Загадочный портрет

8

Волосы у Веры развевались на ветру, когда Нино на другое утро вез ее в своей открытой спортивной машине в Турин. Она изо всех сил старалась не думать о том, что ей сказал Микеле. Она напоминала себе, что слышала только одну версию, а этого недостаточно. Понятно, что Микеле не на равных со своими сестрами и братом, поэтому не может не ревновать. И в то же время совсем забыть, что он ей говорил, она тоже была не в силах. Конечно, ей не нравились разговоры о нраве Нино, но она уже сама неплохо знала его. Другое дело — любовница в Сан-Джованни-Бьянко, мысли о которой никак не выходили у Веры из головы.

Когда они приехали в Турин, Нино первым делом отправился на ткацкие фабрики, где, благодаря его связям, их принимали как почетных гостей. Больше всего ей понравилась фабрика «Арахна», дочернее предприятие знаменитой фабрики в Комо. Словно завороженная, Вера смотрела, как сплетаются шелковые нити, как печатается рисунок. Станки, которые могут выпускать до восьмидесяти метров ткани в день. Так называемая «кухня красок», в которой краски смешивались с точностью до одной десятой грамма, привела ее в восторг.

Вера предпочла бы пообедать вдвоем с Нино в каком-нибудь маленьком бистро, но было бы неучтиво отклонить приглашение Антонио Пазолини, директора фабрики, который непременно желал видеть их своими гостями. Запивая салат великолепным вином, Вера, Нино и синьора Пазолини говорили о шелковом производстве — о договоре с профсоюзом, о соперничестве с Кореей, об уменьшающемся рынке высококлассных тканей.

— Пока мы первые, что касается рисунка, — рассказывала синьора Пазолини, когда подали кофе. — Корейцы еще не могут наносить до пятидесяти цветов сразу, но они наступают нам на пятки. Если желаете, синьора Манчини, мы будем посылать вам образцы. Мы можем сделать специальные шаблоны для вашей коллекции. И можем работать на поток.

Во время обеда Нино был само очарование. Едва они с Верой покинули палаццо, он как будто преобразился. Он даже ни разу не потер переносицу, значит, его не мучила головная боль. Наверное, потому что его отец очень долго болел, ему было нетрудно на некоторое время забыть о своем горе и полностью отдаться беседе.

Ее охватило мрачное предчувствие, когда она увидела, как он изменился, едва они оказались в одной из галерей города на выставке картин шестнадцатого столетия. Вера задержалась, рассматривая пейзаж на миниатюре, когда Нино остановился перед портретом в позолоченной раме. Вера подошла к нему и помрачнела. Будто заколдованная, она смотрела на знакомое лицо темноволосого мужчины в алых одеждах кардинала.

То же самое лицо она видела на выставке в Чикаго. Или это другое лицо? Может быть, его просто-напросто написали двадцатью годами позже? Если так, то этот сильный чувственный аристократ отверг богатство и удовольствия плоти, посвятив свою жизнь церкви. Эта мысль опечалила Веру, хотя ее охватила дрожь, когда она вгляделась в его изменившееся лицо. Оно явно не стало привлекательнее. Годы, отданные церкви, оказались тяжелыми для него.

Мужчина, смотревший на них с портрета, и аристократ с выставки в Чикаго, по меньшей мере, были близнецами. В этом Вера не сомневалась. Если же на обоих портретах один человек, то Вере оставалось только удивляться своим чувствам. В Чикаго ей показалось, что она целую вечность знает человека, изображенного на портрете, и ее тянуло к нему. Зато теперь она не ощущала ничего, кроме страха.

Боже мой, только не хватает галлюцинаций в присутствии Нино, с ужасом думала Вера, царапая ногтями ладони и не позволяя себе расслабиться. Она молила Бога отвести от нее и Нино беду, в реальности которой она окончательно убедилась, глядя в нарисованные на портрете глаза.

— Кто это? — спросила она, все еще не решаясь взглянуть на табличку, висевшую на стене рядом с портретом.

— Стефано, кардинал Учелли.

Голос Нино был едва слышен.

Тогда Вера прочитала то, что было написано о нем.

— У меня такое впечатление, что ты немало знаешь о нем. Святости в нем не чувствуется. Он что, разбойник?

Нино пошевелился, однако хмурое выражение его лица не изменилось.

— Понятия не имею, — ответил он. — Правда, вид у него и в самом деле не из приятных. Манчини и Учелли — дальние родственники. И, кстати, Учелли построили виллу Воглиа в начале шестнадцатого века. Потом, в том же веке, они продали ее, когда умер последний наследник по мужской линии. Вероятно, из-за нашего родства мой прадед в конце девятнадцатого века купил поместье, чтобы использовать его в качестве загородного дома.

Комментарий Нино не успокоил разбушевавшиеся чувства Веры, у которой от страха мурашки бежали по спине.

— Не знаешь, у него не было брата?

Услышав этот вопрос, Нино не смог скрыть изумления.

— Точно знаю, что был, — ответил он. — Бабушка мне рассказывала, что старший брат кардинала, который унаследовал виллу, был последним Учелли. Кардинал тоже… как будто… не имел детей. Мы, Манчини, связаны с ними через их сестру, которая вышла замуж за миланского аристократа.

Едва они покинули галерею, как лицо Нино прояснилось, но Вера еще долго помнила о кардинале и о своем аристократе из шестнадцатого века. Не может быть, чтобы художник писал одного человека, размышляла она, если один привлекателен, а другой вызывает неприязнь.

Время летело с невообразимой скоростью. Не так уж много его было отпущено Вере и Нино, и ей не хотелось, чтобы оно проходило зря. Было ясно, что между ней, кардиналом и аристократом с портрета существует связь, но поскольку она не имела возможности ее разгадать, то и не желала о ней думать.

Погуляв по городским улицам и бульварам, Вера и Нино приехали в палаццо Манчини, чтобы умыться и переодеться перед ужином. В комнате для гостей, где Вера уже была, когда они с Джулио только прилетели в Италию, она приняла душ и надела черное платье, присланное ей с оказией Габриелл для дня похорон, но без жакета, так что оно совсем не выглядело траурным. Глубоко декольтированное, с серебряными цветами на бретельках и вокруг выреза, с узкой юбкой, подчеркивавшей округлость ее бедер, оно было несколько экстравагантным и приковывало к себе взгляды.

О правильности ее выбора свидетельствовал взгляд Нино, когда они полчаса спустя встретились в его гостиной.

— Дорогая… Ты такая… Так и хочется тебя съесть, — сказал он, взяв ее за руки и оглядывая с головы до ног. — Может быть, останемся тут? Ну, скажем, начнем с десерта?

Его слова мгновенно вернули их обоих в то состояние, в котором они находились, когда целовались в саду. В эту минуту их тяга друг к другу была даже сильнее прежнего. Вера вся трепетала от его прикосновений и, будь ее воля, предпочла бы спальню ресторану. Условия были как нельзя более подходящие. Палаццо к их услугам. Микеле далеко. Даже близкая разлука лишь подталкивала их друг к другу. Когда они еще встретятся? Теперь или никогда…

Разве это жизнь, если не позволять себе никакого риска?

— Я люблю десерт, — сказала она, останавливая на нем свой взгляд. — Но стоит ли менять традицию? Не испортится ли от этого аппетит?

Он согласился, и они отправились в один из самых знаменитых в Турине ресторанов. С точки зрения официанта, они выглядели влюбленными друг в друга и не замечавшими никого вокруг. Думая лишь о том, что ждет ее, когда они вернутся в палаццо, Вера слишком волновалась, чтобы прочувствовать вкус подаваемых ей деликатесов.

Она ни секунды не сомневалась, что Нино не оставит ее без «десерта».

— Сегодня все должно быть идеально, — заметил он, когда улыбающаяся девушка остановила рядом с их столиком тележку со сладостями. — Значит, надо съесть знаменитый шоколадный торт.

Вера предложила взять один кусок на двоих. Когда они с Нино ели с одной тарелки, она испытывала наслаждение, с которым мало что могло сравниться. Ее сын был в заботливых руках Виолы, а любовь к Слаю осталась в прошлом, и она легко воображала себя и Нино вкушающими в постели другие сладости. От подобных мыслей у нее мгновенно затвердели соски, и платье натянулось на груди.

После ужина Нино предложил прогуляться по знаменитой набережной Турина, куда приходят все влюбленные. Заметив, что он давно уже не танцевал, если не считать вечера на вилле Воглиа после сбора винограда, Нино повел ее в Африканский клуб, и тамошняя зажигательная музыка кружила им головы, а медленные танцы позволяли тесно прижиматься друг к другу и чувствовать себя единым существом… Словно мы уже когда-то танцевали вместе, думала Вера, радуясь близости Нино и с удовольствием вдыхая его мужской запах, смешанный с лимонным запахом лосьона.

Уже наступила полночь, когда они поставили машину в гараж и на старомодном лифте поднялись в комнаты Нино.

— Как насчет стаканчика вина? — спросил он.

— Хорошо, — согласилась Вера.

Она смотрела, как он достает бренди, бутылку «Бенедиктина» и два красивых стакана, наполняет стаканы и подает ей один из них.

— За нас, — сказал он, чокнувшись с нею.

Они выпили, не сводя друг с друга глаз. Я люблю его, думала она, не желая больше скрывать от себя правду. И хочу, чтобы он был счастлив. Хочу, чтобы его миновали все на свете беды. Неважно, что нас разъединяет целый океан. Вера не забыла о своих галлюцинациях, тем более о двух странных портретах, но сознательно не допускала их в свои мысли.

Я на все пойду, лишь бы быть сегодня вместе, призналась она себе. Это наш единственный шанс. Когда мы завтра вернемся на виллу, с нас не спустят глаз. Он будет только братом моего мужа, а я — матерью Джулио и вдовой Слая.

Нино словно читал ее мысли.

— Ах, Вера… — прошептал он и покачал головой.

Забрав у нее стакан и поставив его на стол рядом со своим, он крепко обнял ее. Бретелька упала с плеча Веры, и, не в силах вынести искушения, Нино стал целовать ее лицо, шею, руки. Вера тихонько застонала, когда одна его рука скользнула вниз на обтянутое шелком бедро.

— Да… да…

Она сама не замечала, как произносит это вслух, не в состоянии больше сносить муку ожидания. Я хочу быть с тобой. Хочу обнимать тебя. Мне все равно, что будет завтра. Сомнения прочь. Завтра пусть будут печали.

Лаская ее, Нино позволил ей запылать огнем… и вдруг, отодвинувшись, поправил бретельку у нее на платье.

— Что случилось? — бормотала, ничего не понимая, Вера.

Нино убрал руки. Она не поймет, если он не расскажет ей все до конца, ведь, даже обнимая ее, он думал о портрете, который они сегодня видели, и чувствовал приближение жестокой головной боли.

— Ты ничего не знаешь обо мне, — сказал он, стараясь скрыть от нее свою муку.

Вера пожала плечами, делая вид, будто ничего не боится.

— Так расскажи. Я умею слушать.

Боль поднималась от шеи к затылку, и он понимал, что должен немедленно что-то предпринять. Зачем он пил?

— Не знаю, как сказать. Да и не стоит мучить тебя моими проблемами… хотя бы сегодня.

Если не сегодня, то когда? Если не меня, то кого? Неужели ты не понимаешь, как много значишь для меня?

А Нино винил себя за то, что дал себе волю. Если бы я не привез ее сюда, ничего не было бы. Несмотря на боль, он желал ее так сильно, что едва мог это скрыть. Но он не имеет права принять то, что она с готовностью давала ему. Она заслуживает лучшего… Во всяком случае, ей не годится любовник, которому по ночам не дают спать кошмары, у которого дурной нрав и жуткие мигрени. Ей нужен здоровый, веселый, жизнерадостный возлюбленный.

— Мне не хотелось бы напоминать тебе, что из-за нашего родства мы не можем позволить себе легкий флирт, — проговорил он наконец. — Кроме того… ты сама сказала, что у тебя своя карьера и своя жизнь в Америке.

Сегодня мне плевать на это, мысленно вопила Вера. И мне ни к чему твои нотации. Она ни в чем не собиралась упрекать Нино, но не могла молчать.

— Микеле говорит, что ты вспыльчивый и едва не погиб вместе со своей невестой, потому что выхватил у нее руль, когда вы поссорились. Ты об этом боишься мне рассказать?

Нино поморщился от выдумки Микеле, однако не дал воли гневу. Лилиана убила бы нас, если бы я не взялся за руль, напомнил он себе. К счастью, мне удалось спасти нас от смерти. Но он прав… мой характер оставляет желать лучшего.

Боль в голове стала почти невыносимой.

— Микеле не врет, — признал он, проклиная своего брата, на чем свет стоит. — Но он не знает и половины. Прошу тебя, не дави на меня. Один Бог знает, как бы мне хотелось переложить на тебя свои проблемы. Не говоря уж о том, как бы мне хотелось любить тебя. Но сегодня об этом не может быть и речи.

У Веры задрожали губы, но она постаралась принять гордый вид. Если он решил отказаться от меня… выкинуть меня из своей жизни, думала она, то мне остается только принять это и уйти. Побуду в Италии, пока не станет известно завещание, а потом вернусь в Чикаго. Вряд ли мы увидимся в ближайшие годы.

— Поступай как знаешь, — сказала она. — Думаю, ты не будешь возражать, если я пожелаю тебе спокойной ночи.

Нино настоял на том, чтобы проводить Веру до комнаты, и едва коснулся губами ее лба. Изо всех сил стараясь заснуть на своей широченной кровати, Вера поливала слезами подушку. Не хочу, чтобы все кончилось так, мысленно повторяла она. Но у нее нет выбора. То, что она избегает неведомой беды, оставаясь в стороне от Нино, не успокаивало ее.

Часы показывали без двух минут три, когда Вера проснулась. Из комнаты Нино доносились приглушенные стоны. Вера села и, включив свет, прислушалась. Через несколько минут он застонал опять, и Вера откинула одеяло. Не надев ни халата, ни тапочек, она бросилась в коридор.

Как она и ожидала, его дверь была закрыта.

— Нино! — позвала она. — Что с тобой?

И постучала в позолоченное дерево.

Он не ответил. А через секунду застонал вновь. Неужели заболел? Не желая нарушать его уединение, Вера все же нажала на дверь. Та поддалась. Свет в комнате не горел, и только луна серебрила изножье кровати. Вера слышала тихое бормотание человека, которого с каждым днем любила все сильнее, и который теперь был во власти неведомого ей кошмара.

Боясь, как бы он, сам того не понимая, не набросился на нее, Вера подошла к кровати и положила руку ему на плечо.

— Нино! — позвала она. — Проснись!

Вздрогнув, словно она ударила его, он открыл глаза.

— Вера? Любимая… ты зачем тут?

Услышав то, что она хотела услышать, Вера сказала:

— Видно, тебе приснилось что-то плохое.

Нино тотчас все вспомнил, и его опять охватила тоска. Всегда одно и то же. Драка, по-видимому, в конюшне на вилле Воглиа. Он кого-то убивает. Вытягивает перед собой руки и видит, что они в крови. Потрясенный до глубины души, Нино вдруг понял, что у него не болит голова.

Вера сама не помнила, как оказалась рядом с ним в постели. К счастью, хотя он спал нагишом, он не выгнал ее. И ничего не сказал, когда она обняла его. Несколько минут они пролежали молча, крепко прижимаясь друг к другу. Вера гладила его по спине и успокаивала, будто ребенка.

Наконец она решила, что пора поговорить с ним.

— Расскажи, что тебя испугало, — попросила она.

— Тебе это ни к чему.

— Я прошу тебя.

Он долго молчал, не в силах ни на что решиться. Тело его напряглось.

— Всегда одно и то же, — неохотно произнес он. — Уже много лет.

— Может быть, если ты расскажешь, этого больше не будет.

Она чувствовала, как он борется с собой, боясь предстать перед ней не в самом лучшем свете. Наконец он решился.

— Сначала драка, — сказал он таким тоном, словно говорил о погоде. — У меня на руках кровь. Я понимаю, что убил кого-то.

— Ох, Нино, это ужасно! — Она покрепче прижала его к себе. — Но мы не несем ответственности за наши сны… Их посылает нам подсознание, призывая о чем-то подумать.

— Поверь мне, Вера, я уже столько думал. Если это послание, то оно яснее ясного. Мне нельзя доверять. Один Бог знает, что я могу натворить.

Не верю, хотела крикнуть Вера, но поняла, как он глубоко травмирован своим кошмаром. Желая, чтобы он выговорился до конца, она промолчала.

— Этот сон обо мне, о моем характере, — продолжал он. — Я воспринимаю его как предостережение. Когда мне было семнадцать, я легко выходил из себя. Один раз Микеле полез к нашей горничной, и я ударил его хлыстом. У него до сих пор на щеке шрам. Ты, верно, заметила.

Вера едва не заплакала.

— Заметила, — отозвалась она. — Микеле его заслужил. А что с несчастным случаем, когда твоя невеста…

— Она рехнулась… Хотела убить нас обоих. Но мне удалось удержать машину. Я никогда по-настоящему не любил ее. Нашу помолвку устроил отец из деловых соображений. Но я безумно ревновал ее. А когда узнал, что Микеле спал с ней уже после объявления помолвки… Слава Богу, это произошло до того, как нас обвенчали. Как только я не называл ее! Угрожал обесчестить ее перед священником и всеми родственниками…

Вера не увидела ничего из ряда вон выходящего в приступах его ярости. К тому же он был тогда моложе. С ее точки зрения, в свои тридцать восемь лет Нино остепенился. Наверное, на него повлияла ответственность, которую он взял на себя, когда стал управлять компанией вместо отца. Вряд ли теперь он способен на такие вспышки ярости, на какие был способен в семнадцать и даже в тридцать лет.

— Прошлое осталось в прошлом. Минуло много лет. Ты изменился. Не думаю, что…

Вздохнув, он не принял ее утешения.

— Мой нрав сидит во мне как зверь и ждет своего часа. Гнев, тоска никогда не покидают меня совсем. Я чувствую, как они стерегут меня. И всегда они связаны с Микеле. Но я не уверен, что мне под руку не попадется кто-нибудь другой. Вот почему я не женился и даже ни разу не позволил себе заинтересоваться кем-нибудь всерьез. Только не думай, что меня не терзают обычные человеческие желания…

Вероятно, он имеет в виду свою любовницу, о которой говорил Микеле, подумала Вера и поцеловала его в щеку.

— Ничего подобного…

И он прижался губами к ее губам так, словно хотел напиться из живого источника. Но Вера знала, что в эту ночь он не позволит себе соединиться с ней.

Через несколько минут он прижал ее голову к своему плечу, убеждая в том, что она не ошиблась.

— Никому не говори о моем кошмаре, иначе Микеле замучает меня. А я не хочу терять уважения бабушки.

Как бы там ни было, остаток ночи они провели в постели Нино. У Веры голова шла кругом от его откровений и от его уязвимости, и заснула она лишь часа в четыре утра. Когда через три часа она открыла глаза, то Нино рядом не было, зато из ванной комнаты доносился шум льющейся воды. Вера подумала, что будет лучше, если она тоже займется собой, хотя ей очень не хотелось покидать его спальню. Но если Нино еще не готов к близости с ней, то не стоит его торопить, решила Вера. Нам обоим есть о чем подумать.

Завтрак был воистину спартанским — тосты, фрукты и кофе, сваренный Клаудио Чином, домоправителем Нино итальянско-китайского происхождения. Впрочем, Вере тоже было не до изысков. Ни она, ни Нино к еде почти не притронулись. В машине по дороге на виллу Воглиа они тоже в основном молчали.

Но, как ни странно, это молчание не было признаком отчуждения; наоборот, Вера ощущала, что еще больше сблизилась со своим странным родственником. Он открыл ей то, что считал самым дурным в себе, и она не отвернулась от него. Более того, предложила ему утешение и понимание.

Единственное, чего она не сделала, — не рассказала ему о собственных галлюцинациях. Не поделилась своей догадкой о том, что их соединяет что-то из очень давней жизни. Она боялась, как бы, услышав об этом, он не постарался удрать от нее подальше. Слишком многое уже разделяет их.

Когда они подъезжали к вилле, Нино попросил:

— Дай мне немного времени подумать о происшедшем. — Он положил руку ей на колено. — А потом мы поговорим. Но сначала мне нужно кое-что уладить в собственной голове.

Это звучало как обещание, но, с другой стороны, он ведь мог и передумать. Вера мысленно сказала ему, что этого ей мало, что она любит его так, как никого и никогда не любила, хотя тоже не знает, как ей быть с ее любовью. Мысли у нее путались.

Виола и Джулио рвали цветы в саду, когда машина остановилась у входа в дом. Завидев мать, Джулио кинулся к ней, не в силах дождаться, когда она откроет дверь, чтобы броситься ей на шею.

— Мамочка, мамочка, — пожаловался он, — Пьетро был тут, когда ты уехала. Он меня обидел.

Вера перевела взгляд на Виолу.

— Что случилось?

Мать Нино печально покачала головой.

— Сильвана заезжала вчера на несколько часов. Пока они были тут, Пьетро поймал в роще змею и подбросил ее в кровать Джулио. К счастью, она оказалась неядовитая.

Вера побледнела от страха.

— Я не позволю ему издеваться над моим малышом!

Виола положила руку ей на плечо.

— Не волнуйся. Ему запрещено до конца зимы кататься на лошадях. И я заставила его извиниться перед Джулио. Не думаю, что он придумает еще что-нибудь.

Вера злилась на Сильвану, которая наверняка втайне одобряла поведение сына, и крепко прижала Джулио к себе. Тем временем Нино не сводил с Джулио задумчивого взгляда.

— А когда Пьетро подложил тебе змею, ты к кому побежал? — спросил он.

Джулио перевел испуганный взгляд на своего дядю.

— К Виоле, — прошептал он.

Нино, довольный, кивнул.

— Ты хочешь сказать, к бабушке?