За решеткой

Глава 7

Спал я дерьмово. Разговор с Бишопом раз за разом прокручивался в моей голове. Каждое слово. Каждый взгляд. Я видел это снова и снова. Я слышал тон его голоса, убежденность, когда он говорил мне, что он всего лишь монстр.

Но дело в той крохотной эмоции, проступившей на поверхности, когда он говорил о своей бабушке. В том, как он смотрел сквозь портрет, нарисованный на стене. В том, как он называл ее «бабуля».

Шторм уже бушевал всюду вокруг меня.

В шесть вечера я прекратил попытки заснуть. В глаза как будто песку насыпали, они были раздражены из-за нехватки сна. Я сбрызнул лицо водой и посмотрел на свое отражение. Темная двухдневная щетина покрывала мой подбородок и шею, и я провел по ней рукой, уговаривая себя побриться.

Мне также надо было постричься. Мои каштановые космы цвета грязной лужи отросли достаточно длинными, чтобы стали видны неуправляемые кудри, которых я всегда пытался избегать. Собрав в кучу последние остатки энергии, я постарался привести себя в порядок, чтобы не выглядеть таким бледным и обеспокоенным.

Сожрав полную миску сухих завтраков, я проверил телефон и увидел недавнее сообщение от Рея, который просил как можно скорее перезвонить ему. Не зная, в чем дело, я поставил миску в раковину и тыкнул на кнопку звонка.

— Энсон. Как дела?

— Неплохо. Только встал. Что-то случилось?

— Вообще-то, я хотел узнать, не сможешь ли ты сегодня приехать на пару часов пораньше. В твоей зоне не хватает рук, и там не помешает дополнительный персонал.

Не хватает рук? Я не представлял, что за проблемы у них возникли.

— В чем дело?

Я знал, что Эзра все еще работал в послеобеденную смену, и помнил вчерашние угрозы Армандо из-за того, что их лишили законных прав. Что-то случилось? Он сдержал угрозу прибить Эзру? Его комментарии упоминались в моем отчете, но я не воспринял их всерьез. Парень был расстроен, но я заверил его, что проблема решена, и потому не думал, что он что-то предпримет.

— Обыск, Миллер. Ты доложил о подозрениях на употребление наркотиков. Они приступили сегодня после обеда.

— Черт, — я провел рукой по волосам, испортив свои предыдущие попытки уложить их гелем. — Я и забыл про это.

— Обычное дело. Такое часто случается, но занимает большую часть дня и сбивает привычный рутинный график. Сможешь поработать несколько дополнительных часов?

— Да, без проблем. Когда я тебе нужен?

— Сможешь приехать к восьми?

Учитывая, что я ничем не был занят, это не вызывало проблем.

Поскольку я заступал на смену в нетипичное время, не было брифинга по 12 корпусу и не было доклада от другого надзирателя. Когда я заглянул в офис Рея, чтобы сообщить о прибытии, его там не оказалось. Поспрашивав, я узнал, что он помогает в отсеке Б. Туда я и направился.

Вскоре я увидел, что обыск в отсеке смертников сильно отличается от всего, с чем я сталкивался в прошлом. Заключенных перемещали из их камер в большое помещение в главном коридоре отсека смертников. И словно обыск с досмотром в камере или досуговом помещении был недостаточно унизительным, теперь заключенных просили раздеться в этом центральном помещении и сдать одежду для тщательного осмотра. Когда они раздевались и подвергались осмотру, у них брали образцы мочи — прямо там, в большом помещении, где нельзя смухлевать или играть в какие-то игры.

Пока два надзирателя занимались заключенным, двое других осматривали его камеру дюйм за дюймом, проверяя и конфискуя все, что им не разрешалось иметь. Это был тщательный и организованный процесс. У всех имелась своя работа и отведенное место.

Не зная, где я нужен, я нашел Рея, который следил за мужчинами, переворачивавшими вверх дном камеру Армандо.

— Вечер добрый, Рей. Где я тебе нужен?

— О, привет. Спасибо большое, что приехал. Некоторые из наших ребят пропустили обед. Почему бы тебе не помочь тут? Я дам Дугу хоть пятнадцать минут, чтобы перекусить. Знаю, это мало, но надо разобраться с этим.

— Нет проблем.

Я натянул свои износостойкие перчатки и вошел в камеру Армандо, а Рей крикнул через плечо, говоря Дугу отдохнуть пятнадцать минут. Увидеть камеру изнутри стало открытием. Воздух был более спертым и тяжелым, чем я ожидал, и к нему примешивались различные неприятные запахи, которых мы не чувствовали снаружи. Запах тела и немытый туалет. Логично, поскольку этих мужчины проводили двадцать два часа своего дня в маленькой комнате, где они ели, спали и срали.

На стенах росла плесень, над кроватью виднелись голые участки бетона, где краска давно облезла. Слой грязи и хлама был толстым. Надзиратель, которого я знал как Энджело, склонил голову в приветствии, стянул тонкий матрас с кровати и провел визуальный осмотр, изучая каждый дюйм.

— Ты когда-нибудь занимался подобным?

— В тюрьме общего режима в Ай-Максе. Здесь нет.

— В плане осмотра особых отличий нет, если не считать нескольких мелочей, — он вытащил матрас в коридор, и тогда я заметил аппарат в конце ряда. — Просвечивается рентгеном. Это несильно отличается от той фигни в аэропорту, когда проходишь проверку безопасности. Убедившись, что все чисто, мы кладем вещи обратно. Мы осматриваем каждый дюйм комнаты и ищем контрабанду. Относись к вещам уважительно. Вот и все. Мы не утруждаемся складывать все как было. Как только они вернутся в комнату, сами об этом позаботятся. Но если начнешь портить вещи, точно окажешься в чьем-нибудь черном списке, гарантирую.

Так что мы понемногу разбирали камеру Армандо. Осматривали его вещи и складывали кучками в центре камеры, чтобы ничего не пропустить. Когда мы убедились, что все чисто, Энджело доложился Рею.

— Ладно, дайте им знать, что Армандо можно заводить в камеру и переходить к следующему заключенному. Мне придется отойти ненадолго, в блоке Е проблемы, кто бы мог подумать, — Рей помахал нам, направляясь к лестнице. — Зовите, если понадоблюсь.

— Я дам им знать, что все готово к возвращению Армандо, — сказал я.

Энджело кивнул, вышел из камеры и прислонялся к стене, сняв перчатки и потирая лицо. Он выглядел так, будто у него был долгий день, и он отчаянно нуждался в передышке, и поэтому я не стал сообщать другой команде по рации.

Я услышал шум еще до того, как свернул за угол в главный коридор, где держали Армандо. Повышенные голоса разносились по воздуху.

— Ты бл*дский кусок дерьма. Богом клянусь, если однажды я доберусь до тебя, мелкий мудак, то шею тебе сверну.

— Остынь, Армандо. Ты не хочешь этого делать.

— Нет, хочу, бл*ть. Этому засранцу слишком многое сходит с рук, и меня уже тошнит от этого. Если никто не хочет с ним разобраться, тогда я сам это сделаю.

Последовала пауза. По воздуху разнесли шепотки, но они были слишком тихими, чтобы различить слова. Я прибавил шагу и свернул за угол. Клетка находилась прямо в центре коридора. Голый Армандо стоял лицом к лицу с наглым и высокомерным Эзрой, который ухмылялся во все тридцать два. Даже мне хотелось ему врезать. Их разделяли считанные сантиметры, и я не сомневался, что если бы Армандо не находился в запертой клетке, он бы сдержал слово.

Эзра держал руку на груди своего коллеги, сдерживая того и приглушенно говоря что-то Армандо. Коллеге, казалось, было неловко. Он держал в одной руке комбинезон Армандо, в другой — его обувь.

Армандо обнажил зубы в агрессивной гримасе, сверля взглядом Эзру.

— Что здесь происходит? — завопил я.

Отвлекающий фактор в лице меня нарушил напряженную атмосферу между ними, и все рвануло. Армандо бросился всем телом на стену клетки, умудрившись наметить смачный харчок через крохотные дырочки прямиком в лицо Эзры. Эзра схватил баллончик спрея со своего пояса и брызнул Армандо в лицо.

Я побежал.

Другой офицер схватил Эзру и оттащил назад, выкрикивая возражения.

Армандо заорал и грохнулся на колени, схватившись за лицо.

— Я вызову бл*дский КНЭР (прим. команда надзирателей экстренного реагирования), и они с тобой разберутся, — взревел Эзра. — Как тебе такое понравится, Армандо?

Эзра содрал рацию с плеча как раз в тот момент, когда я добрался до него. Я помог второму надзирателю удержать его и встал прямо перед ним.

— В чем, бл*ть, твоя проблема? Что ты творишь?

— Отвали от меня, новичок, — плевок Армандо стекал по щеке Эзры, и он чуть ли не светился от злости. Жгучие следы перцового спрея витали в воздухе, и у меня защипало глаза. Я вошел как раз в остаточное облако. Я не мог представить, что чувствовал Армандо.

— Почему ты его донимаешь? Просто чтоб побыть мудаком? Покичиться своей властью?

— Он угрожал мне. Тебя тут не было, так что отъе*ись.

— Да? А он угрожал тебе до или после того, как ты начал его провоцировать? — не дожидаясь ответа от Эзры, я переключил внимание на молчаливого надзирателя, удерживавшего руки Эзры за его спиной.

Мужчина не ответил словами — может, потому что для своих коллег Эзра представлял бОльшую угрозу, чем для заключенных — но он кивнул, подтверждая мои подозрения.

— Давай ты прогуляешься, остынешь и вернешься, когда приведешь мысли в порядок? — сказал я Эзре.

— Давай ты не будешь лезть не в свое дело? Этот тип угрожал мне, и я имею полное право вызвать КНЭР, чтобы о нем позаботились.

КНЭР представлял собой команду надзирателей экстренного реагирования из пяти человек. Их вызывали в случае тюремного бунта, выведения из камеры, массовых обысков, если заключенный не слушался, а также в случае нападения заключенного на охранника. Они приходили в полном защитном снаряжении, и их возглавлял командующий офицер.

— КНЭР не понадобится, если ты сдашь назад. Вы двое не ладите, и мы позаботимся об этом без тебя, — я показал на его коллегу, все еще не зная его имени. — Армандо? — позвал я хрипящего и скулящего мужчину позади меня.

— Что? — рявкнул он, едва сдерживая злость.

— Как ты относишься к тому, что Эзра уйдет, а я и...

— Филипп.

— Филипп позаботимся о твоей транспортировке обратно в камеру? Там все чисто.

— Избавьтесь от этого мудака, потому что если я до него доберусь...

— Не бросайся угрозами, приятель. Знаю, он тебя взбесил, но такими темпами ты навлечешь на себя большие проблемы. Сейчас я на твоей стороне и предлагаю тебе принять это.

— Я об этом доложу, — сказал Эзра едким, полным ярости тоном.

— Ага, я тоже, и Филипп тоже не в восторге от твоего поведения, так что не сомневаюсь, что от него тоже будет отчет.

Филипп ничего не сказал, но продолжал наблюдать, не отпуская руки Эзры. Я видел в его глазах отвращение и не нуждался в словесном подтверждении его взглядов.

— А теперь ты сам уйдешь и возьмешь перерыв, или мне надо вызвать Рея из блока Е? Обещаю тебе, он будет не в восторге.

Эзра вырвался из хватки Филиппа и выпрямился, пытаясь запугать меня, но я вторил его угрожающей позе и не отводил взгляда, пока он не развернулся и не унесся прочь.

— Бл*дский уе*ан, — проворчал Армандо.

Как только Эзра скрылся за ближайшими дверьми-решетками, я посмотрел на Армандо. Его кожа сделалась ярко-красной от раздражения, и он постоянно тер глаза. Я сомневался, что к этому моменту он хоть что-то мог видеть. Получить перцовым спреем в лицо — это просто ужасно.

— Его одежда осмотрена? — спросил я у Филиппа.

— Да, — он собрал вещи с места, где выронил их в ходе перепалки. — Эзра не позволял мне вернуть их.

Кто бы мог подумать.

— Мочу на анализ взяли?

— Да, его можно переводить.

— Ты готов к трансферу, Армандо.

— Да я ослеп, бл*ть. Проклятье, это дерьмо жжется.

— Не сомневаюсь. Вставай. Филипп отдаст тебе одежду. Как окажешься в камере, промой все большим количеством воды. В следующий раз не ведись и держи рот на замке. Он хотел сделать это и ждал, когда ты дашь ему повод.

Армандо щурился, глядя меня и снова скаля зубы.

— Да, но он...

— Никаких но. Знаю, он вел себя как мудак, но ты угрожал надзирателю. За это тебя могут наказать, и ты это знаешь. Я напишу честный отчет, и может, Рей проигнорирует твою роль в этом и разберется с Эзрой, но это не от меня зависит.

Армандо уступил и поднялся на ноги, используя стену клетки как опору. Филипп через люк вернул Армандо одежду, и мы подождали, пока он оденется. Он без проблем позволил надеть оковы на его руки и ноги, и пока мы с Филиппом вели его обратно к камере, он повернул голову и изучал меня щурящимися, налившимися кровью глазами.

— А ты ничего, Миллер. Вот бы все были такие, как ты.

Как только Армандо вернулся в камеру, Энджело вскинул бровь и понизил голос.

— Что случилось, бл*ть? За что в него брызнули спреем?

— Это Эзра, и он ушел на перерыв, если у него есть голова на плечах. Кто следующий?

Энджело показал на камеру Десмонда, виновника, чье поведение и внешность спровоцировали всю эту ситуацию. Дуг вернулся, и это хорошо, поскольку у нас опять оказалось на одного человека меньше. К сожалению, это означало, что больше никто не получит перерыв.

— Дай мне пять секунд. Я свяжусь с Реем по рации и сообщу о случившемся. На его месте я бы отпустил Эзру домой. Он сейчас слишком взвинчен, и его смена почти закончилась.

Рей был вовсе не в восторге и сообщил, что разберется в ситуации.

Остальной обыск прошел нормально, если не считать пакетика кокаина в камере Десмонда. Всегда поражало, как заключенные умудрялись доставать подобные вещи с такими строгими мерами безопасности. Десмонд получил наказание в виде понижения на 2 уровень на 90 дней. Его вещи конфисковали по протоколу и зафиксировали все в отчете.

Последний обыск был в Б21, у Бишопа. Все время я избегал зрительного контакта и придерживался профессионального поведения. Я не раз чувствовал на себе жар этих ониксовых глаз. Он не разговаривал и не спорил. Он как всегда был покладистым и сговорчивым.

Рей увел меня с этажа, чтобы написать отчет о ситуации с Эзрой, и только после одиннадцати часов я сменил Энджело. К тому времени мне казалось, будто я уже отработал полную смену. Я провел личный пересчет, поскольку я заступал на этаж. Большинство парней спало, не считая Армандо, который сидел на кровати, согнувшись пополам и прижимая пальцы к глазам, и Бишопа, который опять читал.

— Ты там в порядке, Армандо? — спросил я, помедлив у его окна при следующем обходе.

— Бл*дские глаза все еще горят.

— Ты их промыл?

— Да, я их промыл, — рявкнул он. — За идиота меня держишь?

— Просто спрашиваю.

Его злость не утихла, так что я оставил его в покое, не желая нарываться на злость заключенного.

Ночь выдалась тихой, и я порадовался этому. После пересчета в два часа ночи я поднимался обратно по стальной лестнице, сверившись с Джином, и тут услышал мягкий баритон Бишопа. Я замер и слушал. Его голос нес в себе больше благодаря тихому тону.

Слова были неразборчивыми, так что я приблизился к камере и прижал ухо к двери так, чтобы не было видно в окошко. Душераздирающие эмоции в его словах омыли меня.

— «И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,

Разлучить никогда не могли,

Не могли разлучить мою душу с душой...»

— «Обольстительной Аннабель-Ли», — прошептал я.

Я закрыл глаза, тут же узнав стихотворение. Я одними губами повторял все следующие строчки, всем сердцем чувствуя печальные слова Эдгара Аллана По. И еще печальнее было слышать это от мужчины в камере.

Когда Бишоп умолк, я бездумно заговорил, повысив голос ровно настолько, чтобы он услышал.

— «Аннабель Ли», Эдгар Аллан По. Он в числе моих любимых, — я оттолкнулся от стены и встал так, чтобы меня было видно в окно. Бишоп наблюдал. — В старших классах нам поручили сделать независимый исследовательский проект по известному автору. Мне пришлось написать пять тысяч слов о нем и его работе. Это было мое первое знакомство с Эдгаром Алланом По. И больше я с ним уже не расставался. В его стихотворениях и историях есть нечто западающее в душу. Я не мог начитаться им. Заглатывал одно произведение за другим. Заучивал и запоминал. «Падение дома Ашеров», «Бочонок амонтильядо», «Ворон», «Черный кот». Все.

Бишоп закрыл маленькую книжку на коленях и помахал ею, показывая мне, затем положил обратно.

— Брал ее уже раз сто. Знаю наизусть.

— Тебе нравится читать, — это было утверждение, основанное на наблюдениях, а не вопрос.

— Тут больше и нечем заниматься. Легче сбежать в написанный мир, чем думать о будущем, которого у меня больше нет. Не у всех этих парней есть такая роскошь. Они не очень хорошо читают и не могут дисциплинировать себя, чтобы научиться.

— Но не ты.

— Нет. Не я. Бабуля научила меня читать еще в детстве. У нас было мало денег, и она говорила, что чтобы потеряться в книге, деньги не нужны. Библиотека...

— Была вратами в приключения, выходящие за пределы самого безумного воображения.

Бишоп склонил голову, и его лоб изумленно нахмурился.

— Моя мама говорила мне то же самое, — ответил я. — В детстве библиотека была мне вторым домом. Познакомила с возможностью сбежать от мира. Дала место, куда можно пойти, если реальность оказывалась слишком сложной.

— От чего тебе надо было сбегать, босс?

Я закусил щеку изнутри и глянул на ряд других камер. Я ни за что не собирался делиться тем, как в детстве запутался и пугался собственной ориентации, не знал, как я могу (и могу ли) вписаться в ряды других мальчиков моего возраста, когда мы так отличались.

Все было тихо посреди ночи. И пусть я не был готов ответить на его вопрос, я пока не хотел уходить.

— У тебя есть любимые? — спросил я вместо этого. — Вообще книги, не только у По. Любимые книги?

Бишоп приподнялся и сел на краю маленькой кровати, опустив ноги на пол. Он взял ту книгу, что читал, и посмотрел на обложку. Она явно видала лучшие дни.

— В основном мне нравятся старые произведения. Не то чтобы у нас был большой выбор. В здешней тюремной библиотеке около тысячи книг. Я их все читал по несколько раз. Не уверен, что у меня есть любимая. Все зависит от настроения. Несколько лет назад у меня была фаза Чарльза Диккенса. Тут доступны четыре произведения. «История двух городов», «Большие надежды», «Оливер Твист» и «Рождественская песнь в прозе». Я каждое читал по шесть раз. Пока не выучил каждое слово.

Он помедлил, погладив большим пальцем потрепанный сборник произведений По, после чего посмотрел мне в глаза.

— Иногда мне нравятся приключения в духе Марка Твена; в другие периоды я жажду более темных вещей вроде По, — он потряс книгой и положил ее обратно, затем пожал плечами.

— Я люблю Диккенса и заставлял маму читать мне «Приключения Гекльберри Финна» еще задолго до того, как сам научился читать. Отличный выбор.

На лице Бишопа загорелась искра интереса, и слегка приподнявшиеся уголки губ изогнулись в улыбке. Боже, я хотел увидеть эту улыбку... которая сама по себе была загадкой, которую я еще не готов был изучать.

— Что еще тебе нравится, босс?

Я прислонился к стальной двери, оставаясь в пределах видимости, и задумался. Я редко встречал того, кто хотел говорить со мной о книгах. Большинство моих друзей закатывало глаза от мысли, что иногда вечерами я предпочитал читать, а не ходить по клубам.

— Я помню, как в подростковом возрасте читал «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Когда мама узнала, то довольно сильно разозлилась. Она посчитала, что четырнадцатилетнему ребенку такое нельзя. Мне было все равно. Это заставило меня искать другие книги, которые она могла посчитать неприличными. Боже, я так много считал, что и сложно все упомнить.

— Старые книги. Расскажи мне про них.

Я пошарил в воспоминаниях.

— Ну не знаю. Я читал много Бронте, «Граф Монте-Кристо» Дюма был хорош, «Приключения Гулливера» Свифта, «Робинзон Крузо»...

— Дефо. Это я читал. Здесь есть.

— А Джорджа Оруэлла ты читал?

Бишоп покачал головой.

— Серьезно? «1984»? Слышал о ней?

— Не могу сказать, что слышал.

— Как жаль. Она сейчас — моя любимая. У меня бывают такие периоды, когда я раз за разом перечитываю какую-то книгу для успокоения. Особенно в стрессе. На протяжении последнего года это «1984». Отличная. Заставляет тебя думать.

— Это как я и Диккенс.

— Да, наверное.

— Почему ты испытываешь стресс?

Так небрежно заданный вопрос вбил в меня немного здравого смысла. Почему я общаюсь с заключенным на личные темы? Я выпрямился, потер шею сзади, снова окинул взглядом коридор, внезапно занервничав, будто за моим мечтательным разговором с Бишопом следили. Нет ничего плохого в том, чтобы поболтать с заключенным, но чувства, которые Бишоп будил во мне, выбивали меня из колеи.

Здесь никого не было. Не то чтобы я ожидал кого-то увидеть. Джин был внизу, занимался своими делами, а все мои подопечные давно видели девятый сон.

Вместо ответа я проверил время. Делать пересчет еще рано, и никаких других обязанностей у меня не было.

— Ты не обязан отвечать, босс. Не мое дело. Я не должен был спрашивать. Я так давно не говорил с кем-то, кто обращался бы со мной уважительно. Не то чтобы я заслуживаю уважения, пожалуй. Все же я здесь, и тому подобное.

Желание сбежать испарилось, и внутри зародилось раздражение. Я с ним не соглашался. Вспомнив, как Эзра обращался с Бишопом, я гадал, сколько раз за пятнадцать лет он сталкивался со схожим обращением. Сколько раз он был выше этого и стискивал зубы, сдерживая ответ?

Да, эти мужчины были худшими преступниками, но их всех судили и наказали за их преступления. Если они доживали последние дни за толстыми стальными дверьми, это не означало, что они больше не заслуживали уважения. Даже их казнь будет проводиться с уважением, когда придет их время.

Поскольку я уже был на полпути к безумию, когда дело касалось Бишопа, я остался на месте и снова комфортно прислонился к двери его камеры.

— Так откуда ты родом? Изначально.

Бишоп посмотрел на меня со своего места на краю кровати, словно вопрос удивил его не меньше, чем мое решение остаться и задать его. Он встал и подошел к другой стороне стального барьера, прислонившись к нему в такой же позе.

— Севернее Остина. Округ Уильямсон. Маленький город под названием Джорджтаун. Слышал о таком?

Я покачал головой.

— Я недавно переехал в штат, всего месяц назад. Я знаю Остин, но не то, что вокруг. Это далековато отсюда, да?

— Примерно три с половиной часа в дороге, плюс-минус.

— Оттуда твоя бабушка приезжает навестить тебя?

Бишоп помедлил, поджав губы так, что они побелели. Похоже, он, как и я, не хотел делиться личным.

— Да. Мой брат, Джален, возит ее каждую неделю.

— Он не заходит внутрь для визита?

— Нет, — то, как отрывисто он произнес это слово, предостерегло меня не задавать дальнейших вопросов.

— Она знает, что ты рисуешь?

Взгляд Бишопа скользну к портрету над кроватью.

— Да. Поэтому она приносит мне фотографии. Чтобы я мог запомнить и привнести в эту комнату немного жизни.

— Что на фотографиях?

— Дом. Места, в которые мы раньше ходили. Наш старый район. Ее сад. Иногда дом. Любое, что покажется ей важным на этой неделе. Она везде берет с собой камеру и накануне визита ко мне распечатывает снимки. В последнее время многое повторяется. Ее разум уже не тот, что прежде, и она забывает, что уже фотографировала новый дом культуры или уже три визита подряд показывала мне свой умирающий куст роз. Неважно. Она делает это с тех пор, как меня посадили. Говорит, что делает это для меня, но думаю, для нее это тоже способ справиться.

— Ты воссоздаешь эти снимки на стенах?

— Да. Некоторые из них. Более абстрактно, чтобы все вместить, но смысл в этом. Это дарит мне ощущение дома.

В его тоне звучали тоскливые нотки, и мое сердце сжалось. Его взгляд бродил по множеству угольных рисунков, мысли дрейфовали где-то далеко. Я не стал рушить момент и воспользовался этим шансом понаблюдать за ним. Его подбородок покрывала густая черная щетина, и я знал, что скоро этих ребят поведут к парикмахеру. В настоящее время в 12 корпусе не разрешались бороды. Дурацкие вечно меняющиеся правила.

Когда Бишоп поднял руки и потер старый шрам, рассекавший ладонь, я нахмурился. Я хорошо знал его тело. Я много раз видел его голым и, виновен по всем пунктам, запомнил его. Он был бесспорно привлекательным, и та тайная часть меня, неспособная игнорировать красивого мужчину, подмечала каждый изгиб, угол и отметину на коже.

У него было два шрама. Оба померкли и сделались почти невидимыми. Один на руке, второй на ладони. Мои собственные шрамы екнули в знак сочувствия, и мне захотелось потрогать их и вспомнить, что их вызвало.

— Что случилось? — спросил я, не сумев отвести взгляд от побледневшего шрама.

Бишоп замер. Его огромное тело напряглось, но он не ответил на мой вопрос.

Что-то не давало мне покоя, пока мы оба смотрели на его ладонь с отметиной. Словно маяк, который я не мог рассмотреть, словно идея, которую я не мог переварить... я щурился и дергал эту ниточку в своей голове, пытаясь вытащить на поверхность. Что бы ни маячило на окраинах моих воспоминаний, это было слишком туманным и искаженным.

Треск рации заставил мое сердце подскочить к горлу.

— Ищем 26903. Не хватает пересчета отсека Б, секции Б, ряд 1 и 2. Доложитесь, пожалуйста.

Я отпрянул назад, глянув на часы. Сколько времени прошло? Неужели уже так поздно? Я завозился с рацией и нажал на кнопку.

— Принято. Дайте секундочку. Почти закончил.

Взгляд Бишопа не отрывался от меня, наши глаза встретились. Задержались. Между нами что-то пронеслось, но у меня не было времени изучать или анализировать. Больше ничего не было сказано. Вмешательство вырвало нас из этого маленького дружелюбного пузыря, и я готов был напинать себе за то, что так затерялся в разговоре и забыл про свои обязанности.

Я пронесся по коридору, проверяя каждое окошко. Никто не пошевелился в то время, пока я говорил с Бишопом. Ряд был тихим и сонным. Скоро доставят завтрак, и мир внутри 12 корпуса снова оживет.

Мне казалось, будто в последний час я перенесся на иную грань существования. Там не было стальных дверей, замков и цепей, решеток или заборов с колючей проволокой. Были лишь мы двое и глубинное ощущение в груди, которое я не готов был признавать.

Спеша закончить пересчет, я знал, что никакая чистка не прогонит Бишопа из моего организма. За последний час он глубоко пустил корни. Дальше можно было двигаться только вперед и надеяться, что я избрал верный путь.