Этот побег был защитной реакцией. Но с каждым часом, приближавшим ее к ночи, Настя успокаивалась и все яснее осознавала – ее поступок выглядел глупо и по-детски безответственно. Страшно было представить, какой переполох случился после ее выходки. А фраза, брошенная педагогу… Вот так сжечь за собой мосты – чистейшее безумие. Теперь ей некуда идти, а возвращаться назад стыдно. Вспоминая о своих злоключениях, она испытывала отчаяние, подступавшее острыми приступами, а потом временно сменявшееся наивной надеждой на то, что никто ее странному демаршу не придал значения.
Большую часть времени девушка просто слонялась по городу и маялась, размышляя – вернуться в общежитие или нет? Настя поела в кафе, попробовав, наконец, целых два вида тортов – «Наполеон» и какой-то еще, название которого она не запомнила. Отвела душу. И плевать, что о ее фигуре думает Мартовицкий. Обида сменилась злостью на Артема. Этот его гонор, хамство и высокомерие… Она никому не позволит так с собой обращаться.
Пока сидела за столиком и наблюдала за суетящимися людьми, появилось время все обдумать. Мир, в котором она так нелепо оказалась, все глубже затягивал. Он был и чужим, и родным одновременно. В городском пейзаже она узнавала знакомые здания. Они, как и люди с годами, в ее времени изменись, но остались узнаваемые черты. При мыслях о доме накатила щемящая грусть. Все явственнее было предчувствие, что она туда не вернется. Чтобы не расплакаться, нужно было подумать о чем-то другом…
Что же могло привести к трагедии и гибели балерины? Действительно ли это была Татьяна? Что, если все случилось из-за ее романа с Тайгряном? Или потому, что ей досталась ведущая партия в балете? Этот вид искусства жесток и превращает танцоров в яростных соперников, готовых на все.
Но могла ли, например, Тома решиться на убийство? Настя в подобное не верила. Да и Тамара Николаевна совершенно не была похожа на убийцу. После обнаружения останков она так же искренне поразилась, как и они с Костиком. Даже тридцать лет спустя такие вещи не забываются. Будь она виновницей, не смогла бы спокойно держаться в присутствии следователя. Потом Настя подумала, что судит по себе. Неизвестно, какой эта взрослая Тамара человек.
После кафе девушка не спеша добрела до общежития. Было уже почти одиннадцать вечера. Комендант ее точно не пустит. Зоя Яковлевна – дама суровая и принципиальная. Настя присела на облицованный мраморной плиткой борт фонтана. С наступлением ночи район старого города с его зданиями дореволюционной постройки и узкими улочками стал выглядеть зловеще. А одежда уже плохо защищала от осеннего холода. Несмотря на то, что дни еще были теплые, ночами температура сильно опускалась.
Ощущение безысходности при мысли, что она может больше не увидеть родителей, друзей, свой дом, захлестнуло с головой, как высокая холодная волна. Улица, освещенная фонарями, начала расплываться в цветных кругах набежавших слез. Настя зажмурилась, чтобы не дать им течь из глаз. Нужно заставить себя перестать думать об этом. Ночью все всегда видится в более мрачных красках, чем днем. Анастасия не понимала, куда подевался ее обычный оптимизм.
От дурных размышлений отвлек свет фар появившегося из-за поворота автомобиля. Девушка испугалась до спазмов в желудке. Потому что машина почти проехала мимо, но потом вдруг притормозила и сдала назад. Когда серая «Волга» поравнялась с Настей, стекло опустилось.
– Нормально? Я ее по всему городу ищу, а она здесь сидит. Запрыгивай, – в окне автомобиля появилось лицо Артема Мартовицкого.
– Куда? – не поняла растерявшаяся девушка.
– П-ф-ф… В машину! Тебя все равно не пустят в общагу.
– Пустят, – из гордости заупрямилась она.
– Не спорь. Садись, – Артем говорил чуть снисходительно, как с ребенком.
Почувствовав это, Настя решила показать, что она далеко не дитя. И хотя первым порывом было снова убежать, она все же совладала с собой, встала, взяла свою сумку и собралась спокойно уйти.
– Подожди ты. Надо поговорить, – парень вышел из машины.
Все же Анастасии хотелось узнать, как отреагировала Вава на ее побег и услышать от Артема извинения. Поэтому, в конце концов, она сдалась.
– Ну и куда мне теперь тебя девать? – Мартовицкий откинулся на спинку сидения и стал задумчиво барабанить пальцами по рулю. – Кстати, ты прости за ту дурацкую шутку.
– Извинения не принимаются! – у Насти даже от сердца отлегло.
Она так ждала подходящего момента, чтобы сказать эту фразу!
– Ну и сиди, обижайся, – не стал настаивать молодой человек.
Анастасия теперь вновь показалась себе глупым ребенком, а не взрослой, почти совершеннолетней девушкой. Раз уж села к нему в автомобиль, то не вежливо так себя вести. Спрашивать о том, что было после ее ухода, уже не было желания. Стыдно даже вспоминать об этом. Лучше сделать вид, что ничего не произошло.
– Артем, а сколько тебе лет? – завела она разговор.
– Двадцать один.
– Ого. Ты взрослый… Даже старше Паши…
– Дался вам всем этот Паша! – вспылил парень.
Настя поняла, что для танцовщика упоминание о возрасте, а тем более сравнение с соперником очень болезненно. Заметив, что она потупилась, глубже забившись в угол между креслом и дверью, Мартовицкий смягчился.
– А тебе сколько?
– Второго ноября будет восемнадцать.
– Скорпион, как Танька? У нее день рождения третьего.
– Да? – удивилась Настя и с опозданием подумала, что не знает, какого числа день рождения у той Анастасии Мартыновой, под видом которой она тут живет. Неудобно окажется, когда все узнают, что она, выходит, наврала.
– Таня тебе нравится, да?
– С чего ты взяла? – он бросил на нее короткий взгляд и снова уставился впереди себя на руль.
– Ну, ты даже знаешь, когда у нее день рождения. Хотя она недавно поступила в училище.
– Раньше нравилась, – по его кислой мине было понятно, что чувства оказались не взаимны.
Выходит, Тайгрян – соперник не только в балете…
– Придумал! – вдруг оживился парень. – Крестный, когда звонил, говорил, что сегодня какую-то иностранную делегацию к нам привезли. Для них ночью в музее специальная экскурсия. Можно попробовать прорваться туда. Все лучше, чем на улице мерзнуть.
– В краеведческом? Я там была на днях с Томой. Не хочу. И вообще, может, я все-таки тут посижу до утра?
– Нет, я тебя саму не оставлю. Не хватало еще, чтоб к тебе пристали какие-нибудь придурки. Или милиция забрала.
– А что, может?
– У тебя паспорт с собой?
– Нет.
– Значит, может. До выяснения того, почему ты одна по улицам слоняешься. Моя милиция меня бережет.
С тем, что одинокой девушке ночью на улице совершенно не место, она была полностью согласна. Но и в обществе Артема ей было не по себе.
– А кто у тебя крестный, что он знает про иностранные делегации?
– Дипломат-переводчик.
– Ого.
«Они что, все – дети каких-нибудь чиновников? Золотая молодежь, блин», – подумала девушка.
– А у тебя кто родители?
Настя испуганно округлила глаза, судорожно соображая, что соврать. Она вообще ничего так не желала в данный момент, как сбежать от Мартовицкого.
Не став дожидаться ответа, Артем выдал еще одну идею – поехать к его другу на квартирник.
– Слышала про такое?
– Нет.
– Это домашний любительский концерт.
– Там все пьют, курят и орет музыка? – Настя хмыкнула.
Предложение поехать на такое мероприятие она встретила настороженно. Девушка сомневалась – вдруг это что-то неприличное.
– Нет, у Лехи такого не бывает. Он у нас романтик и поклонник здорового образа жизни. Там скорее что-то вроде салона только для своих. Приходят потрепаться об искусстве, послушать кого-нибудь из местных исполнителей.
– Почему ночью?
– Так ведь днем все учатся или работают.
– А соседи не против таких сборищ?
– Там частный дом. Ну и они почти не шумят.
Природная осторожность подсказывала, что ехать непонятно куда с малознакомым парнем – не самая хорошая идея. Но деваться было некуда, и Настя согласилась. Кроме того, ей было интересно поглядеть на развлечения советской молодежи.
Девушка представляла себе шумную толпу в пропитанном запахом курева неубранном помещении. Но надо отдать должное другу Артема – он, кажется, на самом деле был интеллигентным человеком. В доме царил относительный порядок, и собралось всего пятнадцать-двадцать гостей. Никто не курил. Точнее, не курили внутри, а выходили подымить на улицу. Пили пиво или чай. Настя выбрала последнее. Как раз и сонливость прогонит.
Их встретил чрезвычайно подвижный и живой парень, постоянно жестикулирующий и явно очень дружелюбный. Выглядел он немного неопрятно, но это его не портило.
– Привет, – он обнял Мартовицкого.
– Привет, Леха, кто у тебя сегодня?
– Очень приятный и позитивный человечек, Ник. Играет на гитаре, поет… Голос просто бесподобный, репертуар многообразный. Будет приятно послушать, и, думаю, не только мне! С Аленкой у них классный дуэт получился.
В прихожей оказалось большое количество обуви. В основном кеды всех цветов и размеров. Стены в коридоре были исписаны и разрисованы самими посетителями – автографы, стихи, пожелания, начертанные чаще всего коряво, но почти без ошибок. Видимо, у Алексея были очень демократичные родители.
Как только они вошли, длинноволосый парень и миниатюрная девчонка с короткой стрижкой, едва достававшая макушкой ему до плеча, подошли к стульям. Юноша взял гитару.
Исполняли в основном песни из кинофильмов, перепевали Высоцкого, Боярского, и других популярных певцов. Практически все собравшиеся подпевали. Кто попроворней и понаглее – заняли диван и кресла, остальные расположились, где придется – на полу, на подоконниках.
Настя сидела в кресле, стоявшем довольно далеко от импровизированной сцены – в самом углу большой гостиной. Это место ей выбил Артем. Но сам он почти не подходил к ней. Мартовицкий постоянно находился в обществе либо хозяина дома, либо кого-то из ребят.
На стандартный квартирник все это мало походило. Скорее на дружеские посиделки с игрой на гитаре и хорошими песнями.
Звучало исполняемое всеобщим хором «Пока-пока-покачивая перьями на шляпах…». Заслушавшись, Настя вздрогнула, когда ее окликнул Леша.
– Скучаешь? – он по-свойски плюхнулся на подлокотник кресла, в котором она расположилась.
– Нет, очень интересно. А ты давно собираешь квартирники? – приходилось говорить достаточно громко.
– Несколько лет уже. Это вышло случайно. Был концерт Цоя, и на нем собрались все мои друзья. А потом мы как-то плавно перекочевали ко мне и продолжили. С тех пор собираемся иногда или просто хорошо провести время, попеть песни, или же к какой-нибудь значимой дате. Обычно в гости ко мне приходят ребята из наших местных групп и друзья, которые просто умеют и любят петь и играть. У нас даже традиции появились! Пить чай и сок, иногда пиво. А еще есть плов с рыбой. Пробовала такой? Это рис с рыбными консервами. Очень вкусно!
Настя отвернулась, чтобы он не заметил, как она брезгливо поморщилась.
– И Артем такое ест? – спросила девушка, переборов себя.
– Не, он же танцор. Он вообще ничего не ест, – захохотал Леша.
Анастасия решила, что этот парень не очень-то похож на ЗОЖника. Плов с консервами в ее понимании вовсе не являлся примером здоровой пищи. Как, впрочем, и пиво.
– Квартирники у Лешки – это удивительная вещь! – присоединилась к их болтовне одна из гостей, девушка по имени Алиса. – Здесь ты оказываешься не просто рядом с музыкантами, а буквально вместе с ними творишь музыку, даже если петь и играть не умеешь. И все же у нас в городе квартирники – редкость. Вот в Москве, Ленинграде это действительно круто! Масштабно!
Она рассказала, что обычно их встречи проходят вечером пятницы или субботы. Нередко действо затягивается до утра и переходит в предрассветное чаепитие.
– Сонные лица друзей, хорошее настроение, гитара и кружка горячего чая – разве можно отказаться от такого уюта и теплой дружеской атмосферы? – улыбнулась девушка.
Анастасия подумала, что у Мартовицкого оказались на удивление приятные знакомые.
Песни чередовались с дружескими беседами, обсуждением чьего-нибудь творчества, перекурами.
– О, Тема! – воскликнул какой-то парень в черной косухе.
Настя его не видела среди гостей. Наверное, только пришел.
Незнакомец направился к Артему, по пути здороваясь со всеми, пожимая протянутые руки.
– Так ты мне, значит, проспорил желание! Кто говорил, что ноги его здесь больше не будет?
Мартовицкий смотрел на вновь прибывшего с неприязнью. Хотя на рукопожатие ответил.
– Ладно, проспорил. И что дальше? – спокойно спросил он.
– Как что? Танцуй!
Все наперебой закричали, поддерживая наглеца:
– Танцуй, Тема, танцуй!
В глазах Артема промелькнула растерянность. Но затем он взял себя в руки и решительно направился к Насте.
– Пойдем, поможешь.
Она отшатнулась. От испуга перехватило дыхание.
– Я? Я не смогу!
Но он уже тянул ее за собой.
Середину зала освобождали от подушек и стульев. Место получилось вполне просторное. И потолки в старом доме оказались высокие. Настя заметила, как Мартовицкий посмотрел вверх, оценивая риски.
Сердце панически колотилось. А рука была крепко зажата в ладони Артема – никакой надежды избежать позора. Танцевать перед настоящей публикой было очень страшно. Особенно когда не умеешь этого делать.
– Быстро покажем отрывок из… Из чего? Может, из «Щелкунчика»? Или из «Лебединого озера»? – парень словно говорил сам с собой.
– Я не помню ничего, – пыталась все же вывернуться из его захвата Анастасия.
– Да? – он перевел на нее глаза. – Ладно. Покрутишься немного, и я тебя подброшу.
– Что? – она суетливо выдернула пальцы. – Давай сам, Артем. Это же твой спор!
Вокруг засмеялись. А Мартовицкий нахмурился.
Они уже стояли посреди гостиной. Зазвучала музыка. Что-то плавное, нежное. Это Ник играл на стоявшем у окна пианино. Настя, не мигая, смотрела на юношу. А потом, подчиняясь некому толчку, девушка поднялась на мысочки и засеменила по комнате, красиво расправив плечи и разведя руки. Прогиб, арабеск… Опомнилась Настя, когда по спине волной прошли горячие пальцы. Артем… Под его рукой она прогнулась лозой. Еще шаг, поворот. Она уперлась взглядом в его губы, в движении прошлась бюстом по его груди. Грубо, даже почти больно. Он навис над ней коршуном. Сердце трепыхалось, как птичка в когтях пернатого хищника. Снова поворот, а потом полет, парение… Артем поднял ее высоко над полом и над всеми присутствующими. Зрители затаили дыхание, задрав головы.
Когда ноги снова коснулись земли, Настя уловила гулкую пульсацию в висках. Щеки горели. Не сразу получилось выровнять дыхание. И покинуть сильные руки, все еще держащие ее за талию.
– Ничего себе, – восторженно выдохнул кто-то.
Все так быстро завершилось… Сколько длился их танец? Минуту или чуть больше? Анастасия понятия не имела.
Раздались одиночные аплодисменты, а потом хлопали уже все. Настя чувствовала себя такой же прекрасной, как Татьяна в образе Гаянэ. Всепоглощающий, упоительный восторг, который она ощущала после своего исполнения и аплодисментов, на миг подарил ей уверенность, что вот оно, дело ее жизни – балет! Вдруг именно для него она создана? Но так бы и не узнала об этом, не окажись тут. Не помня себя от волнения, девушка поклонилась.
Лишь недовольная физиономия парня в косухе говорила о том, что он ожидал иного. Хотел выставить Артема на посмешище, но не вышло.
Уже знакомые ей исполнители снова вышли на публику. Ник опустился на стул, взял в руки гитару, а Алена встала рядом. Зазвучали аккорды одной из красивейших композиций советского кино. Ребята собирались дуэтом исполнить песню «Диалог у новогодней елки» из кинофильма «Москва слезам не верит».
Некоторые гости разбились на пары и стали танцевать. Кто-то выключил свет, оставив лишь свечи на подоконнике и на журнальном столе. Настя посмотрела в сторону Артема. То ли романтичность момента так на нее повлияла, то ли их короткая импровизация, во время которой он к ней не просто прикоснулся, а взял на руки, поднял над полом. Но сейчас Мартовицкий показался ей самым красивым мужчиной на земле. Только его уже тянула танцевать Алиса…
Леша, хозяин квартирника, пригласил ее саму. Настя, кружась в танце, постоянно поглядывала на Артема. Но когда их взгляды встретились, она тотчас испуганно отвернулась.
Вроде давно знакомая, уже заезженная песня. Но сейчас Настя слышала и понимала ее как-то по-новому. Теперь она всегда будет ассоциироваться с этой странной ночью и Мартовицким! Обида на него растворилась без следа. Недоверие и настороженность притупились. Появилась даже какая-то иллюзия легкой влюбленности…
Душа парила где-то высоко, захлебываясь от счастья и восторга. Все было великолепно, все люди вокруг – добрыми, счастливыми и такими родными. Анастасия улыбнулась своим мыслям. А ведь ни глотка пива не сделала, но ощущение было поистине пьянящим. И хотя Настя понимала, что все это лопнет, как мыльный пузырь, с наступлением утра, но сейчас она упивалась каждой секундой происходящего.
Утром назад ехали в молчании. Девушка не могла понять, доволен Артем ее танцем или нет. Переживала, что сделала что-то не так. Потому что он ни разу не улыбнулся и не перекинулся с ней ни одной фразой. Только когда пришло время уезжать, подошел и коротко сказал:
– Пошли.
Поскольку их путь лежал почти через весь город, полная тишина вскоре начала Анастасию тяготить.
– Все нормально? – спросила она. – Ты не надорвался?
Явный подкол, ну и пусть. Все же он это заслужил.
– Нет, – хмуро буркнул Мартовицкий.
Помолчав еще какое-то время, он, наконец, выдал:
– Что это было вообще?
– Ты о чем?
– О твоем исполнении. Это откуда?
– Импровизация.
– Знаешь, это была ужасная импровизация, – бросил он.
– Танцевал бы один.
– В балете мужчина второстепенен, он просто аккомпанирует женщине.
Она ничего не ответила. Мнение Артема на счет ее танца меньше всего волновало сейчас Анастасию. Ей аплодировали, ею восхищались. Значит, она смогла!
Отвернулась к окну и стала раздумывать над тем, сколько неожиданностей принес этот длинный день. А завершился он совершенно непредсказуемо. Теперь Настя не знала, что и думать об Артеме. Так и подмывало с кем-то обсудить это, поделиться. Но не с Томой же, которая наверняка потом всем расскажет. И не с Катькой. Эта точно посмеется. С Таней? Но она вряд ли будет с ней общаться. Тяжело в неполных восемнадцать осознать, что ты совсем одинока и находишься в прошлом. Что, по сути, ты здесь чужая, лишняя. Что занимаешь чье-то место и самой тебя здесь быть не должно.
– Остановлю не возле подъезда, а чуть дальше. Ты же не хочешь прослыть легкомысленной девицей, проводящей ночи с кем попало? – неожиданно развязно произнес Артем.
– Если честно, мне абсолютно все равно.
В блеклом утреннем свете «Волга» остановилась за углом, метрах в двухстах от парадного входа. Но они оказались не единственными, кто в столь ранний час таился у общежития. Вместо того, чтобы попрощаться с Настей, парень крайне заинтересованно уставился на черный, блестящий, будто лакированный, ГАЗ-13 «Чайка», стоявший по другую сторону дороги. Статусная по советским меркам машина и один из самых красивых экземпляров советского автопрома.
– Гляди-ка. Платон Альбертович собственной персоной, что ли? – Мартовицкий даже шею вытянул от любопытства, силясь разглядеть сидевшего за рулем «Чайки» человека.
– Кто это?
– Отчим Тайгряна.
– Почему ты думаешь, что это он? Разве мало таких машин…
Артем поглядел на нее удивленно.
– В нашем городе мало – две-три, наверное. Это же тебе не Москва. Да и вообще я номера знаю. Только что он здесь делает…
– Может к Павлу приехал, – предположила равнодушно Настя.
Артем чему-то усмехнулся.
– Это вряд ли.
– Говорят, он – какая-то шишка в поли… в милиции, – девушка едва не назвала правоохранителей более привычным ей словом.
Но Артем не обратил на это внимания.
– Полковник милиции, начальник отдела… – юноша не договорил, потому что вдруг из автомобиля выскользнула стройная фигурка в черной курточке с накинутым на голову капюшоном, быстро пересекла проезжую часть, и скрылась за углом здания общежития.
– Ничего себе… – теперь Артем был озадачен. – По-моему, это кто-то из ваших.