Заложник страсти

Пролог.

- Неужели вы ничуть не боитесь, госпожа? Про этих Капра[1] столько говорят… - ворчала моя служанка Анунча, затягивая на мне корсаж.

В Иллирии женщины носили корсажи. Да не простые тканевые, а твердые, на китовом усе. Спору нет, талию они делали тонкой, как колосок, и придавали осанке королевскую надменность, но были страшно неудобными, мешая двигаться свободно. Мне сразу стало тяжело дышать в этом тяжелом платье из темной ткани, украшенной лишь тонкой золотистой тесьмой по рукавам и подолу.

- Ты считаешь, что мне нужно бояться этих иллирийский козлов? – рассеянно спросила я, поворачиваясь перед зеркалом.

Боже! Я выгляжу, как мрачная ворона в этом похоронном наряде. Ни одного яркого пятна, чтобы порадовать глаз. Дело не спасают даже рыжеватые волосы и глупый коричневый бант на талии.

- Их все боятся, - обиделась Анунча.

- В Брабанте не боятся вчерашних козопасов. К тому же, они заинтересованы во мне больше, чем я в них, поэтому нам точно ничего не грозит, - я еще раз повернулась перед зеркалом сначала одним боком, потом другим. – Никуда не годится. Дурацкое платье.

- Если вы наденете одно из наших платьев, король посчитает это оскорблением, - наставительно сказала Анунча. – Вас забросают камнями после этого. Они здесь все фанатики. Вы же видели, как ходят местные женщины? Словно замурованы в свои наряды. Хотя… можно ли назвать их линялые тряпки нарядами?

- Я в нем дышать не могу, - призналась я, распуская вязки корсажа. – Оно тесно мне.

- Просто вы привыкли к свободе, госпожа.

- Нет, так я не смогу пойти к ним, - я задумалась, а потом усмехнулась собственному отражению. – Помоги-ка снять платье…

- Вы же не станете дразнить их? – спросила Анунча с опаской, но послушно начала расстегивать пуговицы. – Вы должны пойти в этом – это подарок короля!

- Вот и уважим короля, - сказала я. – Помоги снять рубашку.

После того, как я натянула платье на голое тело, обойдясь без нижней рубашки, которая была такой же длины, что и платье, да еще с глухим воротом и рукавами до запястий, я почувствовала себя свободнее в королевском подарке.

- Зашнуруй корсаж, оставив свободными верхние пять делений, - велела я служанке, и та исполнила приказ, не понимая, зачем мне понадобилось одеваться так странно.

- А теперь добавим выразительности этой унылой хламиде, - я улыбнулась и отогнула угол корсажа наружу, полностью обнажив левую грудь.

[1] Капра – от лат. «козёл»

1

- Она развратница, каких поискать, - сказал Батисто – старший принц, поправляя перед зеркалом ворот камзола, расшитый золотом так обильно, что ткань потеряла мягкость и стала твердой, как кость. – У нее было три мужа. Последний раз она вышла замуж два года назад, но через год овдовела и с тех пор меняет любовников каждый день.

- Наверное, покупает их так же, как купила последнего мужа. Она же старая, - ответил младший принц – Марко.

Он наблюдал, как красуется перед зеркалом старший брат, и лицо у него было недовольным. В отличие от Батисто – наследного принца, Марко предстояло всю жизнь быть казначеем при короле. Поэтому он был одет не в яркие, шитые золотой нитью одежды, а в черную камизу длиной до середины икр, безо всяких украшений, если не считать золотой цепи на груди.

- Да, ей уже тридцать пять лет, - Батисто довольно кивнул своему отражению. – Но у этой старухи самая сильная армия во всей Иллирии. Отец хочет, чтобы мы были любезны с ней до слащавости, так проявим слащавость к Брабантской ведьме! – он поклонился, паясничая, и Марко досадливо отвернулся.

Он до сих пор не мог видеть одежды наследного принца на Батисто. Ему, Марко, они подошли бы больше. Но отец посчитал, что должность хранителя королевской казны – то, что поможет младшему принцу раскрыть свои таланты, а спорить с королем осмелился бы только безумец.

- Господа принцы! – позвал от входа королевский ловчий. – Вам надо поторопиться!

- Идем, - Батисто вынул из ножен и со звоном загнал обратно кинжал, рукоятка которого изображала круторогого горного козла с эмблемой королевского дома на боку. – Посмотрим на эту Брабантскую шлюху!

- А если она откажет нам в помощи? – спросил Марко, когда они торопливым шагом направились в тронный зал, куда предстояло прибыть правительнице пограничного города Брабанта и ее сопровождающим.

- Отец сможет и дьявола убедить помогать ему, - ответил Батисто беззаботно. – Что по сравнению с дьяволом Сафора Брабантская?

- Если верить слухам, то дьявол у нее на посылках, - фыркнул Марко.

Принцы вошли в зал, где уже собрался цвет столицы Иллирии, и ждали только их высочеств и короля. Батисто и Марко заняли свои места возле королевского трона. В зале почти не было женщин – лишь две или три дамы, из числа жен высоких вельмож.

- Клянусь молниями! Каких уродин пригласили, - шепнул Батисто брату, оглядев женщин. – Даже глазу отдохнуть не на ком.

Марко покосился на него:

- Хоть сейчас забудь о женщинах. Кто пустит во дворец красивую жену или дочь, если только в прошлом месяце ты соблазнил леди Мелбоу? Думаешь, кому-то приятно прослыть рогоносцем? Пусть даже рога наставил сын короля.

- Капра наставляет рога! – тихо засмеялся Батисто. – В этом что-то есть, не находишь?

- Замолчи! Отец идет! – шикнул на него Марко и так же, как все присутствующие, приветствовал поклоном короля Доминго I.

Король занял место на троне и королевский церемонемейстер поднес ему жезл, выполненный в виде миниатюрного копья. Копье было выполнено из драгоценного черного дерева и вызлочено. Оно принадлежало десяти королям прежней династии Девитиатов, и нынешний король всячески подчеркивал свое право владеть им.

Посланцев из Брабанта прождали недолго. Не прошло и четверти часа, как объявили о прибытии леди Сафоры, и пажи распахнули двери, пропуская в зал процессию.

Женщина, шедшая впереди, разом привлекла внимание всех. И вовсе не потому, что была на редкость миловидна.

Лицо короля окаменело, а придворные сдавленно ахнули.

Женщина улыбалась самым невинным образом, хотя прекрасно понимала – не могла не понимать! - какое произвела впечатление на правителя Санчии – самого великолепного города на земле, в котором было провозглашено верховенство закона и морали.

- Брабантская кобыла таки взбрыкнула, - шипел Батисто, глядя на леди Сафору, которая шла к трону короля, скромно опустив глаза.

Марко ничего не сказал, хотя выходка чужачки взбесила и его.

Он смотрел, как рыжеволосая женщина приближается к трону его отца и испытывал жгучее желание надавать ей пощечин, облечь во власяницу и приговорить к двухнедельному строжайшему посту.

Едва только Сафора Брабантская явилась ко двору, король отправил ей несколько платьев, в которых ей подобало явиться на аудиценцию. Всем известно, что в Брабанте, больше всего пострадавшем при войне с маврами, свободные нравы и граничили с распущенностью. Презренные людишки, подстрекаемые тамошними лордами, не желали предаваться покаянию, молитвам и очищению души и тела, предпочитая непотребные песни, пляски и откровенный разврат. Вот и его величество побоялся, что правительница Брабанта появится перед знатными господами и дамами в слишком фривольном виде и озаботился нарядить ее достойно.

Да! Она нарядилась в королевский подарок, но надела платье на голое тело, без нижней рубашки, а край корсажа отогнула, выставив на всеобщее обозрение… левую грудь.

Марко сцепил за спиной руки, пытаясь обуздать гнев. Но взгляд волей-неволей возвращался к высокой обнаженной груди – совсем девичьей, не очень большой, округлой, золотистой, как персик, и такой же заманчивой и вкусной на вид. Острый сосок был алым, словно кровь так и пульсировала в нем.

2

Ах, как они все уставились на меня! Словно никогда в жизни не видели женской груди! И трудно сказать, в чьих глазах было больше осуждения – в глазах милордов или их чопорных леди.

Король, похоже, позабыл приветственные слова, и смотрел на мое приближение, стиснув челюсти и едва не скрежеща зубами. Один из лордов, стоящий по левую руку от трона, что-то шепнул его величеству, и, помедлив, король Доминго I милостиво улыбнулся, показывая, что ничего особенного не произошло и встреча идет так, как было запланировано.

Я впервые видела короля, потому что не присутствовала в столице на коронации. И теперь рассматривала его с любопытством и вниманием, пытаясь определить – что из слухов о новом правителе Иллирии правда, а что – выдумки. Король был высок и строен, и, несмотря на года (а ему было за шестьдесят) выглядел крепким и сильным, хотя жизнь его прошла в столице, а не на поле боя. У него были темные волосы, густые брови, почти сросшиеся на переносье, и бледное лицо – мрачное и скрытное, но черные глаза горели, как угли. Опасный человек. Умен, коварен и опасен.

Я знала, что он долго шел к короне, много лет занимая пост помощника королевского казначея. Менялись казначеи, а помощник оставался на своей должности. Он умел выжидать, не рискуя безрассудно, но действовал решительно, когда это было нужно. После того, как последний Девитиат умер, не оставив наследника, именно поддержка большинства высоких лордов позволила роду Капра возвыситься. Как уж Доминго Капра уговорил лордов сказать слово в свою пользу – никому не было доподлинно известно. Я подозревала, что часть лордов была подкуплена, часть запугана, потому что как раз перед этим в столице произошло несколько таинственных убийств, когда пострадали особо влиятельные (и богатые) вельможи, сами претендовавшие на трон. Убийц не нашли – они действовали ядами или под покровом ночи, но подозревали тех же Капра. Якобы, убийства были на руку королю и осуществлялись или им самим, или его сыновьями, или поверенными.

Сыновья короля, о которых я также была немало наслышана, тоже находились в зале. Оба младших Капра были высоки ростом, широкоплечие, темноволосые, как все жители гор. Старший готовился принять корону и был наряжен в камзол, украшенный густым золотым шитьем. Старшего принца звали Батисто[1] - совершенно неподходяще для будущего короля. Про него говорили, как про отъявленного сластолюбца, что на его счету было множество опозоренных девиц и замужних женщин. Тех, кого не удавалось соблазнить, он похищал и насиловал, а потом хвалился этим, как подвигами.

Второй был в черной камизе[2] до пят – унылой, как у служителя церкви. Я знала и его имя – Марко,[3] и в этом тоже было несоответствие. Назвать второго принца, которому судьбой уготовано быть послушной тенью брата-короля, в честь бога войны – на такую глупость могли сподобиться только необразованные мужланы, вроде Капра. Про младшего принца говорили, что в гневе он подобен дикому козлу, который, как известно, когда приходит в ярость, не боится нападать даже на льва. До меня доходили слухи, что принца Марко опасались даже в его собственном семействе. Любимым его развлечением было участвовать в потешных уличных боях с простолюдинами, и за это его поддерживало нищее отребье, которого было хоть отбавляй на нижних улицах Санчи.

Проходя перед ними, я чувствовала, словно иду по острому лезвию – это было, как танец со смертью. Хотя я и говорила Анунче, что мне нечего бояться, и что Капра заинтересованы во мне больше, чем я в них, все равно существовала опасность быть отравленной или зарезанной. А то и просто посаженной в каменный мешок. Если к жестокости Капра добавить безумие… пострадать может любой.

Но выказывать страх противнику – это заведомый проигрыш.

И моя обнаженная грудь была вызовом этому миру, где правили яд и кинжал, где женщины считались существами без души и были заперты в своих домах, как в тюрьмах. Я хотела, чтобы Капра поняли – меня не удастся задвинуть на вторые роли, не удастся запереть в домашнюю тюрьму, и даже в уродливое платье, которое казалось мне еще хуже тюрьмы.

Бесстрашно встретив мрачный взгляд короля, я только улыбнулась – безмятежно, как будто не понимала причины всеобщего изумления, а проходя мимо принцев, посмотрела в их сторону, чтобы показать, что и я могу смотреть на королей, как та кошка из известной пословицы.

Старший кривил губы, но смотрел с любопытством. Лицо младшего было каменным, но глаза… Глаза горели демоническим огнем. Я кожей почувствовала его ярость, и это порадовало меня больше, чем неприкрытое пренебрежение старшего.

Наши взгляды – мой и младшего принца - встретились, и что-то сродни невидимой молнии пронеслось между нами.

Он был красив – младший принц из рода Капра. Гораздо красивее старшего. Правильные черты лица, черные волосы до плеч, подстриженные небрежно все это придавало ему диковатый вид. Так мог бы выглядеть пастух на склонах иллирийский гор, или сам бог войны, вздумай он обрядиться в черную хламиду. Но и под шелковой камизой принца Марко можно было разглядеть игру мускулов на руках и груди, и все его движения – даже то, как он повернул голову, провожая меня взглядом исподлобья – говорили о сильном, молодом и тренированном теле.

Они с братом были похожи, но похожи так, как отличается деревянная статуя от каменной. Казалось, что сначала природа отлила из воска старшего, Батисто, а потом, посмотрев на то, что получилось, исправила недостатки формы и отлила младшего – Марко, уже из металла.

3

От младшего принца так и веяло дерзостью, жадностью, силой, свежестью юности. Трудно противостоять такому напору, но я приехала в столицу для того, чтобы заявить о себе новоявленным правителям, а не чтобы восхищаться молодостью и силой одного из Капра. Чувства надо держать в оковах, чтобы они не поработили тебя. А в такое рабство женщина попадает куда быстрее мужчины.

Солнце все же разорвало тучи, и едва его лучи пролились на Иллирию, туман растаял. Я взяла апельсин, взрезала толстую кожицу ножом и с аппетитом принялась за ароматные сочные дольки, облокотившись о балюстраду балкона и разглядывая красавицу Санчу – самый великолепный город на земле, если верить байкам тех, кто тут живет.

Город не произвел на меня особого впечатления, хотя некоторые здания были очень высоки. Мой Брабант, хранивший за своими стенами мудрость востока и просвещенность запада, был построен гораздо гармоничнее – в нем каждой башне, каждому дому, каждой стене было отведено особое место, а в Санче постройки громоздились друг на друга, как будто жались боками, пытаясь согреться. Если произойдет пожар – весь город выгорит за считанные часы, потому что огонь будет перепрыгивать с крыши на крышу, не особенно напрягаясь.

Король и младший принц сели в кресла, и Марко налил отцу вина, а Батисто подошел ко мне, держа тарелку, на которой красиво лежали груши, яблоки и персики.

- Может, что-то покажется вам соблазнительным, моя госпожа? – спросил он учтиво, но во взгляде учтивости не было и в помине – он рассматривал меня с удовольствием, похотливо, словно оценивая – достаточно ли я хороша, чтобы поразвлечься со мной. – Особенно хороши наши груши. Попробуйте, вам понравится.

В простонародье грушей называли предмет мужской гордости – тот, что пониже живота. Возможно, другая дама на моем месте и не уловила бы намека, но я часто общалась с солдатами гарнизона и знала почти все их скабрезные словечки. Я не сомневалась, что принц Батисто отлично понимает, как могут быть истолкованы его слова. Что ж, если он хочет поразвлечься в словесном поединке, надо доставить ему такое удовольствие.

- Нет, благодарю, - отказалась я, легко отталкивая протянутую тарелку, - предпочитаю груши из собственного сада. А ваши груши мелковаты, и вряд ли сладкие.

Принц не ожидал отказа, и, потоптавшись на месте, не зная, что сказать, предложил снова:

- Тогда возьмите яблоко или персик...

- О! А их я вообще не люблю, - ответила я с улыбкой, - у меня от них изжога.

Теперь Батисто не нашелся с ответом и поставил тарелку на стол, перед отцом и братом. Я оглянулась и увидела, что король и младший принц смотрят на меня темно и недобро. И если король сразу сделал вид, что моя болтовня его не слишком касается, то принц Марко демонстративно взял персик и вгрызся в золотистый, подрумяненный солнцем бок, продолжая смотреть на меня в упор.

- А для меня нет ничего слаще персиков, - сказал он, прожевав фруктовую мякоть, которая так и брызнула соком. – Они такие нежные и сладкие – испытываешь удовольствие, даже когда держишь их в руках, а уж когда пробуешь на вкус… - он еще раз прикусил крепкими белыми зубами сочный плод.

Я уловила двойной смысл его слов. Разве не женские груди иносказательно называют персиками? Что ж, старший принц вышел из игры, но вступил младший. Посмотрим, насколько он ловок в словесных баталиях.

- Персики, может, и хороши, - сказала я, поворачиваясь к столу и опираясь на балюстраду локтями. – Но вряд ли Санча может похвастаться ими. За все время, что я здесь, мне не попадалось ни одного достаточно аппетитного плода. По-моему, вы прячете их даже от солнца, а без солнца фрукты не растут, увы.

Я говорила про местных женщин, которых суровые мужья и отцы прятали под замок, и младший принц прекрасно меня понял и парировал:

- Мы прячем их не от солнца, а от воров. К тому же, чем меньше солнца, тем мягче и слаще плод. А вот ваши брабантские персики, как я слышал, перезревшие.

Выпад был лишен деликатности, но я только улыбнулась в ответ:

- Лживые слухи ввели вас в заблуждение, мой принц. Брабантские персики – самые нежные и сладкие на свете. Как жаль, что вы никогда в этом не убедитесь – ведь вам не представится случая их попробовать.

- Они так дорого стоят? – усмехнулся он.

- Просто мы не торгуем нашими персиками в Санчу, - ответила я.

Батисто решил вмешаться в наш разговор, и я видела, что его злит, что пальму первенства перехватил младший брат.

- Вот мы и выяснили, что вам не по душе ни груши, ни персики, а что вы любите? – спросил он, придвигаясь все ближе ко мне.

Я снова обернулась к городу, но не для того, чтобы полюбоваться окрестностями, а для того, чтобы оценить мощь двух донжонов – сторожевых башен, которые были прекрасно видны отсюда.

- Так вы ответите мне, госпожа Сафора? – спросил старший принц приглушенно, пододвигаясь ближе. – Я хотел бы узнать, что придется вам по душе…

Он почти касался плечом моего плеча, и пока король беседовал с лордами, которым милостиво позволили подойти ближе, принц Батисто незаметно для всех протянул руку, дотронувшись до моего корсажа с явным намерением проникнуть и дальше.

4

Мои слова были встречены молчанием. Потом король опустил глаза, а Батисто принужденно рассмеялся:

- Мы живем в Санче с детства, моя госпожа. Ни я, ни брат не помним иллирийских гор.

Что касается его младшего брата, он посмотрел на меня, будто собирался прямо сейчас придушить голыми руками, не прибегая к яду или кинжалу наемного убийцы. Но вот принц Марко усмехнулся, взял с блюда еще один персик и откусил сразу половину.

- Намекаете, что Капра вышли из простолюдинов? – сказал он прожевав. - А ваши предки, госпожа моя Сафора, были сплошь благородных кровей, тут вас упрекнуть не в чем. Но что поделать, если именно вчерашние козопасы обеспокоены этой страной? – Он подался вперед, утвердив локоть о колено. – Спросите себя, кто больше дает Иллирии – вчерашний козопас, который пытается объединить эту страну, чтобы она обрела истинное величие, или горстка высоких аристократов, которые рвут эти земли на клочки, надеясь отхватить кусок побольше?

- Марко, сейчас не время говорить о политике, - сказал король.

- Сейчас не время, потом не время, - сказал младший принц презрительно, бросая обглоданную персиковую косточку на блюдо. - Давайте тогда продолжим разговор про персики и груши. Он ведь более аристократичен. Да, госпожа моя Сафора?

Слуга поднес полоскательницу, Марко сунул туда руку, смывая липкий сок, а потом вытер губы, попросту проведя по лицу ладонью. Наверное, хотел оскорбить меня нарочито грубыми выходками, свойственными простолюдинам.

Неизвестно, как все обернулось бы дальше, но ядовитый ответ не успел сорваться с моего языка. Заговорил король Доминго.

- Прошу извинить моего сына, - сказал он очень учтиво. – Марко молод, поэтому излишне горяч, - он посмотрел на младшего сына и сказал: - Уже почти девять, скоро откроется казначейство. Тебе необходимо быть там, ведь сегодня прибывают налоги из южных земель. Иди, мы тебя не задерживаем.

Принц Марко рывком поднялся из кресла, поклонился отцу, а потом – с излишней старательностью – мне, а потом удалился, шагая широко и сжимая кулаки.

- Ваш сын ничем не обидел меня, мой король, - сказала я. – Он прав. Нельзя давать провинциям слишком уж много воли. И слишком много силы. Это опасно, когда у лордов армия больше, чем у короля.

- Я рад, что в этом наши убеждения схожи, - сказал король. – Значит, я могу рассчитывать на ваше понимание и поддержку?

- Вполне. Но мне бы хотелось рассчитывать и на вашу.

- Об этом и пойдет речь… на праздничном обеде, если вы не возражаете.

Принц Батисто уселся в кресло и заметно заскучал. Зато взгляд короля стал особенно пристальным.

- Хорошо, ваше величество, - сказала я, забирая с блюда еще один апельсин. – Я обдумаю, какую поддержку Брабант хотел бы получить от Санчи, и сообщу за обедом.

- Буду рад услышать о нуждах вашего города, леди, - произнес король. – А пока мой старший сын покажет вам замок и окрестности. Вы ведь ни разу не были у нас в Санче?

- Нет, не была. Хотя мой второй муж был родом именно отсюда, - ответила я с лучезарной улыбкой. – От него мне все известно о местных порядках и обычаях.

- Это радует, - пробормотал король. – Тогда вам, тем более, будет интересно – все покажется почти знакомым.

- Я приложу все усилия, чтобы прогулка показалась вам приятной, уважаемая леди! – подхватил с готовностью Батисто.

- Надеюсь на это, - сказала я вежливо, хотя впору было проворчать.

Признаться, я предпочла бы в спутники принца Марко – он был забавен в своих колкостях. Но мне пришлось увидеть его лишь вечером, на праздничном пиру, который король устроил в мою честь.

На праздник надела другое платье (тоже из числа подарков короля), и так же обнажила левую грудь. Вечером среди придворных женщин стало побольше – и не все были старые, я увидела и миловидные юные мордашки.

Все дамы были в черных нарядах, похожие на унылых ворон. Но глаза всех горели страхом и любопытством – и были устремлены на меня. Я посчитала, что леди Санчи захотели лично убедиться в правдивости слухов – что правительница Брабанта разгуливала перед мужчинами обнаженной. Испуганные взгляды столичных дам несказанно забавляли меня, но еще больше порадовало, когда в зал явились оба принца. Следом за ними шел его величество король Доминго. Все трое были в черном, словно предстояли похороны, а не увеселение, но если камзолы старших Капра покрывала обильная вышивка, и судя по изображению священных птиц – это были совсем не те камзолы, в которых они предстали передо мной утром, а принц Марко был в прежней черной камизе.

Но она шла ему, я вынуждена была это признать. Я смотрела, как он приближается, и невольно любовалась его сильным, пружинистым шагом. И тем, как гордо он нес голову в венце темных кудрей. Красивый зверь. И такой же опасный, как хищник в ночи.

Мы обменялись приветствиями и поклонами, и король предложил мне занять место рядом с ним. Королева месяц назад отправилась в паломничество в Святую Землю, и место ее величества пустовало.

По другую сторону от меня сидел Батисто, а кресло Марко находилось по левую руку от трона короля.

5

Все же младший Капра задел меня слишком сильно, хотя я постаралась этого не показать. Слова о брачных венцах, которые и в самом деле невозможно надеть на четыре головы, больно царапнули сердце. Кого же я могу считать мужем в вечности?..

Поэтому-то я не сдержалась от упрека в сторону принца Марко. Если он решил обвинять меня в распущенности, то я обвинила его в черствости. И ему это тоже не понравилось.

Прежде чем король успел остановить сына, принц Марко самодовольно заявил:

- Моей любви хватит на семерых женщин. В одну ночь.

- На семерых?! – воскликнула я.

- Могу сделать и восемь заездов, если кобылка окажется красивая.

Тут я чуть не расхохоталась ему в лицо. Молокосос, какой он все же молокосос! А ты, госпожа Сафора, ошиблась, посчитав иллирийского козла достойным собеседником!

- Вы не видите разницы между человеческой любовью и животной страстью? - спросила я, покачав головой с притворным сожалением. – Ах, я говорила о сердечной любви, а вовсе не о разврате! Как можно быть таким распущенным, да еще хвалиться этим в присутствии благородных дам!

Кто-то из придворных хмыкнул, и принц Марко сразу же посмотрел в ту сторону, но виновника не обнаружил. Принц понял, что сглупил, и попытался вывернуться:

- Мы неправильно поняли друг друга, - заявил он. – Но даже если вы говорите о любви сердечной, то как можно поделить женское сердце на трех мужей? Оно должно принадлежать лишь одному мужчине, потому что каждая женщина создается для одного мужчины – это закон небес.

- Не думаю, что за праздничным столом следует вести беседы философского толка, - заметил король, делая еще одну попытку усмирить младшего сына.

Философского! Надо же! Я чуть не фыркнула. С каких это пор похвальба насчет любовных заездов стала философской беседой?

- Позвольте представить вам музыканта, который очень ловок в игре на лютне… - начал принц Батисто, пытаясь привлечь мое внимание.

Но меня, как и принца Марко, уже невозможно было остановить. И если я искала забав в нашем разговоре, то младший принц, похоже, решил воевать по-настоящему. Он так и рвался спорить со мной, невзирая на совет отца.

- То есть вы считаете, что небеса желают, чтобы вдова больше не выходила замуж? – спросила я кротко и успокаивающе улыбнулась королю, показывая, что хотела бы продолжить разговор.

Король нехотя уступил и посмотрел на сына предостерегающе, но у принца Марко за плечами уже веяли огненные крылья карающего ангела, готового зарезать любого, кто осмелится на иное мнение, отличное от его собственного.

- Женщина, оставшись вдовой, не должна выходить замуж второй раз и тем более третий, - произнес он уверенно. – Исключение можно сделать, только если она единственная наследница в своей семье и не успела родить детей.

- Почему же она не может устроить свою жизнь второй… и тем более третий раз? – наивно поинтересовалась я.

- Потому что она должна скорбеть по покойному мужу и ждать, когда соединится с ним на небесах. А если у нее будет три мужа, с кем соединят ее после смерти?

Это было то, что я хотела услышать. И взглянув на его величество короля Доминго I, я спросила с самым невинным видом:

- Может, спросить об этом у вашего отца? Ведь насколько мне известно, он овдовел, и после смерти вашей почтенной матушки женился снова.

Лицо короля приобрело крайне кислое выражение, а принц Марко понял, что попал в ловушку второй раз. Но смутить его оказалось труднее, чем остановить бегущего слона.

- Зачем вы сравниваете мужчин с женщинами? – спросил он. – Нас меряют одной мерой, вас, женщин, другой.

- Церковь смотрит на это так же, как вы? – поинтересовалась я ядовито.

- Не желаете ли… - принц Батисто пододвинул ко мне тарель со сладостями, но на него, как и на сладости, никто даже не посмотрел.

Мы с Марко буравили друг друга взглядами, облокотившись о стол с двух сторон от короля.

- Вспомните царя Давидо, - ответил Марко с ленивой усмешкой. – У него было пять цариц, пятьсот наложниц, тысяча невольниц, а простых девиц – без числа. И церковь почитает его, как святого. Насколько я знаю, даже в Брабанте потомки мавров называют царя Давидо великим мудрецом. А в Брабанте-то не могут ошибаться, верно? – и он закончил, весьма довольный собой: - Женщине следует знать свое место, а мужчине – занимать свое.

- И какое же место, по вашему мнению, приличествует женщине? – я почувствовала дикое желание проучить его за пренебрежение к своему полу, за ту ограниченность, что он сейчас показал.

В Брабанте женщины пользовались большей свободой, чем на всей территории Иллирии, ведь в наших жилах текла кровь древних воительниц, которые нападали на иллирийские города, прилетая на быстрых конях из оазисов, спрятанных в пустыне. Моя мать происходила из древнего рода, где много столетий назад правили не цари, а царицы, и женщины пользовались почетом наравне с мужчинами. Кровь моих предков взыграла в жилах, и я на секунду прикрыла глаза, чтобы успокоиться и не натворить глупостей.

6

Распустив тесьму на рукавах, я подвернула их почти до локтей. Марко смотрел на это с веселым недоумением - наверное, решил, что я блефую.

Принесли луки – небольшие, но достаточно тугие для женской руки.

Я вышла из-за стола, и принц Марко проследовал за мной, глядя с любопытством. Взяв один лук, я проверила тетиву – с подлых Капра станется подсунуть оружие с подрезанной тетивой. Но лук был в полном порядке, и я так же внимательно осмотрела стрелу, протянутую слугой.

Предвкушая потеху, иллирийские лорды столпились за нами, чтобы рассмотреть все из первых рядов. Слуги разбежались, а пажи поставили соломенные мишени, с намалеванными по центру круглыми черными пятнами – они назывались «зрачок». Вокруг «зрачка» был нарисован черный круг – «глаз».

Принц Марко тоже взял лук и встал рядом со мной.

Я покосилась на него, когда он натягивал тетиву – прекрасное зрелище. Под черной камизой так и заиграли мускулы на сильных руках. Красивый зверь. И сильный. И знает свою силу. Поистине, он лишь по недоразумению родился вторым.

Усилием воли я заставила себя обратить внимание на мишень.

Мы выстрелили одновременно, и оба попали в «глаз». Причем оба – равноудалено от «зрачка».

- Неплохо, - сказал Марко. – Все женщины Брабанта так стреляют?

- Почти, - сказала я насмешливо. – И еще лучше владеют мечом, и еще лучше сидят в седле. Причем, в мужском.

- Да вы там все развратники, как я погляжу, если даже женщины норовят сесть верхом, - сказал он, чтобы услышала только я.

- А вы прячете свою развратность глубоко в сердце? – спросила я тоже тихо. – Как же вы, Капра, предпочитают любить своих женщин? Садитесь верхом или предпочитаете, чтобы взнуздывали вас?

Он прищурился, посмотрев на меня так, словно хотел убить взглядом, а потом вскинул лук, прицеливаясь.

Второй раз мы снова выстрелили одновременно, и снова – одинаково в цель, точно в «зрачок». Иллирийские лорды взволнованно зашумели, а что касается женщин – они смотрели на меня со священным ужасом, словно увидели демона в женском обличие. Впрочем, возможно, именно демоном они меня и считали.

Третий выстрел. И снова – равно.

Марко прищелкнул языком – и не понять, в досаде или восхищенно.

Что ж, пришло время изменить правила, если я намеревалась поставить этих козопасов на место.

- Пустая забава, - сказала я небрежно. – Что толку бить в мишень из соломы – так даже сердце не дрогнет, не то что рука.

- Предлагаете поменять мишень? – спросил Марко, склоняя к плечу голову. Черные кудри колыхнулись упругой волной, и я подумала – а каковы они на ощупь? Мягкие, как шелк его рубашки, или жесткие, как и полагается мужчине с характером?

Опасные мысли, сводящие с ума. От них не будет добра.

- Предлагаю поменять, - сказала я, выбирая очередную стрелу и покручивая ее между пальцев. – Если не побоитесь…

- Не встречалось еще мишени, которая испугала бы меня, - ответил он сухо.

- В самом деле? – спросила я вежливо, улыбаясь лишь уголками губ. – Тогда возьмите со стола вон то красное яблоко и поставьте себе на голову.

Вслед за моими словами в зале воцарилась гробовая тишина, а брови Марко поползли вверх:

- Вы собираетесь стрелять в меня? – спросил он.

- В яблоко, - поправила я его. – Что вы, разве я осмелюсь выстрелить в благородного иллирийского принца.

Как же мне хотелось, чтобы он выказал страх. Даже если не страх – то смятение, сомнение. Чтобы это умалило его мужественность в моих глазах, чтобы он показал истинную душу Капра – трусливую, мелочную.

- По-моему, эта мишень вас пугает? – сладко произнесла я, чтобы добить его презрением окончательно.

- Нет, не пугает, - ответил он медленно, не сводя с меня глаз. – Но и не кажется мне забавной…

- Если боитесь, то тут же прекратим соревнование, - сказала я, продолжая играть стрелой. – И чтобы проявить учтивость гостьи, я даже признаю себя побежденной. Не могу же я, в самом деле, позволить злым языкам болтать, будто иллирийский принц испугался.

- Ни вам, ни злым языкам я не доставлю такого удовольствия, - сказал он и пошел к мишени, захватив по пути яблоко со стола.

- Марко! – крикнул его брат, вскакивая. – Не глупи!

Но король жестом осадил старшего сына, и принц Батисто нехотя опустился в кресло.

- Может, послушаетесь старшего брата? – подначила я. – Разве казначей не должен подчиниться будущему королю?

- Капра подчиняется лишь самим себе, - ответил Марко, с хрустом откусывая от яблока, и поясняя: – Так оно будет лучше держаться на макушке.

Он встал спиной к мишени, положил надкушенный фрукт себе на голову, а потом бросил мне:

7

И как прикажете стрелять, если рука предательски дрожит, а вместо мишени видишь женскую грудь – обнаженную, дерзко нацелившуюся сосками? С распущенными волосами Сафора казалась отчаянно юной, и Марко втайне удивился – как он мог посчитать ее старухой? Нет, она не старуха. Не юная девица, конечно… Она представлялась Марко похожей на морское чудовище – Орку, которое в образе гигантской рыбы топило по ночам корабли, но могло предстать перед моряками и в образе соблазнительной женщины в самом расцвете зрелой красоты, заманивая на скалы и в омуты.

Она стояла перед ним, ничуть не выказывая страха оттого, что в лицо ей смотрел наконечник стрелы. И черные блестящие глаза казались особенно яркими. Эти глаза горели, искрились смехом, дразнили…

Некоторое время Марко продолжал целиться, но потом опустил лук. Проклятая ведьма победила. Он просто не мог стрелять без опаски попасть в нее.

- Сегодня я выпил слишком много вина, - сказал он громко, чтобы слышали все. – Поэтому не хочу рисковать. Пусть победа будет присуждена нашей гостье.

Придворные шумно выдохнули и раздались робкие аплодисменты, которые становились все громче и громче. Знать бы, кого так приветствовали двуличные лорды – его, Марко, или Брабантскую шлюху, сумевшую устроить на званом обеде представление, достойное уличных комедиантов?

Бросив лук на пол, Марко вернулся к столу и залпом осушил свой бокал. Пили разбавленное вино, но ему сейчас не помешало бы неразбавленное, и самое крепкое, что есть в замке.

Сафора подошла гибкой походкой, умудряясь даже в платье, скрывавшем ее тело ниже пояса, двигаться с непередаваемой грацией хищной кошки, так что все мужчины смотрели только на нее. Она скромно зашнуровала корсаж, оставив оголенной одну грудь, и села рядом с королем, даже не потрудившись привести в порядок волосы. При этом она доедала яблоко, которое только что красовалось на ее голове.

- Мы прекрасно развлеклись с вашим сыном, мой король, - проворковала она. – Не думала, что в Санче так заботятся о гостях. Я расскажу об этом на собрании лордов, когда вернусь в Брабант.

Марко слушал ее щебетание со смешанным чувством досады и восхищения. Невозможно было не заметить, как тонко Сафора подводила беседу к тем льготам, которые хотела выторговать за помощь в случае нападения на столицу. И она их получила.

Король безропотно соглашался на все условия, что ему преподносили вкрадчиво, с извинениями и причитаниями о бедности жителей Брабанта, и Марко оставалось лишь разгораться злобой от невозможности осадить нахалку.

Батисто совсем устранился от разговора Сафоры с королем, и скучал, подперев голову и разглядывая женщин, которые были сегодня приглашены. Впрочем, все чаще его взгляд обращался на гостью, что сидела рядом с ним. И вскоре он принялся незаметно для нее поглаживать концы распущенных рыжеватых волос, перебирая пряди. Это взбесило Марко еще сильнее. Наверняка после пира отец отправит Батисто в покои, отведенные гостям из Брабанта – проверить, как устроились, проявить хозяйскую заботу, спросить, не нужно ли чего.

Кто знает, как встретит наследного принца шлюха, не постеснявшаяся выставить свои прелести напоказ? Учитывая женолюбие Батисто, вряд ли их беседа ограничится обсуждением груш и персиков. Марко заерзал в кресле, пытаясь унять зуд, приключившийся пониже живота, стоило только вспомнить, как Сафора распустила волосы, а потом и шнуровку на платье. Он бы содрал с нее платье к чертям собачьим, тем более что под платьем не было даже рубашки. И всунул бы, и раз, и два. И спереди и сзади. И еще в рот, с проглотом, чтобы подавилась и не сыпала язвительными словами.

Нет, определенно, об этом не следовало думать, потому что при одной мысли, что бы он сделал с развратницей, член его отвердел и затребовал жертвы – податливого женского тела. Или не совсем податливого. Марко скосил глаза в сторону Сафоры. Стала бы она сопротивляться? Лук она держала твердо, с силой, которую трудно было назвать женской. И в яблоко влупила, пробив насквозь. Вообразила себя воительницей… А что если и в любви она такая же – хочет только побеждать?

Против воли, он засмотрелся на нее. С распущенными волосами она и вправду стала похожа на древних воительниц, чьи изображения остались на старинных краснофигурных кувшинах - нагие всадницы с копьями наперевес летели по Брабантским равнинам, и Марко представил Сафору голой, сидящей верхом… только не на коне.

Словно в насмешку, в этот момент Сафора посмотрела на него и улыбнулась, будто разгадав его тайные мысли. Марко резко отвернулся, но она заметила его интерес и засмеялась серебристо. Слушать этот смех было настоящей пыткой. Марко извелся, пока дождался конца праздника. Член ныл нестерпимо, а гостья притягивала взгляд, как заколдованная.

Но вот флейтист отыграл последнюю мелодию, были сказаны прощальные слова, и Сафора удалилась в свои комнаты, в сопровождении прислужниц, которые боялись подойти к ней ближе, чем на два шага.

- Подождите меня в кабинете, - велел король сыновьям.

Следуя за Батисто по полутемным коридорам, скупо освещенным крохотными масляными светильниками, Марко наконец-то смог потереть ноющий член. Сейчас он все бы отдал за холодную ванну или горячую девку.

- Как она вывалила титьки! – хохотнул Батисто, оглядываясь через плечо. – Какая она горячая, сучка Брабантская! Я горел весь, пока сидел рядом.

8

Возле дверей посланцев из Брабанта младшему принцу пришлось прождать довольно долго. От топтался в коридоре, прислушиваясь к музыке, доносившейся из покоев, и женскому смеху. Музыка была чужда слуху Марко – слишком сладкозвучная и приторная, но серебристый смех, который не мог принадлежать никому другому, кроме Сафоры, заставлял все внутри трепетать.

Но кроме внутреннего трепета было еще и злорадство по поводу провала старшего брата.

Батисто не справился – и отец сразу это понял!

Марко усмехнулся, заложив руки за спину и перекатываясь с пятки на носок. Брабантская ведьма не обращала внимания на Батисто, а говорила только с ним. Значит, он понравился. Не мог не понравиться! И сейчас главное – не оплошать.

Дверь приоткрылась на ширину локтя, и нежный голос произнес:

- Вас ждут, господин.

Марко попытался приоткрыть дверь пошире, но с той стороны ее держала обладательница нежного голоса, и он не смог сдвинуть дверь ни на дюйм. Пришлось протискиваться боком.

Его встретила настоящая мавританка – высоченная, черная, как чернила, с толстыми губами и приплюснутым носом. Пока Марко разглядывал ее, вытаращив глаза, раздался другой голос – не менее нежный, принадлежащий Сафоре:

- Вы пришли ко мне или к моей служанке, дорогой принц?

- Разумеется, к вам, - ответил Марко, с трудом приходя в себя и отрываясь от созерцания черного существа.

Он обернулся к Сафоре и снова замер.

Правительница Брабанта сменила столичное платье на… Боже, разве это можно назвать одеждой?! На Сафоре были короткие, чуть ниже колен, полупрозрачные штаны с разрезами по бокам, позволяющие видеть стройные лодыжки и золотистую кожу во всей красе. Можно было бы увидеть и больше, но женщина предусмотрительно повязала поверх бедер цветастую шаль с кистями, скрывавшую самые желанные для мужского взора места. Не менее развратной была и рубашка, которую госпожа Сафора надела после королевского приема – что-то воздушно-розовое, полупрозрачное, то ли скрывающее плоть, то ли обнажающее. Глубокий вырез украшало тяжелое ожерелье светлого серебра, казавшееся почти белым на смуглой коже. И если бы не это ожерелье…

Марко запоздало отвернулся, чтобы проявить почтительность, но сердце так и застучало, а кровь закипела в жилах. Он смотрел в стену и видел стройную женскую фигуру, такую соблазнительную в своих полупрозрачных тряпках. В голой женщине не было столько откровенного бесстыдства, как в той… в той ведьме, что сейчас предстала перед ним.

- Почему вы отвернулись, принц Марко? – промурлыкала за его спиной Сафора.

Прежде, чем ответить, Марко пришлось откашляться:

- Ваш вид, госпожа…

- О! Вы смущены моим нарядом? Но я устала ходить в ваших платьях, - хихикнула Сафора. – Они больше походят на латы. А как вам наш наряд? Так одеваются женщины в Брабанте. Да обернитесь же! Мне неловко разговаривать с вашим… затылком.

Марко медленно повернулся и теперь окинул женщину долгим и внимательным взглядом, жадно рассматривая каждый изгиб ее тела.

- Ходите вот так? – он невольно облизнул пересохшие губы, но постарался скрыть замешательство за насмешкой. – Как же выдерживают ваши мужчины? Или вашим женщинам нравится быть изнасилованными под каждым кустом?

- Наши мужчины не набрасываются на женщин.

- Тогда они не мужчины, - хмыкнул Марко.

- Нет, они мужчины, просто… - Сафора бросила на него смеющийся взгляд и прошла к низкому диванчику, которого раньше не было во дворце. Наверное, его привезли из Брабанта, как и воздушные тканевые драпировки, и пестрые подушки, которые теперь украшали комнату. – Они мужчины, - повторила Сафора, - а не дикие животные.

Марко опять хмыкнул.

- Вы ведь не набросились на меня? Значит, и вы не животное, - продолжала ворковать Сафора, располагаясь на диване в очень вольготной позе – на боку, подперев голову рукой, на которой теперь красовались два тонких серебряных браслета.

Проследив, как дрогнули женские груди под тонкой тканью, Марко невольно оттянул ворот камизы – стало душно. К тому же, чернокожая служанка притащила жаровню, в которую бросила какие-то восточные благовония, от которых голова пошла кругом. Разглядывая лежащую перед ним женщину, Марко раздумывал – надо ли сказать еще пару фраз или же можно переходить сразу к делу – ибо как еще можно истолковать такое поведение? Женщина откровенно предложилась ему, распалив до огня в печени. Но присутствие служанки сдерживало. Хоть бы отослала ее, что ли?

- Так зачем вы пришли? – спросила Сафора, подхватывая с блюда, протянутого мавританкой, крохотное пирожное – сладкое даже на вид, и отправляя его в рот.

При этом она не сводила взгляда с Марко и облизала кончики пальцев с таким удовольствием, что он разом вспотел от подобного бесстыдства и острого прилива желания.

- Отец отправил узнать, как вы устроились… - Марко замолчал на полуслове, потому что понял, что ответа от него не ждали.

9

- Нам служанка точно ни к чему, - отрезал Марко, опускаясь перед диваном на одно колено.

Теперь его лицо и лицо Сафоры находились совсем рядом. И совсем рядом было ее тело – такое доступное, только протяни руку.

- Николетта, - позвала Сафора темнокожую служанку, - оставь нас.

- Да, госпожа, - ответила она нежным голосом, не вязавшимся с ее грубой внешностью.

Марко быстро оглянулся, чтобы убедиться, что мавританка ушла, и едва та скрылась за тяжелой драпировкой, скрывавшей вход в смежную комнату, придвинулся к Сафоре совсем близко, схватив ее за плечо.

От нее пахло чем-то сладковатым и дурманящим, как от экзотического цветка. Сквозь полупрозрачную ткань явственно проступали очертания груди. Сегодня она демонстрировала ее всем и каждому, и каждый мужчина умирал от желания дотронуться до нее. Хотели ее все, а досталась она лишь ему, Марко.

Сафора не потянулась к нему навстречу, но и не отшатнулась, и даже не пошевелилась, только следила из-под полуопущенных ресниц, как охотник за добычей.

«Здесь один охотник – я», - сказал ей Марко мысленно, но вслух ничего не произнес, потому что побоялся, что голос может изменить. А о его волнении чужачке знать не надо.

Он провел рукой от плеча до ключицы – кожа брабантской правительницы и в самом деле была гладкой, как мрамор, и на удивление плотной. И хотя его так и подмывало сразу пощупать ее везде и всюду, он решил продлить удовольствие - зацепил пальцем и потянул вниз тонкую ткань, открывая женские груди, и в самом деле похожие на позолоченные солнцем плоды.

- Нравится? – спросила Сафора дразнящим шепотом. – Достойные персики, не находишь?

- Да, - только и мог выдохнуть Марко.

- Разрешаю тебе потрогать…

Она разрешает! В любое другое время Марко посмеялся бы, что женщина что-то там разрешает мужчине, но сейчас думать и смеяться совсем не хотелось, и не хотелось больше сдерживаться. Марко положил ладонь на один золотистый персик, ощущая твердость соска и атласную гладкость кожи.

Глаза Сафоры были совсем рядом – колдовские, темные, блестящие, как бриллианты. Этот взгляд зачаровал, удержал властно, как цепью. Марко сжал руку, наслаждаясь упругостью женской плоти, а потом приласкал грудь, так удобно устроившуюся в его ладони.

- И вторую тоже, - шепнула Сафора.

- Сам знаю, - ответил он, едва переводя дыхание.

Движения его перестали быть нежными, теперь он сжимал ее груди почти грубо, требовательно. Через мгновение женщина была опрокинута на спину, в подушки, а Марко, встав на диван коленом и нависнув на ней, лихорадочно терзал пряжку, расстегивая свой пояс.

Сафора смотрела на него со странной усмешкой, и Марко заколебался – не задумала ли какой подлости? Но в комнате они были одни, и женщина не делала ничего, чтобы его остановить.

Расстегнув пояс, Марко бросил его на пол, задрал камизу и дернул завязки на штанах. Сейчас он успокоит ноющую плоть, а брабантская сучка будет повизгивать под ним и просить еще.

- Остановись, - сказала вдруг она негромко.

Остановиться? Да она спятила! Как остановиться, когда все горит!

- Встань, я хочу на тебя посмотреть, - Сафора говорила спокойно, даже тихо – приходилось вслушиваться в ее слова, но что-то странное приключилось от этого тихого голоса.

Руки и ноги перестали повиноваться, и Марко послушно поднялся с дивана. Это было похоже на помешательство – он мыслил, желал, понимал, что подобное невозможно, но тело отказывалось подчиняться. Его тело было покорно приказам Брабантской правительницы. Что это? Колдовство?

- Что за ерунду ты творишь?! – возмутился он, пытаясь разорвать невидимые оковы.

- Повернись, - велела она ему, и он послушно повернулся, как паяц на веревочке.

- Красивый мальчик! – восхитилась Сафора, опять устраиваясь на боку и подпирая точеной рукой голову. – Только твоя хламида мешает. Сними ее.

Марко ничего не имел против, чтобы раздеться, но он хотел сделать это по своему желанию, а не по указке брабантской шлюхи!

- Немедленно отпусти меня! – почти прорычал он, а руки уже стягивали камизу мешком через голову и бросили на пол.

- Хорош, - Сафора с удовольствием разглядывала принца, словно не замечая его гнева. – Настоящий горный козел! Наглый, самоуверенный, ограниченный, как все Капра! Уперся рогами – и не сдвинуть!

- Я тебя придушу, нахальная кошка, - прошипел Марко.

- Придушишь? – она вскинула брови. – Возьми себя за горло.

- Ты что задумала?! – заорал он, когда его руки сами собой сжали его же горло.

- А теперь подумай, Марко Капра, что будет, если я прикажу тебе сжать пальцы посильнее, - Сафора приподнялась на локте, и из ее темных глаз словно вылетели молнии.

- Не посмеешь, - прохрипел Марко, противясь непонятной силе, которая желала убить его его собственными руками.

10

Когда принц Марко ушел, я ощутила усталость и опустошение. Так всегда бывает после применения магии подчинения. О! Этот древний дар моего рода не раз помогал мне. Сейчас он снова пришел на помощь, чтобы поставить на место заносчивых Капра, напугать их. Но сколько же сил он забирает… Да и принц Марко сопротивлялся, словно дикий зверь. Мне стоило огромного труда удержать его на привязи.

Николетта проскользнула ко мне, поднося воду и финики.

- Не хочу есть, - сказала я, - дай только воды.

С наслаждением напившись, я отослала служанку готовить постель, а сама отдыхала, глядя в потолок. Каков наглец! Полез на меня, как на деревенскую девку! Я усмехнулась, вспоминая лицо принца Марко, когда ему приказано было остановиться в шаге от цели. Но вместе со злорадством нахлынуло и другое чувство.

Я приказала ему раздеться. Да, и для того, чтобы унизить, но не только. Мне и правда хотелось посмотреть на него, и я уступила этой слабости. Желание показалось таким невинным, совсем безопасным, но сейчас стоило закрыть глаза, как я видела принца Марко в полутьме комнаты, наполовину обнаженного, показывающего мускулистый торс, сильные руки и плечи. Он был красив, как старинная статуя – выточен без упрека. И как я не пыталась, но дрожь сладострастия пронзала тело, достигая души. Ах, безумная Сафора! Ты видела многих мужчин, почему же тебя так пленил этот?

И сама себе я отвечала: потому что никогда не видела таких красивых.

И еще он был молод и дерзок. Неужели я превращаюсь в старуху, которая пленится юнцом? Самое страшное, что может испытать женщина – это поздняя страсть, как гроза в конце осени.

Со страхом я огладила свои груди, живот, плечи – нет, я не старуха, и долго еще ею не стану. Мое тело так же крепко, как в молодости. Душа – да, душа старела быстрее. Больше душевных ран – больше сомнений и осторожности. И поэтому я не поддамся страсти, не уступлю пагубному влечению.

Со вздохом перевернувшись на живот, я увидела брошенную Марко камизу. Рука потянулась быстрее, чем я успела что-то подумать, и вот уже моей кожи коснулся тяжелый холодный шелк – потек между пальцев, как черная вода. Я была одна и позволила себе еще одну слабость – зарылась лицом в рубашку, вдыхая мужской терпкий запах. От Марко Капра даже пахло, как от дикого зверя, но этот запах не показался мне противным – наоборот. Я снова легла на спину, закрыла глаза и провела шелком по щекам, по губам, по шее и груди… Шелк, хотя и хранил запах своего хозяина, был холодным. А руки принца были горячими. Они обожгли меня одним прикосновением.

- Госпожа, можете укладываться спать, - позвала меня Николетта, и я отбросила черную камизу так быстро, словно меня застигли за воровством.

Но служанка ничего не заметила, а я почувствовала себя глупо. Сафора сошла с ума, играя с рубашкой иллирийского козла!

А вот с ним самим играть было забавно…

В эту ночь я засыпала с улыбкой и долго вертелась в постели, испытывая давно забытое волнение, словно ко мне вернулась юность.

Утро я встретила отдохнувшей, свежей и веселой, и даже со служанками шутила, чем они были несказанно удивлены.

Пока они причесывали меня, укладывая локоны в прическу, я смотрела на собственное отражение в зеркале и улыбалась, потому что мне нравилось, что я там вижу. Та женщина, что отражалась в зеркальной поверхности, была прекрасна, и она умела вызывать желание мужчин, и могла сделать это одним небрежным взглядом или изящным жестом.

Мы планировали пробыть в Санче три дня и отправиться в путь на четвертый. Были подписаны договоры о военной помощи, была проведена праздничная служба в самом большом во всей Иллирии храме, каждый вечер в мою честь устраивали ужин, а развлекать меня приглашали музыкантов и певцов. Но Марко Капра больше не показывался, а его старший брат был крайне осторожен со мной и избегал смотреть в глаза, словно боялся порчи.

Один король вел себя, как ни в чем не бывало, и даже не подавал виду, что ему известна моя выходка в отношении его младшего сына.

Настал четвертый день, и наш караван уже стоял во внутреннем дворе замка, готовясь отправиться в путь. Мулы везли тележки, груженные золотом и серебром, сверх этого король насыпал полный ларец южных изумрудов, сказав, что это подарок лично от него лично всем лордам Брабанта, которых было двенадцать.

Мы торжественно обменялись договорами, я встала на колено, поцеловав позолоченное копье и признавая тем самым верховенство короля, а когда выпрямилась, увидела принца Марко.

Он стоял позади Батисто, в новой черной камизе, и смотрел прямо на меня тяжелым взглядом.

И снова как будто молния пронеслась между нами.

Я почувствовала необыкновенную легкость – еще немного и можно полететь, как пушинке по ветру.

- Вы так щедро одарили нас, ваше величество, - сказала я, не успев даже подумать. – Но мне хотелось бы еще раз испытать вашу щедрость и кое о чем попросить…

- Просите, леди, - ответил король торжественно. – Любая ваша просьба будет выполнена, если ее возможно будет выполнить повелителю Иллирии.

Я втайне рассмеялась над его напыщенными словами, и сказала:

11

После моих слов воцарилась тишина. Только было слышно, как кричат вороны на стенах замка. Я смотрела на принца Марко и улыбалась, а он побледнел, потом вспыхнул, а потом опять побледнел.

- Правильно ли я вас понял, леди Сафора, - переспросил король, и я перевела взгляд на него, улыбаясь так безмятежно. Словно попросила у него не сына, а розу из королевского сада. – Вы хотите, чтобы Марко ехал с вами?

- Да, и жил в Брабанте. Как залог мира между нашими городами, - подтвердила я. – Только так я могу быть уверена, что его величество сдержит слово и не обманет доверчивую женщину.

Выражение лица короля ясно показало, какого он мнения о «доверчивой женщине».

- Может, мы сможем решить этот вопрос без участия принца Марко? – спросил его величество очень осторожно. - Скажем, если я добавлю к изумрудам шкатулку с рубинами? Очень хорошие камни, их привезли из…

- Что я слышу? – произнесла я медленно и с чувством. – Вы говорили о том, что готовы выполнить любую мою просьбу, уверяли, что Санча во всем поддержит Брабант, и тут же торгуетесь? Это какая-то уловка? Вы не хотите подтвердить свои слова делом? Что ж, тогда я начинаю думать, что все наши договоры – лишь ловкий обман с вашей стороны.

- Какие уловки? Речь идет о моем сыне!

Но я смотрела невозмутимо:

- Речь идет о мире и поддержке между нами. Не так ли?

- Вы хотите взять его заложником? - король оглянулся на Марко, и я поняла, что его величество боится.

Он и в самом деле боялся за своего сына. Никогда бы не подумала, что Капра испытывают человеческие чувства.

- Мне надо посоветоваться, - сказал король.

Но в это время Марко шагнул вперед, потеснив старшего брата.

- Не волнуйтесь, отец. Я приму приглашение леди Сафоры с радостью. Всегда мечтал посмотреть на знаменитые стены Барбанта, за которые еще никогда не проникал враг.

- Все не так просто, Марко… - зашептал ему отец.

Я смотрела на них с усмешкой, не мешая совещаться.

Но младший принц вдруг положил руку на плечо отцу и улыбнулся:

- Я все понимаю. Все будет хорошо, отец. Это ради Санчи и вас.

Эта улыбка, обращенная вовсе не ко мне, резанула мое сердце, как ножом.

Мне показалось, или в глазах короля и в самом деле блеснули слезы? Наверное, показалось, потому что он на секунду так же сжал плечо принца, а потом повернулся ко мне, и лицо у него было непроницаемым, а взгляд – холодным.

- Пусть будет так, госпожа Сафора. Принц сопроводит вас в Брабант и останется там. Надеюсь, вы проявите к принцу такое же гостеприимство и внимание, как мы проявили к вам.

- Несомненно, - пообещала я сладко, - с головы вашего сына не упадет ни один волос. Вам хватит получаса на сборы, господин мой Марко?

- Я готов следовать за вами прямо сейчас, - ответил он учтиво. – Уверен, что всем меня обеспечат в Брабанте.

- С тобой отправятся Микеле и Мауринье… - начал король, но я перебила его величество.

- Принцу не понадобится охрана, - сказала я. – Брабант – город воинов и рыцарей, там вашему сыну не будет угрожать никакая опасность.

- Вы хотите, чтобы я отдал его вам просто так? – король помрачнел, и в первую секунду я подумала, что сейчас выдержка изменит ему, но принц Марко встал между нами.

- Зачем мне сопровождающие, отец? – сказал он, улыбаясь так, словно его не приглашали на пикник на берегу озера, а не стать заложником. – Я же отправляюсь к нашим союзникам, а не к врагам. Доставим удовольствие госпоже Сафоре и сделаем, как ей хочется.

Я приняла двусмысленность этой фразы, как должное и только спросила, поедет ли принц верхом на коне, на муле или в карете. Он выбрал коня, но от брабантских отказался. Ему вывели черного жеребца-трехлетку.

- Если все решено, то можем отправляться, - я направилась к карете, оперлась на руку слуги, но в последний момент оглянулась.

Король притянул сына за шею и что-то шептал ему. Четкий профиль младшего принца – как на старинной камее – выделялся на фоне черных кудрей короля. Марко слушал, медленно кивая. Потом король благословил его, а Марко поцеловал ему руку и подошел обнять брата.

- Как трогательно, - прошипела я, усаживаясь на обитые кожей и застланные пуховыми покрывалами сиденья кареты.

Из открытого окошка мне было видно, как принц Марко подтянул камизу и легко вскочил в седло.

- Приятная поездка предстоит, верно? – спросил он, проезжая мимо меня.

Он подхлестнул коня, заставляя его ускорить шаг, и не дождался ответа. Я со стуком захлопнула окошко и расположилась на подушках поудобнее, закрывая глаза. Пусть мальчик резвится. Пока мы не доберемся до места.