Рано утром я и отец выехали за город на стрельбище. Там обучали молодых полицейских стрелять по мишеням. Отец хотел, чтобы я потренировалась. В скором будущем меня ожидало поступление в Полицейскую Академию.
Я надела специальные наушники, которые оказались мне немного велики, и стала шмалять по мишеням. Пять в голову нарисованного силуэта, пять в сердце. Уж с чем-чем, а с меткостью у меня проблем нет. «Ее можно в снайперы», – всегда шутил отец. «Можно, но не нужно», – отвечала ему мать. Вообще она была против того, чтобы я шла по стопам отца. Опасно и все такое. Еще она боялась, что я начну курить, пить и выражаться нецензурно.
Стрельбище оборудовано десятками всевозможных мишеней. Я практически уже на всех потренировалась. Больше всего мне нравилась та, что в виде силуэта мужчины, возникающая всего на три доли секунды из чёрного короба на полу и сразу исчезающая обратно. Я попадала всегда четко в голову. Этим похвастаться мог не каждый.
Вернулись домой мы ближе к вечеру, уставшие и голодные. Мама нас накормила и отправила мыться, как самых грязных поросят. Отец любил проводить со мной время, как, например, сегодня на стрельбище. Он всегда говорил, что я его жизненная опора. Моё настроение напрямую влияло на его настроение. Уж и не знаю, каким образом.
В эту ночь мне не спалось. Даже желание к Глебу не помогало. Похоже, всему виной бурный эмоциональный день. Я лежала, наполовину укрывшись одеялом. В комнате стояла духота. Пришлось подняться и приоткрыть форточку. Как вдруг я заметила за шторкой будто чью-то тень. Там явно кто-то был. Приглядевшись внимательней, я увидела – шторка намокла. Ткань буквально сочилась водой. Странно…. Я дотронулась до влажной материи и медленно за край отодвинула. Увидела девушку, стоящую ко мне спиной. Мертвую… С грязных спутанных с водорослями волос бежали ручейки речной воды. Я узнала её. Это была Софья. Она медленно повернула голову. Из шеи словно из губки выплеснулась вода с отвратительным булькающим звуком. Опухшее, как у алкоголички лицо. Кожа синюшного цвета с чёрными пятнами разложения на щеках, лбу и шее. Волосы отрывались клоками и убегали вместе с водой. В считанные секунды она облысела. На всеобщее обозрение открылась обширная неровная дыра в черепе, из которого и сочилась речная вода. Губы оказались наполовину съедены рыбами, как и веки, мочки ушей и щеки, через которые проглядывали почерневшие зубы и сочилось нечто напоминающее вязкую зеленоватую чачу. От нее шёл смердящий неприятный запах сырости и гнили. Меня потянуло тошнить.
– Что тебе нужно? – унимая в себе тошноту, спросила я, прикрыв нос и рот ладонью. Дышать было и в самом деле невозможно.
Она открыла рот, вернее сказать то что от него осталось и из него тут же выплеснулась вода, мелкая рыбешка и куски размокшей земли с прогнившими корнями речных растений. Но, кроме бульканья, она ничего не могла издать. Потом мертвая Софья подняла руку, обрызгав мои ноги водой, и указала на Глеба. Он сидел в углу на стуле, с сосредоточенным видом, не выказывая ни малейших эмоций.
– Что она хочет? – спросила я обращаясь к нему, но при этом не отводя взгляда от мёртвой подруги. Мертвой подруги.
Он ничего не ответил, встал и подошел к утопленнице. Взял ее за руку, и они вместе устранились прямо сквозь окно, исчезая в ночной глади. Призраки ушли.
Глеб вернулся через минут пятнадцать. Всё это время я смотрела в окно, выглядывая в ночи тени. Внезапно появившийся за моей спиной, Глеб ничего не говорил и не объяснял мне. Но каким-то неведомым образом я поняла, что эта была наша последняя встреча с Софьей.