Люблю Питерскую погоду. Солнце – дождь, солнце – дождь, и так по кругу. Час назад по улицам прошелся настоящий водопад, заставляя даже заядлых моржей прятаться под арками и в магазинах, а теперь светит слепящее солнце, что и с открытыми окнами душно до ужаса. Еще и у плиты.
Как честной курице-наседке приходится отныне готовить на двоих. Правда вот Ева как умотала с утра, так до сих пор и не объявилась. И где её носит? Хотя нет, лучше не знать. Вчера она притащила домой два боевых шеста (и где она их только откопала и, что более интересно, как тащилась с ними по городу?!) и заставила выехать за город, чтобы устроить тренировку. «Ежедневный ритуал для неё – хоть какая-то польза для меня», приблизительно так звучала её аргументация.
В итоге я теперь хожу, скрючившись пополам. Такое ощущение, что мое тело один сплошной ноющий синяк. Ева права – я катастрофически забила на спортивную подготовку, что просто недопустимо. Мелкая нечисть – это одно, с ней расправиться несложно, а вот если придется схлестнуться с кем-то посерьезней… тогда я труп. Красивый, но труп.
Так что теперь морально отдыхаю от своей полной несостоятельности и делаю то, что получается лучше всего: старательно запекаю мясо в духовке и жарю картошечку. В лучших традициях умения устраивать самой себе праздник – по правую руку открытая бутылка вина, а по настенному телевизору фоном мельтешит музыкальный канал. Идиллия и спокойствие.
Взращенные рефлексы срабатывают молниеносно. Кухонный нож, только что предельно учтиво нарезающий огурцы к салату, со свистом проносится в воздухе и втыкается в пластиковую раму. Вальяжно расположившийся на подоконнике Дима, присвистнув, настороженно косится на трясущееся в опасной близости от его уха лезвие.
– Кто-то не любит гостей, – замечает он, с трудом вытаскивая нож. – А рука, кстати, хорошо поставлена.
Кто что, а я как полная дура смотрю на него с открытым ртом. Как? Как я не услышала его раньше? Сколько он так уже сидит?
– Какого чёрта? Что ты тут делаешь?!
– Ну… в гости пришел.
Тугодумно моргаю.
– Четвертый этаж.
– Тут пожарная лестница, – Дима даже ткнул пальцем.
Пожарная лестница? Недоверчиво подхожу к окну и высовываю голову. Внутренний двор, окольцованный стенами и окнами жилых квартир. Подъезды, широкая проезжая арка внизу. И в самом деле, слева вон она: повидавшая виды, но вполне рабочая. Буквально возле моего окна, нужно только дотянуться.
– И, правда, лестница… – это я убеждаю саму себя? Потому что руку даю на отсечение, за столько лет ни разу не обращала на неё внимания.
– Ты что, не знала? – смеется Данилов.
– Если честно… Неважно, – только отмахнуться и остается. – Как узнал, где я живу?
– Выцыганил у брата имя. Остальное дело времени, – молодой человек выуживает белоснежную розу, прятавшуюся у его ноги (опять же, где были мои глаза?), и протягивает мне. – Значит, Варвара. Приятно познакомиться, Варвара-краса.
Удивленно принимаю цветок. Одинокая роза? Миленько. А он романтик. Только какой-то совершенно безбашенный. Брат богатейшего человека в городе лазает по чужим окнам… а если журналисты пронюхают? Тогда же не миновать оглушительного цунами. Только вот ему похоже плевать. Сидит спокойненько, улыбается и ждет, что… пока я что-то отвечу, да? Ммм…
– На будущее: у квартир есть двери.
Браво, Варвара. Умнее ведь ничего нельзя придумать. Однако Дима согласно кивает.
– Знаю, я звонил. Но ты не ответила.
Конечно, не ответила – звонок месяца три как сломан.
– Что со щекой?
Невольно касаюсь заживающего пореза.
– Да, так… Поцарапалась.
Не стану же я говорить, что после тренировки умудрилась сцепиться на улице с примерзкой банши, любительницей плеваться отравленными иглами. Со способностями Евы проникать через мороки, это теперь как нефиг делать. Я, откровенно говоря, и не думала, что в Петербурге сто-о-о-олько нечисти. Большинство, конечно, вполне безобидные, но есть и такие особи…
– Бывает, – согласно кивает Дима. – Я вот постоянно налетаю на дверные косяки. Не везет, наверное.
Какой-то совершенно нелепый разговор. Забираю у него нож и возвращаюсь к недорезанным овощам.
– Ответа я не услышала: что ты тут забыл?
– Да ничего, решил заглянуть. Привет сказать.
Нож замирает над многострадальным огурцом. Медленно оборачиваюсь.
– Сказал? Теперь проваливай.
– Эй, зачем так грубо-то?
– Ты верно подметил: не люблю незваных гостей.
– Что, даже чаем не напоишь? Тут так вкусно пахнет, а я голодный.
Голодный? Это братец-то миллиардера голодный? Сомневаюсь.
– Катись отсюда, – угрожающе стискиваю нож. – Или в следующий раз не промахнусь.
– Не надо, я очень нежный. С детства боюсь острых предметов, – миролюбиво всплеснул руками Данилов, соскакивая с подоконника. – Ты не против, если в этот раз я воспользуюсь дверью? Все ладони счесал о ржавчину.
– Стоять! – угрожающе тыкаю в его сторону острием. – Уйдешь так же, как и пришел.
Молодой человек без особой радости переводит взгляд обратно на окно.
– Серьезно? Милосердие – добродетель, никогда не слышала?
– Сам виноват. До свидания.
Ну уж нет, буду непреклонна! Нельзя давать слабины, а то потом сядут на шею и свесят немытые ножки. Что это за рыцарские замашки, тайком лазить по чужим окнам? Не надо мне такого. Теперь что, придется закрываться на все замки и помирать от жары?
А тут еще и слышится домофонный писк.
– Ева идет, – вслух ни к кому не обращаясь, говорю я.
– Ева? – непонимающе вскинул бровь Дима.
Собирать на своей кухне ораву гостей в мои планы точно не входит. Еще не оберешься ненужных разговоров, а новая соседка, в меру своего «затянувшегося переходного» возраста, ой как любит уколоть острым язычком. И главное, не сделаешь ей ничего. Хитрюга.
– Так, топай уже давай, а, – чуть ли не вою я, требовательно округляя глаза.
Поняв, что спорить бесполезно, и никто не станет с ним откровенничать, Диме ничего не остается как вернуться к исходной точке. Уже перекинув ноги через подоконник, он напоследок оборачивается.
– Еще увидимся, – и ловко спрыгнув, сигает вниз.
И не подумаю проверять: жив или нет. Истеричных воплей соседей, как и сработавшей сигнализации от прилетевшей тушки на крыши расположенных под окнами машин нет, так что, скорее всего, уцелел.
Из коридора доносится скрежет, следом шаги и бренчание ключей. Возвращаюсь к разделочной доске. Сама невинность.
– Тут тебе подарок. Под дверью бросили… – Ева заходит на кухню, держа в руках огромный букет белых роз. Видимо из той же компании, что и одинокий цветочек, оставшийся лежать на столе. Вот же блин, забыла про него.
Поджимаю губы и чувствую, как краснею.
– Положи… куда-нибудь.
– И давно у тебя объявился тайный воздыхатель? – ехидно смотрит на меня девчонка.
– Не поверишь: только что.
– Ну-ну… – взгляд Евы многозначительно скользит по одинокой розе. – Готова к тренировке?
Обреченно скулю. Только это и остается.
– Ты серьезно? Прямо сейчас?
– Смерть не назначает точного часа.
Знакомые слова, я уже слышала что-то подобное. Очень-очень давно.
– Может, сначала поужинаем?
Надежда умирает последней, верно? Но нет, Ева настойчиво стучит пальцами по столешнице.
– Не будь тряпкой и не позорь имя валькирии. У тебя пять минут. Жду в коридоре.
– Маленькая диктаторша! – фыркаю ей в спину, хотя разумом прекрасно понимаю, что она права. Долой лень, усталость и боль. Никаких долгих раскачек. Это запрещено. Секунда дозволенной слабости и ты мертв.
Разочарованно выключаю плиту и иду в комнату, но замираю в прихожей.
– А это что? – кричу я, замечая на комоде у высокого зеркала запечатанный конверт без адреса и марки.
– Что? – Ева непонимающе высовывает нос из комнаты. – А это вчера вечером притащили, когда тебя не было. Сказали: передать лично в руки. И это… почини звонок, бедняга долбился в дверь битый час.
– Кто долбился?
– Не знаю, – девчонка уже скрылась обратно за стену. – Судя по виду курьер.
Вскрываю конверт, внутри которого оказывается распечатанная фотография. Внутри все холодеет. Я. На фотографии я, поднимающая с Димой по лестнице в вечер приема. Фотография местами нечеткая, с куском чужой обрезанной спины. Словно щелкнули исподтишка и в толпе.
Интуитивно переворачиваю карточку и обнаруживаю надпись: «Понравилось мероприятие? Хотя и так вижу, что понравилось. Очаровательный спутник. Вероятно, стоит разузнать о нем побольше. И я говорю не только о себе…»
– Ну что там, очередной воздыхатель? – доносится из комнаты. – Или все тот же?
– Да нет, точно не тот же… – негромко отвечаю я.
Мороз по коже. Сомнений в том, кем именно прислано письмо нет, что только больше пугает. За мной следят. Это очевидно. И подбираются ближе к тем, с кем я общаюсь. Зачем? Чтобы иметь сопутствующие рычаги давления? Вероятно, моему тайному отправителю известно и о Еве. Наверняка. И что же… его не пугает, что в городе объявилась валькирия?
– Ну что там? – Ева снова появляется на горизонте, уже переодевшаяся в спортивную одежду и готовая к выходу.
– Ничего, – поспешно прячу фотографию обратно в конверт. – Дай мне минуту на сборы.
По-хорошему, стоило бы обо всем рассказать, но я не готова. Не знаю. Может, пока не настолько ей доверяю. Или же опасаюсь, что это станет известно остальным валькириям (а это станет известно!), а они еще чего доброго, исковеркают все по-своему и в конечном итоге выставят меня виновной? Копье похищено ведь мое? Мое. И записки присылаются тоже мне. Слишком много вертится вокруг моей скромной персоны. Знать бы только, чем я заслужила такое внимание.
Нет. Пока не буду распространяться. Позже. Возможно. И на всякий случай стоит приглядеть за Димой. Чтобы не замыслил мой тайный адресат, маловероятно, что это закончится чем-то хорошим.