— Мозгалину нельзя? — вижу, как они с Илоной строят что-то из песка.

— Да. Он у нас товарищ непредсказуемый, да и вообще, там целый букет болезней. Слабая иммунка и прочее, короче, — полный набор.

— А Вебер?

— Думаю, у неё просто нет желания с ними плавать. В седьмом классе она разделась вместе со всеми и это стало поводом для издевательств на весь последующий год.

— У неё были проблемы с лишним весом?

— Если посмотришь фотки — вообще её не узнаешь. Она очень сильно похудела после того, как похоронила маму.

Чёрт.

Тотчас вспоминаю свой глупый подкол в ответ на её шутку про ЦУМ: «А ты с похорон пришла, что ли?».

Так стыдно становится.

— Давно это произошло?

— В середине апреля. Илона после случившегося перестала ходить в школу. Тётка и Матильда неоднократно искали её по городу.

— Ясно.

— У них с мамой были очень тёплые, близкие отношения. Жаль, что так вышло.

— Ты-то сама почему живёшь с бабушкой? — не люблю задавать неудобные вопросы, но всё же спрашиваю.

— Так получилось. Мои предки слишком рано стали родителями. Можно сказать, оказались не готовы к ребёнку. Бабушка сама меня вырастила.

— Ты общаешься с матерью и отцом?

— Да. У каждого из них теперь своя семья.

— Не предлагали забрать тебя?

— Предлагали, — кивает. — В детстве я только об этом и мечтала.

— А сейчас?

— А сейчас поняла, что никуда не денусь от бабушки. Каким бы сложным человеком она не была, на кого я её оставлю?

— Правильно рассуждаешь.

— Ты любишь своего жениха? — заряжает она ни с того, ни с сего.

— Не кажется, что мы слишком резко перескочили с одной темы на другую? — замечаю я недовольно.

— Бабушка говорит, что мужчины — это адово зло, — таращится куда-то вперёд. — Дети порока и соблазна.

Поворачиваю голову.

Абрамов и Свободный страдают фигнёй. Пытаются исполнить акробатический этюд. Денис стоит на плечах у друга и, пошатываясь, ловит баланс. Сдаётся мне, будет прыгать.

— Некоторые из них и правда выглядят как посланники Демона, — томно вздыхает Полина.

— Тебе нравится Денис? — предполагаю, исходя из своих наблюдений.

— Что ты такое говоришь! — её щеки почти мгновенно заливаются краской.

— Ты на него засмотрелась, — нарочно её поддеваю.

— Вовсе нет! — отрицает яро. — Он, конечно, красивый, спортсмен и всё такое, но…

— Можешь не объясняться, — не выдержав, смеюсь. Поля так забавно нервничает.

— Джугели!

Улыбка мгновенно сползает с моего лица.

Ну вот что ему опять от меня нужно?

Не получив реакции, свистит на весь пляж.

Ведёт себя как гопник последний, честное слово!

— Он идёт сюда, — сообщает Филатова.

А то ж я не вижу!

Приняв нужную для загара позу, закрываю глаза и демонстрирую холодное равнодушие.

— Смотри, что достал тебе, — совсем рядом звучит его голос.

Что-то кладёт на расстеленное полотенце.

— Мне неинтересно.

— Марс! — зовёт его Денис.

— Иди сюда, мы Зайцеву закапываем! — подключается Ковалёва.

— Ща, погодите. Джугели…

— Достал, — цокаю языком.

— Спорим, ты такую точно никогда не видела.

— Сказала же. Неинтересно, — повторяю ледяным тоном.

Молчит какое-то время и я прямо-таки кожей чувствую, как в нём закипает раздражение.

— Уйди, ты загораживаешь солнце.

Клянусь, слышу, как клацает зубами от злости.

А потом… Мне внезапно становится мокро и холодно…

— Совсем обалдел? — возмущаюсь, распахнув глаза.

Трясёт надо мной мокрыми волосами. Брызги летят прямо в лицо.

— Придурок!

— Снежная королева херова!

Пинает что-то ногой. Уходит к друзьям.

— Блин, такая красивая! — Полина подбирает с песка огромную радужную ракушку необыкновенного раскраса и, любуясь, кладёт передо мной. — Классная же, признай.

— Тоже мне диво дивное, — фыркаю в ответ, отворачиваясь.

— Что ж. Если она тебе не нужна, можно я возьму её себе?


*********

После купания в море, коллектив одиннадцатого «А» ещё пару часов проводит на побережье.

Матильда неожиданно для меня организовывает игру в вышибалу. Загоняет всех протестующих в центр, а сама на пару с сыном-физруком с азартом швыряет мяч в каждого из нас.

Парни веселятся, подпрыгивая и толкая друг друга. От девчонок больше визга. Зайцева и Ковалёва еле передвигаются, будто на дефиле. Мозгалин хохочет и прячется за нашими спинами.

В какой-то момент Германовна, тяжело дыша, хватается за сердце и, махнув рукой, оседает на большой камень, превращаясь в стороннего наблюдателя. Право выбивать передаёт Абрамову, чьи меткие броски долетают до одноклассников практически всякий раз, когда мяч оказывается в его руках.

В меня он не кидает его принципиально. И нет, это вовсе не джентльменский жест, как вы могли подумать. Это какая-то нехорошая тактика. Он что-то задумал.

Моя догадка подтверждается в ту самую секунду, когда вышибают Вепренцеву, и я понимаю, что осталась одна.

— Сколько тебе лет? — спрашивает Александр Георгиевич.

— Семнадцать.

Ровно столько попыток есть у них в запасе на то, чтобы меня выбить.

— Проиграет — пойдёт со мной на свидание, — громко сообщает Кучерявый зрителям, покручивая мяч на пальце.

Парни улюлюкают.

— Выиграю — перестанешь навязываться, — рикошетом отстреливаю, хмуро глядя на него.

— Навязываться? — прищуривается, приостанавливая вращение мяча.

— Да. Именно так я это называю, — перевязываю хвост.

Усмехнувшись, кивает. Задели мои слова, знаю.

— Давай. Становись в центр. Можешь уже мысленно выбирать наряд.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — вмешивается в наш диалог Матильда.

— Погнали, — командует физрук. — Готова?

— Готова.

Один. Два. Три.

Уворачиваюсь от мяча.

Четыре. Шесть.

Подпрыгиваю. Дёргаюсь влево-вправо, поддаваясь интуиции.

Восемь.

Мяч со свистом пролетает совсем близко от меня.

Десять. Двенадцать. Четырнадцать.

Отбегаю влево. Вправо. Запыхавшись, чудом уклоняюсь от бросков, стараясь не быть предсказуемой для вышибал.

— Тата, давай! — сквозь галдёж долетает до меня вопль Филатовой.

Пятнадцать.

Абрамов становится очень серьёзным. Очевидно, что мы оба не любим проигрывать, но ему придётся.

Бросок.

Падаю на песок, поскользнувшись. Быстро встаю, не жалея колен.

Шестнадцать.

Отскакиваю в сторону, при этом мяч едва не задевает моё бедро.

В ушах неистово грохочет пульс, ускорившийся под воздействием адреналина.

Сердце частит и бьётся барабанной дробью где-то в области горла.

Ура!

Семнадцать.

Совершаю фатальную ошибку. Слишком рано расслабляюсь. Мокрая и запыхавшаяся, не успеваю повернуться, как прилетает удар чётко в спину. По лопаткам.

Все вокруг орут. Смеются. Меня же дикая досада захлёстывает.

Ну как так?! Выбить на семнадцати! Несправедливо!

— Я же сказал, — самоуверенно ухмыляется Марсель.

Молча приняв поражение, иду за вещами. Если думает, что я куда-то с ним пойду — глубоко заблуждается. И плевать мне на то, как это выглядит!

Класс по команде Шац собирается, строится парами и вскоре возвращается в лагерь, где тут же начинается шумный процесс приготовления сосисок, грибов и мяса.

Сперва мы с девочками нанизываем на шампура всё то добро, что притащили с собой из города. Затем передаём готовые шампура парням, а те, в свою очередь, укладывают их на импровизированный мангал.

Ужинаем у костра час спустя, уже когда небо заливает красным.

Закат, как и обещала Филатова, выглядит действительно впечатляюще. Бескрайнее синее море на его фоне манит и пугает одновременно.

— Ты расстроилась из-за игры? — наклонившись ко мне, спрашивает Полина.

Чёрт возьми, конечно, я расстроилась! Оказаться в шаге от победы и не заполучить её — крайне обидно. Ещё и Абрамов довольным павлином ходит передо мной весь вечер. Нет. Он меня больше не цепляет и не достаёт своими подкатами, но, знаете, складывается такое ощущение, что это лишь по той причине, что парень всерьёз решил, будто напрягаться дальше нет смысла.

Победитель, блин.

Сидит себе весь такой на чиле, на расслабоне. Довольный собой улыбается и общается с ребятами.

Как же раздражает! Наверное, впервые на моей памяти кто-то так знатно выводит меня из себя!

Когда темнеет окончательно, ещё и гитару сюда приносит. Под одобрительные возгласы «почитателей творчества» начинает перебирать струны. Быть в центре внимания — явно его привычка. Видно, что он давно уже к этому привык.

Ребята называют то, что хотят услышать. Он поёт.

Бумбокс. Звери. Кино. Мумий Тролль.

Кажется, нет ни одной песни, которую он не знал бы. Ходячий караоке-каталог.


— Знаю, мы сегодня точно не уснём


Знаю, будем до утра смотреть на звёзды


Тебя греют мои руки и костёр


Так красиво поднимает искры в воздух


Ветер ласкает глаза, солнце уходит в закат


Кто был со мной до конца, с теми ни шагу назад


И вот мы стали сильней, но накрывает тоска


Я соберу всех друзей и тогда…




Дальше они как ненормальные орут все вместе:


— Звук поставим на всю и соседи не спят


Кто под нами внизу, вы простите меня


А потом о любви говорить до утра


Это юность моя, это юность моя[10]




Смотрю на поющий хором одиннадцатый «А».

Что ж, признаю, где-то здесь Шац действительно может заслуженно поставить себе галочку.

И да. Если и были животные в этом лесу, то они точно ретировались на километр минимум.

— Е-е-е!

Хлопают сами себе.

— Йу-ху! Давай что-нибудь ещё, Марсель.

Звучат первые аккорды, и кто-то из парней свистит.


— Делай вопреки, делай от руки,


Мир переверни, небо опрокинь.


В каждом наброске, в каждом черновике,


Учитель продолжается в своем ученике.


Всю мою жизнь я иду ко дну,


Всю мою жизнь я искал любовь,


Чтобы любить одну.


Они сказали — нас поздно спасать и поздно лечить.


Плевать, ведь наши дети будут лучше, чем мы.


Лучше, чем мы…


Лучше, чем мы…[11]




Мой взгляд медленно скользит по присутствующим. Стараюсь особо не слушать Абрамова и не пропускать все эти песни глубоко под кожу.

Ни к чему.

Пусть сколько угодно поёт-играет и пялится. Мне абсолютно параллельно. Ровно.

Резко замираю.

Отчего-то холодок ползёт по спине.

Кого-то тут не хватает.

— Ты чего? — сидящая по правый бок Полина замечает мою тревогу.

Встаю со своего места направляюсь к Шац.

— Тата, что-то случилось?

— Матильда Германовна, где Мозгалин? — спрашиваю, наклонившись к её уху.

Она резко встаёт. Глаза загораются беспокойством.

— Петя! Петя! — кричит, поворачивая голову вправо-влево.

Гитара перестаёт играть.

— Чё такое? — хмурится Ромасенко.

— Ребята, — упавшим голосом произносит Матильда. — Кажется, Петя пропал…

Глава 21



Путём выявления обстоятельств исчезновения Пети удаётся выяснить, что пропал он не просто так.

Зайцева нехотя признаётся в том, что во время приготовления ужина он доставал их с Ковалёвой и они предложили ему поиграть в прятки.

— Этот малахольный реально заколебал нас. Вика не выдержала и сказала, что ему нужно спрятаться. Тихо сидеть и ждать.

— Очень умно, Ковалёва! — хмуро взирает на неё физрук. — И где нам теперь искать его прикажешь?

— Без понятия.

— Без понятия она… Вам башка дана только для того, чтобы волосы красить всеми цветами радуги? Совсем мозгом своим не думаете?

— Ну, может, подождём? — виновато опускает глаза Женя. — Ему надоест сидеть в одиночестве и он объявится.

— Ждать нельзя, — категорически отбрасывает эту затею Шац.

— Естественно, это же Мозгалин. С ним что угодно может случиться.

— Надеюсь, наш грёбаный астматик взял с собой свой чёртов баллончик.

— Так, всё. Поступаем следующим образом: Матильда Германовна, вы с девочками просматриваете все спальные мешки и палатки, — командует Александр Георгиевич. — Парни, мы с вами делимся на три группы. — Абрамов, Горький, Петров, Дроздов, Котов, — прочешите наш маршрут метров на триста вглубь леса.

— Погнали, — кивает Марсель.

— Ромасенко, возьми с собой пару ребят, прошарьте с фонарями все кусты-деревья по периметру.

— Замётано.

— Остальные за мной. Спустимся на пляж. Вдруг он опять пошёл к морю. Чего стоим, барышни? — обращается к нам. — Ищем!

Одноклассницы, взволнованно переговариваясь с Шац, идут к палаткам. Александр Георгиевич берёт фонарь и уводит ребят в сторону спуска к побережью, а я…

Я вдруг вспоминаю одну деталь.

Утро. Поляна. Я стою и рассматриваю маяк, который случайно попадается на глаза.

В тот момент, когда Петросян начинает брызгаться водой, поворачиваюсь. Вижу, что он смеётся и бегает от девчонок.

Замечаю Мозгалина. Зависнув, тупит рядом со мной. Тоже таращится на маяк.

Неужели туда пошёл? — осеняет внезапная мысль.

Осматриваюсь.

У горящего костра, где ещё пять минут назад было не протолкнуться, никого. Все заняты делом.

Пойду сама, даже предупреждать не буду. Шац всё равно не одобрит эту инициативу.

Достаю телефон, включаю фонарь и по-тихому покидаю лагерь, осторожно проскочив мимо рыщущего по кустам отряда.

Если опираться на логику, то нужно тупо спускаться вниз по склону, никуда не сворачивая. Такого маршрута и буду придерживаться.

Иду.

Надо мной возвышаются высокие, мрачные сосны. Яркая луна подсвечивает окружающее пространство. Если бы не она, было бы куда сложнее ориентироваться.

Я всё дальше отхожу от лагеря. Голоса ребят постепенно стихают, а минут пятнадцать спустя я начинаю слышать лишь собственные шаги, да уханье совы.

Резко останавливаюсь.

Подсвечиваю фонариком белоснежную бумажку, лежащую на земле.

Приседаю. Поднимаю её. Разглядываю.

Моя теория подтверждается. Наш любитель оригами точно был здесь и, вполне возможно, этот лебедь — подсказка к тому, где нужно его искать.

Встаю и незамедлительно отправляюсь дальше по заросшей травой тропинке. У подножия холма, внизу, нахожу лягушку, а чуть позже на каменистом пляже кораблик.

Сомнений не остаётся. Петя действительно пошёл туда. Теперь я в этом абсолютно уверена.

Выключив фонарь, иду по направлению к маяку. Честно говоря, в реале находится он гораздо дальше, чем я предполагала. По прямой это километра два с половиной точно, если не больше.

Какого чёрта его туда понесло? Спятил совсем?

Приближаясь к заброшенной постройке, начинаю испытывать странные, противоречивые чувства.

Думаю о своей матери, естественно, ведь двадцать лет назад братья Климовы похитили её и привезли именно сюда.

Ей было восемнадцать. Считай, ровесница. И уж если мне, пришедшей сюда по доброй воле, становится жутковато от представившейся картинки, то могу лишь представить, каково было в ту ночь ей.

Замерев перед высокой обшарпанной конструкцией, слушаю шум моря и вспоминаю кричащие заголовки.

«Похищена дочь губернатора Зарецкого»

«Балерина Анастасия Зарецкая исчезла у ворот Академического театра»

«Похитители требуют выкуп»

«О местонахождении Насти Зарецкой по-прежнему ничего неизвестно»

«Отряд волонтёров отправился на поиски Насти».

«Прошла неделя с момента исчезновении Зарецкой»

«Установлена личность девушки, найденной в лесу. Прибывший на опознание Эдуард Зарецкий заявил, что труп не принадлежит его дочери»

«Ужасная правда! Известную приму-балерину Анастасию Зарецкую удерживали под землёй»

«Шок! Бедная Настя всё это время находилась в бункере»

«Секретное бомбоубежище на маяке. А вы знали?»

Помню, как, будучи подростком, изучала все материалы, которые удавалось найти в интернете.

У меня под кроватью была спрятана целая коробка с вырезками и распечатками страниц газет и журналов. Её потом нашла моя гувернантка. Собственно, после этого и состоялся серьёзный разговор с отцом, в ходе которого я узнала нелицеприятные факты о собственной матери.

Вообще, первый раз мы с ней встретились в родном Тбилиси, когда мне было шесть.

Зарецкая приехала в офис. В тот день они с отцом громко ругались, а потом папа, злой и сердитый, пришёл за мной. Мы с Марьям (его секретарём) сидели в комнате отдыха и смотрели мультфильмы.

— Идём, Тата. Познакомишься со своей недоматерью, — произнёс он сухо.

Я была растеряна, ведь ничего подобного не ожидала.

Встала. Взяла его за руку и мы пошли в кабинет, где я вживую увидела девушку с фотографии. Фотографии, которую хранил у себя отец.

Если коротко, наша встреча запомнилась лишь тем, что она очень сильно плакала, стоя передо мной на коленях.

Объятие вышло неловким и коротким. Папа не позволил нам с ней контактировать долго. Девушка спросила, сколько мне лет и как меня зовут. Погладила по голове, поцеловала в щёку холодными губами.

Я стояла, не двигаясь, будто статуя. Изо всех сил стискивала куклу ладонями и тоже почему-то плакала.

Ждала ли я наших с ней дальнейших встреч?

Да, ждала, и они были.

С позволения отца мы начали видеться. Редко. Пару-тройку раз в год, не чаще. Но на каждый мой день рождения всегда. Стабильно.

Правда длилось это ровно до того момента, как мне исполнилось двенадцать. Взрослая и откровенная беседа с отцом, о которой я упомянула выше, напрочь отбила у меня желание общаться с этой женщиной.

Я заявила ей об этом напрямую.

Она снова плакала и пыталась поговорить со мной, но я наотрез отказалась, всё для себя решив ещё накануне ночью.

Предателей не прощают, а она нас бессовестно предала.

Но давайте о насущном. Мозгалин где-то здесь. И мне нужно его найти.

Включаю фонарик и решительно шагаю к возвышающемуся надо мной маяку.

Поднимаюсь по ступеням. Дёргаю на себя дверь за шершавые, покрытые ржавчиной кольца.

Закрыто, естественно. Однако сверху падает очередной бумажный шедевр. Домик.

Ну, Мозгалин!

Обхожу здание, подсвечивая телефоном стены, покрытые не то мхом, не то чем-то ещё.

Треск за спиной вынуждает обернуться.

Всматриваюсь в темноту леса.

— Петя, это ты? — спрашиваю, сглотнув.

Усилившийся ветер покачивает ветки.

— Если да, выходи. Тебя ищет весь лагерь.

В ответ тишина.

Честное слово, ведёт себя как ребёнок себя!

Вот вроде и понимаю, что он — особенный, а всё равно раздражаюсь.

Устроил невесть что!

Стиснув зубы, делаю ещё один круг вокруг маяка. Только тогда замечаю ещё одну дверь, скрытую порослью дикого винограда.

— Ладно, хочешь, чтобы я туда вошла? Хорошо.

Та ещё авантюра, однако других вариантов нет. Ему ведь было приказано сидеть и ждать. Так и будет делать.

Вздохнув, тяну дверь на себя. Та со скрежетом и скрипом поддаётся.

Вхожу и сразу испуганно застываю. Потому что внезапная тишина сменяется шелестом крыльев. Это летучие мыши, чей покой я нарушила. Они взмывают под самую крышу маяка.

— Твою мать, — прикрываю глаза на пару секунд. Качаю головой. Выдыхаю. — Мозгалин, ты здесь?

Медленно ступаю по бетону, покрытому слоем мусора.

Пахнет затхлостью и сыростью. Повсюду летает пыль.

Добираюсь до центра. Дёргаюсь, когда один из представителей вампирообразных запоздало взмывает ввысь.

— Зараза! — ругаюсь шёпотом.

Сдунув паутину с носа, осматриваюсь.

— Петя! Это несмешно уже, выходи!

Шорохи и завывания ветра накаляют обстановку. Я, конечно, смелая, но сейчас реально становится не по себе.

Одна. Ночью. Фиг знает где. На заброшенном маяке.

Боковым зрением улавливаю какое-то движение справа.

Направляю пучок света туда.

В метре от меня валяется оригами.

Резко запрокидываю голову назад.

На самый верх забрался? Гадёныш! Найду — прибью!

Тр-р-р.

— Спускайся! Я знаю, что ты наверху! Поиграли и хватит. Нам пора возвращаться!

Терпеливо жду. Минуту. Две.

Ну ясно.

— Тебе конец, — ворчу под нос, направляясь к винтовой лестнице.

Почему-то усиливается непонятная тревога. Пульс частит.

Осторожно поднимаюсь по ступенькам, стараясь идти вдоль стены, ибо деревянные поручни в непотребном состоянии, а где-то вообще отсутствуют.

Шаг.

Один.

Второй.

Это приключение всё больше мне не нравится.

Зачем я вообще послушала бабушку? Сидела бы себе сейчас спокойно в комнате.

Моё врождённое любопытство с этим не соглашается, конечно.

Интересно, что стало с теми помещениями, которые находятся под землёй? Туда можно попасть? Я бы хотела, наверное.

— БУ!

Петя выпрыгивает на меня так неожиданно, что я, отпрянув от него, едва не падаю с высоты вниз.

— ЧЁРТ ТЕБЯ ДЕРИ, МОЗГАЛИН! — ору, вцепившись в его клоунскую рубашку.

Сердце по ощущениям стучит где-то в горле. Часто-часто дышу.

Напугал, как же напугал!

— Тата нашла меня! — радуется, как дитё.

— Какого дьявола ты не отзывался! Я же звала тебя! — трясу его.

— Пете сказали сидеть. Пете сказали ждать. Петя ждал.

— Придурок! Идём отсюда скорей! — разворачиваюсь, но не успеваю даже на метр сдвинуться с места. Дверь внизу снова скрипит и хлопает.

Кто-то из ребят?

Тяжёлые шаги эхом разносятся по полуразрушенному помещению.

Чьё-то сиплое дыхание.

Кряхтенье.

Нет. Не похоже.

Спешно выключаю фонарик на телефоне. Прижимаюсь к стене и толкаю к ней же Мозгалина.

— Тсс, — прижимаю палец к губам, глядя в его глаза, кажущиеся огромными за стёклами очков.

Кивает, улыбаясь.

Жду секунд тридцать. Аккуратно выглядываю.

Там внизу стоит внушительная фигура человека в лохмотьях. Кем бы он ни был — знакомиться не горю желанием…

Глава 22



Храп. Разносится эхом по маяку.

Мне кажется, около часа. Именно столько мы с Мозгалиным сидим наверху, у стены на ступеньках. В полутьме.

Слава Богу, Петя молчит и не издаёт никакого шума. Видимо, думает, что это у нас новая игра такая…

Пытаюсь снова включить телефон, но он, в лучших традициях какого-нибудь фильма ужасов, на меня совершенно не реагирует. Сел из-за фонарика. Три процента оставалось ещё там, в лесу.

Петя хлопает меня по плечу.

Поворачиваюсь.

Он протягивает мне маленький фонарик-брелок.

Забираю.

Привстаю, ползу и осторожно выглядываю за порушенные перила.

Свет луны, проникающий сквозь выбитые окна и крышу, помогает увидеть, что человек переместился в угол помещения. Лежит и, судя по звукам, спит.

Бомж? Живёт здесь? Ночует?

Очень на то похоже.

Там внизу валялись какие-то тряпки, бутылки и пакеты.

— Сейчас будем спускаться, — говорю Мозгалину шёпотом. — Делать это нужно очень тихо. Понял?

Кивает.

— Рядом со мной иди, Петь.

Выпрямляюсь во весь рост. Медленно крадусь вдоль стены, подсвечивая битый бетонный пол.

Хрпщ-щ-щ…

Шаг за шагом. Виток за витком. Постепенно подбираемся ближе к выходу.

Крылатые вампиры сидят смирно. Висят головами вниз. И не дай нам Бог, спугнуть хоть одного из них. Худо будет.

Выключаю фонарик, когда оказываемся на нижнем уровне.

— Тс-с-с, — прижимаю палец к губам.

Петя улыбается, явно в полной мере не осознавая, что к чему.

Преодолеваем последнюю ступеньку.

Хрпщ… Хрпщ…

Человек что-то говорит во сне. Поворачивается.

Замираем.

Стоим на месте, пока храп постепенно не возобновляется.

Выдохнув, продолжаем движение.

Случайно задеваю ногой жестяную банку.

Чёрт-чёрт-чёрт!

Смотрю на фигуру, укутанную подранным пледом, и молю всех святых, чтобы не проснулся. Мужчина теперь очень неудачно лежит к нам лицом.

Перемещаемся тихо-тихо, как мыши, и вот, уже почти добравшись до цели, я вдруг понимаю одну вещь: дверь мегаскрипучая. Мы с Петей будем выходить, и этот странный мужчина нас услышит.

Кручу головой по сторонам.

Все окна выше второго этажа.

Как спускаться оттуда? Да ещё и с непредсказуемым Мозгалиным.

Хрпщ… Хрпщ…

Нужно идти через дверь. Открою потихоньку.

— Я подержу, ты быстро побежишь к лесу, — выдаю инструкцию. — Не на побережье. Я догоню. Ты понял? — шепчу едва слышно. — Понял, Петь?

Он точно должен пойти первым.

— Петя понял. Петя побежит.

Побежит в его случае, конечно, очень громко сказано, но уже как будет. Других вариантов всё равно нет.

Кладу пальцы на обшарпанную, деревянную поверхность. Может, если буду делать это медленно и аккуратно, то всё получится?

— Готов?

— Петя готов, — улыбается ещё шире, и в проблесках лунного света это выглядит жутковато.

Ладно…

Напираю плечом на дверь, и она со скрипом поддаётся.

Кошмар какой скрежет.

Ещё сильнее толкаю, чтобы поскорее его заглушить.

— Давай, — указываю на выход кивком головы, и Петя послушно выбирается на улицу.

Отлично.

Жду несколько секунд.

Уже собираюсь покинуть это неприятное место следом за одноклассником, но внезапно кое-что осознаю: храп прекратился. Здесь стало оглушающе тихо.

Поворот головы.

Дыхание резко перехватывает, когда вижу в метре от себя того самого человека.

Тук-тук-тук.

Тарахтит моё сердце.

Разбудили. Мы его разбудили!

Лохматый. Небритый. Заросший, но… его лицо… Оно как будто бы мне знакомо. Как такое возможно? Где я могла его видеть?

Глаза в глаза.

Поговорить?

Думаю, не стоит даже пытаться.

Дёргаюсь в попытке удрать, но этот бомж, вовремя сориентировавшись, прихватывает меня за капюшон спортивной кофты.

Дверь бахает и закрывается, отрезая меня от внешнего мира.

Не удержавшись на ногах, падаю.

Быстро встаю и достаю из кармана баллончик, который по-прежнему таскаю с собой повсюду.

Воспользоваться, к сожалению, не успеваю.

Выбивает ладонью.

Толкает меня к стен за плечи.

— Деньги есть? — хрипло интересуется, ошарашивая первым же вопросом.

— Нет.

— Побрякушки снимай, — наклоняется ближе, задерживая пристальный взгляд на серёжках, цепочке и кольцах.

Морщусь.

Как же неприятно от него пахнет!

— Убери от меня свои руки! Ничего не дам! — заявляю категорично.

Он, ухмыляясь, лезет левой рукой в карман.

Не знаю, что там. И что со мной было бы, если бы вдруг не распахнулась, бахнув о стену дверь.

Дальше события развиваются очень стремительно и абсолютно для меня неожиданно.

В помещение заскакивают четверо. Слепят фонариками.

— Отошёл от неё!

С этими словами на бомжа набрасывается невесть откуда взявшийся Абрамов.

— Пошли, — Горький тянет меня за руку и вытаскивает наружу.

— Цела? — Александр Георгиевич визуально оценивает моё состояние.

— Да.

— К Мозгалину, — командует коротко и, протиснувшись мимо нас, спешит к ребятам.

Бежим с Пашей по гальке.

Петя радостно машет мне рукой издалека.

Остановившись возле него минутой спустя, согнувшись пополам, пытаюсь привести дыхание в норму.

— Петя побежал. Петя встретил друзей.

— Молодец. Как вы нас нашли? — это уже Горькому адресую.

— Всё кусты и деревья вокруг лагеря обшарили. Его не нашли. Ещё и выяснилось, что ты пропала. Марсель предположил, что в одиночку пошла сюда, — рассказывает он мне.

Обеспокоенно смотрю в сторону маяка. К счастью, парни появляются на пляже уже очень скоро.

— Спятила, Джугели? — с ходу наезжает на меня Кучерявый. — Вообще не соображаешь, чё делаешь?

— Тата меня нашла, — произносит Мозгалин в мою защиту.

— Лучше тебе сейчас заткнуться! — предупреждает его Марсель. — Что у тебя с телефоном? — снова обращается ко мне, продолжая отчитывать.

— Сел.

— Почему никому не сказала, что пошла сюда? Бессмертной себя возомнила? Мозг время от времени включать не пробовала?

— Не кричи на меня!

— Это, — показывает перед носом мой баллончик, — вообще не гарантия развития благополучного исхода. Убедилась?

— Хватит читать мне нотации, — начинаю раздражаться.

— Слышь, бесстрашная, — делает шаг ближе ко мне, — у него был нож в кармане. Ты в курсе?

Молчу, поджимая губы.

— Дура, — припечатывает, подытоживая.

— Тата — молодец. Петя — тоже молодец. Пете понравилось.

Абрамов, скрипя зубами, поворачивается к нему. Ещё немного и не выдержит. Втащит.

— Давайте ещё раз играть. Ве-се-ло.

О Господи, молчи!

— Тебе весело? — напирает на него грудаком.

— Эй, прекрати, он же не понимает, — заслоняю Мозгалина собой.

— Весело тебе, чокнутый? — орёт на Петю через плечо. — Весь лагерь на уши поднял!

— Все играли. Мы — команда! — кивает тот в ответ. — Друзья.

— Уберите его от меня, — цедит Абрамов. — Или я за себя не отвечаю.


*********

По дороге в лагерь слушаю лекцию о безответственности ещё и от Александра Георгиевича.

— Разве можно? Одна. Девочка. Ночью. По незнакомой местности! — отчитывает меня он.

— Тата — бесстрашная, — улыбается Мозгалин.

— Это не бесстрашие. Излишняя самоуверенность и глупость в чистом виде, — доносится от Абрамова, идущего за спиной.

Закатываю глаза.

— В этом соглашусь с тобой, Марсель, — кивает физрук. — Нельзя так безрассудно рисковать.

— Ничему жизнь не учит.

— Вы изначально ни одну из групп туда не направили, — отвечаю я учителю, игнорируя колкий комментарий одноклассника.

— Потому что сперва хотели осмотреть ближайшие метров триста-пятьсот.

— Так-то она права, Георгич. Надо было сразу кого-то туда отправить, — встаёт на мою сторону Горький.

— Почему решила пойти к маяку? — нахмурившись, спрашивает у меня физрук.

— Петя заглядывался на него утром.

— А ещё Петя оставил подсказки, — с гордостью добавляет Мозгалин.

— Подсказки?

— Держи назад своё оригами, — достаю из кармана бумажные фигурки и передаю ему.

— Ты разложил их по пути, что ли?

— Да, Паша. Петя молодец. Петя всё продумал и Тата нашла его.

— Нельзя уходить из лагеря, Пётр! — ругает его молодой преподаватель. — Мы с Матильдой Германовной несём за тебя ответственность, понимаешь?

— Девочки сказали, что мы играем.

— Ещё раз повторяю, Мозгалин, самовольно уходить куда-либо без разрешения нельзя! Мало ли, что с тобой могло случиться!

— Петя сожалеет. Извините.

Физрук вздыхает и качает головой.

— Ладно ты до маяка дошла, — поворачивается ко мне, — но зайти в тёмное, заброшенное, полуразрушенное здание как дурости хватило? Неужели не побоялась?

— Нет.

— А тот мужик сильно напугал тебя?

— Немного.

— Она всерьёз думает, что перцовый баллончик — защита от всех бед, — снова влезает в наш диалог Абрамов.

— В случае с тобой помогло, — отзываюсь язвительно.

— Просто повезло. Я на тебя засмотрелся. Был дезориентирован.

Цокаю языком и чувствую, как начинают гореть щёки.

Засмотрелся. Дезориентирован.

Идиот. К чему эти провокации?

Александр Георгиевич старательно сдерживает улыбку. Мозгалин, похрюкивая, смеётся.

— Кто он? Тот человек на маяке, — перевожу тему.

— Без понятия. Бомж, судя по виду.

— Он бывший сиделец.

— С чего ты взял, Марсель?

— У него есть наколки на пальцах, — вспоминаю я вдруг.

— Да. И каждая из них что-то означает.

— Есть такая тема, — поддерживает его теорию Горький.

— Сообщим в полицию, пусть проверят его. Ты, надеюсь, несильно его приложил?

— Как раз полежит, отдохнёт до их приезда.

— Абрамов…

— Жить будет, Александр Георгиевич, не очкуйте. Пульс был.

— Место для ночлега и впрямь выбрано странное…

— Ненавижу темноту, — тихо произносит Ромасенко, до этого момента не принимавший участия в разговоре.

— Как по мне, высота — куда хуже, — выражает своё мнение Горький.

— Ты ж недавно на самолёте летал в Турцию.

— И чё? Летал. Целое испытание. Как задвинул шторку иллюминатора в самом начале полёта, так и не поднимал.

— А я боюсь клоунов, — выдаёт Петя.

— Клоунов?

— Да. Они очень-очень страшные.

— А-а-а-а, стопэ! Так вот почему ты убежал из кинозала два года назад? Мы ж тогда как раз «Оно», снятое по Кингу, смотрели.

— Хоть бы предупредил!

— Драпанул так, что пятки сверкали.

— Александр Георгиевич, а вы чего боитесь?

— Змей боюсь, Ромасенко, — признаётся преподаватель.

— О-о-о-о, тогда Зайцева точно в пролёте. Нет шансов.

— Ага, она у нас та ещё гадюка.

Ребята смеются.

— Какие шансы? Чушь не мелите, она моя ученица, — одёргивает он мальчишек довольно резко.

— Шутка, Георгич, сорян.

— А вы двое чё отмалчиваетесь? — очевидно, вопрос Ромасенко адресован мне и Абрамову.

— Не знаю, чего боюсь, — рассуждает вслух последний. — Ко всему, что вы перечислили, я отношусь ровно.

— Да блин, не гони! Не может такого быть!

Кучерявый молчит какое-то время.

— Фобия есть у каждого человека, бро.

— Тогда моя — это кладбище.

— Кладбище???

— Похороны.

— Боишься умирать, что ли? — пучеглазится сын директрисы.

— Нет, ты не так понял. Я боюсь потерять кого-то из близких, — поясняет он ему. — Мать, отца…

— Достойный ответ, Марсель, — одобрительно кивает сын Шац.

— Ну а ты чего очкуешь, Джугели? — минутное молчание прерывает всё тот же Ромасенко.

Заметьте. Джугели. Не Джугашвили.

И впервые в интонации отсутствует издёвка.

— Ты наконец-то выучил мою фамилию?

— Заслужила, — цедит он сквозь зубы.

Удивлённо вскидываю бровь.

Весьма и весьма неожиданно.

— На вопрос отвечать собираешься или сольёшься?

Не хотелось бы говорить о своих слабостях, но раз уж все открыто высказались… Откровенность на откровенность.

— Вода.

— В смысле?

— В прямом. Я не умею плавать.

— Ты прикалываешься?

— Нет, Максим.

— Поэтому не пошла купаться днём? — связывает одно с другим.

— В том числе, — не отрицаю.

— Занятно… — хмыкает он.

— Боже! Петя! Тата! — вниз по склону, нам навстречу, спешно спускается встревоженная Матильда Германовна. — Нашлись? Саша, они целы?

Со слезами на глазах осматривает с ног до головы меня и Мозгалина. А тем временем у края поляны собираются одноклассники.

— Да. Не волнуйся, мам. Дети в порядке.

— Тата, ты…

— Со мной всё нормально, — выставляю вперёд ладони, дабы избежать ненужного контакта.

— Ох…

— Мы поиграли. Тата нашла Петю. Ребята нашли Тату, — Мозгалин улыбается и вкладывает ей в руки свои бумажные фигурки оригами.

— Петя-Петя! Как же ты напугал нас! Я ведь просила не отходить от меня. Ты обещал!

— Петя просит прощения, — парень виновато опускает глаза.

— Нет, так это не работает, дорогой. Больше для тебя никаких выездных мероприятий! — строго объявляет физрук. — А теперь быстро все спать, одиннадцатый «А»! Детское время давно кончилось!

Глава 23



— Боженька меня за это накажет, — боязливо шепчет Полина, наблюдая за Илоной, тасующей колоду.

Закатываю глаза.

— Это очень большой грех, да?

— Филь, наша жизнь итак один сплошной грех. Куда не посмотри, — поджигая свечу, отвечает одноклассница.

— Ладно, давай. Надо пользоваться тем, что ты в настроении. Что мне нужно делать?

Забавно. Долго уговаривать Филатову не приходится. Любопытство всё-таки берёт верх над здравым смыслом.

— Ну для начала, как минимум, успокоиться.

— Угу.

— Подробный расклад хочешь или быстрый?

— Быстрый. На будущее, Илон.

— Поняла, — продолжает мешать карты. — Готова?

— Да.

— Настройся и задай свой вопрос.

— Вслух?

— Лучше бы да.

— Кхм. Скажите мне, пожалуйста… Что. Ждёт. Меня. В ближайшем бууудущем, — наклонившись ближе к картам, с выражением чеканит Полина на полном серьёзе.

Нелепица просто.

— Сдвигай.

— Угу. Сколько штук будешь смотреть?

— Три.

Листаю фотографии в галерее и слушаю фоном их диалог.

— А что за расклад?

— У меня своя схема.

— Понятно.

В тишине потрескивает пламя свечи. Шелестят карты.

— Так…

— Карта смерти? — выдаёт Филатова испуганно.

— Чего-чего? — её слова вынуждают меня отложить телефон в сторону.

— Я что? Умру?

— Чушь собачья! — фыркаю, качая головой.

— Спокойно. Не следует трактовать карту так однобоко.

— То есть?

— То и есть. Этот неприятный аркан в прямом положении может означать не физическую кончину, а полную смену мировоззрения, перемены в судьбе. Конец какого-то этапа. Начало нового. Уход чего-то устаревшего. Трансформация, понимаешь?

— Э-э-эм-м-м. Не совсем.

— Возможно, в твоей жизни произойдут непредвиденные события, под влиянием которых ты кардинально изменишь свои взгляды на происходящее, окружающих людей и мир в целом.

— Что за события? — настороженно уточняет Полина.

— Нужно смотреть.

— Илон, но никто не умрёт ведь, да?

— Ещё раз повторюсь, нет. Смерть забирает отмершие, нежизнеспособные вещи, которые не должны отравлять твою жизнь. Ей свойственно такое качество, как неотвратимость. Смирись и готовься встречать перемены. Ты останешься собой, но совершенно обновленной. Перейдём ко второй карте.

— Да я как-то уже не уверена, что хочу. Это…

— Колесо фортуны в перевёрнутом состоянии. Опять же… — Илона закусывает губу. — Это намек на то, что в ближайшее время Вселенная предоставит возможность что-то изменить. И крайне важно воспользоваться этим шансом. Если упустишь его, будешь обречена на то, чтобы постоянно повторять пройденный этап. Открываем третью карту?

— Смерть, колесо фортуны… С меня на сегодня хватит, пожалуй.

Заметно, что Филатовой стало не по себе.

— Полин, не воспринимай всю эту ерунду всерьёз, — решаю вмешаться.

— Воспринимай, — гнёт свою линию Вебер.

— Лично я вообще не верю в эти твои расклады.

— Можешь не верить, Джугели, — пожимает плечом брюнетка, ловко перетасовывая карты. — Но это вовсе не означает, что они лгут.

— Проверим? — принимаю сидячее положение и прищуриваюсь.

— Ты не мне вызов бросаешь.

— Будем считать, что самой себе. Хватит мешать их.

Она прекращает свои манипуляции и вопросительно выгибает бровь.

— Что ждёт меня в ближайшем будущем?

Сдвигаю колоду, поддеваю карту. Илона дотрагивается до неё пальцами. Выполняет расклад, двигаясь в определённом направлении. Переворачивает первую карту.

— И? — рассматриваю картинку.

— Это карта-предостережение.

— Как «интересно»… — даже не пытаюсь скрыть сарказм.

— Она предупреждает об опасности. Это может быть угроза здоровью, например. Не на все грядущие события мы можем повлиять, ведь иногда сталкиваемся с непредсказуемостью.

Цокаю языком.

— Общие фразы и ничего больше.

— Дальше идём?

— Ну допустим.

— Карта Влюблённые, — объявляет она, её переворачивая.

Раздражённо вздыхаю, изображая фэйспалм.

— Вселенная сулит тебе выбор. Придётся принимать решение. Грядет серьезный конфликт и спор, который развернется между разумом и сердцем. Третью смотрим?

— Удиви меня.

— Семёрка жезлов. Испытания и препятствия. В таро эта карта символизирует тяжкое осуждение, неодобрение. Давление окружающих, сопротивление, борьбу.

— Ясно, — отмахиваюсь. — Опасность. Выбор. Препятствия. Я же говорю, это полный бред.

— Чё эт вы тут делаете? — голова Ромасенко, появившаяся в палатке, пугает Полинку, вскрикнувшую от неожиданности.

— Джугели…

Мы с Тамарой ходим парой. Естественно, Абрамов тоже здесь. Его недовольный фэйс показывается следом.

— Пошли выйдем. Подежуришь у костра вместе со мной.

— Никуда я с тобой не пойду, — наотрез отказываюсь.

— Ты мне свидание должна. Память как у рыбки? Чё за спиритический сеанс вы тут устроили?

— Это таро.

— Гадают, слышь, Марсель.

— Вообще-то, мы исследование проводим, — оправдывается Полина. — Хотим проверить, сбудется или не сбудется.

— А ну, а ну…

— Эй, куда!

Но Кучерявый уже отодвигает брезент и внаглую забирается к нам в палатку.

— Какого фига!

— Вы совсем обалдели? — верещит Филатова, спешно накидывая на плечи спортивную куртку.

— Подвинься, — Марсель усаживается рядом со мной. Пялится на меня, пожёвывая жвачку. Проводит рукой по волосам, взъерошивая кучери.

Типа вот он я, весь из себя такой неотразимый.

— Ромасенко, свеча, осторожнее!

— Свеча? Ты пожар решила устроить? Света от фонарика не хватило?

— Антураж.

— Пошли вон! Что за беспредел?! — возмущаясь, отодвигаюсь от Абрамова, выдувающего пузырь.

Хлоп.

— Причина паники?

Он так близко, что я чувствую запах мятной жвачки.

— Дай пройти. Я сама выйду.

— Сиди, никто тебя не трогает. В чём проблема?

— В чём проблема? Места свободного итак почти нет.

Своим плечом касается моего. Мне это категорически не нравится.

— В тесноте да не в обиде. Слышала такое?

Прожигаю его взглядом.

— А ну давай гадай нам тоже! — командует Максим.

— Ромасенко, просто свалите, мы уже спать хотим.

— Притушитесь. Там Германовна с проверкой шарится.

— Вот и прекрасно. Пусть немедленно вышвырнет вас отсюда!

— Сначала расклад или ляжем тут с вами, — угрожает сын директрисы.

— Кретины!

— Пусть уже вытаскивает, — отворачиваясь от Кучерявого, цежу сквозь зубы.

— Ты про карту, Джугели?

Ржут.

Цокаю языком и закатываю глаза.

— Давай, Ромасенко. Вопрос колоде задавай, — торопит его Илона. — Тот, который тебя интересует.

— Один?

— Да.

— Самый важный?

— Самый важный.

— А без вопроса не катит? Чёт ничё на ум не идёт.

— Потому что нет его, — вздыхает она, теряя терпение. — Сдвигай.

Усмехнувшись, делает то, что сказали.

— Ну и?

Вебер раскладывает карты.

— Чё там, ведьма? Гля, Абрамыч, картинки.

— Руки убрал от карт! — предупреждающе шипит она.

— Ты объяснять-то значение будешь, горе-гадалка?

— Ждёт тебя, Ромасенко, платоническая, безответная любовь.

— Чё-чё? Платоническая?

— Дружище, это та, которая основана на духовной близости, — поясняет ему Кучерявый.

— Духовной?

— Объектом твоей любви станет девушка или женщина, которая старше или, возможно, мудрее тебя, — продолжает Илона.

— На милфу западёшь? — Марсель угорает с выражения лица товарища. Тот явно офигел от обрушившихся на него новостей.

— Ещё раз повторюсь, она просто может быть более зрелой психологически.

— А.

— Полагаю, взаимности от неё ты так и не добьёшься. Собственно, всё.

— Ну и ересь.

— Вот и я о том, — соглашаюсь.

— Марсель, тебе раскладываем? — снова шелестит старой колодой. Филатова говорила, что ею ещё предки Илоны пользовались.

— Погнали, — уверенно кивает парень.

Искоса разглядываю его профиль в свете горящего пламени свечи. Расслабленная поза. Серьга в ухе. Волевая линия подбородка. Чувственный изгиб губ. Идеально ровный нос. Длинные тёмные ресницы отбрасывают тень на скулы.

— Задавай вопрос и сдвигай колоду.

— Пойдёт Джугели со мной на свидание или нет?

— Ну хватит уже, несмешно! — начинаю злиться.

— Марсель, во-первых, или-или однозначно исключаем. Во-вторых, нужен более глубокий вопрос, — тактично даёт рекомендации Илона.

— Лады. Чего ждать от предстоящего года?

— Отлично. Сдвигай левой рукой.

Помедлив, решительно отодвигает большую часть колоды в сторону, и Вебер принимается складывать карты по той же схеме, что использовала на каждом из нас.

— Первая карта мне нравится, хорошая. Шестёрка жезлов. Карта признания и успеха. Твои старания будут щедро вознаграждены.

— Найс.

— Дальше…

Илона открывает нам следующую карту. Сердце, проткнутое тремя мечами.

— Воу, — Абрамов наклоняется ближе, чтобы рассмотреть её.

— Вот это уже плохо. Глянем сразу третью. Пять кубков, — хмурится сильнее.

— И?

— Ну…

— Выкладывай как есть.

— Плохое сочетание карт в плане любовных отношений. Три меча — удар в самое нутро. Разбитое сердце, душевные муки, боль и страдания. Иногда любовный треугольник означает.

— Разбитое сердце у него? — ржёт Ромасенко. — Вот же капец какое гонево твои карты…

— Погоди, Ромас. А с кубками чё за история?

Вижу, что на карте изображён мужчина в черном плаще. Его голова опущена. Перед ним опрокинуты три золотых кубка, лежащие на земле. Мужчина не видит, что сзади стоят еще два, полных.

— Глубокое разочарование. Тоска. Отчаяние. Эмоциональное опустошение. Горечь.

— Звучит обнадёживающе, — хмыкает Кучерявый.

— Сочетание карт Пятерка Кубков и Тройка Мечей может свидетельствовать о наличии очень сложной ситуации, в которой будут превалировать крайне негативные эмоции. Это может означать сложности в отношениях с близким человеком или столкновение с предательством.

— Зашибись.

— Говорю, что вижу. Там и по натальной карте год у тебя очень сложный, — сочувствующе смотрит на парня.

— Типа звёзды тоже лютую херню транслируют?

Она кивает, убирая карты в деревянную шкатулку.

— Да пофиг. Прорвёмся, — отмахивается беззаботно.

— Мне ваще смерть выпала, — потухшим голосом изрекает Полина.

— Я тебе всё разъяснила, Филь. Жути не нагоняй.

— Ахинея полная. Дай сюда, их надо вышвырнуть на хрен! — Максим отбирает шкатулку у Илоны и встаёт.

— Немедленно верни!

— Утопим в море вместе с дерьмовыми предсказаниями.

— Стой! Отдай! Это карты моей бабушки!

Между ними завязывается возня. Вебер тянет его за футболку. Он её отталкивает и вылезает из палатки.

— Нет, подожди!

Выбираемся наружу за ними.

— Ромасенко, придурок, отдай! — Илона виснет на нём, одновременно с этим пытаясь вырвать из его рук свою вещь.

— Макс, харэ, верни ей карты.

— Отвали, бешеная.

Девчонка испуганно кричит, когда шкатулка в результате борьбы падает на землю, и из неё высыпаются карты.

— С ними так нельзя! Идиот! — секунду спустя она падает на колени и чуть не плача, принимается их собирать.

— Ты больная? Это всего лишь сраные бумажки!

— Тупица!

— Что здесь происходит?!

Буквально из ниоткуда появляется Александр Георгиевич.

— У Вебер кукуха совсем поехала.

— Абрамов, какого ты тут, а не на дежурстве?

— Там Свободный.

— Почему он там один, я спрашиваю? — рявкает физрук.

— На минуту отошёл.

— В девчачью палатку, по традиции? Ну-ка быстро пошёл на пост!

— Иду.

— Ромасенко, тебе тоже придать волшебного ускорения? Шуруй к своему спальному мешку!

— С радостью.

— И вы, барышни, — поворачивается к нам, — укладывайтесь уже давайте. Другого времени, чтобы поиграть в карты не нашли? Быстро спать! Через пять минут проверю!

Глава 24



— Мы обязательно встретимся, слышишь меня? Прости


Там, куда я ухожу, весна


Я знаю, ты сможешь меня найти


Не оставайся одна[12].




Районы, кварталы, жилые массивы


Я ухожу, ухожу красиво…[13]




Раннее утро. Пока в лагере вовсю идут общие сборы, возле Абрамова, поющего под гитару, снова толпа. Похоже, он обожает собирать вокруг себя народ.

— Пошли тоже послушаем, — Филатова тянет меня за руку, и в итоге мы, против моей воли, оказываемся там же, где все.

— Спой ещё что-нибудь, Марсель, — просят девчонки.

— Ща… — замечает меня, прищуривается.

О нет, этот взгляд не к добру. Уже наперёд предчувствую, что прямо сейчас будет какой-то треш.

— Какие мысли, какие сюжеты

Бьёт по струнам рукой.


Ещё чуть-чуть и посыпятся звёзды


В карманах медленно тают конфеты


Мы понимаем, что это серьёзно!




Идиот! Смотрит прямо на меня, улыбается и нагло выдаёт дальше этот чудовищный текст:


— Не надо думать, что всё обойдётся


Не напрягайся, не думай об этом


Всё будет круто, всё перевернётся


А-а-а-а а-а-а-а…


Всё, что тебя касается


Всё, что меня касается


Всё только начинается


Начинается…[14]




На нас все пялятся. Абрамову и присутствующим смешно, а мне охота от стыда провалиться сквозь землю. Фыркнув, закатываю глаза и отхожу. Скулы пылают адовым пламенем.

Ну какой придурок! Нашёл что спеть!

— Тат, может, тоже не пойдёшь? — передо мной вырастает фигура Илоны. — Мне как-то не по себе.

— Эти твои предсказания — ерунда.

— Я сейчас делала повторный расклад. Он меня насторожил.

— Завязывай, Вебер! — только раздражаюсь сильней. — Решила сидеть тут с Мозгалиным и Шац, сиди, а я не собираюсь, — поправляю рюкзак на плече.

— Строимся, одиннадцатый «А»! — командует Александр Георгиевич.

Пять минут спустя мы отправляемся в путь. Маршрут держим в горы. Идти туда часа два. К какому-то ущелью и водопаду под названием «Чёртова мельница».

— Игры на сплочение, — объявляет по дороге физрук. Сразу чувствуется что он сын своей матери, да? — Внимание, дети!

— Мы не дети.

— Эстафета «Вопрос-ответ». Над содержанием думаем. Никакой пошлятины и жести. Штрафных тоже касается. Полина, начинай.

— У меня вопрос к Зайцевой. Ты действительно знаешь китайский?

Рыжая выдаёт ответ. Собственно, на китайском.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что знаю его, мышь.

— Женя, давайте без оскорблений.

— Ладно, Сашенька Георгич, — моментально превращается в покорную лань. — Свой вопрос адресую вам. Вы ж тоже с нами играете.

— Ну давай, — отзывается он без особого энтузиазма.

— Вам какие девушки нравятся? Тёмненькие, светленькие или рыженькие? — хитро улыбается, облизывая губы.

— Умные и взрослые, — отвечает физрук.

— Женёк, забыли тебе сказать, у Георгича змеефобия. Так что без шансов, зай.

— Пошёл ты в жопу дебил! — Зайцева лупит Ромасенко по плечу.

— Петросян, — сурово обращается к парню учитель.

— Да?

— Где достал эти красные мокасины?

— Хотите себе такие же?

— А то.

Ребята хохочут.

— Дядя Вазген из Армении прислал. Скажете свой размер, он вам тоже пришлёт. У него большой обувной бизнес. От туфлей и кроссовок до посмертных тапочек.

— Господи. Последнее точно пока не надо. Задавай вопрос.

— Джугели, — звучит вдруг неожиданно. — Во Френдапе у тебя выложены фотки, где ты играешь в большой теннис.

— И?

— Там есть снимки типа с международного турнира. Это фотошоп?

— Нет, не фотошоп. Я занимаюсь теннисом профессионально. Ответный вопрос. Ты раскрутил мой стул? Тогда в кабинете.

— Ну я, — признаётся парень.

— Понятно.

— Извини.

— Кретиноид, — получает подзатыльник от Марселя.

— Ау!

— Не стопорите игру.

— Филатова, это правда, что зимой ты носишь трусы и колготки с начёсом?

— Нет неправда, — краснеет Полина.

— Ещё какая правда! Мы видели эти колготаны в седьмом классе! — встревает Зайцева.

— Я надела их один раз, по рекомендации бабушки. Было очень холодно на улице. Максим, — спешно обращается к Ромасенко.

— Чего тебе?

— Правда, что в третьем классе вы с Абрамовым пытались утопить бумажный журнал в туалете?

— Ну да. Матильда потом отметки с преподами восстанавливала целый месяц.

— Какой кошмар! Слава Богу, что теперь журнал электронный.

— Максим, твоя очередь.

— У меня ещё вопрос для Джугели. Почему ты переехала к нам из Москвы в Красоморск?

Чёрт. Ничего другого спросить не мог?

— Обстоятельства возникли.

— Э-э-э нет, нужна конкретика! Это не ответ.

— Если отвечать не хочешь, выполняешь штрафное задание, — поясняет Вепренцева.

Посвящать их в проблемы семьи я точно не стану. Уж лучше второй вариант.

— Что сделать?

— Не будешь отвечать?

— Нет, это личное, Ромасенко.

— Ладно, — пожимает он плечом. — Тогда… Поцелуй Абрамова.

— Ты обалдел?

— Чё такого?

Переглядываются с Кучерявым. Что за подстава? Нарочно?

— Хотя бы в щёку.

— Нет, исключено!

— Джугели, правила есть правила. Не отвечаешь на вопрос, выполняешь задание.

— Хорошо, я отвечу, — цежу сквозь зубы. — Я переехала в Красоморск, потому что сюда меня решил отправить отец. Он временно не может мной заниматься. Доволен?

— Называй вещи своими именами, — прилетает от Ковалёвой.

— Ты о чём?

— Может о том, что твой отец в тюрьме? — усмехается она.

Становится очень тихо. Ребята притормаживают и бросают в мою сторону удивлённые взгляды.

— Он не в тюрьме, Ковалёва. С чего ты это взяла?

А у самой аж похолодело всё внутри.

Откуда она знает?

— Гугл считает иначе.

— К чёрту твой гугл. Мой отец не виноват. Это ошибка. Следствие разберётся.

— Ну да, ну да. А скажи-ка, Эдуард Зарецкий, бывший губер, он твой…

— Да, он мой дед.

Кивает, оскаливаясь.

— Вот вы все вчера восхищались якобы её смелостью, — презрительно кривит губы. — Мол, пошла за Мозгалиным на маяк. Не испугалась и так далее. А что, если я скажу вам, что всё это просто тупое любопытство.

— В смысле?

— Там, под маяком, в бункере держали её мамашу. Да-да. Помните ту историю двадцатилетней давности? Про дочь Зарецкого, которую похитили.

— Немедленно замолчи! — растолкав опешивших одноклассников, подхожу к ней.

— Как там мамочка? Танцует в Питере на сцене Мариинского? Хотя подожди, откуда тебе знать. Поговаривают, что она вас с папашей кинула?

Вскипев до критической точки, залепляю Ковалёвой тяжёлую звонкую пощёчину.

— Ах ты су…

Бросаемся друг на друга одновременно.

Падаем на землю и дерёмся.

Точнее это я её луплю.

Она вопит, истерит и защищается, прижимая ладони к лицу.

Всю грязь подняла. За что? Разве так можно?

— Девочки, угомонитесь, — звучит над нами обеспокоенный голос физрука. — Прекратите!

— Джугели, всё, успокойся, — Абрамов подхватывает меня под руки и оттаскивает от Ковалёвой.

— Отпусти! — брыкаюсь.

— Забей. Хватит. Она своё получила.

— Я ещё не закончила.

Теперь уже с ним борюсь. Злая и рассерженная в край.

— Остынь.

Перемещаемся в противоположную от класса сторону.

Стискивает в кольце рук так сильно, что не могу дышать.

— Я её…

— Она тупая, недалёкая дура. Выдохни, слышишь? — его горячее дыхание обжигает кожу и это резко приводит меня в чувство.

— Отпусти, — дёргаюсь влево.

— Не пойдёшь к ней?

— Нет. Руки убери!

Получаю свободу и тут же отхожу от него.

— Кровь! Она разбила мне нос! Разбила нос! — воет Ковалёва, сидящая на земле.

— Сама напросилась, — бросает Ромасенко.

— Надо следить за языком, — подхватывает Котов.

— Ты как, в порядке?

Рядом со мной стоит перепуганная, бледная Филатова.

— Тата…

— Я в норме, — изрекаю, стиснув зубы.

— Привал. Десять минут, — объявляет сын Шац. — Никто никуда не разбредается. Ясно?


*********

Дальше до водопада идём уже не пытаясь играть в игры на сплочение.

Пострадавшая в начале строя под боком у физрука.

Я в конце. В окружении хулиганов одиннадцатого «А».

— Нормально ты ей втащила, — делится своим мнением Свободный.

— Не одобряю жестокость и агрессию, но в данном случае Вика заслужила, — тихо бормочет Филатова.

— Её люто кроет ещё со вчерашнего дня. Мозгалин пел хвалебные оды Джугели пол ночи.

— Мне плевать. Ещё раз меня затронет, — пожалеет.

Остаток пути, слава Богу, все молчат.

Периодически чувствую на себе странные взгляды Абрамова. Переставляю ноги на автомате и мечтаю, чтобы этот день поскорее закончился.

За отца опять же расстраиваюсь. Немного отвлечься от грустных мыслей удаётся лишь у водопада, до которого мы, наконец, добираемся.

Красиво.

Скалы. Вода, потоком падающая вниз. Бурная река под дощатым мостиком.

— Там глубоко?

— Очень. Держитесь за поручни. Пошли друг за другом.

Дощечки скрипят, качаются. Кто-то боязливо верещит, кто-то смеётся.

Окончательно остываю по сложившейся ситуации только на противоположной стороне.

— Помним о безопасности. Не дурачимся. Близко к краю не подходим, — строго наказывает Александр Георгиевич. — Отдыхаем. Делаем фото. Пьём-едим. У вас двадцать минут. До часу мы должны вернуться в лагерь. Это понятно?

— Да.

Группа разбредается по периметру.

Присев на камень, наблюдаю за водопадом. В лучах взошедшего солнца, на фоне голубого неба, пейзаж просто потрясающий. Матильда не обманывала, когда говорила, что пойти сюда стоит.

— Сфоткаемся вместе? — предлагает Полина.

— Не хочу.

Она кивает и отстаёт.

— Эй вы, акробаты хреновы, совсем спятили?! — кричит физрук компании парней. — Немедленно слезь с него, Абрамов!

Страдают идиотизмом. Повторяют трюк. Только в этот раз на плечах Свободного, шатаясь, стоит Марсель.

— Лови баланс, — инструктирует Денис, придерживая его за ноги.

— Вуху! — орёт и улыбается Кучерявый, широко раскинув руки. — Стою чётенько. Фоткай, Ромас!

Вот ведь ненормальный! А если упадёт?

— Абрамов, мать твою!

— Мать не трогайте, это святое.

— Быстро слез!

Пока Георгиевич раздаёт люлей мальчишкам, встаю с камня и, пользуясь случаем, подхожу к самому краю. Любопытно же.

Заглядываю вниз.

Высоко.

Река шумит, убегая стремительным течением.

Ветер треплет волосы.

Опасное местечко, но виды завораживают.

Положа руку на сердце, не жалею о том, что пошла в поход. Одно дело услышать от кого-то о местных красотах, и совершенно другое — увидеть всё своими глазами.

Отступаю от края на шаг, однако в эту самую секунду происходит то, чего я никак не жду.

Кто-то резко толкает меня в спину, и я, широко распахнув глаза, с немым криком, застрявшим в горле, лечу вниз со скалы…

Глава 25



Марсель


— Аккуратно, блин, опускай.

— О-оп-па!

Соскок.

Подошва кросс касается земли.

— Красава!

Отбиваю Дэнчику пятюню, и в этот момент вдруг сиреной начинает вопить Филатова.

Оборачиваемся на звук.

Девчонка стоит у края скалы. Бледная и перепуганная.

— Полина, в чём дело? — Георгич оказывается рядом с ней.

— Тата…

Стоит ей произнести это имя, как внутри у меня вихрем закручивается тревога.

— Она там! — кричит и показывает пальцем в сторону обрыва.

Быстрым шагом направляюсь к Филатовой. Краем глаза замечаю Ковалёву и рюкзак Джугели, лежащий возле камня.

— Чего? Там? Внизу? — удивляется Ромасенко.

— Стой, Абрамов!

— Марсель!

Но я уже прыгаю со скалы.

Она же не умеет плавать. Не умеет!

Именно эта мысль свербит в мозгу, пока я лечу вниз с обрыва.

Охренеть тут высота!

В том году мы с пацанами хотели сигануть отсюда на спор, но Германовна вовремя спалила наш заговор и разогнала, вставив по первое число.

Исполняю задуманное. Только обстоятельства дерьмо.

Фонтан брызг.

С лёту погружаюсь в ледяную воду, но не позволяю телу уйти глубоко.

Все усилия прикладываю для того, чтобы всплыть на поверхность как можно быстрее. Нельзя терять драгоценные секунды. Она ведь, возможно, прямо сейчас где-то поблизости тонет.

— Джугели!

Река шумит. Оглушая. Дезориентируя.

Течение несёт меня вперёд и регулировать передвижение становится практически невозможно.

Кручу головой по сторонам.

Чёрт. Чёрт. Чёрт!

Только бы не ушиблась! Не утонула!

— Джугели! — кричу во всю глотку, пытаясь оказать сопротивление несущему меня потоку. — ДЖУГЕЛИ!

Звездец как страшно становится за девчонку.

Кручу головой, кручу.

Коряги. Камни.

Где же ты, Тата? Где?

Бурный поток мешает ориентироваться.

— Джугели! ДЖУГЕЛИ! — продолжаю орать, ощущая, как волнение с реактивной скоростью распространяется по всему организму.

Только бы не утонула!

Только бы не утонула!

Сердце грохочет под рёбрами.

— Джугели!

Что-то слышу.

Или это глюк?

— ДЖУГЕЛИ!

Вроде бы резонирует смазанное шумом «я здесь».

Воспрянув духом, плыву навстречу, а в следующую секунду взгляд цепляется за яркое пятно.

Сперва распознаю костюм одноклассницы, неоновые полоски которого как нельзя кстати контрастируют с окружающим фоном. Потом уже замечаю её саму. Барахтающуюся. Перепуганную до смерти, но вцепившуюся в корягу упавшего дерева.

Умница моя. Сообразила.

Гребу к ней.

— Спокуха, я тут, — тоже рукой хватаюсь за ветки.

Визуально оцениваю её состояние.

Часто дышит. Паника во взгляде. Глаза транслируют крайнюю степень ужаса. Лоб разбит и кровит. Наверное, ударилась.

— Ты цела?

— Д-да, — отвечает, дрожа. — Тянет течение. Ноги…

Кошмарит её от случившегося не по-детски, но видно, что в кои-то веки, она рада моему появлению.

— Вот что…

Осматриваю ствол дерева. Понимаю, что, к сожалению, на сушу оно нас не выведет.

Поворачиваю голову направо.

Течение там ещё более стремительное и бурное. И да, если не ошибаюсь, чуть дальше будет ещё один обрыв. С камнями и прочими прелестями.

— Нам надо туда, к берегу, — киваю влево.

— Туда? — повторяет растерянно. — Но я не умею плавать.

— Я помню.

— До дна не достать, — тревожится она всё сильнее.

— Послушай меня, — сдвигаюсь ближе к ней. — Я дотащу тебя.

— Нет, я очень боюсь.

— Хватайся за плечи, только не наваливайся всем телом, мне будем трудно грести. Давай, — спиной к ней поворачиваюсь. — Отпускай ветки.

— Нет. Я не могу.

— Джугели…

— Если я отпущу их, меня унесёт течение.

— Не унесёт. За меня держись обеими руками.

— Нет я…

— Решайся! Там дальше обрыв, ты в курсе?

— Господи Боже!

— Ну же!

Она всё-таки делает это.

— Хорошо.

На самом деле ни хрена хорошего. Со страху Джугели фактически меня душит, однако несмотря на это, я всё-таки начинаю активно грести. Метр за метром сокращая расстояние до берега.

Спасать того, кто не умеет плавать, — не так-то просто, скажу я вам.

Во-первых, львиная доля сил уходит на борьбу с течением. Во-вторых, Тата совсем мне не помогает, а наоборот.

— Марсель.

— Не души, — хлебнув воздуха, снова отчаянно гребу, пытаясь оставаться вместе с ней на поверхности.

Вцепилась в меня намертво. В другой раз я это точно оценил бы, но сейчас… Мне, блин, итак тяжело неимоверно.

Давит на шею.

Тянет на дно.

— Марсель…

Пару раз под воду уходим.

Ногу царапает не то камень, не то коряга.

Злюсь.

Всплываю.

Гребу-гребу-гребу.

Мышцы от перенапряжения горят огнём и болезненно ноют.

Снова оказываемся под водой.

Чёрт тебя дери, Джугели! Мы щас тупо утонем как Титаник и все дела…

Всплываю.

Матерюсь.

Рычу от отчаяния.

Она ещё раз произносит моё имя, а потом вдруг происходит это. Мне становится слишком легко. Понимаю, что Тата меня отпустила и резко на месте разворачиваюсь.

Какого дьявола, спрашивается, вытворяет???

Осматриваюсь.

Её нет! НЕТ!

Твою мать-твою мать-твою мать!

Ныряю.

Проплываю назад.

Вслепую машу руками.

Хватаю то ли капюшон, то ли что.

Тяну наверх.

Дальше всё как в тумане.

Подхватив её снизу под корпус так, чтобы голова была над водой, одной рукой держу. Второй интенсивно загребаю, помогая себе ногами.

Что с Татой понять не могу.

Без сознания?

Наглоталась воды?

Не знаю.

Пугает её состояние до ужаса.

Сил придаёт лишь отчаянное желание поскорее дотащить девчонку до берега.

— Держу, держу, — голос Георгиевича, зашедшего в воду, служит неким сигналом к осознанию того, что у меня всё-таки получилось.

— Марс, братан!

Ромасенко.

— Тяни его.

А это уже Горький.

Под руки меня хватают. Вытаскивают.

Тяжело дыша, боковым зрением замечаю, как Денис и Георгиевич выносят Тату на берег.

— Ты в норме, Кучерявый?

— Да.

Встаю. Поскользнувшись на илистой траве, падаю на задницу. Опять встаю. Подползаю к девчонке.

— Дышит, нет?

Физрук делает непрямой массаж сердца.

Тата бледнючая, позрачная. Губы синие-синие.

Не вздумай умирать!

— Воды наглоталась, — предполагает Ромасенко.

Вода действительно выходит из лёгких, и Тата, покашляв, хватает ртом воздух, но потом… Потом, замерев на пару секунд, резко открывает глаза. Вдруг выгибается дугой, мычит и внезапно начинает биться в судорогах.

— Её трясёт, — растерянно произносит Ромасенко. — Это от холода? Замёрзла?

— Нет. Что-то не так.

Конвульсии пугают и настораживают. Лично я подобного никогда не видел.

— Что с ней?

Взгляд стеклянный, не моргает.

— У неё приступ. Набок переверните, чтобы не захлебнулась, — командует Паша.

Приступ? Какой ещё на хрен приступ???

— Это как у твоего деда?

— Да.

— Чё нам делать, Пах? — встревоженно спрашивает Денис.

— Ничего вы не сделаете. Просто придерживайте её, чтобы не поранилась. Только не давите сильно. Макс, камень отодвинь, ударится.

— Вашу ж мать…

— Капец.

— Лють.

— Астматик Мозгалин нервно курит в сторонке.

— Манал я ваши походы!

— Как ей помочь?

— Никак. Надо ждать, пока закончится.

Замолкаем.

Тупо таращимся и наблюдаем за тем, как человека корёжит от боли.

— А она коней не двинет?

— Заткнись! — вскидываю сердитый взгляд на Ромасенко.

Поймав маленькую ладошку Таты, осторожно её сжимаю. Однако её пальцы тут же безжалостно стискивают мои в ответ.

Поражаюсь тому, как напряжено её тело.

— Время засеките от начала приступа до окончания. Это важно.

— Георгич, а её бабка не предупреждала вас о том, что такое может случиться?

— Нет.

— Жесть.

— Она в сознании, Паш?

— И да, и нет.

— Это как?

— Вот так. Больше, чем уверен, когда Джугели придёт в себя, этого эпизода сама и не вспомнит.

— Язык себе не откусит? Я где-то слышал, что надо вставить в рот какой-то предмет.

— Не откусит. Это бред и враньё. Язык тоже мышца и он сейчас в тонусе.

— Скоро прекратятся эти судороги?

— Без понятия. Непредсказуемо.

Голоса ребят звучат фоном.

Смотрю на Тату и за грудиной раскидывает так, как будто сам все эти её муки ощущаю.


*********

— Точно ли они там проедут? — беспокоится Германовна, семенящая слева от меня.

— Проедут. К маяку ведёт грунтовая дорога. На неё мы сейчас и выйдем.

— Хорошо.

— Вы позвонили её предкам?

— Ох, звоню-звоню, — спохватившись, Шац снова утыкается в телефон.

Очки забыла в лагере, а без них дальше собственного носа не видит.

— Как она? — тихо спрашивает Филатова, всё-таки увязавшаяся за нами.

— Не айс, судя по всему, — отвечаю, скосив взгляд на девчонку.

— Дышит ведь, да? — боязливо шепчет дрожащим голосом.

— Дышит, — подтверждаю, ощущая вибрации воздуха, щекочущие кожу.

— Спит?

Киваю.

После приступа Джугели так толком и не пришла в себя. Будто в каком-то коматозе пребывает.

Да я и сам ещё не отошёл от произошедшего. Несу её и уже в который раз на повторе прогоняю в голове всё, что случилось.

— Осторожно, пенёк, — предупреждает Полина, чтобы не навернулся.

— Алиса Андреевна, добрый день. Это Матильда Германовна, классный руководитель.

— Добрый день. Вы уже вернулись? — доносится из динамика.

— Нет, — вздыхает Шац.

— Что-то случилось? — настороженно интересуется женщина.

— Вы только не волнуйтесь, пожалуйста…

Самая дерьмовая фраза на свете. Человек на автомате рисует в своём воображении худший расклад.

— Что с Татой? Немедленно говорите!

— Алиса Андреевна, у вашей внучки был приступ.

— Приступ? — шокировано повторяет та.

— Да. Она упала в воду и…

— Господи!

— Почему вы не предупредили меня о том, что девочка страдает эпилепсией?

— Но мы с Эдуардом впервые слышим об этом, — растерянно отвечает женщина.

Выходим на грунтовку.

— То есть раньше такого не случалось?

— Мы не знаем, но Амиран, отец Таты, не говорил про приступы. Что нам делать? Куда ехать? — начинает паниковать.

— Вам нужно приехать в первую городскую больницу. Думаю, девочку повезут туда.

— Поняла. Как она сейчас? С ней всё в порядке?

Слышим звуки сирены, а это значит, что скорая вот-вот подъедет.

— Алиса Андреевна, я вам перезвоню, хорошо? Связь пропадает. Выезжайте в больницу.

— Тата, милая… — Филатова стоит ревёт и гладит Джугели по голове.

Виу-виу-виу.

Сирены всё ближе.

— Уйдём с дороги, ребята, — просит Матильда.

Ей бы и самой врач пригодился. В свете последних событий давление подскочило.

Тата спросонья елозит носом по моей шее.

— Вон они!

Бригада скорой, заметив нас, глушит звук.

Машина останавливается, проехав чуть дальше к развилке, чтобы удобнее было развернуться.

Оттуда выходят врач и водитель. Последний открывает скрипучие задние двери.

— Здравствуйте! — Шац несётся к человеку в белом халате. — Это мы звонили. У нас девочка после приступа эпилепсии.

— Здрасьте. На кушетку вашу девочку кладите. Осмотрим.

Несу Джугели туда.

Она, проснувшись, ничего не соображает. Вцепившись в моё плечо, испуганно на меня глазеет, явно не понимая, что происходит.

— Всё пучком. Айболит приехал, — объясняю я ей, пока мы не моргая пялимся друг на друга.

Тата хмурится. Переводит взгляд на скорую.

— Сюда, молодой человек, — медсестра, которую я сразу не приметил, хлопает ладонью по кушетке.

Шагнув в салон неотложки, аккуратно опускаю на неё девчонку.

Мышцы, затёкшие от долгого напряжения, сводит.

Тата — худенькая и весит всего-ничего, но прошли мы с ней от водопада прилично. В те кущеря кроме как пешком не добраться. Неотложка туда разве что на вертолёте прилететь могла бы. И то вряд ли.

— Женщина, вы кем ей приходитесь? — заполняя лист, спрашивает врач.

— Я классный руководитель. Мы в поход с моим одиннадцатым «А» пошли и вот…

— Фамилия, имя девочки, полных лет сколько?

— Джугели Тата. Семнадцать.

— Впишите данные о себе, — передаёт бумажки Шац. — Приступы уже случались? — приступает к визуальному осмотру, которому вторая сторона не особо рада.

— Тата у нас в классе новенькая. Родные утверждают, что нет.

— Ясно. Ну привет, красавица, — обращается к девчонке. Был бы этот седовласый дядька помоложе, я бы возмутился по поводу столь фривольного поведения. — Как ты себя чувствуешь? Что болит?

— Голова, — тихо произносит она.

— Тошнит?

— Да.

— Чувствуешь слабость в теле? — светит ей в глаза какой-то хернёй, и она морщится.

— Да. Что со мной?

Голосок тихий-тихий.

— У тебя когда-нибудь были эпилептические припадки?

— Н-нет, — отзывается заторможенно, в ужасе ещё шире распахнув свои глазища.

— Как и когда случился приступ?

— Её толкнули в воду. Она не умеет плавать. Запаниковала. Разнервничалась. В какой-то момент отпустила меня и начала тонуть. Уже когда вытащили с пацанами её на берег, начались судороги, — кратко излагаю суть, опуская детали.

— Стресс спровоцировал…

— Приступ длился почти семь минут. Мы засекали время.

— Молодцы. Это важная информация.

— Сейчас будем измерять давление, — медсестра заматывает Джугели руку.

— Девочку однозначно забираем в больницу. Приступ первый, длился долго. Рекомендуется провести полное обследование. Вы — едете с нами, — указывает на Шац.

— Не надо в больницу, — просит Тата, очевидно, не до конца осознавая всю серьёзность случившегося.

Но её никто не слушает. Врачам виднее, наверное.

— Давление пониженное.

— Законным представителям сообщили о произошедшем?

— Сообщили. В больницу подъедут.

— Мы тоже с вами, — выпаливаю, встретившись взглядом с перепуганной девчонкой.

— Нет, вы отправляйтесь назад к своей группе. У нас тут не реалити-шоу. С ними там в лагере кто?

— Учитель, мой сын.

— Вот и прекрасно. У самого-то что с ногой, герой? — Айболит палит на голень, испачканную кровищей.

— Фигня. Царапина.

Саднит сильно, но времени оценить ущерб не было.

— Глубокая, насколько я вижу. Обработать надо бы.

Отмахиваюсь.

— Поехали, Вить, — стучит водителю.

— Марсель, Александру Георгиевичу скажи, чтобы позвонил мне, когда будете в городе.

— Лады.

— Всё, молодые люди, возвращайтесь к учителю.

— Поправляйся, Тата! — Филатова шмыгает носом.

— Идите, Марсель, — Германовна усаживается рядом с кушеткой.

Смотрю на Джугели.

Подмигиваю.

Типа знак даю, мол, нормально всё будет.

Двери закрываются.

Машина уезжает, поднимая за собой облако пыли.

— Хватить сырость разводить. Пошли, — разворачиваю Филатову к тропе.

— Марсель, насчёт ноги врач прав. Выглядит ужасно.

— В лагере обработаю. Ты давай лучше расскажи мне, что видела. Там у водопада…

Глава 26



В лагере суета, но молчаливая. Пацаны занимаются палатками, девчонки складывают в сумки вещи.

— Как она? — передо мной появляется обеспокоенный фэйс Илоны.

— В больницу забрали. Погоди-ка, — отодвигаю Вебер. — Ковалёва, — направляюсь в сторону собравшейся у брёвен компании. — Разговор есть.

— Ни с кем сейчас Вика разговаривать не будет. Она плохо себя чувствует, — согласно грёбаной традиции, лезет защищать её Зайцева.

— Слышь ты, птица-секретарь, не к тебе обращаюсь.

— Марсель…

— Петросян, ты тоже свали, пока не отгрёб, — взглядом предупреждаю.

— Окей.

Благоразумно ретируется, выставив в защитном жесте ладони.

— Чё уставились? — обращаюсь к одноклассникам. — Разошлись. Я с ней один на один пообщаться хочу.

— Устроишь разборки с девушкой? — насмешливо спрашивает Ковалёва, вздёрнув подбородок. — Ну давай, чё! Только претензию для начала озвучь.

Бравирует, но трясётся и дрожит.

Я всегда отлично чувствую страх оппонента.

— Ты, дура, совсем башкой тронулась? — хватаю за локоть и тяну на себя. — На черта толкнула её? А если бы она разбилась о камни?

— О чём ты? Я никого не толкала, — нагло лжёт, глядя мне в глаза.

— Толкала, — звучит за спиной голос Филатовой.

— Чё ты мелишь, ненормальная?

— Ты стояла там.

— Да вы офигели обвинять меня в этом? Она сама оступилась. Хватит фантазировать.

— Ковалёва, — от накатившей злости стискиваю зубы до скрежета.

— Мне больно.

— Объясни мне, на хрена ты это сделала?

— Александр Георгиевич! — верещит громко.

— Реально, зачем? — дублирует мой вопрос Ромасенко. — В спину толкнуть — зашкварная подлость.

— Согласен, — присоединяется к его словам Дэн.

— Ладно бы что-то в открытую сделала, а так… Она ж и правда инвалидом могла остаться или что похуже, — выражает своё мнение Вепренцева.

— Ещё и приступ этот, — кивает Горький.

— За проблемы со здоровьем этой шибанутой я отвечать не собираюсь!

— Ты отвечать будешь за то, что толкнула её, идиотка!

— Я никого не толкала.

— Толкала! — спорит Полина.

— Заткнись, убожество.

— Я всё видела!

— Мало ли, что тебе померещилось, — фыркает, закатывая глаза.

— Ну не сама же Джугели туда прыгнула? Накануне она призналась, что не умеет плавать.

— Чё вы все на меня наезжаете, алё?

— Потому что это крысиное движение, Вик, — качает головой Макс.

— И Шац ты подставила. Ей теперь попадёт. Дай Бог, чтоб вообще не уволили.

— Да и плевать. Может, и к лучшему. Вы сами ныли, что она всех достала!

— Германовна — нормальная тётка. Щас дадут нам какую-нибудь грымзу и чё? — возмущается Котов.

— Ты собираешься объясняться? — дёргаю её на себя.

— Александр Георгиевич! — вопит на максималках.

— Итак всё понятно, — вмешивается Илона. — Одурела из-за своей ревности, чокнутая.

Вика усмехается.

— Абрамов! Отойди от неё!

Физрук примчался-таки на её ор.

— Руки мне тут выкручивает. Чё за беспредел?

— Отпусти Ковалёву.

Склоняюсь к её уху.

— Будь ты парнем, живого места на тебе не оставил бы, — разжимаю пальцы.

Кривит губы, расправляя мятый рукав футболки.

— Отставить все разборки! Достаточно уже происшествий на эти выходные. Абрамов, Ромасенко, Свободный, ко мне. У остальных пять минут на сбор вещей и строимся, — суровым тоном объявляет Георгиевич.


*********

— Батя твой приехал.

— Держи меня в курсе насчёт Шац, — встаю с бордюра и закидываю рюкзак на плечо.

— Окей. Репа завтра будет?

— После школы давайте соберёмся.

— Ты Калининой перезвонил?

— Ещё нет. Наберу её вечером.

— Не забудь, а то пролетим с выступлением.

— Позвоню, — обещаю, шагая в сторону отцовской тачки.

— Здрасьте, Ян Игоревич! — хихикая, орут ему хором одноклассницы.

— Привет, девчонки! — здоровается батя в ответ. — Что на этот раз? — сразу палит перемотанное копыто.

— Так, ерунда, — падаю на переднее пассажирское и закрываю дверь.

— Футболка в крови, — глядя на меня, недовольно хмурится. — Опять с кем-то подрался?

— Нет.

Только сейчас замечаю, что вещь испачкана.

— А что тогда?

— Ян Игоревич! — окликает его Георгич. — На минутку! — подходит к окну с его стороны. — День добрый.

— Добрый, — отец протягивает ему руку. — Что натворил? — кивая на меня, интересуется с ходу.

— Да, собственно, ничего плохого. Скорее, наоборот, — отвечает ему физрук. — Ваш сын сегодня поступил как настоящий герой.

— Георгич, да харэ.

Нашёл, блин, героя.

— Помолчи.

— Марсель спас тонущую одноклассницу. Прыжок со скалы не одобряю, но, стоит признать, если бы парень не среагировал так быстро, кто знает, чем бы всё кончилось. Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы с женой воспитали настоящего мужчину.

— Отрадно слышать. С девушкой всё в порядке?

— Да и в этом есть большая заслуга вашего сына. Марс — молодец. Гордость берёт за таких ребят.

Они перекидываются с физруком ещё парой фраз, а затем мы уезжаем.

— Ну и? Чё молчишь? — поворачивается ко мне, когда стоим на перекрёстке, ожидая сигнала светофора. — Кого спасал? Дай угадаю. Ту самую девчонку с ногами от ушей?

— Да. И хватит уже акцентировать внимание на её ногах.

Он, ухмыляясь, улыбается.

— Разговор есть, бать, — достаю с заднего сиденья бутылку.

— Вещай, — трогается с места, когда загорается зелёный.

— Скажи мне, моя одноклассница, Тата Джугели, — дочь жены Клима? Я правильно понимаю? — глотнув воды, закручиваю крышку. — Сегодня выяснилось, что бывший губер, Эдуард Зарецкий, её дед.

— Когда мы сидели в кабинете у вашей директрисы, её фамилия показалась мне очень знакомой. Уже потом, вечером, я вспомнил некоторые события двадцатилетней давности и понял, кто она.

— Что за события?

— Много будешь знать, состаришься.

— Как-то с отцом её связано? — завожу осторожно.

— Связано.

— Это в тот период было, когда вы с Паровозом беспределили?

Недовольно на меня косится.

— Я в курсе про ваши бандитские дела, — нагло заявляю, отражая его хмурый взгляд. — Ошибки молодости и всё такое…

— Не паясничай.

— Дядя Илья рассказывал мне историю про вашу заварушку в Бобрино. Батя и АК[15] называется.

— Дядя Илья по шее получит, когда приедет, — цедит сквозь зубы.

— Так значит Тата — дочь Насти?

— Да.

— Ты знаешь, что её отец в тюрьме?

— Не знаю, но сказать, что удивлён, не могу.

— Они с матерью не общаются, что ли? Почему Тату отправили в Красоморск к бабке и деду?

Вспоминается ядовитый монолог Ковалёвой.

— А сама она тебе что на этот счёт говорит?

— Я у неё спрашивать про это буду? Неэтично как-то.

— Согласен.

— Ну так и? — терпеливо жду ответа.

— С матерью они виделись редко. Девчонка росла в Грузии. Потом Амиран, вроде как, увёз её в Москву.

— Понятно.

— Ещё вопросы?

— Только один.

— Валяй.

— У её матери или отца случались приступы эпилепсии?

Отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня.

— Значит, да, — по реакции его вижу.

— У неё был приступ?

— Да, начался, когда мы с пацанами из воды её достали.

— Ты поэтому такой смурной?

— Я очканул по полной, — признаюсь откровенно. — Сначала девчонка чуть не утонула, еле до берега её дотащил. Потом приступ этот…

— Раньше с ней это случалось?

— По ходу, нет. Она сама в шоке.

— Ясно. Про какую скалу говорил сын Шац?

— Про ту, которая у водопада «Чёртова Мельница».

— Ты сдурел, что ли, оттуда прыгать? Совсем крыша отъехала, Марсель? Мозг атрофировался или как?

— Не было времени думать. Джугели толкнули вниз с обрыва, а она не умеет плавать.

— Толкнули? Это кто такой у вас там такой долбанутый?

— Ковалёва.

— Охренеть. Зачем она это сделала?

Молчу, уставившись в лобовое.

— Погоди, Ковалёва, это которая блондинка с пирсингом в пупке? Та девчонка, с которой ты зажигал летом?

— Да не зажигал я с ней! Пару раз… покатал на мотоцикле, — озвучиваю отцензуренную версию.

— Вот и «покатал», что она теперь соперниц со скалы сбрасывает, — катком проходится по моему чувству вины.

— Я с ней даже не встречался, — говорю в своё оправдание.

— Как будто ты встречался с кем-то в принципе.

— Ну уж ей я точно ничего не обещал, бать.

— Санта-Барбара… Матери про скалу не рассказывай. Разнервничается.

— Не буду. Я дебил, по-твоему, что ли? Куда едем? Не домой?

— Футболку новую щас тебе купим и двинем к нашим девчонкам. Они нас ждут в «Астерио».

— О, похаваем.

— По пути заедем в Дом Шаров.

Точняк. У мелкой жопы ведь день рождения в среду.

— Надеюсь, детский утренник пройдёт не дома?

— Нет уж. На этот раз кафе и аниматоры.

— Слава те Господи…

Второго погрома наш дом не переживёт.

— Бать… — чешу затылок.

— М?

— А ты… — прочищаю горло. — Ну, когда понял, что мама — та самая, как за ней ухаживал?

Внимательно наблюдаю за очередной партией пешеходов, шагающих по зебре.

— Ты влюбился, что ли, Кучерявый? — толкает меня локтем в бок.

Поджимаю губы. Молчу, но скулы палевно заливает горячей кровью.

— Дела…

— А можно без стёба, чисто совет? — угрюмо на него смотрю исподлобья.

— Совет тут один. Не надо связываться с этой девчонкой.

— Почему?

— Там другой менталитет, Марсель. Это тебе не Ковалёва. Пару раз «покатать» не выйдет.

Едем в тишине, но потом я всё равно упрямо заряжаю:

— Что если она мне очень сильно нравится?

— А ты ей? — сам того не осознавая, безжалостно бьёт по больному.

— Неважно.

— Ну понятно, — хмыкает отец.

— Что понятно? — начинаю злиться.

— Понятно, что разыгрался спортивный интерес. Девчонка не отвечает взаимностью, и такое у тебя впервые.

Отвернувшись к окну, снова молчу.

Чё тут скажешь?

Батя выбил страйк…

Глава 27



Тата


Я — эпилептик.

Полное осознание произошедшего приходит по мере того, как со мной начинают работать врачи.

— Доброе утро, Тата, — улыбается Елена Анатольевна.

Я бы не назвала его добрым, увы.

— Сегодня у нас по плану электроэнцефалография.

— Это что? — уточняю, нахмурившись.

— Обязательное исследование при подозрении на эпилепсию. ЭЭГ покажет нам аномальные паттерны, характерные для эпилептических приступов.

— Как это будет происходить?

— При проведении ЭЭГ пациенту надевают специальные электроды на кожу головы. Эти электроды будут регистрировать изменения электрической активности мозга и передавать полученные данные на прибор для записи.

— Поняла.

— Если возникнет необходимость, проведём также МРТ. Это дополнительное исследование, которое может помочь обнаружить структурные изменения в мозге.

— Ясно. Будет что-то ещё? — устало интересуюсь.

Больница мне надоела до чёртиков. Уже очень хочется домой, если честно.

— Думаю, не помешает генетическое тестирование. Учитывая, что имеется наследственный фактор.

— Наследственный фактор? — переспрашиваю озадаченно.

— Да. Алиса Андреевна сказала, что ваша мама — эпилептик, — разъясняет она осторожно.

Прекрасно! Так вот кого мне нужно благодарить?

— Я вернусь за вами, — вскидывает запястье и смотрит на часы, — минут через сорок, хорошо?

Киваю.

— Пока принимайте посетителей. И, Тата, пожалуйста, прошу вас позавтракать. Вы плохо питаетесь, — недовольно смотрит на нетронутый поднос с едой. — Мы понимаем, да? Чем быстрее придём к нормальному физическому состоянию, тем скорее попадём домой.

— Я вас услышала.

— Замечательно, — её губы снова растягиваются в раздражающей улыбке.

Уходит.

Я же продолжаю неподвижно пялиться на одеяло и это длится до тех пор, пока в палату не входит бабушка.

— Тата, милая моя, ну как ты? — Алиса Андреевна тут же оказывается рядом. Садится на стул, стоящий возле моей кровати. Берёт меня за руку.

— Почему ты не сказала, что у матери тоже были приступы? — выдаю вместо приветствия.

— Тебе врач об этом сообщила?

— Да, но я бы предпочла узнать это не от неё.

— Извини. Мы просто не думали, что у тебя обнаружат такое же заболевание как у Насти, — виновато опускает глаза.

— Меня интересует частота этих приступов. Можно ли их как-то предотвратить?

— Тата… Я, к сожалению, не могу ответить на эти вопросы. Не совсем владею информацией.

Хороша же мать!

Еле сдерживаюсь, чтобы не произнести эту фразу вслух.

— Самый первый приступ. Когда он у неё случился? В каком возрасте?

Бабушка вздыхает.

— Ну? — нетерпеливо поджимаю губы.

Чего она медлит?

— Это случилось тогда, в бункере.

— Прямо там? — сглатываю, однако в горле будто ком шершавый.

— Да. Настя сказала, что сильно перенервничала. Боялась темноты, да и вообще, вся эта ситуация с похищением…

— Значит, приступ тоже случился на фоне стресса.

— Получается, что так.

Какое-то время мы с ней просто молчим.

— Она… Одна была в тот момент?

— Нет, с младшим Климовым.

— Понятно.

Ничего не хочу слышать про этого человека.

— А потом? Эти припадки повторялись?

— При мне лишь единожды. Незадолго до свадьбы. Настя…

— Говори, как есть, — вижу, что мнётся, не желая делиться подробностями.

— Настя с Эдуардом поскандалили.

— На тему? Ба, только давай честно, ладно?

— Она не хотела выходить замуж, — признаётся нехотя.

— Так если не хотела, зачем вы выдали её за отца?

— Тата… — качает головой. — Понимаешь, мама была не в себе. Она пережила похищение и пребывание в том ужасном подземелье. Её психическое здоровье пошатнулось, да ещё и этот Данила… Они ведь дружили в детстве. Столько потрясений свалилось на мою бедную девочку!

— Так может, нужно было дать ей время? На то, чтобы прийти в себя.

— Нам казалось, что будет лучше, если она переключит своё внимание на грядущую свадьбу. Психолог сказала…

— Кстати, об этом. Не нужно больше подсылать ко мне подобных специалистов. Со мной всё нормально. Я просто пытаюсь смириться с тем, что мать наградила меня таким «подарком».

— Почему ты отказалась пообщаться с психологом?

— Ты меня не слышишь? — выдёргиваю свою ладонь из её. — Я не хочу. В этом нет необходимости!

— Я поняла тебя, Тата. Успокойся.

— Вернёмся к нашему разговору. Что там с приступами? Они повторялись? Часто?

Вытирает платочком пот со лба.

— Не знаю. Настя уехала с Амираном в Грузию. Потом они переехали в Москву.

— Вы с матерью общались или нет?

Она молчит.

— Нет, значит?

— Очень редко. Я… пыталась наладить с ней связь после трагической смерти ребёнка, но у нас не получилось.

— В психушку она попала из-за этого?

Разительно меняется в лице.

— Отец рассказал тебе?

— Конечно, да! Я всё знаю. И про грязный роман с этим русским. И про то, что… Климов, — выжимаю из себя ненавистную фамилию, — вместе с бандитами заявился в Тбилиси годом позже.

Бабушка Алиса выглядит растерянной и потрясённой.

— А чему ты так удивлена? — выгибаю бровь. — У нас с отцом нет друг от друга секретов.

— Просто ты… ребёнок. Я не понимаю, зачем…

— Зачем мне знать правду? Считаешь, что не должна? Не имею права? — начинаю заводиться.

— Я не это имела ввиду, — объясняется тихо.

— Когда мне было тринадцать, мы сели и по-взрослому поговорили.

— Ты поэтому отказалась от дальнейших встреч с матерью?

— Да какая она мать?! — усмехаясь, давлюсь горечью.

— Какая бы не была, но мать.

— Ладно, хватит, достаточно, — раздражённо отмахиваюсь. — Не надо читать мне лекции. Где дед? — перевожу нашу беседу в иное русло.

— В Гороно или как там это сейчас называется.

— Зачем он туда поехал?

— Скандалить и жаловаться на вашу директрису.

— И ты отпустила? — возмущённо повышаю голос.

— Его было не остановить.

Качаю головой.

— Он сейчас создаст большие проблемы Шац. Она-то ни в чём не виновата!

— Получается, что виновата, раз недоглядела за тобой. Как ты оказалась в реке?

— Поскользнулась и упала. Немедленно звони ему, пусть угомонится. Со мной ведь всё в порядке.

— Ты так считаешь?

— Звони!

— Я попробую, но ничего не обещаю.

— И верните мне мой телефон.

— Но Елена Анатольевна сказала, что тебе нужен покой…

Сжимаю челюсти. Протягиваю ладонь и жду.

Уже среда, и я в свете последних событий совершенно выпала из жизни.


*********

Поздний вечер. Врачи и бабушка, наконец, оставляют меня в покое.

Беру в руки отвоёванный телефон и захожу на свою страничку во Френд-апе.

Первое, что бросается в глаза, сообщения и эмоджи от одноклассников, отправленные в понедельник на стену.

«Выздоравливай, Тата!»

Запустила цепочку неугомонная Филатова. Подхватили эстафету остальные: Мозгалин, Вепренцева, Котов, Петров, Родионова, Свободный, Горький, Вебер.

Кто-то из них поставил смайлик, кто-то прислал картинку.

Вроде и плевать на отношение ко мне нового школьного коллектива, однако солгу, если скажу, что увиденное не заставило меня улыбнуться.

Леван Горозия: «Ты заболела?

Леван Горозия: «Всё в порядке?»

Леван Горозия: «Почему опять не отвечаешь на мои сообщения и звонки?

«Я в порядке, не переживай. Пришлось лечь в больницу на несколько дней. Наберу тебя, как выпишут и всё расскажу»

Отправляю.

Тирлям.

Наверху всплывает окошко со свежим входящим от Полины.

Захожу в чат.

Поля Филатова: «Наконец-то ты в сети!»

Она мне писала. Непрочитанными висят верхние десять сообщений.

Поля Филатова: «Как ты себя чувствуешь?»

Печатаю ответ.

«Привет, нормально»

Поля Филатова: «Ты всё ещё в больнице?»

«Пока да»

Поля Филатова: «:(»

«Надоело тут находиться жуть!»

Поля Филатова: «Ты там надолго?»

«В пятницу выписывают»

Поля Филатова: «Ура!:)»

«Что там в школе?»

Поля Филатова: «Все обсуждают случившееся. Слухи распространяются быстро, сама понимаешь…»

Это она про что? Про мой приступ?

«Что конкретно обсуждают?»

Поля Филатова: «То, что тебя толкнула со скалы Ковалёва»

Выдыхаю.

Поля Филатова: «Её, кстати, тоже в школе нет. Сидит дома по заявлению родителей. И кто из нас мышь))?»

Хмыкаю.

Поля Филатова: «Весь класс опрашивали во вторник. Я рассказала всё как есть. Вот она теперь и трясётся за свою ж»

Тирлям.

Входящее от Mаrsеl Abrаmоv. К трём непрочитанным добавляется ещё два.

Чуть не выронив телефон, быстро выхожу из сети.

Дрожащими пальцами ставлю авиарежим.

Понимаю, что это как-то по детски глупо, но ничего не могу с собой поделать.

Повернувшись на бок, подкладываю под щёку ладонь и таращусь в окно, пытаясь восстановить отчего-то сбившееся дыхание.

Все эти дни я постоянно думала о кучерявом хулигане. Размышляла о его безбашенном поступке. Вспоминала, как он звал меня.

Как решительно и отчаянно боролся с течением.

Как смотрел и держал мою ладонь в своей уже на берегу, когда я очнулась после приступа.

Как нёс на руках в лагерь и до скорой.

Мне бы в тот момент стоило возмутиться, воспротивиться, но я чувствовала себя такой слабой и потерянной, что не могла вымолвить ни слова.

То и дело проваливалась в беспокойный сон, однако всякий раз, возвращаясь к смутной реальности, ловила странное спокойствие, всё ещё ощущая под собой твёрдое, напряжённое тело: широкую грудь, плечи и сильные руки.

У Абрамова очень горячая кожа.

Это чувствовалось даже через влажную футболку, но когда я случайно коснулась носом его шеи, и вовсе показалось, что парень прямо-таки пылает.

А ещё…

Он как-то по-особенному пахнет. Очень волнующе и приятно.

Господи, о чём я вообще думаю? Видно, нормально головой о камень приложилась!

Переворачиваюсь на спину и раздражённо выдыхаю, уставившись в потолок.

Стыдно признаться, но там, в машине скорой, мне не хотелось разрывать физический контакт и терять то ощущение безопасной зоны, которое я почему-то испытывала рядом с ним.

Снова на бок переворачиваюсь.

Собственные реакции на этого парня очень пугают. И да… Сейчас я абсолютно не понимаю, как мне с ним выстраивать общение. Совершенно точно, я не имею права на то, чтобы игнорировать его как раньше. Да и противостояние… Разве оно теперь возможно? Марсель, рискуя собой, спас мне жизнь. Это ведь автоматически стирает всё, что было до. Обнуляет.

Относиться к этому парню как прежде, в силу обстоятельств, уже не получится. Понимаю, что обязательно должна поблагодарить его, ведь с того дня прошло уже много времени, но…

Телефон останется выключенным до самой пятницы. Потому что мне однозначно нужно собраться с мыслями.


*********

Не думала, что буду так радоваться, когда снова окажусь в доме деда…

Даже ненавистная комната матери не вызывает отторжения.

Ну правда. Уж лучше находиться здесь, чем в стенах городской больницы.

Дед уезжает в Сочи подписывать очередной договор о строительстве нового ЖК, а бабушка, к счастью, сильно меня не тревожит. Нет-нет, да зайдёт проведать и спросить о самочувствии, но в целом, могу сказать, что ведёт она себя осторожно-ненавязчиво. И, знаете, я очень ценю это её стремление уважать моё личное пространство.

— Спасибо за ужин, — благодарю, потянувшись за салфеткой.

— На здоровье. Не забудешь выпить таблетки?

— Не забуду, — поднимаюсь из-за стола.

— Уже уходишь к себе? — спрашивает бабушка Алиса, заметно сникнув.

— Да. Собираюсь позаниматься. Много пропустила. Не хотелось бы в понедельник выглядеть на уроках глупо.

Она кивает.

— Можешь дать мне тот большой фотоальбом? И свадебный, если есть, — прошу, задвигая стул.

— Конечно, — оживляется, удивившись.

Сама не знаю, чем продиктовано моё внезапное желание посмотреть снимки, но пару часов спустя я сижу в своей комнате на кровати, одетая в шёлковую пижаму, и медленно листаю вышеупомянутый фотоальбом, на страницах которого отражены детство и юность моей матери, Анастасии Зарецкой.

Сразу становится понятно, почему она стала одной из лучших в балетном деле. С самых ранних лет купальник, пачка и пуанты были её лучшими друзьями, если судить по фотографиям.

Вот она, совсем кроха, сидит, раскинув ноги в поперечном шпагате.

Вот в детском саду на новогоднем утреннике стоит у ёлки в костюме балерины.

На следующей странице у станка маленькая Настя, сосредоточенно кусая губы, выполняет упражнение.

А дальше, уже на сцене, улыбаясь, увлечённо крутит фуэтэ.

Балет красной нитью проходит через всю её жизнь.

В альбоме есть, конечно, и другие фотографии. Обычные: из заграничных поездок, школьные. Но на них, она, увы, не горит, а будто бы просто терпит объектив.

Вот разве что на снимках с этим своим другом детства выглядит счастливой. Их я нахожу случайно. Спрятанными за групповыми детскими фото.

Смотрю на них десятилетних, смотрю…

С досадой отмечаю и то, как сияют глаза матери. И то, как смущённо улыбается темноволосый мальчишка, которого она робко обнимает со спины.

Дико больно вдруг за отца становится.

Хочется изорвать эти кадры, но я не имею на это права, поэтому просто со злостью запихиваю снимки обратно.

Чуть успокоившись, пододвигаю ближе к себе изысканный свадебный фотоальбом. Открываю и восторженно замираю, жадно рассматривая самую первую фотографию.

Какие же они тут невероятные!

На снимке молодые стоят на фоне махровых, зелёных гор и одеты они в нашу национальную грузинскую одежду.

Отец в чоху[16].

Белая рубашка. Богато украшенный плащ с атласным подбоем, поясное украшение, кинжал, брюки и сапоги из кожи.

Мать, как подобает настоящей грузинской невесте, обряжена, согласно установленным традициям, в красивый двухсоставной наряд.

Нижняя деталь этого свадебного наряда представляет собой рубашку с воротом, которая является символом скромности и непорочности невесты. Поверх рубахи красивое, расшитое золотыми нитями платье белого цвета, длинные, разрезные рукава которого спадают вниз.

На голове невесты традиционный головной убор, совмещённый с фатой. Волосы заплетены в косу. На шее ожерелье. Взгляд направлен вниз.

Не могу удержаться, будучи под большим впечатлением от увиденного, беру телефон. Фоткаю и зачем-то сохраняю этот снимок в галерею.

Листаю дальше.

Несколько разворотов посвящены всё той же фотосессии в национальных нарядах, где ярко отражены традиции грузинской свадьбы.

Улыбку вызывает кадр, на котором красавец-папа танцует.

Хорош!

С середины альбома появляются фотки, сделанные явно в Красоморске.

Здесь уже всё по-другому. Мама одета в пышное белое платье с корсетом. Отец — в дорогой, строгий костюм с галстуком. Гости, преимущественно на грузин не похожи.

Наконец, попадается совместный снимок родителей невесты и жениха.

На лице бабушки Этери самая настоящая скорбь, да и мать моя как-то совсем не кажется в этот знаменательный день счастливой.

Юная, очаровательная, хрупкая, невероятно красивая невеста на всех кадрах выглядит одинаково печальной и подавленной, а уж на снимке, где под руку к жениху её ведёт дед, замечаю в глазах и вовсе слёзы.

«Она не хотела выходить замуж»

Вспоминаются слова бабушки.

Вздохнув, вытаскиваю диск, вставленный в специальный кармашек переплёта. Покручиваю его в нерешительности пальцами.

С одной стороны, очень хочу увидеть свадьбу своих молодых родителей. С другой, испытываю странное и крайне тревожное чувство: я будто бы чего-то неосознанно боюсь…

От размышлений, стоит или не стоит смотреть запись прямо сейчас, отвлекает какой-то шорох, доносящийся снаружи.

Опять соседские коты?

Возвращаю диск на место и захлопываю фотоальбом.

Снова что-то слышу.

Нахмурившись, поднимаюсь с постели и подхожу к приоткрытой балконной двери.

В то же самое время из темноты неожиданно появляется человек и я, тихо вскрикнув от испуга, прижимаю ладонь ко рту.

Тук-тук-тук.

Сердце остервенело стучит под рёбрами.

— Охренеть, Джугели, как тебя сложно найти в этом грёбаном замке, — произносит Абрамов, бесцеремонно вторгаясь в мою спальню.

— Ты что здесь делаешь? — растерянно моргая, смотрю на Кучерявого и букет нежно-розовых тюльпанов, который он держит в левой руке.

Глава 28



Марсель


Джугели смотрит на меня вот точно также, как смотрела в первую нашу встречу, когда я поймал её в лесу. Сперва абсолютно растерянно, потом уже зло.

— Навестить пришёл, — поясняю цель своего визита, а заодно оцениваю беглым взглядом состояние девчонки.

Выглядит хорошо. Очень даже.

Не накрашена. Чистая кожа. Естественный румянец. Волосы распущены и спадают вниз по плечам мягкими волнами.

Она сегодня без этой своей опции «полный парад» по-особенному красивая.

А пижама-то какая! У-у-у… Закачаешься!

Тонкий шёлковый топ на бретелях. Короткие шортики, во всей красе демонстрирующие длинные, стройные ножки.

Звездец мне. Сегодня ночью точно не усну.

— Чё, как ты? — внаглую её разглядываю. Почти не моргаю. Запоминаю, отпечатывая образ девчонки на сетчатке.

— Нормальные люди через дверь заходят, — недовольно ворчит, сдёрнув со стула серебристый шёлковый халат.

— В нормальных семьях через эти самые двери в дом впускают, — пожёвывая жвачку, наблюдаю за тем, как она, чёрт возьми, одевается.

— Что это значит? — хмурит брови, завязывая пояс.

— Меня развернули на вашем КПП.

— И ты не придумал ничего лучше, чем перелезть через забор?

Самодовольно ухмыляюсь.

Это было реально сложно. Помог Ромасенко, отвлёкший охрану своей дебильной выходкой, и дерево, удачно растущее вдоль стены. Высоченной, мать её, стены, ограждающей особняк бывшего губера от простых смертных.

— Мне надо было тебя увидеть.

Цена? Содрал бочину до мяса. Чуть не поломал хребет и копыта. Всего-то.

— Увидел? — интересуется сердито.

— А ты «гостеприимная», — усмехнувшись, вкладываю ей в руки многострадальные тюльпаны и вытираю вспотевшие ладони о шорты.

Думал, букет рассыпется на фиг и не выдержит полёта на балкон, но нет, по итогу, он остался целым и смотрится вполне себе сносно.

— Симпатично у тебя тут, — изучаю принцесскину спальню.

Пастельные тона. Высокая кровать с балдахином. Абажуры. Лепнина на стенах. Картины. На одной из которых изображена известная мне балерина.

Что-то подобное я и представлял.

— Цветы зачем принёс? — осведомляется она холодно.

— Не с пустыми же руками идти тебя проведывать, — бросаю в ответ без эмоций.

А что? По-моему, нормальное объяснение. Опустим сопливое признание о том, что впервые захотелось подарить девушке цветы.

Сёстры и мать ваще не в счёт. Это всё-таки другое.

— Я не могу их взять.

Покончив с визуальным обследованием комнаты, фокусирую взгляд на девчонке.

— Это ещё почему? — засовываю руки в карманы и, склонив голову набок, прищуриваюсь.

— Может, потому что у меня есть жених?

— И где же он?

— В Москве.

— Напомни, это который Тигр в леопарде?

Не, ну реально, тот его пиджак — кринж[17] лютый.

— Его. Зовут. Леван, — чеканит по слогам.

— Да мне без разницы, Джугели. Леван, Тигран… Грузин твой где-то там, а я здесь. Преимущество налицо, сечёшь?

— Нет у тебя никакого преимущества, Абрамов, — в её голосе звучит сталь. — Я ЕГО невеста.

— Была ею, пока мы с тобой не встретились, — заявляю уверенно.

— Ты… — её щёки мило и красочно вспыхивают. — Хватит, знаешь. Это уже ни в какие ворота!

— Ну так по факту.

Раздражённо вздыхает, закатывая глаза.

— Вот что… Уходи.

Уходи?

— Охренеть, блин. Джульетта Ромео вон не выставляла.

— Марсель…

— Сообщения в лом было прочитать, динамо?

— Я их не видела, — врёт и краснеет ещё сильнее.

— Брехня. Ты была в сети. И отвечала Филатовой.

— Только ей и написала. Потом сразу вышла.

— Ты торчишь мне свидание, не забыла?

— Это была просто игра в вышибалу!

— Я заеду за тобой завтра вечером, — не обращаю внимания на её попытки слиться.

— Послушай, это уже несмешно! Нельзя быть таким… навязчивым.

— Ты хотела сказать настойчивым? — поправляю невозмутимо.

— Я сказала то, что сказала, — звучит ядовито в ответ. — И ещё раз, Абрамов. Я — чужая невеста. У меня, к твоему сведению, свадьба на июль запланирована.

— Джугели, — качаю головой. — Загоняешь мне какую-то дичь про жениха и невесту…

— Это не дичь!

— Тебе семнадцать, хэй! О какой свадьбе вообще идёт речь? Кто выходит замуж так рано?

— Вам, русским, не понять, — цокает языком.

— Стопэ-стопэ. Это чё за дискриминэйшн?

Тук-тук.

Стук в дверь прерывает наш увлекательный диалог.

Девчонка, широко распахнув глаза, испуганно замирает.

Но это длится от силы лишь пару секунд.

— Немедленно прячься в шкаф! — приказывает, бросаясь ко мне.

— Ещё чего… — презрительно фыркаю.

Даже рук из карманов не достаю.

— Ну же, давай!

Жёстко суетится. Стиснув зубы, пытается сдвинуть меня с места, да только ни черта у неё не получается.

Я скала, воу.

— Прошу тебя, Марсель!!!

Мне кажется или это нотки мольбы?

— Что мне за это будет? Поцелуешь? — подмигиваю.

— Нет! Совсем обалдел в край? — шепчет и тянет за футболку.

— С-с-с… — непроизвольно морщусь, когда ткань задевает саднящую кожу.

— Тата, ты уже… спишь?

Заглянувшая в комнату женщина выглядит, мягко говоря удивлённой.

— Доброй ночи, — здороваюсь спокойно, в то время как Джугели, похоже, переживает самый настоящий шок из-за того, что бабушка застукала меня в её спальне.

Повисает пауза.

Долгая и такая красноречивая.

— Мы… — Тата, разжав кулак, отпускает мою футболку. — Я, он…

Забавно наблюдать за тем, как она теряется. Это ж нашей ледяной королеве совсем несвойственно.

— Ты не так поняла всё, ба…

Разволновавшись, сжимает мой букет до побелевших костяшек пальцев.

— Да я пока вообще ничего не понимаю, — шире открывая дверь, изумлённо признаётся та в ответ.

— Кхм. Алиса Андреевна, моя бабушка, — прочистив горло, представляет её Тата. — А это — Марсель Абрамов, мой одноклассник.

— Тот самый хулиган из кабинета директора, — озадаченно продолжает за внучку женщина.

— Он вытащил меня из реки и отнёс в лагерь.

Надо же. Вспомнила, наконец.

— Пришёл проведать по поручению Матильды Германовны, — выдавая ложь, поясняет торопливо. — Цветы вот от класса принёс, — отодвигая от груди, показывает тюльпаны.

Чего-чего? От класса?

— Это МОИ цветы, Джугели. Я лично их для тебя выбирал.

— Ты не переживай. Марсель уже уходит, — делает вид, что меня не слышит.

— Уходит также, как пришёл? Через окно? — проницательно уточняет Алиса Андреевна, глядя на нас.

— Ваши орки меня к ней не пропустили, — говорю в свою защиту.

— Орков, полагаю, стоит уволить? Ведь вы, молодой человек, всё же здесь…

— Всегда добиваюсь того, чего хочу, — киваю и краем глаза вижу, как Тата недовольно поджимает губы, услышав от меня этот комментарий.

— Ба…

— Вот что, дети, — Зарецкая приосанивается, — спускайтесь-ка вниз. У меня там как раз чайник закипел.


*********

— Значит, именно вас мне стоит благодарить за спасение внучки?

— Так получилось.

— Очень интересно получилось, не находите?

— Вы про наше с Татой знакомство? — сразу считываю намёк.

— Да.

— Жизнь — непредсказуемая штука.

— Совершенно непредсказуемая! За что досталось тому парню на пляже? — интересуется вдруг.

Соврать? Или сказать правду? Да по фиг.

— Он обидел мою сестру, — честно выпаливаю.

— Этим вы оправдываете свою агрессию?

— Я себя не оправдываю. Поступил так, как должен был поступить брат. Для меня семья — это самое важное.

Она задерживает на моём лице внимательный взгляд.

— Присаживайтесь.

— Шикарный у вас дом, кстати, — отодвигаю не просто стул, а целое произведение искусства.

— Спасибо.

— Его Величество Барокко во всей красе.

Алиса Андреевна вопросительно приподнимает бровь.

— Пространство, размеры. Лепнина, роспись, резной орнамент. Обилие пышных декоративных украшений, искажение классических пропорций, асимметрия.

— А вы, молодой человек, полагаю, увлекаетесь архитектурой? — спрашивает, явно удивившись.

— Упаси Боже. Хватит нам в семье одного чертилы.

— Чертилы?

— В смысле архитектора.

— Отец? — догадавшись, кивает, соглашаясь с самой собой. — Его лицо показалось мне очень знакомым.

— Батю многие знают. Он у меня крутой. Его постоянно зовут то в Сочи, то в столицу, то заграницу. На днях вон в Эмираты улетает. Какому-то шейху проектировать дворец.

— А мама чем занимается? — разливает ароматный чай по чашкам.

— Волейболом. Она раньше играла за московский клуб «Динамо». Теперь тренирует нашу местную девчачью команду. К чемпионату России их щас готовит.

— Прекрасно. Ну а вы к чему больше тяготеете? К искусству или спорту?

Вот так вопрос.

В поле моего зрения попадает Тата. Пока мы беседовали с её бабушкой, она успела переодеться в белый спортивный костюм.

— Честно? Не знаю, что вам ответить, — невесело усмехаюсь. — Я с самого детства занимался самбо. Потом так случилось, что тренер выгнал меня из секции.

— За что?

— Да уж ясно за что, — хмыкнув, подаёт голос девчонка.

— За драку вне ринга? — предполагает Алиса Андреевна.

Моя очередь кивать.

Не люблю вспоминать то время.

Я понимал, что накосячил, но всё равно было чертовски обидно узнать о том, что никакие соревнования мне больше не светят.

— Если ваш отец — архитектор, то вы, должно быть, тоже хорошо рисуете?

Пхах.

— Отвратительно. В детском саду мои рисунки пугали воспитательницу и никогда не участвовали в выставках.

Бабушка Джугели поджимает уголки губ, едва сдерживая улыбку.

— Предкам часто говорили, что у меня нет никаких особенных талантов.

— Это же неправда, — снова вмешивается в наш разговор Тата. — Он играет на гитаре и неплохо поёт, — поясняет бабушке, не глядя в мою сторону.

Неплохо поёт.

Заценила, значит.

— Оу. Зарецкий тоже по молодости бренчал. И гитара у нас имеется. Висит на стене. Пылится который год. Может, сыграешь что-нибудь?

— Да легко, — соглашаюсь, пожимая плечом.

— Я сейчас принесу, — оживляется Алиса Андреевна и вскоре исчезает за широкими, расписными дверьми.

— Любитель устраивать концерты, — недовольно произносит девчонка, поднимая чашку.

— Так на фига ты сама мои таланты начала нахваливать?

— Ничего я не нахваливала, — ожидаемо, уходит в отрицание.

— Что там с моим свиданием, Джугели? Приеду завтра, выйдешь?

— Нет.

— Я тебя насильно вытащу.

— Ну вперёд.

— А чё так уверенно?

— Да потому что завтра я даже не дома. Мы едем на день рождения к родственнице.

— Тогда в понедельник вечером.

Ответить она не успевает. В гостиную возвращается Алиса Андреевна, и глаза её горят нездоровым энтузиазмом.

— А вот и наша семиструнная. Держи, — отдаёт мне гитару.

— Хорошая, — принимаю и рассматриваю вверенный мне музыкальный инструмент.

— Как же давно я её не слышала! — бабушка Таты искренне радуется, когда слышит первые аккорды.

— Чё поём/играем?

Приподнимаю гитару чуть повыше. Давит на содранный бок.

— Можно прямо заказывать песню?

— Давайте попробуем.

— Барыкина знаешь?

— Ба, да ну откуда? — Джугели фыркает.

— Знаю. Вот эту…

Начинаю играть и завожу:


— Я буду долго гнать велосипед,


В глухих лугах его остановлю,


Hарву цветов и подарю букет


Той девушке, которую люблю[18]




Бабушка Марьяна тоже любительница послушать такое. Специально для неё пару тройку старых хитов выучил.

— А что-нибудь Розенбаума? — воодушевлённо просит женщина.

Пока мне везёт. Усатого любит мой дед.


— Я хотел бы подарить тебе песню,


Но сегодня это вряд ли возможно.


Нот и слов таких не знаю чудесных,


Всё в сравнении с тобою — ничтожно[19]




Алиса Андреевна улыбается, пытается подпевать и в эти секунды как будто бы даже моложе становится.

— Что-нибудь ещё сыграй, пожалуйста!

Бабушка Таты хлопает в ладоши, и взгляд её словно ещё теплее становится.

— А эту знаете? Мой дядя от неё тащится. Тоже старая тема.

— Ну-ка, ну-ка…


— Привет, сегодня дождь и скверно


А мы не виделись, наверно, сто лет




— Знаю-знаю!


Тебе в метро, скажи на милость

А ты совсем не изменилась, нет-нет, — подхватывает.

— Привет, а жить ты будешь долго

Я вспоминал тебя вот только в обед

Прости, конечно же, нелепо

Кричать тебе на весь троллейбус «привет»[20]


— Ну, удивил, вот честно! Не думала, что нынешнее поколение знает хиты моей юности и молодости.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги