Запираю дверь, в куртке и в обуви прохожу в кухню, большими глотками выпиваю стакан воды, с грохотом ставлю его на стол, разворачиваюсь и мой взгляд упирается в портрет Алены, висящий над диваном.
Я только что от нее.
Перед глазами появляется картинка, как она лежит в кислородной маске, и мое горло до боли сжимает невидимая рука. Впиваюсь пальцами в голову и, не сводя взгляда с ее улыбающегося лица, медленно оседаю на пол.
«Если ты смотришь это видео, значит, я уже стала твое женой».
«…Значит, я уже стала твоей женой».
«…Стала твоей женой», – троекратно звучит в голове ее голос, отчего мое тело вот-вот разорвется на куски.
Снова и снова представляю, как она поставила коробку с подарком рядом с моим зацелованным телом и боюсь подумать, что она чувствовала в тот момент, в каком состоянии села за руль.
Вторые сутки не сплю, не ем, и не нахожу себе места от душевных терзаний и чувством вины перед ней.
Сейчас я должен был надевать смокинг, Алена – свадебное платье. Но вместо этого она лежит вся в бинтах и проводах.
Закрытая черепно-мозговая травма, перелом руки, множественные ушибы. И все это благодаря мне!
– Мне, черт возьми! – кричу я и ударяю кулаком по кафелю.
Костяшки правой руки ноют от боли, перед глазами стоит искореженный БМВ Алены с разбитым лобовым, а в голове звучит мой крик, вспарывающий тишину темной трассы.
Смутно помню, как я упал на колени перед ее машиной и как меня оттаскивали от нее Казаринов и мой отец, который приехал за мной на дачу.
Поднимаюсь на ноги, подхожу к панорамному окну, несколько секунд молча смотрю на город и прижимаюсь лбом к холодному стеклу.
«Полгода назад ты меня почти из петли достала, а теперь я чуть не убил тебя…»
Вспоминаю, как Алена поддерживала меня, когда я был на грани. Когда по новостям транслировали то видео, а сотни блогеров повышали рейтинги на своих каналах за счет скверной истории с моим участием.
От меня тогда отвернулись многие друзья, поклонники сыпали проклятья в директ, и только Алена оставалась рядом. Только она и еще несколько близких людей верили мне.
В кармане куртки звонит мобильник, я быстро достаю его, в надежде, что звонят из больницы.
«Казаринов», – светится на экране.
– Да, Сань, – отходя от окна, отвечаю я и устало опускаюсь на диван.
– Ну что там, есть новости из больницы?
– Все еще без сознания, – вздыхаю я. – Сейчас приму душ, переоденусь и поеду обратно к ней.
– Держись там, братан. Я пару часов буду на совещании, а потом если что-то вдруг понадобится, маякни, ок?
– Договорились.
Я собираюсь убрать телефон, но Саня останавливает меня словами:
– Ты кстати видел, что Красовская опубликовала в инсте?
Я резко подаюсь вперед, чувствую, как подпрыгивает пульс. В голову влетает мысль, что она выложила там какие-то фотографии.
Скидываю звонок, спустя секунду ищу в инсте страницу Красовской и сжимаю в руке мобильник: она закрыла от меня свой профиль.
Быстро набираю Казаринову, но он не берет трубку.
Слышу гудки по второй линии, смотрю на экран, гетконтакт определяет номер телефона больницы, и я молниеносно переключаюсь на вызов.
– Олег Александрович, Алена пришла в себя, – сообщает ее лечащий врач.
– Можно увидеть ее? – соскакивая с дивана, спрашиваю я и бегу в коридор.
– Да, можете. Сейчас с ней ее родители.
– Черт! Черт! Черт! – кидаю на соседнее сиденье разряженный мобильник и пока стою на светофоре еще раз открываю бардачок.
Переворачиваю там все вверх дном, заглядываю в отделение между сиденьями – тщетно.
На днях Алена брала мое автозарядное и, видимо, так и не вернула обратно.
– Теперь никому не позвонить и не узнать, что там опубликовала Красовская…
От злости ударяю по рулю, сжимаю губы.
«Эта сука решила меня добить?!»
В голове настоящий раздрай: мысли о публикации чередуются с тревогой – не представляю, как я сейчас появлюсь перед Аленой. Она наверняка не захочет видеть меня.
И ее родители – тоже.
Раз они сейчас у нее, то, скорее всего, они уже в курсе, что случилось на даче.
Я виделся с ними вчера в больнице, но у меня язык не повернулся рассказать им об этом.
Ее мать не могла связать даже двух слов, начинала что-то говорить и тут же пускалась в слезы. А отец Алены поддерживал меня, даже не догадываясь по чьей вине их дочь находится на операционном столе.
Мне больно и стыдно смотреть им в глаза. Ведь все думают, что она попала в аварию, когда ехала на дачу с девичника. Никто кроме меня, Казаринова, Красовской и самой Алены не знает, что это было совсем не так.
И для меня все еще остается вопросом: почему она развернулась? Может, что-то забыла на даче? Может, немного остыв, решила вернуться и поговорить со мной?
Через полчаса я уже бегу по коридору больницы.
Вхожу в отделение реанимации, меня просят надеть сменную обувь и халат. Вижу у палаты родителей Алены, слежу за их реакцией и уже ожидаю, что меня вот-вот начнут проклинать и потребуют убраться из жизни их дочери.
Но вместо этого мать Алены обнимает меня и, всхлипывая в мое плечо, сообщает, что она пришла в себя.
Ее отец хлопает меня по спине.
– Все обошлось! – говорит Роман Петрович. – Все обошлось, Олег.
– Сейчас Алене сделают укол, и сможешь увидеться с ней, – отстранившись от меня, вытирает лицо Мария Андреевна.
Я смотрю на них по очереди и не понимаю:
«Алена им разве ничего не рассказала?»
Из палаты выходит молоденькая медсестра, увидев меня, она округляет глаза и немного краснеет.
– Ой, здравствуйте, – с улыбкой поправляет она халат. – Можете входить, я уже закончила. – Девушка ступает мне дорогу и шепчет вслед: – А потом можно сделать с вами фото?
Ничего не ответив, вхожу в палату. Алена переводит на меня взгляд, ее глаза тут же становятся влажными, подбородок дрожит.
– Привет, любимый, – шепчет она сухими губами, а я на пару секунд впадаю в ступор.
Медленно подхожу к ней, сажусь на стул у кровати, слышу за спиной шорох и всхлипывание ее мамы. Алена протягивает мне руку, через секунду наши пальцы смыкаются в замок.
– Прости, сорвала нам свадьбу, – вымученно улыбается она и из ее глаз вырываются слезы.
– Плевать на свадьбу, – отвечаю я, вытирая ее лицо. – Главное, что ты жива, слышишь? А все остальное неважно.
Я внимательно смотрю на нее и не улавливаю в ее взгляде ни ненависти, ни обиды, ни злости. Она перебирает мои пальцы, говорит, что зря не послушалась подруг и поехала на дачу ночью.
Я слушаю ее вполуха, и не понимаю: что происходит? Почему она вообще заговорила со мной после всего, что было?
– И как же тебя так угораздило?.. – цокает рядом с кроватью Роман Петрович.
– Да что ты все заладил?! – шипит на него Мария Андреевна. – Не помнит она ничего.
Она переводит на меня возмущенный взгляд, скрещивает на груди руки.
– И не надо такое помнит, правда, Олег? Не хватало еще, чтоб кошмары ее мучили!
Я отрешенным взглядом смотрю на Алену, сжимаю ее руку.
– Ты правда ничего не помнишь? – внезапно охрипнув, спрашиваю ее.
Роман Петрович с умным видом щелкает пальцами.
– Доктор сказал у нее эта… Рер… Ретеро…
– Ретроградная амнезия, – перебивает его Мария Андреевна. – Это когда…
– Я в курсе, что это, – отвечаю я и на короткое мгновенье выпадаю из реальности.
«Это когда человек не помнит события, произошедшие перед получением травмы…» – заторможено проговариваю про себя.
Мне многое известно об этом с тех пор, как в одном из фильмов мой герой столкнулся с подобной проблемой.
Как в тумане слышится голос Алены:
– Помню, как сидела с девочками в ресторане, как садилась в машину, а дальше – пелена…