Мариголд любила этот ёлочный базар. В первую очередь он был светлее и, возможно, даже теплее маминой квартиры. В металлических бочках весело потрескивал огонь. Над головой крест-накрест переливались гирлянды. Возле входа стоял огромный пластиковый снеговик с оранжевой подсветкой. Он даже выпускал настоящие клубы дыма.
Она любила сухой зелёный аромат пихты Фразёра и хруст хвои под ногами. Любила, как мужчины во фланелевых рубашках сгружают ёлки с фургонов и перевязывают бечёвкой из кармана. Любила временный деревянный домик с шумным старым кассовым аппаратом. Стены, украшенные зелёными гирляндами и венками, и крышу, с которой, точно сосульки, свисали пучки омелы с прозрачными ягодками. Но в особенности Мариголд любила сами поиски идеальной ёлки.
Слишком высокая, слишком короткая, слишком пышная, слишком тонкая. А вот эта в самый раз.
Семья Мариголд Мун Лин приезжала на этот ёлочный базар, сколько она себя помнила. Но этой зимой никто не составил Мариголд компанию. Однако она приходила сюда уже целый месяц.
Как попросить абсолютного незнакомца об очень странной услуге? Она крутила этот вопрос в голове с самой Чёрной Пятницы[1] и до сих пор не нашла подходящий ответ. Время на исходе. Завтра зимнее солнцестояние, нужно действовать.
Мариголд приходила на ёлочный базар… из-за парня.
Боже. Звучит ужасно.
Но она приходила не потому, что ей понравился продавец ёлок. Ей было нужно кое-что от него.
Да, парень милый. Это надо признать. А если говорить начистоту, то красавчик. Только не в её вкусе. Он… качок. Само собой, если целыми днями таскаешь ёлки — нарастишь определённую мускулатуру. Однако Мариголд интересовали творческие личности, любящие сидеть дома: почитать полное собрание Курта Воннегута[2], подержать популярный вебкомикс, поиграть на контрабасе. Да блин, хоть в компьютерные игры порубиться. Парни, предпочитающие подобные виды времяпрепровождения, обычно были пухленькими или наоборот худощавыми, так что Мариголд привыкла к подобным телосложениям.
Однако у этого парня с ёлочного базара было то, что не хватало остальным. То, что мог дать Мариголд только он один.
Ей нужен был его голос.
Она срезала путь через стоянку между домом и автобусной остановкой, когда услышала этот голос впервые. Каждый праздничный сезон семейство Драммонд («Фамильное дело с 1964 года») арендовало северо-восточный угол парковки, принадлежащей продуктовому магазину «Инглес». Это был самый популярный ёлочный базар во всём Эшвилле. В горах Северной Калифорнии подобные базары не редкость — всё-таки это штат ёлочных ферм — поэтому, чтобы выделиться среди конкурентов, Драммонды предлагали покупателям дружелюбие, традицию и атмосферу. И бесплатный натуральный яблочный сидр.
А в Эшвилле любили всё натуральное. Вот такой это был городишко.
Мариголд встала, как вкопанная, от голоса того парня. Он разгружал стройные перевязанные деревья с грузовика, выкрикивая указания другому работнику. Мариголд спряталась за припаркованным минивэном и выглянула из-за машины, точно в плохом шпионском боевике. Её поразила его молодость. У него был такой взрослый голос, хотя он выглядел ненамного старше самой Мариголд. Глубокий, уверенный, язвительный. Слишком мощный для его комплекции. Усталый и снисходительный, но всё же очень тёплый и шутливый.
Это был хороший голос. Классный голос.
Как раз то, что ей не хватало для проекта.
Мариголд снимала комедийные анимированные короткометражки. Она занималась ими как хобби ещё со средней школы, так что, когда в прошлом году — в выпускном классе — запустила официальный канал на YouTube, у неё была практика и талант, чтобы привлечь тысячи подписчиков. Теперь она пыталась обратить на себя внимание одной из многочисленных анимационных студий в Атланте.
По большой части она озвучивала сама, дополнительно прося помощи у друзей (с прошлого года) или коллег из маминого ресторанчика (с этого года). Но этот фильм… особенный. Это будет подарок матери на день зимнего солнцестояния и её билет из города. Мариголд задыхалась. Она не знала, сколько ещё выдержит в этой дыре.
Ей нужна помощь этого парня и точка.
Вечер выдался необычайно шумным. Мариголд шла между рядами ёлок, сжимая в ладонях бесплатный горячий сидр (как можно не соблазниться на его божественный аромат) и внимательно вслушивалась, стараясь не обращать внимания на детский смех и рёв бензопилы. При любых других обстоятельствах такое сочетание звуков вызвало бы тревогу. Но только не в преддверии Рождества. Однако у Мариголд тряслись поджилки, точно в фильме ужасов.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
Вот он. В дальнем углу. Она не услышала ответа покупателя, но ей было достаточно следующей реплики.
— Без проблем. Покричите любому продавцу, как выберете.
Мариголд рванула вперёд на всех парах, прекрасно понимая, что единственный способ познакомиться с этим парнем — это выбежать ему прямо под ноги, чтобы им пришлось столкнуться. Трусливо, да. Зато честно. Она бежала по ряду недавно срезанных двухметровых красавец, распухших от здоровых иголок. Парень свернул за угол первым.
Она едва не врезалась ему в грудь.
Парень опешил, а затем увидел её лицо и снова опешил.
— Я вас уже видел.
Теперь пришла очередь Мариголд удивляться.
— Ваша причёска. — Он указал подбородком на толстую стильную косу, которую она обвязывала вокруг головы точно ленту. Остальные угольно-чёрные волосы также были убраны наверх. — Я узнаю её где угодно.
И правда, это была часть её фирменного образа. Однажды сексапильный юноша лет двадцати со шрамом на брови назвал её милой. С этой косой Мариголд действительно ощущала себя мило, но только не в данный момент. Ей казалось, что её сейчас вывернет наизнанку.
— Знаете, — нарушил тишину парень, — большинство покупают ёлку один раз в году.
— Я живу по соседству. — Мариголд указала на ближайший жилой комплекс. — А вон там сажусь на автобус. — Она перевела палец на улицу возле продуктового магазина.
— А-а! Тогда не буду вас задерживать.
Однако он не сдвинулся ни на йоту.
— Мне не надо на остановку.
— Значит… вы пришли купить ёлку?
Он посмотрел на неё с недоверием, но хотя бы не разочаровано. Его карие глаза и коричневые волосы были столь же тёплыми, как каштаны. Вблизи он выглядел ещё выше и шире. Он был одет в красную клетчатую фланелевую рубашку с закатанными рукавами, униформу ёлочного базара семейства Драммонд.
«Интересно, а он член семьи или сезонный работник?»
Не то чтобы Мариголд не хотела ёлку. Хотела. Даже очень. Но её мама копила на новый дом, а сама Мариголд — на квартиру в Атланте. Её мозг судорожно соображал выход из ситуации. Ей нужно время, чтобы узнать его поближе и показать, что она совершенно нормальный человек, прежде чем задать страшный вопрос. К сожалению, покупка ели казалась единственным выходом.
— Да, — ответила она. — Возможно.
Лучше уточнить сразу.
— А у вас есть… ну, Чарли Браун[3]?
Стоило задать это вопрос, как на неё накатила робость и стыд. А затем стыд за испытанный стыд. Но парень неожиданно улыбнулся и рванул с места. Мариголд поспешила за ним. Он привёл её к небольшим ёлочкам возле кассы. Они едва доходили до колен.
— Эти… слишком короткие.
Ей было тяжело скрыть разочарование.
— Простите, — ответил продавец. — Но разве вы говорили не про рождественский мультик?
По спине Мариголд побежали мурашки, стоило ей услышать его голос вблизи. Надменный и отчуждённый, но удивительно дружелюбный. С таким голосом ему, наверное, прощались все грубости.
Ладно, Мариголд могла и подыграть.
— Ёлочка Чарли Брауна была жалкая, — ответила она, — но с него высотой.
— Да. Учитывая, что он был коротышкой.
Мариголд не смогла сдержать улыбки.
— Может, есть что-нибудь повыше… с огромной неприглядной неходовой дырой? У вас такие найдутся?
У парня заблестели глаза.
— Все наши ёлки пригодны к продаже.
— Уверена, уродина где-то да завалялась.
Он развёл руками.
— Вы такие видели?
— Нет. Поэтому и спрашиваю, куда вы их запрятали.
Парень улыбнулся — медленно, точно хитрый лис, — и Мариголд поняла, что он рад их словесной перепалке.
— Да. Хорошо. Возможно, в том углу что-то и завалялось. Но только возможно.
Ребята прошли по ряду вдоль сетчатого забора и остановились перед ёлкой, которая была ниже парня, но выше Мариголд. Точно посередине.
— Она выставлена на продажу уже пару дней. Вот здесь внизу заметна дыра. — Он поднял дерево и повернул, чтобы показать с другой стороны. — И вот здесь. Но вы можете поставить её у стены…
— Как это сделали вы?
Он снова хитро улыбнулся.
— Ваши родные не заметят дефекта.
По соседнему ряду шла шумная, болтливая семья: мать, отец и маленькая дочка. Она указала на самое высокое дерево на базаре, минимум шести метров высотой.
— А можно эту? — спросила девочка.
Её родители рассмеялись.
— Тогда нам понадобиться гостиная побольше, — ответила мама.
— А настолько большие гостиные бывают?
— У некоторых бывают, — ответил папа.
— Когда я вырасту, то у меня будет такая большая гостиная, что я смогу каждый год покупать самую высокую ёлку на базаре.
Эти слова пронзили сердце Мариголд. Её собственные детские воспоминания об этом базаре — точно такое же заявление отцу — встали перед глазами. В прошлом году её семья впервые не купила ёлку. Меланхолия переросла в тоску, и Мариголд поняла, что… хочет это дерево. Отчаянно хочет.
Она коснулась высокой Чарли Браун и провела пальцами по её ветвям.
— Мне нравится…
Она перевернула ценник и поморщилась.
— О, это старая цена, — ответил парень. — Я могу скинуть десять баксов.
Но даже так, ёлка стоило намного больше, чем мама позволила бы ей потратить.
— Я бы купила её за полцены, — призналась Мариголд.
— Полцены за такую большую ёлку? Да вы с ума сошли.
— Вы сказали, что она стоит здесь, бесхозная, кучу дней.
— Пару дней, не кучу.
Мариголд вперила взгляд в продавца.
— Хорошо-хорошо. Я сброшу пятнадцать долларов.
— Полцены. — Когда парень бросил на неё сердитый взгляд, она добавила: — Послушайте, это всё, что я могу заплатить.
Парень задумался над предложением. Серьёзно посмотрел на Мариголд. Его пристальный взгляд был настолько неуютным, что хотелось отвести глаза, но Мариголд отказалась уступать. У неё возникло чёткое ощущение, что она получит скидку.
— По рукам, — наконец пробурчал продавец, но с довольной ноткой в голосе.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Мариголд, и парень поднял ёлку.
— Я освежу ствол, пока вы расплачиваетесь. Мам! Полцены на оранжевый ценник!
«Значит, он член семьи».
Его мать — женщина с приветливым лицом, которое, к сожалению, чем-то напоминало картошку, — сидела в деревянном сарае и читала любовный роман в мягкой обложке. Оторвав взгляд от книжки, она удивлённо вскинула брови.
— А! — воскликнула она, стоило Мариголд подойти. — Теперь всё понятно.
— Что, простите? — не поняла Мариголд.
Неподалёку взревела цепная пила.
Женщина подмигнула Мариголд.
— Мой сын редко предоставляет скидку.
Потребовалось время — Мариголд всё тяготило, что она так и не задала главный вопрос, — но как только до неё дошёл намёк, щёки залил румянец.
— Обычно наши клиенты покупают ёлку больше, чем планировали.
У женщины был приятный голос, но с деревенским говором, которого, кстати, не было у сына.
— О, я совсем не планировала покупать ёлку, — тут же ответила Мариголд, — так что она определённо больше.
Женщина улыбнулась:
— Правда не собирались?
— Он хороший продавец.
Мариголд не знала, почему почувствовала необходимость защитить репутацию парня перед его матерью. Возможно, потому что хотела попросить об одолжении. Она расплатилась наличкой, стремясь избежать лишнего разговора, но в тоже время, боясь того, что ждало впереди. Желудок неприятно крутило, словно в нём ползали щупальца.
Мариголд глянула на телефон. Уже почти восемь.
Визг пилы прекратился, и через минуту парень принёс ёлку.
«Я спрошу. Вот прямо сейчас и спрошу…»
— Где вы поставили машину? — поинтересовался он.
«Блин!»
До них дошло в одну и ту же секунду.
— У вас нет машины.
— Нет.
— Вы пришли пешком.
— Да.
Они уставились друг на друга.
— Всё нормально.
Как она могла забыть, что придётся тащить чёртово дерево домой.
— Я понесу.
— Это нелепо.
— Нет, всё нормально. Мой дом совсем рядом. Вон там. — Мариголд указала на единственное тёмное окно в ближайшей многоэтажке. Из всех остальных окон были видны ёлки и меноры[4]. Балконы украшали гирлянды с подсветкой, огромные переливающиеся леденцы и цветные таблички с надписью: «Счастливого рождества».
— Это ваше? — уточнил он. — Тёмное окно наверху?
— Ага.
— Я на него смотрю уже несколько недель. Удручающее зрелище.
— Вы ещё самой квартиры не видели, — пошутила Мариголд. Ведь никто не знал, как выглядит её квартира.
— Видимо, придётся увидеть.
— Что?! — испугалась Мариголд. — Зачем?
— Вы и полпути не пройдёте. Дерево тяжеленное, неподъёмное.
В подтверждение своих слов он чуть приподнял ёлку и крякнул. Дерево опасно накренилось. Но Мариголд больше занимало то, с какой интонацией он произнёс «тяжеленное». В голове сразу же пронеслась фантазия, как он начитывает бесконечный список сочно звучащих слов.
Нетоксичный. Сузафон[5]. Сумеречный.
Мариголд вернулась в реальность. Она ненавидела чувствовать себя беспомощной, но нуждалась в услуге этого парня, теперь, точнее, уже в двух услугах. Она просунула руки между ветвями и обхватила ствол, перенося центр тяжести на себя, но надеясь, что парень отнимет ёлку.
— Всё нормально. Я держу.
— Отпусти.
— Серьёзно, я сильнее, чем кажется.
— От… — он резко дёрнул ель, — … пусти!
Мариголд отпустила, делая вид, что её пересилили.
— Прости, — сказал парень через секунду с виноватым видом. — Но без тебя дело пойдёт быстрее.
Мариголд осталось с поднятыми руками держать один воздух.
— Как скажешь.
— Я намного выше тебя. Равновесия нет, — объяснил он.
Мариголд пожала плечами, и парень крикнул матери:
— Вернусь через пятнадцать минут!
Мама сощурила глаза с подозрением.
— Уходишь на перерыв?
— Помогаю клиенту.
— То есть уходишь на перерыв? — повторила она.
Он вздохнул.
— Да, мам.
Пыхтя и обливаясь потом, парень понёс ёлку с базара, а Мариголд потрусила следом. Она чувствовала себя идиоткой.
Очень-очень виноватой идиоткой.
— Знаешь, ты ведь ничем мне не обязан.
— Ты права. Ничем.
Дул ледяной ветер. Мариголд тяжело шла, придерживая шарф и шерстяную юбку. Она была несказанно рада, что сегодня надела самую тёплую пару колготок.
— Спасибо. Огромное человеческое спасибо.
Парень заворчал. Но заворчал по-доброму, так что Мариголд решилась на следующий вопрос:
— Как тебя зовут?
— Норс.
— А? — Ответ застал её врасплох. — Так… твоя мама тоже хиппи? Никогда бы не подумала.
— Почему? — Он остановился посмотреть на неё, на тротуар посыпались иглы. — А как тебя зовут?
— Мариголд. Мариголд Мун.
Норс улыбнулся.
— Очень по-эшвилски.
— Я урождённая дочь города.
— Мои родители не хиппи, — ответил парень, продолжив путь. — Я Норс в честь Северного полюса. К сожалению. Моего брата зовут Николас, а сестру — Ноэль[6].
— Ух. Боже. Это…
— «В сто раз хуже твоего имени».
— Я хотела сказать самоотверженно. Всё в честь праздника.
Парень хмыкнул.
Мариголд улыбнулась, обрадовавшись его смеху.
— А где ты живёшь?
— В Шугар Ков. — Он обернулся, и она пожала плечами. — Спрус Пайн?
— Эм, ясно. Поняла.
Это было логично. К северу от города находилось множество ферм.
— Ты хоть представляешь насколько Спрус Пайн маленький городишко?
— Его с трудом находит GPS.
— Так вот, по сравнению с Шугар Ков Спрус Пайн — Шанхай.
И снова в их разговоре Мариголд поразил его выбор слова.
Ведь именно из Шанхая эмигрировали родители её матери. Он не мог этого знать. Или может так он хотел сообщить, что догадался, что она китаянка? Для большинства все азиаты на одно лицо. Тебя готовы обозвать японкой, кореянкой, вьетнамкой, но только не китаянкой. Словно это какое-то клише, и собеседник обидится, если сказать, что он китаец. Как будто китайцы не самый многочисленный народ на Земле.
Но у Мариголд не было времени думать. У них наконец-то завязалась беседа.
— Ты разговариваешь не как деревенские.
— Хочешь сказать, не как мама.
Мариголд поморщилась. Сама только что выставила себя не такой чуткой собеседницей.
— Прости.
— Я привык, — спокойно произнёс Норс. — Мне пришлось сильно постараться, чтобы избавиться от говора.
Они дошли до жилого комплекса, и Мариголд снова указала на свой дом.
Норс застонал.
— Само собой, самый дальний.
— А зачем тебе понадобилась избавляться от говора? — спросила она, пытаясь вернуться к прежней теме.
— А чому вы обзываете нас деревней и говорыте, що мы тупые.
«Ну вот, разговор совсем не клеится».
Норс дотащил дерево до подножья лестницы и устало выдохнул.
— Давай. Помогай. — Он наклонил дерево на бок. — Держи конец.
Мариголд обхватила вверх ёлки. Из-за значительной разницы в росте и силе потребовалось несколько неуверенных шагов, прежде чем ребята нашли равновесие.
— Само собой, ты живёшь в самом дальнем доме. И, конечно же, на последнем этаже.
— И конечно же, ты хочешь… — пробормотала Мариголд, — заставить меня жалеть о твоём «рыцарском» поступке до конца своих дней.
Они неуклюже преодолели небольшую U-образную лестничную площадку между первым и вторым этажами.
— Ты не можешь идти чуть быстрее?
— А ты не можешь быть чуть вежливее?
Он рассмеялся.
— Серьёзно, ты похожа на морской огурец. А раз их назвали в честь овощей, которые не умеют двигаться, то значит они невероятно медленные.
Они добрались до второго этажа, и Мариголд чуть не уронила свою половину. Норс продолжил идти.
— Прости, — сказала она, стараясь не отставать. — Её тяжело ухватить.
— Это дерево. Его легко ухватить. Оно создано для обнимашек.
— Ну, может я бы и смогла её хорошо ухватить, если бы ты так сильно не тянул.
— Ну, может я бы так сильно не тянул, если бы ты нормально несла свою часть веса.
— Не пори чушь. — Мариголд ударилась локтем о перила на следующем пролёте. — Ой!
Норс рванул вперёд, вырывая дерево из её рук.
— А-А-АРГХ! — заорал он, точно гладиатор, и пробежал последний пролёт на полном газу. Он уронил дерево на третьем этаже, и ёлка пролетела вперёд на несколько метров.
— Это что, блин, было?! — закричала Мариголд.
Норс ухмыльнулся.
— Быстрый путь наверх?
— Ты мне чуть пальцы не оторвал.
— Похоже, я обошёлся без твоей помощи. Никакая она у тебя. Помощь в смысле. Как с козла молока.
— Да я вообще не хотела брать это дерево, — зыркнула на него Мариголд.
«Хватит. Забью на парня. Обойдусь без его голоса».
— Ты мне её втюхал. Это ты виноват.
— Тогда в следующий раз не колобродь по рынку.
Мариголд поставила дерево вертикально и потащила в сторону двери.
— Я не колобродила.
— Что здесь происходит? — раздался позади шуршащий голос.
Мариголд съёжилась.
— Простите, мисс Агриппа!
— Я так и знала, что это ты! Так и думала, что ты что-то замышляешь!
Норс поднял бровь.
Мариголд прислонила дерево к стене возле двери и покачала головой.
— Я просто купила себе ёлочку, мисс Агриппа. Извините за крики.
— Ты же не собираешься ставить её на балкон, чтобы мне иголки посыпались? Я не хочу потом убирать твой бардак.
У Норса поднялась вторая бровь.
Мариголд стала рыться в сумке в поисках ключа.
— Она будет стоять в квартире, мисс Агриппа, как любая нормальная ёлка, — пробормотал она себе под нос.
Дверь внизу захлопнулась с оглушительным стуком.
— Она просто прелесть, — съязвил Норс.
Мариголд добила его раздражающая эскапада.
«С меня хватит. Конец».
— Ну, спасибо. Я ценю, что ты донёс ёлку до моего дома, но дальше я сама. — Она открыла дверь и включила свет. — Доброго вечера.
Но Норс смотрел мимо неё с широко раскрытыми глазами.
— И как именно ты собиралась её сюда пронести?
Мебель, мешки и коробки были сложены до самого потолка. Буквально.
Даже с включённым светом квартира утопала во тьме. Горы мебели загораживали большую часть света. И через всё это вела лишь узенькая тропинка, где с трудом мог протиснуться один человек.
— Ты скопидом, — голос Норса был полон удивления и неверия.
— Мы с мамой не скряги.
— Тогда как всё это скопилось, скопидом?
Грудь Мариголд сжало точно викторианским корсетом.
— Это временная ситуация. Мы… переезжаем.
— Тогда почему мебель не на складе?
— Потому что склад стоит денег, а мы их копим для нового жилья.
У Норса не нашлось, что на это ответить. На лице появилось смущение, но быстро исчезло. Намеренно. Возможно, он всё понял.
— Так… где мне поставить ёлку?
— Говорю же тебе, я справлюсь.
— Определённо нет. Ты её даже через коридор не пронесёшь. — Он указал на узкий проход. — И где будет эндшпиль? Где ты собираешься её поставить?
Мариголд поразило знакомое чувство страха и унижения.
«Как я могла впустить его в дом? Как я могла потратить деньги на ёлку, которую выбрасывать через неделю? Которая даже не влезает в квартиру? Мама будет в ярости».
Сердце Мариголд было готово выскочить из груди.
— Н-не знаю. Как все нормальные люди я собиралась поставить её перед стеклянной балконной дверью.
Норс вытянул шею через порог.
— Балконной дверью? Той, что впереди? Той, что за сервантом?
— Да. А что?
— Ты с ума сошла. Зачем ты купила ёлку?
— Ты мне её втюхал!
Норс развернулся и уставился на неё. Взгляд был нечитаем. А затем… расплылся в улыбке. Улыбка была тёплой — неожиданно согревающей, — и Мариголд немножечко, но успокоилась.
— Так что будешь делать?
— Наверное… передвину часть мебели?
На её лице читалось столько же сомнения, что и в вопросе. В конце концов, они с матерью ничего не трогали с самого переезда.
Норс осторожно переступил порог и почесал затылок. У Мариголд защемило в груди. Она не должна была смущаться: у них была причина для такого бардака, это всё временно, чёрт побери, — но всё равно смутилась.
— Это просто дурдом, — заключил Норс. — Здесь небезопасно.
— Мы уже год так живём, и ничего не упало.
— Ты живёшь в этой яме смерти целый год?!
Он нырнул в квартирные недра. Тропа вела к главным жилым зонам: кухне, ванной, спальням.
— Прости, но я не позволю поставить здесь свою ёлку! — выкрикнул он из-за угла. — Она умрёт до Рождества, а до него лишь пять дней.
— Плевать на Рождество. Моё дерево должно дожить всего лишь до завтра.
— До завтра? Завтра приедет команда по сносу?
— Завтра Йоль. День зимнего солнцестояния.
Голова Норса выглянула из-за шаткой стопки столовых стульев.
— Ты ведьма?
Мариголд залилась удивлённым хохотом.
— Викканка? Ведьма-викканка? — уточнил он.
— Нет.
— Язычница? Типа… нео?
Мариголд покачала головой.
— Друидка? Ну, кто ещё отмечает зимнее солнцестояние?
— Кто угодно может праздновать зимнее солнцестояние. — Она прошла за ним вглубь квартиры. — Это астрономический феномен. Научный. Йоль — самый короткий день в году.
— Так значит вы с матерью… учёные.
Мариголд усмехнулась.
— Нет. Мама у меня точно язычница.
— Тогда спрошу снова. Зачем ты купила рождественскую ёлку?
— Я люблю ёлки. Мой папа… — Мариголд осеклась, но продолжила с тяжёлым сердцем: — праздновал Рождество. Мама его не отмечала, но соглашалась включать ёлки в наши традиции, потому что они красивые… и естественные. К тому же, христиане могли остаться без ёлок, если бы язычники праздновали Йоль по-другому. Ёлочки — это их идея.
Она ждала, что он обвинит её в излишней агрессии: Мариголд всегда яростно отстаивала свою позицию, — но у Норса наоборот разгладились складки на лбу.
— И где теперь твой отец?
Мёртв. Он ждал, что она скажет: «мёртв».
— В Шарлотте, — ответила она.
— А-а-а. — Норс обрадовался, но только на секунду. — Разведены?
— Они никогда и не женились.
— Братья? Сёстры?
— Я единственный ребёнок в семье.
— А где твоя мама?
Мариголд вроде бы чётко дала это понять.
— Она живёт здесь, конечно.
— В смысле, где она сейчас?
Она снова смутилась, а затем расстроилась.
— На работе. Она работает в ночную смену.
Однако стоило этим словам слететь с её губ, как Мариголд оцепенела от ужаса.
«Я только что сказала незнакомцу, что совершенно одна дома. Как можно быть такой тупой?»
Но Норс на это лишь сердито ответил:
— Так, значит, нам никто не поможет. Прекрасно.
— Что, прости?
Он убрал бирюзовый марокканский столик с вершины мебельной башни так же аккуратно, как если бы играл в Каланчу[7].
— Тебе придётся дать задний ход.
Расстройство росло с колоссальной скоростью.
— Что?
— Здесь можно всё переставить, но мне нужно больше места для работы. Всё, что есть в передней части дома, — Норс провёл головой справа налево, — нужно убрать туда.
Он кивнул в сторону прихожей.
— Ты загораживаешь дорогу.
Норс попёр вперёд, выталкивая её из собственной квартиры её же марокканским столиком.
Мариголд была потрясена.
— Ты что творишь?
— Само собой, — он поставил столик возле ели, — помогаю тебе.
— Тебе не нужно на работу?
— Нужно. Поэтому ты продолжишь убираться без меня. Один предмет за раз, хорошо? — Он кивнул, отвечая на собственный вопрос. — Договорились. Я вернусь после смены.
Мариголд понятия не имела, как он втянул её во всё это. Последние два часа ушли на то, чтобы перенести в прихожую пыльные стулья, грязные картонные коробки, мешки для мусора с бельём и бельевые корзины с безделушками. За это время мисс Агриппа три раза на неё наорала.
«Что скажет мама, когда вернётся домой рано утром и не узнает квартиру? Что я позволила незнакомцу помочь с уборкой? Что он сам это предложил?»
«Хотя… неправда. Не совсем».
Она в общем-то понимала, зачем позволила втянуть себя во всё это, и не только из-за уверенности, что теперь точно сможет попросить его помочь с озвучкой. Общество Норса приносила ей несказанное удовольствие, которого она не испытывала с тех пор, как её друзья разъехались прошлой осенью по университетам. С ним она не знала, чего ждать в следующую минуту. А ведь последние несколько месяцев жизнь Мариголд была расписана по этим самым минутам. Сломленная, подавленная мать и бесконечный график работы, разбавляемый лишь безмолвной компанией компьютера: виртуального мира и людей, что в нём обитали.
Норс настоящий. Он из плоти и крови.
А тем временем её собственная плоть покрылась тонким слоем пота.
«Чудесненько».
В начале одиннадцатого, когда Мариголд вытирала подмышки бумажным полотенцем, раздались тяжёлые шаги на лестнице. Она поспешила выбросить полотенце и побежала встречать гостя.
— Счастливого солнцестояния, — приветствовал её Норс, протягивая подставку для ёлки.
— А у нас есть такая. Где-то, — ответила она.
— Верю. Уверен, у вас всё где-то есть. Но я даже не буду прикидывать, с какой вероятностью мы сможем все это найти.
Мариголд не знала, посмешило это её или разозлило.
Норс протиснулся мимо неё в квартиру.
— Спасибо, Норс, — сказал он.
Разозлило. Она так и скрипнула зубами.
— Спасибо, Норс.
— Всегда пожалуйста, Мариголд. — Он оценивающе оглядел гостиную. — Ух, ты. Ты убрала больше, чем я думал.
— Я же говорила: я сильнее, чем кажется.
— Стало светлее.
Мариголд не могла это отрицать… но мебель ещё нужно занести в дом. Хотя она бы предпочла её попросту выбросить.
— Ты, правда, думаешь, что мы сможем всё расставить и останется место для ёлочки?
— Я слышу сомнение в голосе. Откуда оно взялось? Я разве совершал что-то двусмысленное?
Двусмысленное. Ещё одно классное словечко. Ей нравилось не только, как он говорит, но и что он говорит.
— Ну, была парочка моментов.
— Назови.
— Ты так сильно помог совершенно незнакомой девушке. В поступке читается скрытый подтекст.
— Хотел бы поспорить, — улыбнулся он, — но не могу.
— Почему ты мне помогаешь?
Он продолжил оглядывать квартиру, прикидывая на глазок площадь комнаты, измеряя все углы и щели.
— Во мне умер прирождённый организатор. Я чувствую, как всё должно располагаться. Я, м-м-м, аватар тетриса. Это моя суперсила. Мой долг помочь тебе.
Мариголд скрестила руки на груди.
— Суперсила, значит.
— Каждый хоть в чём-то талантлив. К сожалению, большинству достались дурацкие суперсилы. К примеру, первым замечать четырёхлистный клевер или угадывать вес до последнего грамма.
Мариголд задумалась, могло ли это быть правдой.
«Было бы приятно, если бы внутри меня спала хоть какая-то суперсила, даже дурацкая. Чтобы это могло быть?»
— О-кей. — Норс вернул её в реальность. — Пока я выношу оставшуюся часть мебели (Мариголд не смогла вынести самые большие предметы), тебе нужно всё пропылесосить и протереть пыль. У тебя словно восемь кошек живёт. Кстати, а они есть?
— Целых восемнадцать штук.
— О-у! Но у тебя есть пылесос?
Мариголд вздёрнула подбородок.
— Само собой.
Хотя, надо признать, они так и не смогли им воспользоваться.
— И мисс Агриппа разозлится на шум в такой час?
— Очень.
У Норса заблестели глаза.
— Отлично.
Мариголд пылесосила, воевала с мисс Агриппой и вытирала от пыли вновь освободившие части квартиры, пока Норс переносил мебель. Мариголд не хотелось признавать, что у них не оказалось тряпок для пыли — точнее они были, но бог знает где — поэтому она взяла махровые салфетки из мусорного мешка. Декоративные, купленные для гостей.
Квартира состояла из двух спален, ванной, кухни, столовой и гостиной. Как только передняя часть дома была очищена, Норс расписал следующий шаг.
Они стояли посередине маленькой столовой. Мариголд впервые в жизни увидела ковёр в этом доме.
— Так как эта комната отделена от остальных, то станет нашим складом. Мы должны уместить всё здесь, включая мебель из спальни, и расставить вдоль стены.
Он указал на самую длинную стену в гостиной.
Мариголд нахмурилась.
— Вопрос в том, как всё упаковать и расставить, — продолжил Норс. — Как я вижу, вы совершенно бездарно захламили пространство.
Она понимала его логику, но прожив здесь целый год, просто не могла представить, как можно всё по-другому расставить. Точнее она была вынуждена признать, что, возможно, просто не позволяла себе это представить. Возможно, это вело лишь к разочарованию.
— Это сделали перевозчики, — попыталась оправдаться она, — они всё так сложили.
— Но оставила-то ты.
Мариголд было слишком стыдно, чтобы ответить на невысказанный вопрос. Почему? Она сама не была уверена, что сможет понять ответ. К счастью, Норс ушёл снова обойти квартиру.
— Сначала нужно перенести самые большие и плоские предметы, — заключил он.
— Сервант, к примеру?
— Точно.
Вместе они с трудом перенесли сервант, но, как только шкаф встал на новое место, Мариголд ощутила… лёгкость. Теперь стеклянные двери балкона свободны. Теперь она могла разглядеть улицу: ёлочный базар, продуктовый магазин, декабрьское небо. Серп луны. Она даже может выйти на балкон, если захочет. Если там не будет так холодно и ветрено.
Теперь появилось место для ёлочки.
— Что дальше? — спросила она с нескрываемым энтузиазмом. — Книжные шкафы?
Норс покачал головой.
— У тебя пустой сервант. Пустая трата пространства.
— Ой.
Мариголд заколебалась. Обычно в серванте хранились самодельная керамика, изготовленная мамиными друзьями, и фамильный фарфор, привезённый бабушкой и дедушкой из самого Китая. Но она даже не представляла, где теперь всё это находится.
— Понятия не имею, где посуда, — призналась она.
— Нам не нужна посуда, нам нужно его чем-то заполнить.
Норс указал на коробки и мешки подходящего размера, и они сложили их в сервант. Они быстро перенесли большой фермерский стол из маминой спальни и положили его на бок, напротив серванта. Между ними ребята втиснули книжные шкафы — полки заставили ящиками с книгами — и два мягких кресла с вещами. Качели, два кресла-качалки, четыре стула для веранды, газонокосилка и половина обычных стульев из столовой были расставлены с ювелирной точностью.
Всё складывал Норс точно в тетрисе: некоторые вещи верх ногами, другие боком. Блок. Ряд. Каждый предмет мебели застелили постельным бельём и полотенцами, а оставшиеся щели заставили безделушками и мелкой бытовой техникой. Каждую вещь тщательно протёрли. Норс наложил вето лишь на несколько предметов: лампу, столик, ковёр и ещё пару мелочей. Их отложили в сторону.
Воздух стал чище. Легче. С появлением свободного места Мариголд осознала, что может дышать полной грудью. Её лёгкие так изголодались по воздуху.
— А кушетку в спальне? — поинтересовалась она.
Норс отёр лоб рукавом рубахи от пота.
— Поставим в гостиной, чтобы ты могла ею пользоваться.
Эта идея, невероятно простая идея, будоражила.
— Нужно же на чём-то еще сидеть, кроме кроватей. Расслабишься, как вернёшься с работы. — Он начал расстёгивать фланелевую рубашку. — На чём-то сидеть, пока любуешься моей ёлочкой.
«Мать Священная Земля!»
Мариголд была так благодарна, что уже покраснела от напряжения. Она постаралась не терять голову, но один вид, как Норс раздевается, моментально лишил её всяческих связных мыслей.
— Ты продолжаешь называть её своей.
Он усмехнулся.
— Я ведь её вырастил?
— Я ведь её купила?
— И я этому очень рад.
Норс снял рубашку, и под ней оказалась чёрная футболка… с логотипом НОР.
Мариголд проглотила язык.
В глубине души она понимала, что нравится Норсу. Парень не разденется перед девушкой, если она ему не нравится. Но это был первый недвусмысленный сигнал, что он, возможно, здесь для чего-то большего, чем для простой реализации своих сверхчеловеческих организаторских навыков.
Её бросило в дрожь.
И тут… эта футболка. Национальное общественное радио больше интересовало ребят-домоседов. Возможно, у них больше общего, чем она себе представляла. Больше, чем общая радость от словесной перепалки.
Когда Мариголд не нашлась с язвительным комментарием, Норс усомнился в собственном интеллекте. Возможно, он неправильно понял ситуацию. Возможно, она в нём не заинтересована.
Но нет, Мариголд была заинтересована.
Определённо стопроцентно заинтересована.
Она самоуверенно ухмыльнулась.
— НОР, значит?
Выражение её лица заставило его расправить плечи, и Мариголд не смогла не заметить — а тут бы только слепая не заметила бы! — его мускулистую грудь. Тот факт, что на ней вообще были мускулы. Но тут до него дошёл смысл вопроса. Норс засмущался и отвернулся засунуть коробку из-под обуви, полную гаек и болтов, в одну из оставшихся щелей.
— Я получил её в последнюю выездную кампанию, — ответил он, имея в виду футболку.
— Хм.
— Я люблю следить за новостями. Люблю учиться.
— Моя мама слушает НОР.
Он так и не обернулся.
— Я должен был поинтересоваться раньше, но у тебя есть коробки с украшениями для Рождества, — он покачал головой, — для Йоля, чтобы мы смогли их поискать?
Он сменил тему вместо того, чтобы подыграть. Интересно. До этого момента он не казался человеком, который не откажется от вызова.
— Или деревья для зимнего солнцестояния не украшают? — сухо продолжил он. — Мол, природа создала ёлки без гирлянд.
Вот Норс, которого она знала. Но… знала ли она его на самом деле? Мариголд пронзила мысль, как невыносимо сильно она хочет его узнать.
Она подошла к Норсу.
— Мы украшаем.
Норс обернулся, не осознавая, как близко она стоит. Он не сделал шага назад и не дрогнул.
— Значит, коробка есть.
Его голос был настолько глубоким, что у Мариголд побежали мурашки.
— Да. Точнее две.
Норс улыбнулся.
— Можешь их описать?
— Одна из-под старого замка «Фишер Прайс». Вторая — от тюдоровского дома этой же фирмы.
— Я вроде таких не видел.
Его голос каким-то образом стал ещё глубже. И — хорошо, она могла это признать — сексуальнее. Глубокий и сексуальный голос, который говорил о каких-то коробках.
Мариголд отвернулась, улыбаясь самой себе.
— Принести тебе попить? Воды? Кофе? Чаю?
Норса забавляло её приподнятое настроение. Даже если он не знал причины.
— Ага. Кофе. Спасибо.
Кухня тоже была захламлена, но в отличие от остальной части квартиры предоставляла больше места для манёвра. Пока Мариголд варила кофе, Норс взял круглый столик и два стула и соорудил уютную обеденную зону в углу гостиной. Мариголд обычно ела стоя или за письменным столом. Она уж и забыла, когда в последний раз собирались за столом вместе с матерью.
Позади неё появился Норс и указал на агрегат для кофе.
— А это что?
— Френч-пресс.
— Прикольно.
Она пожала плечами.
— Мама не верит в электрические кофемашины.
— По крайней мере, она верит в кофе.
Мариголд рассмеялась, доставая из шкафа две кружки (обе ручной работы, так как мама вдобавок верила в местных мастеров).
— Ты какой будешь?
— Чёрный.
— Так и думала. Крепкий парень любит крепкий кофе.
Норс фыркнул.
Мариголд усмехнулась.
— Я тоже пью чёрный.
Он наклонился над кухонным «островом», вытянувшись во весь свой немаленький рост.
— А я думал, ты любительница травяных чаев.
— Понятно. — Мариголд протянула ему кофе, закатив глаза. — Из-за ресторана.
— Из-за солнцестояния, имени и этой керамической кружки. — Он поднял кофе. — А что за ресторан?
Мариголд совсем забыла, что не рассказывала про ресторан. Казалось, они знают друг друга давным-давно.
Мариголд села за столик для патио, Норс занял место напротив неё.
— У моей мамы ночной веганский ресторанчик с домашней кухней в центре города, — выпалила она на одном дыхании. — Да, знаю. Очень по-эшвилски.
— «У Генриетты»? Твою маму зовут Генриетта?
У Мариголд взлетели брови от удивления.
Норс пожал плечами.
— В городе мало ночных ресторанчиков, а в Шугар Ков их вообще нет, так что я частенько захожу в «Генриетту» после кинотеатров или концертов. Все знают твою маму, — добавил он. — Или наслышаны про её репутацию. Приходит на помощь бездомным и всем нуждающимся. Это клево.
Мариголд думала, что Норс будет её подкалывать, а вместо этого от его слов встал ком в горле. Давненько она не слышала добрых слов о своей матери. Мамины работники устали от её грусти и гнева так же, как и сама Мариголд. Однако Генриетта построила репутацию на том, что кормила всех желающих, несмотря на количество звонких монет в карманах. В меню было простое блюдо из риса и бобов, а клиенты сами решали, сколько денег оставить. Те, кто платил больше, фактически оплачивали ужин тем, у кого не хватало или совсем не было денег. Удивительно, но люди обычно не скупились.
— Спасибо, — это всё, что Мариголд смогла выдавить из себя.
— Ты веган?
— Даже не вегетарианка. Но, — признала она, — мне приходится быть веганом по умолчанию. Дома запрещено мясо, так что я привыкла питаться в школьном кафетерии.
— Школьное мясо. Печально.
Мариголд улыбнулась.
— Ты даже не представляешь.
— Так ты… школьница?
— Уже нет. А ты?
— То же самое. Сколько тебе лет?
— Девятнадцать. А тебе?
— Тоже.
Они застенчиво друг другу улыбнулись. Довольные. Они почувствовали важность момента, огромную важность момента. Однако пауза затягивалась. Норс заёрзал на стуле.
— Я был вегетарианцем пару месяцев, но пришлось вернуться к мясу. Организму не хватало протеина и энергии для физического труда. Но, как только я отсюда выберусь, то обязательно снова попробую.
— Тебе не интересует семейное дело?
— Не-а. А тебя?
Мариголд покачала головой.
— Мне не досталось ресторанного гена. У бабушки с дедушкой тоже есть ресторанчик, — объяснила она. — В Атланте.
— Здорово. А мои бабушка с дедушкой основали нашу ферму.
— «Семейный бизнес с 1964 года», — вспомнила она надпись на вывеске.
В глазах Норса что-то мелькнуло. Те же эмоции, что пробудились в сердце Мариголд, когда он так уважительно отозвался о её матери. Гордость и, возможно, облегчение.
— Точно.
— Так почему ты не хочешь стать фермером, Норс Драммонд?
— Не по мне это. — Он пригубил кофе. — Как с твоим ресторанным геном.
Но он не смог скрыть эмоций в голосе. Норс скорее страдал на ферме, чем испытывал к семье безразличие.
— Так почему ты не хочешь становиться фермером, Норс Драммонд? — повторила она вопрос.
Он хмуро улыбнулся.
— Я не вру, когда говорю, что мне это неинтересно. Ферму должен был унаследовать мой старший брат, но ему это тоже было не по душе. Два года назад он сбежал из дома посреди ночи. Забрал все свои вещи и уехал в Вирджинию к своей девушке. Они разводят модных собачек. Пагле и лабрадудлей[8].
Мариголд была шокирована переполнявшей голос горечью.
— Но… разве он не пошёл по пути к своей мечте, как ты сам этого хочешь?
— Моему отцу тогда диагностировали Паркинсона.
— Бл*дь. То есть чёрт. Прости.
Норс уставился в свою чашку.
— Ему всё тяжелее работать, и родители всё больше и больше полагаются на меня. Они хотят, чтобы я унаследовал ферму, но больше всего ею хочет заниматься моя сестра. Мои родители хорошие люди, но… в чём-то старомодные. Прошлым летом они сильно повздорили. Ноэль тоже сбежала.
Мариголд хотелось потянуться через весь стол и обнять его. Она всё понимала: любовь, стыд, необходимость остаться, пока всё не уляжется.
— Я пытался убедить её вернуться… пытался убедить родителей отдать ферму ей, чтобы я смог уйти.
— А почему ты просто не сбежишь? Как твои брат и сестра?
— Ферма едва приносит доход. Без меня родители разорятся.
Мариголд сглотнула. Она приняла такое же решение. Ей тоже пришлось забыть о своём будущем.
— Я-я тоже осталась помочь.
Норс поднял взгляд. Он снял броню.
— Это как-то связано с твоим отцом?
— В нашей семье всё связано с моим отцом.
— И поэтому ты живёшь вот так?
Теперь настала очередь Мариголд пялиться в кружку.
— Слышал про женщин, которые не знают, что у их мужей есть вторая семья?
— Да.
Мариголд пожала плечами.
Повисла пауза.
— Ты серьёзно? Быть того не может.
— В Шарлотте. Жена и две дочери.
Норс был поражён.
— Они не были счастливы, узнав о нашем существовании. Он выбрал жизнь в Шарлотте. С ними. Компенсировал всё. Им. Возможно, завёл третью или четвёртую семью. Не знаю. Мы узнали в прошлом году, как раз под Рождество.
Норс покачал головой.
— Поверить не могу, что такое бывает в реальной жизни.
Мариголд тоже не могла.
— А почему вы не сохранили свой дом?
— Потому что мы с мамой… были второй семьёй.
У Норса расширились глаза от шока.
— Он женился на той женщине до того, как встретил мою маму. Мы были его экзотичным хипповским проектом на стороне. — Мариголд выплюнула каждое слово с ядом. — Его жена, законная жена, отняла все деньги по суду. Ему пришлось продать наш дом, и мы съехали.
— Прости. Я даже не знаю, что сказать.
Мариголд оттолкнула кружку.
— Весной мы собираемся найти новый дом.
— Ты… останешься в Эшвилле? Будешь помогать матери?
Мариголд чуть не забыла, зачем вообще знакомилась с Норсом.
Чуть. Она решила, что если даже он не согласится — или точнее она никогда не наберётся храбрости спросить — ей будет достаточно сегодняшнего вечера.
— Мне тяжело, понимаешь? Я люблю этот город. Люблю его дома в стиле арт-деко и нескончаемые музыкальные фестивали, чрезмерно дружелюбных людей. Но… для меня здесь нет будущего. Нет карьеры. Как только мама найдёт постоянный дом, я перееду в Атланту.
Норс нахмурился.
— Будешь работать у бабушки с дедушкой?
— Нет. — Но она машинально улыбнулась, потому что он помнил. — Буду заниматься анимацией.
Она поддалась вперёд с новым рвением и рассказала ему о студиях, что всего в трёх с половиной часа езды от города. О рынке, что растёт с каждым годом, о том, как крупные телевизионные сети создают шоу. Она рассказала ему о своём YouTube-канале, успехе и устремлениях.
Иными словами, она рассказала ему всё, за исключением лишь ключевой роли, которую Норс должен сыграть в её проекте.
Норс подался вперёд.
— Ты хочешь поступить в колледж? Выучиться на аниматора?
— Хочу работать. Я готова работать. — Мариголд осеклась. — А ты хочешь в колледж?
— Да. Я… — Он засмущался.
Мариголд подалась вперёд, копируя его позу.
Норс указал на футболку и выпалил на одном дыхании:
— Я знаю, что это умирающее искусство, но я хочу изучать радиовещание. Хочу работать на радио.
В голове Мариголд во всю мощь зазвонил колокол.
— Как-то один человек сказал мне, что у меня подходящий голос для радио, — продолжил Норс. — И с тех пор я не могу выбросить эти слова из головы. Я обожаю радио и подкасты. Во время работы я, как одержимый, заслушиваюсь «Этой американской жизнью», «ВТФ» и «Радиолабом».
— У тебя и вправду хороший голос. Замечательный.
Норс опешил от такого энтузиазма, но Мариголд уже было поздно останавливать.
— Вынуждена признаться…
Она выпалила всю историю про то, что вся встреча была затеяна только ради его голоса.
Норс был ошарашен.
— … я тебя явно огорошила, и мне сейчас так стыдно, поэтому я затыкаюсь…
«…и умираю от стыда».
Тишина была долгой и мучительной, но, в конце концов, лицо Норса расслабилось.
— Прежде всего, — вкрадчиво и саркастически начал он, — я польщён, что ты пришла за мной, а не за ёлкой. Это доказывает, что у тебя отменный вкус.
У Мариголд изогнулись уголки губ.
— Я пришла за твоим голосом.
— Во-вторых, я не могу поверить, что тебе понадобился целый месяц — не говоря уже о том, что мне пришлось оказаться в твоей квартире — чтобы ты задала этот вопрос. Но, кстати, ты так его и не задала, поэтому я не могу дать тебе ответ.
Мариголд откинулась на спинку стула и скрестила руки.
Норс усмехнулся.
— Очевидно, что у меня нет других планов на вечер, так что я могу сидеть здесь сколь угодно долго.
— Норс, — сказала она сквозь сжатые зубы, — не одолжишь ли ты мне свой голос для моего нового видео? Пожалуйста.
— Зависит от одного момента. — Он закинул руки за голову. — Сколько ты мне заплатишь?
У Мариголд оборвалось сердце. Она не могла поверить, но она даже не думала ему заплатить. Её друзья и коллеги всегда озвучивали бесплатно. Но, конечно, она должна заплатить. Само собой.
— Мариголд, — окликнул Норс после двадцатисекундной тишины, — я пошутил.
— Что?
— Я пошутил. Конечно, я принимаю предложение. Звучит отпадно.
— Я могу заплатить тебе продуктами. Из «Генриетты».
Он пристально посмотрел ей в глаза.
— Знаешь, что самое странное в сегодняшнем вечере? В этом изумительно-безумном вечере?
— Что?
— Ты так и не поняла, что я готов сделать всё, всё что угодно, — он очертил рукой круг, — лишь бы остаться с тобой. Тебе не нужно платить.
Сердце Мариголд было готово выскочить из груди. Уже больше года она не испытывала подобного в обществе парня. Красивого парня. Все мысли точно испарились.
Норс толкнул её ступню мыском сапога, и у Мариголд побежали мурашки по спине.
Стук в дверь вывел её из транса.
— Потише там! Тут люди пытаются заснуть!
— Господи! — заныл Норс. — Она неисправима.
— Точно подмечено.
Мариголд встала и поплелась к двери.
— Мы же сейчас сидим, как мышки.
— Она жалуется, даже когда мы спим. Это она нас будит.
Мариголд открыла дверь, нацепив на лицо фальшивую улыбочку.
— Мисс Агриппа, чем могу помочь?
— Полночь на дворе, а вы тут расшуме… — И тут мисс Агриппа осеклась: — Боженьки! Вас обокрали!
— Нет!
Мариголд сделала шаг вперёд.
Мисс Агриппа отшатнулась, прижав дрожащую руку к груди, а второй указывая на Норса.
— Мужчина! У тебя в квартире незнакомец!
— Это мой друг, — решительно ответила Мариголд. — Он работает на ёлочном рынке поблизости. Вы ведь его сегодня видели? Он помог мне с уборкой. Разве это не мило?
— Мне вызвать полицию? — сдавленным голосом произнесла мисс Агриппа. — Тебе угрожает опасность?
— Честно, всё в полном порядке. Это Норс, мой друг.
Норс помахал рукой. Мисс Агриппа переменилась в лице.
— Твоя мама знает, что он здесь?
— Конечно, знает, — спокойно ответила Мариголд. В данном случае лучше соврать. — Доброй ночи, мисс Агриппа.
— Но он скоро уйдёт? Вы сегодня так шумели…
— Да, мисс Агриппа. Простите, что потревожили.
Мариголд хотелось захлопнуть дверь, но осталась ждать, вперив взгляд в соседку. На улице стало прохладней, посвежело. Пахло… снегом. В конце концов, мисс Агриппа сдалась и пошла к лестнице. Мариголд облегчённо выдохнула.
— Привет, друг, — прошептал Норс прямо ей на ухо.
Мариголд подпрыгнула.
А затем она решилась и легонько задела плечом его грудь.
На лице Норса появился очарованный взгляд.
— Это же… — Он принюхался. — Снег. Пахнет снегом.
— Я тоже так подумала.
В Эшвилле редко шёл снег, да и то, только после Нового года. В этом году только и было, что мелкий снег в ноябре. Снежинки сразу растаяли.
— Я люблю снег, — одновременно признались они.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Надеюсь, пойдёт, — сказала Мариголд.
— Знаешь, нам повезло жить в месте, где редко выпадает снег. Так не исчезает ощущение чуда.
— Так можно сказать не только про снег.
— Ты права.
Норс посмотрел ей в глаза, и его улыбка стала шире.
Мариголд тоже это чувствовала.
Чудо. Этот парень был особенным. Этот вечер был незабываемым. Ей хотелось, чтобы он никогда не заканчивался.
— О, нет! — Прекрасные грёзы разбились о скалы действительности. Мариголд втолкнула Норса обратно в квартиру. — Мама! Если пойдёт снег, она закроет ресторанчик пораньше.
Они глянули на затомившуюся в коридоре мебель — красавицу-ёлку — и побежали работать. Очень быстро — быстрее, чем Мариголд представляла себе возможным — они сложили все вещи вдоль длинной стены в гостиной.
Осталось только дерево.
Норс подхватил ёлку — как жених переносит невесту через порог — и гордо поставил перед стеклянной дверью. Пока он закреплял дерево, Мариголд пропылесосила пол, избавляясь от опавшей хвои. Она вдобавок прошлась по спальне, а Норс расставил на свободном месте последнюю мебель: диван, журнальный и марокканский столики, и стеклянный светильник.
Она почти закончила с уборкой, как вдруг наткнулась на сказочную находку в свежеубранном углу спальни. Коробки «Фишер Прайс».
Мариголд понесла их в гостиную, точно священные дары.
— Взгляни сюда!
Норс включил свет, и у Мариголд растаяло сердце. Обстановка, что он создал, — вся эта мебель на её любимом стёганом ковре с цветочным узором — выглядела тепло, уютно и по-домашнему. Он даже нашёл радужный плед, в который они с мамой любили закутываться во время просмотра телевизора. Теперь он висел на спинке дивана.
Идеально. Всё выглядело просто идеально.
— Это малость… — начал он.
— Нет. Это не малость.
Это, возможно, был самый бесценный подарок в её жизни. В глазах стояли слёзы.
— Спасибо.
Норс улыбнулся.
— Ну, пошли украшать твою красавицу.
Мариголд рассмеялась, утирая глаза рукавом свитера.
— О, теперь она моя? Я заслужила?
Норс разыграл удивление, словно это была оговорка. Мариголд снова рассмеялась. Счастье заполнило каждый уголок её сердца, и Мариголд в предвкушении открыла первую коробку. В ней лежали аккуратные ряды бело-синих гирлянд.
Норс глянул через её плечо.
— Ух, ты! Не ожидал.
— Что?
Она словно застукала его за проказой. Ему было неловко, но он ответил со всей честностью:
— Я поражён, насколько всё аккуратно сложено. Гирлянды обычно хранят огромным спутанным клубком. Но это… это… это самая аккуратная вещь во всей квартире.
— Мы убирали их два года назад, — ответила Мариголд. — Тогда в нашей жизни всё было по-другому.
Норс достал бледно-синюю гирлянду и начал разматывать.
— Вещи отражают человека.
— Если это правда, — задумалась Мариголд, — то ты сделал мою жизнь намного лучше.
— И ты это чувствуешь?
Мариголд встретилась с ним взглядом и улыбнулась.
— Без всякого сомнения.
Они украсили ёлку гирляндами. Тоннами огней. Мариголд захотелось повесить всё, так что ёлка теперь сияла точно маяк в ночи: восхитительный, сверкающий и яркий.
Норс открыл вторую коробку, достал шишку на белой ленточке и поднял бровь.
— В этом доме ты не найдёшь Санту и ангелов, — ответила Мариголд. — Это же обитель науки, забыл?
Он рассмеялся.
Каждая фигурка была упакована в папиросную бумагу. Они осторожно развернули их одну за другой: красных птичек-кардиналов, пятнистых оленей, чёрных медведей. Солнце, луну и звёзды. Яблоки, груши и розы. И снежинки. Множество серебряных снежинок.
— А ты знаешь, — сказал Норс, вешая голубую сойку из пёрышек, — что для окружающей среды настоящие ёлки лучше искусственных? Многие считают, что лучше искусственные ёлки, потому что настоящие нужно каждый год выбрасывать, но только настоящие деревья вырабатывают кислород и обеспечивают среду обитания для диких животных, пока растут, а после их можно мульчировать в почву для удобрения. А пластик… просто гниёт на свалке. На его разложение уходят сотни лет.
Мариголд терпеливо дождалась, когда Норс закончит со своей тирадой.
— Да. Знаю.
— Ой! — застыл Норс. На его указательном пальце качнулся крошечный скунс.
Но Мариголд понимала, почему ему нужно было рассказать об этом. Она толкнула его локтем.
— Я рада, что ты работаешь на хороших парней, Норс.
— Я и есть хороший парень, — ответил он с долей бахвальства.
Как только последняя фигурка заняла своё законное место, Мариголд выглянула на балкон. В небе кружились крошечные снежинки.
Мариголд побледнела.
— Знаешь, а на улице идет снег.
— Должно быть, только что начался.
— Тебе придётся уйти. Мама сейчас точно закрывает ресторан и скоро будет дома.
Она наспех запихала папиросную бумагу обратно в коробки и вдруг почувствовала на себе его взгляд. Он хотел кое-что знать — она и сама хотела это знать — но у них не было времени. Норс унёс коробки, а Мариголд бросилась на кухню. Она сняла с холодильника укрытое фольгой блюдо, побежала обратно к ёлке и толкнула тарелку в грудь Норса.
— Возьми домой, пожалуйста. В знак благодарности.
Его лицо было освещено сине-белой подсветкой.
— Что это?
— Печенье. Веганская девочка-пряничка. Это всё, что у нас есть, но они очень вкусные, гарантирую. В них нет масла.
— Девочка-пряничка?
Мариголд пожала плечами.
— Мама сейчас не особо любит мужчин.
— Понимаю. Последний был козлиной.
— Настоящей.
— И… как ты к этому относишься? — осторожно поинтересовался он. — Ты в порядке?
Она была поражена, насколько было больно произнести простую очевидную правду.
— Бывало и лучше, — наконец сказала она.
Норс посмотрел на неё. В его тёплых карих глазах отразились ёлочные огни.
— Мне так жаль, Мариголд.
Её сердце забилось громче.
Норс взял угощение.
— Ты … ты не против, если я буду звонить время от времени? И, если ты ещё заинтересована в озвучке, я буду рад помочь. Я могу забегать после смены. Всё равно нужно будет отдать тебе пустую тарелку.
Он поднял блюдо в нетипично неловкой манере.
Норс мог поцеловать её. Он мог это сделать, он даже наклонился, но он проявил уважение к даме. Она же хотела сожрать его целиком или самой стать десертом.
Мариголд выхватила поднос, отложила в сторону и обхватила лицо Норса.
Она поцеловала его, и он ответил на поцелуй.
Губы приоткрылись. Он пах свежестью, здоровьем и новизной. Он притянул её ближе. Её пальцы скользнули по его шее. Добрались до груди. Норс приподнял её, и Мариголд сомкнула ноги вокруг его талии, словно это была самая естественная вещь на свете. Как будто они заново открыли нечто важное, что не заметили, как потеряли. Они целовались жадно, страстно. Несколько минут не в силах оторваться друг от друга.
Когда Мариголд, в конце концов, опустилась на пол, у ребят дрожали колени.
— Я хотел этого весь вечер, — признался Норс.
Его голос, звучащий возле самого её уха, резонировал в груди. Заполнил её целиком.
— Я хотела этого целый месяц.
— Тогда я хочу, чтобы это продолжалось весь месяц. — Норс поцеловал ямочку над губами, затем впадинку под нижней губой. — И дольше.
— И дольше, — согласилась она, и их губы снова соприкоснулись.
— Хорошо, хорошо, — рассмеялась она через минуту. — Тебе нужно уйти. Сейчас же.
Они снова поцеловались.
— А-а-а-а-а-а-а! — воскликнул он и отстранился. — Ладно! Ухожу!
Волосы Норса стояли дыбом. Коса Мариголд наполовину расплелась.
Они снова рассмеялись. Опьянённые открытием, трепетом и волнением близости. Она бросила ему фланелевую рубашку.
— Не забудь.
Он набросил её на футболку.
— Как думаешь, что скажет твоя мама, если застукает нас вместе?
— Честно? — Мариголд тряхнула головой и принялась перекалывать волосы. — Она придёт в ярость. А затем… остынет. Возможно, даже обрадуется.
— Будем надеяться.
— Эй, напиши свой номер. — Мариголд достала мобильный из кармана и протянула Норсу. Тот сделал то же самое. Они добавили свои номера друг другу. — Сбрось эсэмеску, как вернёшься домой, хорошо? А то буду волноваться.
Норс улыбнулся.
— Обязательно.
Они снова поцеловались у входной двери.
— У меня завтра ночная смена, — сказал он между поцелуями.
— И слава богу.
— Знаю. Никогда не любил работать вместе с родителями.
Они рассмеялись.
— До завтра, Мариголд Мун.
И он поцеловал её в последний раз.
Как только дверь захлопнулась, Мариголд бросилась к балкону. На окнах искрился сахарный иней. Норс направлялся к стоянке. Его силуэт выглядел идеально с этого расстояния, можно было сложить руки и убаюкать. Он залез в грузовик и поднял взгляд на её окно.
Норс улыбнулся, заметив её силуэт, и помахал на прощание.
Она помахала в ответ. Её сердце радостно забилось, и она проводила грузовик взглядом, пока тот не скрылся за горизонтом.
Ёлочный рынок опустел, погасли огни. В тусклом свете продуктового магазина Мариголд разглядела, что ели укрылись тонким снежным одеялом.
На улице царил холод, пустота и мрак.
Звякнули ключи.
Мариголд обернулась. В доме царили тепло, уют и свет. Ей понадобилась помощь Норса, чтобы сделать подарок, и вот он: прекрасный дом и чудесная ёлка.
Повернулась дверная ручка.
— Мам, добро пожаловать домой.