Утром пятницы Саванна Макклинток наконец-то выбирает квартиру. И после обеда я отмечаю это за выпивкой в спортивном баре вниз по улицу от дома.
Я должен перезвонить Магнолии.
Знаю.
Но, черт возьми, если она не заставит меня хотеть говорить и делать глупости.
Я не окажусь в такой ситуации снова. Было достаточно сложно смотреть в глаза человеку, который ненавидит меня и заявляет, что я все еще люблю его. Нужно много мужества, чтобы выглядеть жалко и уйти с прямыми плечами и твердой походкой.
Палец замирает над телефоном, желая позвонить ей. Наверное, она провела последние несколько дней, проклиная мое имя; ее презрение ко мне лишь усугубляется с каждым тихим часом.
Я оплачиваю счет и направляюсь на свежий воздух, прекрасно зная, что могу спорить об этом с самим собой в течении следующих нескольких часов, таким образом портя вполне нормальную пятничную ночь или могу быть мужиком и перезвонить ей.
Фиг с ним.
Я звоню ей, нажимаю кнопку вызова и подношу телефон к уху. Спустя три с половиной гудка, она отвечает.
— Привет, — говорю я. — Это Ксавьер.
— Знаю.
Квиты.
— Прости. — Я выдыхаю сквозь губы. — Эта неделя ускользнула от меня. Я работал с новой клиенткой, а у нее были узкие стандарты и щедрый бюджет, поэтому мы просматривали практически все.
— Ксавьер. Все в порядке. — Краткость в ее словах заставляет меня думать иначе.
— В общем, что ты хотела? — Задаю чертовски дружелюбный и радушный тон. И больше не собираюсь делать эту тревожную, драматическую фигню. Либо я нужен ей в ее жизни, либо нет.
А если нет, тогда я найду способ двигаться дальше, потому что у меня нет выбора.
— Я просто хотела встретиться с тобой. Сесть. Поговорить. — Ее голос прерывается перед тем, как она прочищает горло. Представляю, как она нервно проводит пальцами по образующимся пятнам на шее. — У меня есть несколько вопросов.
— Справедливо. Что ты сейчас делаешь?
— Я-я дома. Вероятно, уйду позднее, но пока, я здесь.
— Там же?
— Да.
***
— Хочешь выпить?
Я стою на кухне Магнолии впервые за долгие годы. Ничего не изменилось в ее квартире. По-прежнему представление белых и кремовых оттенков. Безупречная от пола до потолка. Ваза с розовыми розами в центре островка частично препятствует моему взору на Мэгс.
— Мне и так хорошо.
Она поворачивается и вытаскивает бутылку водки, нарезанный лайм, стакан с сахарным ободком и банку с клюквенным соком. Магнолия никогда не могла выпить простой коктейль.
— Как хочешь.
— Не похоже на тебя — нервничать рядом со мной.
— Кто сказал, что я нервничаю?
Я издеваюсь.
— Если тебе нужно выпить, чтобы иметь возможность говорить...
— Мне это не нужно. Я просто хочу. Большая разница.
Я игнорирую враждебность в ее тоне. Это защитный механизм.
— Моя ошибка. — Я поднимаю руки в знак протеста.
Она кивает в сторону дивана, и мы присаживается по разным углам. Нас разделяют большая мягкая подстилка и пара подушек, что можно сравнить с океаном. Все в ней от жесткой позы до ледяного взгляда говорит мне, что ее разум настроен на сопротивление.
Она делает глоток коктейля, встречаясь со мной взглядом. Еще один глоток. Затем еще один.
— Ладно.
Я отражаю ее позицию, приподнимая брови и жду.
— Итак, — говорит Магнолия, ставя напиток на подставку на кофейном столике. Это одна из вещей, которую я помог принести ей с блошиного рынка. — Насчет того, что ты сказал на следующее утро после того, как мы...
Она выпячивает подбородок. Не может закончить.
— На следующее утро после того, как мы что?
— Таллахасси. — Она закатывает темные глаза. — Я не знаю, почему мне так тяжело говорить это.
— Боже, ты ведешь себя травмировано. Мы занимались любовью. — Я с уверенностью говорю это.
Ее голова наклоняется так, будто она не согласна с тем, как я только что сконкретизировал ту ночь.
— Верно. После... этого.
— Хорошо, что произошло на утро после? — Я почесываю голову. — Ты принимала душ. Я спустился на завтрак. Ты перестала говорить со мной после этого.
— Я все слышала. — Она тянется за напитком.
Все равно не понимаю.
— Магнолия, о чем ты говоришь, черт возьми?
— О твоем разговоре с Тони, Маттиасом и Шоном за завтраком. Что ты говорил обо мне... — Ее нижняя губа дрожит на миллисекунду перед тем, как Мэгс отворачивается. Она же не собирается плакать. Магнолия Грэнтэм не плачет. Она черт возьми борется с этим, пока позыв не пройдет. Возможно это самый близкий момент, который я когда-либо видел. — Такие ужасные вещи...
То утро, как в тумане в моей памяти. Мы повеселились, слегка перебрав накануне вечером, и почти не спали.
Я кривлю лицо, когда пытаюсь вспомнить, что, черт возьми, я мог сказать тогда.
— Магнолия, прости, но я правда не помню ничего.
— Ты сказал, что я жалкая. Приставучая. Нуждающаяся. Что я любила тебя столько лет, и ты всего лишь оказал мне услугу, переспав со мной. — Она говорит сквозь стиснутые зубы, сжимая ножку бокала мартини дрожащей рукой. — Что противоречило всему, что ты сказал мне накануне. О любви ко мне. Что желаешь меня. Ты разрушил мои стены, а затем изменил решение, как только я скрылась из виду.
Сукин сын.
Обрывки и кусочки начинают собираться вместе, поскольку она освежила мне память. Я опускаю лицо в ладони, упираясь локтями в колени. Не удивительно, блядь, что она ненавидит меня.
— Магнолия. — Я поднимаю взгляд на нее, потянувшись к ее руке. Она одергивает ее. Справедливо. — Ты не слышала первую половину этого разговора.
Ее спина выпрямляется.
— Тони Валотти, — говорю я. — Всю неделю он рассказывал всем, что собирается переспать с тобой в последнюю ночь конференции. Ты даже говорила мне, что он флиртовал с тобой всю неделю, доставляя тебе неудобства. Парни заключили пари, говоря, что Тони не сможет затащить тебя в постель. Я всего лишь хотел забрать особое внимание от тебя. Сделать так, чтобы ты выглядела менее привлекательно. Поэтому я рассказал им ужасные вещи про тебя. Я украл его триумф. Добрался до тебя раньше, чем он, и взял то, что принадлежало мне, потому что, черт возьми, Магнолия, ты была моей.
Ее лицо смягчается, несмотря на то, что глаза по-прежнему обжигают меня. Она не решается верить ни единому слову. Понимаю, но я никогда не лгал ей.
— Мысль о том, что эти придурки касаются тебя, добиваясь своей цели... — Качаю головой. — Я не мог позволить этому случиться. Я говорил правду тебе той ночью. Все. Что держал свои чувства при себе многие годы и не хотел, чтобы ты пострадала. Я просто не думал, что спасая тебя от них, окажется, что при этом делал тебе больно.
Магнолия поджимается, скрещивая ноги, обнимая и защищая себя, но в этом нет нужды.
— Лучше бы ты пришла ко мне. — В комнате жарко, душно. Я резко вдыхаю, пока воротник рубашки затягивается на моей шее. Ожидал, что многое почувствую, приехав сюда сегодня, но сильное, нарастающее негодование не было одним из чувств.
Последние пару лет...
Жить в пузыре замешательства и так скучать по ней, что не мог работать большую часть времени.
Все это было из-за чертового недоразумения.
Она ничего не говорит. Я не получаю объяснений или извинений. Что угодно, было бы неплохо.
Я поднимаюсь, и ее взгляд переключается на меня.
— Куда ты? — спрашивает она.
Я разрываюсь между желанием прижаться к ее губам безжалостным поцелуем и желанием сбежать отсюда.
— Я знал, что ты упрямая и немного самодовольна, Магнолия, но это, блядь, переходит все границы.
С этим я ушел.
Без понятия, куда.
Но я не могу оставаться здесь.
Не сейчас.