Глава 5 часть 1

Кендрик де Пьяже, ранее второй сын графа Артейн, а ныне самозваный лорд Сикерка сидел у себя в кабинете, закинув ноги на приставной столик, и, насупив брови, смотрел телевизор, экран которого занимал почти всю противоположную стену.

Святые угодники, да у него не иначе как разум помутился! Видимо, по этой причине он разрешил Женевьеве остаться еще на одну ночь. Если бы у него оставалась хоть капля ума, он заставил бы ее немедленно покинуть замок.

С помощью телепатии он управлял электрическим импульсом при смене каналов. Образы на экране сменялись с такой скоростью, что у простого смертного голова пошла бы кругом. Черт, нигде не показывают американский футбол. Или хоккей, на худой конец. Небольшая доза спортивного азарта подняла бы ему настроение, но, видимо, этому не суждено было сбыться. Глубоко вздохнув, он выключил телевизор и встал.

Он поднялся по лестнице и вышел через двери, ведущие на внутренние стены замка. Когда он был жив, прогулка по крыше всегда его успокаивала. После смерти не многое изменилось. Кроме существенных отличий, разумеется. При жизни морской ветерок теребил бы его волосы, раздувал бы полы плаща, пробирался бы в складки одежды и ласкал кожу. Он вдыхал бы его соленый вкус и ощущал прохладу ночного воздуха, смаковал бы вино за ужином и чувствовал сытую полноту желудка. А его тело стремилось бы к телесным утехам, которые с радостью удовлетворила бы любая из дворовых девок его отца. Да, при жизни подобный вечер закончился бы намного приятнее.

После смерти ничего этого не было. Никакой пользы от чувств, какими его сильное тело наслаждалось все тридцать лет жизни; ни вкуса, ни запаха, ни прикосновения. Смерть была бездной, абсолютной пустотой, клеткой, в которой он томился вот уже семь столетий. Даже сила и магические способности его разума не могли заменить и малой толики земных радостей, которые в прошлом вкушало его тело.

Скоро. Очень скоро Женевьева покинет замок, право собственности перейдет на его имя, и окончатся его мучения на грешной земле. Он сможет, наконец, перейти в мир иной, освободившись от проклятия Матильды, которое она выкрикнула, когда он умирал в подземельях Сикерка. Замок будет, наконец-то, принадлежать ему, и он с радостью его покинет. Он так устал от этой жизни после смерти.

Собственная горечь тоже ему надоела. При жизни он был довольно милым человеком, во всяком случае, настолько, насколько может позволить себе рыцарь, долгие годы сражающийся с толпами врагов, которые стремятся перерезать ему глотку. При желании он всегда мог найти интересного собеседника, чтобы скоротать вечер — это тоже положительно говорит его характере. Какая жалость, что все обаяние и тонкие манеры исчезли, когда стрела пронзила ему грудь.

Боже, как он презирал Ричарда и Матильду! Причем, из этой парочки Матильду он ненавидел гораздо больше. Ведьма. Изворотливая, подлая шлюшка с загребущими руками. Кендрик выругался вслух. Это благодаря ей характер его стал таким желчным. При жизни он никогда бы не позволил себе поднять руку наженщину или причинить ей зло. Ему стало не по себе, когда он вспомнил, какого ужаса он нагнал на бедную мисс Баченэн. Как же низко он опустился!

Он снова нахмурился. Другого выхода у него нет. Было совершенно очевидно, что от нее так просто не отделаешься. На вид она была гораздо крепче своих предшественниц. А устрашение было единственным оружием Кендрика. Достойным сожаления, конечно, но жизненно необходимым.

Странно, что до сих пор ни одна из представительниц рода Баченэн не вызывала у него подобных угрызений совести.

Он двинулся дальше, отгоняя как можно дальше эту мысль, пока она не укоренилась у него в мозгу. Через несколько часов барышни уже и след простынет. Надо будет велеть Уорсингтону позвонить Макшейну, чтобы тот приготовил необходимые документы. Затем Кендрик ляжет и заснет вечным сном. Мысль об этом успокоила его сердце. Как же ему опостылело это блуждание среди живых!

Он бродил по стенам замка, пока ночное небо не начало светлеть, уступая место солнечным лучам. Внезапно его охватило чувство усталости, но не умственной, а телесной. Но ведь у него нет физического тела, откуда же взялось чувство усталости? Как-то раз он попробовал воспользоваться телефоном. Ему потребовался целый час, чтобы поднять телефонную трубку. После этого он неделю отлеживался в постели, восстанавливая затраченную энергию. Никогда больше он не повторял подобных опытов.

Что ж, небольшой отдых пришелся бы весьма кстати. В спальню, правда, ему путь заказан, но есть еще удобный стол в винном погребе. Там он пока и устроится. Кстати, заодно он проследит, чтобы Уорсингтон не прикладывался слишком часто к превосходному гасконскому вину.


— Боже милостивый, Кендрик, что ты делаешь?

Кендрик был уверен, что сомкнул глаза лишь на несколько минут. Он сердито уставился на управляющего.

— Пытаюсь уснуть, старина. А ты мне мешаешь.

Он бессознательно потер лоб рукой, а затем спохватился, что делает что-то не то. Как будто у него могла болеть голова! Для порядка он снова нахмурился.

— Из-за чего весь сыр-бор?

— Леди Женевьева нашла покупателя на голубую комнату. И сейчас вышеназванный покупатель увозит коллекцию леди Агаты.

— Что она сделала?! Она должна была убраться из замка на рассвете!

Уорсингтон смахнул невидимую пылинку со своего пиджака.

— Думаю, она передумала, мой мальчик.

Кендрик вскочил на ноги.

— Проклятье, Уорсингтон, Почему ты ничего не сказал?

— Мне никогда не нравился вкус леди Агаты. Кажется, ты разделял мое мнение.

— Я хотел, чтобы Женевьева убралась отсюда, и ты это знаешь.

— Конечно, — спокойно заметил Уорсингтон.

Кендрик бросил на управляющего испепеляющий взгляд и поднялся по лестнице, сожалея о том, что у него нет тела. Иначе он с удовольствием бы наделал шуму, выбегая из подвала. К сожалению, его подошвы ни с чем не соприкасались, поэтому двигался он бесшумно. У входа в кухню он остановился, наблюдая, как его жертва пытается очаровать высокомерную парочку замшелых аристократов, у которых в венах текла голубая кровь такого же неприятного оттенка, что и мебель, которую в это время выносили из холла.

— Я так рада, что мебель будет стоять в достойном доме, — щебетала Женевьева, — я так старалась, чтобы она попала в хорошие руки.

— Будьте уверены, леди Сикерк, мы позаботимся о ней наилучшим образом, — с чувством собственного достоинства ответила пожилая женщина. — Конечно, взамен мы можем предложить лишь несколько предметов из нашей коллекции. Те, с которыми не жалко расстаться, надеюсь, вы меня понимаете.

— Разумеется, — заверила ее Женевьева. — Может, в конце месяца мне удастся к вам заглянуть.

— Но не без предварительного уведомления, милочка. У нас так много важных встреч, а времени всегда не хватает. Боюсь, мы сможем вас принять не ранее, чем через две недели.

Ярость Кендрика тут же переключилась с Женевьевы на парочку надутых аристократов, которые явно ею пренебрегали. Ему тут же захотелось выскочить из укрытия и до смерти напугать этих безмозглых людишек. Эта мысль пришлась ему по вкусу.

— А это что еще означает? — проревел он, врываясь на кухню.

Женщина чуть не упала в обморок. Наверное, она была наслышана о легенде замка Сикерк, которую Кендрик старательно поддерживал при каждой возможности. Чем больше людей верило, что в доме орудует привидение, тем тише и спокойнее ему жилось.

Женевьева бросила в его сторону сердитый взгляд, после чего обратилась к посетительнице с заботливой улыбкой.

— Это лишь ветер, леди Хэмптон. Лорд Хэмптон, мне кажется, за вами приехала машина. Я позвоню вам. Всего доброго.

С этими словами она почти вытолкала их из холла и закрыла за ними дверь. Кендрик подошел ближе, смерив ее свирепым взглядом.

— Я жду объяснения!

Она прислонилась к двери и зевнула. Это не был скрытый утонченный зевок; так зевают от усталости. Или от скуки. Кендрик не мог с уверенностью сказать, что этот зевок означал, но понял, что она стремится его оскорбить, и ему это не понравилось.

— Отвечай, проклятая ведьма!

Женевьева оттолкнулась от двери и сказала:

— Да, труд способствует появлению аппетита. Уорсингтон, — крикнула она — можешь подавать ленч.

— Еще не время, миледи, — ответил из кухни Уорсингтон.

— Меня это не волнует, — сердито сказала Женевьева, — видно, мне самой придется его приготовить.

Кендрик открыл от удивления рот, когда она прошла мимо, как будто его тут не было вовсе. Она не обратила ни малейшего внимания на свирепое выражение его лица, которое, по его мнению, было безупречным. С глупым выражением лица он смотрел, как ее ладная фигурка в джинсах и свободном свитере плавной походкой удаляется в сторону кухни. Ее волосы были собраны на затылке в нечто, сильно смахивающее на конский хвост. Он нахально раскачивался то влево, то вправо, пока она продолжала идти, надменно подняв подбородок.

Когда она пропала из поля зрения, Кендрика чуть удар не хватил от злости. Пусть проклятая ведьма не думает, что легко от него отделалась! Разъяренный, он направился в кухню и появился возле нее в тот момент, когда она взялась за ручку холодильника. Кендрик давно не был таким злым.

— Мне начинает надоедать твоя непочтительность!

Она открыла дверь холодильника так резко, что он невольно отпрянул. Если бы у него было тело, удар пришелся бы прямо в лоб. Это было ударом по его самолюбию.

— Я не позволю, чтобы мной пренебрегали!

— Уорсингтон, у нас закончилось мороженое, а мне очень хочется замороженный коктейль. Не мог бы ты сходить в магазин?

— Миледи, мороженое вредно для вашего здоровья.

Дверь холодильника с треском захлопнулась.

— А мне все равно, — решительно сказала Женевьева, — Вы не моя мать и не можете мне указывать, что я могу есть, а чего нет. Если мне хочется мороженого, ваша обязанность его мне подать. Вам ясно?

Кендрик сложил руки на груди и ждал, как отреагирует Уорсингтон. Сейчас Женевьева убедится, кто на кухне командует парадом. Здесь слово Уорсингтона было законом и самое время девице об этом узнать.

— Конечно, миледи, — почтительно сказал Уорсингтон, — ваше желание для меня закон. Шоколодный коктейль утром, днем и вечером, если вам это доставит удовольствие.

Кендрик презрительно фыркнул. Управляющий оказался слабаком.

Женевьева удовлетворенно хмыкнула и вышла из кухни твердым шагом, высоко задрав нос и надменно помахивая конским хвостом.

— Мне тебя жаль, Уорсингтон.

Уорсингтон расплылся в довольной улыбке.

— У этой девушки есть характер. Ты должен это признать.

— Нечего мне признавать, — пробормотал Кендрик, выходя из кухни и направляясь на третий этаж, в свой кабинет. С каждым шагом на сердце у него становилось все тяжелее. Мало того, что ему не удалось испугать ее до потери рассудка, так она вообще перестала его бояться. Тактика устрашения не принесла ожидаемых результатов. А после того, как днем она показала оскорбительное отсутствие уважения и возмутительное отсутствие страха, Кендрику оставался только один выход.

Он должен был ее убить.

Загрузка...