Замена в игре

Восемь часов спустя.

Мэнди

Я чувствую себя странно, летя на частном самолете без Трея. Хотя прошло всего лишь несколько минут, а я уже скучаю по нему. Печально. Не понимаю, как мне удалось так привязаться к этому мужчине за такой короткий период времени. Я смотрю в окно и начинаю размышлять о своей жизни, которая в корне изменилась с тех пор, как я отправилась на задание, чтобы доказать виновность Трея и его деловых контактов. Я чувствую, что мне нужно ущипнуть себя, когда откидываюсь в свое кресло и жду взлета. Чувствуется большая разница между этим полетом и теснотой рейса из Калифорнии в Нью-Йорк. Харрис всегда настаивал на покупке самых дешевых билетов. Просто еще одно из основ работы на правительственное агентство, где презирали богатых людей.

— Добро пожаловать на борт, Мисс Грейсон,— говорит мне улыбчивый капитан, выходя из двери, чтобы поприветствовать. — Могу я что-нибудь сделать для вас до нашего вылета?

— Нет, я в порядке. Спасибо.

Все что мне нужно, так это хороший, спокойный перелет, чтобы я была не слишком эмоциональной, когда увижу папу. Со всеми чувствами, которые я прятала глубоко внутри себя, все может быстро обостриться, если не держать свои эмоции в узде.

— Когда мы приземлимся? — спрашиваю я, понимая, что мне нужно отправить папе сообщения.

— Давайте посмотрим, — говорит он, глядя на часы. — Мы вылетаем в час, так что должны прибыть около четырех сорок пяти по местному времени.

Ничего себе, семичасовой перелет сделает этот день безумно долгим. Мы покинули Монако немного позже полудня, и после восьми с половиной часов полета, было всего лишь три тридцать. Неудивительно, что биоритмы наших тел так запутались. Из-за этого сложно отследить, какой сегодня день. После того как шасси самолета отрываются от земли, и мы взлетаем в небо, я закрываю глаза и начинаю погружаться в сон. Моему мозгу нужен перерыв.

Трей

После того как я посадил Мэнди на стыковочный рейс, я запрыгиваю обратно в лимузин и даю указание водителю направиться в больницу Беллвью. Я звоню на телефон матери, но меня переадресовывают на голосовую почту. Я сбрасываю звонок и набираю номер Ванессы, но и с ее телефоном происходит тоже самое. Это ад какой-то. Я звоню маме домой в надежде, что, по крайней мере, поговорю с Чарльзом.

— Резиденция Сильвии Эддисон, Чарльз у телефона, — говорит он, отвечая на звонок гораздо более формально, нежели я ожидал. На самом деле, это звучит так, словно он ее дворецкий.

— Привет, Чарльз, это Трей. Я пытаюсь дозвониться до мамы, но ни она, ни Ванесса не отвечают на звонки, — объясняю я расстроено.

— Привет Трей, мне очень жаль Тайлера, — говорит он таким тоном, что заставляет меня опасаться самого худшего.

— Он еще жив?

— Да, но нет никаких изменений. Сильвия и Ванесса с ним в реанимации. Вероятно, у них там не работают телефоны, — он нервно прочищает горло. — Полиция нашла предсмертную записку. Все не слишком хорошо, — его голос затихает.

— Предсмертная записка?

Какого хрена Тайлер? Я вспоминаю, как странно он вел себя после смерти отца. Какого черта он сделал?

— Ладно, хорошо, я направляюсь в больницу, так что если мама свяжется с вами, просто дайте ей знать.

— Он лежит в палате №311, — говорит Чарльз, явно пытаясь совладать со своими эмоциями.

Мне приходится сдерживать слезы, пока я вешаю трубку и кладу телефон обратно в карман. Мой мозг перематывает время назад в то время, когда мы были детьми и лучшими друзьями друг для друга до того момента, пока он не пошел в школу в штате Нью-Йорк. Трудно поверить, как все чертовски изменилось после этого. Такое впечатление, что мы оба делали все, чтобы находить новые причины для ненависти друг к друга. Теперь я могу потерять и его тоже. Я прикрываю лицо руками, и горячие слезы текут сквозь пальцы, падая на пол. Это неправильно. Должно быть что-то, чего мы не знаем. Тайлер запутался, но он, конечно, не похож на самоубийцу.

~~~

— Как он? — спрашиваю я маму, когда сталкиваюсь с ней в коридоре у палаты Тайлера.

— О, Трей, — плачет она, беря меня за руки и крепко сжимая их. — Мне так жаль, что я серьезно не отнеслась к его зависимости.

— Значит, он намеренно сделал передозировку? — спрашиваю я, — Чарльз что-то говорил про записку.

— Они нашли гидрокодон и всякие странные наркотики в его крови, наряду с более чем пятистам миллиграммами вещества под названием фенобарбитал. Врач сказал, что его уже редко назначают людям. Ветеринары используют этот препарат для умерщвления животных.

Она вдруг снова расплакалась.

— Где же он смог достать нечто подобное? — спрашиваю я, так как до сих пор не могу понять, почему Тайлер намеренно пытался покончить с собой.

— Понятия не имею, но, видимо, некоторые люди используют его от бессонницы, и Ванесса сказала, что у него были серьезные проблемы со сном в последнее время, — сообщает она, качая головой в полнейшей печали.

Пробивая фенобарбитал в поисковике, я вижу, что это препарат может быть использован для анестезии и крайних случаях бессонницы, а также усыплении животных. Для взрослых указана максимальная доза в размере ста миллиграммов.

— Если он принял пятьсот миллиграмм этого вещества наряду с обезболивающими, то ему повезло, что его нашли еще живым. Он определенно бы умер, — я качаю головой и целую маму в лоб.

— Иди отдохни, я пока посижу с ним некоторое время.

— Ванесса тоже там, — говорит она, прежде чем повернуться и отправиться блуждать по коридору.

Я останавливаюсь перед дверью палаты, закрываю глаза, делаю глубокий вдох. Кого я пытаюсь обмануть? Я достаю «Ксанакс» из кармана и кладу таблетки в рот. Я знал, что должен выпить одну по дороге в больницу. Я всегда ненавидел больницы, а сейчас я паниковал из-за того, что мне предстоит увидеть Тайлера в коме и общаться с Ванессой. Мой уровень тревоги зашкаливает. Я делаю глубокий вдох, прежде чем войти в комнату.

Мэнди

— Приготовиться к посадке, — сообщает пилот, и я начинаю морально готовить себя к встрече с моими родителями. Прошло много времени, и я не уверена, легко ли мне будет встретиться с папой и мамой. Я даже не знаю, смогу ли я посмотреть отцу в глаза, отразит ли выражение моего лица мои мысли.

— Здравствуй, дорогая, — говорит он, встречая меня на взлетной полосе. — Когда ты последний раз была дома?

— Привет, пап. Думаю, что на последнее рождество. Я была очень занята, — я тянусь и обнимаю его. — Как мама?

— Она чувствует себя лучше. Оживилась немного после того, как я сказал ей, что ты придешь домой в гости. Она хотела провести немного времени с тобой.

Он хватает мои сумки, и мы направляемся в сторону его пикапа. Он приехал на том же старом сине-белом Шевроле, на котором ездит с тех пор, как мы переехали в штат Теннесси.

— Не могу поверить, это эта штука все еще на ходу, — комментирую я, залезая на пассажирское сиденье.

— Вот дерьмо, едва не сломалась, — говорит он с ухмылкой. — Она проехала только четверть миллиона миль, поэтому у нее еще много лет жизни.

Четверть миллиона миль он мог накатать, разъезжая от побережья до побережья сто раз, но почти все эти мили были наезжены в места, расположенные в пределах пятидесяти миль от дома.

Я смотрю в окно, наслаждаясь живописными видами сельской местности штата Теннесси. Здесь все движется в совершенно ином темпе. Мы пересекаем старый мост, который напоминает мне о ручье, к которому я и мама любили ходить. Надеюсь, что у нее достаточно сил, чтобы отправиться на прогулку, потому что я бы хотела еще раз там побывать.

— Этот месяц выдался жарким и сухим, — говорит папа, чтобы завязать разговор, — Не помешало бы немного дождя для зелени.

— Да, растительность здесь довольно зеленая по сравнению с большинством мест, где я была.

Я смотрю вниз вдоль ручья и обращаю внимание, как красиво сверкает голубая вода на фоне темно-зеленых деревьев.

— Думаю, ты уже забыл, как здесь красиво, — я смотрю на него, чтобы увидеть его реакцию.

— Красиво, но также чертовки спокойно. Не думаю, что смогу усидеть здесь, когда выйду на пенсию.

Он смотрит на меня с угрюмым видом.

— Ты выходишь на пенсию? — спрашиваю я немного удивленно, так как ему только пятьдесят шесть.

— Нет, мне просто нравится говорить об этом, — он смеется и хлопает по рулю. — Помогает не сойти с ума, ты же знаешь?

— Знаю.

У всех вертятся в голове некоторые вещи, о которых мы думаем или говорим в попытке убедить себя, что в один прекрасный день жизнь станет лучше. Моя любимая, что однажды я встречу мужчину моей мечты. Я улыбаюсь, вдруг подумав о том, что Трей легко может быть таким человеком. Конечно, сейчас он, наверное, с Ванессой.

— Как прошла твоя поездка? — спрашивает папа, не позволяя восстановиться молчанию.

— Хорошо, только пришлось ее прервать из-за передозировки Тайлера, — отвечаю я резко.

— Да, это очень плохо. Сначала Виктор был застрелен, теперь Тайлер. Я должен позвонить Сильвии и узнать, как она, — говорит он с задумчивым взглядом на лице. — Похоже, что Трей снова станет подозреваемым номер один, так что все только усложнится.

— Уверена, — я закатываю глаза и смотрю за окно. — Эти гребаные таблоиды. Они просто выдумывают все это дерьмо!

— Они должны продавать журналы, а ничего не продается лучше, чем скандал, — усмехается он. — Особенно если речь идет о богатой семье. Мы все предпочли бы стать свидетелями того, как богачей рубят на куски. Ты ведь знаешь это, как никто другой, верно?

— Думаю, ты прав, — отвечаю я, желая сменить тему. — На оптимистичной волне я выиграла миллион с четвертью евро в казино Монте-Карло прошлой ночью!

Я воспряла духом, внезапно снова переживая острые ощущения от выигрыша всех этих денег.

— Святое дерьмо! Это сколько в долларах? — хрипит папа, и его голос звучит так, словно он по-настоящему поперхнулся.

— Трей говорит, что это будет около полутора миллионов долларов, — воспроизвожу я слова Трея.

— Иисус, это удивительно, девочка! — он качает головой и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Да, Трей и я играли в баккару, и просто выигрывали и выигрывали. Я делала ставки против Томми Фаулера, и мы выиграли три раза подряд. Он был настолько раздражен к концу... это было потрясающе! — объясняю я, по-прежнему упиваясь тем, как он чувствовал себя, когда мы выиграли у него.

— Томми Фаулер, да? Мне очень нравилось его телешоу, — говорит папа со вздохом. — Полагаю, что полтора миллиона долларов не кажутся чем-то существенным для парней вроде них. Трей скоро будет иметь больше денег, чем кто-либо мог бы потратить за десять жизней.

— Не знаю. Мне кажется, что в его жизни было много трудностей с тех пор, как он окончил колледж. Он хотел доказать Виктору, что сможет добиться всего самостоятельно, но не думаю, что это оказалось так легко, как он надеялся, — рассказываю я ему.

— Все не так просто, тыковка, — отвечает папа, понимающе улыбаясь мне и качая головой. — Мы живем в мире, где каждый готов сожрать другого. Здесь нет места слабым.

— Не думаю, что Трей слабый. Ему просто нужно найти хорошего наставника, — говорю я, думая о том, какое влияние правильный человек может оказать на него. — Он очень скучает по своему дедушке.

— Сейчас он такой же хороший человек, как и его дед. Эти двое были лучшими друзьями большую часть своей жизни, — выражение его лица вдруг меняется и он меняет тему. — Ну вот, мы почти дома, — говорит он, опасаясь, что молчание может привести к уточняющим вопросам.

Я хмыкаю, желая расспросить его о Сильвии. Было бы интересно посмотреть, докуда лично я смогу добраться, перед тем как он поймет, что Трей рассказал мне о романе. Но это было бы ребячеством.

Мое настроение резко падает при входе в дом, в котором стоит мертвая тишина и темно.

— Она отдыхает, — шепчет папа, сдержанно мне улыбаясь. — Я разбужу ее, а ты пока положи вещи в свою комнату.

Я иду по коридору в мою комнату, которая ничуть не изменилась с последнего моего посещения. На самом деле, она выглядит точно так же, когда я еще училась в школе. Пустая трата пространства, но приятно знать, что у меня все еще есть комната, где я выросла.

— Аманда?

Я слышу слабый хриплый голос мамы дальше по коридору.

— Привет, мам! — я выхожу, чтобы поздороваться с ней и наклониться, чтобы обнять ее. — Ты хорошо выглядишь, — комментирую я, радуясь, что она выглядит лучше, чем я думала, когда разговаривала с ней по телефону.

— Внешность может быть обманчива, — ворчит она, ерзая в инвалидном кресле. — Но думаю, я чувствую себя лучше, чем вчера.

— За последние несколько недель ей пришлось терпеть сильные боли, — добавляет отец, помогая ей устроится поудобнее.

— Ты голодна? У меня есть парочка стейков, приготовленных на гриле.

— Вы двое можете поесть стейков, меня трясет от них, — говорит мама, сморщив лицо.

— Она не может справиться с тяжелой пищей, — комментирует папа, поворачивая ее кресло в сторону кухни. — Ты все еще любишь стейки, Аманда?

— Люблю. Не думаю, что когда-нибудь он мне разонравится.

Я сажусь за кухонный стол, радуясь, что у меня и мамы будет шанс поговорить, пока отец готовит еду на гриле.

— Я никогда не любила стейки, пока твой отец не начал жарить их, — говорит мама с печалью, отражающейся в ее глазах. — Он действительно хороший человек, Аманда.

Видя искренность на ее лице, я чуть не расплакалась. Я нахожусь в молчаливом замешательстве и мне абсолютно нечего на это ответить. Почему ей осталась так мало? Я боролась со своими чувствами с тех пор, как папа меня встретил в аэропорту. До сих пор мне удавалось оставаться сердечной, но я не собираюсь сидеть здесь и притворяться, что он был прекрасным мужем. Мой разум начинает усиленно работать, в то время как мама наклоняется вперед, изучая мое выражение лица.

— Ты ведь знаешь, не так ли? — спрашивает она, и печальная улыбка расплывается на ее губах.

— Знаю что?

Я не могу понять, неужели я такая открытая. Мне действительно необходимо поработать над непроницаемостью лица.

— Ты узнала про Рея. Я всегда могу сказать, о чем он думает, прежде чем он произнесет слово, — говорит она, ставя свою пустую банку на стол и придвигая свое кресло ближе ко мне. — Уверена, ты заметила, что я не самый любящий человек в мире.

Я чувствую, мое настроение немного поднялось, и я киваю головой в знак согласия. Я всегда любила маму, особенно после приезда сюда, но я часто задавалась вопросом, а любила ли она Дарлу и меня на самом деле или просто терпела нас. Не то, чтобы она была плохой матерью, но она просто вела себя не совсем по-матерински.

— В еще более тяжелом положении находился Рей, — продолжает она. — Я, честно говоря, не обладаю романтической натурой, а он всегда был человеком, кто в этом сильно нуждался, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Я чувствую, как к моим щекам приливает кровь, слушая, как она осторожно говорит о половом влечении отца.

— Ты ничего не должна объяснять мне, мама.

— Да, но я хочу, чтобы ты знала всю историю.

Она смотрит в окно, чтобы убедиться, что папа до сих пор занят, прежде чем продолжить.

— Мы привыкли ужинать с Виктором и Сильвией довольно часто, когда жили в городе. Но однажды вечером я заметила взгляд, который твой отец бросал на Сильвию. Я сразу тогда поняла, что он влюблен, потому что это было написано на его лице. Я помню, как молилась, чтобы Виктор не заметил, и он не обратил на это внимания, но у меня не было ни тени сомнения, что между ними двумя что-то происходит.

— Что ты сделала? — теперь мои щеки действительно горят! — Ты ему высказала?

— Нет, — она улыбается и качает головой. — Нет, я, по правде говоря, немного успокоилась. Виктор все время был занят бизнесом, а Сильвия терпеть не могла проводить временя в одиночестве. Мне, с другой стороны, очень нравилось быть одной, поэтому я не возражала, что он приходил домой уже после того, как я уходила спать, — она снова улыбается. — Когда мы только поженились, я даже попытался прочитать некоторые из тех дрянных любовных романов, чтобы выяснить, чего мне не хватало.

Она продолжает качать головой из стороны в сторону.

— Я съеживалась и закатывала глаза, пока, наконец, не решила, что романтика просто не была заложена в моей ДНК. Полагаю, такое случается.

Она пожимает плечами и смотрит в окно.

— Так ты не спросила его об этом?

— Нет. Все были счастливы, так что я не сказала ни слова, — отвечает она, глядя вниз на свои пальцы, которые переплела друг с другом. — Когда родились близнецы, у Рея случился нервный срыв. Он, вероятно, был обеспокоен тем, что у одного из них мог оказаться большой нос или его карие глаза. Вот почему он звонил тебе на днях. Никто и никогда не делал тест на отцовство.

— Ну, ему не придется больше беспокоиться. Трей и я послали образцы ДНК, и выяснили, что мы не в родстве. Так что это было огромным облегчением.

— Хорошо. Он нервничал и вел себя, как кошка на раскаленной крыше с тех пор, как ты сказала, что тебе нравится мальчик. Я спрашивала его несколько раз, в чем проблема, но он просто отвечал, что ему не нравится, что Аманда болтается возле этого мальчика Эддисона, — она хихикает, — Я хотела спросить его, почему нет, но он бы просто менял тему или находил отговорки.

— Так когда же их отношения закончились?

— Когда Виктор узнал об этом, — говорит она, и на ее лице появляется противоречивое выражение. — Он однажды рылся в старом кедровом сундуке и обнаружил серию открыток и писем от Рея. Это был день, когда весь мир изменился для нас.

— Как долго они встречались друг с другом? — спрашиваю я, пораженная, что веду этот разговор с мамой.

— На протяжении многих лет, — она вздыхает. — Думаю, именно это задело Виктора больше всего. Некоторые послания было до и после рождения мальчиков, что ухудшило ситуацию. Сильвия хотела доказать, что мальчики были его, но он не позволил им пройти тестирование. Не думаю, что он хотел бы рисковать.

— Не могу поверить, что ты все же не развелась с ним, пройдя через что-то настолько травмирующее, — отвечаю я в изумлении. — Не думаю, что я смогла сделать это.

— Мы все были сосредоточены на вас, детях, — говорит она со слабой улыбкой. — Надеюсь, что тебе никогда не придется делать такой выбор.

— Я тоже.

Я встаю со стула, наклоняюсь и крепко ее обнимаю.

— Спасибо тебе за самоотверженность.

Ее глаза подрагивают, как будто слеза где-то внутри попала в ловушку.

— Я сказала ему, что он может уйти, когда ты пошла в школу. Сильвия к тому времени уже была разведена, и я знала, что он будет счастливее в Нью-Йорке.

— Правда? И он не ушел?

Я присаживаюсь обратно, придвигая стул прямо к ее.

— Нет. Он знал, что я не очень хорошо себя чувствую, поэтому захотел остаться и убедиться, что со мной все в порядке, — говорит она с небольшим треском в голосе. — Пару месяцев спустя мне был поставлен диагноз.

— Понятно, — я кладу свои руки поверх ее и нежно поглаживаю. — Я рада, что он остался с тобой. Я бы сильно волновалась, если бы ты осталась здесь в одиночестве.

— Я сказала ему, что могла бы жить у моей сестры и шурина. У них имеется свободная спальня на первом этаже, — она смотрит в окно, заметив какое-то движение. — Ладно, приводим себя в порядок. Он возвращается.

Я встаю и тяну свой стул на другую сторону стола, прежде чем отправиться в ванную. Мне нужно немного прийти в себя до встречи с ним. Я так рада, что она мне рассказала все, иначе я бы, наверное, возненавидела его навсегда.

В конце концов, он, возможно, порядочный человек.

— Приходи и ешь, Аманда, а то остынет, — кричит он из кухни по истечении пары минут.

Мне приходится рассмеяться, когда я иду обратно в комнату, и обнаруживаю стейк на тарелке вместе с вилкой и острым ножом. Это, безусловно, мужское видение еды. Увидев мою реакцию, мама дразнит его.

— Ей бы, наверное, понравились, если бы ты подал с ним овощи или, по крайней мере, картофель.

Она прищурено смотрит на папу.

— Прости, я так и не стал лучшим поваром. Как насчет ломтика хлеба и нескольких соленых огурчиков, — говорит он со смехом. — Огурцы богаты витаминами.

— Было бы прекрасно.

Мне следует улыбнуться, когда он идет к холодильнику в поисках разносолов.

— Они прямо перед тобой, Рей, — мама усмехается. — Прямо слева.

— Черт, дальнозоркость, — папа качает головой и ставит соленья на стол. — Тяжело стареть.

— С тобой была та же самая чертовщина, когда тебе было двадцать пять, — упрекает его мама, ухмыляясь. — Мне кажется, что тестостерон, должно быть, ужасен для твоего зрения.

Улыбка ползет по моему лицу, когда я слушаю стеб между этими двумя. Я прямо могу услышать, как мы с Треем когда-нибудь будем общаться между собой так же. Интересно, как обстоят дела у него? Надеюсь, что Тайлеру лучше.

Трей

Когда я вхожу в палату Тайлера, меня приветствует ритмичный звук аппарата искусственной вентиляции легких, а также писк и стрекот машины, которая контролирует все его жизненно важные органы в режиме реального времени. Тонометр начинает измерять давления, и машина делает еще одну серию звуковых сигналов перед тем, как на экране отображаются результаты. Девяносто шесть на пятьдесят восемь показывает экран. Ничего себе, кажется давление довольно низкое.

Я смотрю на Ванессу, сидящую в кресле с закрытыми глазами. Уверен, она не сомкнула глаз всю ночь, но при этом выглядит хорошо. Я присаживаюсь на кресло, расположенное с другой стороны кровати Тайлера, и также закрываю глаза. У нас уйма времени и нечем заняться, так что нет никаких причин ее будить.

— Когда ты сюда пришел?— спрашивает она вскоре после того, как я задремал.

— Буквально несколько минут назад, не хотел тебя будить.

Я встаю, чтобы обнять ее.

— Твой одеколон заполнил пространство и сообщил мне о твоем присутствии, — дразнит она. — Ты можешь поверить в это дерьмо? — спрашивает она, поворачиваясь обратно к Тайлеру.

— На самом деле, нет. Что было в предсмертной записке?

— Полиция передала мне копию, если ты хочешь прочитать ее, — говорит она, подойдя к сумке, чтобы достать бумагу. — По существу, он признается в убийстве отца.

Она протягивает мне записку, и я смотрю вниз на то, что, безусловно, кажется предсмертной запиской, написанной им.

Ванесса, мама и Трей.

Мне так жаль за то, что я сделал.

В то время это казалось правильным.

Но теперь, когда он ушел, я просто не могу жить в мире с самим собой.

Жаль, что меня не будет с тобой рядом, Ванесса.

Трей, я надеюсь, ты будешь с ней рядом.

Мам, прости за все.

Люблю вас всех,

Тайлер

Пока я читаю короткую записку, пытаюсь представить, как Тайлер произносит эти слова, но у меня, честно говоря, не складывается картинка. Это не похоже на него. Почерк вроде бы его, но текст записки не свойственен ему. Я вспоминаю день похорон и его дикие обвинения. В то время у меня было такое ощущение, будто он был как-то зациклен на мне, но я, по правде сказать, не верю, что он мог бы на это пойти.

— Он этого не делал, — раздается голос мамы сзади меня.— Ни один из моих мальчиков не может быть ответственным за такое зверство.

Она забирает записку из моей руки и изучает ее, как будто видит впервые.

— Я сказала им, чтобы эту записку изучил эксперт. Уверена, что они обнаружат, что это подделка. Невозможно, чтобы мой мальчик убил отца, а затем пытался покончить жизнь самоубийством. У него было ради чего жить.

Она начинает рыдать, пока подходит к постели, берет его за руку и поднимает ее к своему сердцу.

— Я знаю, что ты еще там, малыш. Возвращайся, и я обещаю тебе, что мы все уладим.

Я оборачиваю руку вокруг плеч мамы и обнимаю ее, чтобы поддержать.

— Согласен с тобой, мама. Что-то здесь нечисто. Я знаю, что он был недоволен и боролся с болеутоляющими, но невозможно представить, чтобы это было правдой.

Ванесса делает мне знаки глазами и кивает головой, подавая мне сигнал, чтобы я присоединился к ней в коридоре. Я похлопываю маму по спине и делаю шаг назад, чтобы присоединиться к Ванессе за дверью.

— Это честно, первое, что хотя бы как-то объясняет то, что произошло в прошлом месяце, — шепчет она, а глаза умоляют, чтобы ее кто-то выслушал.

— Я знаю, ты говорила, что он был странным в последнее время, но полагаю, что, по правде сказать, понятия не имею, что происходило между вами, — отвечаю я, ища на ее лице улики.

— Он был так зол, и казалось, будто не мог находиться со мной в одной комнате. Я пыталась поговорить с ним об этом, но он бы не вылез из панциря и все равно бы не сказал, что его беспокоит. Ты знаешь, какой он, Трей.

Ванесса тянет меня дальше по коридору прочь от дверного проема палаты Тайлера.

— Я знаю, что он никогда не умел совладать со своими эмоциями. Он так и не может справиться с той болью, когда понял, что не сможет больше играть в мяч в колледже, — говорю я соответствующе, желая увидеть, куда приведет нас этот разговор.

— Он распалился гневом на Виктора, из-за того, что тот согласился сделать Томми генеральным директором компании. Он утверждал, что у него имеются какие-то доказательства, что тот мошенник и что его компании были не столь успешны, как он изображал на своем ТВ-шоу, — она прикусывает губу, и вдруг у нее появляется взгляд, будто она сожалеет, что поделилась со мной этой информацией. — Я не знаю, имеет ли это отношение к чему-либо из этого, но несколько дней назад он был очень расстроен.

— Да, Томми разыскал меня в Монако, чтобы позлорадствовать по поводу того, что теперь он будет генеральным директором и будет контролировать право голоса на наши акции компании. Я могу понять, отчего у Тайлера снесло крышу. Он никогда сильно не любил Томми.

— Знаю. У меня было чувство, когда он ушел, что произойдет что-то плохое. Кто-то позвонил ему на телефон, и в течение нескольких минут у них был серьезный спор из-за Томми. Я пыталась его успокоить, но он оттолкнул меня в сторону и вышел с телефоном в коридор, — объясняет она, медленно качая головой из стороны в сторону, и глядя немного растерянно. — Когда все стихло, я вышла поговорить с ним, но он уже исчез.

— Нам нужно выяснить, кто ему звонил. Ты рассказала полиции о телефонном звонке? — спрашиваю я, стремясь сделать так, чтобы расследование двигалось в новом направлении.

— Нет. Я все еще находилась в шоке, когда они были здесь, но я позвоню им утром.

— У тебя есть их визитная карточка? Еще не поздно набрать их прямо сейчас, — я смотрю на часы, чтобы уточнить время. — Все мы знаем, что парень может покинуть город.

— Я принесу их карточки, — бормочет она, возвращаясь обратно в палату Тайлера.

— Подожди, есть еще одна вещь, которая беспокоит меня, — я повернулся к ней лицом и понизил голос. — Он оставил на моем автоответчике сообщение о том, что гребаный Томми сначала Ванессу, а сейчас компанию. Сразу после этого я услышал, как он и его телефон упали на пол. Что он имел в виду, говоря про «сначала Ванессу»?

Ее глаза тут же расширяются, и цвет сходит с ее лица.

— Я… понятия не имею. Может потому, что мы встречались в школе? Я не знаю, Трей. Он просто ненавидит Томми, — заявляет она холодно, снова поворачиваясь лицом к палате Тайлера.

Следя взглядом за ее возвращением в палату, я начинаю осознавать, что она больше не та девушка, которую я полюбил много лет назад. Что-то изменилось. Я знаю, что у нее были трудные времена, ей приходилось иметь дело с перепадами настроения Тайлера и его наркоманией, но она не проронила ни одной слезинки с тех пор, как я приехал. Например,с другой стороны, мама находится в плачевном состоянии. Мне необходимо отправить этих двоих домой, чтобы немного отдохнуть.

Глава 8

Трей

Сидя и слушая пикание системы жизнеобеспечения Тайлера, через двадцать минут я уже сожалею о том, что отослал маму и Ванессу домой. Поскольку в больнице мне всегда не по себе, то, вероятнее всего, я не засну сегодня. Для меня становится приятным отвлечением медсестра, которая входит в дверь, чтобы проверить его.

— Привет, я его брат близнец, Трей, — говорю я ей, поднимаясь с кресла.

— Ладно, на секунду вы меня напугали. Вы двое действительно выглядите одинаково, — хихикает она.

— Как у него дела? – спрашиваю я, обеспокоенный тем, что он не проявляет никаких признаков жизни.

— Ну, его держали на Налоксоне (прим.пер. антагонист опиоидных рецепторов), сколько могли, но вопрос лишь в том, какой урон уже был нанесен. Невролог сказал, что ЭЭГ выглядела довольно неплохо, — отвечает она, проверяя все его характеристики. — Его кровяное давление все еще возвращается к нормальному.

— Обычно люди выздоравливают после такого? — спрашиваю я, ища заверения.

Тот факт, что он даже не продемонстрировал признаков жизни с тех пор, как я приехал, вызывает у меня чувство тошноты.

— Ну, его мозг функционирует, и жизненные показатели улучшаются, я думаю, он имеет довольно неплохой шанс. Врач должен подойти в ближайшее время, он сможет дать вам лучшее представление о том, чего ожидать.

Она вежливо улыбается и приступает к записи нескольких вещей в его карте.

— Я могу вам чем-то помочь? — спрашивает она, прежде чем покинуть комнату.

— Нет, я в порядке.

— В конце коридора есть гостиная для членов семей, если вы захотите выпить чашечку кофе или перекусить, — добавляет она, прежде чем закрыть дверь.

— Спасибо.

Я поворачиваюсь к кровати и просто смотрю на Тайлера. Несмотря на то, что у нас были взлеты и падения, только тот, кто является близнецом, может понять связь между нами. Я беру его за руку и приподнимаю ее с постели. Это так странно, что его рука полностью безжизненна.

— У нас с тобой до сих пор особая связь, брат, — говорю я ему, несмотря на то, что он, несомненно, не может услышать меня. — Когда я увидел эти сообщения от тебя, я почувствовал что-то неладное. Мне жаль, что я не прослушал их сразу. Я просто не хотел иметь дело с плохими новостями.

Мой телефон вибрирует, я его вынимаю и вижу сообщение от Мэнди.

Мэнди: Как там дела?

Трей: Тайлер все еще без сознания, но они надеются.

Мэнди: Как насчет твоей мамы и Ванессы?

Трей: Мама в плохом состоянии. Я отправил их обеих домой отсыпаться.

Мэнди: Так ты там в одиночестве?

Трей: Да, но тут много людей, которые приходят и уходят.

Мэнди: Жаль, что меня там нет.

Трей: Мне тоже.

Мэнди: Постарайся поспать.

Трей: Ты тоже. Буду держать тебя в курсе.

Мэнди: Целую-обнимаю.

Трей: Чмоки-чмоки.

После нашего обмена сообщениями, я опешил от сильного чувства тоски внутри меня. Я хочу, чтобы она находилась здесь со мной прямо сейчас, больше, чем когда-либо. Смотрю на часы и понимаю, что прошло всего четыре часа с тех пор, как мы расстались в аэропорту, но мне кажется, что намного дольше. Я сижу в кресле и думаю о невероятном сексе, который был у меня с ней во время нашего обратного рейса. Полагаю, что это был пик моей сексуальной жизни до настоящего времени. Черт, мысли об этом не помогут мне заснуть. Дверь внезапно открывается снова, напугав меня. Я быстро передвигаюсь на стуле, чтобы скрыть любые доказательства возбуждения, спровоцированного моими мыслями.

— Мистер Эддисон? — спрашивает меня сотрудник полиции.

— Да, — отвечаю я, осторожно поднимаясь с кресла.

— Подозрения вашей матери подтвердились, — начинает он. — Предсмертная записка не была написана вашим братом. Тот, кто написал ее, очевидно, имел доступ к образцу его почерка.

— Я знал, что эта записка написана не им, — отвечаю я, подтверждая свои подозрения.

— Спасибо, кстати, что позвонили и сообщили, о чем Ванесса не рассказала нам, — говорит он, открывая приложение на своем iPad. — Она знает имя звонившего?

— Не думаю. Она слышала разговор только с одной стороны, но Ванесса сообщила, что обстановка накалилась практически сразу же.

Я напрягся и потер шею сзади, которая затекла от того, что мне много пришлось сидеть в последнее время.

— Вы знаете, кто это был? — спрашивает он многозначительно.

— Откуда мне знать? — спрашиваю я, совершенно растерявшись от этого вопроса офицера.

— Ладно, я общался по телефону с детективом Келли. Вы все еще находитесь под следствием из-за смерти вашего отца, а теперь еще и ваш брат чуть не погиб, — отвечает он со стальным блеском в глазах. — Если бы ваш брат погиб, то вы остались бы единственным наследником всего состояния.

— Эй, — отвечаю я, и колесики в моих мозгах моментально начинают крутиться. — Меня не волнует, что я унаследую. Даже близко нет, чтобы я мог кого-то убить, особенно отца и брата!

Я делаю шаг назад, испытывая потрясение от его обвинения.

— Ну, большинство преступлений, подобных этому, совершаются близкими родственниками, которыми движет жадность, — офицер продолжает говорить, но в моей голове уже крутится миллион разных мыслей. — Я не вижу никакого мотива, чтобы Ванесса действовала в одиночку, поскольку они были обручены, — заключает он и только тишина заполняет пространство между нами.

— Ванесса сказала, что он спорил с абонентом о Томми Фаулере. Это не имело ничего общего со мной! — я возражаю после того, как мои мысли начинают проясняться. Кажется, это очевидный сбой в его неприятной теории.

— Это то, что она говорит, — он посылает мне тревожный взгляд. — Между вами и Ванессой есть история?

Его вопрос едва не заставляет мой желудок сжаться и вытолкнуть все его содержимое наружу. Я по-настоящему чувствую резкий всплеск кислоты, которая поднимается до моего горла. Я гляжу на него в полном недоумении, ошарашенный его вопросом. Неужели он подумал, что между Ванессой и мной может существовать какой-то сговор?

— Нет! — выпаливаю я. — Я хочу сказать, что мы старые друзья, которые вместе росли, но она была с Тайлером в течение многих лет.

Я протягиваю руку и позволяю себе рухнуть обратно в кресло.

— Вы в порядке? — спрашивает он, глядя на меня с беспокойством.

— Да, только у меня был адский день, а теперь меня обвиняют в попытке убийства моего брата.

Я провожу рукой по лицу, и капли пота падают на колени.

— Кажется, вы сильно перенервничали, — произносит он, видя, как пот капает с моего лица. — Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Я страдаю от беспокойства и у меня были самые напряженные две недели, какие кто-либо только мог себе представить. Кроме того, больницы заставляют меня испытывать клаустрофобию. Так что нет, я, наверное, не в порядке.

Я тянусь в сторону, беру бумажное полотенце и вытираю пот с лица и лба. — Я просто не могу поверить во все это дерьмо.

— Мне очень жаль, Трей, но нам нужно оценить, являетесь ли вы угрозой для безопасности вашего брата или нет, — добавляет он, заставляя меня вдруг осознать, что они обеспокоены тем, что я нахожусь с Тайлером наедине в комнате.

— Серьезно? — я задыхаюсь, закрывая глаза и откидывая голову назад к стене. — Я не имею ничего общего с этим. Не могу поверить, что вам пришло это в голову.

— Ну, во-первых, Ванесса не слишком расстроилась, когда мы ее допрашивал. Это, как правило, является ярким сигналом, — объясняет он.

— Согласен, — отвечаю я. — Я подумал то же самое. Мама была сегодня не в себе, а Ванесса казалась слегка равнодушной ко всему.

— Потом, когда я разговаривал с детективом Келли, он упомянул, что вы привели на похороны своего отца девушку, очень похожую на Ванессу, — добавляет он, и мой желудок тут же пронзает боль. — Он сообщил, что несколько человек, присутствовавших там, высказали ему свои соображения по поводу того, что это сходство было довольно сильным.

Он делает паузу, очевидно, ища подсказки в моей реакции на его заявление.

— Я больше не скажу ни слова, не посоветовавшись предварительно со своим адвокатом.

Я прохожу мимо него и выхожу в коридор, пытаясь отдышаться.

— Ваш отец собирается переписать завещание, и он умирает. Ваш брат хочет жениться на женщине, которую вы всегда любили, и кто-то пытается покончить с ним, — размышляет он вслух, выходя за мной из палаты. — В конце концов, вы и Ванесса сходитесь и делите все состояние между собой.

Он пристально смотрит на меня, я разворачиваюсь на каблуке, внимательно глядя на него.

— Я не могу позволить вам остаться здесь сегодня вечером без присмотра, — добавляет он через несколько секунд.

— Понимаю. Я отправлюсь к матери и завтра первым делом пообщаюсь со своим адвокатом, — говорю я ему быстро. — Я не убивал своего отца, и не был ни в каком сговоре с Ванессой. Я больше ее не люблю.

— Если это правда, то могу ли я посмотреть ваш телефон, — спрашивает он, вызывая во мне еще одну ударную волну, отзывающуюся по всей моей нервной системе.

Я быстро просчитываю в мозгу, сколько раз она позвонила мне и отправила текстовые сообщения. Некоторые из смс легко могут быть истолкованы неверно. Твою мать!

— Первой вещью, которую я сделаю с утра, это поговорю с моим адвокатом, и тогда я предоставлю вам все, что необходимо, — говорю я ему с полной искренностью.

— Это именно то, о чем я думал, — он проводит по IPad дважды руками и добавляет. — Не покидайте город в течение следующих нескольких дней. Это лишь начало расследования.

— Я хотя бы могу попрощаться со своим братом? — спрашиваю я, оглядываясь в сторону его палаты.

Коп смотрит на меня с сомнением и кивает в сторону лифта.

— Он стабилен. Вы можете видеть его утром.

Я достаю свой телефон, чтобы сообщить Тони, что мне нужно ехать домой к маме. Я подслушиваю, как офицер говорит медсестре в регистратуре, чтобы мне не разрешали никакого свободного посещения. Я должен злиться, но только чувствую себя больным.

— Будем в контакте, мистер Эддисон, — говорит он, кривя губу, когда заходит в лифт и двери начинают закрываться за ним.

Я делаю два быстрых шага, чтобы добраться до лифта, пока не закрылись двери.

— Вы не найдете никаких доказательств, связывающих меня с каким-либо из преступлений, потому что я не имел ничего общего с этим!

Я стою к нему лицом к лицу, пока лифт не издает сигнал, что двери не закрывались в течение длительного времени.

— Вы тратите время впустую вместо того, чтобы найти, кто на самом деле стоит за этим!

— Как я уже сказал, сэр, это только начало расследования, — произносит он с вызывающим взглядом. — Буду на связи, — добавляет он, когда двери снова начинают закрываться.

Я снова останавливаю закрывающиеся двери.

— Кто-то должен остаться с ним, пока мама не сможет приехать сюда. Я не оставлю его здесь одного.

— Через сколько она прибудет? — спрашивает он, видимо, поняв мое беспокойство.

— Я позвоню ей сейчас, поэтому, наверное, через двадцать минут.

Я разблокирую свой телефон и набираю ее номер.

— Я могу посидеть здесь, пока она не появится, — отвечает он, выходя из лифта и направляясь обратно в палату Тайлера.

Я поворачиваюсь и смотрю на сестринский пост, где старшая медсестра устремила на меня взгляд. Я просто пожимаю плечами и качаю головой. Это не стоит затраченных времени и сил, которые потребуется, чтобы все ей объяснить. Я протягиваю руку и нажимаю на кнопку лифта, надеясь, что мама услышит телефон и снимет трубку.

Мэнди

Чувство неловкости накрывает меня, когда я лежу в своей старой кровати. «Просто расслабься, все наладится», — говорю я себе. Тот факт, что мама болеет и папа страдает в браке с нелюбимым человеком все эти годы, достаточен, чтобы сделать меня больной. Кроме того, я могу судить по молчанию моего телефона, что Трей вернулся в мир дерьма. Я испытываю желание позвонить ему, но не хочу беспокоить его, если он находится в больнице. Я переворачиваюсь на бок и пытаюсь вытолкнуть все мысли из головы.

После нескольких попыток сосредоточиться на том, чтобы расслабиться, я протягиваю руку и достаю телефон из тумбочки. Я жалка. Нажимаю на последний разговор с ним и читаю сообщения, которыми мы обменялись. Вдруг мой телефон вибрирует и в нижней части экрана появляется значок, что пришло новое сообщение.

Трей: Позвони мне, если еще не спишь.

Огромная улыбка расползается на моем лице, мое настроение меняется. Я нажимаю на телефон и выбираю его имя.

— Что делаешь? — спрашивает он страстным голосом, от которого у меня бегут по коже мурашки.

— Просто лежу в постели и думаю о тебе, — отвечаю я, пока мои губы расплываются еще больше.

— Я тоже думаю о тебе. Удалось поговорить с отцом? — спрашивает он, и кажется, что он как-то нетерпелив, сразу переходя к делу.

— Нет. Но мама и я беседовали почти всю ночь, и она знает обо всем. На самом деле, она сказала, что твой отец нашел карточки и принял к сведению, что мой папа посылал их Сильвии. Вот как он узнал о романе.

— Правда? — спрашивает он, его голос оживляется.

— Да, он нашел их в сундуке из кедра вместе с дневником твоей матери, — говорю я ему, радуясь, что могу поделиться потенциально хорошей новостью с ним.

— Хорошо, я проведу ночь в ее доме, — объясняет он. — Она возвращается в больницу, чтобы остаться с Тайлером, так как полицейские относятся ко мне, как к подозреваемому по его делу тоже.

— Что они делают? — его заявление буквально взрывает мой мозг. — В это время ты даже не находился в стране!

— Знаю, но это не имеет значения. Я был здесь на прошлой неделе, так что у меня имелась возможность все организовать наподобие того, как произошло с отцом. Кажется, они думают, что я отправляюсь в путешествие, когда мне требуется алиби.

Он замолкает, и я могу представить, что он сейчас качает головой.

— По словам полицейского, их последняя версия, что Ванесса и я сговорились, чтобы унаследовать все состояние отца. Мне даже страшно выйти в интернет. Уверен, TMZ и Enquirer уже во всю пишут об этом.

— Мне очень жаль. Ты говоришь так изнуренно, — отвечаю я, полностью ощущая его боль. — Мне жаль, что я ничего не могу сделать, чтобы помочь тебе.

— Ладно, будь добра спроси свою маму, есть ли у нее какие-либо письма или открытки, которые можно отправить Юргену, и я поступлю точно также.

— Я узнаю у нее утром. Я думала об этом сегодня вечером, но не смогла придумать хороший повод, чтобы обратиться к ней с этой просьбой, — отвечаю я ему честно. — Я не хотела рассказывать ей всю историю о торговле инсайдерской информации.

— Логично. Просто спроси ее, находила ли она когда-либо какие-нибудь письма от моей мамы твоему отцу. По крайней мере, ты будешь знать, существуют ли документы, которые следует искать, — говорит он, и из его уст это звучит так, как будто все просто. — Ты можешь поискать их, когда она будет в ванной или где-то еще.

— Хорошо, я постараюсь и посмотрю, что найду, — соглашаюсь я, хотя понимаю, что будет неловко, если мама застанет меня. — Я дам тебе знать, если найду.

— Я тоже поищу. Спокойной ночи, Мэнди. Ты, должно быть, тоже сильно утомилась, — вздыхает он в трубку.

— Знаю. Я слишком устала, чтобы спать, мои глаза просто горят.

Я поворачиваюсь на спину и закрываю их, довольная тем, что просто слушаю его дыхание.

— Когда все это закончится, ты и я отправимся на отдых твоей мечты, — говорит он, возвращаясь назад к своему фирменному страстному тону.

— Я буду настаивать на этом, — отвечаю я, хихикая. — А пока тебе необходимо держаться подальше от Ванессы!

— Я полностью покончил с Ванессой. Я хочу, чтобы ты мне поверила, — отвечает он с такой напряженностью в голосе, которую я раньше ни разу не слышала у него.

— Я начинаю верить в это. Возможно, — я делаю паузу, ожидая, какой ответ смогу получить от него.

— Мне ненавистно, что приходится говорить это по телефону, но я довольно сильно влюбляюсь в тебя, — произносит он, почти извиняющимся тоном. — Я уже скучаю по тебе.

— Не переживай, потому что я тоже скучаю по тебе, — признаюсь я. — Я начала скучать по тебе через десять минут, как только села на свой рейс.

— Хорошо, это заставляет меня чувствовать себя лучше, — говорит он задумчиво. — Как твоя мама?

— Слаба, но мы, правда, провели вместе хороший вечер. Казалось, она была очень рада меня видеть на этот раз, — у меня перехватывает дыхание только от того, что я думаю об этом. — Знаешь, что действительно странно? Она в курсе измены. Она, видимо, знала все это время.

Я начинаю делиться всеми грязными подробностями нашей беседы и то, как она попросила меня, чтобы я не закрывалась по отношению к отцу.

— Я рад, что вы все же поговорили. Это, безусловно, поможет в твоих отношениях с отцом. А теперь пора спать, — говорит он, явно заметив мое слишком эмоциональное состояние.

— Хорошо. Я рада, что ты позвонил.

— Я тоже. Спокойной ночи, Мэнди.

Я смотрю на телефон, и на нем видно, что вызов завершен. Он влюбляется в меня. Это круто. Я продолжаю пялиться в телефон, пока экран не становится черным. Внутри себя я ощущаю теплое покалывание, которое только Трей может вывести на поверхность. Это то, о чем я даже не подозревала до той ночи, пока мы впервые не занялись любовью. Я думала, что дело в его прикосновении, но, кажется, это чувство легко преодолевает расстояние в тысячи километров между нами. Это удивительно. Я закрываю глаза и засыпаю, крепко держа телефон в своей руке.

Глава 9

Трей

Дернувшись во сне, я тут же просыпаюсь. Часы показывают 3:59 утра, и я понимаю, что, скорее всего, мне больше не удастся уснуть. Я перебираю свою сумку в поисках «Ксанакса», и, найдя его, кладу в рот в надежде, что он достаточно быстро подействует, и я смогу немного отдохнуть. Мой адвокат появится только через четыре часа, так что мне, по правде сказать, пока нечем заняться. Я решаю отправить маме сообщение, так что, будем надеяться, что телефон находится при ней.

Я: За ночь что-нибудь изменилось?

Она отвечает сразу, и мне становится ясно, что она не спала.

Мама: Нет. Я, правда, беспокоюсь о нем. Его давление перестало расти.

Я: Пока он стабилен, с ним, наверное, все в порядке.

У меня нет оснований полагать, что я просто отписываюсь, но мне хотелось ее как-то утешить. Уверен, что Тайлер удастся пережить детоксикацию организма от обезболивающих, которыми он пичкал себя последние несколько лет. Это не способствует его выздоровлению. Я очень надеюсь, что на этот раз он приложит усилия, чтобы избавиться от них полностью, если не для себя, то хотя бы ради Ванессы.

Мама: Ты вернешься?

Я: Да, но после того, как поговорю со своим адвокатом. Ты должна будешь быть там со мной. Они не позволят мне остаться наедине с ним в комнате.

Мама: Это какое-то безумие. Приезжай, когда сможешь.

Я знаю, что это плохо, что мама сидит там одна-одинешенька, поэтому я быстро отправляю сообщение Ванессе, чтобы узнать, не может ли она посидеть с ней. Через десять минут ожидания ответа от нее, я сообщаю Ванессе, что приеду сам, и что она приходила, когда сможет.

Прежде чем покинуть дом, я решаю, что это может оказаться моим последним шансом заглянуть в мамину шкатулку из кедра, поскольку Чарльз храпит так громко, что я мог бы использовать его вместо устройства мониторинга. Я проскальзываю в спальню мамы и включаю свет, радуясь, что она и Чарльз не живут в одной комнате. На шкатулке лежат несколько стопок писем, поэтому я быстро перемещаю их на кровать и осторожно открываю крышку. После того как я откладываю несколько фотоальбомов, я натыкаюсь на ее дневник, и под ним оказывается стопка писем и открыток, аккуратно перевязанные с двух сторон резинками. Бинго!

Я быстро просматриваю их и нахожу открытку, датированную примерно за год до моего рождения. Рэй послал ее маме с Гавайев, но в тексте нет ничего романтичного. Я предполагаю, что он был осторожен, поскольку такую открытку мог прочитать любой. Но прямо под ней находится письмо. Я быстро открываю его и пробегаюсь глазами по тексту. Рэй написал его в то же самое время, пока находился на Гавайях, и в письме он рассказывает ей о том, как ему одиноко без нее. Хотя Мэгги и Дарла были в это время с ним, он не мог перестать думать о своей любви. Если папа прочитал что-то в этом роде,то я могу понять, почему он был так опустошен.

Мое сердце опускается, как только я читаю текст, написанный чуть ниже. Я не знаю, зачем он написал так много такого, но, видимо, было проще написать, чем позвонить по телефону. Все это происходило до того, как стали популярны мобильные телефоны, так что ему, наверное, приходилось разговаривать по телефону либо из дома, либо на работе. Я вдруг представляю себе, как они звонят друг другу в оговоренное время. Это дает мне новое понимание того, как жизнь изменилась в цифровую эпоху.

Я забираю три письма из пачки, охватывающей целое десятилетие. В одном из них Рэй предлагает сделать тест на отцовство, чтобы установить, кто же является нашим настоящим отцом: он или Виктор. Бинго! Я собираюсь сделать с них копии и переправить их Юргену после обеда. Надеюсь, Мэнди сделает то же самое, чтобы мы могли отмести часть их косвенных улик против меня.

У меня на нервной почве урчит желудок из-за того, что, возможно, сейчас все зависит от того, будет ли найден настоящий виновник. Полицейские и ФБР просто пытаются связать меня с тем, кто совершает эти преступления. Мой желудок снова урчит, давая мне знать, что следует перекусить по дороге в больницу. Будет еще один длинный день. Я посылаю Тони сообщение, давая ему понять, что хотел бы вернуться в больницу, как только он появится.

~~~

— Доброе утро, мама. Я принес тебе завтрак.

Я протягиваю ей коробку с бутербродом с ветчиной, яйцом и сыром на свежеиспеченном круассане и ванильный латте.

— Ммм, спасибо. Все очень вкусно пахнет.

Она улыбается мне, но глаза наполнены болью.

— Тони поднялся с постели, чтобы принести тебе это?

— На самом деле, я думаю, что он спал в машине.

Я открываю коробку и достаю бутерброд.

— Он хороший человек, — размышляет она, потягивая свой латте. — Если бы я была на двадцать лет моложе.

— Эй, женщины, предпочитающие молодых мужчин, сейчас в моде. Особенно те, у кого, как у тебя, имеются деньги, — дразню я ее. — Вместо того чтобы выходить замуж за старого пердуна.

— Веди себя прилично.

Она бросает на меня злой взгляд.

— Чарльз — хорошая компания для меня.

— Понимаю, мам.

Я ухмыляюсь и отпускаю ее.

Пока мы в тишине едим наши бутерброды, Тайлер вдруг выпускает вполне определенный стон. Мы оба бросаем взгляд друг на друга, и одновременно вскакиваем с наших мест. Его глаза все еще закрыты, но есть определенное движение в правой руке.

Мама сразу же тянется к нему.

— Тайлер, ты здесь?

Он издает еще один стон и сжимает немного ее руку, прежде чем в комнате вновь воцаряется тишина.

— Думаю, это хороший знак, — уверяю я ее, пока она целует его руку и пристально на него смотрит.

— Это отличный знак!— отвечает она, и слезы появляются в уголках ее глаз.

— Ты видел, как он сжал мою руку?

— Видел. Он также попытался открыть глаза.

Я протягиваю руку и своими кончиками пальцев провожу по его лбу.

— Его веки дрожали.

— Он выживет, — она улыбается, продолжая крепко сжимать его руку.

Мэнди

После сна, который, как мне показалось, длился несколько часов, я, наконец, прихожу в себя. Первое, что замечаю, я лежу на чем-то жестком и неудобном. Я поворачиваюсь на бок и растягиваю позвоночник, рыщу в поисках телефона. Я поворачиваюсь на спину и снова пытаюсь растянуть застывшие мышцы позвоночника.

Я протерла глаза, окончательно избавляясь от сонного состояния, и нажимаю на кнопку питания телефона. Боже мой, сейчас 9:49. Не могу поверить, что я спала так долго. Я про себя отмечаю, что сегодня пятница, и неделя уже пронеслась. Я пытаюсь сесть, потираю свое лицо обеими руками в попытке окончательно проснуться. Я немного удивлена тем, что от Трея нет вестей, но полагаю, что он не хотел рисковать и разбудить меня. В доме полнейшая тишина, за исключением поскрипывания старых половиц под моими ногами. Когда я выхожу в коридор, то заглядываю за угол, но везде тишина. Я прохожу через кухню и захожу в спальню мамы, но и здесь никого нет. Возможно, мама сейчас на приеме у врача или что-то в этом роде.

Я прохожу в угол их спальни, к старому отцовскому бюро с выдвижной крышкой, и откидываю ее назад. Перед моими глазами открывается большой ассортимент бумаг. Я открываю небольшой деревянный ящик на правой стороне, чтобы найти его чековую книжку. Я открываю другой ящик, который выглядит так, как будто здесь скопилась куча неоплаченных счетов. Затем перехожу к большому нижнему ящику, который заполнен папками. Я сразу же тянусь рукой к толстой, немаркированной папке в самой глубине ящика, которая бросилась мне в глаза. Пока я, сидя на коленях, достаю папку, я думаю о том, что мужчины так предсказуемы. Мне смешно, что отец создал отдельный почтовый ящик в городе, чтобы получать письма от нее, а потом хранил их в таком явном месте. Неудивительно, что мама знала о его романе.

Мое сердце печалится за нее, пока я просматриваю открытки и письма от Сильвии, которые папа получил все эти годы. Оказывается, переписка приостановилась на несколько лет, но после развода Сильвии началась снова. В одном из писем она четко говорит, что у нее имеется компаньон по имени Чарльз, но между ними совершенно платонические отношения, и они спят в разных спальнях.

В конце каждого письма она рассказывает ему, как сильно она любит его и желает, чтобы с мамой все было хорошо. У этих двоих такие противоречивые отношения. Я выбираю три случайных письма, одно сверху, одно из середины и одно снизу. Это было легко. Я достаю большой манильский конверт из соседнего ящика и пробегаюсь по тексту. Беру свой телефон и посылаю Трею сообщение, что письма у меня, и спрашиваю адрес Юргена.

Я прогуливаюсь по кухне и начинаю наливать себе чашку кофе, когда мой телефон начинает звонить. Гляжу на экран, и вижу, что это отец.

— Вы, ребята, бросили меня, — дразню я его, отвечая на звонок.

— Дорогая, тебе лучше приехать в больницу, — его голос дрожит, пока он говорит. — Твоя мать плоха.

— О Боже, она в порядке? — спрашиваю я, чувствуя себя застигнутой врасплох.

— Нет. Ты должна приехать и увидеться с ней прямо сейчас.

Он замолкает, как будто размышляет о чем-то.

— Возьми кабриолет своей матери, он в гараже.

— Хорошо, я сейчас оденусь и приеду.

Я бегу в свою спальню, бросая конверт на кровать, открываю шкаф, чтобы найти что-нибудь из моей старой одежды. Не могу поверить, что это происходит на самом деле!

Я чувствую себя полностью оцепеневшей, пока открываю двери гаража и сажусь на сиденье ее старого любимого кабриолета. Мне кажется, что, в конце концов, все неважно. Разногласия, обиды или маленькая вмятина, сделанная моей сестрой на переднем крыле. Дерьмо, мне нужно позвонить ей. Я прокручиваю свои контакты и набираю ее.

— Я только что разговаривала по телефону с папой, — говорит Дарла, даже не поздоровавшись.

— Ладно, я просто хотела убедиться, что ты знаешь, — отвечаю я, пытаясь быть сильной. — Мы вчера очень хорошо поговорили.

— Здорово. У нас с мамой около месяц назад состоялся разговор, когда дети и я были дома, — она делает паузу, как будто ее застали в середине какого-то дела. — Я собираю ребят, и мы выезжаем. Мы будем там где-то через час.

— Ладно, езжай осторожно, — говорю я ей, зная ее послужной список.

— Увидимся в больнице.

— Пока, — говорит она, прежде чем на линии воцаряется тишина, и мысли вновь наполняют мой разум. Не могу поверить, что это происходит. Я так рада, что вчера приехала домой. Я бы никогда не простила себе, если бы не получила шанс поговорить с ней в последний раз. Я заезжаю на пустое парковочное место и бегу в больницу.

— Мэгги Грейсон, — говорю я администратору, почти задыхаясь.

— Номер одиннадцать, в конце зала, — сообщает мне она, и в ее глазах видно сострадание. Я уверена, что она, сидя в этом кресле, видит немало боли.

— Она не спит? — спрашиваю я отца, встретившись с ним в дверях.

— Да, она хочет тебя видеть.

Слезы тут же вырываются из моих глаз, как только я вижу ее на больничной койке. Она выглядит такой уставшей и слабой.

— Ладно, милая, — шепчет она, закрывая глаза, как будто сопротивляется своим собственным слезам. — Мне жаль, что мы не доберемся до ручья.

Мое тело сильно трясет, я начинаю разваливаться на части. Хотя она и не самая любящая мама в мире, но у нас действительно с ней было много хороших моментов.

— Все хорошо, я просто хотела провести еще один день рядом с тобой, — мне удается прошептать ей.

— У нас с тобой много хороших воспоминаний, — говорит она, а слезы катятся по ее щеке. — Я хочу, чтобы ты развеяла мой пепел под большим дубом.

— Хорошо, мама, — обещаю я ей и целую в лоб.

Она глядит на меня, пожалуй, самым любящим взглядом, который я у нее когда-либо видела, а потом закрывает глаза. Я сжимаю ее руку в своей, точно зная, что произойдет дальше.

— Не хочешь ничего ей сказать? — обращаюсь я к отцу, пытаясь избежать полного краха.

— Мы попрощались раньше, когда ждали, пока ты доберешься сюда, — говорит он с наполненными сострадания глазами. — Все хорошо. Она страдала в течение длительного времени.

Папа и я сидим рядом с ее кроватью и ведем светскую беседу, параллельно наблюдая за мамой и слушая звуковые сигналы мониторов. Спустя почти сорок минут, распахивая дверь, входит Дарла,

— Как она? — спрашивает она с расстроенным выражением на лице.

— Она все еще дышит самостоятельно,— отвечает папа. — Вы посидите здесь, а я пойду присмотрю за детьми. Думаю, что они слишком малы для этого.

Дарла берет маму за руку и говорит:

— Мама, ты меня слышишь?

Ее веки дергаются, но ответа не следует. Дарла улыбается ей с грустью и садится на стул рядом со мной.

— Тебе повезло, что ты успела увидеться с ней, — шепчет сестра. — В прошлые выходные она была плоха.

— Да, что-то подсказало мне, что я должна вернуться домой, — говорю я ей, вспоминая то чувство, которое еще совсем недавно глодало меня изнутри.

Мы обе тихо сидим в течение нескольких минут, прежде чем мама начинает шевелиться. Дарла бросается в ее сторону, и я присоединяюсь к ней. Мама открывает глаза и делает глубокий вдох. На этот раз, когда она их закрывает, воздух медленно выходит из ее легких, и мы обе начинаем понимать, что она покинула нас.

— До свидания, мама. Я люблю тебя, — шепчу я сквозь потоки слез.

Трей

После встречи с Перри, длившейся почти час, я снова спокоен, разобравшись с обвинениями, посыпавшимися на меня. Я открываю сообщение от Мэнди, в котором она пишет про письма и улыбаюсь Перри.

— Думаю, все получится, — говорю я ему.

— Если не будет следа денег, по которому они могут следовать, то я гарантирую, что они попросту сдуются, — говорит он. — Они тебя просто прощупывают, чтобы посмотреть, как ты отреагируешь.

— Ну, я уверен, что денежный след не приведет ко мне. Не знаю, почему эти парни прицепились ко мне, — я качаю головой в отвращении. — Так много дерьма происходит вокруг.

— Не волнуйся, сынок, — говорит он, похлопывая своей гигантской рукой по моей спине. — У меня высокие гонорары не просто так. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

— Прошлым вечером офицер сказал мне, чтобы я не покидал город, — добавляю я, прежде чем выйти из его кабинета.

— Опять же, это уловка, чтобы вывести тебя из равновесия. Если они не выдают ордер на арест, то ты волен делать все, что тебе угодно, — уверяет он меня, подводя к двери. — Жаль выгонять тебя, но я должен быть в суде через полчаса.

Я перевожу дух и отпускаю все мои накопившиеся тревоги, когда покидаю его офис и иду по направлению к лифту. Я копирую и вставляю адрес офиса Юргена в сообщение для Мэнди. Я поручаю ей убедиться, что все уйдет ночной доставкой в субботу. Через несколько секунд мой телефон звонит. Это она.

— Привет, детка! Ты быстро, — отвечаю я, чувствуя хорошо себя в данный момент.

К сожалению, все, что я слышу на другом конце провода – это то, что Мэнди полностью подавлена и старается изо всех сил вымолвить хоть слово. Я настраиваю себя на плохие вести.

— Мама только что умерла, — произносит она, наконец, между бурными рыданиями.

— Не знаю, почему я так расклеилась. Я знала, что это произойдет.

Она убирает трубку телефона от лица и высмаркивается.

— Прошлой ночью мне показалось, что я, наконец, воссоединилась с ней.

— Я сожалею, Мэнди, — отвечаю я в недоумении. — Я очень рад, что вы провели некоторое время вместе, и у вас состоялся важный разговор, хоть и оказавшийся последним.

Я говорю ей это, а сам вспоминаю последний звонок от отца. Ничего нельзя уже вернуть.

— Я тоже. До сих пор не могу поверить, что все эти годы она знала о романе отца и жила с ним, — говорит она задумчиво. — Я бы никогда не смогла так.

— Она отдала тебе те письма? — спрашиваю я, немедленно осознавая, что веду себя бесчувственно и эгоистично.

— Нет, — она замолкает. — Но дома никого не было, когда я встала сегодня утром, поэтому я порылась в папином столе. Письма находились в толстой, немаркированной папке в глубине ящика.

В этот момент сквозь слезы она хихикает.

— Хоть что-то хорошее во всей этой заварушке, — отвечаю я со вздохом. — А у мамы письма хранились в шкатулке из кедра. Отправляй тогда Юргену свои, а я свои.

— Я пошлю их сегодня, — говорит она. — Я только должна заехать домой и забрать их.

— Спасибо, я ценю это. В особенности из-за того, что сегодня происходит с тобой. Я только хочу решить вопрос с оплатой Джейка, — я гашу в себе еще один сигнал, наполненный тревогой. — Кроме этого, мой адвокат не видит никаких других проблем.

— Ну, да. Раз ты не совершал никаких других преступлений, то тебе не о чем беспокоиться, верно?— отвечает она с ноткой сарказма в голосе.

— Я знаю, но каждое новое обвинение меня в вещах такого рода и выдумывание их собственных версий событий, меня нервирует, — пытаюсь я объяснить. — Я до сих пор не выходил в Интернет и не заглядывал в Facebook.

— У тебя есть более важные дела, так или иначе, — произносит она, озвучивая очевидное. — Как Тайлер?

— Он застонал и пошевелил рукой этим утром. Думаю, он начинает выходить из этого состояния.

Я смотрю на небо и молча молюсь, чтобы он сделал это.

— Он сможет рассказать о том, что с ним случилось, — продолжаю я.

— Надеюсь, что он будет помнить, — отвечает она, отчего озноб ползет по моей спине.

— Никогда об этом не думал. Да, я очень надеюсь, что он помнит, что происходило, — я проскальзываю в заднюю часть лимузина, чтобы вернуться в больницу. — Я планирую проверить его сейчас, а затем я сажусь на частный самолет, летящий в Туллахому.

— Это было бы мило с твоей стороны, — отвечает она, и в ее голосе слышится благодарность. — Моя сестра придет во второй половине дня, а остальная часть семьи живет прямо здесь.

— Когда похороны? — спрашиваю я, полагая, что это будет, по крайней мере, через пару дней.

— Она этого не хотела, — выдает она, и в ее голосе слышится разочарование. — Мама пожелала, чтобы мы собрались все в нашем любимом месте, сказали пару слов и развеяли ее прах.

— На самом деле, это звучит неплохо. Я определенно не поклонник традиционной церемонии.

Я вспоминаю смешанные чувства, которые испытывал в день похорон отца.

— Я дам тебе знать, когда буду в воздухе.

— Хорошо. Спасибо, дорогой, — говорит она, прежде чем повесить трубку.

Меня не называли дорогой в течение длительного времени. Мама использовала это слова, когда мы были маленькими мальчиками. Каковы шансы, что мы оба потеряли родителей в столь нестаром возрасте, они еще даже не достигли пятидесяти лет. Мои мысли возвращаются к отцу, и тому, как он полностью уничтожил семейный бизнес Рея. Я нервничаю, когда думаю о том, что встречусь с ним сегодня. Не уверен, что готов к этому.

Глава 10

Трей

Когда я схожу с самолета в Теннесси, меня встречает Мэнди на красивом черном Мустанге. Приблизившись к машине, она не похожа на себя в очках – авиаторах, белой блузке и потертых джинсах. Теплое чувство разливается во мне в то же мгновение, как только я вижу ее красивое лицо. Она слегка улыбается мне, несмотря на печаль, которая окутала ее в этот день.

— Эй, большой парень… не хочешь прокатиться? — спрашивает она, пока я бросаю свою сумку в багажник.

— Ты потрясающе выглядишь, и где взяла эту конфетку? Я всегда любил эти старые Мустанги. Это шестьдесят пятый? — спрашиваю я, пораженный, что такая старая машина находится в идеальном состоянии.

— Первая детка мамы, — она задумчиво улыбается, водя рукой по рулю. — Это модель 65 код «К»

— Код «К»? — спрашиваю я, не зная такого термина.

— У него 289 лошадок. Это первый спортивный американский автомобиль, — говорит она с блеском в глазах. — Садись и держись!

Она отпускает сцепление в тот момент, когда я захлопываю дверь, и, давя, что есть мочи на газ, оставляет за собой дымку жженой резины.

— Черт возьми, женщина!

— Мама научила меня, как ею управлять, — смеется она. — Не многие дети учатся ездить на четвертой скорости с механической коробкой передач.

— Вот это, да! Я не водил машину на механике, с тех пор как закончил колледж, — замечаю я, все еще чувствуя себя немного ошеломленным.

В отличие от меня, Мэнди выглядит совершенно непринужденно с распущенными волосами, которые развеваются по ветру, пока мы несемся по шоссе в сторону Линчбурга.

— Здесь красиво.

— Да, это так.

Она бросает взгляд на сочную зеленую растительность окрестностей.

— Тебе понравится место, где мы проведем службу по маме.

— Прости, малышка, — говорю я ей, наклоняюсь и целую ее в щеку. — Я рад, что ты вернулась домой вовремя и успела увидеться с ней.

— Она знала, что умрет, и ждала, чтобы увидеть меня.

Грустный взгляд появляется на ее лице.

— Она была так добра ко мне прошлым вечером, и мы говорили с ней о вещах, которые хранились в секрете всю мою жизнь. Она даже сказала мне, что любила меня.

Несмотря на солнечные очки, я вижу, как слезы мгновенно появляются в уголках ее глаз.

— Все хорошо, — глажу ее по шее, не зная, что еще сказать.

— Ты не понимаешь, насколько это было важно. Она не говорила мне этого, когда я была маленькой девочкой.

Она смотрит на меня с недоверием, пока слезы скатываются по ее щеке.

— Мой отец был такой же. Я помню, как он говорил это два или три раза, но я всегда знал, что он заботился о нас, — отвечаю я, вспоминая свой собственный опыт. — Хотя обычно он был полной занудой.

На ее лице появляется робкая улыбка.

— Мама была не такой, просто она всегда казалась такой равнодушной. Даже если бы я хотела ее обнять, то она не обняла бы меня в ответ. Она бы только стояла и ждала, когда все прекратится, — объясняет она, в то время как мы достигаем пределов города Линчбург.

— Я заказал комнату с кроватью и завтраком, — говорю я ей, заглядывая в телефон, чтобы вспомнить название этого места.

— Ты можешь остаться с нами, — она стреляет в меня взглядом. — У нас много места.

— Я думал, что будет неловко оставаться под одной крышей с твоим отцом, — признаюсь я.

— Если ему неудобно, то это его проблемы, не твои, — говорит она с игривыми нотками в голосе.

— Ладно, давай остановимся и зарегистрируем меня, а решение примем позже, — добавляю я, поскольку, на самом деле, я думаю, что это было бы неудобно для меня. Я не особо обеспокоен тем, что ему будет некомфортно.

— Ой, а письма у тебя? — спрашиваю я, меняя тему.

— Я остановилась у "FedEx"(прим.пер.Почтовая курьерская служба) по дороге в аэропорт, — успокаивает она меня, подмигивая.

— Спасибо! Ты не знаешь, как это важно для меня.

Я тянусь и кладу свою руку на ее.

Когда мы въезжаем в старый, величественный район, где выстроились старые здания с этими великолепными крыльцами в южном стиле, я с точностью могу сказать, что мы приближаемся к месту назначения. Мы останавливаемся перед большим белым домом с четырьмя большими колоннами на крыльце и еще двумя на правой стороне. Мэнди резко тормозит, заезжая на бордюр, и я чуть ли не вылетаю со своего места.

— Эта детка все еще останавливается так же хорошо, как и стартует! — говорит она, прежде чем открыть дверь и выйти наружу.

Пройдя по изношенным половицам крыльца, мы открываем дверь, которая своим скрипом сообщает о нашем прибытии. Седовласая женщина с тугим пучком на голове и толстой оправе выходит, чтобы поприветствовать нас.

— Здравствуйте, меня зовут Пегги, — говорит она, протягивая руку для рукопожатия.

— Здравствуйте, Пегги, я — Трей, а это — Мэнди, — отвечаю я, улыбаясь ей. — Это ваш дом?

— Да, — отвечает она бодрым голосом. — После того, как дети выросли, а муж умер, мне необходимо заполнить этот дом снова, — объясняет она, пока ведет нас по большой старой лестнице и по коридору в большую спальню. Как и большинство домов, которые были построены более века назад, деревянный пол с уникальной, затейливой резьбой поскрипывает под ногами.

— Здесь очень красиво, — говорит Мэнди, игнорируя все скрипы и стоны.

— Спасибо, дорогая, — отвечает Пегги, открывая дверь в мою комнату. — Я надеюсь, вам понравится. Эта единственная комната со своей ванной.

— Красиво, — говорю я, вручая ей стодолларовую купюру.

—Я же спишу деньги за комнату с вашей кредитной карты, — говорит она, выглядя немного растеряно.

— Нет, это для вас, — говорю я, улыбаясь ей.

— За что? Я всего лишь показала вам вашу комнату, — продолжает она, пытаясь вернуть мне купюру.

— Просто в благодарность за то, что как я ожидаю, мое пребывание окажется здесь приятным, — объясняю я ей.

— Я прослежу за этим.

Я улыбаюсь и подмигиваю ей.

— Он привык останавливаться в шикарных отелях, где ты должен давать чаевые всем подряд, — добавляет Мэнди, заметив, что Пегги не понимает мой жест. — Он еще не осознает, что значит «южное гостеприимство».

— Ну, если вам что-нибудь понадобится, вы только дайте мне знать, — говорит дама, кладя купюру на уголок кровати перед тем, как уйти. — Я буду вплоть до одиннадцати или около того.

Я качаю головой, когда она исчезает, спускаясь по лестнице.

— Я просто оставлю ей чаевые в конце.

Я закрываю дверь и делаю шаг в сторону Мэнди.

— Ты знаешь, мне кажется, что южное гостеприимство включает в себя и горячий приветственный поцелуй.

— Я ждала от тебя поцелуя, когда встречала тебя, но ты был слишком занят, разглядывая автомобиль.

Она наклоняет голову и прищуривает глаза.

Без лишних слов, я беру ее за руки и смотрю в эти невероятные голубые глаза, прежде чем накрываю ее губы своими. Между нами вспыхивают искры, что является истинным свидетельством того, что мы соскучились друг по другу за последние двадцать четыре часа, проведенных в разлуке. Я жадно ее целую и медленно направляю в сторону постели. Это впервые, когда мы находимся в настоящей спальне вместе, с тех пор как кошмар с вопросом инцеста завершился. Излишне говорить, что на уме у меня одна мысль.

— Ты потрясающе выглядишь в этих джинсах, — бормочу я, проводя руками вдоль изгибов ее бедер. — Мне нравятся и твои сапожки.

Ее черные сапоги из кожи рептилии и соответствующий пояс прекрасно дополняют ее джинсы.

— Джинсы мне немного маловаты после последнего раза, когда я их носила. Я, видимо, располнела больше, чем думала.

Она оглядывается и смотрит вниз на свою попку.

— Думаю, ты выглядишь невероятно, но сейчас я бы предпочел увидеть их на полу.

Мэнди робко смотрит на меня, прежде чем стянуть сапоги и заползти на кровать. Я быстро скидываю туфли и присоединяюсь к ней.

— Я думал о тебе с тех пор, как посадил тебя на самолете вчера, — шепчу я перед тем, как поцеловать ее в шею.

— Я тоже думала о тебе, — нерешительно отвечает она, словно останавливая себя, чтобы не высказать все, что действительно у нее на уме.

Я провожу ладонью по ее щеке и голове, осторожно опуская ее на кровать. Вкус ее губ и запах будят мои чувства, пока я целую ее губы с нарастающим пылом. Мы прижимаемся друг к другу на мягком пуховом одеяле. В коридоре неожиданно скрипят половицы, и мы чувствуем себя, словно подростки в родительском доме. Я замираю на мгновение, пытаясь определить направления движения шагов.

— Нам стоит быть тихими, — замечает Мэнди с огоньком в глазах.

Мэнди

Один из самых трагических дней в моей жизни стал гораздо терпимее, поскольку Трей приехал в город. Тот факт, что он бросил все и прилетел сюда, заставляет меня поверить в то, что у него доброе сердце. В глубине души я знаю, что должна находиться дома, помогая папе с едой и приготовлениями, но прежде мне нужен этот маленький эмоциональный побег. Так хорошо оказаться снова в его объятиях.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — спрашивает он, чувствуя мою отстраненность.

— Я в порядке. Просто подумала об отце. Я сказала ему, что скоро вернусь. Знаю, ему нужна моя помощь, чтобы приготовить еду для всех.

Я закрываю глаза, пытаясь отбросить отвлекающие меня мысли из головы.

— Думаю, нам следует помочь твоему отцу все подготовить, потом мы сможем вернуться сюда и наверстать упущенное время, — предлагает Трей, запуская свои пальцы вниз в мою блузку.

— Серьезно? — спрашиваю я шокированная. — Я никогда не видела парня, отклоняющегося от секса.

— Я не уклоняюсь, — улыбается он. — Я просто хочу провести больше времени с тобой без спешки.

— Боже мой, ты меня так заводишь.

Я наклоняюсь и нежно целую его. Я ни разу в своей жизни не желала никого так сильно.

— Надеюсь, что в дальнейшем старая Гертруда не будет блуждать по коридору за нашей дверью, — говорит он с безумным блеском в глазах.

— Ее зовут Пегги, но да, это немного отвлекает.

Я решаю, что он прав и сажусь на постель.

— Давай займемся подготовкой.

— Я думал, что мы могли бы заказать какой-нибудь еды. Должна же быть кейтеринговая компания, где мы можем заказать, что хотим, — предлагает он, пока я тянусь за черными сапогами.

— Речь идет не просто о том, чтобы заказать еду, а том, что любила мама. Она любила, — объясняю я ему, пока мы спускаемся по лестнице. — Наши родственники и друзья принесут еду, поэтому нам не нужно ее покупать.

— Хорошо, все что захочешь. Ты только скажи, чем я могу тебе помочь, — говорит Трей, пожимая плечами, когда мы садимся в кабриолет. — Не то, чтобы у меня имелся большой опыт в приготовлении пищи. Я просто подумал, мы могли бы сделать то же самое, что мы делали для отца.

— Эбигейл Кирш проделала невероятную работу на похоронах Виктора, но у нее и мамы, по крайней мере, очень разные вкусы, — добавляю я, усмехаясь.

— Твой отец ездил в лимузинах марки «Bentley», в то время как моя мама была счастлива в этот старом кабриолете. Не волнуйся, ты можешь посидеть и пообщаться с отцом, пока Дарла и я занимаемся едой.

— Прекрасно. Будет любопытно, — говорит он, откинув голову на подлокотник, пока я завожу машину и включаю передачу.

— Может быть, нам удастся поговорить о его романе с моей мамой.

— Отстань!

Я отпускаю сцепление и нажимаю на газ, проскакивая через первые три передачи.

— Черт побери, машина еще такая быстрая. Прости, что испорчу твою идеальную прическу, — хихикаю я.

К тому времени, когда мы достигаем дома отца, Трей, похоже, уже рад выбраться из машины. Телефон звонит в моей сумке, я его вынимаю и закатываю глаза.

— Это опять Харрис.

— Просто скажи ему, что ты бросаешь, — говорит Трей небрежно. — Тебе больше не нужна эта работа.

— Здравствуйте, мистер Шерман, — отвечаю я, качая головой в сторону Трея и глядя на него неодобрительно.

— Мне нужна последняя информация по делу Эддисона, — говорит тот, избегая каких-либо любезностей. — Как у тебя обстоят дела с этим?

— Ну, сэр.., — я делаю паузу, пытаясь вспомнить, что говорила ему при нашем последнем разговоре. — У меня нет ничего нового, чтобы я могла вам рассказать, с момента нашего последнего общения. Я не заметила ничего необычного во время поездки в Женеву, но все прервалось из-за смерти Виктора.

— Таким образом, мы застряли? — ворчит он, явно перекладывая стопку бумаг на своем столе.

— Мне очень жаль, сэр, но да. Я считаю, нам не за что зацепиться.

— Ох, из-за того, что он Эддисон, готов поспорить, на него что-то должно быть, — заявляет он. — Мы просто не видим этого в данный момент. Будешь ли ты на работе в понедельник?

— Нет. Моя мама умерла сегодня утром, и мы провожаем ее в последний путь в выходные, — объясняю я ему, немного задыхаясь. — Я осталась здесь, чтобы провести некоторое время с ней, потому что она была так больна.

— Ладно, я слышал, что ты была в Монако, — иронизирует он.

Видимо, он все-таки прочитал онлайн-таблоиды.

— Я была там недолго, сэр. Эта поездка тоже была прервана.

Я делаю паузу, не давая никаких дальнейших объяснений.

— Да, я читал. Это из-за передозировки другого сына Эддисона, — говорит он с некой дерзостью в голосе. — Теперь они думают, что он был отравлен, возможно, своим братом.

— Трей не имеет ничего общего с этим, — быстро выпаливаю я. — Я могу сказать вам это со стопроцентной уверенность!

— Тебе не кажется, что ты довольно хорошо устроилась с этим Треем. Возможно, у тебя появился скрытый мотив? Оглядываясь назад, у тебя, казалось, имелась чертовски сильная мотивациюя, чтобы тебя назначили на это дело, — говорит он с нотками подозрения в голосе.

— Я вам объясню все, когда увижусь с вами лично, сэр. Давайте просто скажем, что мой отец и Виктор поссорились, и очень на то, что и у вас с Виктором.

Трей в это время находится рядом со мной, пытаясь контролировать каждое слово нашего разговора.

— Лучше, чтобы это произошло, как можно скорее, Аманда. Ты мне нравишься, но я не потерплю надувательства в таком деле, — говорит он, и в его голосе слышится сталь. — Если я почувствую, что ты прикрываешь что-либо или кого-либо, я позабочусь о том, чтобы ты была привлечена к ответственности и лишена лицензии.

Его слова заставляют меня почувствовать себя так, будто жизненная энергия покидает мое тело.

— Да, сэр. Я понимаю. Я объясню все, когда вернусь в офис. Вы все поймете.

— Для твоего же блага, я надеюсь на это, — отвечает он. — Кстати, мне жаль было услышать о смерти твоей матери. Ты и твой отец примите мои искренние соболезнования.

— Благодарю вас, сэр. Я буду в офисе в следующую среду или четверг, — отвечаю я, пытаясь держать себя в руках. — Я дам вам знать, как только забронирую рейс.

— Ты сделаешь это. Береги себя.

Телефон замолкает, и в животе у меня разливается боль, а я испытываю страх по поводу моего будущего. Что я натворила? Я смотрю на Трея, который стоит рядом с самодовольным выражением на лице.

— Я знаю, что он собирается меня уволить.

Мой мозг начинает усиленно работать, пытаясь понять, какие доказательства против меня существуют.

— Сукин сын. Что делать, если он раскопает?

— Раскопает что? — мгновенно реагирует Трей, задавая вопрос раздраженным голосом. — Я единственный, кто видел отчет по исследованию. Джейка там не было, а Лив была в отключке. Помнишь?

Он напряженно смотрит на меня своими темно-карими глазами.

— Помню, — задыхаюсь я, закидываю голову и гляжу в небо. — Я просто знаю, что Харрис, как бульдог, и у него, наверняка, появились какие-то подозрения.

— Но у него нет доказательств! У меня есть только копия записи полета, и я точно не собираюсь свидетельствовать против себя.

Он ударяет рукой по крылу автомобиля.

— Не существует никаких других доказательств.

Он останавливается и продолжает пристально смотреть на меня.

— Нет доказательств чего? — спрашивает папа, подходя к нам сзади.

— Ой... привет, папа, — говорю я, оборачиваясь к нему и обнимая его.

Он отстраняется и смотрит мне прямо в глаза.

— Доказательств чего? — спрашивает он с расстроенным выражением на лице.

— Доказательством того, что я участвовал в торговле инсайдерской информацией, — произносит Трей, делая тем самым смелый шаг. — Ее босс ненавидел моего отца почти так же сильно, как и вы. Он всегда пытался прижать отца чем-нибудь, что он сделал бы не так, но с тех пор как отец умер, он переключил свое внимание на меня.

— И? — Рэй пожимает плечами, желая услышать больше деталей.

— И… у него ничего нет. Я не совершал никакого преступления. Возможно, я имел доступ к секретной информации, но никогда не пользовался ей. Нет никаких биржевых операций, поэтому нет никаких доказательств какого-либо уголовного правонарушения, — говорит Трей, полностью взрывая мой мозг.

— У него нет никаких доказательств этого, — подтверждаю я, пожимая плечами.

— Ладно, ух ты. Я не ожидал ничего подобного, — Рэй качает головой и смотрит на заднюю часть автомобиля. — Ты без сумки?

— А, я снял комнату с кроватью и завтраком в Линчбурге. Я не хотел мешаться, — объясняет он.

— У Пегги? — спрашивает Рэй, оглядываясь на меня.

— Ага. Он пытался вручить ей сто долларов чаевых, — сообщаю я ему с лукавой усмешкой.

— Уверен, что тебе вернули их обратно, — говорит он, смеясь. — Старая закваска.

— То же самое сказала мне Мэнди, — отвечает Трей. — Что-то про южное гостеприимство.

— Она позаботится о вас, — Рэй шлепает его по плечу. — Но один совет… хотя она и хорошая женщина, но любопытна до чертиков. Так что, если услышишь какие-либо звуки в коридоре, убедись, что говоришь негромко.

— Хорошо, спасибо, что предупредили, — Трей поворачивается и морщится в мою сторону, явно думая, что нам удалось чудом избежать проблем.

Трей

Мэнди и Рэй обсуждают меню, когда появляется Дарла с двумя детьми. Сестра Мэгги принесла два салата, ее своячница сделал пирог из сладкого картофеля, а Мэнди отвечает за кукурузный хлеб.

— Я собираюсь показать тебе, как коптят свинину в Теннесси, — говорит Рэй и ведет меня к большому холодильнику, расположенному в гараже. — Мы собираемся сделать шейку с лопаткой на углях. Мы начнем делать его сегодня во второй половине дня, а завтра она будет готово к полудню.

— Ладно, отвечаю я, не понимая многое из того, что он мне говорит. Я набирался гастрономического опыта по всему миру, но настоящий копченый шашлык точно не входил в него. Я пробовал бутерброды с копченой свининой несколько раз. Ничего запоминающегося.

— Мы сначала хорошенько обваляем его. Не говори никому, но я предпочитаю хорошо натереть его аля Канзас-сити, — шепчет он, в то время как покрывает огромный кусок мяса щепой.

— Обещаю, — говорю я, стараясь не смеяться вслух.

— Спасибо за то, что ничего не сказал Аманде о нашем разговоре, — говорит он, тщательно растирая каждую часть свинины. — Не уверен, что смог бы встретиться с ней лицом к лицу сегодня.

Меня словно заморозили на несколько секунд, так как не знаю точно, как реагировать на его слова. Когда он смотрит вверх, я решаю просто сказать ему.

— Мэгги, видимо, рассказала ей обо всем прошлой ночью. Они долго беседовали обо всем этом.

— Что? — выпаливает он, и на его лице отражается шок. — Меня интересовало, почему же было так тихо каждый раз, когда я проходил рядом. Твою мать! — Он тянет свои руки в сторону брюк, оставляя на них следы.

— Мэгги сказала ей, чтобы она не злилась на тебя, ее все устраивало, — объясняю я, повторив то, что Мэнди рассказала мне по телефону накануне.

— Получается, Мэгги знала обо всем? Просто прекрасно, — говорит он, сдвигая свинину в яму для приготовления барбекю. — Теперь я чувствую себя полной задницей.

Он закрывает крышку и вытирает пол со лба своим предплечьем.

— По правде говоря, мы все знаем правду. По крайней мере, теперь Мэнди и я понимаем, почему отец сделал то, что сделал. До этого момента Мэнди считала, что он просто выгнал тебя из бизнеса из-за жадности, а я думал, что он просто мудак, — говорю я ему прямо. — Мне искренне жаль, что мама не поговорила со мной давным-давно. Все могло сложиться у меня с отцом совсем иначе.

Рэй смотрит на меня с выражением боли в глазах, вызванным многолетними страданиями.

— Если бы была возможность повернуть время вспять, то мы, вероятно, сделали бы все по-другому. Я хотел жениться на твоей матери, прежде чем вы даже родились, но Дарла была еще маленьким ребенком. Мэгги и я провели одну ночь в борьбе, и она дала понять, что если мы расстанемся, она вернется сюда, и я буду мертв для них обеих. Я не мог смириться с мыслью, что не буду частью жизни моей девочки.

Слеза появляется в уголке его глаза, и он быстро вытирает ее.

— Я не жалею, что растил девочек, но я сожалею обо всем остальном каждый день последние двадцать лет.

Он открывает крышку и разжигает угли в полной тишине.

— Понимаю, — наконец, говорю я, снимая напряженность, возникшую между нами. — Не могу представить, чтобы можно было уйти от маленькой девочки.

— Достаточно, чтобы раздавить сердце даже сильного человека, — отвечает он, и слезы теперь текут из обоих его глаз. – Это то же самое, что проводить большую часть своей жизни с неправильной женщиной, — он вытирает предплечьем оба глаза. — Мне нужно умыться, прежде чем на меня выльют все это дерьмо.

Я передаю ему бумажное полотенце и говорю:

— Спасибо за разговор, Рэй. Возможно, вы также захотите поговорить об этом с Мэнди на выходных, — предлагаю я, пока мы идем по тротуару.

— Поговорю. Я собираюсь пообщаться с обеими девочками завтра вечером и выложу все это, — сообщает он, перед тем как войти в дом. — У них сейчас и без того полно проблем.

— Согласен. Завтра вечером, вероятно, будет лучше всего.

— Ты знаешь, — он останавливается в дверях и оглядывается на меня. — Я рад, что ты оказался сыном Виктора. Думаю, что ты и Мэнди подходите друг для друга.

Он слегка улыбается мне, прежде чем повернуться и войти в дом.

— Спасибо, Рэй, — я следую за ним в дом. — Я ценю это.

Глава 11

Трей

Время близилось к полуночи, когда Мэнди высаживает меня у пансиона в Личбурге. Я знаю, вероятно, мне следует позволить ей вернуться домой и провести это время со своей семьей, но они все равно отправились спать. Я протягиваю руку, прикасаясь к ее щеке, наклоняюсь и оставляю на ее губах теплый, чувственный поцелуй.

— Ты усложняешь мое возвращение домой, — бормочет она мне в губы.

— Таково мое намерение, — шепчу я, чувствуя прилив гормонов. Я сразу же впиваюсь в ее губы более страстно, чем чуть ранее.

— Хорошо, я задержусь на некоторое время, — уступает она, выключая машину. — Но только ненадолго.

— Только ненадолго, — соглашаюсь я, беру ее за руку и тихо открываю входную дверь. Мы на цыпочках крадемся мимо регистрационной стойки, и как можно тише ступаем по скрипучим ступеням. Затем медленно перемещаемся по нескольким издающим шум половицам в коридоре, и оба с облегчением вздыхаем, когда, наконец, доходим до двери моей комнаты.

— Я чувствую себя школьницей, — хихикает Мэнди, прежде чем войти внутрь помещения и включить верхний свет.

— Да, весь этот день был немного странным, — признаю я.

— Странным? «Странным» в плохом смысле? — спрашивает она, снова поворачиваясь ко мне.

— Нет, странный в хорошем смысле,— смеюсь я.— Не знаю, все это так сильно отличается от того, что я видел в жизни. Я никогда не останавливался в месте, где мне приходилось бы пробираться в полночь тайком, — говорю я ей со смехом.

Как по команде, раздается стук в дверь, и я слегка приоткрываю ее.

— Я просто хотела предупредить, что завтрак будет подан в восемь тридцать, — сообщает Пегги, толкая дверь так, чтобы получить лучший обзор помещения.

— Привет, — говорит она Мэнди. — Я подумала, что слышала голоса в коридоре. По крайней мере, теперь я знаю, что не сошла с ума.

Она заходит в комнату и смотрит на Мэнди.

— Я знала, что твое лицо показалось мне знакомым. Я не сложила дважды два, пока не увидела машину твоей матери. Мне так жаль, что она умерла.

— Спасибо, Пегги, — говорит Мэнди, обнимаясь с ней.

— Я знала ее, когда она была еще маленькой девочкой. Как твой отец? — спрашивает она после того, как делает шаг назад.

— Он в порядке. Мама болела в течение длительного времени, так что они оба смирились с неизбежным,— сообщает она и грусть отражается на ее лице.

— Ну, ты передай ему привет от меня. Я слышала, что ты наняла сиделку для нее?

— Да, мама не хотела никакой суеты. Вы же ее знаете, — вздыхает Мэнди.

— Хорошо, у меня есть свежий персиковый пирог для тебя, так что ты забери его с собой, когда пойдешь домой, — говорит она. — Твоя мама его любила.

— Да, он определенно был ее любимым, — у Мэнди на глазах появляются слезы. — Спасибо Пегги.

— Пожалуйста. А теперь, спокойной ночи, — произносит она, а на ее лице отражается осуждение.

— Я не останусь, — парирует Мэнди, устанавливая прямо рекорд по быстроте ответа. — Я только хотела убедиться, что он хорошо устроился. Все-таки он — городской парень и все такое.

— Я понимаю, дорогая, — отвечает она с довольно сильной долей скептицизма в голосе.

Мы оба стоим и смотрим на Пегги, пока та закрывает дверь и идет обратно по коридору к лестнице, и половицы поскрипывают под ее ногами. На лице Мэнди расползается усмешка и она говорит:

— Ладно, возможно, это немного странно.

— Это ты сказала, не я.

Я обвиваю ее своими руками и притягиваю к себе, надеясь продолжить то, что мы начали в машине.

— Не думаю, что мы можем делать это здесь. Особенно сегодня, — Мэнди начинает сопротивляться мне.

— Это так важно? — спрашиваю я, не желая, чтобы Пегги стояла на нашем пути. — Ты взрослая женщина, Господи, Боже мой.

— Знаю. Этот город заставляет чувствовать меня, словно я снова ребенок. Здесь все так консервативны и любят осуждать. Ты видел, как Пегги вела себя, — отвечает она, делая шаг к двери.

— Возбуждение от того, что тебя могут поймать, делает все еще более увлекательным, — говорю я ей, притягивая к себе еще раз. — Я могу быть очень тихим и одновременно очень даже классным. Давай, позволь провернуть нечто подобное.

Мэнди

Моя оборона слабеет, так как я желала его весь этот долгий день.

— Мы должны быть очень тихими, — отвечаю я хмуро. — Последнее, что я хочу, это устроить сцену.

— Понимаю.

Он расстегивает мой ремень и кнопку на моих джинсах. Мой пульс сразу учащается, пока я наблюдаю за тем, как он тянет вниз молнию на них. Я улыбаюсь, удивляясь про себя, как плавно и легко он стягивает с меня джинсы. Помнится, как тяжело мне их было надевать на себя. Он хватает свободную ткань джинсов под коленками и решительно тянет их вниз, пока они не сползают с моих бедер, и дальше он стягивает их с моей задницы.

— Ты в этом лучше, чем я думала. А как же мои сапоги?

С сексуальной ухмылкой он слегка толкает меня в живот, роняя на кровать. Обеими руками хватается за каблуки и через несколько секунд мои джинсы и сапоги уже валяются в куче на полу у кровати.

— Боже, ты выглядишь так сексуально, — бормочет он, медленно расстегивая пуговицы на своей рубашке.

— Думаю, что лучше выключить свет, на всякий случай, — отвечаю я, мысленно представляя, как Пегги открывает дверь. — Здесь же есть замок, так ведь?

Он запирает дверь на старую металлическую защелку и выключает свет. Однако немного света проникает через окно.

— Чудесно, — говорит он, в то время как его брюки падают на пол.

Мою кожу начинает покалывать моментально, как только его губы прикасаются к нежной коже между моих бедер. Я чувствую его горячее дыхание на моих трусиках, когда он останавливается.

— Надеюсь, кровать не будет скрипеть, — шепчет он.

Я смеюсь.

— То, что ты делал, было гораздо интригующе.

Он ухмыляется мне и начинает расстегивать мою блузку, начиная снизу и медленно поднимаясь вверх. Я считаю, что это слишком медленно, а методичные и настойчивые движения — весьма соблазнительными. Я желаю, чтобы мы могли просто сорвать одежды друг с друга и наделать столько шума, как сами того хотим. Я выгибаюсь к нему, чтобы облегчить ему работу, чтобы он побыстрее добрался до верхней пуговицы моей блузки.

Трей

Ориентируясь на то, как она уже ерзает и проявляет признаки нетерпения, будет любопытно посмотреть, сможем ли мы быть тихими. Единственный способ не создавать шума на этой старой скрипучей кровати, медленно и осторожно любить друг друга. Фактически этот медленный, соблазнительный подход полностью превратится для нее во всего лишь побочный эффект.

— Боже, мне нравится пробовать тебя таким образом, — шепчу я, покрывая ее поцелуями от пупка к маленькому шелковому бантику, находящемуся в центре ее бюстгальтера. Я захватываю губами через бюстгальтер ее грудь, чувствуя, как ее соски твердеют, вытягиваются через эластичный материал. Она тихо стонет, приподнимая тело и намекая тем самым, чтобы я снял с нее лифчик. Разумеется, я это делаю.

— Так куда лучше, — шепчет она, освобождая от напряжения свою грудную клетку. — Мне нравится чувствовать твою обнаженную кожу на своей.

Старая кровать издает скрип, а я в это время стягиваю трусики вниз по ее ногам. Мне следовало снять их раньше. Я также решаю снять свои, и кровать тут же издает скрипучие звуки, которые обычно ассоциируются с тем, что на ней кто-то устраивается.

— Теперь мы попытаемся быть тихими, — говорю я ей, удобно устраиваясь рядом с ней.

Мэнди

Сдержанность никогда не была моей сильной стороной, но меня в настоящее время больше волнует содержание, когда мы прижимаемся друг к другу в теплых объятиях. Я отодвигаю одеяло, совсем чуть-чуть, чтобы компенсировать тепло от наших переплетенных тел. Трей начинает медленно проводить руками по моему телу снова, как будто сексуальное напряжение внутри меня не было достаточным.

— Не дразнись больше, — говорю я ему, но безуспешно.

— Мне просто нравиться, как ты ощущаешься, — стонет он тихо, продолжая серию мягких, широких движений. — Я обожаю проводить руками по всему твоему телу.

Я тянусь вниз между его ног и начинаю гладить его в ответ. Если он думает, что может продолжать дразнить меня без воздаяния, то он ошибается. Через пару минут Трей отстраняется от меня, поэтому я легонько подталкиваю его двигаться между моих ног. Он потакает мне к моему огромному облегчению.

— Я ждал этого целый день, — шепчет он напротив моей кожи. — Хочу насладиться тобой.

Трей берет в рот мой сосок, заставляя меня затаить дыхание. Он двигает бедрами так, что я чувствую его твердость напротив себя.

— Люби меня.

Я вцепляюсь ему в спину и притягиваю его к себе.

— Тссс, — произносит он, напоминая, что нам следует быть тихими.

Одна часть меня хочет перевернуть его на спину и быть дикой, но голос в голове напоминает, что я буду об этом сожалеть, когда в следующий раз увижусь с Пегги. Я делаю глубокий вдох и расслабляюсь, как он предложил, решив дать ему самому выбирать какой темп ему нравится. Он начинает медленно целовать мою кожу, прокладывая путь вниз по моему животу и задерживаясь чуть ниже моего пупка. Он такой чертов дразнилка.

Я толкаюсь напротив макушки его головы, поощряя его губы, чтобы он продолжил медленный и мучительный путь к месту назначения. После нескольких легких и возбуждающих жестов только при помощи кончика языка, Трей, наконец, достигает мои распухшие складки. Используя каждую каплю сдержанности, я противостою желанию закричать от экстаза. Пока отступает первая волна наслаждения, я делаю глубокий вздох, готовясь к следующей волне, которая следует за предыдущей. Тихо, тихо, — повторяю я про себя. Просто сосредоточься на дыхании.

Трей

Я улыбаюсь про себя, в то время как бедра Мэнди извиваются подо мной, ее дыхание становится рваным и прерывистым. Каждый раз, когда она приближается к оргазму, я отступаю, позволяя ей восстановиться на мгновение, прежде чем увеличивать интенсивность еще раз. Ее живот начинает изгибаться и ее ноги неудержимо дрожат. Она испускает вздох, который говорит о том, что она так больше не может. Мне нравится подводить ее к той точке, в которой я могу чувствовать, что она вот-вот потеряет контроль.

— Пожалуйста, прекрати, — хнычет она, хватая меня за волосы обеими руками, и тянет на себя.

— Мне это нравится, — шепчу я ей и начинаю медленное восхождение, принимая во внимание, что древний раритет под нами всячески старается предать нас. — Ты хорошо справляешься, — бормочу я напротив ее мочки уха, а затем медленно прокладываю путь по ее разгоряченному телу.

—О, ты убиваешь меня, — бормочет она, с любовью шлепая меня по спине.

— Но в хорошем смысле, да?

Я улыбаюсь у ее щеки, прежде чем развожу ее ноги и двигаюсь между ними.

— Пожалуйста,… не дразни больше, — шепчет она более требовательно.

Я крепко ее целую и двигаюсь глубоко внутрь нее, вызывая тем самым немедленную дрожь восторга у себя и, в равной степени, интенсивный стон из-за старого матраца под нами. Твою мать! Я скатываюсь по кровати и протягиваю к ней руку, поднимая Мэнди на ноги, хватаю одеяло и тяну его на пол.

— Я так больше не могу!

Опускаю ее на спину, и продолжаю то, на чем мы остановились, предоставляя ей свою длину на жестком деревянном полу.

— Так гораздо лучше, — стону я, действительно ощущая ее под собой и получая полную отдачу от каждого движения внутри нее.

Я чувствую прилив вожделения, когда я начитаю трахать ее с интенсивностью, которая соответствует тому, что я чувствую с тех пор, как увидел ее в аэропорту.

Мэнди

Прикосновение, запах и ощущение Трея в сочетании с чувством, что нам сошло это с рук, посылает меня в самое возбужденное состояние, какое было в моей жизни. То, как он занимается со мной любовью, не оставляет во мне никаких сомнений, что уровень его страсти равнозначен моему. Каждый его удар является твердым, но плавным, эротическим, но заботливым ... это полное совершенство.

Мои губы тянутся к его, и мы вовлечены в длительный поцелуй, пока Трей продолжает увеличивать интенсивность каждого удара. Электрический импульс пронзает мое тело, и я крепко целую его, стремясь показать уровень страсти, что горит внутри меня. Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя такой желаемой, сексуальной… живой.

— О, Боже! — ахаю я, когда он немного смещается и начинает вбиваться в меня под правильным углом. Любые мысли о Пегги, или ком-то другом, кто может услышать нас, удаляется из памяти и заменяется чистым электрическим импульсом, который исходит от абсолютной глубины моего существа.

— Прямо там... не останавливайся... пожалуйста, не останавливайся!

Я ловлю себя на том, что кричу.

Он продолжает толкаться в меня бедрами, одновременно накрывая мои губы своими, чтобы заглушить мои крики. Я не могу выразить свои чувства словами. Он — это все, что я хочу прямо сейчас, и я хочу, чтобы он не останавливался. Трей ведет меня в туда, где я никогда не была ни сексуальном плане, ни в физическом, и мне не терпится увидеть, что лежит за пределами текущего момента.

— Я люблю тебя,— стонет он, как только начинает входить глубже и сильнее, чем раньше, обрушив свои губы на мои.

Я чувствую его пот, смешивающий с моим, пока он прижимает мои руки к полу и вбивается в меня длинными, жесткими ударами, которые посылают нас обоих в забвение с явной нехваткой кислорода.

— Святое дерьмо, — восклицает он, падая рядом со мной и хватая ртом воздух. — Извини, я немного увлекся.

— Это было прекрасно, — заверяю я его, целуя со страстью, равной той, что он даровал мне.

— Я тоже тебя люблю,— говорю я ему, несмотря на то, что он сделал свое заявление в запале.

— Я никогда не произносил этого раньше, — шепчет он напротив моих губ. — Все ощущается так, словно мы были созданы друг для друга.

— Я знаю, — шепчу я снова. — Это невероятно. Единственное, что может сделать все еще лучше, если ты ляжешь в позу ложки, пока я буду засыпать.

— Это не должно стать проблемой, — отвечает он, поднимая меня с пола и бросая одеяло обратно на кровать. После того, как я устраиваюсь, он прижимается ко мне сзади, положив свою теплую руку на мое бедро.

Мой разум начинает размышлять о том, как Трей попал в неудобное положение, провел день с моей семьей и теперь спит в забытом богом месте по сравнению с тем, к чему он обычно привык. И он еще ни разу не пожаловался. Услышанное от него «Я люблю тебя», однако, вот, что занимает все мои мысли.

Глава 12

Мэнди

Телефон Трея начинает потрескивать сразу после шести утра. Я забираю его, так как он находится в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Это сообщение от Ванессы, — говорю я, протягивая ему сотовый.

Было бы неплохо, если она подождала бы час или два, но Ванесса, вероятно, не понимает, что мы находимся в другом часовом поясе.

— Ничего нового о Тайлере? — спрашиваю я, переваливаясь на кровати и протягивая руки в его сторону.

— Нет. Ничего не изменилось со вчерашнего утра, — он хмурится, глядя на сообщение. — Они немного волнуются.

— Разве это нормально, что он так долго не выходит из комы? — успеваю я спросить, прежде чем зевнуть.

— Обычно быстрее, но у него одновременно проходит детоксикация. На данный момент его организм переживает серьезные проблемы, так что, на самом деле, лучше, если он спит как можно дольше.

— Он что, подсел на болеутоляющие? — спрашиваю я, оперевшись на свой локоть.

— Да, Ванесса полагает, что он употреблял до десятка таблеток в день, — признается Трей. — Тайлер был на них так долго, что ему пришлось принимать еще большие дозы, чтобы получить какую-то помощь.

— Прежде всего, почему он нуждается в них?

Мой разум не может понять, для чего молодому человеку нужно сутки напролет принимать обезболивающие.

— Он страдал от боли в колене после многократных реконструктивных операций, поэтому продолжал получать полный их комплект, и я не думаю, что он когда-либо делал длительный перерыв между приемами лекарств, чтобы понять, утихнет ли боль сам по себе. Его лечащий врач не видел в этом никакого вреда, но это было еще до того, как к этим лекарствам стали относиться как к наркотикам.

Трей скатывается к краю кровати и встает.

— Я давно знал, куда все это ведет. Я говорил матери, что ему либо необходимо провериться в наркологической клинике, либо он окажется в «смертельной спирали».

— Почему она ничего не сделала с этим? — качаю я головой в полном изумлении.

— Потому что мама — «скрытый алкоголик», Тайлер и я знаем это. Даже когда мы были маленькими мальчиками и возвращались домой из школы, от мамы так странно пахло, — объясняет он, подбирая свою одежду. — Я помню, как она и папа спорили об этом поздно ночью, когда мне было лет десять или одиннадцать. После этого все стало еще хуже.

— Она все также пьет до сих пор?

Когда я видела ее в Нью-Йорке, она казалась такой спокойной и полностью контролирующей себя.

— Ванесса говорит, что она пила снова, — отвечает он, и в это время начинает звонить телефон. — Видимо, у нее уши горят.

Он смотрит на меня с ухмылкой.

— Доброе утро, мама. Что случилось?

Выражение его лица становится мрачным, пока он слушает то, что она сообщает ему.

— Именно поэтому я переживал за него, — говорит он презрительным тоном, прежде чем снова сделать паузу. — Я знаю, но все равно, не думаю, что он хотел бы прийти в сознание прямо сейчас. Он находится в режиме полной детоксикации. Вот почему они использовали «Наркан».

Он заходит в ванную комнату и закрывает за собой дверь. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы встать и одеться в ту же одежду, что была на мне вчера. Я знаю, что должна была поехать домой прошлой ночью. По крайней мере, сейчас раннее утро, и, возможно, все еще спят, и я могла бы проскользнуть незамеченной и быть чистой в их глазах.

— Мне нужно принять душ и позаботиться о нескольких вещах, — говорит он, выходя из ванной, явно чем-то взволнованный. — Я нашел прокат лимузинов и меня доставят к твоему отцу около десяти.

— Здорово, но не ожидай, что прибудет лимузин такой, к которому ты привык, — хихикаю я. — Дома все в порядке?

— Нет. Мне нужно присутствовать при разговоре, когда придет доктор Тайлера этим утром. Он должен быть там примерно через сорок минут, — он вздыхает. — Мама и Ванесса понятия не имеют, что происходит. Они не задают правильные вопросы.

— Я все понимаю. Мы не поедем к месту захоронения до полудня, так что не торопись, — говорю я, подхожу к нему и целую в губы. — Спасибо за чудесную ночь.

— Это было здорово, — уголки его губ поднимаются. — Обещаю, скоро увидимся.

— Пока, секси.

Я улыбаюсь ему, прежде чем повернуться к двери.

— Кстати, ... мама посылает свои соболезнования тебе, Дарле и Рею, — добавляет он запоздало. — Ей жаль, что она не может присутствовать здесь.

— Спасибо. Я им сообщу.

Проходя по коридору, мне кажется, что на первом этаже все тихо. Я снимаю свои сапоги, так как в них невозможно преодолеть лестницу, чтобы она не скрипнула. Я знаю, что я взрослая женщина, но у Пегги манера поведения, как у учительницы начальной школы, и я, по правде говоря, не хочу иметь с ней дело сегодня утром. Я стремглав проношусь мимо небольшой стойки регистрации, чтобы не быть замеченной, и останавливаюсь у дверей, чтобы надеть сапоги.

— Доброе утро, Аманда, — ее голос потрясает меня. Дерьмо! — Я заметила, что твоя машина не сдвинулась с места, так что я приготовила для тебя персиковый пирог, чтобы ты его забрала с собой.

Она подходит ко мне с большой белой коробкой в руках.

— Спасибо, — говорю я ей со вздохом. — Я обязательно сообщу отцу, что это от вас.

— Ты сделаешь это, дорогуша, и я уверена, что увижу тебя сегодня вечером.

— Скорее всего, — соглашаюсь я, толкая от себя дверь.

Думаю, все не так уж плохо, в конце концов.

Трей

После продолжительного разговора с мамой, Ванессой и врачом скорой помощи, все, наконец-то, думали об одном и том же. Врач объяснил, почему он еще не вывел Тайлера из комы, и что это не связано с изменениями в его прогнозе. Он просто хочет, чтобы Тайлер оставался в искусственной коме, пока его тело проходит через самых худший процесс детоксикации.

И мама и Ванесса, казалось, стали более уверенными после звонка. Похоже, будто врачи, главным образом, борются с наркозависимостью Тайлера, а не с его передозировкой. Я сообщаю последние новости Мэнди, пока мы едем на поминальную службу по ее матери.

— Не думаю. Я не разбирался во всем этом с ними. Скорее всего, они рассматривают его действия как попытку самоубийства, пока некоторые стопроцентные факты не вышли наружу. Сейчас это все спекуляции, — говорю я ей, испытывая тошноту. — Мы развеим прах твоей мамы сегодня? — спрашиваю я, просто чтобы сменить тему.

— Нет, они не будут готовы в течение нескольких дней, поэтому нам придется сделать это в другой раз. Но, по крайней мере, мы можем сказать несколько слов и дать каждому немного высказаться, — говорит она, когда мы сворачиваем на повороте и едем прямо в сторону ручью.

— Это очень хорошее место, чтобы провести тут вечность, — комментируя я, пока мы едем в сторону поляны.

Деревья расположены вдоль дороги, напоминая чем-то парадный вход, и я вижу большой дуб в центре поляны, о котором рассказывала Мэнди.

— Что за оранжевые флажки? — спрашивает Мэнди, как только мы доходим до поляны и поворачиваем к дереву.

— Похоже, здесь проводится какой-то исследование или что-то в этом роде, — отвечаю я, делая неплохое предположение.

Мы прибыли рано, потому что Мэнди хочет показать мне путь, где они гуляли с мамой.

— Иди сюда, — кивает она головой в сторону неспешно бегущего ручья, струящегося около подножия холма.

— Понимаю, почему тебе здесь нравилось, когда ты была ребенком, — говорю я ей, глядя на песчаное дно ручья и чистую проточную воду. — Должно быть, это хорошее место для того, чтобы прийти сюда в жаркий, важный летний день.

— Точно, — говорит она, сбрасывая туфли и приподнимая платье, перед тем как войти в воду.

— Сними обувь и закатай штаны!

Она вскидывает бровь, давая мне понять, что у меня действительно нет выбора в этом вопросе.

— Ладно.

Я снимаю свои ботинки и носки перед тем, как последовать за ней.

— Боже мой! Как холодно!

— Освежающе, — поправляет она меня с широкой улыбкой. — Мама бы никогда не подошла ко мне, но она бы сидела прямо на этом холме и смотрела, как я играюсь в воде.

— А Дарла не приходила сюда с тобой?

— Обычно нет, она не любит холодную воду, — она задумчиво улыбается. — Думаю, что я немного странная. Ощущение ледяной воды, текущей мимо моих ног, позволяет мне чувствовать себя живой.

— Такое, безусловно, разбудит любого, — бормочу я, в то время как дрожь пробегает по мне. — Но думаю, мои ноги уже онемели.

— Ну, тебе повезло, потому что папа и Дарла уже подъехали.

Она ухмыляется и останавливается, чтобы не назвать меня слабаком, хотя я догадываюсь, что она думает.

— Возвращение сюда — это именно то, что я хочу вспомнить о маме, — говорит Мэнди, пока мы поднимаемся по склону, чтобы встретить остальных членов семьи.

— После охлаждения здесь в жаркий полдень, прежде чем отправиться домой, хотелось бы заехать на Мустанге в «Dairy Bar». Интересно, он все еще открыт?

— Поскольку у нас есть Мустанг, я думаю, что мы должны выяснить это после службы.

Я тяну ее в свою сторону, и мы идем шаг в шаг весь остаток пути до большого дуба.

Рэй начинает неофициальную церемонию, вспоминая о том, как они впервые переехали сюда из города. Он вырос на Манхэттене и никогда не думал, что сможет быть счастлив в скучной сельской местности вроде этой. Теперь он опасается, что будет не в состоянии справиться с шумом и суетой большого города снова. Он улыбается и смотрит на своих родственников.

— Спасибо, что приютили нас и были добры к нам все эти годы, — говорит он с предельной искренностью.

— Перестань говорить такое, — старшая сестра Мэгги замечает, в ее глазах уже скопились слезы. — Вы — наша семья, и ты бы сделал то же самое для нас. Теперь давайте поговорим о чем-то более радостном, прежде чем я снова начну плакать.

— Это было наше любимое место, — начинает говорить Мэнди. — Мама и я приходили сюда много раз, когда я была маленькой, и я рада, что она захотела, чтобы ее прах был развеян здесь. Не существует лучшего места, в которое бы я предпочла прийти к ней в гости.

После того, как каждый берет слово, рассказывая истории и предлагая воспоминания, очередь доходит до меня.

— Я, по правде сказать, не знал Мэгги, — признаюсь я. — Но я увидел Мэнди с другой стороны, с тех пор как я здесь. Одежда, Мустанг, этот ручей, увидеть ее в кругу всех вас, я действительно признателен за то, откуда она выросла такая. Это потрясающе.

Я смотрю в глаза Мэнди и вижу слезы, которые она мужественно сдерживает.

— Спасибо вам, что заставляете меня чувствовать себя желанным гостем, — добавляю я, глядя на Дарлу и Рея.

— Добро пожаловать, сынок, — говорит Рэй, кивая головой. — Я все-таки хочу коснуться одной вещи, прежде чем мы уйдем.

Он закрывает глаза на мгновение, как будто что-то придумывает.