиза успела так привыкнуть к тому, что она беременна, что это уже казалось ей само собой разумеющимся. А он не знает, и надо срочно сказать ему об этом!..

Лиза вышла в прихожую, сняла телефонную трубку – и тут же рассмеялась.

«Ну можно ли так? – подумала она. – Разве так надо сообщать мужчине о том, что у него будет ребенок?»

Она почему-то не думала, обрадуется он этому или нет. Ей просто хотелось рассказать ему поскорее, как необыкновенно она переменилась, и как мгновенно! А ребенок… Что ж, потом они поговорят и о ребенке. Ведь это будет еще так нескоро.

«А вот что надо сделать, – вдруг решила она. – Надо сказать ему об этом под Новый год. Ведь это первый Новый год, который мы вместе встречаем».

Лиза немного беспокоилась, не зная, где собирается встречать Новый год Арсений. А вдруг у них в семье принято праздновать непременно с родителями? Туда ее, конечно, не позовут. Да она и сама содрогалась при мысли о Валерии Константиновне.

Но, к ее радости, неделю назад Арсений сказал:

– Лизуш, ты елку какую хочешь, живую или искусственную?

– Живую, – ответила она.

– Я тоже, – обрадовался он. – Терпеть не могу этого целлофана. Тогда давай ее числа тридцатого купим, ладно? А то она у нас осыплется до новогодней ночи.

– А… ты никуда не уходишь? – осторожно спросила Лиза.

– Нет, к счастью, – ответил Арсений. – Повезло, дежурство не мое. А, ты думала, – вдруг догадался он, – что я к родителям пойду? Да нет, они вообще сейчас не в Москве. Их друзья в Голландию пригласили.

Так что праздничная ночь полностью принадлежала им двоим, и Лиза решила, что тогда-то она и расскажет обо всем Арсению.

До Нового года оставалось еще две недели. Лиза провела их в особом, счастливом и таинственном состоянии. Даже Арсений, ужасно устававший в эти дни – много людей поступало с травмами, – заметил, что она как-то переменилась.

– Что это с тобой такое? – спросил он однажды.

– А что?

– Да вид у тебя какой-то загадочный, – пояснил он. – Подарок, что ли, мне купила?

– Подарок, – согласилась Лиза.

– Не траться, Лизуша, – улыбнулся Арсений. – Я тебя и так люблю, без подарка.

Она по-прежнему больше вглядывалась в себя, чем думала о будущем ребенке, – может быть, потому, что он еще не шевелился, не давал знать о своем существовании. Только иногда Лиза вдруг ясно понимала, что он действительно уже есть. Например, ее совсем не тошнило, не тянуло ни на соленое, ни на кислое.

«Значит, мальчик», – подумала она.

Мама когда-то рассказывала, что с Колей она ходила легко, а вот с ней, с Лизой, намучилась – глотка воды не могла выпить, сразу наизнанку выворачивало.

– С девочками всегда так, – говорила Зоя Сергеевна.

«Что ж, мальчик – это хорошо, – размышляла Лиза. – Все мужчины хотят сначала мальчика».

Тут-то и пронизывало ее это пронзительно-ясное ощущение – он уже есть, он уже мальчик! – и дыхание у нее перехватывало от восторга.

Арсений пришел домой только тридцать первого утром, после суток, и сразу лег спать.

– Я высплюсь немного, ты уж сама тут как-нибудь, Лиз, – пробормотал он, засыпая. – А то я потом не выдержу…

Он проснулся только часам к семи вечера, когда уже посверкивала разноцветными лампочками елка и этот счастливый свет дробился в гранях бокалов на праздничном столе.

– Красота! – сказал Арсений, потягиваясь. – Все уже готово, как в сказке про скатерть-самобранку. Сейчас я умоюсь, Лизушка, а то стыдно – заспанный, небритый.

Арсений, конечно, не выдержал и вручил Лизе свой подарок еще до двенадцати.

– Ну вот, – притворно расстроилась она, когда уже часов в десять он торжественно извлек из своего кейса пестрый пакетик. – Не мог под елку положить!

– Ничего, представь, что это мне Дед Мороз выдал по дороге, – засмеялся он. – Примерь лучше!

В пакетике был купальник-бикини – яркий, в причудливых цветах.

– Примерь, примерь поскорее, – просил Арсений. – Сейчас, говорят, модно закрытые. Но зачем тебе закрытый, с твоей-то фигурой?

Купальник представлял собою две тоненькие полоски и придавал Лизе еще больше соблазнительности.

– Ну, Лиз, тебя топ-моделью можно объявлять хоть завтра! – восхитился Арсений.

– Я ростом не вышла, – засмеялась Лиза.

– А давай ты будешь прямо в купальнике Новый год встречать? – предложил Арсений.

– Думаешь, я Снегурочка, не замерзну? – улыбнулась Лиза.

– Ну ладно, ладно, шучу, – успокоил ее Арсений, с сожалением глядя, как Лиза снова облачается в поблескивающее платье – впрочем, с манящей полупрозрачной юбкой и кружевной вставкой на поясе. – Вот летом в Крым поедем…

– Арсюша, а вдруг я не смогу поехать в Крым? – неожиданно спросила она.

– Почему? – он удивленно поднял брови.

– Ну-у… Здоровье, например, не позволит?

– Какое еще здоровье? Ты… Ты что, беременна? – тут же догадался он.

– А откуда ты знаешь? – удивилась Лиза.

– Та-ак… – Арсений не ответил на ее вопрос. – И сколько?

Лицо его стало серьезным – таким, каким Лиза помнила его в Склифе, когда он осматривал вновь прибывших тяжелых больных.

– Десять недель. Нет, двенадцать уже, – сказала она.

– Сколько? – Глаза у него округлились. – Ты что, с ума сошла?!

– Почему? – Лиза испугалась его серьезного тона.

– Как это почему? Ты что, вообще не думаешь о своем здоровье? Двадцать лет, первая беременность – и двенадцать недель! Да ты знаешь, чем может закончиться аборт при таком сроке?

Лиза замерла, как громом пораженная. Она ожидала всего: восторга, растерянности, даже испуга – ведь и сама она сначала испытала только страх! Но той уверенности, того спокойствия, – какого-то медицинского спокойствия – которое звучало в его голосе, она никак не ожидала. Арсений говорил так, словно у Лизы был аппендицит и она не обратилась своевременно к врачу, только и всего.

Она молчала, потрясенно глядя на Арсения. Но он совершенно не замечал ее потрясения.

– Ладно, я сам виноват. Ты же маленькая еще совсем, что ты в этом понимаешь! А я расслабился… – Он подошел к Лизе, обнял ее. – Ну, не расстраивайся, что теперь делать!.. – Она с надеждой посмотрела на него, но Арсений продолжал: – Конечно, нехорошо, что ты так затянула, но ведь еще не вечер, Лизочка, не бойся. У меня полно друзей в гинекологии работают, да и в Склифе отличные есть врачи по этой части. Придумаем что-нибудь. Черт, придется теперь поторопиться!

Он замолчал и забарабанил пальцем по столу. Лиза тоже молчала.

– Почему ты молчишь? – спросил он. – Думаешь, это так просто?

– Я не думаю, что это так просто, – произнесла наконец Лиза.

Она чувствовала, что внутри у нее словно что-то оледенело.

– Конечно, сейчас аборт не проблема, за деньги тебе златые горы пообещают. А потом так сделают, что на всю жизнь искалечат. Нет, идти надо к надежным людям. Ну, это не твоя забота, милая, это я найду.

Лиза видела, что при этих словах на его лице промелькнуло что-то вроде спокойной гордости, – и ей стало страшно от этого незнакомого выражения. Она не знала, что сказать. Как объяснить ему то, что сама она чувствовала так ясно, что казалось ей простым и очевидным?

Видя, как переменилось, потускнело ее лицо, Арсений предложил:

– Знаешь что, давай пока не будем об этом думать? Новый год все-таки, праздник. Что толку переливать из пустого в порожнее? Первого я на работу выйду, тогда и займусь.

Восприняв ее молчание как согласие, Арсений повеселел.

– Смотри-ка, половина двенадцатого! – заметил он. – А у нас телевизор даже не включен. Что будем смотреть?

Лизе уже все равно было, что смотреть, она не могла прийти в себя от того, что сейчас услышала. И больше всего ужасало ее именно то, что ему ничего нельзя объяснить…

– Лизонька, ну мы же договорились! – сказал Арсений, заметив, что Лиза по-прежнему выглядит странно. – Всему свое время, и я тебе обещал, что все отлично устрою. О чем ты волнуешься?

Новый год, которого Лиза ждала с детским восторгом, наступил как-то незаметно. Арсений откупорил шампанское, поцеловал ее под бой курантов.

– Забудем все плохое! – сказал он. – За наше счастье!

Лиза выпила шампанского, потом вина, ожидая, чтобы теплая волна прошла по телу, избавила от напряжения.

«Может быть, пить теперь нельзя? – вдруг подумала она. – Или наоборот – теперь можно?»

Они сидели рядом на диване, прижавшись друг к другу, и Лиза слышала, как бьется сердце у Арсения, как напрягаются его мускулы, когда он обнимает ее покрепче. В каждом его движении была привычная нежность, он то и дело прикасался губами к Лизиному виску, гладил ее коленку под пышной юбкой – и Лиза уже чувствовала, как нарастает его желание, как частым и прерывистым становится дыхание. Она всегда чувствовала в такие моменты, что и в ней поднимается встречная волна страсти. Но сейчас ей по-прежнему было тоскливо.

Арсений легко и неожиданно подтолкнул ее назад, сам склонился над нею, приник к ее губам. Лиза почувствовала, как он вжался в нее, лаская и возбуждая. Эти мгновения повторялись часто и никогда не надоедали им обоим, с их молодой любовной ненасытностью.

Иногда Арсений подходил к Лизе, когда она была на кухне, и по его затуманившимся глазам Лиза видела, что он хочет ее, что не может ждать ни минуты, – и тут же прижималась к нему, отдавалась его желанию, вспыхивая сама.

Или он просто помогал ей снять пальто в прихожей и вдруг начинал расстегивать пуговки на платье, раздевал ее совсем и на руках нес в комнату, целуя на ходу. Между ними не осталось ничего, что вызывало бы стыд, они чувствовали друг друга так, что просто не могли ничего стыдиться.

Так было всегда, и Лиза уже не могла представить, что может быть иначе. Но сейчас, в эту ночь, которой она почему-то так ждала, Лиза не могла ответить на его порыв, и Арсений сразу почувствовал это.

Он отстранился от нее, заглянул в глаза.

– Что с тобой? – спросил он.

Она молчала, и на глазах у нее выступили слезы.

– Господи, Лиза, ну нельзя же так!

Он встал, расстроенный. Отсвет неудовлетворенного желания еще заметен был на его лице.

– Ну, неприятное известие, я понимаю. Но что же, свет теперь на этом клином сошелся? Или ты боишься? – Голос его смягчился, он снова обнял Лизу. – Ты думаешь, будет больно? – спросил он. – Глупенькая, ведь все же под наркозом, ты и не почувствуешь ничего. Это раньше баб мучили, а теперь все вполне цивилизованно. Проснешься – и все уже в порядке. Забудь ты об этом, Лизонька, ей-богу!

Лиза чувствовала, что еще немного – и она разрыдается в голос от его утешений. О чем он говорит, неужели он совсем ничего не понимает?!

Она снова налила себе вина, быстро выпила, посидела несколько минут за столом, потом подняла глаза – и встретила его недоуменный взгляд. Наконец-то ей стало легче, вино немного подействовало, придало смелости.

– Арсений, а почему ты так уверен, что я собираюсь делать аборт? – спросила она.

Ей страшно было выговаривать вслух это слово, точно в самих звуках таилось что-то зловещее.

– Что-о? – Голос у него дрогнул, он закашлялся. – А что же ты собираешься делать?

– Разве в таких случаях только делают аборт? – Злая, горячая волна поднималась в ее груди. Сколько она будет слушать эти глупости, которые он говорит так уверенно? – По-моему, в таких случаях еще и рожают.

Арсений смотрел на нее, и выражение его лица медленно менялось. Сначала на нем промелькнул страх, потом появилось какое-то надменное превосходство.

– Надо же, какие познания, – протянул он. – А меня ты почему не спросишь? Кажется, я тоже имею к этому событию какое-то отношение?

– Но ведь и ты меня не спрашиваешь, – ответила Лиза. – А я к этому имею еще большее отношение.

Видно было, что он не знает, как ответить на это. Лиза почувствовала мгновенное торжество, но тут же устыдилась этого чувства. Чему радоваться?

– Значит, ты уже решила? – спросил он холодным тоном. – Тогда о чем мы вообще разговариваем, что ты хочешь от меня услышать?

– Что я хочу от тебя услышать! – воскликнула Лиза, порывисто вставая. – Да хоть одно человеческое слово! Ты так говоришь, как будто это какое-то медицинское дело, а не человеческое, как будто там не ребенок, а… – Она замешкалась, не находя слов.

Арсений молчал, глядя на нее.

– Что ж, – задумчиво сказал он наконец, – этого можно было ожидать, зная твою чувствительность. Даже надо было этого ожидать, я сам виноват.

Он сел за стол, налил себе коньяк, торопливо выпил, налил еще.

– Остается только напиться, – сказал он, встретив удивленный Лизин взгляд. – Хорошенький получился праздник, спасибо.

Лиза впервые видела, как он пьянеет по-настоящему, как его развозит, как жалкая гримаса искажает его красивое лицо.

– Тебе же на работу завтра, – напомнила она.

– Не твое дело, – оборвал он. – Можно, я хоть в этом сам разберусь?

Лиза ушла на кухню. Ей казалось, что она присутствует при каком-то постыдном спектакле, и она не хотела больше оставаться наедине с Арсением.

Вскоре он вышел за нею. Лицо у него было гневным и злым.

– Не нравится? – почти закричал он. – Нет уж, ты посиди, полюбуйся, до чего ты меня довела!

– Я ни до чего тебя не доводила, – сказала Лиза.

– А кто же довел? – воскликнул он. – Кто мне угрожает, предъявляет претензии, требует?

Лиза смотрела на него в полном изумлении. О чем это он говорит?

– По-моему, я ничего от тебя не требую, – сказала она.

– Это ты так считаешь! Конечно, истерики ты не закатываешь. Но за кого ты меня принимаешь? Что же ты думаешь – ты себе родишь, а я сделаю вид, что ни при чем? Нет, ты отлично понимаешь, что никуда я не денусь от собственного ребенка, вот и чувствуешь себя так уверенно! Все бабы одинаковы, как доходит до этого дела – просто смотреть тошно, до чего самодовольными становятся!..

Лиза слушала эти слова, произносимые заплетающимся языком, и ей становилось жаль Арсения. Так вот как он понял ее… Боже, как ужасно, что она ничего не сумела ему объяснить, она сама виновата!

– Арсюша, ну успокойся, – сказала она, прикасаясь к его лбу легким, утешающим движением. – Что за глупости ты говоришь, все совсем не так, правда!

Он задержал ее руку в своей, поцеловал ее ладонь.

– Лиза, милая… – Голос его стал умоляющим. – Ведь ты совсем не такая, как все, ты не можешь вести себя так… Так безжалостно!

Лиза едва не плакала, слыша эти просительные, униженные интонации, которых она и представить себе у него не могла. Она думала, что он говорит совершенно искренне, но эта искренность была мучительна для нее, невыносима.

– Ты пойми, – продолжал Арсений, не отпуская ее руку, – ведь это так унизительно!..

– Что же унизительно, Арсюша?

Они стояли посредине холодной кухни, вода капала из неплотно закрытого крана, в раковине громоздились кастрюли, которые Лиза не успела помыть после праздничных приготовлений.

– Унизительно то, что это происходит сейчас! – горячо сказал он.

Он, наверное, взял себя в руки, потому что голос у него стал тверже, язык перестал заплетаться.

– Лизонька, любимая моя, я думал, ты понимаешь. Ты же такая чуткая!.. Думаешь, я вообще против детей? Я же тебя люблю так, что в глазах темно, как я могу не хотеть от тебя ребенка? Но сейчас – представь, как все это будет сейчас!

Он увлек ее за собой в комнату, усадил на диван, сам сел у ее ног на полу – в своей любимой позе, положив голову ей на колени. Лиза прикоснулась пальцами к его лбу, взъерошила его светлые волосы.

– Ведь правда, я не выдумываю – это унизительно для меня сейчас, иметь ребенка! – горячо выговорил Арсений. – Кто я сейчас, что могу ему дать? Нищий врач, ведь я даже тебе не могу обеспечить нормальной жизни. Люди давно уже отдыхают в Испании, ездят по всему миру, а я такой потрясающей девчонке, как ты, в новогоднюю ночь обещаю поездку в какой-то паршивый Крым, как в райское царство, да и то еще сомневаюсь, хватит ли денег! И, главное, если бы я хотя бы надеялся, что это как-то изменится в ближайшее время – так ведь нет! Государство у нас такое паскудное, всегда будет платить врачам гроши, нечего и ждать. Но ведь я и уйти сейчас не могу из Склифа. Рано, рано еще! Я год всего работаю, опыта мало, какая может быть частная практика? У меня совсем другие планы…

Лиза слушала этот лихорадочный монолог и понимала, что ни один его довод ее не убеждает. Но ей так жаль было его, и она понимала: дело не в его доводах, а в нем самом, в том, что он несчастен из-за нее, и только от нее зависит…

«Но что же делать, что?» – в отчаянии думала Лиза.

Она готова была умереть, чтобы сделать его счастливым, но была грань, которой она не могла переступить.

Арсений немного успокоился, отер пот со лба. Голос его стал тише, ласковее.

– Я знаю, что ты об этом думаешь, – сказал он. – Ты прости меня, идиота, что я сразу так начал с тобой говорить. Ну, про аборт… Я ведь врач, в медицине все так или иначе циники, работа такая, вот я и забылся. А ты ведь у меня девочка чистая, эмоциональная… Ты думаешь, что нельзя убивать, и все такое? – Он заглянул ей в глаза, и Лиза кивнула сквозь набежавшие слезы. – Милая, какая же ты!.. Ну успокойся, не плачь! Ведь это неразрешимый вопрос, Лизушка, над этим даже философы голову ломают – живое ли это существо, можно ли… Но ведь жизнь есть жизнь, что поделаешь! Хочется, чтобы все было красиво, да не всегда удается. Просто не надо об этом размышлять, и все. Ты вот обиделась, что я как о болезни об этом говорю. А ты попробуй тоже так к этому отнестись, и сама почувствуешь, как тебе станет легче, как все само собой решится.

Лиза слушала его успокаивающий голос, и ей казалось, что она тоже успокаивается, что спадает напряжение, которого не могло снять даже вино.

«Может быть, он прав?» – думала Лиза.

Даже если Арсений был и не прав – то, что он говорил, было единственной возможностью как-то разрешить эту ситуацию. Но выбор, перед которым Лиза оказалась, был невыносим для нее – между счастьем Арсения и этим неведомым существом…

Арсений увидел, как мучительно исказилось ее лицо.

– Не надо думать об этом сейчас, Лиза, ну я прошу тебя! Тебе это нелегко, ты измучилась. Утро вечера мудренее, правда? Ночь пройдет, ты увидишь все по-другому. Давай лучше спать ляжем, а? Праздник праздником, а ведь мне на работу завтра.

Уже в постели он гладил Лизину голову, лежащую у него на плече, и шептал:

– Все у нас впереди, Лизонька, все еще будет, вот увидишь. И ребенок будет, куда он денется. И жизнь будет хорошая, не такая, как сейчас. Я же тебе говорю, что не собираюсь вечно так прозябать, думаешь, я тебя обманываю?

Лизе казалось, что она не уснет, просто не сможет. Но его руки были так легки и ласковы, голос убаюкивал – и глаза ее закрылись, она почувствовала, как ей становится легко и она проваливается в обволакивающую пустоту.

Глава 8

Новогодняя ночь кончилась, Арсений ушел на работу чуть свет – и Лиза снова осталась одна. Но если прежде ее одиночество было полно удивительных, радостных размышлений, то теперь она не находила себе места от мыслей, в которых не было ни счастья, ни тайны.

После их новогоднего разговора Лиза так и не пришла ни к какому решению. Для нее по-прежнему невыносима была сама мысль о том, что ей предстоит выбирать между Арсением и ребенком. Наверное, он не кривил душой, когда говорил, что никуда не денется от своего ребенка, – но Лиза понимала, что если она родит вопреки всему, счастье их уже не вернется. Арсений будет существовать с ней рядом, но того трепетного союза их тел и душ, которым она так дорожила, – этого союза не будет никогда.

«Может быть, он все-таки прав? – думала она. – Может быть, действительно надо отнестись к этому как к болезни?»

Если бы ребенок уже шевелился в ней, если бы Лиза явственно ощущала его присутствие, многие ее сомнения отпали бы сами собой. Но ведь для нее это существо все-таки еще не было реальным – и она колебалась…

Арсений больше не заговаривал с ней на эту тему – ни вечером, вернувшись с работы, ни на следующий день. Только вскидывал иногда на нее глаза – внимательно и с таким безнадежным ожиданием, от которого у Лизы сжималось сердце. И все-таки у нее не поворачивался язык сказать ему что-то определенное – и она опускала глаза.

Дня через три она заметила, что ожидание в его глазах исчезло, сменившись какой-то тупой покорностью. И вот эта покорность была для нее совершенно невыносима! Весь он стал какой-то отрешенный, безучастный… Он улыбался, целовал Лизу, но делал это так безжизненно, так безрадостно, что она плакала ночью, вспоминая его погасшие глаза. Она понимала, что счастье уходит от нее, и чем дальше, тем менее вероятно, что удастся его сохранить.

Однажды, когда Арсений ушел на работу, Лиза решила, что больше так жить невозможно. Зачем длить это безрадостное совместное существование, когда она все равно теряет Арсения, хотя он и спит рядом с нею?

Она открыла шкаф, сняла с вешалок свои платья, достала чемодан, пылившийся в чулане на кухне. Лиза не думала, что будет делать дальше, без Арсения. Поедет к матери, к Коле? Какая разница, где жить и что делать, если без него? Жизнь, не связанная с Арсением, представлялось Лизе пустыней, и ей было безразлично, в какую сторону идти по однообразному пространству.

Вещи она уложила минут за пятнадцать, если не меньше. Потом села на стул, оказавшийся почему-то посреди комнаты, и уставилась в одну точку. Потом вспомнила, что замочила белье, и пошла в ванную. Несколько своих мокрых вещей она сложила в пакет и тоже сунула в чемодан, потом повесила сушиться его рубашки.

Все это она делала с полным безразличием, без тени той радости, которую беспричинно испытывала всегда от своих ежедневных дел. Она хотела тут же уйти, но впервые почувствовала, что у нее кружится голова, тошнота подступает к горлу. В глазах у нее потемнело, и она прилегла на диван, погрузившись в какое-то странное забытье, не похожее ни на сон, ни на явь.

Так она пролежала до вечера и пришла в себя от того, что ключ повернулся в замке.

Арсений теперь уже не входил, как прежде, в комнату в пальто, стремительными и нетерпеливыми шагами. Лиза слышала, как он раздевается в прихожей, как идет в ванную, моет руки. Потом он вошел в комнату и остановился у порога.

– Лиза? – спросил он. – Ты куда это собралась?

Лиза проклинала себя за то, что не успела уйти до его прихода. Теперь этот чемодан выглядел как пошлая демонстрация.

Она молчала, не глядя ему в глаза, но Арсений подошел к ней, тряхнул за плечи.

– Ты что, уйти решила? Куда же?

– Какая разница? – тихо произнесла она. – Все равно мы теперь…

Он отпустил ее, сел у стола, обхватив голову руками. Лиза чувствовала, как при виде этого отчаянного жеста слезы подступают к горлу. Она не в силах была сдерживать себя и заплакала.

Арсений поднял на нее усталые глаза и вяло произнес:

– Ну чего ты плачешь? Чего уж теперь… И куда тебе идти – все равно ведь… Оставайся.

Это было сказано так равнодушно, точно речь шла о случайном дальнем родственнике, которому негде переночевать.

– Я не хочу так, – выдавила Лиза сквозь слезы. – Я так не могу, мне не надо…

Арсений молчал, и она вдруг сказала, словно выдохнула:

– Я согласна… Пусть!

– Что – пусть? – Он поднял голову, и в глазах его мелькнул какой-то огонек.

– Пусть… Пусть его не будет, если ты не хочешь… – произнесла Лиза так тихо, что сама еле услышала собственный голос.

Но Арсений расслышал ее слова. Лицо его мгновенно просияло, но он тут же сдержал себя.

– Ты правду говоришь, Лиза? – Он присел перед ней на корточки, стараясь заглянуть в глаза. – Ты не обманываешь меня?

Она покачала головой.

Лиза не верила своим глазам – так мгновенно он переменился. От его вялого безразличия не осталось и следа – наоборот, движения стали даже немного лихорадочными, торопливыми.

– Какая же ты молодец! – повторял он. – Какая ты умница! А я уж думал… Ты не волнуйся, еще не так и поздно, это я тебя сдуру сразу напугал. Но и откладывать, конечно, не стоит. Я уже поговорил на всякий случай с Софьей Константиновной из тридцать седьмой больницы. Она отличный врач, уж ей-то можно доверять! Она все сделает надежно и даже денег с меня не возьмет. Ну, конечно, подарю ей что-нибудь: духи там, конфеты. Я у них практику как-то проходил после третьего курса. Не в гинекологии, конечно, но Софья отлично ко мне относится.

Каждое его слово звоном отдавалось у Лизы в ушах. Зачем он рассказывает ей все это – практика, Софья? Какое все это имеет значение после тех слов, которые так неожиданно вырвались у нее? Она готова была вскочить, закричать, забиться… Она не хотела, не хотела, чтобы это все-таки произошло! Но точно оцепенение нашло на нее, когда она сказала «пусть», – и Лиза не могла пошевелиться.

– Тебе, наверное, плохо? – заметил Арсений. – Конечно, в твоем положении… Тошнит?

Она кивнула, чтобы он оставил ее в покое.

– Ложись, ложись, Лизушка, – засуетился он. – Тебе спать сейчас надо побольше.

– Зачем? – спросила Лиза с неожиданной злостью. – Может, мне еще и витамины нужны?

Он замолчал, чтобы не сердить ее, и Лиза отвернулась к стене. У нее не было сил ни разговаривать с ним, ни даже смотреть на него.

В больницу они отправились на следующий день. С вечера Арсений позвонил в Склиф, отпросившись до обеда, потом этой самой Софье Константиновне. Лиза слышала, как он приглушенно разговаривает в прихожей, смеется, говорит какие-то комплименты. Вернувшись в комнату, он сказал:

– Лизуш, я договорился на завтра, да? Все-таки ведь срок большой, как ни крути, надо поторопиться… Ты там возьми с собой, что надо – халат, тапочки, прокладки. Вообще-то в тот же день выписывают, но Софья говорит, лучше полежать хотя бы сутки для перестраховки.

Лиза ничего не ответила, сделав вид, что заснула.

Тридцать седьмая больница располагалась где-то на окраине. Они долго ехали в метро, потом в автобусе, но Лиза даже не запомнила, куда. Ее тошнило, хотелось спать, она ненавидела себя за то, что едет в этом переполненном автобусе, – куда, зачем?

В приемном покое было холодно, пахло лекарствами. Лиза увидела несколько испуганных женщин, сидевших на облезлых стульях у стены. Молодая полная регистраторша подняла на них глаза и тут же снова принялась что-то писать в журнале.

– Не похоже, чтобы нас тут ждали, – шепнула Лиза на ухо Арсению.

Она почему-то вдруг подумала: а может, они вообще пришли не туда?

– Ничего-ничего. – Он сжал ее руку. – Ты что думала, тебя тут хлебом-солью выйдут встречать? Не в этом же дело…

Когда очередь дошла до Лизы, регистраторша вспомнила:

– Да, мне говорили… Идите, девушка, в смотровую и ждите, сейчас врач придет. Переоденьтесь только, куда вы пошли в сапогах!

Лиза переоделась в соседней комнате, поеживаясь от холода, и отдала сумку с одеждой Арсению.

– Ну, я пошел? – сказал он. – Все равно туда меня не пустят. Я ей позвоню с работы и все узнаю. А потом я тебя встречу и одежду принесу. Ты не волнуйся, Лизушка, и ничего не бойся, все будет о’кей!

Он поцеловал Лизу, и она почувствовала, какое облегчение было в этом поцелуе.

Лиза ненавидела больницы: ее пугала безнадежность больничной обстановки, и ей сразу казалось, что, попав в этот унылый мир, она уже никогда не выберется из него. Склиф оказался исключением, потому что там она думала только об Арсении. А здесь была к тому же гинекология, которой Лиза вообще боялась…

В коридоре стояла каталка, покрытая простыней в бурых въевшихся пятнах. Женщины в казенных халатах ходили по коридору – осторожно и медленно. У некоторых из них животы уже были большими, заметными, и Лиза удивилась: а они-то что здесь делают?

Она нашла смотровую и, никого там не обнаружив, села на стул у двери.

– Ты чего ждешь? – тут же спросила ее немолодая женщина с большим животом, вышедшая из палаты напротив.

– Меня врач должен посмотреть, – пробормотала Лиза.

– Аборт пришла делать?

Лиза кивнула.

Женщина окинула ее презрительным взглядом. Лицо у нее было веснушчатое, рыхлое, с маленькими голубыми глазками.

– А-а! – равнодушно протянула она. – А я думала, сохраняться.

Не глядя больше на Лизу, она направилась к умывальнику мыть чашку.

Наконец появилась Софья Константиновна – высокая, элегантная дама в изящном белом халате.

– Вы от Арсения Долецкого? – спросила она. – Проходите, пожалуйста. Да-а, – сказала она, снимая резиновые перчатки. – Вам, девушка, сколько лет?

– Двадцать, – испуганно ответила Лиза.

– А похоже, что пять! Разве можно доводить до такого срока, раз уж собрались делать аборт? – Голос у Софьи Константиновны был строгий и даже раздраженный. – Ну, вот что мне прикажете с вами делать? – продолжала она. – Ни за что бы не взялась, если бы уже не пообещала Арсению. Тринадцать недель, не меньше – просто безобразие! Ладно, – смягчилась она, увидев перепуганное Лизино лицо. – Пойдите пока в четвертую палату, займите коечку. Вас вызовут.

Войдя в четвертую палату, Лиза увидела пятерых женщин, среди которых была и та, веснушчатая. Женщины сидели и лежали на застеленных кроватях, грызли яблоки, листали журналы и перебрасывались ленивыми фразами. При виде Лизы они замолчали.

– Ну, чего тебе сказали? – спросила веснушчатая. – Берут на аборт?

Лиза кивнула.

– Занимай тогда койку – вон та свободная. – Она указала Лизе на кровать у окна. – Ты сейчас расстели, потом не до того будет. И клеенку подложи, она под матрасом, а то загадишь тут все.

Лизу била мелкая дрожь, руки и ноги у нее похолодели. Наверное, она побледнела, потому что одна из женщин, молодая, с худым, измученным лицом заботливо спросила:

– Плохо тебе? Может, водички попьешь?

Лиза расстелила постель, села на край кровати. Она чувствовала, что еще немного – и она потеряет сознание от страха и отчаяния.

«Зачем все это, зачем?» – звенело у нее в голове.

– Незамужняя, наверно? – опять начала расспрашивать веснушчатая женщина.

Она была в палате самой любопытной – остальные снова занялись своими делами.

– Замужем, – ответила Лиза.

– Так чего ж тебя муж сюда отправил? – удивилась та. – Хотя с них чего взять? Все они сволочи, свою надо голову иметь… Дети есть у вас?

– Нет.

– Ну, вы даете! – пожала плечами веснушчатая. – Меня Клавдия зовут. Дурите по молодости, а потом из больниц не вылазите, все выкидыши один за одним. Вон, Катька тоже такая была, как ты, а сейчас пятый месяц лежит, даже шевелиться ей не разрешают. Еще родит ли живого, не факт. Правда, Кать? – обратилась она к женщине с измученным лицом.

– Что ты пристала к девочке, Клава? – сказала та. – Зачем ее пугать?

– А чтоб умная была, – не унималась Клавдия. – По молодости, конечно, все трын-трава, а потом уж поздно! Срок-то у тебя какой?

– Двенадцать недель. Или больше… – пробормотала Лиза.

– Чокнутая! – даже присвистнула Клавдия. – Вот уж точно дура!

– Что ж, бывает, – философски заметила еще одна женщина, лежащая на кровати у стены. – Ведь не всегда уследишь…

– Трахаться надо меньше, – поучительно сказала Клавдия. – Слыхала анекдот? Кефир надо пить – не до того и не после, а вместо того!

Она засмеялась, но никто не подхватил ее смех. Наверное, женщины уже надоели друг другу до одурения.

Лиза пробыла в этой палате не больше получаса, а ей уже казалось, что не существует больше ничего, никакой другой жизни, кроме этой – с веснушчатой беременной Клавдией, которая советует меньше трахаться…

– Здесь наркоз хоть дают? – спросила Лиза у той, которую Клавдия назвала Катькой.

– Укол делают в руку, – ответила она. – Минут пятнадцать действует.

– А… А успеют? – Лиза старалась, чтобы не стучали зубы.

– Это уж как получится, – тут же включилась в разговор Клавдия. – Таким дурехам, как ты, – так, может, и не успеют!

– Софья Константиновна – очень хороший врач, – успокаивающим тоном сказала Катя. – Для вас ведь это важнее всего – чтобы никаких осложнений… Мне вот действительно не повезло в первый раз, теперь мучаюсь.

– Успенская, в операционную, – заглянула наконец в палату пожилая медсестра. – Быстро, быстро, девушка, некогда с вами! Халатик тут оставь.

Лиза едва не упала, идя по коридору, ноги у нее подкашивались.

– Ложитесь, Лиза, – сказала Софья Константиновна, когда та вошла в операционную и беспомощно огляделась. – Вот сюда ложитесь.

Голос у нее был спокойный и доброжелательный. А Лиза-то боялась ее после той фразы о «безобразии»!

– Лекарства как переносите? Аллергии нет? Сейчас укольчик сделаем, голова немного закружится, будет сушить во рту, это нормально, бояться не надо, – услышала Лиза ее голос, глядя вверх, на ярко вспыхнувшую лампу над столом.

После укола голова у Лизы действительно закружилась, в глазах поплыло, и она почувствовала, что уходит из этого мира в другой – странный, замедленный. У нее зазвенело в ушах – все громче и громче. Этот звон постепенно пронизывал все ее тело, он превращался в каких-то существ с длинными щупальцами, которые обвивали Лизу со всех сторон, впивались ей в живот, присасываясь все сильнее… Она хотела вскрикнуть, но губы не шевелились.

Лиза не знала, сколько времени продолжалось это состояние. Но, как ни странно, ей не казалось, что она спит. Она слышала голоса, доносившиеся издалека, различая только обрывки фраз:

– … ложку… еще чуть-чуть… оболочки…

Потом она поняла, что голоса становятся громче, отчетливее, – и тут же дикая, невыносимая боль пронзила ее! Она вскрикнула, дернулась, слезы брызнули из ее глаз фонтаном.

– Господи, уже проснулась! – услышала она голос Софьи Константиновны. – Подержите-ка ее! Лиза, Лиза, потерпи еще минутку. Мне ведь тяжело, ты представь, какой он большой уже! Все, почти все, еще немножко – и все! Голова только осталась, ну потерпи еще… Надо же все вычистить хорошенько!

Лиза кричала, стараясь все-таки не шевелиться. Ей было стыдно перед Софьей Константиновной, что она не может сдержаться, но крик вырывался сам собой.

– Вот и умница, вот и все! – услышала она снова.

Но, несмотря на то что врач сказала «все», рвущая боль не утихала. Лиза чувствовала, что Софья Константиновна еще не закончила, просто успокаивает ее.

– Не могу бо-о-льше! – закричала она.

– Все, теперь правда – все! Слышишь, я уже инструменты положила, перчатки уже снимаю! – сказала врач. – Отмучилась, бедная девочка. Я ведь тебе говорила, что это безобразие, приходить с таким сроком! Проводите ее в палату и сразу лед положите, – распорядилась она.

Лиза искусала губы, пока дошла до палаты. Пожилая медсестра почти несла ее.

– Креста на вас нет! – ворчала она. – Разве можно, в такие-то годы! Мамке бы твоей сказать, она б тебе всыпала! Скажи еще спасибо доктору. Другая б не взялась, когда там уже дитя почти что живое…

– Кто у меня был? – вдруг спросила Лиза, когда сестра помогла ей лечь на кровать и положила на живот пузырь со льдом. – Мальчик?

– Мальчик, девочка – теперь-то какая разница? Ну, мальчик, и чего тебе с этого?

После пережитой боли Лизу била лихорадка, зубы стучали, и она больше не старалась унять этот стук. Еще немного, и она забилась бы в истерике. Даже Клавдия не стала приставать к ней с разговорами.

Так она пролежала до вечера, глядя в потолок, накрывшись до подбородка одеялом. Часов в пять заглянула Софья Константиновна.

– Как там моя девочка? – спросила она. – Температуры нет? Ну и хорошо, сейчас укольчик сокращающий сделают – и завтра, надеюсь, пойдешь домой. Я тебя еще посмотрю перед этим. Арсений звонил, привет тебе передавал.

Услышав это, Лиза сжала зубы.

– Спасибо, Софья Константиновна, – сказала она.

– На здоровье, – усмехнулась та в ответ.

Страшнее ночи не было в Лизиной жизни. Боль постепенно утихла, но та боль, что началась после, была несравнима с болью тела.

«Мальчик! – в ужасе думала она. – Там, значит, был мальчик, и у него была голова – и его надо было вычистить хорошенько…»

Она застонала, представив себе это, и поняла, что не может даже плакать. Глаза у нее были совершенно сухими, воспаленными, она не могла их закрыть.

«Надо умыться, – подумала она. – Умыться надо, надо вымыть глаза…»

Лиза испытывала такое отвращение к своему телу, что не могла видеть его – эти плечи, едва прикрытые больничной рубашкой, эту грудь, то и дело выскальзывающую в несуразный вырез! Она поежилась, встала и набросила халат.

– Сходи, помочись, – зашептала рядом Клавдия. – Лежать тоже вредно, походить тебе надо.

Вернувшись в палату, Лиза поняла, что все равно не сможет уснуть.

«Лучше бы я умерла, – думала она. – Как я буду жить после этого, зачем мне после этого жить?»

Этой ночи не было конца, каждая минута растягивалась до бесконечности, за окном стояла кромешная тьма, и казалось, что никогда не забрезжит серый зимний рассвет.

Лиза то вставала, выходила в коридор, то снова пыталась уснуть – бесполезно. Пытка продолжалась, и ей нечего было надеяться на снисхождение.

«Я ведь не хотела этого! – думала она в отчаянии. – Ведь я до последней минуты не хотела этого! Но ты сделала это все-таки, – тут же отвечала она себе. – Ты сделала это, потому что хотела быть счастливой, – вот и получай! И ты думаешь, что будешь теперь счастлива? Ты просто дура, права была Клавдия! Вот и лопай свое счастье с маслом!»

Никогда еще Лиза не испытывала такой ненависти к себе. Об Арсении она вообще не могла думать. Его просто не существовало в том мире, в котором Лиза оказалась по собственной воле.

Она так и не уснула до того, как санитарка загремела ведром в коридоре. Послышались шаги, голоса сестер – больница просыпалась, и теперь Лиза считала минуты, чтобы поскорее уйти отсюда.

«Хотя, – думала она, – куда мне торопиться теперь?»

– Спиральку поставь, – напутствовала ее Софья Константиновна. – Ты же молодая девочка, нельзя так шутить со своим здоровьем. Ну вот и все, можешь идти, там тебя Арсений уже ждет внизу.

Лиза неловко благодарила ее, врач улыбалась… Все это было так бессмысленно, так невыносимо! Лиза мечтала об одном: поскорее оказаться в одиночестве, никого не видеть, не слышать. И, главное, чтобы никто не видел ее – то, что от нее осталось…

Арсений ждал ее внизу с цветами! Лизу снова затрясло, когда она увидела этот букет. Она машинально взяла его в руки, прикоснулась к темно-красным розовым бутонам и отдернула руку так, словно цветы были отравленными.

– Ты что? – еле выговорила она. – Хорошая шутка!

– Почему шутка? – расстроился Арсений. – Просто я рад тебя видеть. Ну, пойдем, пойдем, Лизушка.

Лиза быстро переоделась все в той же холодной комнате. Неужели вот так она переодевалась здесь только вчера? Ей показалось, что прошла целая вечность.

– Знаешь, поймаем-ка машину, – сказал Арсений, когда они вышли на улицу. – Тебе сейчас незачем по морозу ходить.

Здесь, на улице, Лиза еще яснее почувствовала, какая пустота у нее внутри. Она физически ощущала эту пустоту, ей хотелось кашлянуть, чтобы та вышла у нее горлом.

Арсений попытался о чем-то спросить ее по дороге, но она не отвечала, и он тоже замолчал, сжимая ее руку и то и дело поднося к своим губам.

– Лизонька, ты извини меня, – сказал он, когда они зашли наконец домой. – Я понимаю, тебе тяжело сейчас одной оставаться… Но мне пора на работу, я ведь и так вчера отпрашивался, сегодня с утра… Побудешь одна пока?

Лиза даже не кивнула. Она хотела одного – чтобы он ушел поскорее.

Оставшись одна, она легла в постель, не застеленную Арсением с утра, и уставилась в потолок пустыми бессонными глазами.

Глава 9

С той самой минуты, как Лиза вышла за порог больницы, она знала, что больше не сможет оставаться с Арсением.

Она хотела уйти в тот же день, но у нее просто не было сил подняться, и она осталась. Чемодан с ее вещами стоял в углу, не разобранный.

Арсений вернулся довольно поздно, но Лиза так и не встала с дивана, хотя и не спала. Она просто не могла уснуть, ей по-прежнему казалось, что под веками у нее какие-то крошки, из-за которых не закрываются глаза.

– Как ты себя чувствуешь, Лиза? – спросил Арсений, присев рядом с ней на диван. – Температуры нет? Живот не болит?

К счастью, он не стал особенно ее расспрашивать – наверное, устал на работе. Один поужинал на кухне, полистал немного свои атласы, выписал что-то в тетрадь – и лег рядом с Лизой, потрепав ее по плечу.

– Спи, Лизушка, спи, поздно уже. Все прошло, теперь все будет отлично, мы с тобой будем умнее…

Уснуть она не смогла – ни в эту ночь, ни в следующую. Лиза не знала прежде, что такое бессонница, как она изматывает и терзает, – и это обрушилось на нее теперь неожиданно. Через три дня ей казалось, что она вот-вот сойдет с ума.

В ее ночных видениях повторялось то, что она чувствовала под наркозом: бесформенные щупальца, звон, впивающийся в тело… И голоса, без конца повторяющие одни и те же ужасные фразы…

Розы, которые подарил ей Арсений, стояли в вазе на столе. Правда, Лиза забыла налить в нее воды, и цветы быстро завяли. Лиза смотрела на ставшие совсем темными, поникшие бутоны – и ей казалось, что они сочатся каким-то тяжелым ядом.

Арсений дежурил две ночи подряд, Лиза даже не знала, когда он придет, да ее это и не интересовало. Днем, вяло передвигаясь по комнате, она почти не думала о нем. Мысли ее текли медленно, безучастно.

«Может быть, он и не слишком виноват, – думала Лиза. – Ну, не хотел ребенка, что здесь особенного? Действительно, свою голову надо иметь».

Дело было не в его вине или безвинности, и даже не в том, как он относится к ней. Лиза чувствовала, что не хочет больше его видеть, вот и все. Он стал ей безразличен, она не ждала, когда он придет, не прислушивалась к поворотам ключа в замке, ей было все равно, здесь он или нет. При мысли о том, что между ними может повториться близость, ее передергивало.

К тому же не проходило то ощущение внутренней пустоты, которое преследовало ее с самой больницы. Лиза думала, что из-за этого и рождается ее безразличие ко всему, и ничего не могла с этим поделать.

На третий день, почувствовав, что голова у нее не кружится, когда она встает с дивана, а ноги не подкашиваются, – Лиза решила уйти. Теперь она ждала Арсения только для того, чтобы сказать ему об этом. Ей почему-то не хотелось уходить просто так. Он пришел не очень поздно и сразу понял, в чем дело.

– Опять уходить надумала? – спросил он. – Может, хватит, Лиза?

– Я тебя ждала, чтобы попрощаться, – сказала она.

– Очень трогательно! – усмехнулся он. – А может, чтобы я тебя поуговаривал остаться?

Лиза тут же встала, взяла чемодан. Действительно, надо было уйти, не дожидаясь его возвращения.

– Ну перестань, Лиз, перестань. – Арсений взял ее за руку. – Я же пошутил. Конечно, ты сейчас нервная, но не всегда же так будет, правда? Ты намучилась, я знаю, но кто мог предвидеть, что наркоз кончится раньше? С другой стороны, рожать еще больнее, так что неизвестно, что лучше, это ты тоже имей в виду.

«Как странно, – вяло подумала Лиза, – неужели я жила с ним в одной комнате? Ведь мы разговаривали о чем-то, любили друг друга, мне казалось, что мы чувствуем друг друга без слов… О чем он говорит сейчас?»

– Ты думаешь, что это я во всем виноват? – продолжал Арсений. – Но ведь я тебе все объяснил и ты со мной согласилась, правда? Почему ты молчишь, Лиза?

– Я тебя разлюбила, – сказала она. – Я тебя разлюбила, Арсений, и мне все равно, виноват ты или нет.

Она закрыла за собой дверь, даже не прислушиваясь, не звучат ли его шаги по коридору. Что-то заканчивалось в ее жизни безвозвратно, но у Лизы не было сил для того, чтобы об этом думать.

Увидев ее в дверях, Наташа ахнула:

– Лиза, что с тобой?

Николай тоже выбежал ей навстречу и в изумлении остановился на пороге гостиной.

– Посмотри, на кого ты похожа! – сказал он. – Ты что, кровь сдавала в концлагере?

– Просто я устала, Коля, – ответила она. – Я спать лучше лягу.

Ложась на диван, разложенный для нее в гостиной, Лиза боялась, что опять не сможет уснуть. Но сон навалился на нее мгновенно, как только она прикоснулась головой к подушке. Наверное, сказались наконец бессонные ночи.

– Что это с ней? – недоуменно спросил Николай, сидя на кухне. – Ведь ее не узнать, ты видишь?

– По-моему, она ушла от своего доктора. Видишь, и вещи принесла, – ответила Наташа. – Ты же знаешь, какая она впечатлительная, вот и переживает.

– Черт, так я и знал! – Николай сердито ударил кулаком по колену. – Надо было вообще не пускать ее к нему.

– Ты как маленький, Николка, – улыбнулась Наташа. – Как бы ты, интересно, ее не пустил?

– А вот так, пусть бы лучше в Новополоцк возвращалась, – сердито ответил он. – Какие все-таки дуры эти девки, лезут, сами не знают, куда, а потом – пожалуйста!.. Что теперь прикажешь делать?

– Да ничего не делать, – пожала плечами Наташа. – Разве она просит, чтобы ты что-нибудь делал? И потом, я не понимаю, о чем переживать. Ну, не сошлись характерами, или что там у них еще случилось. Подумаешь, горе большое! Другой найдется, долго ли. Если хочешь знать, это даже и хорошо. Зато в Германию теперь поедет, а то я уже не знала, что Нойбергам говорить.

– В Германию… – проворчал Николай. – Потом разбирайся с ее любовями в Германии! То нефтяник, то доктор, только немца еще не хватало. И что она за девка такая, все на нее липнут, как пчелы на мед!

– Красивая она, – ответила Наташа. – И вообще – необычная какая-то, это ведь чувствуется.

– Так уж и необычная? – удивился Николай. – По-моему, как все. Ну, и правда, покрасивее немножко.

– Нет, ты не понимаешь, – возразила ему Наташа. – Она живет в каком-то особенном мире – может быть, в таком, какой когда-то был, с теми чувствами и понятиями. А это ведь привлекательно для того, кто понимает. Только не всякий выдержит. Сейчас-то мир другой совсем.

– Просто бестолковая она, – сказал Николай. – Придумываешь ты все, Наташка!