Законы (не)каменных сердец [СИ]

Часть 2

От пережитого страха Ксюшу потряхивало даже спустя полчаса — именно столько им потребовалось, чтобы вернуться к морю. Во время пути сёстры, как ни странно, молчали и хмурились, думая о чём-то своём. Сама же девушка не в силах была вымолвить и слова, даже если бы хотела: она впервые видела смерть так близко. Столько крови… И ведь непонятно.

— Почему? — наконец спросила она, когда все три златокрылые титаниды приземлились на мягкий теплый песок. — Зачем вы их убили? И… как вы меня нашли?

— Сегодня мы охотились, когда нас вдруг догнал Зефир. — нахмурившись и невидяще глядя куд-то вдаль, произнесла Сфено, и в голосе её звучали стальные нотки. — Он сказал, что вчера ночью случайно услышал, будто Змеедева Ехидна нашла способ вернуть себе истинный облик. Мы сначала обрадовались: она ведь титанида, причём очень могущественная. Была. Но когда Зефир объяснил, каким образом она хочет достичь своей цели, мы испугались и помчались искать её пещеру. А она, хитрая тварь, всеми силами пыталась нас остановить и запутать. Столько крылатых ящериц мы ещё не видели.

— Оказывается, Ехидна обратилась к Гекате, богине колдовства. — продолжала Евриала. — Помнишь, мы однажды видели её ночью? Да-да, та трёхтелая пигалица. Какой-то очень глупый смертный тогда призвал её… Так вот, Геката в ответ на просьбу Ехидны пообещала ей, что вернёт прежний облик, но для этого потребуется сила юной, прекрасной собою и, главное, равной по силе самой Ехидне титаниды. Она, естественно, сразу продумала про нас, Горгон и Граий, а ты — самая сильная из нас. Вот она и придумала план: заманить тебя в пещеру, надавив на жалость, и, усыпив бдительность, убить. Слава первородному Хаосу, мы успели раньше этой кольценогой твари, чтоб она там в царстве мертвых своим же ядом подавилась.

Подобному Ксюша не сильно удивилась — в её жизни случались и более болезненные надругательства над благими намерениями. Вот только смертью это не грозило, в отличие от нынешнего случая. Ей оставалось лишь бранить саму себя: ну какой надо быть дурой, чтобы сунуться в пещеру вслед за непонятно кем? Да ещё и ради непонятно кого заключать какие-то сделки, пусть и почти невольно?

Как бы то ни было, к искренне обеспокоенным сёстрам Ксюша прониклась большой благодарностью, в то время как нечто внутри неё при взгляде на них и вовсе излучало тёплый солнечный свет.

— Спасибо, родные. — повинуясь этому чувству, Ксюша обняла титанид и руками, и крыльями. Те были совсем не против и с улыбками ответили тем же.

— Клянусь Стиксом, мы всегда защитим тебя, сестричка. Ведь и ты не раз нас спасала. — растрогано прошептала Сфено. — Мы же сёстры и титаниды. Нам всё по плечу.

— Прекрати разбрасываться священными клятвами, словно мусором. — упрекнула Евриала, отстраняясь. — Хоть один раз нарушишь такую — и….

— Эту клятву я точно не нарушу. — задорно улыбнулась рыжая.

Так прошло два месяца. Время летело незаметно, неощутимо, неосязаемо в этом странном мире. Или, может, виноват был не мир, а счастье и восторг первооткрывателя, наполнившие душу Ксюши до краёв? Ведь она всем своим много испытавшим, но юным сердцем вскоре влюбилась в то, что её окружало: в необычайной красоты растения, леса, травы, натуральную, заботливо приготовленную еду, в маленькие симпатичные домики и поселения, в замечательный тёплый климат средиземноморья, во вкус оливок и винограда, в солёный запах моря, игры сладкого ветра… в чудеса, кои случались тут на каждом шагу, кои здесь можно было обнаружить за каждым поворотом или кустом, под каждым листиком или капелькой. А главное, полюбила тех, кто её окружал: заботливых взамболошных сестёр, весёлых нейрид, неугомонных нимф, пугливых дриад и новообретённых родителей.

Когда сёстры предложили заглянуть к ним в гости, Ксюша, разумеется, и не думала отказываться, не предполагая, что для этого им придётся спуститься на самое дно моря. При том, что дышать под водой у неё теперь получалось безо всяких усилий, это не представляло трудности, однако они плыли так долго, что девушка успела порядком устать, тем более что эмоции от всего увиденного переполняли её. Чем ниже спускались, тем больше вокруг появлялось потрясающих чудовищ, при виде которых Ксюша не кричала разве что оттого, что немел язык, и тем темнее становилось, но глаза морской титаниды видели во тьме не хуже, чем днём, а чудовища обходили их стороной. Ведь Горгоны были дочерями морского старца Форкия и самой Кето — пучины, дочери Окена.

Отец старцем на вид вовсе не был, выглядел как сильный коренастый мужчина лет сорока, а мама, Кето, глубиной и первозданной древностью взгляда напомнила Ксюше Никту, и это ей явно досталось от отца-Океана, знакомство с которым потрясло девушку: ноги так и подгибались при виде него, как бы вынуждая упасть на колени — такое величие излучал этот древний могучий старец. Казалось, он знает всё, видит всё и способен на всё. Правда, ничего не сказал ей, только посмотрел особенно пристально, отчего душа мгновенно ушла в пятки, но Ксюша была уверена — он знает. Знает, кто она на самом деле и откуда. Даже испугалась, что расскажет новоприобретённым сёстрам и родителям, но пронесло.

«Почему?» — удивилась она, но спрашивать, конечно, не стала.

Ксюша понимала, что всё это принадлежит не ей, но каждый раз без труда отбрасывала от себя эти мысли куда-то на задворки сознания, потому что ей совершенно не хотелось обратно: в мир, где за каждый кусок приходится дорого платить, где вся жизнь стала сплошной погоней и не осталось (да и не было) ни одного близкого человека, где богатый, но нелюбимый жених использует её, как красивую игрушку, а вечно пьяные родители ненавидят её, словно она виновата в том, что появилась на свет.

Иногда сёстры начинали что-то подозревать, но ей каким-то чудом удавалось пресекать их сомнения на корню. Вероятно, тому нечто — далёкому отголоску настоящей Медузы, теплившемуся где-то глубоко внутри. Девушка так и не смогла понять, убило ли её появление истинную владелицу этого тела, или просто загнало поглубже? Как бы то ни было, никакого раздвоения личности девушка не ощущала: лишь изредка посещали немного чужеродные мысли и чувства. Ей оставалась только жалеть, что она в своё время пренебрегала мифами и не знала судьбу Горгоны.

Конечно, не всё было так уж радужно. Например, дикие в своей простоте нравы вгоняли в краску, но ко многому Ксюше удалось привыкнуть. Кроме того, за это время она научилась обращаться со своей стихией — водой. Ей немногое было подвластно в этом плане, но кое-что всё-таки получалось. Например, она могла поднять волны, заставить ручеёк ненадолго остановить движение, вызвать дождь, создать фигурки из воды, вернуть к жизни засохший на солнце цветок. Ощущение связи, пусть и слабой, с мощной и ласковой, временами опасной, но всегда завораживающе красивой стихией, ощущение магии в себе и вокруг вызывало почти детский восторг — этим невозможно было насытиться.

Нередко к морю приходили люди, чаще всего рыбаки или играющие маленькие дети. Они сначала пугались при виде крылатой девушки, но тут же восхищённо округляли глаза. Ксюша любила беседовать с ними, помогала с чем-нибудь — уловом или огородом, а детей «катала» на себе, невысоко пролетая над берегом, крепко держа в руках хрупкое, восторженно повизгивающее и смеющееся тельце ребёнка. На это сёстры неодобрительно качали головой: они за что-то презирали смертных и никогда намеренно не являлись перед ними, как и многие другие титаны, несмотря на то, что смертные воздавали им всяческие почести.

— Теперь эти продажные существа поклоняются проклятым олимпийцам наравне с матерью-Геей, землёй. Как они смеют? — возмущались Граийи, презрительно морща носики и хлопая белыми крыльями.

— Потому что олимпийцы победили… — ответила Ксюша, за что получила сразу пять укоризненных взглядов.

— Мы ещё поборемся. — гордо вскинула голову Евриала.

Так же считали, вероятно, и остальные гордые титаны[20], поскольку отзвуки жутких сражений доносились и до их укромного уголка. Не раз и не два сотрясалась земля, унося жизни людей, или начиналась гроза, во время которой молнии разили, как стрелы. Или кружились ураганы, сровнявшие с землёй деревню…

— И так повсюду. Уже очень давно. — рассказывала Пемфредо. — Вскоре совсем ничего не останется от рода человеческого, который ты внезапно полюбила, помяни моё слово.

У Ксюши не было причин не верить сестре, она помнила, что поколения — «века» — сменяются, и Золотой век должен уйти в небытие, как затем и Серебряный, и Бронзовый, но слишком пугал её блеск Танатовой[21] косы, чтобы хотя бы не пытаться помочь. Ведь по сути девушка оставалась человеком, а не титанидой. И так же, как смертных, лик Железнокрылого, срезающего пряди, страшил её, хоть и был обращён не к ней.

Однажды она летала над морем, держа в руках маленькую Эвридику — милую черноволосую загорелую девочку лет восьми, с огромными голубыми глазами, будто подведёнными угольно-чёрными ресницами, которая особенно полюбилась ей и часто прибегала из близлежащей деревеньки, как вдруг заметила, что небо почернело буквально за несколько секунд, явно приготовившись извергать смертоносные стрелы, но что насторожило куда сильнее — с морем было что-то не так. Из ласкового, льнущего к ней оно вдруг стало враждебным, страшным и резко отхлынуло от берега на несколько метров. Даже Эвридика, только что весело хохотавшая, насторожилась и попросила опустить её вниз.

«Быть беде» — поняла Ксюша и каким-то чудом ухватила быстроного Эвра и Нота[22] за крылья.

— Чего тебе, молниеокая? — нахмурился грозный Эвр.

— Ты бы поостереглась так хватать за крылья. — двусмысленно усмехнулся Нот. — А то мало ли, что мы подумаем. И унесём куда-нибудь… далеко.

— Вот только таких ветреных поклонников мне не хватало. — фыркнула Ксюша, но тут же сменила тон: — Пожалуйста, унесите Эвридику. Уж не знаю, что конкретно тут сейчас случится, но она погибнет. Такая маленькая.

— Ещё чего, только нянькой я не был! — посмеялся Эвр, улетая. — У ветра нет сердца, так что бесполезно давить на жалость.

Нот же хоть на секундочку, но усомнился, поэтому его Ксюша успела ухватить в полёте. За пятку.

— Ну пожалуйста! — взмолилась, игриво взмахнув ресницами.

Нот посмотрел на неё с сомнением, но всё же ответил:

— Но в награду я требую поцелуй.

— Хорошо. — улыбнулась уголками губ. — Унеси её подальше. И, как будешь возвращаться обратно, скажи жителям деревни, чтобы убегали, всё бросив, если хотят сохранить свои жизни.

— Напрасно. Род человеческий всё равно обречён, им не пережить эту войну богов — жалкие горстки остались. Но… чего не сделаешь за поцелуй прекрасной Горгоны.

Миг — и его уже след простыл.

Сначала море просто волновалось и бурлило, как в шторм, а потом и вовсе заслонило собою небеса, угрожая похоронить всё вокруг в радиусе нескольких километров.

«Им нужен ещё… хотя бы час» — в ужасе глядя на буйство стихии, на мгновение замершей, как пантера перед прыжком на жертву. А Ксюша всё стояла, не в силах пошевелиться.

Странно, но в это мгновение Ксюше думалось не о том, что волна-убийца сейчас погребёт всё под собой, а о том, что она обещала сегодня Эвридике заплести множество маленьких косичек, а Лису — выстроить с ним большой песчаный дворец, но так и не успела.

Мысль о детях заставила будто полусонную девушку вскинуть руки и сосредоточиться на стихии. Вероятность, что она сможет что-то с этим сделать, близилась к нулю, а улететь всё равно не успевала. Так что…

«Я — бессмертная. Внучка Океана, вода не причинит мне вреда… даже такая. Главное, помнить об этом» — подумала она.

Она снова чувствовала… взгляд. Тот самый, с неизмеримой высоты, от которого душа преисполнялась светом. И то был не взгляд Гелиоса, нет… чей-то, кто только чудился, но не оставлял. Следовал незримой тенью и давал сил, когда ломались от усталости крылья, когда приходила боль или тоска…

Так и теперь.

Прошёл где-то час, прежде чем её силы иссякли до капли, и она уже не помнила, как упала наземь и как волна-убийца — очередной отголосок очередной божественной драки — таки обрушилась вслед за ней.

…Проснулась она на дне моря, где проспала целые сутки, а сестёр застала крушащими и скалы и плачущими, как дети.

— Что случилось? Вы меня искали? — обессиленная после долгого всплывания на поверхность, встревожилась Ксюша.

— Да, но нереиды сказали, что ты спишь. — едва слышно ответила Сфено. Губы её дрожали. — Сестра… отца и других тоже заперли в Тартаре. Навечно. Они… они победили! Нас, всесильных, первородных… победили…

Не выдержав, рыжая бросилась в объятия ошарашенной и со сна многого из её речи не понимающей сестры, горько заплакав.

После печальной вести сёстры ходили как в воду опущенные. Больше не было слышно прекрасных песен Граий, весёлого смеха Горгон. Они больше не проронили ни слезинки, но будто ожесточились против всего мира, ощерились в ожидании затаившейся опасности. Ксюша пыталась их ободрить, облегчить печаль по мере сил, ведь сама она и близко не испытывала такой скорби, но настороженность сестёр мало-помалу передались и ей.

— Говорят, олимпийцы преследуют титанид. — шептались они. — Делают своими наложницами, чтобы рожали новых богов или услаждали их своей красотой, смешили приручённой силой. Хаосовы отродья! Сложно в это не поверить, тем более что уже больше полугода назад Зевс смог похитить даже Метиду. А ведь она неуловима! Была. Он её проглотил, когда ему предсказали, что её сын его свергнет, как он сам — своего отца не так давно. Вырвать бы языки всем предсказателям! Сбылось бы, если бы промолчал.

Ксюша всегда побаивалась таких разговоров, не только потому, что они вызывали тревогу, но и потому что никак не могла взять толк: каким образом можно проглотить кого-то целиком? Тем более что, судя по выжившим после такой процедуры братьям и сёстрам Зевса, титанида при этом продолжает жить у него в животе. Получается, Зевс остаётся вечно беременным, несмотря на удачные роды, а Метида обречена на худшую вечность из всех возможных.

Запертым в Тартаре и то повезло больше, чем этой несчастной.

— Говорят, у него дочь прямо из головы вылезла. — хихикнула Евриала. — Хотя я бы тоже не отказалась ударить «роженицу» молотом по голове…

Остальные её, разумеется, поддержали, фантазируя на тему мести и расправы.

Люди чувствовали приближение катастрофы, и… почему-то тянулись к ней — златокрылой титаниде, что любила летать над их селеньями, тепло улыбаясь с высоты и стараясь не напугать. Многие ходили к ней, прося совета или даже какого-нибудь доброго слова. Она обеспечивала колодцы чистой ключевой водой, и со временем люди стали считать её добрым духом-покровителем.

Какими слабыми перед стихией и чужой войной казались они, взращёные в неге и благости!..

Убегая от неприятных размышлений, устремилась в любимый лес.

Всю жизнь Ксюша очень любила живую природу и чувствовала себя умиротворённо на её лоне, но, став титанидой, научилась чувствовать её так тонко, что, кажется, легко могла вести с ней какой-то странный, но ощутимый диалог без слов. Казалось, деревья как люди тянут к ней руки и вот-вот шагнут навстречу… а травы поют колыбельные, шепчутся на сотнях незнакомых языков… любопытно выглядывают из кустов разноцветные ягоды, робко прячутся под шляпами грибы, и ярче золота, ярче бриллиантов мерцают на зелени капельки росы, попавшие под шаловливый солнечный луч… хрустят под ногами мелкие сухие сучья, высокая трава обнимает стопы, как бы нехотя отпуская при шаге, разными трелями поют птицы где-то вдалеке, стрекочут насекомые и одуряюще пахнут полевые цветы… пахнут летом.

Воистину нет более великого и прекрасного творения, чем живая природа.

В этом лесу даже тишина казалась музыкой Орфея, от которой душа человека улетает на небеса. Потому что лес знает тысячи нот — и тысяча струн, и тысяча уст у него.

Прикрыв глаза, хотела было присесть под деревом, когда услышала странный звук и замерла, как настороженная лань, почувствовавшая присутствие охотника. Прислушалась.

Свист.

Какой-то странный, неестественно высокий и короткий, он разрушал ритм и мелодию леса, диссонируя с ней.

Где она слышала этот звук? Почему он так… настораживает?

Вспомнила! В исторических фильмах часто был похожий, когда… когда кто-то пускал стрелы.

«Может, тут кто-то охотится?..» — подумала она, неуверенно шагая и выискивая источник звука.

Оный обнаружился на небольшой полянке неподалёку. Какой-то молодой человек в коротком хитоне и с охотничьим снаряжением упражнялся в стрельбе, одну за другой пуская стрелы в ни в чём не повинное дерево. Девушка видела его со спины, но не могла не отметить красоту и хищную грацию движений этого невысокого жилистого парня с непокорными каштановыми вихрами. Стрелял он так же непринуждённо, как дышал.

Ей стоило бы пожать плечами и уйти от греха подальше, но несколько мгновений она почему-то не могла отвести взгляд, как заколдованная наблюдая за открывшимся зрелищем, а потом вдруг вспомнила, как жаловались ей дриады, что люди обламывают сучья, рушат их дома, и тогда им приходится уйти. Дриады — очень пугливые существа, им достаточно любого намёка на опасность, чтобы побежать искать новый дом.

Непроизвольно тихонько шагнула вперёд раз, потом другой, и остановилась в нерешительности, прислонившись к дереву.

Как это глупо! — она не испугалась ни чудовищ, ни волн, а вот этот совершенно обычный парень кажется ей… намного сильнее неё.

Да нет, каким-то бого он точно быть не мог — слишком прост на вид, боги любят пафос. Но всё же…

«Пойду-ка я отсюда. Напуганных дриад что-то не видно, а если что — без меня разберутся» — решила Ксюша и хотела было уйти… как вдруг звонкая стрела вонзилась в то дерево, к которому она прислонилась.

— Что?.. — в голове мелькнуло сразу несколько громоздких непечатных конструкций из тех, что можно считать шедеврами уличного и студенческого словесного творчества. Благо, что не вслух (хотя вряд ли охотник мог что-то из этого уразуметь).

— Не советую подкрадываться к лучнику со спины. — спокойным и приятным голосом произнёс этот ненормальный, с интересом её разглядывая.

«Кажется, мне это уже говорили» — флегматично подумала девушка, чувствуя, тем не менее, как разгорается внутри злость.

— Ты что творишь, сумасшедший?! — прошипела она, по мере сил придав лицу выражение, обещающее жестокую месть. — Чуть не убил меня!

— Всё ещё сомневаешься в моей меткости? — рассмеялся лучник. — Я не прицеливаясь попаду даже в монетку.

Он неожиданно быстро оказался рядом и одним непринуждённым движением вытащил стрелу.

— Хвастун. — испуганно, но, как ни удивительно, уже почти беззлобно прокомментировала Ксюша, наконец подняв голову.

Сердце пропустило удар.

Пожалуй, она сама не поняла почему. Совершенно обычные черты лица, острые скулы, придающие ему хитрое выражение, тонкие бледные губы, извивающиеся в кривой усмешке, упрямый подбородок и великоватый нос, вихрастые непокорные волосы, но вот глаза… ни горгоновых молний, ни бесконечной морской синевы Посейдона, ни бездонности взгляда первородных, ни солнечных лучей Гелиоса — ни намёка на божественный огонь в совершенно смертных каре-золотых глазах. Так почему же ушли все звуки, кроме грохота собственного сердца, и откуда это чувство, будто она стоит на веточке, зависнув в последнем шаге над манящей бездной, у которой нет ни конца, ни края, ни пощады?..

— Не смотри так испуганно, титанида, я не разбойник. — по-своему понял охотник её растерянный взгляд.

— Кто ты?

— Атанас, охотник. — с секундной заминкой ответил он. — А ты — самопровозглашённая богиня, раздающая благословения? Много же богов развелось. Диво.

«Атанас? Почти как ананас» — вместо того, чтобы оскорбиться, неожиданно улыбнулась по-детски глупой курьёзной мысли, сдерживая смешок в уголках губ.

— Я не… — замялась, вспомнив, кто она и где. — Не раздаю никакие благословения. Просто иногда разговариваю с теми, кто приходит и просит приободрить. Так народ хотел, они ведь верят…

— Прекрасное оправдание для совести. — ехидно заметил тот. — Наверное, бездарные полководцы тоже так говорят, когда отправляют людей на смерть. Вот только это опасная игра, особенно в твоём случае, титанида, ведь победители-олимпийцы боятся вас, и не успокоятся, пока не заточат каждого, кто поднимет голову. Даже для нас, смертных, это очевидно.

— Это мне говорит человек, который стреляет в деревья в лесу! — фыркнула Ксюша, сложив руки на груди. — Между прочим, дриада может испугаться и покинуть свой дом. Или разгневаться, и тогда дерево беспощадно изобьёт тебя ветками.

Новый знакомый посмотрел на неё с нескрываемым скептицизмом, сверкая весёлыми искорками в золотых глазах, а Ксюша так живо представила себе разозлённое дерево, что вдруг вместе с охотником рассмеялась в голос.

— Мне пора, меня ждут. — улыбнулась, — Полечу дальше беспокоить новоявленных богов своим существованием.

— Готов сразиться с нападающим на меня деревом, если пообещаешь завтра прийти сюда же. — вслед ей добавил он, собирая с дерева стрелы.

— Зачем?

— Понравилась. — просто и без обиняков.

— Я титанида, богиня. — обернувшись, напомнила девушка.

Парень выразительно пожал плечами, показывая, где он видел всякие различия, что показалось несколько странным для смертного.

Или он всё же не смертный?..

— И я тебя почти не знаю.

— Это поправимо. Может, я тоже хочу божественное благословение. Откажешь страждущему?

«Этой улыбкой он девичьи сердца охапками собирает» — мелькнула непрошеная мысль, которую тут же от себя откинула.

— А вдруг ты всё-таки разбойник? Всё больше к тому склоняюсь.

— Тогда я тебя уже похитил бы. — предположил он и снова хитро ухмыльнулся: — Я видел, как ты засматриваешься на лук. Титанид стрелять из лука не учат, правда? Придёшь — научу.

— Чтобы я тоже распугивала дриад и дралась с деревьями? — хмыкнула Ксюша. — Нет, спасибо. Прощай, охотник. И мой тебе совет: с другими богинями будь чуть менее дерзок, иначе долго не проживёшь.

Девушка демонстративно медленно расправила крылья и быстро скрылась в вышине.

Прислонившись к злосчастному дереву, Эрос задумчиво вертел в руках стрелу. Обычную, как у всех смертных. Он иногда упражнялся с ними в стрельбе в этом лесу, приняв облик обычного охотника. Какие бесполезные деревяшки в сравнении с его настоящим оружием!

Стрела сломалась, превратившись в два ещё более бесполезных обломка, а Эрос вновь посмотрел вслед давно исчезнувшей из виду девушке, изучающе, словно надеясь что-то отыскать.

Смертная показалась… интересной.

Он давно наблюдал за ней, если можно так выразиться. Однажды почувствовал вдруг появление чего-то чужеродного. Этим «чем-то» оказалась новая душа в теле титаниды, более того, душа пришла из какой-то другой эпохи. Причём душа была именно новой, то есть обновлённой, а не чужой: девушку зачем-то отправили переживать заново одну из своих прошлых жизней. Чувствовался след Этернитас — всемогущей и в то же время совершенно бессильной богини вечности, что была собственноручным творением Крона, который сам же её и изгнал, испугавшись сделанного. С тех пор Вечность блуждает из эпохи в эпоху. Или, может, уже облюбовала себе одну, какую-нибудь далёкую, неведомую…

Пугаться было в общем-то нечего: да, Этернитас может любого смертного на некоторое время отправить в его же прошлое или будущее воплощение, но она не в силах изменить историю. Если отправила кого-то (вроде бы по собственной прихоти) — значит, так хотела Ананка-неотвратимость, значит, так заранее отмерили Мойры. Это знали все первородные титаны, а остальные даже не догадывались, что что-то не так.

Думал, что вот-вот Этернитас вернёт душу в ту новую точку отсчёта, откуда выдернула, таков закон времени, но пока нет. Мог только догадываться, чем же эта смертная насолила богине вечности, раз той так нравится с ней играться, но спустя какое-то время почему-то захотелось рассмотреть девушку поближе, а не с неизмеримой высоты.

Рассмотрел.

У неё была красивая, хотя и исполненная ядовитой горечи душа, и не менее красивый облик.

От размышлений неожиданно отвлёк увесистый подзатыльник и прутья, хлестнувшие при этом по лицу.

— Не смешно. — глядя на возвращающуюся на своё законное место ветку процедил Эрос.

— А по-моему очень. — рассмеялась вышедшая из дерева дриада. — Нечего было стрелять в мой дом! Озорничай со смертными, и только, а то матери пожалуюсь. Я стара для твоих стрел.

Бог Любви красноречиво фыркнул и просто посмотрел в глаза дриаде, зная, что она отреагирует так же, как все остальные без исключения: вздрогнет, побледнеет и поспешно отведёт взгляд.

Так и случилось.

Забавно: боги и их слуги всё ещё считали его глупым ребёнком, который зачем-то вдруг вырос и который любит пошалить, не подозревая, что он старше их всех вместе взятых и намного сильнее, хотя никто не может взглянуть ему прямо в глаза, никто никогда не мог, кроме отца-Хаоса — впрочем, в те времена, когда первоотец смотрел на своего первого сына, у Любви глаз и в помине не было.

Не могли смотреть в глаза боги, не могли первородные титаны, а вот эта смертная из далёкого Железного века- смогла. И как смотрела!..

Уж он-то ни с чем не перепутает этот взгляд.

А «малыш Эрот»… Эрос сам создал этот удобный образ: любую насмешку над богами, даже откровенное издевательство, олимпийцы считали обычной детской каверзой и не вполне осознавали, насколько они все подвластны ему. Конечно, даже в этом случае их терпение не безгранично, давно уже собираются что-нибудь сделать с его колчаном и стрелами. Глупые, им невдомёк, что дело не в стрелах (они вызывали только влюблённость, страсть, хотя и очень мучительную порой, только будучи выпущенными из его рук) и что от этого ничего не изменится, что сила Эроса — стихия, которую только он сам может подчинить. И то — не всегда.

Например, только что на краткий миг показалось, будто он вонзил себе в сердце свою же золотую стрелу. Смешно.

Сбросив личину, с наслаждением размял огромные золотые крылья. Если бы кто-то из богов в этот момент видел его улыбку — в ужасе схватился бы за голову, ожидая какой-нибудь пакости.

Казалось бы, что может быть проще: пронзи сердце девушки (будь она хоть трижды титанидой, пф!) стрелой, и она твоя. Но бог любви никогда не искал и не желал простых путей. Хотелось разбудить стихию, поиграть с необычной душой, вызвав не просто страсть, а что-то близкое к безумию. Кажется, она сама этого хочет — вот и получит. А что у него самого сердце каменное — так надо быть осторожнее с желаниями.

Боги всегда получают то, что хотят… Эрос — тем более. Осталось только подождать.

Пожалуй, эта шалость обещает быть интересной.

Ксюша и сама не знала, почему пришла туда на следующий день, и почему приходила снова. Почему ей так нравилось беседовать с этим юношей о людях и богах, шутить, учиться стрелять, постоянно промазывая. Почему лёгкие прикосновения рук к рукам, когда он поправлял её, или случайное столкновение взглядов походили на пулемётную очередь в сердце.

Она не знала, а потому боялась этих редких встреч.

О себе Атанас говорил мало, да и не верилось как-то, что он из простой бедняцкой семьи. Свои познания он объяснял тем, что много путешествовал, но…

Впрочем, Ксюша не настаивала. Хочет скрывать кто он — пусть, это казалось не таким уж важным. Вроде бы впереди без малого вечность, но щекотало неприятное предчувствие, и хотелось жить одним моментом. Как бабочка.

Минуты стали на вес золота.

Конечно, Ксюша давно поняла, что и этот чудесный мир полон дикости, жестокости, насилия, но обратно по-прежнему почему-то не хотелось. Чем дальше — тем больше привязывалась к новому миру…

И всё больше тонула в невозможных глазах охотника.

«Хватит уже о нм думать! — одёрнула себя. — Он на меня смотрит, как на неведому зверушку, не более…»

Однажды, вернувшись из леса с пьяной улыбкой на губах, Ксюша вдруг увидела, как Посейдон похитил милую нереиду Амфитриту, тоже титаниду, но помочь не успела: морские кони владыки морей быстрее мысли. Надрывный крик испуганной красавицы ещё долго стоял в ушах.

«А что если меня и сестёр ждёт такая же участь? Умыкнут, и станем мы чьими-то постельными игрушками на веки вечные» — в страхе размышляла она, понимая, что с такой рабской участью никогда не смирится. Не сможет.

Стряхнув с себя неприятные липкие мысли, уже привычным движением расправила могучие крылья и стрелой взмыла вверх. Ветер шумел в ушах от скорости, но он всё летела и летела вверх, полуприкрыв глаза, пока не оказалась на такой высоте, что если бы была в чуть менее взбудораженном состоянии — непременно завизжала бы с перепугу. Солнце палило нещадно, так, что не будь она титанидой — наверняка уже сгорела бы дотла.

Вдруг острое ощущение чьего-то внимательного взгляда заставило поднять голову, и девушка замерла, впервые разглядев лицо Гелиоса. Раньше не раз и не два пыталась из любопытства, но боялась подлетать слишком близко, даже когда он останавливал ненадолго ретивых солнечных коней, чтобы полюбоваться резвящейся золотоволосой красавицей.

«Какой красивый» — отстранённо подумала при виде солнцеликого титана. Волосы его, длиной по плечи, были того же цвета, что у Сфено — казалось, в них запутались все оттенки пламени, а золотисто-янтарные глаза сияли таким тёплым, ласковым и ярким светом, что, казалось, ослепляют всякого, кто хоть раз в них взглянул.

Ксюша ни за что не решилась бы подлететь ближе, хотя очень хотелось, если бы не упал с головы Гелия золотой венец, когда он слегка наклонился, чтобы рассмотреть титаниду поближе. Откуда-то девушка точно знала, то нельзя допустить соприкосновение этого венца с землёй, иначе будет что-то страшное, и, уйдя в красивое пике, быстро поймала его. Артефакт нещадно жёг руки даже ей, титаниде, оставляя ожоги на нежной коже, но всё-таки она удержала его, и, набравшись храбрости, даже самолично возложила на голову Гелиоса.

Прекрасный титан ослепительно улыбнулся ей, отчего в его глазах заплясали волшебные искорки. Наверное, раньше сердце Ксюши совершило бы сальто-мортале, но не теперь. Почему-то не взволновала красота солнечного бога. Восхищённо разглядывая его, она думала больше о том, как бы наконец научиться попадать в мишень больше пары раз, чтобы стереть с другого лица насмешливую ухмылку…

Неизвестно, сколько они провели бы в таком молчании, если бы не заржали и не взбрыкнули кони, недовольные приближением чужачки. Однако Гелиос усмирил их твёрдой рукой, а другой поднял обожжённые ладони девушки и легонько на них дунул, отчего ей показалось, что руки вновь обдало пламенем и жарким ветром, но ожоги исчезли прямо на глазах.

— Прости, молниеокая титанида. Любуюсь тобой — не могу наглядеться. Ты очень красива, в тебе столько жизни и радости, несмотря на невзгоды. — голос у него был под стать. Красивый, как музыка жаркого летнего ветра.

— Спасибо… — Ксюша смутилась, и, чтобы скрыть это, игриво улыбнулась: — А подглядывать за девушками нехорошо.

— Запрещаешь? — хмыкнул титан, хитро сверкая золотыми глазами и поймав её длинный мягкий локон, отчего девушка смутилась окончательно.

Усмехнувшись, устремилась обратно вниз, но солнечный титан вдруг остановил её, поймав за руку.

— Хочу предупредить тебя, красавица. Кое-кто из олимпийцев наблюдает за тобой, нехорошо так наблюдает. Советую тебе собрать и спрятать косы, очень уж они у тебя приметные… и спрятаться где-нибудь с сёстрами на время. Пусть гнев богов на титанов и их страх перед нами поутихнет. Тогда злая доля обойдёт вас.

Сказав это, он отпустил перепуганную девушку, и, ободряюще ей улыбнувшись, помчался дальше на своей золотой колеснице.

Вновь ударивший в лицо ветер немного отрезвил.

«Я что, сейчас… флиртовала с солнцем? — эта мысль и волновала и веселила одновременно. — Впрочем, странно, что меня это удивляет, после того, как меня весьма… опытно поцеловал ветер, и это не метафора. Кого из богов он имел ввиду? И чем мы с сёстрами ему или ей помешали?»

Как бы то ни было, после встречи с Гелиосом её не покинуло хорошее настроение, более того, захотелось плясать, буянить и веселиться. Хохоча, плескалась в воде с нереидами, подкидывала, как мячик, камушки, которые на проверку оказались приличными такими кусками скал, а потом, вспомнив танец нимф, повторяя их движения, закружилась в весёлом танце.

Она не знала, что кроме нереид и Гелиоса в этот момент (и не впервые) наблюдали ещё два бога.

— Ах, какие красивые у тебя волосы, молниеокая! — не выдержав, восхитилась юная нереида, восторженно рассматривая буйный золотой вихрь, вьющийся вокруг Горгоны, как солнечная река. — Таких точно нет ни у одной из богинь!

Волосы Медузы и впрямь были всем на зависть. Что только подтвердило метко пущенное с неба прямо в Медузу копьё.

Говорят, что человек ко всему может привыкнуть. Говорят, что для этого нужно не так уж и много времени.

Говорят… да много что говорят. Но если бы хоть что-то из этого было правдой, Ксюша уже давно привыкла бы ко всяким несуразностям и неожиданностям, происходящим в этом странном мире ежесекундно. Каждый новый день начинался и заканчивался тут тем, что за каждым поворотом обнаруживалось или происходило нечто на редкость нелогичное. Пришелица из железного века каким-то образом сумела полюбить этот странный мир, эту совершенно чужую жизнь, но стать его частью и привыкнуть к этим самым неожиданностям так и не смогла.

Да и как можно привыкнуть, например, к копью, прилетевшему с неба, и не попавшему в цель только благодаря чудовищно быстрой реакции титанового тела?

Толком не сообразив, что случилось, Ксюша с недоумением наблюдала, как нереиды с визгом уносятся дальше в море, а оттуда, куда упало копьё, разносится длинная рябь.

— Что за?.. — нахмурилась девушка, раскинув могучие крылья.

Вдруг кто-то могучей рукой ухватил за волосы и со страшной силой потянул назад, заставив вскрикнуть от боли.

— Значит, вот эта солома — красивее, чем локоны богинь? — чужой женский, но низкий голос раздался совсем рядом. — Вы, титаны — зарвавшиеся хаосовы отродья! Всем вам место в Тартаре, но что я вижу? Вы, три сестрички, летаете тут свободно, словно и не было нашей великой победы, да ещё и почести всякие принимаете! Считаете себя краше и сильнее богинь?

Ксюша пыталась вырваться из рук этой ненормальной, но получалось плохо. Хотела было ответить что-нибудь в духе «да ты что, я тебе не ровня, красавица из красавиц, только отпусти, пожалуйста, и иди себе восвояси», когда послышался знакомый шелест могучих крыльев.

— А что, правда глаза режет? — фыркнула Сфено. — Смотрите-ка, кто у нас тут объявился. Новорожденная малышка Афина, ути-пути. Как там папочка после родов? Видно, не очень, раз уж такое вылезло.

— Ничего другого и не стоило ожидать от того, что появилось из головы Зевса! — рассмеялась Евриала, и в один блестящий прыжок оказалась рядом, вцепившись в пеплос юной богини, которая от неожиданности таки отпустила волосы Ксюши. — Немедленно отпусти нашу сестру.

В ужасе разглядывая богиню войны, девушка поняла, что прославленной мудростью там ещё и не пахнет, а глаза горят патологической жаждой показать себя, свою силу и превосходство хоть над кем-то. В драке. Даже повод не особо важен.

— Ничтожества! — выплюнула богиня, предвкушающе улыбнувшись.

Задрожала земля. Пески, скрутившись в жгуты, ловко обхватили лодыжки, руки, крылья непокорных титанид, утягивая их вниз. С жутким воинственным кличем богиня метала стрелы, многие из которых попали в цель несмотря на все попытки увернуться.

Это было очень больно даже для бессмертного тела.

Наконец, услышали зов сестёр волны, и высокой стеной взметнулись ввысь, обрушившись всей своей мощью на Афину. В тот же миг пески, сковавшие титанид, бесполезной мокрой кучей осели вниз. Теперь уже и Горгоны, и богиня разъярились ненашутку.

«Чёёёрт! Что с этим делать? Как их всех остановить?» — в страхе мысленно схватилась за голову Ксюша, но сбежать в одиночестве не было и мысли — она слишком привязалась к сёстрам-титанидам.

Поднапрягшись, Сфено с рыком оторвала чуть ли не половину скалы и бросила прямо в богиню, но та лишь непринуждённо вскинула руку, и скала разорвалась на части, не коснувшись цели, а мелкие острые камни полетели обратно в титанид.

…Жуткий бой продолжался ещё долго. Дрожала, стонала земля, море то и дело выходило из берегов, но не было конца этому бою не на жизнь, а на смерть.

— Остановись! Прекрати!! — наконец, не выдержала Ксюша, чувствуя себя на последнем издыхании. Болела каждая клеточка тела, и непонятно, каким образом ей всё ещё удавалось держаться в воздухе. — Что мы тебе сделали?!

— Глаза мозолите. — криво улыбнулось чудовище со следами крови в уголках губ, а в следующий миг звонкая стрела вонзилась прямо в шею уставшей Сфено, отчего титанида раненой птицей упала вниз.

— НЕТ!!! — хором закричали титаниды, помчавшись вслед за сестрой, чтобы не дать ей удариться о землю, но в этом «помогла» подоспевшая Афина. Ухватив поникшее крыло рыжеволосой одной рукой, а другой — шею Евриалы, с нечеловеческой силой швырнула их вдаль так, что тела потерявших сознание титанид скрылись за горизонтом.

Ксюша просто не успела ничего сделать — настолько быстро это произошло.

— Сёстры!!! — отчаянно воскликнула она, полетев вслед за ними, но и её железной рукой ухватили за крылья, швырнув на сушу. Усталая, избитая, она больше не имела никаких сил сопротивляться, и горячие жгуты из песков вновь сковали её так, что не шелохнуться.

— Не волнуйся, ты их скоро увидишь. Правда, личики будут слегка подпорчены. — весело, победно и безумно смеялось юным девичьим смехом чудовище. — Знаешь, что с вами будет теперь за вашу непокорность? Одна ночь в той пещере над Тартаром — и вы те, кем заслуживаете быть.

Девушка вспомнила историю Ехидны, и холодок пробежал по коже, горячей и липкой от крови.

— Ты ведь сама — дочь титаниды! — попробовала воззвать к жалости, но богиня лишь рассверипела ещё больше.

— У меня нет матери! — сквозь зубы прошипела она. — Есть только мой отец и повелитель! Я должна быть достойной дочерью.

— Так ты поэтому на нас взъелась? — предположила Ксюша. — Не только на нас, но н всех старших титанов? Потому что мы всегда остаёмся семьёй, и нам не надо для этого ничего никому доказывать?

Слова вырвались сами собой, прежде, чем сама Ксюша успела их осмыслить. И пожалела, едва только они сорвались с губ.

— Да как ты смеешь?! — раненым зверем взревела богиня, обнажив блестящий меч. — Проклятое титаново племя! Я научу тебя разговаривать с богами!

И в один мощный удар отсекла замечательные золотые крылья…

Это было невыносимо больно. Хуже того — не только физически, но и душевно. Как будто этот меч вонзился в сердце.

Болезненный, невыносимый крик титаниды разлетелся п всем четырём концам равнодушного мира.

— А это — чтобы гордыню поумерить. — словно сквозь толщу ваты слышался голос Афины, вновь схватившей за волосы и занесшей меч. — Будут моим трофеем.

Незнакомая, неведомой силы волна, сметающая всё на своём пути, взметнулась в душе.

Она ненавидела драки, до дрожи боялась побоев — слишком их было много в детстве. Из-за этого временами боялась любых конфликтов, и всячески старалась их избегать. Быть всегда в стороне.

Но любому терпению и любому страху есть предел.

Волна, подобная той, что бушевала в душе, подхватила и унесла куда-то на самое дно кричащую от испуга и неожиданности богиню, а Ксюша без сил упала на землю. Кровь щедро лилась из страшных ран, обагряя всё вокруг.

«Вот так и умру? Так глупо?» — вопрошала она голубое небо, уже почти не чувствуя боли.

Море хлынуло прямо к ней, обволакивая, баюкая, что-то нашептывая. Возвращая силы.

…а потом вдруг жгутами обхватило всё тело и поволокло в глубину.

Взвизгнув, Ксюша попыталась подчинить ранее такую ласковую стихию, но в тот момент ею управлял кто-то другой. Кто-то гораздо более сильный.

— Напрасно сопротивляешься, красавица. — красивый голос, похожий на песню волн, звучал жестоко и хлёстко. — Теперь ты моя. «Корыстные Крониды» победили. Самое время стребовать долги, как считаешь?

Дрожа, девушка с ужасом взглянула в красивое лицо бога моря, в горящие предвкушением жадные глаза, и прочитала для себя такую судьбу, что всю — от корней волос до кончиков пальцев — передёрнуло от отвращения.

Если и был хоть малейший шанс сбежать, то для этого от неё требовались все остатки сил, а взамен давалось всего мгновение.

— Пусть будет по-вашему. Мне уже всё равно. — разбито ответила она, увлекаемая прямо в руки морского бога, гордо восседавшего в колеснице.

— Вот и умница. — довольно ухмыльнулся он. — Будешь себя хорошо вести — я даже выращу тебе новые крылья.

Мысленно уже пребывающий в роскошной спальне своего морского дворца, Посейдон не ожидал, что поверженная добыча вдруг как десятки пиявок вонзится длинными ногтями в руку, державшую поводья, и, сверкнув яростными молниями в глазах, прошипит, как змея:

— Не дождёшься, старый извращенец.

Впрочем, ещё меньше он ожидал, что собственная стихия вдруг со страшной силой ударит по нему, увлекая в пучину, а «добыча», перехватив поводья, с быстротою ветра помчится вперёд на его же собственной колеснице…

Такой ярости свирепый бог моря не испытывал ещё никогда.

Морские кони несли вперёд быстро, но не быстрее, чем навеки утерянные крылья, и, к тому же, они не были приспособлены к езде по суше. Постепенно начали замедляться… и замедляться… пока вовсе не исчезли, выпитые землёй. А между тем жуткий чёрный туман, виднеющийся позади, настигал.

Не чувствуя ничего, кроме животного желания защититься, девушка бежала так быстро, как могла. Не привыкшие к этому нежные ступни титаниды то и дело скользили, но, падая, она поднималась и бежала… бежала… Пока не увидела высокое, прекрасное здание, одни только мраморные колонны которого заслоняли собою небо.

«Храм!!! Это храм какой-то богини. Здесь он, скорее всего, не посмеет…» — билась в голове отчаянная мысль.

Бегом взбираясь по лестнице, Ксюша поскользнулась на одной из ступеней, потеряв остатки сил, и ударилась затылком о ступени. Перед глазами всё поплыло так, что ничего не разглядеть, но каждой клеточкой, каждой фиброй, она вдруг вновь ощутила… его.

Взгляд.

Тот самый, с неизмеримой высоты, от которого даже в такой момент пробежались по коже щекочущие мурашки, а душа наполнилась неизъяснимым, совершенно противоестественным в сложившейся ситуации ослепительным светом. Только протяни руки — и окунёшь их в зовущие ласковые лучи, что ярче и жарче солнца…

Последнее, что увидела, прежде чем потерять сознание — собственные золоте локоны, ковром расстелившиеся по лестнице и слипшиеся от крови, и страшный чёрный туман, заполнивший собой всё вокруг.