Вечера Алли ждала со страхом. Она долго принимала душ, затем натянула старую, поношенную пижаму и вышла в гостиную. Финн разбирал содержимое ее коробки.
На журнальном столике лежали открытки, сувениры. Он читал письмо, наклонив голову, брови сошлись на переносице. Ей вдруг захотелось прижаться губами к глубокой бороздке между его бровями.
— Я думал, нам лучше еще раз все это просмотреть, — он поднял на нее глаза.
Алли кивнула. Вспомни истинную причину его приезда.
— Ты не против? — Он устало вздохнул. — У меня никак не получается.
— Попытайся еще раз. — Пожалуйста. Она прошла к столу, подавляя желание броситься к нему в объятия.
Прошел час, Алли выключила компьютер.
— Давай сделаем перерыв. Проголодался?
Финн рассеянно кивнул, и она прошла на кухню. Вернувшись в комнату с подносом, она застала его лежащим на кушетке с маленьким фотоальбомом на коленях.
— Когда это было снято? — Он указал на фотографию.
В поношенной футболке с надписью «Австралийские грибы», с голыми ногами, молодая, веселая и счастливая, она беззаботно улыбалась со снимка. От нее буквально веяло любовью.
Алли осторожно поставила поднос на стол.
— Ты работал по пятнадцать часов в сутки, и мне захотелось сделать тебе приятное. — Финн удивленно приподнял бровь, и она кашлянула. — Однажды я сказала тебе, что запах жареных грибов похож на запах секса.
Краска залила ее шею и щеки.
— Правда?
Его взгляд потемнел.
— Я купила себе эту футболку, сфотографировалась в ней и переслала тебе карточку.
— Тогда как она оказалась у тебя?
— Ты вернул ее, как и множество других, после моего ухода. — Она почувствовала укол досады, хотя и знала, что он пытался вытравить из своей жизни все, что было так или иначе связано с ней. — Печенье. — Алли разорвала пакет и протянула ему.
Финн медленно достал одно и принялся задумчиво его жевать. Алли отправляла в рот виноградинку за виноградинкой.
Она чувствовала на себе его внимательный взгляд. Каждый раз, когда они замолкали, воздух густел от напряжения.
— Ладно, — выдохнула она, прерывая эту пытку молчанием, — пора вернуться к работе. — Реальность быстро прочищает мозги от фантазий.
— Расскажи мне о своей семье, — выпалил Финн.
Она поставила чашку с чаем на журнальный столик.
— Сядь. — Он похлопал по софе рядом с собой.
Алли села, стараясь держать дистанцию, и сложила руки на коленях. Финн поместил ладони ей на плечи, повернул спиной к себе и начал массировать ей затылок. Она блаженно застонала. Он всегда действовал на нее завораживающе, она словно попадала в его магнетическое поле и уже не могла вырваться. Он обладал всеми теми качествами, которыми она восхищалась, — силой, властностью, страстностью натуры.
Как было бы хорошо, если бы Финн захотел остаться…
Она вздохнула. Глупая, импульсивная Алли.
— Мой дед развелся с бабушкой Лекси, когда маме исполнился год, — тихо начала она. — Он происходил из богатой семьи, а она была дочерью экономки. Он вскоре снова женился, забрал мою маму и уехал в Новую Зеландию. Когда маме исполнилось восемнадцать, она вернулась к Лекси, но они были диаметрально противоположными натурами. Мама ненавидела роль пай-девочки, которую ей навязывал отец, и поиски матери стали для нее своего рода бунтом против отцовской тирании. Наследства ее лишили. Всю сознательную жизнь она провела в поисках себя. — Алли махнула рукой, ее губы тронула саркастическая улыбка.
— А твой отец?
— Мама встретила Падрайка на ирландском празднике. Они поженились и эмигрировали в Австралию до моего рождения. До десяти лет я жила в Голубых горах.
— А потом пришлось переехать.
— Да. — Она удивилась его интуиции. — Мой отец пьяным заснул на кушетке с сигаретой в руках. Мы с мамой находились у соседей, помогали им с новорожденным. — Алли посмотрела на Финна, затем отвернулась. — Как и жизнь моего отца, дом был не застрахован. Как бы жестоко это ни звучало, но его смерть — самое лучшее, что случилось с Джулией.
— Почему?
Он начал растирать ей затекшие плечи и шею, и она снова тихо застонала.
— Отвратительный тип. Мама многие годы провела в депрессии, деля кров с алкоголиком и игроком. С раннего детства я регулярно становилась свидетелем ссор и истерик. Он обвинял своих боссов за увольнения, ругал правительство за маленькие пенсии, орал на маму за то, что она много тратит, хотя она покупала самую простую еду и одежду.
Ее колени задрожали, пальцы рук стали быстро сжиматься и разжиматься. Финн с беспокойством окинул взглядом всю ее съежившуюся фигуру.
— Расскажи мне свою историю, Алли. Это поможет.
Она подозрительно посмотрела на него.
— Не могу поверить, что ты действительно тот Финн Соренсен, которого я знала.
— Я уже говорил, я сильно изменился.
— Да уж. Ты снова раскрепостился, как тогда, в Сиднее. В Дании все было совсем по-другому.
Он натянуто улыбнулся.
— В Дании моя свобода ограничена протоколами, а здесь… — он пожал плечами, — я чувствую себя более расслабленным. Более живым, что ли. Странно звучит?
— Нет.
Они помолчали.
— Ты рассказывала о своей семье…
Алли вздохнула и подтянула колени к груди.
— Недостаточно?
— Наши родители очень сильно влияют на нашу жизнь.
Финн заложил руки за голову и откинулся на спинку софы, всем видом выражая готовность слушать.
— Падрайк всегда кого-то обвинял, в этом я на него похожа и ненавижу себя.
Повисло молчание.
— Он умер.
— Знаю, но он оставил в моей душе неизгладимый след… Словно он до сих пор где-то рядом. Я все еще коплю деньги на черный день, держу их в банке в гардеробе. Ненавижу ссориться, не выношу людской лжи. И, как будто назло ему, не скребу и не полирую свой дом с утра до ночи. Мне нужно… — …чтобы во мне кто-то нуждался. Она сглотнула ком в горле. — Джулия продолжает бегать от ответственности потому, что мой отец слишком многое возложил на ее плечи.
— Какая она?
— Все еще ищет что-то. — Алли пожала плечами. — Я уверена, она никогда не хотела ребенка, поэтому и оставила меня у бабушки. Я люблю Джулию, но… — ее подбородок опустился ниже, локоны упали на лицо, — я ее не понимаю. Каждый день рождения я ждала маму, которая обещала приехать, но она никогда не приезжала. Однажды она все-таки появилась, ворвалась в дом как вихрь, с подарками и смехом. Подарила мне надежду. Прошла неделя, две, а затем начались споры с Лекси, и скоро ее уже и след простыл. Обещала вернуться через месяц, но так и не вернулась. Не знаю, возможно, я лелею плохие воспоминания. Это история моей жизни. Мой отец в упор не видел своих проблем, а мать до сих пор бегает от них.
Прошло несколько секунд, прежде чем Алли осознала, что Финн сжимает ее руку. Она смотрела на их сплетенные пальцы и недоумевала.
— Ты не похожа на свою мать, — тихо сказал он.
— Нет? — Она робко взглянула на него, — Последний раз, когда мама уехала, я поклялась, что больше не пушу ее в свою жизнь. Я покинула тебя по многим причинам, и одна из них — страх. Страх оказаться ненужной, нежеланной, к тому же я боялась, что журналисты узнают о моем прошлом и твоя семья будет негодовать. Ты, национальное достояние, женился на безработной простушке сомнительного происхождения.
— Алли… ты самая что ни на есть необыкновенная.
Он наклонился так близко, что увидел темно-синий ободок на радужной оболочке ее глаз. Интересно, тонул ли он в них когда-нибудь прежде?
— Наши предки были завоевателями, а попросту разбойниками, так что здесь гордиться особенно нечем. Я обычный бизнесмен. А пресса? Так она найдет себе другого кандидата в национальные герои, только подожди. Ты же… — Финн осторожно заправил ей за ухо локон волос, — ты самая необыкновенная женщина, которую я встречал в своей жизни. Ты добрая, любящая. Одним словом, потрясающая.
Она подавилась от смеха.
— Потрясающая?
— Именно, — серьезно повторил он. Неуверенность, застывшая в ее глазах, заставила его улыбнуться. — Чрезвычайно трудно сопротивляться желанию поцеловать тебя.
— Что же… — она прикрыла глаза, с губ сорвался легкий вздох, — тебя останавливает?
— Абсолютно ничего, — пробормотал он.
Их губы соединились, блаженство длилось мгновение, а потом она резко отпрянула.
— Не уходи, я хочу…
Не успел Финн закончить предложение, а Алли уже неслась в ванную.