Замерзшие сердца

Глава 1

Тайлер

Наши дни

– Ты точно решил уезжать? До конца отпуска еще несколько дней. К тому же твой брат уже все оплатил – тебе что, его денег не жалко? Поездка явно не из дешевых.

Мама неумолима: пока я заталкиваю оставшиеся вещи в открытый чемодан, она продолжает меня отчитывать. Понятное дело, что тур сюда стоит бешеных бабок. Для ясности: мой драгоценный братец отгрохал свадьбу на Миконосе, так что щеголять своим богатством перед всеми и каждым – привычное для него дело.

– Я не просил Ривера оплачивать номер. Да и бронировать тоже, насколько мне помнится, – процеживаю с недовольством. – Все, что просил, – не лезть. Так что деньги выбросил он, а не я.

– Неужели нельзя хотя бы несколько дней побыть в хорошем настроении? – Ее глаза медленно закрываются, плечи опускаются, будто бремя разочарования слишком для нее велико. – Ты всех гостей расстраиваешь – с первой секунды, как с трапа сошел, – добавляет она с тяжелым вздохом.

Странно слышать от мамы связные фразы. Обычно для глубокомысленных размышлений она слишком пьяна – переливает из пустого в порожнее, как будто она главный оратор в доме, и до крови расчесывает кожу на предплечьях.

– Виноват. – Придавив крышкой чемодана только что сложенную одежду, я застегиваю молнию, берусь покрепче за ручку и подтягиваю багаж к себе. Спустя миг колесики звонко ударяются о дорогостоящий кафель. – Я поменял билеты, – добавляю, разминая шею, – уже все равно ничего не сделать.

Закрыв глаз, мама ноздрями втягивает воздух и упирается рукой в выступающую бедренную кость. От драматизма этого жеста меня чуть смех не пробирает: Нора Бейтман в образе разочарованной матери!

Чертовски захватывающее зрелище, стоящее двадцати трех лет ожидания…

– Ладно, Тайлер. Поступай как знаешь. Ты все равно никого и никогда не слушал.

А разве было кого?

– Ну, окей, тогда потом поболтаем.

– Попрощайся с Ривером перед отъездом. Ему будет приятно.

– Ага, не сомневаюсь. – Усмехнувшись громче, чем планировал, направляюсь к выходу, волоча за собой чемодан.

Стоит мне выйти в пустой коридор, как за спиной раздается раздраженный вздох. Дверь захлопывается, и я не оглядываюсь. Пусть наслаждается окончанием отпуска, опустошая бутылку за бутылкой из безлимитного бара. Пусть пьет до тех пор, пока не приползет к Риверу в номер и не припадет к унитазу. А когда братца достанет эта новая роль быть опекуном для алкоголички, может быть, мама наконец-то поймет, что я – единственный, кому она нужна, и что она воспринимает меня как должное.

Треснув ладонью по металлическим кнопкам лифта, морщусь от режущей боли. Двери открываются, и я, скрежеща зубами, со всей силы швыряю чемодан в кабину. Мне до жути не хотелось тащиться на эту гребаную свадьбу, что вполне объяснимо: я и мой старший брат ненавидим друг друга. С трудом могу вспомнить время, когда мне не хотелось его вырубить и оставить истекать кровью.

Опять-таки на деле все происходит иначе, поскольку есть между нами одно очень весомое отличие: если мне кто-то не нравится, я не стесняюсь об этом сказать. Смысла не вижу играть в игры. Ривер же любит планировать, плести интриги.

Он ведь не хотел моего присутствия на свадьбе, о чем я прекрасно знал. Тем не менее Ривер переступил через гордость, чтобы показать окружающим, насколько он меня лучше. Успех, богатство, а теперь и жена. Жена, которая стояла у алтаря, словно пленница, и смотрела на него глазами, не знавшими ничего, кроме алчности. Свадьба ничего для них не значит. Скорее всего, в этом союзе они просто нашли взаимный финансовый интерес.

Что ж, могу сказать одно: он слишком плохо меня знает. Пусть я и не управляю компанией с состоянием в пятьсот тысяч долларов, пусть не удостоился именной вывески на башне небоскреба, зато у меня достаточно средств, чтобы больше никогда не работать, а моя фамилия вышита на спинах тысяч хоккейных джерси, которые продаются по всему миру.

Если Ривер надеялся вызвать чувство зависти, устроив этот спектакль с женушкой, ему следовало придумать план поумнее.

Эйфория – то чувство, которое испытываешь после отменного секса или когда выползаешь из самолета после длительного перелета в крошечном кресле, куда удалось запихнуть только левую часть задницы. Из самолета, напичканного вопящими детьми и стариками с потными подмышками, которые так и норовят похрапеть тебе в ухо. От этого беспредела не спасли даже наушники, хотя музыка в них орала на всю мощь. Не будь я так взбешен после поездки на свадьбу, меня бы, наверное, все это не так раздражало. Хотя… кого я обманываю? Меня бы все равно разрывало от злости.

Едва я успеваю включить телефон, как он начинает вибрировать. На экране одно за другим всплывают сообщения. Среди них вижу СМС от мамы с обвинениями в скором отъезде. И зачем я подключил ей международный тариф? Мое вечное стремление ей угождать в очередной раз лишает меня покоя. Ладно, пусть будет так. В обиде, злости и презрении все равно нет смысла, ведь, что бы я ни делал, мама выберет Ривера.

Я уже хочу вырубить трубку, как вдруг на экране высвечивается номер. На этот раз не мамин.

– Алло, – не слишком дружелюбным тоном отвечаю я на звонок. У входа в аэропорт вижу такси – начинаю двигаться к машине, волоча за собой чемодан.

– Судя по голосу, перелет не задался, – шутит Мэт. На фоне раздается тихий гогот. – Хотел убедиться, что самолет приземлился.

– Жив. Можешь выдохнуть. – Открыв заднюю дверь черного внедорожника, я пролезаю в салон и складываю шмотки рядом на сиденье. – Адский полет. Устал как собака.

Я пристегиваюсь. Машина трогается. Еще чуть-чуть – и я дома…

– Да ладно!? Ты что, не спал? Отключка – единственное, что спасает во время перелета. Я, например, начинаю блевать, если не сплю.

Так и есть. Сон – лучшее лекарство. Только впопыхах, мечтая поскорее убраться с Миконоса, я забыл на полке в ванной снотворное, так что мой отдых накрылся медным тазом.

– Это уже лишняя информация, Мэт.

Тот разражается смехом.

– Выспись хорошенько, Тай. Спишемся на неделе и обговорим дела.

Хотя Мэт меня не видит, я киваю и закрываю глаза.

– Договорились. Спасибо, что набрал.

– Всегда к твоим услугам, приятель. Увидимся, – прощается он и вешает трубку.

А я запихиваю телефон в спортивную сумку, умирая для остального мира.

Дома, упав наконец в кровать, я беспробудно сплю до следующего полудня. А дальнейшие две недели – уже после возвращения в мир живых – провожу на льду.

На самом деле я никогда не прерываю тренировки – только если выбора нет, – поэтому столь быстрое возвращение к хоккею – это своеобразное наказание за отъезд из города. Расслабляться нельзя: я слишком многого достиг, даже превзошел свои ожидания. Хоккей – это все, что у меня есть. Я не могу облажаться. Да и запасного плана у меня все равно нет.

По этой причине каждый день встаю до рассвета, проглатываю коктейль из сырых яиц и протеинового порошка, а потом до самого вечера не расстаюсь с коньками и привкусом металла во рту.

Сегодня утром я притащился на стадион задолго до начала тренировки. Обычно в это время здесь никого нет, но сейчас слышу, как по коридорам арены эхом разносится низкий, оглушительный голос: будущий звездный игрок команды «Ванкувер Варриорз» – и по совместительству мой лучший друг – выплескивает ярость на беднягу, которому не посчастливилось оказаться по ту сторону телефона.

И тут у меня глаза округляются: я слышу, как он в гневе выплевывает имя своей младшей сестры. Вот дерьмо.

– Ты до этого еще не доросла, Грейси!

– Я достаточно выросла, чтобы понимать взрослую речь! Называй вещи своими именами, Оукли!

Я застываю как вкопанный. Слышу знакомый девчачий голос, который вопит в трубку, даже не подозревая, что звонок поставлен на громкую связь.

– Хочешь, чтобы я по-взрослому изъяснялся? Тогда прекрати вести себя как шестнадцатилетний подросток! Интересно, что бы сказала мама?

– Вот только маму сюда не приплетай! И хватит меня контролировать! Ты мне не отец!

Я морщусь, стиснув зубы: что ж, Грейси за словом в карман не полезет.

Внезапно громкая связь обрубается. И теперь, пока лезвия коньков вгрызаются в исцарапанный бетон, я размышляю, как поступить дальше: проигнорировать скандал, а потом расхлебывать на льду последствия неадекватного поведения Грейси Хаттон или же выслушать часовой рассказ Оукли и поддержать друга перед тренировкой.

– Твою ж мать… – С всплеском раздражения направляюсь к раздевалке.

Дверь не заперта. На деревянной скамье, запустив пальцы в мокрые всклокоченные волосы, сидит Оукли, сгорбившись и тяжело дыша. Заметив мое присутствие, он поднимает глаза, кивает единожды и снова устремляет взгляд в пол между согнутыми в коленях ногами.

– Салют, – бормочет он.

– Ты как? В порядке?

– Семейные дрязги. Жить буду.

– Только, видимо, лысым. Или выдирание волос – часть ежедневного ритуала?

Руки Оукли соскальзывают с головы на колени.

Прижав спину к синей кирпичной стене, он запрокидывает голову и упирается в бетон затылком.

– Помнишь девчонку, о которой трепался Грант? Ту, которую он пригласил на яхту в июне на три дня, – добавляет он, подняв на меня глаза и скривив от гнева рот.

– Та, что с гибкой спинкой? – припоминаю я, насупившись.

– Боже праведный, Тайлер! – шипит Оукли. От неприязни у него даже плечи вздрагивают.

Твою. Мать.

Ярость – такое знакомое мне чувство – переполняет нутро, хотя я изо всех сил стараюсь не подавать вида.

– Это нормально… Она ведь танцами занималась…

Плечо Оукли врезается в мое, вызывая приступ острой боли. На напряженном лице читается предупреждение.

– Эй, я шучу.

– Шутки у тебя плоские.

Я по-прежнему невозмутим.

– Не переживай из-за Гранта, дружище.

Этот гребаный нытик не стоит и капли внимания. Вот уж не думал, что из всех игроков сестра Оукли свяжется с Грантом Вестеном. Этот задрот почти не вылезает со скамейки запасных, а внешне напоминает двенадцатилетнего сопляка.

Видимо, после поездки нашей компании в Мексику в прошлом году – Оукли, Ава, Грейси, Адам и я – она конкретно снизила планку. Как бы то ни было, но после всего, что произошло между мной и Грей на отдыхе, от одной мысли об этой парочке моя челюсть начинает ходить ходуном, стирая в порошок коренные зубы.

– Тебе не понять – у тебя нет сестры.

– Зато брат есть. Тот еще ублюдок. – Я падаю на скамейку рядом с Оукли.

– Точно, – смеясь, он закидывает руки над головой, чтобы потянуться. – Просто не хочу, чтобы люди шептались. Мне плевать, с кем вы все спите. Но если дело касается моей сестры…

Внутренности сжимаются под грузом вины. Мне, как и Оукли, совсем не хочется поднимать тему любовных приключений Грейси. Уж точно не после недельного отпуска в ее вагине, когда она в порыве страсти выкрикивала мое имя. Не после того, как я изучил ее тело и узнал 1001 способ намочить ее трусики.

Сглатываю. Та поездка – ошибка, и именно по этой причине мы с Грейси теперь не общаемся. Я по уши погряз в нестихающем чувстве вины – еще чуть-чуть и я захлебнусь. Все, что между нами произошло, больше не имеет значения. Все кончено. И правильно, что мы решили оборвать все контакты.

– Приму во внимание, – бормочу я.

– Знаешь, как бы мне ни хотелось играть за «Ванкувер», я не подпишу контракт, если мне придется выслушивать это дерьмо.

Я усмехаюсь:

– Еще как подпишешь.

Его хохот – признак того, что я попал в точку. Оукли пойдет на все, лишь бы снова играть в «Ванкувере», и никакие слухи ему не помеха.

– Только «Сиэттлу» не разболтай. Они все еще на чудо надеются.

– Чтобы попытать счастье, сначала им придется побороться со мной и остальными парнями из «Ванкувера».

Оукли, приобняв меня за плечо, кивает и мечтательно шепчет:

– Я уже покраснел от смущения, Тай.