Задачи из учебника

Глава 1

Алик устало обвел глазами комнату. Сигаретный дым завис под потолком, делая тусклым свет люстры. Кто-то из гостей методично выстраивал пустые бутылки по краю ковра.

Все темы для разговоров были исчерпаны. Кит полулежал в кресле, Алик изо всех сил старался не заснуть, навалившись на спинку дивана. Иринка сидела рядом, легко обняв Алика за плечи. Черноглазый Тимур выстукивал ритм песенки, звучавшей из магнитофона.

– Забыл! – вдруг вскинулся Федот. – Я же вам кассету послушать притащил. Клевый музон!

Федот пощелкал кнопками, крутанул громкость, и какие-то жуткие децибелы потрясли комнату.

– Поправь эквалайзер, – лениво посоветовал Кит.

Мужской голос речитативом орал рифмованные строчки, банальные и какие-то пошлые. Алик поморщился и переглянулся с Иринкой. Та понимающе улыбнулась и чуть пожала плечами: «Что поделаешь – гость».

– Выруби, Федот, – через пару минут попросил Кит. – Башка болит. И вообще – вкус у тебя…

Федот обиженно засопел, но музыку выключил. Тимур тут же поспешил разрядить обстановку:

– За вкус надо выпить! – Он ловко наполнил рюмки.

Алик глотнул тепловатую водку, встал с дивана и подошел к окну. Напротив росла новая многоэтажка, и Алик по привычке пересчитал уже возведенные этажи.

– Женщина должна быть младше мужчины, – вдруг философски изрек Тимур, глядя на Иринку.

– Точно, – подтвердил Федот. – Когда женщина старше – это уже не семья.

– Почему это? – обернулся Алик.

– Потому что женщина старше – это уже неинтересно. Это скучно.

– Не скучнее, чем с молодой, – вдруг со злостью откликнулся Алик. – Чем женщина старше, тем умнее. И ты, Федот, не философствуй – все равно не умеешь.

Алик почувствовал пристальный и какой-то укоризненный взгляд Иринки. Она приняла все на свой счет, но Алика это почему-то еще больше распалило, и он упрямо не смотрел ей в глаза.

– Чего ты разошелся, Саня! – примирительно сказал Тимур. – Давай лучше выпьем. За женщин!

– Разорался, – непонимающе пожал плечами Федот. – Старше, умнее! А сам-то не дурак – женился на молоденькой!

Терпение Алика лопнуло. Он в три шага пересек комнату и молча исчез за дверью. Иринкин взгляд не отпускал его ни на секунду, но остановить не смог.

Алик закрылся в другой комнате и сел за письменный стол.

Черт возьми! И это жизнь?

Все эти полгода – толкучка в Олимпийском, склады, точки, товар подешевле. Он научился улаживать дела с рэкетом, всеми правдами и неправдами выкупать лучшие точки, выбирать товар, нанимать продавцов. У него были деньги. Достаточно. И даже много. Но из-за этих денег весь день приходилось бегать по всей Москве, вечером едва приползать домой, а по выходным общаться с типами вроде Тимура и Федота.

Ладно еще Тимур – хотя бы за столом есть о чем поговорить. Но Федот… Это же верх тупости и самое дно интеллекта! Алик сразу же после знакомства с Федотом поделился своим впечатлением с Никитой. Кит ответил спокойно и безапелляционно:

– Федот тупой. Но деньги считать умеет. Нам такой человек нужен.

И что теперь? Всю жизнь общаться с Федотом, слушать его пошлости? Еще год-два, и Алик сам отупеет. Совершенно отупеет.

– Ребята ушли, – сообщила Иринка, тихо открыв дверь.

Алик вздрогнул от неожиданности и посмотрел на нее с досадой. Но ее взгляд тоже не отличался в этот момент особой доброжелательностью.

– Между прочим, – жестко добавила она, – это твои гости, и в другой раз изволь провожать их сам.

Дверь так же тихо закрылась. Алик недовольно поморщился.

«Твои гости»! Да плевать! Плевать на этих гостей и вообще на все!

Алик с грохотом выдвинул верхний ящик стола. Накладные, счета, ордера… К этому стоило стремиться… Он небрежно подбросил вверх стопку деловых бумаг с печатями. Бумаги посыпались на пол, и Алик лениво подумал, что все это можно сжечь. Кому нужна эта макулатура? Разве что Кит поорет, он с маниакальной аккуратностью подшивал одну бумажку к другой и с глубокомысленным удовлетворением любовно поглаживал подшивку: «Отчетность».

Алик продолжал рыться в бумагах. Просто так, без всякой цели. Бумажки тихо шуршали и успокаивали нервы.

До поры до времени. До того момента, когда рука наткнулась на жесткую папку с неоконченной диссертацией.

Тут же стало не по себе. Не стыдно. Не больно. Не горько. Просто как-то неуютно.

Алик быстро задвинул ящик и выпрямился.

Сам дурак! И путь выбирал сам, и дело, и друзей, и жену.

Алик вспомнил об Иринке и невольно покраснел: зачем он вступил сегодня в спор с Федотом? Кому это было нужно?

Это все Федот. Стойкий раздражитель.

Свое раздражение нужно сдерживать.

А если не умеешь?

Нужно учиться! Иринка правильно сказала: «Твои друзья». А из-за этих «друзей» он обидел ее. Глупая выходка, конечно.

Ни Кит, ни Федот, ни Тимур ничего не поняли. В этом Алик был уверен. Но Иринка-то поняла, что он защищал в тот момент себя и Татьяну.

Иринка могла бы сейчас закатить скандал, но она только сочла нужным сдержанно обидеться. Это была первая размолвка за полгода их семейной жизни.

Он старше, он должен был вести себя умнее. А он как мальчишка! Хорошо, у нее ума хватило…

Алик встал и пошел извиняться. Иринка сидела в кресле и строго смотрела в раскрытый на коленях учебник.

Алик склонился над ней и виновато уронил голову:

– Я виноват! Я скотина и бесчувственный болван. И мне нет прощения. Нет?

– Нет! – Иринка прижала его голову к своему плечу и взъерошила волосы. – Ладно, бесчувственный болван, прощаю.

– Я больше не буду, – пробормотал Алик, целуя ее руки. – Что-то заклинило. Этот Федот!..

– Он раздражает, – согласилась Иринка. – Зачем он вам?

– Спроси у Никиты, – вздохнул Алик. – Он тебе популярно объяснит, зачем нужен Федот.

– Ты устал, Алька.

– Наверное, устал. Это не мое, Иринка. Понимаешь?

– Понимаю. Тебе не нужно было бросать аспирантуру.

– А квартира? – вздохнул Алик.

– Бедный мой Шурик, – протянула Иринка, и Алик вздрогнул.

– Не нужно меня так называть, – сурово и резко сказал он.

Так его могла называть только Татьяна.

Иринка удивилась его резкости и растерянно замолчала. Алик опомнился, улыбнулся и небрежно добавил:

– Ненавижу, когда меня называют Шуриком.

– Учту, – согласилась Иринка. – Учту.

Алик легко поцеловал ее и ласково сказал:

– Ты не переживай за меня. Рассчитаемся за квартиру, заработаю, ты окончишь университет, а там… Мы с тобой ребята молодые, все у нас впереди, все можем изменить. Правильно?

– Не знаю, Алик, – задумчиво произнесла Иринка. – Ты заканчиваешь диссертацию?

– Когда? Ты же знаешь, времени нет.

– Михаил Иосифович о тебе спрашивал. Просил передать привет, хотел знать, когда ты вернешься.

– Как он? – помолчав, спросил Алик.

Иринка пожала плечами. Разговор не клеился. Настроение не улучшалось. Алик вздохнул, кивнул на ее учебник и сказал:

– Читай. Не буду тебе мешать.

– Ты мне не мешаешь, – возразила Иринка. – Нисколько.

– У меня дела. Нужно проверить накладные.

Алик вернулся к столу, грустно обвел глазами разбросанные вокруг бумаги, вздохнул и принялся их собирать.

Глава 2

– Папа! Тебя к телефону! – Женька вернулась к своим тетрадкам.

– Кто? – крикнул Игорь, с трудом вкручивая шуруп в спинку детской кроватки.

– Кажется, дядя Эдик.

Игорь с досадой отложил отвертку. Эдик – значит, снова вызывают на работу. А какая сейчас работа? Через пару дней забирать из роддома Татьяну.

Но звонил не Эдик. Голос в телефонной трубке был молодой и приторно вежливый.

– Здравствуйте, Игорь Юрьевич! Извините меня за беспокойство. Пожалуйста, передайте Татьяне Евгеньевне мои сердечные поздравления с рождением сына.

– Спасибо, передам, – отозвался Игорь. – От кого?

Но молодой человек проигнорировал его вопрос.

– И вы примите мои поздравления.

– Спасибо, но, может, вы все-таки представитесь? – Игоря начал раздражать приторный голос.

Но собеседник и на этот раз не ответил.

– Впрочем, вас-то поздравлять особенно не с чем – наследник ведь не ваш, – вежливо продолжал голос. – Вы об этом не знали? Ох, прошу прощения, что расстроил вас!

Кровь прилила к голове, и Игорь почувствовал, как ухмыляется сейчас этот нахал.

– Кто вы? – в бешенстве прокричал он в трубку.

– Мое имя вам вряд ли о чем-нибудь скажет, – спокойно произнес голос. – Зато я могу сказать имя папаши вашего наследника – Александр Данилин. Не знаете такого?

Игорь не успел ничего ответить – нахал положил трубку.

– Кто это, пап? – Женька с испуганным любопытством выглядывала из своей комнаты.

– Не знаю. – Игорь только сейчас заметил, что все еще держит трубку и слушает насмешливые гудки.

Он вернулся к детской кроватке, взял отвертку и снова попробовал справиться с непослушным шурупом.

Что за идиот это звонил? Кто-то решил пошутить?

Ну и шуточки!

Он со злостью налег на инструмент, отвертка погнулась и выскользнула из рук.

«Александр Данилин. Не знаете такого?»

Игорь не верил всему этому бреду, но на всякий случай перебрал в памяти имена знакомых и малознакомых. Александра Данилина среди них он не нашел.

– Папа! Уже пять часов! Пора идти к маме! – весело прокричала Женька. – Ты собрал кроватку?

– Нет еще. – Игорь натянуто улыбнулся. – Потом соберу. Пойдем. Не забудь яблоки в холодильнике.

Женька шла рядом, без конца задавала какие-то вопросы, дергала его за руку, смеялась и подпрыгивала. Тяжелое ощущение недавнего разговора понемногу рассеивалось.

Почему нужно верить этому приторному голосу? Что за недоверие к Татьяне?

Он еще никогда не испытывал к жене недоверия. Что же произошло теперь?

И теперь ничего. Ничего не произошло. Недоверия нет. Только в голове невольно крутилось одно и то же имя: Александр Данилин.

Это имя возвращалось и на следующий день, и три дня спустя, когда Татьяну с сынишкой выписали из роддома. Игорь с каким-то противным пошлым чувством внимательно вглядывался в лицо новорожденного.

Почему пошлым? Что необычного в том, что отец пытается отыскать в сыне свои черты?

Или все-таки не свои? Чужие?

Он ни словом не обмолвился Татьяне о том странном разговоре. В его поведении не было даже намека на какие-то подозрения. Он радовался вместе со всеми и вместе со всеми хлопотал вокруг мальчугана.

– Ну, деточки, как называть ребенка думаете? – Отец Татьяны всегда ставил нужные и конкретные вопросы.

Татьяна и Игорь переглянулись. Честно говоря, они об этом еще не думали. Точнее, после возвращения Татьяны просто не успели посоветоваться. А заранее, до рождения ребенка, Татьяна и слышать об этом не хотела. Из суеверия.

– Может, Игорьком?

– Нет, мама, – тут же ответила Татьяна. – Двух Игорей будет много. Правда?

Игорь улыбнулся и кивнул. Он не очень любил свое имя.

– Тогда Юрием, в честь отца Игоря. Отцу будет очень приятно. Да, Игорь?

Татьяна поморщилась:

– Извини, папа, но не надо называть ребенка в честь кого-то.

– Не кого-то, а дедушки, – обиженно перебил ее отец.

– Достаточно того, что дочь назвали в твою честь, – немножко резковато возразила Татьяна.

Она вспомнила, как отец сокрушался тогда, что родилась девчонка, потому что решил дать внуку свое имя, и в конце концов все-таки настоял на том, что если не Евгений, то хотя бы Евгения.

Отец замолчал, и Игорь укоризненно посмотрел на Татьяну.

– Мне не нравится имя Юрий, – поспешил он спасти положение.

– Имя выберу я, – сказала Татьяна. – Завтра.

Заплакал ребенок, и она вышла из комнаты.

Игорь не понимал, что с ней. Раздражительность? Она всегда так спокойна и уравновешенна.

– Чего она заводится? – Отец пожал плечами. – Важный вопрос – имя ребенка. Игорь, неужели вы этого не обсуждали?

– Обсуждали, – соврал Игорь. – Но наши мнения не очень сходятся. Пусть выбирает она. Женщины лучше разбираются в красоте мужских имен.

Последняя острота получилась какой-то жалкой и неуклюжей, и никто, кроме самого Игоря, ей не улыбнулся. Татьянин отец обиженно сопел, раскуривая трубку. Он никогда не понимал уступчивости и либерализма зятя. По его понятиям, мужчина – значит, безусловный хозяин, и важнее его мнения в доме ничего быть не могло.

– Не нужно дергать Танечку, Евгений, – упрекнула его жена. – Она еще не совсем пришла в себя после родов, нервы расшалились. Она сама все решит. Правда, Игорь?

– Да, конечно.

Татьяна склонилась над кроваткой сына.

Нужно извиниться перед отцом. Да, наверное, и перед Игорем тоже.

Татьяна усмехнулась, глядя на мальчика. Он похож на нее. Ни черточки от Алика. Это хорошая примета: если сын похож на мать, будет счастливым. А ведь она первое, что сделала, увидев ребенка, – попробовала найти сходство его с Аликом. Подсознательно. И так же подсознательно ждала чуда – звонка или приезда Алика. Она сказала Леше Кременецкому «никогда», а сама втайне, втайне даже от себя, надеялась, что он все-таки написал письмо и все сообщил Алику.

Но Лешка приходил с Верой к ней в роддом, носил цветы и фрукты и добросовестно исполнял свое обещание. Он даже ни разу не произнес при ней имени Алика. «Тупица!» – иногда в порыве отчаяния думала о нем Татьяна, но уже в следующее мгновение приходила в себя и мысленно благодарила Лешку за его тупость.

Вопрос об имени ребенка Татьяна решила давно и тоже подсознательно. Она хотела назвать его Аликом, но сейчас вдруг вспомнила свою обиду и подумала – слишком много чести! Поэтому и разозлилась там, в гостиной. Не на отца и не на Игоря, а на себя. Выбранное ею имя отпадало окончательно. Аликом она сына не назовет.

Но тогда как? Она заявила, что придумает имя до завтра. Как же назвать? Не Игорем же? И не Юрием, в конце концов.

И фамилии Шуркиной у сына не будет. Данилин, Даниил, Данька. Эта цепочка вызвала мрачноватую улыбку. Даниил Данилин – мог получиться неплохой каламбур, но ведь у малыша не будет этой фамилии.

Не будет фамилии, зато будет имя.

Она стремительно вошла в гостиную и решительно объявила:

– Ребенка зовут Даниилом.

– Данькой? – презрительно фыркнул отец, но тут же умолк под укоризненным взглядом жены.

– Данькой, – кивнула Татьяна. – Никто не против? Игорь?

Данька, Даниил, Данилин… Это имя вспыхнуло у Игоря, и он пристально посмотрел на жену. Неужели она называет так сына из-за какой-то дурацкой фамилии? Или это простое совпадение?

– Ты не против, Игорь? – переспросила Татьяна, безмятежно выдержав его взгляд.

Чего ей стоила эта безмятежность!

– Нет, я не против, – медленно ответил Игорь и отвел глаза. – Лишь бы тебе нравилось, – добавил он.

– Хорошее имя – Данечка, – торопливо заговорила мать. – Очень хорошее имя. Немножко забытое, но это не беда. Зато оригинальное. Правильно, Евгений?

– Оригинальности хоть отбавляй! – саркастически усмехнулся отец. – Не имя, а просто верх оригинальности.

Но Татьяна не обращала внимания на его сарказм. В этот момент она выдерживала другой взгляд – Игоря, тайный, изучающий. Она почувствовала его позвонками, лопатками, затылком.

– Хорошее имя, – подтвердил Игорь. – Я согласен. Даниил Игоревич – совсем как какой-нибудь древнерусский князь.

Глава 3

– Домой, Алик? – Кит широким хвастливым жестом распахнул перед ним дверцу недавно купленного «опеля».

Алик улыбнулся, кивнул и с удовольствием плюхнулся на переднее сиденье машины.

– Цвет мокрого асфальта! – Кит гордо похлопал рукой по капоту.

Ему не столько нравился цвет машины, сколько сочетание «мокрый асфальт».

– Три дня выбирал!

Алик слышал это уже неделю подряд, но позволял другу повторять историю покупки от начала до конца.

– Включи-ка музыку, – попросил он, когда Кит любовно подышал на каждое зеркальце и наконец-то сел за руль.

Кит ткнул в кассетник новый альбом «ДДТ», и Алик блаженно зажмурил глаза.

надрывался хрипловатый голос Шевчука.

– Класс! – протянул Алик.

Акустическая система в Никитиной машине заслуживала всех существующих комплиментов.

– Я на эту машинку два года копил! Два года! – снова начал Кит.

– Заткнись! – попросил Алик, не открывая глаз.

Кит добродушно хмыкнул и увеличил громкость. Музыка окружала, обволакивала, будоражила.

– Кстати, о главном! – радостно воскликнул Кит. – Сегодня год вашей семейной жизни. Ты, случаем, не забыл?

– Почему забыл? Я помню.

Алик врал. Про день свадьбы он забыл начисто. Слава Богу, что Кит вспомнил. Нужно хоть цветы Иринке купить, поиграть во внимательного мужа.

Цинично.

Вся жизнь – цинизм. Ладно, шутки в сторону, букетик купить надо.

– Родичи вас сегодня в гости ждали.

Алик пожал плечами:

– Вообще-то это наш праздник. Для двоих, понимаешь?

– Понимаю-понимаю. Значит, не приедете. Ладно, старикам как-нибудь объясню. Только жаль, что и я как бы без приглашения остался. Правильно я понял?

Алик усмехнулся:

– Правильно-правильно.

– Ну что ж! – шутливо вздохнул Кит. – Выпивка отменяется.

– Мы с Иринкой завтра к вам заедем. Не расстраивайся – выпить успеешь.

– Но угостить-то я тебя имею право! – встрепенулся Кит. – По поводу праздника. Поздравить, так сказать.

– Сейчас?

– Ну да! Завернем в какой-нибудь кабак. О'кей?

– От поздравлений не отказываются.

– Совсем другое дело!

Ресторан был маленьким и уютным. Тихонько мурлыкала приятная музыка. Алик расслабился и, честно говоря, не очень торопился домой. Кит заказывал напитки один за другим, с такой скоростью, что Алик даже запутался не только в их количестве, но и в качестве. В конце концов он перестал интересоваться названиями и молча глотал бокал за бокалом.

– Тебе Даша звонила? – вдруг спросил Кит, когда выдохся с пожеланиями счастливой и долгой семейной жизни.

– Нет.

– А мне звонила недавно.

– Как у нее дела?

– Нормально. Поступила в аспирантуру, учится. Совсем от нас откололась. Она в ученые метит, а мы с тобой презренные торгаши.

– Это ты к чему? – Алик исподлобья посмотрел на Никиту мутным, тяжелым взглядом.

– К тому, что мы теперь ей не пара.

– Ну, ты-то ей никогда парой не был, – усмехнулся Алик.

– Я-то – да, а ты вот…

– А я теперь верно не пара. Куда уж мне, женатому!

Кит рассмеялся и хлопнул Алика по плечу:

– Поехали к Тимуру!

– Не сходи с ума, – отмахнулся Алик. – Он в Люберцах живет.

– Поехали в Люберцы! Тачка есть.

– Какая тачка? Тебе сейчас до первого поста доехать и с правами распрощаться.

– Бог с ней, с тачкой! Поехали на электричке. Вспомним бедную юность.

– Почему бедную?

– Потому что раньше не было тачки.

Алик сообразил, что Кит несет пьяный бред, засмеялся и согласился.

– А тачку куда? – счел нужным вспомнить он.

– На платной автостоянке оставим. Поехали!

Время было позднее, и электрички ходили редко. До ближайшей оставалось минут сорок.

– Все! К Тимуру завтра! – объявил Алик.

Кит, тупо смотревший на расписание, вдруг встряхнулся и запротестовал:

– Подождем! По вокзалу погуляем!

– Была охота! – хмыкнул Алик.

Пустой пригородный зал гулко отдавал громкие выкрики Никиты. Дежурный милиционер искоса взглянул на них, и Алик забеспокоился: сейчас только неприятностей не хватало. Он глянул на Никиту: пьян как сапожник! Сам Алик, пока добирались до Казанского, немножко протрезвел. К Тимуру ему уже не хотелось, и он с отвращением втягивал в себя душный, смрадный запах вокзала.

– Пошли хотя бы на улицу, – попросил он Никиту.

На площади перед платформами было немножко поживее. Работали лотки, что-то говорило радио, время от времени мелькали люди, чаще всего такие же пьяные, как Алик и Кит. В углу расположилась кучка бомжей, расстелив на земле грязные кацавейки. Алик взял бутылку «Фанты», глотнул и предложил Никите.

– Напитки мешать нельзя! – прокричал в ответ Кит и расхохотался.

От кучки бомжей отделилась старуха в оборванном мешковатом платье трудно различимого цвета.

– Сынок, дай попить!

Алик поморщился, но спросил:

– Куда же я тебе налью?

– А это мы сейчас! – обрадовалась старуха, выхватила из ближайшей мусорки пластиковый стакан, встряхнула его и даже поскоблила внутри грязным пальцем. – Наливай сюда. Я всегда из стакана. Я из горла не пью. Нет! Я, знаешь, какая брезгливая!

Алик налил ей полный стакан и поспешил отойти.

– Не бывал, брат, на ночном вокзале? – понимающе воскликнул Кит, молча следивший за всей предыдущей сценой. – Здесь чего только не найдешь. И бомжи, и цыгане, и наркотики, и карманники, и проститутки. Даром, что ментов толпа дежурит. А вон и девочки! Хочешь познакомлю?

– Какие девочки?

– Вокзальные, дружище. Дешево и сердито!

Кит, пошатываясь, рванул куда-то в сторону, и Алик раздраженно решил: в Люберцы он не поедет и Никиту не пустит. Нашелся тоже знаток ночных вокзалов!

– Знакомься! – Кит вернулся, таща за руку ярко-рыжую деваху с полными накрашенными губами. – Это Инна!

– Лида, – похохатывая, поправила его деваха прокуренным голосом и нахально впилась глазами в Алика.

– Точно! Это Лида! А это Инна! – Кит вытолкнул вперед маленькую щупленькую девчушку лет семнадцати в большой спортивной куртке с чужого плеча. – К черту Люберцы! К Тимуру поедем завтра! – продолжал выкрикивать Кит, а Алик молча смотрел на щупленькую девчушку в куртке. Та опустила глаза и вообще стала похожа на жалкую школьницу.

Кит проследил за взглядом Алика и барским движением руки махнул в сторону девчушки:

– Тебе эта нравится? Лидуха?

– Инна! – обиженно поправила рыжая. – Лидуха – это я!

– Не важно! – отмахнулся Кит и снова обратился к Алику: – Эта? Дарю! Мы уже обо всем договорились. Да, девочки?

Девочки кивнули, и рыжая мертвой хваткой вцепилась в Никиту:

– Хочу пива!

Кит пошел с ней к лотку, а Алик так и остался стоять напротив щупленькой девчушки, краем сознания замечая, что ее костюм режет глаза абсолютной безвкусицей и несочетаемостью цветов.

– Пошли? – тихо спросила она, наконец-то снова взглянув на Алика.

– Куда? – растерялся он.

– Иди за мной. – Девчушка пошла в сторону подземного перехода, и Алик, против своей воли, почему-то поплелся за ней.

– Постой! – вдруг резко приказал он, придя в себя.

Девчушка недоуменно оглянулась.

– Я никуда не пойду!

– Твой друг договорился, – так же тихо и тупо ответила она. – Он сказал, что ты заплатишь.

Алик почувствовал какую-то тошноту и гадливость. К ним примешивалась жгучая злоба на Никиту. Он оглянулся, поискав друга глазами, но не нашел. Девчонка ждала. Молча, переминаясь с ноги на ногу. Алик машинально отметил, что кроссовки у нее старые, рваные и, наверное, промокают. Девчонка повернулась и снова двинулась к переходу.

– Стой! – крикнул ей Алик, торопливо достал из пиджака портмоне, не глядя вытащил несколько купюр и протянул девчонке: – Держи!

Она взяла, и на ее лице мелькнуло удивление: сумма, по-видимому, была гораздо большей, чем она рассчитывала.

– А теперь топай! – грубовато посоветовал Алик и пошел прочь.

Через пару секунд он оглянулся и заметил, что девчонка с тупой торопливостью спешит за ним. Алик почувствовал, что ее тупость, до этой минуты вызывавшая лишь жалость, раздражает его до бешенства.

– Отвали, я сказал! – зло бросил он через плечо и пошел быстрее, почти побежал.

Девчонка наконец отстала. Алик сделал попытку поискать Никиту, но его нигде не было. Алик глянул на часы, махнул рукой и помчался к метро.

Он едва успел к последнему поезду. Злоба, отчаяние и чувство какой-то безнадежности охватили его. Он злился и на себя, и на Никиту, и на Иринку.

Между прочим, сегодня год их счастливой семейной жизни.

Алик зло хохотнул. А что? Их жизнь несчастливой никак не назовешь. «Все хорошо, прекрасная маркиза!»

Он даже купил в каком-то ночном киоске букет роз для жены. Зря он так сегодня. Она обидится теперь, наверное. Ну ладно, завтра вполне можно извиниться.

Он потихоньку, стараясь не шуметь, повернул ключ и замер: в гостиной горел свет. Только не хватало сейчас ссор и объяснений!

Но в комнате никого не было. В глаза сразу бросился красиво сервированный стол на двоих, торт и бутылка шампанского. Дверь в спальню была плотно закрыта, Иринка к нему не вышла. Он сунул в вазу свой букет, открыл шампанское, отрезал кусок торта, поел и, не раздеваясь, растянулся на диване.

Проснулся он только к обеду. Иринки дома не было – ушла на занятия.

Интересно, видела ли она букет? Розы немножко подвяли.

Алик плеснул в бокал шампанского и выпил залпом. Настроение было паршивое. Не только из-за вчерашнего, но и из-за предстоящего разговора с Иринкой.

Как теперь загладить всю эту выходку?

Зазвонил телефон. Резко и надрывно.

– Здорово, Алька!

– Здорово, Кит!

Голос у Никиты был смущенный.

– Я тебя вчера потерял.

– Я тоже, – усмехнулся Алик.

– Ты как домой добрался?

– На метро.

– А я не успел.

Кит вздохнул и помолчал.

– Как девочки? – ехидно осведомился Алик.

– Да иди ты!.. Сам не знаю, что на меня вчера нашло. Я вообще никогда…

– Понимаю. Скажи спасибо, что живой.

– Живой. Только куртку сперли. Ну и деньжат маленько. Ирка обиделась?

– Я думаю. Мы еще не говорили с ней.

– Слушай, я подъеду. Ну, чтобы тебе поменьше досталось. Скажу, что все я.

– Скажи, сделай одолжение. – Алик опять усмехнулся, положил трубку и налил еще шампанского. Второй год семейной жизни начинался замечательно.

Глава 4

Алик вернулся из питерской командировки часов в пять утра. Кит называл эти поездки «работой с регионами», но на самом деле скучнее такой «работы» придумать было сложно. Три дня подряд Алик мотался, разыскивая новые точки сбыта товара, закупленного большой партией. Питер все эти дни сыпал мелким нудным осенним дождем, по утрам окутывал туманами, и Алик простыл. В Москве было прохладно, но сухо.

До открытия метро сидеть в зале ожидания на Ленинградском вокзале не хотелось. Алик вышел из вокзала и пошел в сторону проспекта Мира.

Горели фонари, кое-где зажигались окна, в одном из дворов усердный дворник уже сметал в кучки ломкие скрюченные листья.

К станции метро Алик подошел только в шесть часов, но в метро не нырнул: по проспекту Мира в сторону Останкина шла колонна БТР.

Сразу же появилась мысль о новом перевороте. Но мысль эта скользнула равнодушно. Он только прислушался к чужим разговорам и в общих чертах разузнал о штурме Останкина.

Алик ехал к Горяевым. На время его командировок Иринка перебиралась к родителям. Она почему-то боялась жить дома одна. Алика это потихоньку бесило. Его вообще раздражало в жене очень многое, даже то, что раньше умиляло. Он пытался подавить это раздражение, что внешне получалось неплохо. Казалось, что с Иринкой они живут душа в душу, но внутреннее раздражение продолжало накапливаться и нарастать.

К Горяевым Алик добрался в восьмом часу. Дверь открыл Станислав Степанович, наскоро облобызал зятя, похлопал его по спине и с порога осведомился:

– Ты на такси ехал или на метро?

– На метро.

– Значит, работает. Я почему-то был уверен, что метро перекроют. Про переворот слыхал?

– Слыхал. Даже уже танки видел. На Останкино идут.

– Дожили! – Станислав Степанович как-то по-бабьи всплеснул руками. – Мало нам было ГКЧП!

Алик прошел в комнаты. Иринка еще спала, а Кит угрюмо сидел перед телевизором и слушал новости.

– Привет! Как дела? – бросил он Алику.

– А никак! – Алик сел во второе кресло. – Почти нулевой результат.

– У нас тоже. – Кит кивнул на экран: – Видал, что делается? Склад пришлось закрыть, продавцы на работу не вышли. Вчера мне чуть машину не изуродовали.

– Кто?

– Старушки!

– Какие старушки?

– Да обыкновенные такие старушенции, – усмехнулся Кит. – Божьи одуванчики! Они в одном из переулков перед Белым домом баррикаду строили, а меня черт дернул по этому переулку поехать. Смоленская-то еще вчера перекрыта была, я и свернул в объезд. Мало того что они своей баррикадой меня остановили, так еще машину камнями забрасывать начали. Фару разбили, лобовое стекло треснуло, на передней дверце вмятина. Пришлось задний ход включать и удирать. Не драться же мне с ними.

– Из-за чего так?

– Не знаю. Из-за иномарки, наверное. Поняли, что я коммерсант. По крайней мере вслед орали: «Спекулянт! Разбогател на наших деньгах!» А на каких я их деньгах разбогател? Пашу с утра до ночи. Спекулянт – согласен. В какой-то мере – да. Но это же начальная фаза. Накопление капитала. Я же не собираюсь всю жизнь перепродавать, буду в производство вкладывать. – Кит вздохнул. – Если теперь вообще не раскулачат. Ладно, ты с дороги, отдыхай.

Кит встал и отправился на кухню курить. Алик поплелся за ним.

– Никита! Александр! – закричал Станислав Степанович. – Новости!

– А ну их к черту! – отозвался Кит. – Одно и то же болтают!

Алик промолчал, но приглашение тоже проигнорировал. Станислав Степанович появился в дверях.

– Ты не прав, Никита! – торжественно возвестил он, и Алик едва сдержал улыбку, настолько это выглядело комично. – Ты не прав! Это же ваше будущее!

– Да ну его к черту, это наше будущее! – поморщился Кит.

И Алик почти одновременно с ним произнес:

– У нас нет будущего.

Станислав Степанович махнул рукой:

– Я поражаюсь вашей аполитичности!

– Чему тут поражаться, пап? – лениво спросил Кит.

Станислав Степанович понял, что спорить бесполезно, и ушел к телевизору. Кит молчал. Алик давно знал, что когда Кит не в духе, то даже находиться с ним в одном помещении становится тяжело, поэтому затушил недокуренную сигарету и прошел в комнату к Иринке.

Она спала и улыбалась во сне. Алик мельком глянул на ее улыбку и так же мельком вспомнил улыбку Татьяны. Если бы сейчас увидеть ее улыбку!

Неужели Даша опять оказалась права? Он начинает ненавидеть жену за то, что она не Татьяна?

Что с ним вообще происходит? Его ничто не задевает и не волнует. Он смотрит на все с одинаковым равнодушием. Взять хотя бы этот переворот. Он даже для себя не хочет разбираться, кто в данной ситуации прав и кто виноват, не то что идти на баррикады. Наверное, прошел юношеский максимализм и вообще все прошло, угасло, изменилось, как изменились его чувства к Иринке. Ведь были же когда-то хоть какие-то чувства, черт возьми!

– Доброе утро! Ты уже приехал? – Иринка открыла глаза и доверчиво улыбнулась.

Алик постарался изобразить на лице радость и произнес в ответ:

– Да. Я по тебе ужасно соскучился.

Глава 5

Игорь объявил Татьяне, что через неделю отправляется работать в Польшу на три года по контракту. Для Татьяны это было сравнимо разве что с землетрясением. Каким-то шестым чувством она поняла, что не все так просто: бросать жену с двумя детьми не в привычках Игоря.

Ладно бы командировка на неделю, ну, на месяц. Но три года! Женька через пару лет окончит школу, нужно помочь ей определиться дальше. Даньке недавно исполнилось полтора. Сама Татьяна еще не работает. Что заставляет его бросать их всех?

Ну почему же бросать? Это же не развод, всего лишь командировка.

Татьяна думала обо всем этом и рассеянно молчала. Она даже не заметила какого-то испытующего, пристального взгляда Игоря.

– Ты не рада? – наконец улыбнулся он.

– Чему же радоваться? Выходит, я на три года остаюсь одна с двумя детьми?

– Выходит, так. Но зато я заработаю деньги. – Игорь старался говорить легко и шутливо.

Татьяна холодно пожала плечами:

– По-моему, нам вполне хватает. Я не понимаю, что за срочность? И почему ты ставишь меня перед фактом? Раньше, если мне не изменяет память, ты всегда советовался со мной.

– Так получилось, Танюша. Я заключил контракт только вчера. Это и для меня было неожиданно. А ответ нужно было дать срочно. Понимаешь, человек, который собирался ехать, заболел, бригада получалась неполной. Эдик меня порекомендовал, а я… Что ж отказываться, когда есть возможность заработать?

Игорь вдохновенно врал, врал изо всех сил, боясь, что Татьяна сейчас же его вранье и раскроет. Он принял решение об отъезде давно, почти год назад. Закравшееся один раз подозрение выросло в бесконечную ревность, боль и вину. Им нужно расстаться. Хотя бы на время. Все уляжется, успокоится. Самое главное, успокоится он. Игорь прощупывал почву для такой командировки целых восемь месяцев, и наконец месяц назад появилась возможность вот этой поездки в Польшу. Беготня с документами, куча формальностей и молчание. Он никак не решался рассказать об отъезде Татьяне. Он понимал, что с его стороны это все-таки предательство и что, наверное, честнее было бы откровенно поговорить с женой, высказать ей все подозрения и только тогда что-то решать. Вместе. Но пойти на такой скользкий, глупый и, может быть, нелепый разговор (вдруг он зря поверил тому телефонному звонку!) было выше его сил.

– У меня будет отпуск, – уговаривал он теперь. – Я приеду. Или вы ко мне приедете. Все вместе, в гости. Зарплату я буду переводить сюда. Хоть поживете богачами.

– Спасибо! – как-то презрительно хмыкнула Татьяна.

Это все, чего удалось ему добиться своими неловкими и путаными уговорами и объяснениями. Он снова встал перед дилеммой: что это – равнодушие или обида? Где-то глубоко в душе он чувствовал, что, заплачь она, устрой скандал, он бы остался, остался бы с удовольствием, но ее презрительная благодарность лишь породила прилив сомнений и ревности.

Неделя прошла довольно быстро, но в натянутых отношениях. Между ними прочно поселились непонимание и взаимная обида. По большей мере они молчали и говорили только по пустякам, редко и коротко.

Татьяна аккуратно собрала его в дорогу, но проводила только до служебного автобуса. Он сам попросил ее не ездить в аэропорт: долгие проводы – лишние слезы, и она только пожала плечами: как хочешь.

Но у Игоря оставалась еще одна задача, которую нужно было решить до отъезда. Он попросил остановить служебный автобус возле Зонного дома.

– Я на минутку. Забыл одну вещицу отдать.

Зоя встретила его, как всегда, тепло и радушно:

– А-а, Игорек! Молодец, что зашел! Где Танька?

– Таня дома. А я в общем-то попрощаться.

– Уезжаешь, что ли?

– Ну да. В командировку.

– Здрасьте! С каких это пор ты со мной прощаться перед командировками стал?

– Ты не поняла. Я надолго уезжаю. На три года. Я думал, Татьяна тебе рассказала.

– Нет. – Зойка даже растерялась. – Да чего ты в коридоре-то топчешься? Заходи, объясни все толком.

– Некогда, Зоя. Автобус меня ждет. Я на минутку. Честно говоря, по делу. Спросить тебя хотел… – Игорь замялся, вздохнул поглубже и выдохнул: – Ты знаешь, кто такой Александр Данилин?

Зойка ответила, почти не задумываясь:

– Нет, не знаю.

Но Игорь успел заметить в ее глазах секундное колебание и понял, что она не ожидала такого вопроса и что она знает того, о ком он спрашивал.

– Знаешь, – кивнул он.

– Да не знаю я! – в праведном гневе воскликнула Зоя. – Как ты сказал – Александр Данилин? Нет, не знаю. Может, Танька знает? Ты у нее спрашивал?

– Нет, не спрашивал. И спрашивать уже некогда. Значит, я все сделал правильно, – добавил он.

– Что правильно? Ой, Игорь, ты меня совсем запутал. Объясни ты мне, в чем дело?

– А дело вот в этом. – Игорь вытащил из внутреннего кармана куртки сложенный вдвое конверт. – Передай, пожалуйста, Татьяне. Ну все, пока. Извини, мы бы, конечно, поболтали, но меня ждут.

Он торопливо чмокнул обескураженную Зойку в щеку и захлопнул за собой дверь. Зоя еще минуту постояла, в растерянности вертя в руках конверт, то разгибая его, то снова складывая вдвое, а потом кинулась к телефону:

– Танька! Давай ко мне! Срочно!

– Что случилось?

– Твой благоверный заезжал прощаться, спрашивал о Данилине и оставил письмо для тебя…

Татьяна быстро пробежала строчки письма, молча протянула листочек Зойке, вытянула из пачки сигарету и закурила.

– Откуда он все узнал? – спросила Зоя, закончив чтение.

– Читать не умеешь? От «доброжелателя»! – усмехнулась Татьяна. – И от тебя.

– От меня?! Да я ему сразу сказала, что не знаю никакого Данилина.

– Значит, не умеешь врать.

– Что ты собираешься делать?

– Подавать на развод.

– С ума сошла? Или опять Данилин объявился?

– Никто не объявлялся. Данилин два года как женат и счастлив.

– Ну, так напиши Игорю, помирись. Зачем тебе развод?

– Мне нужно было рассказать ему обо всем три года назад. – Татьяна словно не слышала Зойкиных слов. – Во всем признаться.

– Кто тебе мешает? Признайся сейчас, попроси прощения, скажи, что ждешь, что любишь, что это была ошибка, случайность!

Татьяна помотала головой:

– Это нужно было делать раньше, а сейчас все как-то грязно и нечестно получилось.

Татьяна расхохоталась. Зоя посмотрела на нее удивленно и сочувственно:

– У тебя истерика.

– Нету у меня никакой истерики, – сквозь смех сообщила Татьяна. – Я просто вспомнила, как ты тогда говорила: не мужики у тебя, а телята с колокольчиками, всю жизнь за тобой как привязанные будут ходить. Ну и где теперь эти телята с колокольчиками? Где Игорь? Где Данилин? Все оказались гордые! Все оказались независимые! Никто прощать не умеет и не хочет! Да и правильно: зачем меня прощать? Во всем я одна виновата! Во всем! И в том, что одна теперь, и в том, что их обоих потеряла! – Последние фразы Татьяна говорила уже всхлипывая, а потом и вовсе разразилась рыданиями. – Чего я добилась? Ошибка на ошибке! Этого вовремя не остановила, другому вовремя не сказала! И что теперь? Одна с двумя детьми! Великолепно! Блистательно! Лучше быть не может!

Глава 6

– Алик, я беременна. – Иринка смотрела на него серьезно и как-то решительно.

– Беременна? – в растерянности переспросил Алик.

Слова жены моментально повергли Алика в панику. Он не знал, как себя вести, что говорить. Он привык за два года, что любые разговоры о детях пресекались Иринкой немедленно и категорично: «Мне нужно окончить университет. Дети – это не срочно».

И теперь первым порывом Алика было сказать: «Ты же только на третьем курсе! А как же тогда университет?» Но тут же вдогонку скользнула мысль, что, наверное, женщине обидно такое слышать. Выйдет, что он против ребенка. А он в принципе-то не против…

– Что молчишь? – Иринка настойчиво требовала от него хоть какой-нибудь реакции, кроме растерянности.

– Я рад, – уронил Алик, еще не вполне понимая, рад он на самом деле или нет.

– А я – нет.

Иринка резко высказала свою позицию, и Алик про себя облегченно вздохнул. Он только лицемерно счел нужным возразить:

– Уже весна. Сдашь сессию и можно взять академический.

– Какой академический? – возмутилась Иринка. – Я уже на третьем курсе! Я привыкла к преподавателям, к ребятам! У нас отличный курс, и я не собираюсь доучиваться с другим! Может, это для тебя так просто, а для меня!.. Для меня это много значит!

Алик молча выслушал ее возмущенную тираду и покорно кивнул. Он же не против! Он просто не знает, что делать в таких случаях, куда идти, к кому обращаться! А она, кажется, как раз хочет от него именно такой помощи.

Но Иринка словно прочитала в его растерянности эти мысли, встала, обхватила руками его голову и ласково взъерошила волосы.

– Я уже все решила. Мне сделают аборт. Ты можешь отвезти меня в больницу?

– В больницу? – еще больше растерялся Алик. – Но как же в больницу?

– Ненадолго. – Она поцеловала его в макушку. – На одни сутки. Завтра заберешь.

Алик отвез ее и вернулся домой. Честно говоря, он бы с большим удовольствием поехал сейчас к Никите, но общение с Иринкиными родителями в данный момент могло обернуться несколько щекотливой ситуацией. А после он к тому же вспомнил, что Кит сегодня на каком-то званом ужине с нужными людьми.

Он набрал номер Тимура, но его тоже не было дома. Алик опустился в кресло. На душе почему-то было пусто, тошно и тоскливо. Он бы обрадовался сейчас даже обществу Федота, но Федот имел привычку появляться в самый неподходящий момент, а в подходящий он будто сквозь землю проваливался.

Алик уже с полчаса гипнотизировал телефон, тупо уставясь на него. Ну что ж это такое! Ну хоть кто-нибудь бы позвонил! Кто-нибудь! Поговорить, развеяться, отвлечься от этой непонятной, глупой и почти необъяснимой тоски и пустоты. Как будто он сделал какую-то гадость!

Какую гадость? Что отвез Иринку в больницу? Что не настоял на том, чтобы оставить ребенка?

А кто его, собственно, об этом спрашивал? Иринка просто поставила перед фактом: беременна, но делаю аборт. И больше никаких возражений.

Алик снова укоризненно посмотрел на телефон. Иногда от звонков передышки нет: не успеешь поговорить с одним, как тут же звонит другой, не успеешь повесить трубку, трезвонит третий. Родственники, университетские знакомые, знакомые по работе, деловые звонки, подружки и сокурсники Иринки… Где они все в нужный момент?

Алик вдруг с тоской вспомнил общагу. Он бы сейчас не сидел в этом непробиваемом одиночестве. Он бы просто стукнул в стену и сыграл бы с Сеней партию-другую в шахматы. А если бы Сени не оказалось дома, то поднялся бы на пару этажей наверх или спустился на этаж вниз. Там везде были друзья, и со всеми можно было поговорить, пусть не о том, что наболело, но хотя бы просто о науке, об университете, о новых премьерах в театрах.

Телефон наконец смилостивился и выдал первую трель. Алик в какой-то торопливой лихорадке подхватил трубку, словно испугался, что звонок оборвется.

– Привет! Ты меня узнал?

Алик на мгновение потерял дар речи. Конечно, он узнал! Это Даша! Она не звонила ему два года, с самого дня его свадьбы.

– Эй, Алик! Ты меня слышишь? Алло!

– Слышу, Даша! – заорал он, приходя в себя. – Привет! Хорошо, что ты позвонила!

Даша засмеялась знакомым, все понимающим смехом.

– Вот что-то вспомнила о тебе, решила позвонить. Как ты живешь?

– Как ты живешь? – одновременно с ней спросил Алик, и они весело расхохотались. – Приезжай ко мне! – пригласил Алик. – Прямо сейчас!

– Нет уж, избавь, – произнесла Даша, и Алик почувствовал, что она насмешливо улыбнулась.

– Почему?

– Не хочу стеснять вас и себя, – уклончиво ответила она, но Алик понял: «Ты думаешь, мне очень приятно встречаться с твоей женой?»

– Ты нас не стеснишь. – Алик подчеркнул «нас». – Тем более что я один.

– А где же Иринка?

– Она… – Алик чуть замялся. – У родителей ночует. Приезжай, пожалуйста! Я не видел тебя сто лет. Нам есть о чем поговорить. Приезжай. Или давай я приеду. Скажи куда.

Даша задумалась, и он со страхом ожидал отрицательного ответа.

– Хорошо. Я приеду, посмотрю, как ты устроился. – Она прибавила это насмешливо, но Алик все равно был счастлив.

Даша похлопала рукой по спинке кожаного дивана:

– Шикарная мебель. Я смотрю, Горяевы вас своим вниманием не обходят. Купили квартиру, обставили…

– При чем здесь Горяевы? – обиделся Алик. – За квартиру только месяц назад до конца расплатился. И мебель на свои деньги. Все заработано праведным трудом.

Даша серьезно посмотрела на него и спросила:

– И тебе нравится?

– Что?

– Ну, не мебель, конечно! Работа такая нравится?

– А что работа? Работа как работа. По крайней мере кормит, как видишь. Наукой теперь сыт не будешь.

Алик натянуто рассмеялся, встретился с ней взглядом и почувствовал, что краснеет. Кому он вздумал рассказывать о прелестях своей работы?! Даше, которая видит его насквозь? Он просто забыл, как с ней нужно общаться.

– Дурацкая работа, конечно. – Алик пожал плечами. – Ну что поделаешь? Семья!

– Послушай, тебя совсем не тянет в науку?

– Тянет, – признался Алик и, как бывало раньше, начал рассказывать ей обо всем сразу, захлебываясь, без остановки, о том, как осточертела работа, о том, что, кроме Никиты, у него нет больше друзей, о том, что что-то разладилось с женой…

Даша выслушала и спросила, когда он исчерпал запас всех своих жалоб на жизнь:

– Как же дальше?

– Никак. Так же, как и сейчас.

– Ты бы вернулся в науку, – посоветовала Даша.

Алик покачал головой:

– А на что жить? Я потом вернусь. Сейчас нужно немножко окрепнуть, финансово окрепнуть. Нужно, чтобы Иринка окончила университет…

Даша посмотрела на него с жалостью:

– А дальше – дети, снова финансовая нестабильность, Иринке нужно то, другое, третье… Алик, о чем ты? Ты ставишь на себе крест, понимаешь?

Алик молчал, подавленный справедливостью ее слов. Зачем возражать? Она говорит очевидные вещи. Но что же делать? Она же ничего не предлагает! «Вернуться в науку»! Звучит, конечно, красиво, благородно и даже с густым оттенком жертвенности, но это же невозможно! Неужели она не понимает, что это не-воз-мож-но!

Даша прочитала в его глазах это отчаяние и поспешила переменить тему:

– Как твои родители? Сестренка? Племянница?

– Спасибо, неплохо. – Алик отвечал как-то неохотно, все еще не отрешившись от предыдущей беседы. – Сестра разводится.

– Почему так скоро?

– Нужно было еще раньше, – сердито отмахнулся Алик. – На второй день после свадьбы!

– Почему? – засмеялась Даша.

– Да потому что он дурак! И сволочь! И алкаш!

– Ну-ну-ну, притормози. Я понимаю, что ты расстроен…

– Я расстроен? – Алик засмеялся. – Да я рад и счастлив!

– Но ей ведь тяжело, такая молодая и одна с ребенком, – возразила Даша.

– Во-первых, она не одна, есть родители. Во-вторых, я без конца шлю туда деньги. В-третьих, у нее вроде бы начинает прорезываться соображение – собралась поступать в этом году в педагогический.

– Ты к ним ездишь?

– Нет.

– Почему?

Алик равнодушно пожал плечами и тут же снова встретил ее все понимающий взгляд.

– Из-за нее? – тихо спросила Даша.

– Нет… А вообще да… Зачем нам с ней встречаться? Живем и живем. – Алик помолчал, потом спохватился и наконец спросил: – Да что я все о себе? Ты-то как?

– Я? – переспросила Даша, зачем-то выигрывая лишние секунды до ответа. – Хорошо. Заканчиваю аспирантуру, получила предложение остаться на кафедре… Что еще? Еще один человек зовет выйти за него замуж.

Алик вдруг ревниво напрягся, и от Даши не ускользнуло его движение. Она усмехнулась и замолчала.

– Кто он? – пожалуй, слишком резко поинтересовался Алик. – Я его знаю?

– Он преподаватель, окончил нашу аспирантуру лет пять назад. Ты его, может быть, помнишь – на третьем курсе он принимал у вас экзамен по истории естествознания. Худенький, невысокий, в очках.

– Нет, не помню.

– Он тебя тоже вряд ли вспомнит, – рассмеялась Даша. – Ничего! На свадьбе познакомитесь еще раз.

Алик не мог разобраться в своих чувствах. Одно было определенно: ему неприятны эти разговоры о ее женихе.

Но почему? Ему-то какое дело?

Алик постарался улыбнуться легко и весело. Поднялся, достал из бара бутылку легкого белого вина и конфеты.

– За тебя! – сказал он, поднимая бокал.

– За встречу, – улыбаясь, поправила Даша и, почувствовав неловкость, засобиралась. – Извини, Алик, мне пора. Уже поздно.

Она решительно встала и потянулась к сумочке.

– Не уходи, – виновато попросил Алик. – Посиди еще. Я потом тебя провожу.

– Куда проводишь? – засмеялась Даша, показывая на часы. – Через полчаса метро закрывается, так что мне все равно нужно сейчас бежать.

– Не уходи.

Алик вдруг притянул ее к себе и поцеловал в тугие губы. Голову закружило чувство радости от давно забытых, но каких-то до боли знакомых ощущений. И так же знакомо, ласково и чуть насмешливо ответила на поцелуй она. Алика захлестнул этот восторг, и он, не давая себе труда как-то оценить, понять, объяснить происходившее, наслаждался поцелуями.

Первой пришла в себя Даша, отстранилась от него и, так же насмешливо-ласково, как целовала, посмотрела ему в глаза:

– А что дальше?

Алика немножко обескуражил и привел в чувство ее вопрос. Он на секунду выпустил ее из объятий, но тут же попробовал притянуть снова.

– Не надо Алик, – улыбнулась Даша. – Ничего у нас с тобой не получится. Я не хочу быть твоей любовницей. Ничьей любовницей не хочу быть. Завтра я говорю «да» другому человеку.

Алик слушал ее со смешанным чувством вины, растерянности и даже какой-то злости. Потом он заставил себя улыбнуться и чуть хрипловато предложил:

– Ты все-таки не уходи. Останься. Переночуешь у меня.

– Останусь, – легко согласилась Даша. – Постели мне, пожалуйста, на диване. Я очень хочу спать.

Алик послушно принес постельное белье, перекинулся с ней еще двумя-тремя ничего не значащими фразами и ушел к себе.

Он долго не мог уснуть. Злости уже не было, не ощущал он и неловкости. Была только досада. То ли на то, что повел себя так, то ли на то, что не был более настойчивым.

Утром Даша уехала рано. Она улыбалась, шутила, говорила о какой-то ерунде, ни взглядом, ни жестом не вспоминая вчерашнее.

Только уже уходя, она обернулась, поправила на плече ремешок сумочки, чмокнула Алика в щеку и вдруг предельно серьезно произнесла:

– Спасибо, Алик.

– За что? – не понял Алик.

– За вчерашний вечер. Теперь могу сказать тебе правду. Если бы ты был вчера понастойчивее, я бы сдалась. Хотела сдаться. Но слава Богу, у меня хватило ума остановить тебя, а у тебя хватило сил остановиться. Нам ведь обоим это не нужно. Ни тебе, ни мне.

Глава 7

В июле Иринка уехала на практику в Крым. Там проходили археологические раскопки.

– Алик! Это так здорово – берег, палатки, Черное море!

О своей поездке Иринка с восторгом начала говорить еще весной. Алик радовался за нее и даже рассчитывал выкроить свободную недельку и присоединиться к их лагерю.

Но Кит решительно сорвал все его радужные планы на лето.

– Хватит заниматься продажей китайского барахла! – однажды заявил он с таким победоносным видом, будто изобрел машину времени. – Федот изучил рынок сбыта и подыскал тот профиль, который будет приносить высокую прибыль.

Алик снисходительно слушал его и усмехался. Кит любил поговорить вот таким заумным слогом.

– Федот нашел незанятую нишу! – возвестил Кит, но, перехватив насмешливый взгляд Алика, обиженно замолчал.

– Какую нишу? – улыбнулся Алик.

– Мы будем продавать отечественное, качественное и не очень дорогое женское белье.

Тут уж Алик не смог сдержать хохота:

– Ты что, понимаешь что-нибудь в женском белье?

– Я понимаю в прибыли!

И вот теперь Иринка занималась раскопками на Черноморском побережье, а у него не было не то что недели – свободного дня. Алик каждый день объезжал торговые точки по всей Москве и выяснял у продавцов самые ходовые модели и размеры женского белья для закупки следующей партии.

Он вошел в полупустой вагон метро и привычно-равнодушно обвел глазами пассажиров. Напротив него поместилась молодая женщина в замысловатой соломенной шляпе на голове. Алик с безразличием отметил сходство ее с какой-то зарубежной актрисой. Крупноватая блондинка с серыми глазами и чувственными губами. Не в его вкусе, хотя многие из его приятелей, в том числе и Кит, находили такой тип женщин очень привлекательным.

Алик крутанул на пальце обручальное кольцо и вспомнил недавнюю статью в какой-то бульварной газетенке: если у человека появляется привычка крутить обручальное кольцо, то его что-то не удовлетворяет в семейной жизни. Глупость, конечно, но по отношению к нему, пожалуй, правильно. Он вдруг вспомнил, с каким равнодушием Иринка согласилась с тем, что работа важнее поездки в Крым. Это почему-то сильно задело его, он даже не ожидал.

Алик очнулся от своих мыслей и снова скользнул взглядом по блондинке в соломенной шляпе. В ней есть что-то пошлое и вульгарное.

Он встретил ее взгляд, нахальный и насмешливый, заметил какое-то презрительное движение в уголках ее губ и еще больше разозлился.

Он отвел глаза, но лишь на секунду. Через мгновение какое-то непонятное, неизведанное чувство заставило его снова заглянуть в лицо женщины и искать ее ответного нахально-насмешливого взгляда. Она долго не смотрела на него, ему показалось, целую вечность. Но вот опять движение губ и темный огонек в ее серых глазах. Алик ощутил радость, сравнимую разве с исполнением самого заветного желания.

Он не понимал, что с ним происходит. Эта женщина завораживала, притягивала, будила какую-то животную страсть. Он пожирал, раздевал ее глазами, мысленно расстегивая одну за другой пуговицы на ее легком розовато-коричневом платье.

И может, ему казалось, но он чувствовал жар и озноб от того, что она так же страстно изучает его.

На одной из станций между ними встал парень в черных джинсах, и Алик целых пять минут не видел ее глаз. В поле зрения оставались только ее ноги, небрежно заброшенные одна на другую. Но даже в этой небрежности была необъяснимая притягательность.

Парень в черных джинсах наконец-то сел на освободившееся место, и они снова смогли обменяться взглядами. Он смотрел на нее радостно и чуть испуганно, она спокойно и немножко вызывающе. Но Алика больше не раздражала ни ее внешность, ни взгляд, и даже вызов он принимал с животным восторгом.

На «Пушкинской» она грациозно встала, слегка поправила платье и шляпку и двинулась к выходу. Алик тоже вскочил и, подойдя к двери, встал за ней. Она с усмешкой взглянула на него, чуть повернув голову, и он, словно невзначай, коснулся платья на ее плече. Но она не обернулась и даже не вздрогнула.

Двери распахнулись, Алик окунулся в деловую, спешащую толпу и вдруг, так же моментально, пришел в себя. Наваждение не исчезло, она еще была в поле его зрения, направляясь к переходу на «Тверскую», но он остановился и даже не попытался ее догнать.

Он не умел знакомиться, у него напрочь отсутствовала Никитина донжуанская легкость в общении с женщинами, и он, всегда эту легкость презиравший, впервые пожалел, что не в силах догнать, познакомиться, взять телефончик.

Это все ерунда! И вообще что-то непонятное, необъяснимое, небывалое! Игра воспаленного, уставшего мозга!

Он сердито развернулся и зашагал к выходу.

Это первые признаки шизофрении, сумасшествия! Пройдет пятнадцать минут, и ее лицо навсегда исчезнет из памяти.

Глава 8

Пятый месяц Татьяна жила без Игоря. Поначалу она не особенно замечала это. Двадцатидневная вахтовая работа мужа приучила ее к одиночеству и притупила ощущение разлуки, но так было только в первый месяц.

Потом от Игоря стали приходить письма, ровные, спокойные, ни словом не упоминающие о разводе, с неизменно веселыми записками для Жени и Даньки. И только тогда на Татьяну навалилось одиночество. Оно злило ее своей безысходностью, хотя видимый путь к отступлению был: стоило лишь написать Игорю покаянное письмо, и все, по крайней мере внешне, встало бы на свои места. Этот выход видели все, кроме нее. Для нее такое почему-то было еще более невозможным, чем одиночество.

Она долго не отвечала Игорю, но однажды решилась и написала холодное, сдержанное письмо с просьбой о разводе. Она посчитала для себя унизительным что-то объяснять и оправдываться, самим фактом письма подтвердив все его догадки.

Началось оформление документов, и Татьяна очутилась в вакууме непонимания. Родители приняли ее решение в штыки, как и следовало ожидать. Они по-прежнему ничего не знали о Данилине и, конечно, не понимали, что произошло между дочерью и зятем. Отец прямо заявил Татьяне, что это дурь и блажь и что подавать на развод может только круглая идиотка. Мама без конца плакала и жалела детей, что раздражало Татьяну еще больше, чем гнев отца.

Впрочем, на другую реакцию родителей Татьяна и не рассчитывала. Но на их сторону решительно и бесповоротно встала Зоя. Она четко и ясно сформулировала свое отношение: Данилина нет, а оставаться одной с двумя детьми глупо и непрактично.

Поддержку в это тяжелое время Татьяна получила с самой неожиданной стороны – от дочери. Безусловно, это было не одобрение, но молчаливая помощь. Сначала Татьяна как можно мягче постаралась объяснить Жене, естественно, не упоминая о настоящей причине, необходимость развода с отцом. Потом Женька получила от Игоря письмо, написанное примерно в тех же тонах и даже в тех же выражениях. Она не плакала, внешне не переживала, не замыкалась в себе, не делилась своими размышлениями с Татьяной, но как-то тихо и незаметно стала жестким стержнем семьи. Она не давала отчаиваться и срываться матери, поддерживала хорошее настроение в доме, сглаживала непримиримость деда, успокаивала бабушку и проводила с Данькой гораздо больше времени, чем раньше.

От Игоря регулярно поступали вполне солидные денежные переводы, но Татьяна была намерена переменить свой образ жизни, решив, что роль домохозяйки за два года ею уже сыграна. В школу возвращаться не было смысла. Она до сих пор без гневной дрожи не могла вспоминать последние месяцы работы перед декретом. И хотя она достоверно знала, что Влад вплотную занялся карьерой и ушел из школы куда-то в городские структуры, о ее возвращении не могло быть и речи. Влад оказался настоящим пауком, раскинувшим липкую сеть сплетен, и эта сеть держалась, действовала и захлопывала свои ловушки и при отсутствии паука.

Через бывших однокурсников Татьяна подыскала себе место в родном пединституте и теперь активно занималась устройством Даньки в детский сад.

Отношения с Зойкой немного натянулись и даже грозили охлаждением, но, как всегда, подруга первая объявила о перемирии.

– Таня! Сегодня вечером ужинаем у меня! – сообщила она по телефону голосом, не терпящим возражений. – Хочу познакомить тебя с одним молодым человеком.

Это было что-то новенькое! Зойка давно не ставила Татьяну в известность о своих многочисленных романах и тем более не знакомила с ухажерами.

– Его зовут Славик, – продолжала щебетать Зойка. – Он очень представительный мужчина, помладше меня и, кажется, с очень серьезными намерениями.

– Он сделал тебе предложение? – улыбнулась Татьяна.

– Пока нет, но если ты его оценишь по достоинству, то предложение руки и сердца мы у него вырвем!

Татьяна рассмеялась: Зойку изменить невозможно.

– Не вижу причин для смеха! – остановила ее Зоя. – В кои-то веки подруга собирается выйти замуж! Меня смущает одно – он молод. Впрочем, тебя-то это наверняка не смутит.

Татьяна пропустила этот намек на Данилина – Зойка не могла обойтись без укола – и согласилась прийти вечером на смотрины.

На ужин она немножко опоздала, дожидаясь из школы Женю и поручая ей Даньку.

– Извините за опоздание!

– Извиняем, извиняем, хотя мы со Славиком уже битый час сидим за столом и не открываем шампанское. Проходи в комнату.

Татьяна повесила плащ и шагнула в комнату. То состояние, которое окутало ее в следующий миг, трудно было даже назвать шоком, оно было просто полуобморочным. За столом перед бутылкой шампанского и вазой с букетом роз сидел Влад. Ни он, ни она в первый момент не произнесли ни слова. Кажется, для него их встреча тоже была полной неожиданностью.

Зойка возникла за спиной Татьяны и весело провозгласила:

– Знакомьтесь! Это Славик, а это – моя лучшая подруга…

Но Татьяна уже обрела дар речи, усмехнулась и перебила:

– Здравствуй, Влад.

– Здравствуйте… Татьяна… Евгеньевна… – выдавил Влад.

Зоя была ошеломлена не меньше их.

– Вы знакомы?

– Д-да… – чуть с запинкой ответил Влад.

Татьяна демонстративно спокойно отодвинула стул, села и, не сводя глаз с лица Влада, сказала:

– Да, Зоя, мы знакомы. И мне очень жаль, что с ним познакомилась ты.

– Почему? – опешила Зойка.

– Потому что именно этому человеку я обязана нынешним разводом. – Лицо Влада начало принимать обычное добродушно-хитроватое выражение. – Из-за него я не могу вернуться на работу в школу, – таким же спокойным тоном объяснила Татьяна, не выдавая бушевавшую внутри бурю.

– Ну при чем же тут я? – в тон ей ласково-обходительно удивился Влад. – Я и сам уже полгода не работаю в школе. Мне предложили место референта в районной администрации.

– Предложили? – Татьяна приподняла брови. – Впрочем, это не имеет значения. Просто, Зоенька, это тот самый человек, который звонил моему мужу.

– Славик! – почти в ужасе воскликнула Зоя. – Ты звонил Игорю?

– Да, звонил, – чуть кивнул в ее сторону Влад, не спуская глаз с Татьяны. – Я просил его передать мои поздравления с рождением ребенка.

– Только прибавил еще кое-что, – уточнила Татьяна. – И забыл назвать свое имя.

– Мне кажется, не стоит продолжать эту тему, – улыбнулся Влад.

– Помолчи, Славик! – жестко остановила его Зоя.

– Нет, Зоенька, он прав, мы уже все сказали друг другу. Приятно было еще раз познакомиться.

Татьяна привстала, чтобы уходить, но Зойка нажала на ее плечо и заставила снова сесть.

– Не уходи, Таня, – сказала она. – Уйдет он! Навсегда!

– Я? – Мускулы на лице Влада на секунду сжались в гримасу недоумения, но тут же снова расслабились. – Хорошо. Не пожалей, Зоенька!

– Не пожалею! – сквозь зубы бросила Зойка. – И забери цветы, бутылку и конфеты.

– Зачем? – улыбнулся Влад, направляясь к вешалке. – Развлекайтесь без меня, девочки!

Он неторопливо и аккуратно надел плащ, поправил прическу и открыл дверь. Эта неторопливость вывела Зойку из себя. Она со всего размаху швырнула ему в спину коробку конфет. Он не вздрогнул, не испугался, не обернулся.

– Всего хорошего! – И так же аккуратно, без шума закрыл за собой дверь.

Зойка опустилась на диван и долго молчала, тщетно пытаясь найти на столе зажигалку. Сигарета чуть подпрыгивала в ее сжатых губах.

– Извини, Зоя, – улыбнулась Татьяна. – Я, кажется, испортила вечер.

– Ничего, – бросила Зойка. – Бывает. – И вдруг звонко, безудержно расхохоталась. – Ну никогда не везет! Все, думаю! Такой положительный, обходительный, симпатичный, молодой, зарабатывает неплохо! Пора остановиться и выйти за мальчика замуж! И опять прокол!

Зойка говорила все это сквозь смех, и Татьяна тоже не могла больше оставаться серьезной.

– Ты зачем в него конфеты швырнула?

– А он-то как перепугался, когда тебя увидел! Слушай! Ну его к черту! Давай выпьем! Открывай шампанское! За нас бедных-несчастных!

– За несостоявшееся сватовство!

– Да Бог с ним, с этим сватовством! Я таких еще сотню найти могу, только нужно ли? Женщине лучше быть свободной, правильно, Танюха? За нас, за свободных и независимых!

Глава 9

И через час, и через сутки, и через месяц, и через два Алик вспоминал незнакомку из метро. Он ошибся: пятнадцатью минутами не обошлось. Он запомнил резкий, чуть приторный запах ее духов и теперь то и дело ловил в толпе этот запах, догонял, оборачивался, вздрагивал, но это была не она.

Он безропотно шел на поводу этого сумасшествия и не хотел от него избавляться.

После возвращения Иринки с практики в их жизни что-то окончательно разладилось. Она вернулась совершенно чужая, и он не мог понять, что произошло.

Может быть, она угадала его сумасшествие и ревновала? Но это же глупо – ревновать к призраку, к тому, чего нет и не может быть.

Он чувствовал, что каждый день из башни их общей жизни выпадал один кирпич, и знал, что он не в силах ни закрыть эту дыру, ни отреставрировать все здание. Его все меньше и меньше тянуло домой. Он полюбил одиночество в те часы, когда Иринка уходила на занятия, и стал чаще задерживаться на складе, в конторе, где угодно, когда она была дома.

В какой-то момент закралось подозрение, что у нее появился кто-то другой, и он несколько дней напряженно следил за поведением Иринки, с ужасом отыскивая подтверждения своей догадки. Но, так ничего и не обнаружив, вскоре успокоился.

Иринка улыбалась, готовила ужин, рассказывала о делах в университете, вскользь интересовалась работой Алика, но он всякий раз отмечал, что та бурная жизнь ее мысли, которая раньше принадлежала им двоим, становилась недоступной для него. Иринка будто закрывала все существующие замки, запоры и щеколды, боясь допустить его вмешательство.

Единственное, что оставалось у Алика и приносило настоящее, пусть и короткое успокоение, – это была мечта о незнакомой блондинке. Глядя на других женщин, Алик пытался хоть на мгновение вернуть то пьянящее, неуправляемое чувство страсти, но ничего не выходило. Он искал ее, именно ее.

Он вглядывался в каждое женское лицо в вагонах, в магазинах, в автобусах. Он каждый день, заходя на станцию в разное время, оглядывал весь перрон. Это было глупо и бессмысленно. Каждую минуту сновали поезда, освобождались и снова заполнялись вагоны. Но эти поиски превратились у Алика в привычку.

Наступила осень, и он с отчаянием думал о том, что не узнает ее в осенней одежде. Одежда меняет людей, и она запросто может пройти мимо неузнанной.

Мимо?! Это невозможно! Невозможно не узнать ее глаза! При чем тут одежда?

Он снова встретил ее зимой, вечером, в час пик, в переполненном вагоне метро. Когда толпа внесла его в вагон, он повис на поручне и мельком глянул вниз. Она сидела чуть сбоку. Высокая зимняя шапка и длинная дубленка все-таки сильно изменили ее внешность, но Алик ни на секунду не усомнился в том, что это она. Только она могла так небрежно и вольготно восседать в этой душной тесноте.

Он безумно обрадовался, когда безликая агрессивная толпа бесцеремонно сдвинула его с места и поставила ближе к ней на целый шаг. Он не отрывал от нее глаз, чувствуя первобытный восторг и вдруг обрушившееся счастье, а она лишь однажды равнодушно обвела взглядом всех стоявших, и ни тени, ни искорки узнавания не промелькнуло на ее лице. В общем-то Алика это не расстроило. Он и не надеялся на то, что она его узнает. Это было не главное. Главное – он узнал ее.

Он не думал о том, что будет делать, что будет говорить, и стоит ли что-то делать и говорить. Он думал только о том, что она здесь, что он снова видит ее, что он счастлив.

Она поднялась к выходу, и он протиснулся за ней. На секунду вернулась реальность и стало страшно: не было сил задержать ее и не было сил отпустить. Глупая ситуация. Глупейшая! Только он мог вот так вляпаться!

Но секунда реальности прошла. Она неторопливо шагала впереди, и ничего, кроме ее фигуры, кроме запаха ее духов, в этот момент не существовало.

Он послушно вышел за ней из метро. Она свернула направо, к автобусным остановкам. Он испугался, что потеряет ее в этой людской суете, освещенной неестественным голубоватым светом фонарей и яркой неоновой рекламой «Пепси». Он шел напролом, обгоняя кого-то, проталкиваясь вперед, помогая себе локтями. У него было единственное желание – не выпустить ее высокой шапки из поля зрения. Он понимал, что эта встреча – редчайшая удача. Встретить ее в Москве, в метро второй раз – случай один на миллион. Третьей случайности не будет.

Она уже вышла на широкий пустой бульвар, а Алик лихорадочно прокручивал все варианты знакомства и не мог решиться, подойти, заговорить.

Что он может сказать ей? «Извините, вы меня не помните?» – «Нет».

Конечно, нет! Кто он такой, чтобы она его запоминала?

Хорошо, можно не напоминать о той встрече, можно сделать вид, что увидел ее сегодня впервые…

– Ну, и долго ты будешь следить за мной? – Она резко развернулась и насмешливо оглядела Алика.

Он растерянно молчал, а она продолжала:

– Думаешь, я не заметила, что ты идешь за мной от метро?

Наверное, у него был совершенно идиотский вид, потому что она еще с секунду подождала его ответа и весело рассмеялась:

– Кто ты такой?

Ее веселый, легкий смех и обращение на ты, в других условиях и от другого человека показавшиеся бы неприятно фамильярными, развеселили и Алика.

– Мы с тобой однажды встречались, – улыбнувшись, сказал он.

– Где?

– В метро.

– Когда?

– Летом.

– Не помню.

Ее «не помню» было сказано с той же легкостью. Алику даже показалось, что она и не пыталась вспомнить, но такое отношение почему-то не было обидным.

– И зачем же ты меня догонял?

Алик смутился. Он и сам не знал зачем.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – Алику подумалось, что это банальный и глупый вопрос, но ничего умнее в голову не пришло.

– Ты хочешь куда-то пригласить меня? – В свете фонаря Алик видел в ее глазах насмешливые добрые искорки.

– Да.

– Куда? Театр я не люблю, в кино не хочу, рестораны надоели.

Она проговорила это быстро и теперь с любопытством взирала на Алика.

– Полагаю, библиотека тебя тоже не заинтересует, – улыбнулся он.

– Правильно. Что дальше? Пригласишь к себе?

– Не могу. – Алик развел руками.

– Понимаю. Жена?

Алик кивнул.

– Ничего не поделаешь. – Она вздохнула. – Придется мне приглашать. В гости зайти не откажешься?

– К тебе? – Алик был удивлен таким простым предложением, но тут же торопливо добавил: – Конечно! С удовольствием!

– Тогда пойдем.

Алик опомнился:

– С пустыми руками в гости не ходят.

– Не возражаю. Руки можешь наполнить. Магазин вон там. Я живу в этом доме. Третий подъезд, восьмой этаж, квартира восемьдесят два. Запомнил? Жду.

Она улыбнулась и пошла к белой двенадцатиэтажке, а Алик еще минут пять стоял под фонарем на пустом бульваре с улыбкой счастливого болвана на лице.

Через полчаса Алик явился к ней с огромным букетом чайных роз и с тремя пакетами продуктов в руках.

Она уже переоделась в мягкий мохнатый халат, и в ее внешности снова что-то неуловимо изменилось. И эта неуловимость так обрадовала Алика, что он застыл на пороге, не в силах оторвать взгляда от ее губ.

– Я уже думала, что ты не придешь, – улыбнулась она. – Заблудился? Или весь магазин скупал?

– Не весь, только половину, – очнулся Алик и протянул ей цветы и пакеты.

– Раздевайся, проходи, – засмеялась она, и от ее смеха Алик снова впал в восторженный столбняк.

Она понесла пакеты в кухню, и Алик только теперь стянул с рук жаркие перчатки. Он положил их на маленькую тумбочку перед телефоном и совершенно случайно наткнулся на коротенькую записку:

Кто такой Валерий? Хотя какая разница?

Разницы не было никакой. Сейчас Алик готов был любить весь свет, потому что она наконец-то была рядом, он видел в проеме кухонной двери ее мелькающий мохнатый халат, и даже от телефона пахло долгожданными резкими, приторными духами.

Она вышла в коридор и внимательно и добродушно оглядела Алика. Он смутился и опустил глаза.

Она приблизилась мгновенно и бесшумно. Потом он почувствовал прикосновение мохнатой ткани ее халата к руке и через секунду – жаркие, жадные губы на своих губах.

– Ты этого хотел? – шепотом спросила она.

– Да! – не задумываясь, позабыв о своей нерешительности, ответил он.

Глава 10

Он лежал рядом с ней, блаженно раскинув руки, не желая думать ни о чем, боясь движением или словом прогнать это невесомое состояние абсолютной безмятежности.

Она чуть приподнялась на локте, включила мягкий свет ночника и сказала:

– Я тебя вспомнила. Летом ты смотрел не так. Ты смотрел презрительно.

– Я? – изумился Алик. – Ты путаешь!

– Нет. Я помню. Меня это разозлило, и я заставила тебя смотреть по-другому.

Алик рассмеялся:

– Может быть.

– Между прочим, как тебя зовут?

– Алик.

– А меня…

– Лика, – перебил он. – Знаю.

– Откуда? – удивилась она.

– Из записки. Там, у телефона.

Похоже, ее нисколько не возмутило то, что он прочитал записку. Он осмелел и поинтересовался:

– А кто такой Валерий?

– А вот это уже ни к чему, – мягко, с улыбкой ответила она. – Валерий – это Валерий, ты – это ты. Давай договоримся сразу – никаких обязательств, никакой любви, никакой ревности. У каждого своя жизнь, и не нужно задавать друг другу лишних вопросов. Мне с тобой хорошо. И тебе со мной. Да?

– Да, – ответил Алик и в который раз за этот вечер удивился сам себе: ее слова воспринимались им так же легко, как она их выговаривала.

Никакой любви, никакой ревности. Этого он и хотел. Он не хотел любить, не хотел ревновать. Он хотел только наслаждаться и не терять безмятежности.

Кажется, их желания совпадают. И это здорово! И легко. И не требует никаких усилий.

– Что замолчал? Обиделся?

– Нет. Думаю.

– Думать вредно, – засмеялась она. – Где ты работаешь?

– Коммерсант, – нехотя ответил он, потому что возвращение к мыслям о работе разрушало невесомость.

– Без вопросов! – тут же откликнулась Лика и ласково провела пальчиком по его груди.

Она поняла его с полуслова, по интонации поняла, что не нужно спрашивать о работе! Это открытие снова наполнило Алика восторгом и благодарностью.

– Вообще-то я историк, – сказал он сам.

– Это скучно! – заявила Лика.

– Может быть, – согласился Алик. – Знаешь, у нас почти одинаковые имена.

– Как это?

– У меня «А» в начале, у тебя – в конце. А в середине у обоих «лик».

– Какой еще лик? – не поняла она.

– Не знаю, – засмеялся Алик. – Может быть, общий. А может, у каждого отдельный. «Лик» и «лик» – два лика, двуличность. Но это не про нас. У нас хороший «лик», правда?

– Ты бредишь?

– Нет, философствую.

– Не хочу. Скучно, – чуть капризно сказала она. – Не люблю умников. С ними всегда скучно.

– Хорошо, – отозвался Алик. – Я не буду умником. Я буду совершенным дураком. Подходит?

– Вполне, – весело поддержала Лика. – Ты смешной.

– Мне нравится запах твоих духов. Как они называются?

Лика произнесла какое-то длинное название, которое Алик тут же забыл.

Он ушел от нее около полуночи.

– На ночь не остаешься? – поддразнила Лика. – Жена беспокоится?

– Без лишних вопросов, – тут же откликнулся Алик.

– Молодец, усвоил. Ну, пока!

– Когда мы увидимся?

– Позвони в пятницу, что-нибудь сообразим.

Алик еще раз ощутил головокружение от ее поцелуя и вышел на ночную улицу. Сказка кончилась, его окружала жизнь, и он почувствовал страшное раздражение на жену. Лика угадала: ночевать нужно дома, чтобы не осложнять и без того сложные отношения.

Он стоял на автобусной остановке. До дома – двадцать пять минут, холод собачий, скоро двенадцать, и автобусов нет. Ни автобусов, ни троллейбусов. А вдруг уже и не будет сегодня?

Алик огляделся – на остановке топталось еще человек семь. Значит, надежда на последний автобус есть.

Сколько раз Кит уговаривал его купить машину! А он не сдается – машин боится с детства. В детстве мальчишки считают за счастье посидеть в водительском кресле и подержать в руках руль, но Алика в детстве укачивало, а кресло пахло бензином, табаком и еще чем-то таким тошнотворным, что сразу портилось настроение.

Ну и дурак, что не купил машину! Теперь вот с каждой секундой портится настроение оттого, что хочется в тепло.

Только не в то тепло, куда он едет. Там тепло, там привычно, но там Иринка, и этим все сказано.

Хочется назад, к Лике, к мечте, в теплый мягкий свет ночника.

На морозе мгновениями казалось, что Лики вообще не было, что она ему приснилась в обманчивом и насмешливом сне. Может, все это нарисовало его воображение, все это – издевательство над его страстным желанием любви и тепла?

По ряду полупустых остановок шел мужичок, предлагая всем «мешочек смеха». Откуда он взялся в полночь? Кому сейчас нужен его «смех»?

Но Алик ошибся – на соседней остановке парень купил «мешочек» для своей девушки, и они вместе весело расхохотались, включив его.

Мужичок подошел к остановке Алика. «Мешочек» в его руках надрывался захлебывающимся, неестественным, механическим смехом. Алик и раньше не понимал юмора в этом примитивнейшем человеческом изобретении, а сейчас просто ощутил приступ бешенства. Хотелось убежать, заткнуть уши, стукнуть этого мужичка, но только не слышать скрипучую издевку «мешочка».

«Так тебе и надо», – грохотал смех.

«Так тебе и надо, – шипел он. – Куда едешь? Домой! Домой? Ха-ха-ха! Домой!»

Подошел автобус, народ радостно закопошился, и мужичок наконец исчез. В автобусе было холоднее, чем на улице, но Алик уже не обращал на это внимания. Он прислонился лбом к ледяному, узорчатому стеклу и заставил себя остыть.

Он открыл дверь своим ключом, стараясь не шуметь, но радостный визг Гани разбудил Иринку.

Этого пса на прошлый Новый год подарил им Кит.

– Это афганская борзая, чистопородная.

На чистопородного афгана он уже тогда не тянул, ребята посмеялись и тут же окрестили щенка Афганом. Он подрос, и от «чистопородной афганской борзой» осталась только выразительная морда и высокие, стройные лапы. И кличкой «Афган» постепенно стали пользоваться все реже и реже, превратив Афгана в Ганю.

– Чего ты так поздно? – зевая, осведомилась Иринка.

– На работе задержался, – хмуро ответил Алик, едва разгибая замерзшие руки.

– Кит уже давно дома.

– Кит – начальник, может себе позволить.

– Котлеты в холодильнике. Разогревай. Я уже сплю. У меня зачет завтра.

– Ага. Спи. Извини, что разбудил.

Котлеты Алик разогревать не стал. Он сидел на кухне и думал.

Хорошо, что в жизни появилась Лика. Как радуга, как разнообразие, как что-то яркое и необычное.

Алик улыбнулся.

Как хорошо и ясно она все сразу поставила на свои места – ни любви, ни ревности, ни обязательств. Как с ней легко! Он был прав: «лик» и «лик» – они похожи. Очень похожи друг на друга. И ему все это время не хватало ее легкости, ее невесомого ко всему отношения. Думать вредно. И анализировать вредно. Не нужно ничего анализировать, потому что, если начать сопоставлять, вряд ли на стороне этой легкости будет здравый смысл. И здравого смысла не надо! Надо дотянуть до пятницы, дожить до новой сказки и ни о чем не думать.

Алик жевал холодные котлеты, и настроение менялось в лучшую сторону. Сейчас он даже не понимал, почему разозлился на «мешочек смеха». Каждый развлекается как может. Кого-то эта игрушка веселит – и пускай! Кому-то нужно быть философом и анализировать каждое движение и слово – пожалуйста!

Ему ничего не нужно. Не нужна любовь, не нужна ревность, не нужны новые обязательства. Ему даже не нужна конкретно Лика. Ему нужна просто Женщина, ее нежность, ее губы, сказка, мягкий свет ночника и безмятежность.

Приземляемся, Алик, приземляемся!

Да какое же это приземление? Это, наоборот, вертикальный взлет, прорыв во что-то неизвестное и будоражащее!

Пошел привычный анализ. Сказка распадется на составные части и перестанет быть сказкой. Стоп! Сказку надо беречь.

Глава 11

Работать в пединституте Татьяне нравилось. Коллектив оказался лучше, чем в школе. Тем более что среди преподавателей были старики, которые помнили ее студенткой, и однокурсники, с которыми ее связывала пятилетняя учеба, многочисленные походы и практики, общие знакомые.

Еще оформляясь на работу, Татьяна как-то зашла в деканат вечернего отделения. Нужно было что-то подписать. Декана на месте не оказалось. За другим столом сидела девушка и раскладывала по трем кучкам какие-то бумаги.

– Ой, Татьяна Евгеньевна! Здравствуйте! Вы к нам? На работу? Это хорошо!

Девушка говорила все это радостно и быстро, а Татьяна в первый момент растерялась – лицо ее было знакомо. Но кто она? Кто-нибудь из ее бывших учениц?

И вдруг она вспомнила – Солнышко! Да-да, это та самая рыжеволосая Солнышко, которая бегала когда-то за Аликом и вызывала у нее дикие приступы ревности.

Она очень изменилась. Нежно-рыжие волосы, богатой копной рассыпанные когда-то по плечам, были стянуты в небольшой коротенький хвостик на затылке. Она чуть похудела, посерьезнела и превратилась из смешливой рыжей девчонки в симпатичную, даже красивую барышню. Только мягкая округлость лица по-прежнему сохраняла задорную детскость.

Неизвестно почему, но она так искренне обрадовалась Татьяне, что той и в голову не пришло не обрадоваться ей в ответ. Единственное, что Татьяна не могла вспомнить, – ее настоящее имя. В памяти было только Солнышко, но так называть ее сейчас, пожалуй, неудобно.

– Как вы поживаете? – радостно стрекотала в это время Солнышко, и Татьяна что-то говорила ей в ответ. – А Ромка – помните нашего спортинструктора? – женился на Кате, вашей вожатой. Они уехали из города к Ромкиным родителям. Я с Катей переписываюсь. А Алик – помните Алика?.. – Татьяна вздрогнула, – Он куда-то пропал. Уехал в свою Москву, и ни слуху ни духу…

– Зиночка, а декана нет? – В дверь просунулась чья-то голова. – Мне у него спросить надо…

Вот! Зиночка! Ее зовут Зиночкой. Шурка же тогда говорил. Как это она забыла имя соперницы?

Татьяна насмешливо вспомнила свою ревность и еще раз обрадовалась неожиданной встрече с Зиночкой.

– А вы идите к нам, на вечерний, – снова обратилась к ней Солнышко. – У нас хорошо. Декан, Вениамин Ефимович, очень хороший. Идите к нам!

– Я подумаю.

А что тут было думать? Работать на вечернем, бесспорно, удобнее. Тогда не нужно устраивать в детский сад Даньку. Днем она будет дома, а вечером с ним могут побыть Женька или бабушка.

В общем, уже на следующий день Татьяна переговорила с деканом вечернего отделения, который и вправду оказался милым дядькой, и пошла к ректору подписывать документы о приеме на работу.

Ей поручили курировать первый курс вечерников, и она легко сошлась с ребятами, в основном вчерашними школьниками.

Гораздо сложнее оказалось переключиться с сорока пяти минут школьного урока на полуторачасовые лекции по высшей математике. Она привыкла к такой работе только в конце первого семестра.

Этот год начинался удачно – работа получалась и радовала, дома потихоньку укладывался быт после развода с Игорем, успокоились и смирились родители.

Тревожило и даже немного огорчало одно – Женька в этом году оканчивала школу и объявила о своем твердом намерении поступать в Москве на экономический. Татьяна, как ни уговаривала себя, никак не могла осознать дочь взрослой и хотя ни слова не противоречила, но боялась отпускать ее в Москву. Мучили и соображения чисто эгоистические: как она останется одна с Данькой? Ему только три, а Женя помогает изо всех сил. Сможет ли она обойтись без этой помощи?

Страхи эти терзали Татьяну каждый день, но она ни с кем ими не делилась, тем более с дочерью.

Хочет в Москву – пусть едет.

Нет, конечно, на вступительные они поедут все вместе: и она, и Женька, и, может, даже Данька. А там будет видно, поступит дочь или нет.

Чем ближе становилась эта поездка, тем больше переживала Татьяна. И за дочь, и за себя, и за Даньку.

К этому прибавлялись хлопоты с первокурсниками, с их весенними зачетами и экзаменами.

Татьяна перелистывала ведомости. Опять нет Беляковой. Сессия близилась, а Галя Белякова не появляется в институте. Конечно, может, она и вовсе решила бросить учебу – дело хозяйское, но Татьяна хотела с ней поговорить.

В деканате телефона Беляковой не оказалось, и Татьяна взяла адрес. Придется идти.

Она шла и думала, что ее визит может быть не очень кстати. Она не любила ходить куда-то вот так, без предупреждения.

– Здравствуйте, Галя, я к вам.

– Проходите, Татьяна Евгеньевна. Вы, конечно, насчет сессии?

– Да. Я не знаю причину…

– А причина простая – дочка болеет бронхитом, никак долечить не можем. Проходите, проходите в комнату.

Татьяна прошла, села на диван.

– Я сейчас, я чай поставлю, – засуетилась Галя.

– Я на минутку, – возразила Татьяна, но Галя уже исчезла на кухне.

Сидеть в гостях у малознакомого человека – дело муторное и слишком беспокойное. Тем более вот так – без хозяйки.

Взгляд Татьяны лениво прошелся по книжным полкам напротив и вдруг застыл в полнейшем изумлении – за стеклом стояла фотография Алика. Она встала и подошла поближе. Нет, это не ошибка. Фотография его. Причем недавняя. Он сфотографирован в полный рост, возле какой-то машины, повзрослевший и возмужавший. Глаза погрустнели, фигура стала чуть мощнее.

– Это мой брат, – объяснила Галя, заметив, что Татьяна разглядывает фотографию.

– Алик Данилин?

Ну да, конечно! Сестру Алика зовут Галкой, Галей. А фамилия Белякова, наверное, по мужу.

– Вы его знаете? – в свою очередь, изумилась Галка.

– Да… – Татьяна чуть замялась. – Он учился в моей школе. Недавняя фотография?

– Да. Специально для меня. Еле заставила. Он ужасно не любит фотографироваться.

«Я знаю», – чуть не вырвалось у Татьяны.

Он и раньше не любил фотографироваться.

– Как он живет? – Она заставила себя улыбнуться. – Уже профессор?

– Нет, что вы! Он коммерцией занимается.

– Чем?!

– Торговлей. Толком не знаю, он не объяснял. Деньги хорошие зарабатывает.

– Но он же учился в аспирантуре… Я так слышала.

– Аспирантуру он бросил, когда женился. Наверное, правильно. А что? Квартиру купил, нам помогает.

Все-таки бросил! Не из-за нее, так из-за жены…

Настроение, внезапно и как-то нервозно поднятое фотографией, плавно снижалось.

– Он домой приезжает?

– Нет. Как женился – ни разу не был. Мы к нему ездили. Пару раз. Тоже особо не разъездишься – дочка маленькая, болеет часто.

– Вы живете здесь с мужем?

– Нет, с мужем я разошлась полтора года назад, а к родителям не вернулась. К самостоятельности привыкла. – Галка улыбнулась. – Самостоятельности не дают все равно: то мама, то папа опекают. Это, конечно, хорошо. Когда дочка болеет, я паникую и боюсь. Уже думаю и институт из-за нее бросить.

В это время в комнату заглянула девочка лет четырех, настороженно посмотрела на Татьяну и прижалась к матери. Татьяна второй раз за это короткое посещение была поражена и надолго замолчала от изумления: на нее смотрел маленький Шурка, только с косичками и с чуть вздернутым, маминым, носом.

– Как на Алика похожа! – вырвалось у нее.

– Да, – подтвердила Галка. – И характером в братца. Такая же вредная. Клара, я же просила тебя поиграть в своей комнате, пока я поговорю с тетей.

– Она нам не помешает, – улыбнулась Татьяна. – К тому же мне пора уходить.

– А чай?

– Нет-нет. Я спешу. Знаете, Галя, вы институт не бросайте. Я поговорю с преподавателями, вам перенесут сессию. Хорошо? – И уже на пороге Татьяна вдруг обернулась и спросила: – А у Алика есть в Москве телефон?

– Да. – Галка была чуть удивлена. – Хотите позвонить?

– Я через месяц в Москву поеду. У меня дочь в институт поступает. Может быть, позвоню, если будет время.

– Да, конечно. Я сейчас напишу.

Странно все это получилось. И сам визит, и сестра Алика, и номер телефона. Зачем ей номер телефона? Все равно ведь не позвонит. Не о чем им говорить, незачем будоражить душу. Хватит этой фотографии и девочки, так похожей на него.

Как все-таки хорошо, что у Даньки не его черты лица! Иначе можно было свихнуться.

Глава 12

Сказка – жанр короткий. Если сказка затягивается, она уже превращается в повесть.

Сказке Алика было не суждено превратиться в повесть и надоесть, как долгоиграющая пластинка с однообразной органной музыкой.

Сказка кончилась летом.

– А я через неделю уезжаю, – в одну из их встреч сказала Лика.

– Куда?

– В Австралию.

Алик знал, что работала она в одной из многочисленных турфирм, поэтому не слишком удивился. Только спросил:

– Что так далеко?

– Замуж выхожу, – тем же безмятежно-спокойным тоном ответила Лика, будто в этом не было ничего удивительного, ничего необычного, ничего сногсшибательного.

Алик с минуту помолчал.

– За кого?

– Ну уж, наверное, не за тебя, – улыбнулась Лика. – За австралийца.

– За настоящего австралийца? – глупо переспросил Алик.

– Нет, за игрушечного! – засмеялась Лика. – Его зовут Джек, он археолог.

– Почти что мой коллега, – произнес Алик, потому что нужно было что-то произнести.

Джек! Какое-то собачье имя. Так звали бабушкиного добермана. Это был добродушный, ласковый пес, и Алик любил играть с ним в детстве.

Какой доберман? Какой австралиец?

– Куда ты едешь? Это же другой континент! Это далеко! – воскликнул он.

– Да, – согласилась Лика. – Далеко. Я смотрела по карте.

– Ну неужели нельзя было выйти замуж за кого-нибудь из наших? Где твой Валерий, в конце концов?

– Валерий? – Лика задумалась. – Валерий никогда не был кандидатом в мужья. Он просто хороший парень.

– Джек в мужья больше подходит?

– Больше. Он иностранец. Он богатый. Он везет меня в Австралию. – Лика шутливо пожаловалась: – А в России никто меня замуж не берет. Вот ты, например, богатый, симпатичный, но уже женат.

Алик вдруг очень остро почувствовал, что она ему нужна, что он ее теряет, что, может быть, все это время он ее любил.

Любил?

Это слово, произнесенное даже мысленно, изумило Алика. Раньше он никогда бы не смог сказать, что любит Лику. Для этого ей нужно было собраться в Австралию?

– Хочешь, я разведусь? Хочешь, женюсь на тебе? – вскинулся он.

– Да я пошутила! – весело рассмеялась Лика. – Ты в мужья тоже не подходишь. Ты смешной!

Алик и не настаивал. Минутная решимость и острота потери тут же разлилась в ее веселом, легком смехе.

– Ну, за неделю-то мы еще встретимся? – спросил он.

– Конечно. Хочешь, послезавтра?

– Хочу.

До послезавтра еще было время, и Алик решил сделать Лике подарок – те самые духи, ее любимые. И его любимые, потому что этот запах сводил с ума. Он так и не вспомнил их названия, и у Лики спрашивать не стал, потому что бесполезно – это длиннющее название может запомнить только женщина.

На следующий день он просто ходил по парфюмерным магазинам и без счета нюхал тоненькие, пропитанные всевозможными запахами бумажки. Он знал, что не ошибется, поэтому без всякого сомнения отбрасывал даже очень похожие варианты, удивляя своей разборчивостью и незнанием названия продавцов.

К концу дня флакон духов все-таки был в его руках. Интересно, что, если подарить их Иринке? Будет короткое «спасибо», равнодушный поцелуй в щеку и такая же равнодушная улыбка.

Алика даже передернуло, когда он представил, что этот запах может ассоциироваться с женой. Это запах Лики. Только Лики. И она оценит его подарок и все поймет, легко, без лишних слов и шумных восторгов, но искренне и радостно.

Все так и получилось. Он протянул ей зеленую коробочку, и она сразу спросила:

– Твои любимые? Умница! Я увезу их в Австралию и буду сводить с ума других мальчиков, таких же симпатичных. – Лика лукаво улыбнулась.

– Никакой ревности, – напомнил себе и ей Алик. – Ты сведешь с ума кого угодно, и духи тут совсем ни при чем.

– Аленька! Ты уж меня извини, но я не смогу быть с тобой сегодня весь день. Вечером меня ждет Джек. У него какая-то археологическая конференция заканчивается, и он пригласил меня в ресторан отметить наш отъезд. Отказаться не смогла – все-таки будущий муж.

– У меня революционное предложение! – ответил Алик. – Завтра у меня день рождения – это раз! А два – я должен знать, что представляет собой твой будущий муж! Вывод: эти два обстоятельства можно объединить одним замечательным вечером в ресторане.

– Ты, как всегда, толкнул заумную речь! Теперь то же самое, только попроще, для тупых, – попросила Лика.

– В ресторан мы идем все вместе, – пояснил Алик. – Ты, я и Джек. Пьем за знакомство и за мой завтрашний день рождения. Угощаю я.

– День рождения нельзя отмечать заранее. Примета плохая.

– С тобой можно. С тобой не бывает плохих примет.

– Ты смешной, – ласково протянула Лика и поцеловала его. – Хорошо. Мы идем в ресторан все вместе.

– А как ты меня представишь Джеку? – поинтересовался Алик.

– Мой друг.

– И все?

– И все.

– А он не обидится?

– Пусть привыкает, – засмеялась Лика. – Нет, Джек хороший и добрый. Он тебе понравится.

Джек Алику понравился. Высокий, загорелый, с обезоруживающей, открытой улыбкой. Алик подумал, что он похож на того бабушкиного тезку-добермана своей поджаростью и добродушием. Джек принял Алика с распростертыми объятиями. Ему действительно вполне хватило краткого объяснения Лики: «Мой друг».

«Друг невесты – это прекрасно! Историк? О! Коллега! Вы не говорите по-английски? Как жаль!»

Он говорил на ломаном русском, с трудом подбирая слова, поэтому обсудить проблемы конференции с Аликом не удалось. Джек огорчился, Алик пропустил этот факт мимо ушей, а Лика обрадовалась: конференция – это скучно!

Алик заказал еду и напитки, и они прекрасно провели вечер. Пили за Алика, за знакомство, за будущую свадьбу, а потом за все подряд – за конференцию, за археологию, за Россию и за Австралию.

– Вы должны к нам приехать, Алек! – настаивал Джек, чуть коверкая имя Алика на английский манер. – На свадьбу! В Сидней! Мы с Ликой пришлем вам визу! Алек – вы прекрасный человек! Вы коллега, Алек!

Лика смеялась и говорила Алику, что он напоил Джека. Алик кивал и просил по новой наполнять бокалы.

Домой Алик приехал на такси. На душе было и весело, и грустно.

Дома никого. Алик удивленно посмотрел на часы – десять. Где же Иринка? Она не задерживается так поздно.

Ганя радостно прыгал, лизал Алику лицо и звал на улицу.

Алик гулял с собакой и соображал, куда подевалась Иринка.

Наверное, у родителей. Может, и звонила, чтобы предупредить, но Алика не было дома.

Странно, что поехала сегодня к родителям. Завтра его день рождения, на вечер приглашены гости, нужно готовить.

Или он ее чем-нибудь обидел?

Алик долго ломал голову, вспоминая все свои вчерашние слова.

Да нет! Все было нормально. Тихо, спокойно и равнодушно – как всегда в последнее время.

Алик открыл холодильник. Ни черта! Вот это уже не равнодушие! Это уже презрение! Можно было приготовить хоть что-нибудь, хотя бы на ужин!

Алик разозлился. Он не хотел есть, его возмутил сам факт пустого холодильника.

Он поджарил яичницу, лениво поковырял ее вилкой и почти целиком отдал Гане.

Половина одиннадцатого. Где же жена?

Глава 13

Алик начинал нервничать.

Куда могла подеваться Иринка?

Он несколько раз порывался набрать номер Горяевых, но останавливался, не хотел поднимать панику в том случае, если Иринки там нет.

Может, позвонить Никите?

Кит уже пару месяцев как купил квартиру и жил отдельно от родителей.

Алик набрал его номер. Не отвечает. Значит, Иринка не у него.

Он перелистал записную книжку, нашел номер Нины, самой близкой подруги жены.

– Нина, привет, это Данилин.

– Здравствуй, Алик, узнала.

Голос сонный. Сколько времени? А-а, все понятно, пять минут первого.

– Извини, что так поздно. Иринка не у тебя?

Глупый вопрос. Если бы Иринка была у нее, то уже бы позвонила домой.

– Нет.

Но голос у Нины не встревоженный, может, чуть удивленный, чуть растерянный и… Кажется, она знает, где искать Иринку.

– Алик… – Нина запнулась, подумала и сказала: – Она, наверное, в общежитии.

– В каком общежитии? – опешил Алик.

– В университетском. Там у нее ребята знакомые… Она у них, наверное.

– Но она не звонила, не говорила ничего! – недоверчиво воскликнул Алик.

– Ну, мало ли… – Опять пауза. – Может, день рождения у кого-то или еще что…

День рождения у мужа! Завтра! То есть уже сегодня!

– Алик, я ее сейчас поищу и тебе позвоню. С ней все в порядке. Я ее найду сейчас.

Алик положил трубку. Сплошные загадки.

Почему Иринка должна быть в общежитии? Почему Нина знает, где ее найти, а он – нет?

Алик думал обрывочно и на свои вопросы не отвечал. Даже не пытался ответить. Просто короткими мыслями бросал и бросал в пустоту вопросы.

Так прошло еще с полчаса. Не позвонить ли еще раз Нинке? Может, она уснула?

Телефонный звонок.

– Алик, это я!

– Иринка! Наконец-то! Ты откуда?

– Из общежития.

– Что ты там делаешь? Почему не позвонила?

– Алик, я от тебя ухожу.

Тупик. Но реагировать надо.

– К кому?

– К Володе. Ты его не знаешь. Это не телефонный разговор. Я приеду домой завтра и все объясню. Часов в одиннадцать. Ты меня дождешься?

– Да.

Придется дождаться! Любопытно выслушать объяснения!

– Тогда пока.

Алик положил трубку. Странно, но волнения не было. Даже сам факт существования Володи не бесил.

Этого следовало ожидать. Володя – имя нарицательное. Не он, значит, другой. Странно, что только сейчас, а не год, не два и не три назад.

У него Лика, у нее Володя. Отличная, образцовая семья!

Она уходит. Но отъезд Лики тревожил и огорчал его больше, чем уход жены.

Однажды случайно сошлись два чужих человека, теперь так же случайно расходятся. И между этими двумя событиями не дни, а годы. Его пустые годы и ее пустые годы.

Впрочем, за нее говорить не стоит: ее годы не такие пустые, она искала Володю, и поиски увенчались успехом.

А он? Никитины проститутки на вокзале? Дурацкое, нелепое приставание к Даше? Лика?

О Лике, конечно, разговор особый. Но Лика – фейерверк. Вспыхнул и погас. Тоже эпизод.

И опять пустота.

Это в личном плане.

В плане дружеском: Кит, Кит и еще раз Кит. Остальные – приятели. Некоторые хорошие приятели, близкие к разряду друзей. Это Тимур и еще двое-трое. А некоторых и приятелями с натяжкой назвать можно. Это Федот. Если бы не работа, даже разговаривать бы не стал с таким человеком.

Был Лешка… Настоящий друг, как Кит.

Алик уже давно на него не злился и все чаще, в припадках благодушия, думал, что тогда Лешка был прав. Он сотню раз собирался написать ему письмо, по новой наладить отношения. Раз пятнадцать такое письмо начинал. И все без толку. То отвлекали дела, то казалось, что Лешка его жеста примирения не примет.

В плане работы все по-прежнему. Закупки, товар, распространение. Накладные, кассовые ордера, договоры. Все эти годы одно и то же! Ни минуты для науки, ни строчки для диссертации. Сначала было некогда. Теперь дело не во времени – просто голова привыкла работать только в плане выгоды и невыгоды, а создавать собственные мысли разучилась.

Веселенький итог! Чего ни коснись – все прахом.

Алик усмехнулся.

Ему еще не приходилось быть в роли обманутого мужа. Ну что ж, попробуем!

Что в этих случаях полагается делать? Рвать и метать? Рыдать, умолять, страдать? Драться или биться головой о стену?

Все это не подходило. Для всего этого нужны чувства. А Алик спокоен. Впервые совершенно спокоен за все годы семейной жизни.

Его даже самого обидело такое нагло-равнодушное отношение к жене. Ну хоть бы вспышка ненависти, что ли! Ни-че-го! Алик с удовольствием выпьет за этого Володю и за его счастье с Иринкой.

Он подошел к стенке, открыл бар и налил вина.

Кстати, с днем рождения!

Одно поздравление уже получил. От любимой жены.

Алик хмыкнул.

Не могла подобрать любой другой день, чтобы не портить человеку праздник.

А разве праздник испорчен?

Ничего подобного! Белую рубашку, стильный галстук, вино и конфеты!

Алик зашарил по полкам в поисках белой рубашки и галстука. Наткнулся на шелестящий пакет. Свитер. Яркий, в сине-голубую клетку.

Насколько можно понять, подарок от жены. На день рождения.

Мерси! Принимаем, не побрезгуем!

О-о! Совсем неплохо смотрится!

В нем и будем праздновать день рождения!

Да, это подарок. Только, может быть, Володе?

Может! Но Володе пусть купит другой, а этот Алик оставит себе.

Алик опрокинул еще пару бокалов вина. Три часа ночи. Он не пьян. И не хочет спать. И день рождения праздновать в одиночку – это маразм.

Иринка придет в одиннадцать. Нужно обдумать тактику, нужно не дать сбить себя со спокойного и дружелюбного тона.

Алик стянул с себя новый свитер и швырнул его в угол дивана. Потом подумал, кое-как расправил и положил в шелестящий пакет. В стенку убирать не стал.

Сна ни в одном глазу. Перевозбуждение. Или бессонница. Какая разница? Нужно ждать одиннадцати.

Глава 14

Ганя весело запрыгал у двери, услышав поворот ключа.

Алик не двинулся с места. Он только чуть вздрогнул и тут же надел заготовленную маску скучающего любопытства и спокойствия.

Иринка старалась не шуметь в коридоре, но безмолвие Алика вынудило ее начать первой.

– Алик, ты дома?

– Как ты просила, – откликнулся он из комнаты, но не пошевелился.

Она остановилась на пороге, и Алик посмотрел ей в глаза. Ее, кажется, смутила его непробиваемая отчужденность. Она отвела взгляд.

– Я на минутку. Забрать вещи.

– Да? – Алик удивленно приподнял брови. – А как же «нетелефонный разговор»?

– А никак, – вспыхнула Иринка. – Я же все тебе сказала.

Алик промолчал. Он видел, что ей самой хочется выговориться и, может, даже покричать и поскандалить, поэтому не хотел доставлять ей удовольствия расспросами.

Иринка подошла к шкафу и начала доставать свои вещи. Он чуть насмешливо и все так же невозмутимо наблюдал за ее движениями. Кажется, она спиной почувствовала его взгляд, потому что резко обернулась и выпалила:

– Только давай без сцен ревности!

Алик чуть не рассмеялся:

– Я не ревную.

– Другого ответа и не ожидала! Зачем тебе ревновать? Тебе же все равно! И всегда было все равно! Ты любишь только самого себя! Ты – эгоист!

– Я так понимаю, ты пытаешься объяснить причину своего ухода, – любезно поддержал Алик.

– Да! Да, ты всегда все правильно понимаешь! Ты думаешь, я не знаю, что ты приготовился к этому разговору? Что ты всю нашу встречу уже расписал по нотам? Я пока правильно пою? Не фальшивлю?

– Нет, у тебя абсолютный слух.

– Как я устала от твоего спокойствия, от твоей расчетливости, от твоей приземленности!

Последнее Алика едва не вывело из равновесия. А кому он, собственно, обязан своей нынешней приземленностью? Он сдержался и только с усмешкой поинтересовался:

– А твой Володя обещает полеты?

– Да! Обещает!

Алик покачал головой:

– С тобой не взлетит.

– Ага! – почти с торжеством подхватила она. – Хочешь сказать, что я всем жизнь порчу! Значит, я во всем виновата! А ты ни при чем! Ты меня изо всех сил держишь, а я стараюсь вырваться!

– Тебе так только кажется, – возразил Алик. – Я тебя не держу.

– Не держишь! Потому что удержать нечем!

– Давай не будем переходить на оскорбления, – предложил Алик. – Лучше обсудить детали.

Иринка усмехнулась:

– Во всем рациональный подход!

– Кто-то должен быть трезвее, – заметил Алик. – Беру эту тяготу на себя.

– Для тебя это не тягота, а способ существования.

Алик снова сдержал подкатывающее бешенство.

– Пусть так. Вопрос первый: где вы будете жить?

– Пусть тебя это не волнует.

– Ты не умеешь жить в общежитии, – напомнил он.

– Научусь.

– Зачем? У тебя есть квартира.

– Не смеши! Ты прекрасно знаешь, что родители безоговорочно встанут на твою сторону. Ты же у нас такой положительный! Я не смогу привести туда Володю.

– Я говорю не о родительской квартире, а о нашей.

– О твоей, – поправила Иринка. – Ты ее купил.

– О нашей, – повторил Алик. – Как законная жена ты имеешь право на жилплощадь.

– Успокойся! От меня претензий не будет.

Алик поднялся, сунул ее вещи обратно в шкаф и четко произнес:

– Квартира остается тебе.

– Я не нуждаюсь в твоих подачках.

– Это не подачка. Зачем обижать человека в его самых благородных чувствах? – Алик усмехнулся. – Новой семье – зеленый свет. Если твой Володя собирается витать в облаках, то квартира у вас будет еще очень не скоро. А я, в силу своей жуткой приземленности, смогу купить себе однокомнатную. – Он патетически воздел руки: – Разве я могу позволить, чтобы ты осталась на улице?!

Иринка молчала в раздумье, принимать ли всерьез эту щедрость или гордо отказаться. Она пропустила его выпад. Алик внимательно следил за выражением ее лица и насмешливо понимал, что гордый отказ от жилья – не в ее силах. Она же не дура. И гораздо практичнее и расчетливее в таких вопросах. Любовь любовью, а уходить из прекрасной квартиры в общежитие все равно не хочется.

– Я забираю Ганю, – обрывая тему квартиры как завершенную, сообщил Алик.

– Ганя останется дома.

Ага! Значит, и она уже решила для себя вопрос с квартирой.

– Не жадничай, – улыбнулся он. – Тебе и квартира, и новая семья. Отдай хотя бы собаку.

Совсем не вовремя зазвонил телефон. Иринка чуть раздраженно сняла трубку:

– Да!.. Да. А кто его спрашивает?

Алик поморщился. Он ненавидел вот эту ее привычку – интересоваться, кто его спрашивает. Неужели она не понимает, что унижает других?!

– Татьяна? – В голосе изумление и какая-то ревнивая растерянность.

Алик не сразу сообразил, но уже в следующее мгновение подскочил и вырвал из ее рук трубку.

– Алло!

– Шурка? Привет!

Состояние радости, восторга и щенячьего счастья! Как хорошо! Как вовремя!

– Шурка! Я в Москве. Звоню поздравить тебя с днем рождения.

– Спасибо! Подожди! Ты в Москве?

– Ну да.

– Где ты сейчас?

– На Маяковской.

– Не уходи! Через сорок минут подъеду!

Он кричал, орал в трубку, не обращая внимания на обиженную до глубины души Иринку, почему-то стоявшую рядом.

– Не уходи! Я уже еду!

– Где тебя ждать?

– На выходе, у колонн!

– Хорошо.

Алик положил трубку и ошалело посмотрел на Иринку. Возможно, сейчас тоже требовалась маска невозмутимости и спокойствия, но он уже об этом не заботился.

– Как трогательно! – язвительно сказала Иринка. – Не успел расстаться с женой, тут же объявилась старая любовь!

Ее язвительность летела мимо, бумерангом возвращаясь к ней же.

– Если мне не изменяет память, твой Володя объявился гораздо раньше Татьяны.

Он не злился, не взвинчивался, просто констатировал факт. И ей нечего было на это возразить.

– А Татьяна не объявилась. Она позвонила поздравить меня с днем рождения. В отличие от некоторых она об этом вспомнила.

– Не делай из меня бесчувственную дрянь! – взвизгнула Иринка. – Я просто не успела поздравить!

– Ну почему же не успела? Я оценил твой оригинальный способ поздравления.

– Твой подарок в стенке!

– Я его обнаружил. – Алик кивнул на пакет со свитером в углу дивана. – Очень тронут. Извини, я спешу. Ганю и свои вещи я заберу завтра.

Алик уже открывал входную дверь.

– Где ты будешь жить? – спросила Иринка.

– Странный вопрос! У Никиты. Где же еще? Больше не у кого. Позвони ему, скажи, что вечером приеду. Пусть сообщит ребятам – день рождения отменяется.

Он вызвал лифт. Иринка стояла в проеме двери и молчала. Алику показалось, что обиженно. Ну и черт с ней!

Лифт, как назло, не торопился. Молчание превращалось в угрюмое.

– У меня к тебе просьба, – сказал Алик. – Похлопочи о разводе сама. Тебе это нужнее.

Вот так! Чтобы не забыла, кто из них двоих должен обижаться.

– Хорошо, – коротко ответила она.

– Постарайся, чтобы все было быстро и без лишних нервов и испытательных сроков. Нам же нечего испытывать?

– Нечего.

– Люблю, когда все так хорошо и мирно, – заключил Алик.

Лифт нехотя, с диким скрежетом распахнул двери.

– Пока! Завтра увидимся. Привет Володе!

Глава 15

Он мчался на Маяковскую, подгонял минуты, боялся, что она уйдет, и не знал, о чем говорить.

Хотелось предстать перед ней суперменом, у которого в жизни все замечательно и иначе быть не может.

Хотелось рассказать ей, как плохо и одиноко, как страшно иногда сознавать свою ненужность и никчемность.

Может, нужно дать ей понять, что в его жизни теперь есть другие женщины, задеть ее, обидеть, вызвать сожаление о той давнишней разлуке, сказать, что уже ничего нельзя вернуть.

А может, лучше сказать правду, сказать, что женился назло ей, что больше, сколько ни стремится, ни ищет, не может встретить такую, как она.

Почему так мало времени на размышления?

Почему так долго тянутся секунды до встречи?

Он, по старой памяти, купил белоснежные гвоздики и боялся, что она равнодушно примет их, не вспомнив всего, что вспоминает сейчас он. Длинный эскалатор на Маяковской выматывал последнее терпение. Он бросился по ступеням вверх, чего не делал никогда.

– Альпинист! – проворчала тетушка, которую он случайно задел локтем. – Минуту постоять не может!

Тяжелые двери выхода, колонны и сразу, с одного взгляда на толпу – только ее фигура в легком пестром платье. Он замешкался на секунду, в последний раз пытаясь продумать эту встречу, но мыслей не было. Он пошел к ней, увидел в ее глазах радостный огонек узнавания, протянул гвоздики, заметил ее чуть грустную улыбку, и все это молча.

– Здравствуй, – сказала она, глядя на цветы, а не на него.

– Здравствуй, – сказал он, понимая, как глупо было искать ее улыбку у других.

– Как ты живешь?

– Все в порядке…

Ерунда какая-то! Дежурные фразы, напряженные голоса, настороженный тон.

– Я рад, что ты позвонила.

Неловкое молчание.

– Пойдем погуляем?

– Я с детьми.

С какими детьми? Со своими школьниками, что ли?

Тоненькая, высокая девушка, неуловимо похожая на Татьяну, держит за руку маленького толстенького мальчишку и улыбается, слушая их разговор. Почему он не заметил их сразу?

– Здравствуйте, – неловко поклонился он в их сторону.

– Это дядя Шура, – представила его Татьяна. – Это мои дети – Женя и Данечка. Женя поступила в институт, поэтому мы в Москве. Мы с Данечкой – группа поддержки.

Говорит она, потому что он не знает, что говорить. Он как-то не рассчитывал, что они будут не одни.

– Здравствуйте, – улыбнулась девушка. – Мама много о вас рассказывала.

– Так куда мы идем гулять? – наконец выдавил из себя он. – Может, поедем в Сокольники? Там карусели. – Алик наклонился к мальчику: – Ты хочешь покататься на карусели?

Мальчик кивнул и тут же посильнее прижался к Жене.

– Вообще-то мы сегодня уезжаем, и в наши планы не входило… – извиняющимся тоном начала Татьяна.

– Сегодня?

Наверное, выглядит глупо, но и на это он тоже не рассчитывал.

– Я хочу карусели, – просительно произнес мальчик.

– Во сколько вы уезжаете? – Алик взял себя в руки, и вопрос прозвучал быстро и деловито.

– Самолет в двадцать два сорок пять, – улыбнулась Женя.

– Значит, успеваем на карусели, – улыбнулся в ответ Алик.

Он нашел такси, и они поехали в Сокольники.

А потом ребята бегали от аттракциона к аттракциону, а они с Татьяной сидели на скамейке и разговаривали.

– Ты давно в Москве?

– Да. Почти месяц.

Он посмотрел на нее с укоризненным отчаянием, и она поспешила пояснить:

– У Женьки были экзамены. Сам понимаешь, только об этом и думали. И потом… Я просто хотела тебя поздравить, я не думала, что мы встретимся.

Алик кивнул, замолчал, а потом поспешно сказал:

– Даня очень похож на тебя, даже больше, чем Женька.

– Да, – задумчиво согласилась Татьяна.

– Расскажи, как ты живешь. Как Игорь?

Татьяна усмехнулась:

– Что рассказывать? Я перешла работать в пединститут. Игорь сейчас по контракту в Польше.

Она ни слова не сказала о своем разводе.

– На заработках? – улыбнулся Алик.

– Да. А как ты?

– Все нормально. Живу.

Он не стал говорить ей о сегодняшнем разговоре с Иринкой. Зачем жаловаться? У нее все отлично, у него все отлично, вот и прекрасно!

– Шурка! – Она назвала его этим именем и почувствовала, что он вздрогнул. – Шурка, – повторила она, – я хочу тебя попросить. Я так переживаю за Женьку. Она приедет в сентябре учиться, будет жить в общежитии. У нас здесь нет ни родственников, ни друзей. Можно, я дам ей твой телефон? На всякий случай. Мало ли что.

– Зачем об этом спрашивать? – удивился Алик. – Конечно, дай, обязательно.

Они говорили ни о чем и всякий раз, когда обрывалась одна тема, мучительно искали другую.

– Наверное, нам пора. – Татьяна посмотрела на часы. – Регистрация за полтора часа. Еще нужно заехать в гостиницу за вещами.

Алик поднялся со скамейки и вдруг на секунду окунулся в мечту, в иллюзию о том, что все хорошо, что они вместе, вместе уже много лет, что они пришли погулять с детьми в парк и теперь собираются домой. Это мелькнуло, погасло, исчезло, оставив тоскливый и несбыточный след.

– Давайте сфотографируемся, – предложил он, забыв, что терпеть не может фотографироваться.

Они нашли фотографа и через минуту держали в руках две моментальные фотографии, на которых медленно проступали их изображения.

– Одну – мне, одну – вам, – весело объявил Алик. – На память.

Они снова взяли такси, заехали за вещами в гостиницу и помчались в аэропорт.

Алик сидел рядом с шофером, вполоборота, чтобы видеть их лица. Данька устал и уже спал, положив голову на Татьянины колени.

Может, рассказать Татьяне правду?

Бредовая мысль! Когда рассказывать, если они уже подъезжают к аэропорту и у пятнадцатой стойки идет регистрация ее рейса? Нужно было раньше.

И нужно ли? Пожалуй, нет. Этим ничего не вернешь, только вызовешь жалость.

Алик не хотел, чтобы его жалели.

Он сам дал Женьке свой, вернее, Никитин телефон, велел звонить, если будет что-нибудь нужно. Даньке купил большого плюшевого слона, и сонный мальчик обнял игрушку за шею.

– Что подарить тебе? – спросил Алик у Татьяны.

– Ничего. Сегодня должны дарить подарки имениннику.

– Я уже получил самый желанный подарок.

Татьяна посмотрела ему в глаза и тут же смущенно отвернулась.

Объявили посадку. Татьяна подала Жене билеты и попросила ее:

– Проходите с Данькой. Подождите меня. Я еще поговорю с дядей Шурой.

Они отошли чуть в сторону от суетливой толпы пассажиров с билетами.

– Спасибо за сегодняшний день, – сказала она.

Он помолчал и вдруг решился.

– Танюша! – Он впервые за весь день назвал ее по имени и сам прислушался к знакомому звучанию. – Я хочу тебе сказать… Тань, я любил только тебя…

– Не надо, Шурка, – испуганно оборвала она. – Не надо… Мне пора. Дети ждут. Извини.

Он задержал ее руку и попросил:

– Поцелуй меня.

Она быстро, слишком быстро коснулась губами его губ, высвободила руку и подала таможеннику свой билет.

– До свидания, Шурка.

– До свидания, Танюша.

Она исчезла, а он еще долго пытался разглядеть ее через головы пассажиров, через мутное стекло загородки.

Сегодня он делал одну ошибку за другой. С самого утра и до самого вечера. Он говорил ей совсем не то, что нужно было говорить. Он много молчал, он болтал о пустяках, он терял драгоценное время, он опять терял ее.

Терять людей становится для него закономерностью. Или входит в привычку. Об этом нужно подумать. Потом. А сейчас потеря Татьяны вызывала горечь и тоску, отодвинув, заслонив собой Лику, Иринку и вообще всю его жизнь.

Он мчался в машине к Москве. Он смотрел на ночное шоссе, на фары встречных машин, на фосфоресцирующие дорожные знаки, на ярко-белые разграничительные линии на асфальте. Впереди уже светились множеством окон бесчисленные высотки города, а на душе становилось все тоскливее. Ему не хотелось возвращаться. Не хотелось снова сталкиваться с надоевшими проблемами. Не хотелось заниматься проблемами новыми. Не хотелось никому ничего объяснять.

Он поморщился, прислушиваясь к бессмысленной болтовне диджея, несшейся из радиоприемника, и посмотрел на зеленые огоньки электронных часов. Двадцать два пятьдесят. Самолет взлетел. Думает ли о нем Татьяна?

Глава 16

Алик и Иринка пресекали все попытки примирить их. Иринку осуждали, и ей было тяжелее. На него надели венец мученика и жалели, но он себя мучеником не ощущал. Первые дни ему вообще казалось, что жизнь без жены ничем не хуже, скорее, даже лучше, чем жизнь с женой.

Осознание ее ухода, перемена многолетнего уклада, отсутствие привычного течения сказались потом, чуть позже, где-то через неделю.

Он не хотел возвращать их семейную жизнь, он уговаривал себя, что просто привык к человеку рядом. И все-таки чувствовал себя виноватым в том, что вышло именно так. Он должен был сохранить семью и не сохранил. Он думал о том, что, наверное, им нужен был ребенок, а он не настоял на этом в свое время, и это тоже ошибка, тоже вина.

Он долго не признавался сам себе, как не хватает ему Иринки. А когда признался, стало страшно и безысходно. Он удивлялся этой безысходности, но не мог с ней совладать.

Спокойствие пришло неожиданное и парадоксальное. Однажды он подумал, что уход жены можно сравнить с потерей любимого брелка. Жалко, обидно, но все равно не вернешь.

Махнешь рукой и забудешь. Алик хохотнул и признал мысль тупой и пошлой, но сразу стало легче воспринимать все происходящее.

Жена – не брелок, потому и переживаний гораздо больше. Но и они улягутся, пройдут, отпустят. Нужно налаживать свою жизнь. Нужно снова обзаводиться жильем, нужно что-то решать с работой. Хватит только зарабатывать деньги. Их не для кого зарабатывать, в конце концов. Алик лелеял мечту вернуться к науке, но боялся приступить к ее осуществлению, отодвигая и решение, и действие.

Выручал Кит. Он старался оградить Алика от всех проблем, уговаривал расслабиться, успокоиться, не изводить себя мыслями о случившемся. Алик улыбался на все эти уговоры, иногда даже раздражался, но без Никиты просто бы пропал.

– Иринка – твоя сестра, – время от времени напоминал он другу, обрывая его гневные сентенции в ее адрес.

– Я помню. Но сейчас она ведет себя как дура. А ты мой друг.

– Я ее не понимаю, – иногда говорил Кит, и это тоже было безапелляционно.

Они сидели за маленьким журнальным столиком перед телевизором и лениво потягивали пиво. Ганя крутился рядом, выпрашивая кусочки колбасы.

Кит тяжело вздохнул и поинтересовался:

– Зачем ты оставил ей квартиру? Зачем делаешь ей такие подарки?

– А кто ей сделает такой подарок, кроме меня? – лениво возразил Алик. – Должно же что-то остаться на память о бывшем муже.

– Она нашла себе другого! Пусть он и обеспечивает ее жильем!

– Он может обеспечить ее общежитием. Ты бы лучше порадовался за сестру.

– Порадуюсь, когда будет повод.

– Повод уже есть. Она встретила свою любовь.

– Она идиотка.

– Не будь жестоким, Кит. Тем более что ты просто не хочешь признать, что она счастлива.

– А мой друг – несчастлив!

Это было мнение Никиты. Алик с ним не соглашался. Но возражать сейчас – значит обижать человека в его дружеских чувствах. Алик промолчал.

– Вот где ты теперь собираешься жить? – наступал Кит.

– А ты что, уже меня выгоняешь? – весело поинтересовался Алик.

– Дурак ты! – обиделся Кит. – Я не выгоняю. Я тебе вообще эту квартиру подарить могу! Хочешь?

– Нет, – улыбнулся Алик. – Твоя квартира мне не подходит. Последний этаж, далеко от метро.

– Ишь ты!

– Ага. Я себе другую куплю. Наверное, тоже однокомнатную. А зачем мне больше? Я теперь холостяк. Правильно?

Кит как-то рассеянно кивнул, и Алик заметил резкую перемену в его лице.

– Что с тобой, Кит?

– Боюсь, что квартиру ты купишь очень не скоро.

– Почему?

– У нас неприятности.

– По работе?

– Ну да. Короче, нас кинули.

– Что?!

– Не знаешь слова «кинули»? – зло усмехнулся Кит.

– Слово я знаю. Как кинули? Кто?

– Федот.

– Но ты же послал его в Германию за товаром!

– Правильно. Мы сделали на эту закупку крупную ставку. Мы вложили в нее все деньги. Тоже стараниями Федота – убедил нас, что это выгодно.

– Меня никто не убеждал.

– Меня! Меня убедил! И Тимура! И мы вложили деньги! Все деньги!

– Не ори. Что значит вложили?

– Ну, дали Федоту с собой. Чтобы он за наличные отправил сюда три контейнера. Так было дешевле.

– Три контейнера?! Да вы что, спятили?

– Все наши деньги ушли.

– Слушай, Кит! Ты меня поражаешь. То твердишь, что без коммерции жить не можешь, то ведешь себя как последний мальчишка! Ты же сам учил меня, что в один товар все деньги вкладывать нельзя.

– Но это же было стопроцентно!

– Сто процентов тебе пообещал Федот? – усмехнулся Алик.

– Да.

– И ты поверил?

– Да!

– Ты безмозглый болван!

– Да!

Алик откинулся на спинку кресла, нервно закурил сигарету, помолчал и немного успокоился.

– Федот сбежал с деньгами?

– Да.

– И его нельзя найти?

– Можно попытаться. Но на это тоже нужны деньги. Да и не до того сейчас.

– Не до того? – насторожился Алик. – Значит, Федот смотал со всеми нашими деньгами, и это еще не самое страшное?

– Не самое.

– Дальше! Выкладывай все сразу! Что еще?

– Он отправил контейнеры.

– Кто?

– Федот.

– Постой! Ты меня совсем запутал. На какие шиши он отправил контейнеры?

– Шиши должны заплатить мы. Он выслал контейнеры наложенным платежом.

– Кайф! Это-то ему зачем?

– Тимур думает, что специально. Чтобы поставить нас в тупик, чтобы мы дали ему время смотаться. Ну, чтобы не преследовали, никого не подключали. Короче, так оно и выходит сейчас. На таможне стоят три контейнера, за каждый просроченный день капают проценты, а мы в безвыходном положении.

– Попробуем занять? – предложил Алик.

– Пробовали, – вздохнул Кит. – В нашем деле слухи ползут быстрее, чем бегут наши умные мысли. Все знают, что мы банкроты, и взаймы давать боятся. Нам самим впору подаваться в бега. Никто сейчас даже тебе лично на квартиру не займет.

– Хорошо, что я на фирму никогда не надеялся, – улыбнулся Алик. – Деньги на квартиру я заблаговременно накопил.

– Не понял.

– Чего тут непонятного? Я сказал, что у меня есть деньги.

– Ура! – заорал Кит. – Ура! Алик! Ты, как всегда, нас выручаешь! Я не знал, что у тебя есть деньги! Давай выкупим хоть один этот проклятый контейнер! Хоть один, слышишь, Алик!

– Идея понятна, – кивнул Алик. – Я отдаю за контейнер свои последние деньги. И остаюсь на нуле. И без квартиры. Это очень по-дружески, Кит.

Алик уже знал, что деньги отдаст, просто продолжал подначивать Никиту.

– Я клянусь тебе, это не зря! Я знаю, что товар того стоит! – горячо молил Кит. – Ну хочешь, дай взаймы нам с Тимуром под проценты!

– Знаешь, чего я хотел, вымогатель? – спросил Алик. – Я хотел купить квартиру и уйти из коммерции. Я хотел вернуться в науку. Холостой, птица вольная, сам себе хозяин, не надо зарабатывать, чтобы содержать семью. Соображаешь? Ты разбиваешь все мои мечты!

– Я ничего не разбиваю! Тебе же лучше делаю!

Алик засмеялся:

– Вот уж спасибо! Чем лучше? Тем, что лишаешь последнего?

– Нет! Теперь я вынужден тебе пообещать: если дашь деньги, то я прокручу это дело и оставлю тебя в покое. Ты будешь соучредителем, тебе будут идти проценты, Алик, и ты сможешь заниматься наукой. Я обещаю тебе свободу!

– Заманчиво, – улыбался Алик. – И не думай, что я твои слова забуду. Деньги твои только с этим условием – я ухожу.

– Уходи, Алька! – ликовал Кит. – Уходи, родной! Тряси пыль веков! Я тебе больше скажу – через полгода будешь с квартирой! С двухкомнатной!

– Это ты уже загнул.

– Я отвечаю!

– Ну-ну. Верю с трудом, но больше ничего не остается, – шутливо вздохнул Алик. – Сам без квартиры, а фирму спасай! Дело чести.

Глава 17

– Дождь стеной, Татьяна Евгеньевна! – сказала Солнышко.

– Все равно нужно домой, – вздохнула Татьяна. – Там Данька. Мама с ним уже замучилась, нужно ее отпускать. Хоть бы автобус быстро подошел. Я и зонт, как назло, забыла.

– Возьмите мой, – предложила Солнышко.

– А вы?

– А мне домой еще рано. Глядишь, к тому времени и ливень прекратится. Не вечный же он.

– Похоже, что вечный, – вздохнула Татьяна, глядя на потоки воды за окном. – Полдня льет.

– Вы домой, Татьяна Евгеньевна? – спросил декан, выходя из своего кабинета. – Вас подвезти?

– Не откажусь, Вениамин Ефимович. Мокнуть не хочется.

– Тогда пять минут подождите. Я только загляну в актовый. Подождете?

– Хорошо.

«Дворники» работали, не успевая стирать струи ливня с лобового стекла машины.

– Просто наводнение, – улыбнулся Вениамин Ефимович.

– Осень. Сезон дождей, – поддержала Татьяна.

Очень умно! Но она не знала, о чем говорить с деканом, и чувствовала себя в его машине так неуютно, что уже сто раз пожалела об автобусе. Впрочем, Вениамин Ефимович в разговор больше не втягивал. Он угрюмо молчал.

– Спасибо, что подбросили, – поблагодарила Татьяна, когда машина притормозила у ее подъезда.

– Рад, что вам угодил, – не улыбнувшись, ответил Вениамин Ефимович.

Странный тип! То сам навязывается со своей машиной, то разговаривает сквозь зубы. И в работе такой же. То душа-человек, то надуется, нахмурится, будто всем на свете недоволен. Ладно! Подбросил и спасибо.

Работа в этом году давалась труднее. Не потому, что что-то изменилось в коллективе, просто Татьяна уставала. Женька уехала учиться. С Данькой по вечерам приходилось сидеть бабушке, и Татьяна подумывала перейти на дневное отделение. Тогда можно устроить Даньку в детский сад и освободить маму.

Без Женьки было не только тяжело. Было тоскливо. Данька маленький, а Татьяна за два года после развода привыкла делиться с дочерью многими своими соображениями. Конечно, были родители, была Зоя, но, как оказалось, дочь совсем незаметно стала самым близким и самым необходимым человеком.

На следующий день, увидев собирающуюся домой Татьяну, декан весело осведомился:

– Ну что, сегодня дождя нет? Жаль. Без вас будет скучно ехать.

– А со мной весело? – рассмеялась Татьяна, вспомнив две вчерашние фразы за всю их поездку.

– Во всяком случае, приятно, – любезно ответил Вениамин Ефимович. – Хотя дождь ведь не обязательное условие приглашения, правда?

Не обязательное, но Татьяне ехать в его машине не хотелось. Как бы повежливее отвертеться?

– Вы не откажете мне? – продолжал в это время декан.

Ну вот! Искать повод для отказа уже поздно. Обидится человек.

Снова глухое молчание в машине. Татьяна злилась. Опять на весь вечер испорчено настроение! Нет, все! Она сегодня же придумает уважительную причину для отказа от этих замечательных поездок.

– Спасибо, Вениамин Ефимович! До свидания. – Татьяна приоткрыла дверцу машины.

– Простите, Татьяна Евгеньевна, но боюсь, что завтра вы от моего приглашения откажетесь, – сказал вдруг декан, словно прочел ее мысли.

– Понимаете, завтра… – начала Татьяна, во второй раз судорожно пытаясь что-нибудь придумать.

– Не трудитесь искать причину, – улыбнулся декан. – Скажите прямо, я не очень приятный собеседник.

– Дело не в этом, – возразила Татьяна.

– У вас есть сейчас несколько минут для разговора со мной? – перебил Вениамин Ефимович.

Татьяна незаметно глянула на часы. Когда она возвращается на автобусе, то приезжает минут на пять – десять позже. Значит, пять – десять минут у нее есть. А потом Данька поднимет вой.

Данька как часы. Он абсолютно точно знает время ее прихода. Стоит ей задержаться на минуту – и концерт обеспечен. Выслушивать концерт бабушке, а она всякий раз после этого в предынфарктном состоянии.

Вениамину Ефимовичу всего не объяснишь, но нужно надеяться, что десяти минут для разговора с ним будет достаточно.

– Я вас надолго не задержу.

Он опять читает ее мысли. Татьяну это почему-то раздражало.

– Я вас слушаю, Вениамин Ефимович.

Декан как-то замялся. Или почувствовал раздражение в ее голосе?

– Я слышал, что вы одна воспитываете двоих детей.

Татьяна постаралась помягче улыбнуться:

– Вообще-то я воспитываю одного сына. Дочь у меня уже взрослая.

О чем он хочет говорить? О каких-нибудь бесплатных путевках от профсоюза?

– Выходите за меня замуж, – вдруг бухнул Вениамин Ефимович, и Татьяна с нескрываемым изумлением посмотрела в его глаза.

Объяснение в любви? Только этого недоставало! Татьяна чуть не рассмеялась. Давненько ей не предлагали выйти замуж! Последний раз, кажется, Алик, пять лет назад.

– Вы только не смейтесь, – предупредил Вениамин Ефимович.

Заметил, как дрогнули в улыбке ее губы?

– Я понимаю, что смешон. Мне – пятьдесят, вам – тридцать шесть.

Ишь ты! Возраст указан точно. В личное дело заглядывал, что ли?

– Вы молоды, и, возможно, у вас есть лучшая партия.

Это прозвучало полувопросительно, и Татьяна отрицательно качнула головой. Ни лучшей партии, ни худшей у нее на данный момент нет. Вениамин Ефимович от ее ответа заметно оживился:

– Я вдовец. У меня взрослый сын. Он живет отдельно. Со своей семьей.

Зачем он это ей рассказывает? Как в бюро знакомств, честное слово! Тем более в институте все знают семейное положение декана.

– Я думаю, мы сможем стать друг другу близкими и нужными людьми.

Оригинальное объяснение! Еще ни разу не прозвучало: «Я вас люблю». Или это только вступление?

Нет, не вступление. Он замолчал и, видимо, ждал ее ответа.

– Простите, Вениамин Ефимович, – совершенно бесстрастно и прямо глядя ему в глаза, сказала Татьяна. – Для меня этот разговор – большая неожиданность. Я не могу решать такой серьезный вопрос вот так, за одну минуту. Мне нужно подумать.

Ну, не говорить же ему, что он просто спятил, в самом деле?

– Но вы подумаете? – встрепенулся Вениамин Ефимович.

– Да, конечно.

Татьяна уже откровенно посмотрела на часы. Все, время истекло. Разговор пора заканчивать.

– Вы торопитесь?

– Да. Сын ждет. До завтра, Вениамин Ефимович.

Она снова попыталась приоткрыть дверцу и снова была остановлена его вопросом:

– Когда вы сможете дать мне ответ?

– Не торопите меня, Вениамин Ефимович, – попросила она. – Это слишком серьезное дело.

– Я понимаю. Я обещаю не торопить. До свидания.

Татьяна наконец вышла из машины, свободно вздохнула, будто вырвалась из духоты, и, не оборачиваясь, поспешила в подъезд.

Данькин концерт был в разгаре. Бабушка металась вокруг него, пыталась развлечь и успокоить.

– Где мама? – требовательно кричал Данька.

– Скоро придет, скоро придет, – лепетала бабушка, хватаясь за сердце.

– Даня! Ты опять ревешь? – строго поинтересовалась Татьяна, и сын тут же радостно умолк.

– Танечка, это невозможно! – заявила мама. – Или ты приходи вовремя, или бери этого истерика с собой.

– Хорошо, мамочка, я буду приходить вовремя.

Татьяна проводила мать, уложила спать Даньку и постелила себе. Разговор с деканом тревожил и не отпускал.

Глупо и смешно! И никаких чувств у него к ней нет. Просто решил жениться.

А может, в этом есть доля смысла. Может, ей лучше выйти замуж. В конце концов, ей ведь тоже все равно за кого. Она просто устала от одиночества. А он человек умный, положительный. Характер, конечно, не ахти.

Да разве можно думать об этом серьезно? Нет, нет и нет! Она уже выходила замуж без любви. Но там была хотя бы благодарность. А здесь? Здесь ничего.

Ладно, время на раздумья есть. Он ее с ответом обещал не торопить.

И думать нечего! Никакого ответа он не дождется!

Она потушила свет и с головой накрылась одеялом, словно желая спрятаться. От чего? Или от кого?

Глава 18

Кит выполнил свое обещание: он выкупил сначала один контейнер, потом все три, прокрутил деньги и через полгода лично подобрал Алику двухкомнатную квартиру недалеко от метро.

На новоселье Алик пригласил только Никиту и Тимура. Кит поднял рюмку и торжественно произнес:

– Алик! Мы отпускаем тебя на все четыре стороны! Проценты тебе идут, хата есть – занимайся, чем душа пожелает, хоть наукой, хоть любовью!

Алик в этот вечер чувствовал спокойствие и умиротворение. Все шло отлично. Про «все четыре стороны» Кит, конечно, приврал. Фирма еще не в таком стабильном положении, чтобы отпускать Алика. Но Алик это и сам понимал и пока рассчитывал только на большее количество свободных часов.

– Даша вчера звонила, – сообщил Кит позже. – На свадьбу приглашала, замуж выходит.

– Только сейчас?

– А ты что, давно в курсе?

– Давно.

– Значит, получил приглашение и молчал?

– Не получал я приглашения.

– Тогда ясно. Она просила передать.

– Что?

– Приглашение.

– Кит, я же знаю, ты врать мастак.

– Не понял.

– Не просила она тебя ничего передавать.

– Честное слово! – вскинулся Кит. – Не веришь? Ну и черт с тобой! Скажу ей, чтобы сама тебя приглашала.

Алик нахмурился, умиротворение куда-то улетучилось. Может, не из-за Даши. Из-за водки скорее всего.

Он проводил ребят и сел за письменный стол. Вытащил из верхнего ящика папку с незаконченной диссертацией, полистал страницы, прочитал несколько строк, закрыл и убрал обратно. Он делал так все последние дни. Он боялся приступать, боялся возвращаться, не знал, с чего начать.

Так будет до бесконечности. Сам он ничего не сделает. Поэтому завтра Алик решил пойти к Михаилу Иосифовичу в университет. Встречи с профессором он боялся, поэтому откладывал ее, но нужно сделать шаг. Дальше будет видно.

Алик знал за собой эту черту – ему никогда не хватало решимости начать. Его всегда кто-то должен был как следует толкнуть. А тут еще оказалось, что продолжать давно заброшенное старое гораздо сложнее, чем начинать новое.

Алик покрутил в руках фотографию, квадратик в картонной рамочке – он, Татьяна и ее дети. На фотографии – лето. А сейчас уже зима. Это тоже старое. Незаброшенное, незабытое, но все равно невозвратимое. Как раз здесь он сделал попытку вернуть. Наверное, не так, не теми словами. Наверное, поздно.

Все! Хватит философствовать на досуге, да еще под хорошим градусом. Уже поздно. Завтра в университет. Он заранее позвонил профессору и договорился о времени. Чтобы нельзя было отступить.

– Здравствуйте, мой дорогой! – Михаил Иосифович сурово хмурился.

Но Алик знал эту его сердитую интонацию: в глазах профессора блестели искренняя радость и чуть ли не слезы умиления.

– Ваш академический наконец закончился?

– Да.

– Успешно?

– Относительно.

Профессор кивнул:

– Относительно науки – ничем. Правильно? Иначе вы бы не пришли ко мне за советом.

– К вам за советом я пришел бы в любом случае, – улыбаясь, ответил Алик.

Профессор постарел: поседел, сморщился, еще сильнее ссутулился.

– Александр, я должен сказать вам правду – все эти годы время шло. Шло не только в жизни, но и в науке. И вот то время, которое в науке, оно прошло мимо вас.

– И то, которое в жизни, тоже, – вздохнул Алик.

Профессор внимательно посмотрел на него и чуть смягчился:

– В жизни, наверное, невозможно, а в науке еще не поздно наверстать. Правда, вас в науке не знают. Наша тема и тогда не вызывала научного оптимизма у большинства коллег, а сейчас – еще меньше. Наука не хочет касаться восстаний. Вы готовы ко всему этому? Ну что ж, тогда давайте обсудим план работы.

Речи профессора о времени и теме не вдохновляли, но тем не менее Алик, придя домой, сразу достал диссертацию и принялся за работу. Он работал до приятного изнеможения, до усталости писал широким размашистым почерком, исправлял, намечал новые пункты.

Он вздрогнул от телефонного звонка, возвращаясь в реальность, и поморщился. Кто может звонить? Конечно, Кит или Тимур. Опять по работе. Опять что-нибудь с отчетами, с товаром, с деньгами. Алик сначала вообще не хотел брать трубку, но потом сообразил, что это может быть что-нибудь важное, и взял.

– Алло!

– Дядя Шура? Здравствуйте! Это я, Женя.

Татьянина Женька! Ну конечно! Кто же еще мог называть его «дядей Шурой»?

– Мне дали ваш новый номер телефона.

Ах, ну да! Он же тогда давал ей Никитин номер.

– Женя, у тебя неприятности?

– Да.

– В институте?

– Нет, в общежитии… – Женька замолчала. – Мне негде ночевать. Я не могу туда вернуться.

– Я сейчас за тобой приеду. Ты в институте?

– Да.

– Говори адрес…

Алик привез перепуганную Женьку к себе, накормил, напоил горячим чаем и только тогда приступил к расспросам. Оказалось, что ее преследует какой-то наркоман-старшекурсник из двести третьей комнаты. Этот наркоман так запугал девчонку, что она и близко боялась подойти к общежитию.

– Вчера я ночевала на вокзале, – закончила Женька.

– Почему сразу не позвонила мне? – воскликнул Алик.

– По старому номеру никто не отвечал.

Правильно. Кит был у него на новоселье.

– Я дозвонилась только сегодня утром, и мне сказали ваш новый телефон.

– Ты матери об этом придурке говорила?

– Нет.

– Правильно. И не надо. Она с ума сойдет. Я постараюсь все уладить.

Женьку развезло от усталости и бессонной ночи. Алик постелил ей в гостиной. Она заснула почти мгновенно, а Алик взял телефон и ушел в свою комнату.

Он не очень хорошо представлял себе, что нужно делать. Парню, конечно, надо вправить мозги. Но возвращать Женьку в общежитие – страшно. Этот товарищ из двести третьей может обозлиться и под кайфом натворить черт знает чего.

Алик так ничего и не придумал, вздохнул и набрал номер Тимура. Тимур, кроме соучредительства, отвечал за охрану, «крышу» и прочую безопасность фирмы.

– Мне нужно пару человек из твоих ребят, – попросил Алик. – Разобраться кое с кем.

– На тебя кто-то наезжает?

– Не на меня. При встрече объясню. Сможешь дать ребят?

– Прямо сейчас?

– Желательно.

Алик решил не откладывать дело в долгий ящик и не вмешивать в это Женьку.

Ребята подъехали через полчаса. Тимур был с ними. Он забеспокоился, что кто-то достает Алика.

– Я же сказал: проблемы не у меня, – улыбнулся Алик.

Отчасти и у него. Если что-то произойдет с Женькой, что он скажет Татьяне?

– Со мной спокойнее, – возразил Тимур.

Тип из двести третьей комнаты оказался не таким уж слабым. Или он был под кайфом. В любом случае, ребятам Тимура пришлось работать вдвоем, чтобы поставить его на путь истинный и внушить все, что следовало.

Алик вернулся домой злой. Этот парень из мерзавцев – Женьку он в покое не оставит, после сегодняшнего только будет действовать поосмотрительнее.

Женька еще спала. Алик снял куртку, пару раз заглянул к ней в комнату, но будить так и не решился. Пусть выспится, разговаривать лучше на свежую голову.

Глава 19

Когда Женька проснулась, Алик, не вдаваясь в подробности, вкратце рассказал ей о результатах своей встречи с обидчиком. Женька испугалась еще больше:

– Он меня убьет, дядя Шура!

– В общежитии тебе больше делать нечего, – хмуро констатировал Алик. – Нужно что-то придумывать с жильем. Пока поживешь у меня. До каникул. Потом поедешь домой, посоветуешься. Когда у тебя заканчивается сессия?

– Я сдаю досрочно. Один зачет остался. Сдам через неделю.

– И можешь ехать домой?

– Я так и хотела. Чтобы Новый год дома…

– Ну, а приедешь обратно, – перебил Алик, – или живи у меня, или нужно снимать квартиру. Насколько я понимаю, твои родители не бедствуют. Могли бы снять хотя бы комнату. С самого начала.

Алик говорил с сердцем, еще не успев остыть от встречи с тем придурком, поэтому произносил даже то, чего и не думал никогда. Женька понимающе улыбнулась:

– Мама боится чужих квартир еще больше, чем общежития.

– A y вас все решает только мама? – язвительно осведомился Алик. – Твой отец не имеет никакого права голоса?

Это похоже на Татьяну. Она всегда и все решает самостоятельно. Бедный Игорь!

– Папа с нами не живет, – ответила Женька.

– Ах да! – вспомнил Алик. – Он где-то работает по контракту.

– Он вообще не живет с нами, – уточнила Женька. – Родители развелись.

Вот так! Это – обухом по голове! Этого не может быть! Почему Татьяна ничего ему не сказала?

– Когда? – вслух удивился Алик.

– Года два назад.

Ого! Алик был в шоковом состоянии. Он прекратил разговор с Женькой и ушел в свою комнату.

Почему Татьяна не сказала ему о своем разводе летом? Почему скрыла? Побоялась, что Алик воспримет это как сигнал к новой атаке?

В общем-то правильно побоялась. Он и сейчас готов ринуться к ней! Сию же минуту!

Но она-то этого не хочет!

Алик бессильно опустился на кровать.

Тогда была одна причина их расставания – Игорь, которого Татьяна не могла бросить. Теперь свободна она, свободен он, но уже ничего не вернуть. Если бы она хотела вернуть, она сказала бы о разводе. Значит, вопрос закрыт.

Алик криво усмехнулся.

Как это она могла расстаться со своим Игорем, которому всем обязана, который единственный, который долг, семья и все такое прочее?

Женька через неделю едет домой. С ней можно передать Татьяне письмо. Объяснить, сказать, что любит.

Письмо? Это неплохой выход!

Алик взбодрился. Письмо оставляло надежду.

Надежду на что? Он дурак! Все эти годы любить ее одну, сходить с ума, узнав, что она свободна! А ей на это наплевать! Он ей просто не нужен!

И все-таки письмо он напишет. А вдруг?

Алик так и не написал письма. Даже не попытался. Он только в уме складывал строчки, но все казалось глупым и банальным. Он не умеет объясняться в любви письменно. Он вообще не умеет объясняться в любви.

– Жень! – крикнул он из коридора. – Бросай свою уборку! Мы опоздаем в аэропорт!

– У вас как в берлоге, дядя Шура! – откликнулась Женька из его комнаты. – Сейчас! Уже заканчиваю!

Алик заглянул к ней. Она вытирала пыль с его письменного стола и передвигала с места на место ту летнюю фотографию. Алик вспыхнул, будто она разгадала его тайну, подскочил, схватил на лету ее руку с пыльной тряпкой и крикнул:

– Не трогай стол!

Женька удивленно посмотрела на него и обиженно выдернула руку. Потом сердито качнула головой. Точь-в-точь как Татьяна. Алик смутился и добавил, оправдываясь:

– Я не люблю, когда трогают мой письменный стол.

– Поэтому у вас такая свалка! – прокомментировала Женька, но извинения приняла. – Вы ужасно похожи на моего братишку. Он такой же упрямый. Только он маленький, а вы…

– А я большой, но глупый. Собирайся, – попросил Алик. – Машина скоро подойдет.

Алик вернулся из аэропорта. Квартира показалась пустой и жутковатой. Неужели можно так привыкнуть к человеку за неделю? Или это уже от надоевшего тоскливого одиночества?

Алик сидел на диване и тупо смотрел на экран телевизора. Звуки немножко оживляли эту пустоту. Ганя сел рядом, подставил голову под руку хозяина и тихонько поскулил. Алик погладил его, потрепал за ушами и спросил:

– Что, Ганя, и тебе без Женьки скучно? Опять мы с тобой одни, брат. Ничего не поделаешь.

Чуть позже зазвонил телефон.

– Дядя Шура! Это я – Женя! Я только что прилетела домой!

– А я только что приехал из аэропорта, – засмеялся Алик. – Разница только в расстоянии.

Он очень обрадовался ее звонку. Ее голосом окончательно разрушалась пустота.

– Я все рассказала маме. Она хочет с вами поговорить.

– Давай.

Алик напрягся. Он не ожидал такого поворота. И что «все» рассказала Татьяне Женька?

– Здравствуй, Шурка, – услышал он в трубке и совсем растерялся.

– Здравствуй, Танюша.

Сухо и хрипловато. Нужно было совсем не так! Он опять все портит.

– Женя мне все рассказала. Спасибо тебе за нее.

Она тоже говорит сухо и даже немного официально.

– Не стоит, – откликнулся Алик.

И замолчал. Замолчала и Татьяна. Ну вот! И говорить не о чем!

Алик усмехнулся и спросил:

– Как поживаешь?

– Хорошо.

Хорошо без него. Это надо понимать так. Алик снова замолчал.

– Леша тебе не звонил? – спросила Татьяна.

– Лешка?! – удивился Алик.

Почему Лешка должен был звонить?

– Он сейчас в Москве, – пояснила Татьяна. – Уже две недели. На каких-то курсах.

Алик чуть не вскочил.

– Где он остановился?

– Не знаю. В какой-то гостинице.

Снова молчание.

– Ну, все? – почему-то спросила Татьяна.

– Да, – ответил Алик.

– До свидания.

– Да, – повторил он и услышал короткие гудки.

Вот все и выяснилось. Не нужно было никакого письма. Она и сейчас ничего не сказала о разводе, хотя Женька уже наверняка сообщила, что он живет один. Хорошо, что он ничего ей не написал. Только попал бы в неловкое положение.

Татьяна опустила трубку на рычаг и замерла у телефона. Плохо поговорили. Ни о чем. Нужно было не так.

– Мам, почему ты ничего не сказала ему? – тихо спросила Женька, обняв ее за плечи.

– А что я должна была ему сказать? – удивилась Татьяна.

– Что любишь.

– Кого?

– Его. Не притворяйся.

– По-моему, ты слишком поумнела, – улыбнулась Татьяна.

– А вы ведете себя как дети, – серьезно ответила Женька.

Татьяна весело рассмеялась и погладила дочь по голове.

– Смешная ты, Женька.

– Не вижу ничего смешного.

Татьяна помолчала и вдруг сказала:

– Он меня не любит. Ты же сказала ему, что я развелась с отцом?

– Да.

– А он сейчас даже не вспомнил об этом. Даже письма мне не передал.

– Детский сад какой-то! – возмутилась Женька. – Любят друг друга и молчат! У него на столе только наша фотография!

– Та, что в парке?

– Да.

Татьяна улыбнулась:

– Это еще ничего не значит.

– Ой, мама, ты сама смешная, – покачала головой Женька. – Я вот сейчас наберу его номер и скажу, что ты его любишь.

Женька потянулась к телефону, и Татьяна испугалась:

– Не выдумывай, пожалуйста! Я не дам тебе звонить!

– Хорошо, – покладисто согласилась Женька. – Я приеду после каникул и скажу ему это не по телефону. Может, так даже лучше.

Глава 20

Наутро Алик обложился телефонными справочниками. Он обзванивал все гостиницы, и разговор везде был одинаковым.

– Здравствуйте, Кременецкий Алексей Васильевич у вас не останавливался?.. Да, посмотрите, пожалуйста… Нет? Спасибо, извините…

Каждый отрицательный результат расстраивал, но Алик знал только одно: Лешку он должен найти. Найти, чтобы поговорить, помириться, все уладить. Список гостиниц таял.

– Здравствуйте, Кременецкий Алексей Васильевич у вас не останавливался? – заученным голосом черт знает в какой раз повторил Алик. – Да, посмотрите, пожалуйста.

– Кременецкий Алексей Васильевич в триста пятнадцатом номере до шести завтрашнего дня, – ответили на другом конце провода, равнодушно и как-то даже раздраженно, мол, беспокоите по пустякам.

Ничего себе пустяки! Он нашел Лешку! И очень вовремя, потому что успел «до шести завтрашнего дня»!

На третий этаж гостиницы Алик не поднимался, а летел. У него даже не хватило терпения солидно дождаться лифта. Ему повезло – Лешка был дома.

– Леха! – Алик ворвался в номер с диким криком восторга.

– Алька! – так же дико заорал навстречу Лешка.

– Сколько ты в Москве? – сурово спросил Алик, когда первые восторги встречи улеглись.

– Две недели, – смущенно улыбаясь, ответил Лешка.

– Вот именно! Ты почему мне не позвонил, скотина?

– Я думал, ты еще того… Ну, в обиде за тот случай… – Лешка начал волноваться и сбиваться.

– Я?! – изумился Алик. – Это ты в обиде! Я тогда был не прав.

– Ты уже ни черта не помнишь! – улыбнулся Лешка. – Кто прав, кто не прав, кто зачем приходил…

– И вспоминать не хочу! Я все собирался написать тебе письмо.

– И я тоже.

– Короче, хорошо, что ты приехал!

– А как ты узнал?..

– Татьяна сказала.

– Татьяна? – удивился Лешка. – Вы с ней общаетесь?

– Иногда, – уклончиво ответил Алик. – Я так понял, ты тоже с ней общаешься?

– Пожалуй, почаще, чем ты, – чуть укоризненно ответил Лешка. – Она сказала тебе, что развелась с мужем и что…

– Да, все сказала, – нахмурившись, перебил Алик. – Давай не будем о ней. Нам же есть о чем поговорить?

– Как хочешь. – Лешка пожал плечами. – Я думал…

– Как вы живете? – снова перебил Алик.

– Неплохо, – Лешка улыбнулся. – Я вот курсы компьютерные проходил, повышение обещают…

– Как тетя Варя? Верка?

– О! Скоро больше меня зарабатывать будут. – Лешка засмеялся. – Они у меня теперь коммерсантки. Купили на рынке место, сами выращивают цветы, сами продают. Я был против, но им это нравится.

– А сын?

– Растет.

– Сколько ему?

– Шесть будет. А ты? Детей нет, я слышал?

– Ни детей, ни жены, – улыбнулся Алик.

– А Иринка? – растерялся Лешка.

– Иринка ушла к другому, и я этому очень рад, – отчеканил Алик.

– Ты Татьяне сказал?

– Ты опять о ней?

– Ладно, не буду. Дело ваше.

– Вот это правильно. Ты лучше собирайся, поедем ко мне.

– Не могу… У меня сейчас последняя лекция, а потом ребята просили… Надо отметить…

Лешка виновато посмотрел на Алика. Алик понимающе кивнул:

– Хорошо, отмечай. Во сколько завтра поезд?

– В семь утра.

– Я приеду проводить.

От Лешки Алик сразу поехал в «Детский мир» выбирать подарок Вовке. Он не очень хорошо представлял себе, что может понравиться шестилетнему мальчишке, и остановился на управляемых санках. Под Новый год будет очень кстати.

Когда Алик появился с санками на перроне, Лешку такой громоздкий подарок возмутил:

– Все купе займет! Меня с такой бандурой в вагон не пустят!

– Давай-давай, загружайся! – засмеялся Алик. – Не забудь сказать Вовке, что это от меня. Он обо мне хоть знает?

– Знает… – Лешка замялся, потом набрал в легкие воздуха и выдохнул: – Ты бы вообще как-то… Ты бы лучше своему такие санки передал.

– Кому – своему? – не понял Алик.

– Сыну.

– У тебя белая горячка после вчерашнего? – участливо поинтересовался Алик.

– Данька бы обрадовался… – продолжал говорить Лешка.

Какой Данька? Татьянин Данька? Почему Алик должен передавать ему санки? Лешка точно спятил!

Алик молча смотрел на друга и пытался понять, что происходит.

– Данька – мой сын? – как-то глупо усмехнувшись, спросил он.

– Ну да!

До Лешки, кажется, начинало доходить. Он испуганно посмотрел на Алика и, сбиваясь, пробормотал:

– Ты же сказал… Она же тебе говорила… Говорила же?..

– Ничего не говорила! – рассердился Алик. – И ты не городи чепухи! Еще скажи, что Женька – моя дочь!

– При чем тут Женька? – еще больше растерялся Лешка.

– А при чем тут я? – заорал Алик.

Пухленькая проводница с любопытством поглядывала в их сторону и прислушивалась к нервному разговору друзей. Алик зло зыркнул в ее сторону, и она торопливо отвернулась.

– Я думал, она тебе сказала… – оправдывался Лешка. – Я же не знал, что она… Что ж я сделал?! Она же просила!

– Так это правда? – ошеломленно остановился Алик и снова рассвирепел: – И ты молчал?

Лешка лишь досадливо отмахнулся.

– Ты молчал?! Ты же друг!

– Она просила! – выкрикнул Лешка.

Пухленькая проводница снова внимательно слушала их разговор, но Алик уже не обращал на нее внимания.

– Она просила?! – орал он. – Она не просит, она приказывает! Она всегда и всем все приказывает! Она всегда все за всех решает! Мне это осточертело!

– Молодой человек! – Пухленькая проводница обращалась к Лешке. – Поезд отправляется через минуту. Вы едете?

– Да, конечно.

– Где твой билет? – без всяких эмоций, будто и не было всей предыдущей сцены, спросил Алик.

– Я уже показывал, – все еще растерянно ответил Лешка.

– Мне покажи, – попросил Алик, и Лешка послушно вытащил билет из паспорта.

Алик взял билет и сказал:

– Поеду я.

– То есть как это?.. Как это ты?.. – заволновался Лешка. – А я?.. Там мой чемодан!

– Твой чемодан доставлю Вере в целости и сохранности, – пообещал Алик и достал бумажник. – Санки я забираю для Даньки. Вот тебе деньги на билет и на подарок Вовке от меня. Выбери что-нибудь приличное.

– Какой подарок?..

Алик сунул деньги во внутренний карман расстегнутой Лешкиной куртки, туда, где только что лежал билет.

– Поедешь завтра. Твоих я предупрежу.

– Поезд отправляется, – бесстрастным голосом сообщила пухленькая проводница.

Алик заскочил в тамбур, торопливо вынул записную книжку, черкнул телефон Никиты и протянул листочек Лешке. Поезд тронулся, Лешка шел рядом с вагоном, а Алик кричал, перегибаясь через плечо пухленькой проводницы:

– Позвони по этому телефону Никите! Переночуй у него! Скажи, что я позвоню и все объясню! Скажи, чтобы забрал Ганю!

– Кого? – не понял Лешка.

– Ганю! Афгана! Собаку!

– Ты чокнутый, Данилин! – прокричал Лешка уже на краю перрона. – Чокнутый!

Алик улыбнулся, посмотрел в билете номер своего места и пошел в купе.

– Ваши билеты, – примерно через десять минут скучным голосом попросила пухленькая проводница. – И паспорта.

Кажется, это было сказано лично для Алика. По крайней мере проводница с любопытством воззрилась на него. Алик совершенно спокойно подал ей свой паспорт. Она сравнила фамилии и торжествующе сказала:

– Билет выписан не на вашу фамилию.

– Да, – согласился Алик.

– Почему? – строго продолжала она.

– Вы же все видели и слышали, – устало ответил Алик.

Проводница смутилась и молча вернула ему паспорт. Алик благодарно улыбнулся в ответ, получил постель и забрался на свою вторую полку.

Голова работала очень ясно и четко. Удивительно, но он хорошо понимал, зачем ехал. Нужно было, конечно, самолетом. Но поездом так поездом. От перемены мест слагаемых сумма не изменяется. Он сам поразился своей решительности, он сам не ожидал от себя вот такого шага, но впервые за всю жизнь он абсолютно точно знал, как себя вести, и не сомневался в том, что все получится так, как хочет он.

Глава 21

Ранним утром Алик вышел из поезда. На этот раз его никто не встречал. Он прошел в маленький полусонный вокзальчик и отыскал телефон.

Татьяна долго не брала трубку. Алик глянул на часы: без пяти шесть. Рановато, конечно.

– Алло!

– Привет, Танюша!

– Здравствуй, Шурка, – обескураженно произнесла Татьяна. – Что случилось?

– Ничего. Я приехал.

– Приехал?! – радостно вырвалось у нее. – Зачем? – тут же настороженно поинтересовалась она.

– За тобой. Через час буду, – коротко ответил Алик и положил трубку.

– Кто приехал? Дядя Шура? – Женька в пижаме стояла на пороге Татьяниной комнаты.

– Да.

Татьяна все еще не могла прийти в себя от этого неожиданного звонка.

– Когда будет? – деловито осведомилась Женька.

– Через час.

– Понятно. – И Женька зашлепала босыми ногами в детскую. – Данька! Просыпайся!

– Ты зачем ребенка будишь? – поспешила за ней Татьяна. – Шесть утра!

– Мы с ним к бабушке пойдем. Данька!

– Какая бабушка? Ты с ума сошла! Оставь его! Пусть спит!

– Данька! Подъем!

Данилка сонно щурился.

– Вставай быстренько! Идем рассвет встречать! Ты же хотел рассвет посмотреть?

– Раньше семи не рассветет, – сообщила дочери Татьяна.

– Прекрасно! Мы как раз соберемся.

– Я спать хочу, – пробормотал Данька.

– Посмотрим рассвет и пойдем к бабушке спать. Хорошо? Давай, одевайся.

Найти такси в такой час было делом довольно сложным, но уже через десять минут Алик загружал вещи на заднее сиденье желтой «Волги».

Сначала он решил заехать к Кременецким. Здоровенный Лешкин чемодан на колесиках ему порядком надоел. К тому же с этим поездом ждут Лешку, нужно предупредить, чтобы не беспокоились.

Он не разговаривал с таксистом. Он смотрел на мелькавшие улицы, на знакомые дома и немножко грустил. Внешне город мало изменился за те четыре года, в которые Алик здесь не появлялся. Но он понимал, что это только внешне, а вообще-то город ему уже чужой и почти незнакомый. Жизнь в этом городе уже десять лет идет без него. Здесь просто осталось детство. И от этого было грустно.

Частный дом, в котором жил Лешка, показался Алику маленьким и осевшим. Он усмехнулся: в детстве им с Лешкой этот дом казался огромным дворцом.

Алик тихонько постучал. Дверь тут же распахнулась.

– Алешенька? – подслеповато щурясь, спросила тетя Варя, но тут же узнала и всплеснула руками: – Алик!

– Здравствуйте, тетя Варя, – улыбнулся он.

– А где Алешка? Вы вместе? Он тоже должен сегодня…

– Нет, я один. Вместо Лешки.

– Как это? – растерялась тетя Варя.

– Он остался в Москве, Вовке подарок еще не купил, – как что-то само собой разумеющееся, объяснил Алик. – Вот чемодан свой просил передать. Он следующим поездом приедет. Завтра.

– Что ж ты на пороге? – вспомнила тетя Варя. – Заходи!

– Не могу, тетя Варя, такси ждет. – Алик кивнул на желтую машину у ворот. – Завтра зайду.

– Ты в отпуск?

– Нет. Жениться.

– Опять? – в изумлении воскликнула тетя Варя.

– В последний раз, тетя Варя, – улыбаясь, пообещал Алик. – Честное слово!

– Сейчас к своим?

– Нет. К своим попозже.

– К ней? Кто же к невесте без цветов?

– А какие цветы в такую рань?

Алик и сам уже думал о том, что без цветов, пожалуй, нехорошо. Но это не Москва, где круглые сутки букеты на выбор.

– Пойдем, – скомандовала тетя Варя, накинула на плечи старенький полушубок и повела Алика куда-то за дом.

Алик вспомнил, что Лешка что-то говорил о теплицах, но такого размаха не ожидал: два огромных стеклянных дома.

– Тебе розы или гвоздики?

– Гвоздики.

– Красные?

– Лучше белые.

Тетя Варя одну за другой начала срезать большие белые гвоздики.

– Хватит! Хватит! – запротестовал Алик, видя, что количество срезанных цветов неуклонно возрастает.

Но тетя Варя остановилась только тогда, когда в ее руках вырос огромный белоснежный букет.

– Вот теперь жених хоть куда! – довольно сказала она.

– Это тебе. – Алик протянул Татьяне охапку цветов.

– Белые гвоздики? – улыбнулась Татьяна.

– А это Даньке. – Алик торжественно поставил на пол санки. – Он еще спит?

– Нет. Женька увела его смотреть рассвет, – улыбнулась Татьяна. – Решила, что нам нужно поговорить.

– Может, и правильно, – ответил Алик. – Поговорить нам нужно. А с сыном увижусь попозже.

Татьяна уже шла с цветами в комнату, но тут обернулась, внимательно посмотрела на Алика и усмехнулась:

– С Лешей встретился?

Алик кивнул.

– И он тебе все рассказал?

Алик снова кивнул:

– Он предупредил, что это великая тайна.

– Пусть только вернется! – пригрозила Татьяна.

– Да. Пусть вернется! Я его побью за то, что столько молчал.

– Проходи, – шутливо вздохнула Татьяна. – Куда же цветы? У меня и вазы такой большой нет…

– Тань, оставь цветы, – попросил Алик. – Давай поговорим.

Татьяна послушно села в кресло и положила цветы перед собой, на журнальный столик.

– Давай.

Алик давно решил, с чего начнет.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Татьяна улыбнулась:

– А если ты опоздал?

Алик растерялся:

– То есть как? Как опоздал?

Он рассердился сам на себя за этот возглас. Ей всегда удавалось выбить его из колеи одной фразой. Весь продуманный до мелочей разговор летел к черту!

– Если кто-то сделал мне такое предложение раньше? – продолжала Татьяна.

– И ты согласилась?

– Пока нет. Я думаю.

– И думать нечего, – взбодрился Алик. – Ты ему откажешь.

– Почему?

Алик улыбнулся:

– Только не надо коронного номера «Решаю я». Тебе не кажется, что ты слишком много нарешала в нашей жизни?

– Может быть, – согласилась Татьяна. – И что ты предлагаешь?

– Давай на этот раз решу я.

– Попробуй.

Алик откашлялся и мгновение помолчал, собираясь с мыслями.

– Не знаю, с чего начать, – сказал он. – В моей жизни появилась нехорошая традиция: все женщины, которые мне дороги, торопятся выйти замуж. Не за меня, конечно.

Татьяна насмешливо качнула головой:

– Может быть, ты сам этому причина?

– Может быть. Я решил избавиться от этой традиции. Я хочу отбросить всех соперников и жениться на тебе. Скажи только «да».

Татьяна молча смотрела на белый букет перед собой.

– Ты скажешь «да»? – тревожно переспросил Алик.

Татьяна подняла голову, посмотрела ему в глаза и улыбнулась:

– Да.

Алик с облегчением откинулся на спинку дивана. Пульсирующее напряжение двух последних дней уходило, растворялось, таяло. Тихими, счастливыми волнами накатывало спокойствие. Это новое ощущение было приятным и радостным. Алик засмеялся и развел руками:

– Ну вот! Опять все решила ты!