Замок пепельной розы

Глава 19

Букета у меня уже нет, так что бросать гостям нечего. Да и кому? Здесь все замужние. Почти.

В конце концов, отрываю от платья одну тканевую розу, и просто-напросто швыряю её — прицельно в руки Тилль, которая уже прошмыгнула как-то на место рядом со старым герцогом. Она улыбается и подмигивает мне.

Когда мы с Дорном делаем шаг с возвышения, первыми поздравить нас подходят, конечно же, король и королева. Никогда не видела их так близко! От Его величества веет властью и силой, его присутствие подавляет. И в то же время… ощущение абсолютного спокойствия и даже какой-то отрешённости на душе не оставляет меня, хотя он, кажется, уже перестал колдовать.

У меня в голове столько вопросов… но как решиться задать хотя бы один такому человеку?

— Ваше величество! Спасибо за подарок, который вы преподнесли, — тихо говорит Дорн, сжимая мою руку.

— Не стоит благодарностей, — коротко качает головой король. — Всё-таки вы — мой родственник, хоть и дальний. Ваш род верой и правдой служил Короне много поколений. А отец Элис — наш хороший друг и верный сын Отечества, который совершил немало благородных дел на службе в Тайном сыске.

— Мы искренне желаем вам счастья, — добавила королева кротко и вручила мне небольшую шкатулку с овальной эмалевой миниатюрой на крышке, изображавшей какой-то пейзаж. Довольно тяжёлую. Судя по всему, там что-то драгоценное. Я сделала глубокий реверанс и от души поблагодарила.

— Вы почтите нас своим присутствием на ужине? — спросил старый герцог, подходя к нам.

— О нет, мой дорогой друг! Дела уже ждут. При мысли о том, какой величины стопка документов на подпись ожидает меня по возвращении, мне уже становится дурно, — скупо улыбнулся Хьюго. — Ваше приглашение было глотком свежего воздуха.

— Нам не часто удаётся улизнуть из дворца и побыть немного без охраны. Это было настоящим приключением, — улыбка Её величества широкая и простая. Я понимаю, что мне нравится эта женщина, которую скорее можно представить в роли хозяйки кондитерской лавки, чем королевы.

И они уходят.

Я так и не собралась с духом, чтобы спросить у них, что происходит и зачем была нужна магия, которую самый сильный менталист Королевства так щедро израсходовал, что у него до сих пор лицо белее мела и даже тени под глазами залегли. Флёр этой магии всё ещё висит над залом, я чувствую его всей кожей.

Леди Винтерстоун обнимает меня нежно. У неё глаза на мокром месте, и она долго шепчет мне в ухо пожелания счастья, прежде чем отпустить.

Огненный маг, лорд Морвин Эрвингейр, не пускает свою беременную жену подходить к нам близко, и Эмма посылает мне воздушный поцелуй издали. Он уводит её из зала поспешно, сверкнув на прощание алыми сполохами настоящего пламени во взгляде.

(прим. авт. — история Морвина и Эммы — в книге "Академия пурпурной розы"!)

Последней ко мне подходит Джен. Она похудела и очень бледная. Я вижу, что она старается не портить мне праздник, но глядя на меня, вспоминает моего брата. И от этого ей больно. Она может не прятать от меня эту боль — потому что в моей груди горит такой же жгучий огонь.

Мы просто обнимаемся молча — крепко-крепко, до боли. Мою щёку обжигает её слеза.

— Дженни, всё будет хорошо! Я его найду. Я тебе клянусь. Из-под земли достану! — бормочу ей на ухо. Она кивает, отворачивается и тоже уходит.

Герцог приглашает всех в большую столовую на торжественный ужин, который проходит в напрасных попытках старика, моей тёти и леди Винтерстоун как-то разрядить обстановку и сделать вид, что у нас тут самая обыкновенная свадьба.

Дорн всё это время сидит рядом со мной и молча ухаживает — наливает напитки, подкладывает изысканные яства, пока остальных гостей обслуживает один-единственный пожилой лакей.

На меня не смотрит и ничего не говорит.

Я выдерживаю за столом ровно час. А потом оправдываюсь больной головой и ухожу. Никто меня не останавливает.

Уже совсем темно. Кажется, все гости, кроме королевской четы, остаются в особняке Морриганов до утра. Надеюсь, без меня им будет веселее — не такая напряжённая обстановка, нет необходимости гадать, почему жених и невеста не глядят друг на друга влюблёнными глазами и не воркуют как голубки.

Прямо в платье бросаюсь ничком на постель. От души зашвыриваю одну туфлю под шкаф, другую в угол. Мне сегодня можно, я невеста. Лежу на спине, раскинув руки в стороны, и просто смотрю в потолок.

Я уже так привыкла к этой комнате, что чувствую огромное наслаждение, в неё вернувшись. Одиночество и тишина — тихо до звона в ушах. Как же хорошо!

Было.

Минут пять.

Спустя пять минут меня находит Тилль. Входит в комнату, осторожно прикрывает дверь и останавливается, нависнув над постелью с руками, скрещенными на груди. Внимательно меня изучает прищуренным взглядом.

— Давайте-ка помогу снять платье? — наконец, предлагает она тоном, который я так хорошо знаю. Она так начинает говорить, когда готовить мне нагоняй.

Обречённо сажусь на постели.

— Ну помогай.

Тилль выпутывает меня из всего того безобразия, которое называется моим свадебным платьем. Заявляет, что уже отправила Грейс распорядиться насчёт горячей воды и ванны. Я понимаю, что меня ждёт отсрочка — и радуюсь ей, как ребёнок. Но зная Бертильду… от разговора отвертеться у меня всё же не выйдет. Ну и ладно. Меня до сих пор накрывает странной апатией. Кажется, король перестарался со своим… ментальным воздействием.

А всё-таки жаль, что я проворонила шанс узнать хоть что-то у человека, который не связан со мной брачным контрактом и пресловутым вторым пунктом.

После купания я заворачиваюсь бархатный тёмно-розовый халат до пят длиною. И Тилль принимается тщательно вычёсывать мои волосы.

— А вы изменились, милая.

Так, началось. Сначала подмасливает.

Вздыхаю.

— Да, наверное. У меня… волосы отросли с тех пор, как мы с тобой виделись в прошлый раз.

— Волосы, да. Великолепные, до самой талии. Муж ваш в восторге будет. Но не в этом дело… Вы наконец-то ожили после… ну, тех событий два года назад. В глазах загадка. В жестах появились плавность и изящество. Даже походка изменилась. Моя неуклюжая малышка Элис наконец-то выросла и стала настоящей красавицей!

— Что за глупости ты говоришь!.. — смутилась я.

— И вовсе не глупости. Взаимное чувство всегда меняет женщину. Я так счастлива, что у вас с герцогом всё получилось! Я помню, как вы убивались по нему.

Я промолчала. Взаимное чувство… ну да, ну да. Конечно. Она ведь не знает, ничего не знает… а я не стану говорить. Какие взаимные чувства в фиктивном браке? Разве что взаимное чувство комфорта, да и в том я не уверена. Будь ему со мной хотя бы удобно, не бросал бы меня так надолго одну при первой же возможности.

Тилль откладывает щётку и вдруг… гладит меня по голове.

— А теперь признавайтесь, моя хорошая, что не так.

Если бы она стала напирать, пытаться расколоть меня и хитростью выводить на чистую воду… я бы отнекивалась до последнего. Но этот простой материнский жест, по которому я, оказывается, так соскучилась — он меня просто обезоружил.

И неожиданно для самой себя я начала рассказывать. Обо всём — кроме истории с магией, Олавом и кошкой. Я рассказала про отбор, обидный отказ герцога даже рассматривать меня на роль невесты, про новую встречу с подонком Оливером, и наконец… о том, что меня просто-напросто пожалели.

— Теперь ты понимаешь? Можешь дальше не хлопотать со щётками и духами. Никто ко мне этой ночью не придёт. Мой брак… он фиктивный.

Ну вот. Я сказала. Даже на душе как-то полегчало.

Тилль обошла меня и уставилась сверху вниз, снова скрестив руки на груди в любимом жесте. Я вся сжалась на стуле, который установлен был посреди комнаты, и втянула голову в плечи в ожидании того, как Бертильда начнёт рассказывать мне, какая же я дура. Но я не была готова к тому, что услышу.

— Элис, деточка! Ну вы ведь уже не маленькая. Что значит «фиктивный»? Так сделайте его настоящим!

— Как это?.. — опешила я.

Тилль закатила глаза.

— Так, как это делают муж с женой.

— Но он не хочет! — пояснила я совершенно очевидный факт. Что за глупости говорит эта Тилль?

— Ну так сделайте так, чтоб захотел!

Я вскочила и тоже скрестила руки на груди.

— Нельзя же заставить кого-то полюбить другого человека!

Она посмотрела на меня снисходительно, как на дурочку.

— Бедная моя девочка. Я понимаю, что ваша матушка умерла, не успев, видимо, рассказать вам некоторые простые вещи… Вроде того, чем должны супруги заниматься в первую брачную ночь. Ну так давайте я расскажу!

И тут до меня стало доходить. Что, кажется, мы с ней говорили немного о разных вещах.

Я покраснела.

— Не надо мне ничего рассказывать. Всё равно не пригодится.

Она рассмеялась.

— Хорошо, рассказывать не буду. Уже вижу, что такой умнице как вы, лучше изложить всё на бумаге и дать почитать, вдали от чужих глаз. Не переживайте! Я составлю вам самое полное руководство по обольщению супруга!

— Тилль, прекрати немедленно!!! — я даже притопнула ногой.

— Всё-всё! Уже прекратила! А всё-таки давайте я вам помогу готовиться ко сну. — И с лукавой улыбкой она ушла к шкафу, где с недавнего времени хранились и мои вещи тоже. А потом вынесла оттуда что-то белое, кружевное и точно не моё.

— Это что? — с угрозой поинтересовалась я.

— Ваша новая ночная рубашка!

— У меня есть!

— Ну и хорошо, что есть! А я прикупила вам ещё одну!

И не слушая больше моих возражений, она принялась бодро стаскивать с меня халат и переодевать. Чтобы не выглядеть капризным ребёнком, который спорит из-за цвета ленточки на косичке, я подчинилась. Была надежда, что после этого Тилль уйдёт и перестанет смущать меня своими глупостями.

Она очень быстро напялила на меня новую рубашку, закрыв рот складками ткани, чтоб я не вредничала. Я даже не успела рассмотреть как следует.

— Ты какую-то ерунду купила! — насупилась я. — Моя была лучше! В этой холодно.

— Цыц! — приструнила меня Тилль, плотно закутывая обратно в халат. — Вот придёт ваш муж, станет жарко.

Я обиженно засопела. Сколько можно давить на больную мозоль! Никто ко мне не…

Дверь за спиной скрипнула.

— Хм… я по привычке не стучал. Прошу меня извинить.

— Что вы, что вы! — медовым голоском пропела Тилль, одновременно затягивая на мне пояс халата по-живодёрски резким движением. — Это вы простите, что в такой момент посторонние в вашей с женой комнате. Я уже ухожу! Меня ждут перо и бумага. Попрактикуюсь… в эпистолярном жанре, так сказать. Сладкой вам первой брачной ночи!

И предательницу как ветром сдуло в следующий же миг.

Я медленно обернулась, стягивая халат плотнее на груди.

Натолкнулась на пристальный серый взгляд. Мой муж стоял в нескольких шагах позади, прислонясь плечом к двери — закрытой, между прочим, двери! — и задумчиво на меня смотрел.

Я растерялась. Ну то есть совершенно.

После того, как он по неделям игнорировал собственную невесту, я даже подумать не могла, что начнёт замечать жену. А тем более… так активно замечать.

Невольно поджала пальцы ног, когда его взгляд добрался и до них.

— Полагаю, Вы… зашли пожелать мне спокойной ночи… — проговорила я жалобно, всей душой надеясь, что это именно так.

Серый взгляд снова поднялся к моему лицу. Надо сказать, довольно медленно поднимался.

Герцог оторвался, наконец, от двери, и неторопливо направился… к окну. Обходя меня по дуге. Я всем телом поворачивалась за его движением. Как подсолнух за солнцем.

— Да, пожалуй, в этом что-то есть!

Это он не мне. Это шторам. Розовым.

Удивительная всё-таки у нас первая брачная ночь получается. Муж разговаривает со шторами.

— Если у вас есть другие варианты времяпрепровождения, готов рассмотреть! — Дорн сверкнул на меня глазами искоса, не вынимая рук из карманов.

Боже — я что, сказала это вслух?! Кажется, да. Сказала. Видимо, напряжение последних дней не прошло даром.

Я изо всех сил сжала зубы, чтобы точно больше ничего такого не ляпнуть.

Напряжение, повисшее в воздухе, можно было резать ножом. Уходить из комнаты мой новоиспечённый супруг явно не собирался.

Вместо этого вдруг обратился не к шторам, я напрямую ко мне — и неожиданно серьёзно.

— Элис, как вы?

Я не сразу сообразила, что это он о свадебной церемонии. То, что я испытала на ней, как-то уже померкло по сравнению со штормом, который терзал меня в эту самую минуту. И я в первый момент подумала, что он про то — как я сейчас. А сейчас мне было очень жарко и слегка била дрожь. Пришлось напомнить себе о необходимости быть спокойной, невозмутимой и холодной дамой, заключившей выгодную сделку — что от меня и ожидалось.

— Это была очень красивая и… немного странная свадьба, — осторожно ответила я, смягчив всё, что только можно было смягчить применительно к тому сумасшествию, которое творилось в торжественном зале. — Я рада, что всё позади и теперь мы с вами можем наслаждаться всеми прелестями нашего… фиктивного брака.

Я сделала акцент на слове «фиктивный», надеясь, что намёк будет понят, и Дорн перестанет раздевать меня взглядом. В конце концов, в нашем брачном контракте такого пункта не было.

— Такими, как раздельные спальни? — улыбнулся он краешком губ.

Я вздёрнула подбородок.

— Вот именно!

— Вынужден вас огорчить, — вкрадчиво ответил супруг. — В доме полно гостей — дед зачем-то заставил всех остаться до утра. И поэтому…

У меня возникли смутные сомнения относительно того, зачем этот старый интриган заставил гостей торчать в доме до рассвета, но я промолчала. Дорн меж тем продолжил развивать свою мысль.

— Поэтому, полагаю, было бы крайне глупо и непредусмотрительно давать пищу для сплетен и подвергать сомнению состоятельность нашего с вами брака. Мы ведь не хотим, чтобы о его фиктивности знал кто-то, кроме нас?

С этими словами он стал небрежными движениями расстёгивать тёмно-серый сюртук. Я как заворожённая следила за этим действом и даже не сразу опомнилась.

Сюртук бросили на спинку ближайшего кресла. Под ним была белая рубашка. И если б он начал расстёгивать и её, я бы точно хлопнулась в обморок. Но Дорн просто уселся в то же кресло, подпер голову кулаком и продолжил прожигать меня взглядом.

Рядом было ещё одно кресло, а между ними — маленький круглый столик.

— Элис, я вас не съем — можете уже отмереть и перестать торчать посреди комнаты с видом зайца, который прикидывает, в каком направлении сделать ноги, — рассмеялся мой муж. — Я просто побуду в этой комнате до утра. Если вы, конечно, не вздумаете выгнать меня из супружеской спальни. Но согласитесь, у нас ещё недостаточный стаж семейной жизни, чтоб так поступать?

Я немножко выдохнула. Что я, и в самом-то деле! Переступила с ноги на ногу.

— Моя маленькая герцогиня, сядьте уже, наконец, рядом со мной. Мы можем просто поговорить для начала.

— Как будто вы умеете… — брякнула я, снова не подумав. Очень уж меня выбило из колеи это его «моя маленькая герцогиня». Оно было как-то неожиданно и слишком… по-предательски интимно. И вообще — что это ещё за «для начала»?! Для начала чего?!

Вместо ответа Дорн снова усмехнулся. Странный он пришёл какой-то! Слишком добродушный и недостаточно мрачный. Аж непривычно. Неужели и на него королевская магия подействовала как бочка чая с успокоительными травками?

Я всё-таки подошла и села. Как и положено герцогине — на краешек сидения, с идеально прямой спиной и чинно расправив на коленках халат, который, по счастью, был мне до самых щиколоток и не открывал ничего предосудительного, кроме кружева на подоле ночной рубашки. Правда, он был слишком тонкий и лёгкий, как и всё, к покупке чего приложила руку Тилль, да к тому же после ванны лип к телу, поэтому я чувствовала себя абсолютно не в своей тарелке рядом с герцогом. Он-то умудрялся выглядеть величественно и по-аристократически шикарно даже в простой белой рубашке с распахнутым воротом… я спешно отвела взгляд от треугольника голой кожи в нём.

— Пожалуй, разговоры и впрямь не мой конёк, — продолжал потешаться не поймёшь над чем герцог. — Так что я по-прежнему жду ваших предложений. Элис, я тут подумал — я очень мало о вас знаю. Расскажите, чем вы любите заниматься? Скажем, долгими зимними вечерами в Шеппард Мэнор. Как вы их проводили?

Я слегка расслабилась и задумалась.

— Знаю! — Вскочила с места и бросилась к шкафу. Дорн следил за мной с удивлением. — Где-то здесь я видела… о, простите, это было ужасно нескромно с моей стороны, но вы же сами сказали, что комната теперь моя, и… вот!

И я с триумфом вытащила с одной из полок сложенную шахматную доску.

Брови моего мужа поползли на лоб.

— Хотите сказать, что умеете?

— Меня учил лучший шахматист Королевства! — запальчиво ответила я. — Так что если вы не боитесь со мною сразиться, то…

— Давайте сюда! — заявил Дорн, расстегивая запонки и решительно закатывая рукава. Меня снова кинуло в жар от этого процесса, за которым я следила, как загипнотизированная. Какие у него всё-таки красивые руки…

На руках я залипала весь ближайший час, пока мы увлечённо играли.

Огонь свечей в канделябрах вычерчивал длинные тени на шахматной доске. За окном было совсем темно, лишь уютно накрапывал мелкий осенний дождик. Мерно тикали часы на стене. Во всём доме царила абсолютная, даже какая-то торжественная тишина.

Кольца на моих руках ощущались приятной, хотя и немного непривычной, тяжестью. А мне доставляло особое, почти физическое удовольствие видеть такое же, как у меня, кольцо на правой руке этого мужчины. Пусть самообман — но собственница внутри меня мурлыкала довольной кошкой. И то, что он всё-таки пришёл, не оставил меня одну в такой день… я была по-настоящему благодарна.

Какое-то время в комнате звучали только стук фигур и лаконичные объявления следующего хода. Сначала Дорн играл вальяжно, явно не ожидая встретить в моём лице достойного соперника. Но постепенно входил в раж, начал сверкать глазами, тереть подбородок и думать над ходами. Я же вообще махнула рукой на эстетичные позы и забралась в кресло прямо с ногами, чтобы они не превратились в ледышки. Отдалась процессу со всей страстью, позабыв о проблемах и о том, что на часах — глубокая полночь.

И в конце концов, после череды обидных проигрышей, я умудрилась поставить ему шах и мат.

Дорн откинулся в кресле, которое к тому времени уже давно повернул ко мне… и посмотрел на меня одобрительно. Хотя почему-то я ожидала раненой гордости и очередного каменного выражения лица из его богатого арсенала каменных лиц. Но нет! Вид у моего супруга был расслабленный, довольный и… до удивительного живой и настоящий.

В общем, я залюбовалась. Потянуло даже спросить — это он в честь праздника такой, или можно надеяться на продолжение чуда, когда гости разъедутся?..

Вольготно положив руки на подлокотники кресла, Дорн слегка склонил голову к правому плечу и вдруг сказал:

— Элис, у вас такой вид, будто вы собираетесь задать какой-то вопрос.

Я вовремя прикусила язык. Контракт уже в силе! И пресловутый второй пункт никто не отменял. Поэтому я активно затрясла головой.

— Что вы, что вы! Даже не думала! — потом всё-таки подумала, и решила переформулировать один вопрос, который вертелся всё же на языке. Но так, чтобы он перестал быть вопросом. — Хотя не скрою, мне интересно, что будет, если вдруг я нарушу второй пункт нашего контракта. Ведь у нас не предусмотрены санкции!

— Даже не знаю… это, и верно, упущение! Дайте-ка подумать… — Выражение его лица неуловимо изменилось. Плотно сжатые губы, пристальный жёсткий взгляд, складка меж тёмных бровей… — Полагаю, я должен придумать вам по-настоящему неприятное наказание. Например — угроза закрыть вам рот поцелуем. Судя по всему, это вас достаточно напугает.

И его недовольный взгляд опустился на мои губы.

Я раньше не знала, что взгляд может ощущаться как физическое прикосновение. Когда человек так близко.

Моим губам стало щекотно. Я невольно их приоткрыла. Удивилась тому, что воздух, оказывается, тоже имеет вкус. Потому что пахнет им.

И на секунду мною овладело очень сильное искушение начать задавать вопросы. Не важно какие — сколь угодно глупые! Вроде того: «не вы ли похитили моего брата?» или «Что находится в подвалах Тедервин?»

Так кружится голова, когда стоишь на самом краю пропасти — а в спину дует сильный ветер, что вот-вот сбросит вниз. И осталась лишь пара мгновений, чтобы сделать шаг назад, в безопасность. Но ты его почему-то не делаешь.

И всё-таки… я вовремя вспомнила, какую роль должна играть. И что на кону. Дорн ведь явно и недвусмысленно высказался, что в браке ему не нужны чувства. Не нужна влюблённая в него по уши жена. От этого одни неудобства. И сейчас… я не столь глупа, чтобы не видеть. Его просто задело моё нежелание целоваться. А лечить мимолётное ранение мужской гордости ценой раны на собственном сердце, которая не затянется уже никогда — это в мои планы не входит.

— Вы слишком боитесь моих вопросов, — сказала я нарочито спокойно. Твёрдо посмотрела в глаза герцогу.

— А вы слишком боитесь ответов, — парировал он, возвращая взгляд, куда ему положено. Мне в глаза. Я снова смогла дышать. — Иначе вас не остановили бы санкции.

— Я не уверена, что получу ответы, даже если спрошу. Вполне возможно, вы ограничитесь наказанием, — я вздёрнула подбородок в ожидании его хода. Кажется, наша партия продолжалась, только шахматы уже были не при чём.

— Возможно, — улыбнулся герцог бесовской улыбкой, от которой у меня сердце немедленно забилось сильнее. — Но вы не узнаете, если не попытаете удачи.

— Спасибо, как-нибудь обойдусь! — поспешно заявила я. — В конце концов, это может развязать вам руки, и вы тоже станете нарушать наш брачный контракт. Нет уж, подписали — будем исполнять от и до!

— Вы так переживаете из-за подарков и поместий? — поддел меня муж. — Или есть какие-то другие пункты, которые вызывают ваше особое волнение?

На пункт о запрете любовниц намекает, гад. Хочет, чтобы я ревновала. Мужчины! Даже фиктивная жена обязана сходить с ума от ревности и страдать без его поцелуев, иначе он чувствует себя не в своей тарелке. Хотя казалось бы — заводи тогда настоящую! Но нет.

А мне как-то не хотелось служить игрушкой, годной только на то, чтобы тешить самолюбие. Но не любить её по-настоящему. Не целовать её по-настоящему. Не из необходимости, не от скуки, а просто потому что…

Я решительно встала с кресла.

— Пожалуй, мне уже пора спать. Это был трудный день. Спокойной ночи, дорогой супруг! Надеюсь, вы расположитесь с удобством. Если хотите, я лягу на полу. Это всё-таки ваша спальня. Вы предоставили мне её во временное пользование, я не забыла, поверьте.

Серый взгляд потемнел.

— Не говорите ерунды, Элис. Моя постель в вашем полном распоряжении.

Ох! Кажется, я не на шутку разозлила «дорогого супруга». Что ж… от меня ждали, что я буду холодной и бесчувственной. Сейчас я такая. Что опять не нравится?

Я развернулась и направилась к кровати, стараясь держать спину. Остановилась у самого края, чувствуя лопатками, что Дорн провожает каждое моё движение.

В пару глубоких вдохов успокоила дыхание. Взялась за пояс, дёрнула… безрезультатно.

Тилль! Будь она не ладна! Это ж надо так затянуть.

Дёргала ещё и ещё, с остервенением, раздражаясь и мечтая оказаться в этот момент где угодно, только не здесь.

Локон упал на лицо, я сердито его сдула. Очередная попытка развязать проклятый пояс не удалась. Придётся ложиться так — хотя это и ужасно неудобно. Ну или искать ножницы, чтобы разрезать — и я всё больше склонялась именно к такому варианту, так была зла. Как будто вся злость на ситуацию, которая копилась так долго, сейчас выплёскивалась на один-единственный несчастный халатик.

— Что у вас там случилось? — ледяным тоном осведомился мой супруг из своего кресла.

— Ничего страшного. Пояс запутался, не получается развязать.

Пауза.

— Давайте помогу.

— Что вы! Не смею мешать отдыху Вашего сиятельства. Как-нибудь сама справлюсь.

Спиной я почувствовала, как воздух накаляется — словно перед грозой. И наконец, она разразилась.

— Элис! Иди. Ко мне. Немедленно.

Я застыла. То ли командный тон, то ли это нечаянное «ты», которое у него вырвалось… но сопротивляться я не могла.

Медленно развернулась… и пришла. К нему. Снова. Туда, в тёплый круг света. Обречённо, как нашкодивший щенок, которому сейчас зададут трёпку.

Но не успела я дойти, как Дорн резко подался вперёд, ухватил меня за края пояса и потянул к себе. Я едва не упала прямо на него, от неожиданности вцепилась ему в плечи. В твёрдое, каменное, горячее тело под тонким белым полотном.

А его длинные сильные пальцы — те самые, которые я обмирала как красиво обхватывали шахматные фигуры в игре — принялись распутывать мой пояс.

Несколько бесконечно длинных мгновений стояла тишина.

— Зачем вы завязали его морским узлом? — наконец, раздражённо спросил Дорн. Я не сразу сообразила, о чём он спрашивает. Все мысли куда-то разбежались.

— Это… не я. Это моя камеристка.

— Передайте ей, что это не одежда, а форменное издевательство над мужским самообладанием.

И его длинный выдох. Когда узел всё же поддаётся, и полы тонкого халата медленно соскальзывают в стороны.

— …определённо издевательство, — бормочет он, и снова замолкает.

Я бросаю взгляд вниз. И желание прибить Тилль возрастает в геометрической прогрессии.

Жаль, что я не успела рассмотреть ночную рубашку во время переодевания. Иначе ни за что бы не согласилась её надеть. Потому что вот эта вот серо-стальная кружевная тряпочка на тонких ниточках — она совершенно точно не подходит в качестве ночной рубашки. Во-первых, это не рубашка. У рубашек бывают рукава. Во-вторых, она определённо не способна согреть ночью. В-третьих…

Что там было в-третьих, я подумать уже не успеваю.

Потому что ладони моего супруга минуют полы халата, которые почти не держит распустившийся узел, и осторожно ныряют под них.

Ложатся мне на живот. Задерживаются на мгновение. Тягучим медленным движением скользят дальше, плотно охватывают талию. Ещё мгновение, замерев, остаются там. Потом поглаживают большими пальцами, и невесомая ткань совсем не чувствуется — как будто прямо по коже. Тянут меня ближе. Я и так уже стою меж его разведённых коленей, а теперь окончательно в плену.

Но он не торопится. Останавливается снова. Как будто, как и я, ждёт, что сейчас что-то случится.

Испуганно вскидываю взгляд.

Мы встречаемся глазами.

Сейчас ведь должно чего-нибудь сломаться? Почернеть? Рассыпаться в пыль?

Но ничего такого не происходит. Почему? Всё изменилось, потому что мы теперь женаты? Или это отголоски ментальной магии короля? Если бы только я знала причину разрушений. Но мне остаётся лишь плутать в бесконечных лабиринтах невысказанных вопросов без ответов.

Чуть звенящее в воздухе тугое напряжение. Бешеный стук крови в моих ушах.

— Я достаточно тебе помог, или продолжить? — хриплый шёпот мужа совсем близко.

Не отвечаю. Просто не знаю, что ответить.

Как разыгрывать холодную, равнодушную леди, когда внутри горит пожар? Его прикосновения мучительны. Потому что понимаю, что если к ним привыкну — назад дороги не будет. Они — как противоядие от яда одиночества, который медленно отравлял меня все эти годы. Прежде организм кое-как сопротивлялся этому яду. Но стоит мне пристраститься к противоядию… после того, как у меня его заберут, я точно умру.

Поэтому инстинктивно напрягаю руки, не позволяю притянуть меня ещё ближе. Отвожу глаза.

— Молчишь… Прячешься от меня. А я ведь помню. «Дорогой дневник! Может, лучше б я вовсе не знала этого чувства. Этого страха и одновременно мучительного желания прикоснуться, приблизиться хоть на шаг». Сейчас между нами меньше шага, Элис.

От неожиданности у меня слабеют ноги. Зачем он вспомнил? Как вышло вообще, что помнит… столько времени прошло. Даже я старалась не вспоминать. А Дорн… это слишком жестоко, после того, через что он заставил меня пройти. Впрочем, он всегда был жесток.

— Я уже говорила вам тогда. Это не о вас, — шепчу, отворачиваясь.

— Не умела врать тогда, не умеешь и сейчас, — отвечает муж тихо.

И я вдруг замечаю, что сижу у него на коленях. Дорн держит меня за талию левой рукой — бережно, но крепко. А правую… осторожно тянет к моему лицу, заправляет за ухо выбившуюся прядь. Но не убирает руку. А медленно ведёт раскрытой ладонью по шее. Его кожа — горячая и сухая, а это неспешное собственническое движение отзывается во всём моём теле так, что я закусываю губу, чтобы не застонать.

Дальше, и дальше, и по изгибу шеи — к левому плечу, смахивая по дороге бретельку сорочки и рукав халата, как несущественные препятствия. Сжимая плечо и задерживаясь на нём на мгновение.

Все причины, все аргументы, все возражения стремительно проваливаются куда-то — наверное, в бездну под моими ногами, потому что земля уходит у меня из-под ног. Крепче сжимаю пальцы на его плечах, и случайно вонзаю ногти. Пугаюсь на мгновение, что он рассердится, но ответом мне — лишь короткий вдох. И то, как он, будто потеряв, наконец, самообладание, тянется ко мне. Вжимается лицом в волосы под моим правым ухом, глубоко вдыхает запах волос.

Я окончательно запуталась. Я ничего больше не понимаю.

— Вы… ты… снова сбиваешь меня с толку! — говорю жалобно. — Я пытаюсь разобраться, но не получается. То холодный как лёд, то горячий. То равнодушный как камень, то бросаешься на мою защиту. То отталкиваешь меня, то… Помоги мне понять! Объясни, что происходит. Объясни, что тебе нужно! Потому что если это всё случайность… если мимолётный порыв… просто рубашка моя понравилась, или стало скучно, или ещё что… и завтра твоё настроение снова изменится, и ты снова станешь камнем… Я не смогу так жить. Это слишком больно.

С мучительным волнением жду ответа.

Долго жду. Но никакого ответа не получаю.

А я так устала биться головой о каменную стену.

Дорн по-прежнему держит меня в руках — теперь даже крепче. И вжимается мне в шею. Я чувствую касание его губ. Но это не поцелуй. Это… у меня нет названия.

Несмело поднимаю руку и касаюсь его волос. Они неожиданно мягкие и слегка вьются. Он вздрагивает от моей ласки. Как будто она ему неприятна. Как будто слишком отвык. Я чувствую, как напряжены его руки — всё его тело.

— Да, ты права, малышка. — Говорит глухо. — Лучше даже не начинать.

И почему я снова, как дура, ждала чего-то другого… Моя рука безвольно падает. Я пытаюсь отстраниться. Он добавляет:

— Сейчас. Подожди. Не уходи. Дай мне ещё минуту.

И мы продолжаем сидеть так, неподвижно, ещё несколько бесконечных минут. Уже не объятие, уже бесплодная попытка удержать мгновение, которое мы упустили.

Как только он разжимает, наконец, руки, я немедленно сбегаю. Судорожно поправляю халат, подтягиваю плечо и завязываю пояс обратно, стараясь не смотреть на мужа. Боковым зрением всё же замечаю, что он снова откинулся на кресле и сидит так, неподвижно.

Спешно ретируюсь на кровать. Там обнаруживаю ещё одну подлянку от Тилль — на ней нет одеяла. Только тоненькая простынка, которой совершенно недостаточно, чтобы как следует укутаться или сохранить тепло холодной осенней ночью. Вот же!.. Интриганка бессовестная.

Халат решаю не снимать, кое-как забираюсь под простыню, натягиваю до подбородка.

Вытягиваюсь в струнку, крепко зажмуриваюсь.

Кажется, инстинктивно я легла на самом краю, заняла только левую половину этой огромной постели. Хотя кого я обманываю. Мне сегодня спать в ней одной. И можно, наверное, уже начинать себя ругать. Ну что мне стоило помолчать?.. Но сил нет даже на это, поэтому просто стараюсь поскорее уснуть. Пусть уже этот бесконечный день закончится!

Скрип кресла. Шаги в дальней части комнаты.

По тому, как темно становится под моими плотно сомкнутыми веками, понимаю, что Дорн погасил все свечи. Сегодня новолуние, и в комнате абсолютная темнота. Кресло скрипит снова. Кажется, мой муж решил сегодня спать там.

Пытаюсь уснуть, но сон бежит от меня. В конце концов открываю глаза и просто пялюсь в темноту. Она вокруг меня — слева, справа, сверху и даже снизу, кажется. Как будто я лежу в облаке пепла. Как будто весь мир вокруг меня исчез, рассыпался, и только я одна осталась на пепелище. Страшно. Мне так страшно! Никогда не боялась темноты. И вот теперь… лежу и дрожу. Потому что дурацкая ночная сорочка совсем не греет, да и тоненькая простынка не сохраняет тепло моего тела.

А потом снова раздаются тихие шаги. И по мере того, как они приближаются к кровати, я успокаиваюсь. Всё хорошо! Мир не исчез. Я не одна.

Чувствую, как прогибается кровать. Муж всё-таки ложится рядом. Пусть и не близко, пусть на расстоянии вытянутой руки — но я чувствую его присутствие. Слышу его дыхание.

Украдкой поворачиваю голову, стараясь не шуршать по подушке — и не сбивать ритм дыхания, дышать глубоко, как будто я сплю. В какой-то приключенческой книге вычитала, что это помогает притвориться спящей.

Пытаюсь рассмотреть в темноте очертания мужчины рядом. Это с трудом, но удаётся. Мой муж лёг, не раздеваясь, поверх простыни. Вытянул длинные ноги, заложил руки за голову. И просто смотрит в потолок.

Вот теперь, когда он рядом, я чувствую себя чуть-чуть менее замёрзшей и несчастной. Теперь можно попытаться заснуть.

Лучше б не пыталась.

Мне снилось, будто я снова бегу тем проклятым переулком, а за мной катится чёрная карета. Всё быстрее и быстрее, всё ближе и ближе. Цокот лошадиных копыт, нетерпение лошадей. Нетерпение и охотничий азарт человека в карете. Мои ноги, что отказываются бежать. Я так долго бежала! Я устала, смертельно устала.

А далеко впереди — просвет меж домами. И там, в бледно-сером сумраке, очертания высокой тёмной мужской фигуры. Я узнаю этого человека. Я так хочу его догнать! Он мне нужен, до боли. Кричу, чтобы он обернулся — но из горла не раздаётся ни звука. Он не слышит меня и не оборачивается. Я так и останусь одна в темноте, наедине с ужасом, что гонится за мной по пятам.

По ощущениям я спала несколько часов. Сейчас глубокая-глубокая ночь. И дыхание мужа на соседней подушке — глубокое и размеренное.

И тогда я решаюсь. Он даже ничего не заметит! А я сделаю вид, что тоже сплю. И просто случайно повернулась во сне.

Я всего лишь хочу быть ближе. Мне это нужно, как воздух. Как тепло, которого почти не осталось в моём озябшем теле. Его прикосновения всё же проникли под кожу, и кажется, теперь я окончательно пропала. Больше не смогу жить, как прежде — сейчас, когда знаю, каково это, пропитаться его теплом.

Осторожно поворачиваюсь налево. Тихо как мышка, стараясь не издать ни звука и не разбудить случайным шорохом или скрипом.

Тянусь, тянусь… и незаметно ложусь совсем близко, к нему под бок. Подтягиваю руки к лицу, кладу ладони под щёку. Так немного теплее. Почти касаюсь лбом слабо белеющей в темноте ткани его рубашки. Снова успокаиваю дыхание. Это трудно — потому что сердце колотится, а ещё совершенно лишает спокойствия терпкий и сводящий с ума запах, который я ощущаю совсем рядом. Запах мужчины, которого люблю.

У меня всё же не получается изображать спящую до конца. Моё дыхание сбивается на мгновенье, когда по шороху подушки понимаю, что мой муж повернул голову. И даже с закрытыми глазами, даже в темноте я знаю, что он смотрит сейчас прямо на меня.

Он не спит! Не спал. И возможно, всю ночь пролежал так.

На меня обрушивается паника. Лежу, жмурюсь, и пытаюсь понять — поверил ли он, что я сплю? Или решил, что я специально к нему подвинулась, чтобы… чтобы… ну, не знаю, напроситься на что-то? Моё бедное сердечко не выдержит очередного испытания. Очередного убийственно-сложного разговора… или не-разговора, на который я снова не буду знать, как реагировать.

Его глубокий, тяжёлый вздох.

И он просто поворачивается ко мне, и без единого слова, молча обнимает.

Крепко-крепко! Прижимает к себе, всю, всем телом. Прямо с простынёй. Я не успеваю опомниться, как оказываюсь в колыбели его объятий, в которой так хорошо и спокойно, как не было мне никогда в жизни, наверное. Одной рукой гладит меня по спине, словно успокаивает. Другой зарывается в волосы на затылке, прижимает моё лицо к своей груди.

Медленно-медленно меня покидает зябкая дрожь. По телу разбегается волна целительного тепла.

Я счастливо вздыхаю и засыпаю.