Глава 18

Спустя некоторое время Эдвард провел Флоренс в свою ванную комнату, скорее напоминавшую бассейн. Пол и края ванны были выложены черным мрамором с белыми прожилками, краны и трубы были отделаны позолотой. Здесь граф с невестой провели не меньше часа, предаваясь ласкам и отдыхая в теплой воде. Флоренс, сидевшая на бортике, подставляла руки и спину, позволяя Эдварду мыть себя мягкой мочалкой.

– Ты – повелительница животных, – с усмешкой сказал граф, вновь проникая в нее.

На этот раз все произошло прямо в воде, и это было еще удивительнее, чем в постели. Не было тревожного ожидания, не было пугающего чувства неизвестности – только всепоглощающее желание принадлежать любимому человеку. Эдвард показал ей, как много потаенных мест находится внутри женщины и как можно их возбудить во время прелюдии, как можно ими управлять.

– Скажи мне, как тебе нравится больше всего, – говорил он, желая узнать Флоренс как можно ближе.

Девушка ласкала его губами, заставляя стонать и просить большего.

– Когда ты делаешь так, – бормотал Эдвард, – я становлюсь игрушкой в твоих руках. Даже самый сильный мужчина не прочь стать слабым в женских объятиях.

Ближе к утру Флоренс отправилась к себе, чтобы переодеться, но Эдвард, не желавший отпускать ее даже ненадолго, последовал за ней. Он настоял на том, что сам оденет ее, и велел Лиз взять выходной.

Но когда граф увидел Флоренс в нижнем белье, едва угасшее желание снова разгорелось в нем. Даже после долгих бессонных часов любви он чувствовал себя возбужденным.

– Проклятие! Я просто не могу насытиться тобой, – буркнул он хмуро, затягивая на девушке корсет.

И, словно опасаясь потерять хотя бы мгновение, он повернул Флоренс к себе спиной, чуть толкнув на кровать, и быстро сдернул кружевные панталончики. Так она и застыла, покорная, в то время как Эдвард изумленно – словно впервые – рассматривал ее обнаженные ягодицы. Затем он набросился на нее, как дикий зверь, и взял ее сзади, неистово и яростно. Но даже в этой силе и резкости Флоренс находила наслаждение.

Эдвард сжимал ее ягодицы, кусал ее за шею и бормотал что-то бессвязное. В этот раз он был так возбужден, что все кончилось очень быстро.

– Прости, я был груб, – виновато сказал он, поворачивая девушку к себе. – Я даже не дал тебе шанса расслабиться.

– Разве я возражала? – улыбнулась Флоренс, взяв ладонями его загорелое лицо. – Не так уж и важно, как ты это делаешь. Мне всегда будут нравиться твои ласки, даже грубые.

Эдвард покраснел от удовольствия и попытался скрыть смущение, завалив Флоренс на кровать.

– Нам нужно отдохнуть, ты не находишь?

Здесь они и уснули, полуодетые, едва успев укрыться, и проспали почти дотемна.

Разбудил их негромкий, но настойчивый стук.

– Мисс Флоренс! – раздался за дверью тонкий голосок Лиз, – Лорд Грейстоу! Вернулся виконт Бербрук!

Эдвард вскочил с постели так стремительно, что голова Флоренс, лежавшая на его плече, скатилась вниз. В полумраке комнаты его лицо казалось неестественно бледным.

– Фредди! – воскликнул он, прижав руку к груди. По этому жесту Флоренс поняла, что судьба брата не дает графу Грейстоу покоя, особенно после того, что произошло этой ночью.

Фредди изменился. Эдвард отметил это с первого же взгляда. Он предложил виконту пройти в библиотеку для разговора и теперь украдкой рассматривал его. Дело было не только в том, что Фредди похудел и держался как-то более уверенно – он и раньше был раскованным, – но в его глазах появился какой-то странный новый блеск, который казался отсветом счастья, царившего в его сердце.

Спокойная, уверенная осанка Фредди словно добавила тяжести тому камню, что лежал на душе у Эдварда. Не осмелившись сразу начать разговор, граф открыл бар и вытащил бутылку ирландского виски. Плеснув на один палец в стакан, он протянул его брату.

– Бог ты мой! – усмехнулся Фредди. – Должно быть, это невероятно серьезный разговор, если ты налил мне прежде, чем себе!

– Вполне серьезный, ты прав, – кивнул Эдвард, отворачиваясь к окну.

Садовую дорожку заливал яркий свет фонарей. Наверняка маленькая горничная Флоренс разболтала всему дому о том, что узнала, и миссис Фостер по-праздничному украсила сад в надежде на романтическую вечернюю прогулку графа и его невесты. Эдвард подумал, что все это, конечно, очень мило и трогательно, но при мысли, что теперь и Фредди должен будет узнать о его отношениях с Флоренс, в желудке стало неприятно. Даже тот факт, что брат наверняка обрадуется переменам, не утешал графа.

Тем временем Фредди сделал глоток виски и прервал молчание. Тон у него был самый ироничный.

– Если ты намерен провести вечер, порицая меня, можешь поберечь словарный запас!

Эдвард резко обернулся и наполнил стакан для себя.

– Я и сам достоин порицания.

– О! – восхитился Фредди. – Тогда рассказывай скорее. Я весь в нетерпении.

Граф не разделял хорошего настроения брата. Больше всего он боялся, что Фредди передумал разрывать помолвку и вернулся, чтобы сообщить об этом. Отставив в сторону стакан, он сделал глубокий вдох.

– Я собираюсь жениться. На Флоренс, – коротко сказал Эдвард.

Фред застыл, приподняв одну бровь. Он с великим интересом рассматривал брата, которого никогда раньше не видел в таком замешательстве и одновременно в нервном возбуждении.

Эдвард, по-своему расценив его молчание, уже приготовился броситься в атаку, когда Фредди заговорил.

– Что ж... – начал он мягко. Затем, улыбнувшись, сделал глоток виски. – Все к этому шло. В отличие от тебя, мой недогадливый братец, я давно понял, что вы с Флоренс созданы друг для друга. Меня удивляет только твой мрачный вид. Или ты не рад вашему союзу? Хотя попробую угадать: ты чувствуешь себя виноватым передо мной, ведь так? Брось, уж это точно лишнее. Все складывается чудесно.

– Действительно? – с сомнением спросил Эдвард, изучая Фреда пытливым взглядом.

На виконте были надеты свежая крахмальная сорочка и летние брюки. Шею над белым воротничком покрыл ровный загар, пальцы рук тоже потемнели от солнца. Лицо, и раньше загорелое, сохраняло довольное выражение, глаза смотрели прямо и уверенно. У Фреда был вид человека, принявшего окончательное решение, не подлежащее обжалованию. Эдвард снова спросил себя, в достаточной ли мере его брат осознает, чего лишает себя, предпочитая идти по жизни своим собственным, тернистым путем. Знает ли он, как тяжело быть никем не понятым изгоем, вместо того чтобы с легкостью порхать день ото дня, увеличивая число друзей и почти не наживая врагов?

– Фредди, – тихо спросил граф, – ты хотя бы представляешь, как жесток этот мир по отношению к тем, кто плывет против течения? До сих пор лишь Имоджин Харгрив пыталась смешать тебя с грязью и, должен сказать, весьма в этом преуспела. Готов ли ты противостоять каждому, кто кинет в тебя камень? Стоит новостям о моей свадьбе просочиться в свет, как по Лондону поползут слухи – один другого гаже. Ты потеряешь многих друзей. Даже если в душе они вполне могли бы принять тебя таким, каков ты есть, бывая в свете, они быстро примкнут к тем, кто навсегда закроет для тебя двери своих домов. При встрече с тобой лишь самые независимые люди не станут переходить на другую сторону улицы. Готов ли ты швырнуть свою репутацию под ноги этим шакалам, чтобы они втоптали ее в грязь? Всё еще можно исправить. Есть другие бедные девушки, чьи родственники с радостью согласятся на...

– Ты полагаешь, меня может беспокоить мнение ханжей? – прервал его Фред. – Как бы ни было прискорбно положение парии в социальных кругах, меня оно пугает не больше, чем тебя или тетю Ипатию. Думаю, для вас двоих честь и репутация семьи всегда значили гораздо больше, чем для виконта Бербрука.

– Ты не прав. Ипатия с легкостью переждет любой общественный шторм, а когда он уляжется, еще будет плясать на костях тех, кто осмелился над ней посмеяться. Она слишком давно занимает заметное положение в свете, чтобы опасаться скандала. Что же до меня... – Эдвард вздохнул, – мне предстоит бороться, но с недавних пор меня не пугает подобная опасность. Кроме того, я всегда был одиночкой – в отличие от тебя. Фредди, ты всегда любил вращаться в высших кругах. Тебе нравилось положение любимца публики. Сможешь ли ты отказаться от всего этого? – Граф расстегнул верхнюю пуговицу воротника, словно ему внезапно стало жарко. – Послушай. Мы сможем найти другую женщину. Если хочешь, это будет одинокая старая вдова, которая будет любить тебя за твою молодость и энергию и которой не понадобятся плотские утехи.

– Нет. – Ответ прозвучал твердо и холодно. Эдварду еще не приходилось слышать подобных стальных нот в голосе младшего брата. – Нет, этого не будет. Больше никакой лжи! Ты же видел, куда ведет этот путь, Эдвард. Я много говорил об этом с Найджелом. Мы приняли решение.

Вы приняли решение, – уточнил Эдвард с тяжелым сердцем.

– Да, – кивнул Фредди. – Я понимаю, что тебе нелегко понять это – я и не прошу понимания, – но мы любим друг друга. Я прошу одного: не мешай нам любить.

В голосе Фреда звучала гордость, в этом не было сомнений. Гордость влюбленного человека, который не боится признаться всему свету, что любит и любим. Эдвард, хорошо знавший, что такое пощечина высшему свету, со стоном закрыл глаза. Если раньше он умел и мог спорить, то теперь, узнав на собственном опыте, на что способен человек ради своей любви, он пытался понять Фреда.

– Тебе будет нелегко, братишка. Дьявольски, адски нелегко.

– Мы знаем это, – кивнул Фред. – Возможно, знаем даже лучше, чем ты. И я знаю, что ты желаешь мне только добра. Ты любишь меня всем сердцем – возможно, даже сильнее, чем Найджел, для которого подобное чувство в новинку. И мне будет легче бороться с целым миром, если самый близкий человек будет поддерживать меня. Я говорю о тебе, Эдвард.

– Я пытаюсь. Пытаюсь понять тебя, как бы тяжело это ни было.

– Ты хотел защитить меня от ударов судьбы, но теперь я вижу, как бесполезны были попытки укрыться за твоей спиной. Я давно вырос и могу сам выбирать свою дорогу. Тебе только казалось, что я жил полной жизнью. На самом деле я влачил жалкое существование, потому что шел против своей натуры. Да я и не жил до сих пор. За эти недели я узнал, как прекрасна может быть свобода.

Эдвард отвернулся к окну. Руки, лежавшие на подоконнике, дрожали. Как хотелось найти хоть какой-то выход, какой-то способ облегчить брату борьбу, но ничего не приходило в голову. Оставалось смириться и позволить ему самому принимать решения.

– Ты... вы уже решили, что предпримете?

– Мы отправляемся во Францию, – улыбнулся Фред благодарно. – И чем скорее, тем лучше.

– Значит, Франция... что ж, звучит неплохо. – Эдвард засунул дрожащие руки в карманы. – Говорят, в провинции там просто чудесно. Да и политическая ситуация все стабильнее. Полагаю, вы поселитесь в усадьбе, оставшейся от матери?

– Таков наш план. В Бордо отличные виноградники. Мы с Найджелом подумываем о виноделии.

– Хм, звучит неплохо, – снова повторил Эдвард, растеряв весь словарный запас. Почему-то он чувствовал растущий ужас. – Но... послушай, Фредди, это ведь так далеко!

– Не так уж и далеко. Поезд и паром – подумаешь!

– Ты знаешь, о чем я. Это совсем другая страна. Другой континент, если на то пошло. Ты никого не знаешь там, у тебя нет связей во Франции. Ты даже по-французски не говоришь!

– Зато Найджел говорит, – улыбнулся Фредди. – Я всему научусь. Это отличная идея, Эдди. Новый старт, с чистого листа. Место, где нас не знают. Если прослыть затворниками, никто не сунет свой нос в наши дела.

Ужас все нарастал.

– Но ведь ты дашь мне знать, если тебе понадобится помощь? Деньги, рекомендации, связи... ну, ты понимаешь...

– Конечно, спасибо. Думаю, все получится. Ты же знаешь, что Найджел прекрасно управляется с делами. – В голосе Фреда снова зазвучала гордость.

Эдвард знал это даже лучше брата. Но мысль о том, что судьба Фредди с этих пор находится в руках Найджела, пусть надежного, пусть способного, но все же постороннего для Эдварда человека, ужасала графа. До этого момента судьбы двух братьев были так неразрывно связаны! У Эдварда уже начинало щемить сердце.

– Франция, – пробормотал он. – Даже не знаю, что сказать.

– Просто пожелай мне удачи.

– Я желаю, Фредди, желаю тебе удачи и счастья. Фред шагнул к брату и положил ему руку на плечо уверенным, отцовским жестом. Он видел сомнения, которые терзали графа, и сочувствовал ему, понимая, как нелегко тому смириться с решением брата. Неожиданно Фредди обнял Эдварда, похлопав по спине – словно два брата вдруг поменялись ролями.

– Я буду ужасно скучать, – признался Эдвард. – Флоренс тоже будет тебя недоставать. Даже не знаю, как преподнести ей эту новость. Она уже видела себя в будущем моей женой и твоей сестрой.

– Для меня она всегда была и будет любимой сестрой, – улыбнулся Фред.

Они снова обнялись и отступили друг от друга.

– Я люблю тебя, Фредди, – сказал Эдвард просто.

– Я знаю, – ответил Фред. Кивнув брату, он быстро покинул библиотеку. Оставаться дольше означало заставить Эдварда искать новые предлоги отговорить «непутевого братишку» от его затеи.

Граф остался один. За окном совсем стемнело, фонари горели ярким, пронзительным светом. Гипсовые ангелочки, венчавшие их, казалось, все как один мрачно смотрели на Эдварда, обвиняя того в черствости.

Его младший брат влюблен в Найджела Уэста! И теперь он уезжает очень далеко, оставляя все, что любил и к чему успел привыкнуть. А он, Эдвард, позволяет ему все это!

Желудок неприятно сжался. Быстрыми шагами граф вышел на улицу. В прохладе вечера ему стало чуть лучше. Лишь на сердце по-прежнему лежал тяжелый камень. Эдвард вглядывался в темноту за линией фонарей, пытаясь сморгнуть слезы, то и дело наворачивавшиеся на глаза.

Здесь и нашла его Флоренс. Граф сидел на корточках, обхватив рукой мраморную колонну. В зубах у него была зажата травинка, которую он жевал так яростно, словно она была виновата в его неприятностях. Услышав шаги Флоренс, Эдвард медленно произнес:

– Фред и Найджел уезжают во Францию. Знаю, что должен отпустить его. Но не могу, понимаешь, не могу! Это так тяжело.

Девушка прижалась к плечу Эдварда.

– Дело не во Франции. Ты просто не можешь позволить ему жить так, как он желает. Разреши Фредди быть самим собой.

– Этот мир сделает все, чтобы ранить и сломать его.

– Отказ от мечты ломает человека гораздо больнее, а самое главное – навсегда. Вспомни твоего отца. Фредди выбрал свою судьбу. Возможно, это единственно правильное решение.

– Возможно. И ради этого «возможно» он рискнет всем, что имеет!

– Послушай меня, Эдвард. У каждого из нас есть только это «возможно», только один шанс. Разве это причина, чтобы всю жизнь прожить в скорлупе, боясь выйти наружу?

Эдвард знал, что она права. Знал, что уже совершил несколько ошибок, пытаясь уберечь брата. Похоже, время, когда Фреда приходилось опекать и защищать от опасностей, прошло.

Флоренс помогла графу подняться и обняла его, прильнув всем телом.

– Самый величайший подарок, который ты можешь сделать своему брату, – твоя любовь и поддержка. Это даст ему сил, чтобы бросить вызов целому миру. Возможно, имея безопасный тыл, он сумеет победить.


Хотя герцогиня и считала необходимым поговорить и объясниться с Флоренс, она решила дать ей время для выяснений отношений с Эдвардом. Как только между этими двоими все стало ясно, Ипатия пригласила девушку для разговора.

Они встретились в будуаре герцогини. Пожилая леди предложила Флоренс разлить по чашкам чай, а затем начала разговор.

– Я долго откладывала эту беседу. Но сначала ты все время проводила с Эдвардом, а потом вернулся Фредди... – Герцогиня помолчала, собираясь с мыслями. – Как бы то ни было, я должна перед тобой извиниться. Во-первых, за то, что принимала участие в затее с твоим браком, а во-вторых, за то, что не сразу раскусила Кэтрин Эксетер. Она оказалась на редкость мстительной особой. В этом моя вина – если бы не это, ты и Эдвард не потеряли бы столько времени и душевных сил. Но самая большая моя вина состоит в том, что я не внушила тебе, что мне небезразлична твоя судьба. С тем же успехом ты могла обратиться за помощью ко мне, а не к Кэтрин, даже зная, что я участвовала в заговоре. Обратиться хотя бы за объяснениями.

– Но ведь все сложилось только к лучшему! – воскликнула Флоренс, не в силах видеть виноватое лицо герцогини.

– Тебе наверняка понравилось, как Эдвард спас тебя, вломившись в дом?

– Да, ваша милость.

– Вот как! – усмехнулась Ипатия понимающе. – Хорошо, что он догадался взять крепость приступом. Граф всегда был слишком уравновешенным для подобных поступков. Хотя ты, моя милая, заставляешь его сердце биться чаще, а это невероятное достижение.

Ипатия уставилась за окно, где раскинулся розовый сад. Как раз сейчас зацвели бордовые кусты, и сладкий аромат проникал в будуар. Наверняка герцогиня выбирала себе комнаты специально в этой части дома, чтобы наслаждаться чудесным видом.

– На совести нашей семьи немало грехов. Сумеешь ли ты простить нам обиды, которые мы тебе нанесли?

– Я тоже доставила вам немало хлопот, – усмехнулась Флоренс. – Я прекрасно представляю себе, насколько тяжело было вам решиться на столь незавидную для Фредди партию, как бедная девушка из провинции.

– Чушь! – фыркнула герцогиня. – Мы вовсе не такие снобы, как ты думаешь! И в любом случае это не извиняло бы наш обман. В свою защиту могу сказать только то, что искренне надеялась, что Фредди изменится в браке. Я рассчитывала, что вы оба будете счастливы.

– Возможно, брак и сделал бы нас счастливыми, но нас угораздило влюбиться не в тех.

– Н-да, влюбиться, – повторила герцогиня печально. – Мне нелегко принять выбор Фредди. Нет, я вовсе не ханжа и не стала бы осуждать даже постороннего человека за подобный выбор. Но Фред – часть моей семьи, которую я привыкла защищать, как и Эдвард. – Она помолчала, долив себе чаю. – Хорошо хоть он не влюбился в какого-нибудь булочника или сапожника! Найджел по крайней мере хорошо образован.

– Отлично образован, – с улыбкой вторила ей Флоренс.

– Итак, Франция. – Ипатия презрительно фыркнула. – Дурная страна, насколько мне известно! Развратные женщины и глупые мужчины, дерущиеся на дуэли за честь этих женщин! Как славно, что Фредди и Найджел не будут заниматься подобной глупостью!

Флоренс рассмеялась.

– Да! – громко сказала герцогиня, тоже улыбаясь. – Во всем можно найти свой плюс, детка!

Эдвард допоздна задержался в библиотеке, дописывая письма. Утром брат уезжал. Уезжал со своим любовником. До сих пор Эдвард не мог произнести этого вслух, хотя счастливый вид Фредди снял тяжкий камень с его сердца.

Найджел уговорил Фредди остаться до конца жатвы. Урожай в этом году оказался просто небывалый, и в поместье едва хватало рук на уборку. На должность Найджела еще предстояло подыскать смышленого управляющего, поэтому Фредди согласился остаться в Грейстоу подольше.

– Если собираешься стать виноделом, – говорил Найджел, – тебе стоит поучиться. Собрать урожай и сделать подсчеты – дело очень кропотливое!

Когда все работы были закончены, Эдвард распорядился устроить праздник урожая, пригласив всех помощников и жителей деревни. Грейстоу еще не видал подобных празднеств, проводившихся с таким размахом. Но у графа был еще один повод для веселья – они с Флоренс отмечали помолвку. Каждый мужчина поместья от пятнадцати до шестидесяти лет умолял Флоренс оставить для него танец, поэтому девушка почти не присела. Ее привычное смущение было забыто: она читала книжки детям работников, угощала деревенских женщин пирогами, которые испекла сама, и вообще предавалась веселью. По всему было видно, что теперь Грейстоу стал для нее настоящим домом.

Эдвард никогда не испытывал одновременно такого счастья и такой горечи.

Вспомнив о предстоящем отъезде брата, граф встал и прошелся вдоль шкафов до гипсового бюста Платона. Греческий философ взирал на него невозмутимо и немного насмешливо.

Забавно, подумал Эдвард, Платон очень уважал и любил своего ученика и преемника, Аристотеля. Великие люди, не пугавшиеся выставить свою любовь на всеобщее обозрение.

За шкафом раздался шорох, и почти тотчас появилась Флоренс. На ней была ночная рубашка, поверх был наброшен пеньюар. С момента возвращения Фреда Эдвард пообещал не прикасаться к невесте до свадьбы, тем самым выказывая ей свое уважение. Конечно, он украл несколько поцелуев, то в коридоре, то в розарии, но этого было ничтожно мало. Теперь же благие намерения вылетели у него из головы – настолько соблазнительно выглядела его невеста.

– Лучше бы тебе не являться сюда в таком виде, если, конечно, ты не хочешь, чтобы все твои нижние юбки оказались у тебя на голове, – предупредил Эдвард.

– А на мне нет нижних юбок, – хихикнула девушка, приближаясь. Ноги у нее были босые, поэтому она шла совершенно беззвучно. – Я хотела удостовериться, что ты тут не умер со скуки.

– Ты играешь с огнем, – предупредил Эдвард, раздувая ноздри.

Флоренс, проигнорировав угрозу в его голосе, прижалась к нему всем телом.

Эдвард сам не заметил, когда успел расстегнуть брюки и схватить Флоренс в объятия, но уже через несколько секунд обнаружил, что завалил девушку прямо на ковер и неистово целует ее смеющийся рот.

– Я старался, слышишь, я очень старался вести себя сдержанно, – сказал он, ощущая, как его обвивают длинные ноги.

Флоренс шепнула что-то очень похоже на «к черту твою сдержанность» и начала быстро расстегивать пуговицы его рубашки. Едва понимая, что происходит, Эдвард приподнял ягодицы девушки и тотчас вошел в нее. Она была влажная и горячая внутри и с готовностью приняла его. Постанывая от каждого толчка, Флоренс впивалась ногтями в спину Эдварда через рубашку, доставляя ему этим неописуемое наслаждение.

– Как мне этого недоставало! – воскликнул он.

Все произошло так быстро, что Эдвард не успел даже понять, как его рубашка оказалась отброшенной прочь и кто ее снял – он или Флоренс. Стоны девушки слились с его животным хрипом, пока оба не достигли высшей точки, с которой их швырнуло вниз, в бездонную пропасть наслаждения.

Только теперь Эдвард почувствовал, как прохладно в библиотеке, и сообразил, что Флоренс, должно быть, неудобно лежать на ковре. Перекатившись на спину, он заставил девушку улечься сверху.

– А теперь, – заявила Флоренс, чуть отдышавшись, – расскажи мне, что это вы так долго обсуждали с Найджелом!

Эдвард вздохнул. Любопытная девчонка!

– Он извинялся, что обманул мои ожидания. Как будто это могло что-то изменить! А еще он мне дал указания насчет урожая, посоветовал, кого взять на его место, и передал все бухгалтерские книги. Под конец он пообещал, что будет заботиться о моем брате. Ты представляешь себе! – Эдвард нервно расхохотался. – Я чувствовал себя отцом, ведущим дочь под венец! Черт побери этого Найджела!

– Хм, – задумчиво произнесла девушка. – А что ты ответил?

– Сообщил ему номер банковского счета, на который положил деньги для него и Фредди. На всякий случай.

– Уверена, он был очень признателен тебе за заботу! – рассмеялась Флоренс.

– Конечно. В отличие от Фредди Найджел всегда был практичным человеком.

Флоренс еще раньше начала поглаживать его грудь и бедра, а теперь ощутила мягкое ответное подталкивание между ног.

– Я горжусь тобой, милый, – улыбнулась девушка.

– Погоди до завтра, – предупредил Эдвард, чуть прижимая к себе Флоренс. – С меня станется взорвать рельсы, чтобы не дать их поезду отправиться.

Поезд, вытянувшийся вдоль платформы, был черным и пыльным. Струи пара вырывались из трубы паровоза, когда машинист подбрасывал угля в топку. Суматоха, царившая на перроне, лучше всяких слов говорила о прощании.

– Я по-прежнему прошу тебя остаться на нашу с Эдвардом свадьбу, – настойчиво повторила Флоренс, хватая Фредди за руку. Граф стоял чуть позади невесты, давая возможность проститься.

– Я знаю, что ты очень хочешь этого, дорогая, – улыбнулся Фредди грустно. – Но мое присутствие на венчании сыграет с вами дурную шутку. Все будут говорить о связанном со мной скандале, и ты не сможешь насдает диться главным праздником в своей жизни.

– Как нелепо все обернулось! – Флоренс схватилась за голову. – Вот ты уже и не можешь присутствовать на семейном торжестве.

– Дорогая, ты должна быть признательна мистеру Моубри за то, что он свел тебя с Эдвардом. Иначе ни один из нас не был бы счастлив.

– Но мне будет недоставать тебя! – Флоренс снова дернула виконта за руку.

– Эй, уж не хочешь ли ты оставить себе мою руку на память? – усмехнулся Фред, хотя глаза его были очень серьезны. – Как только мой поезд скроется из виду, ты и Эдвард должны заняться наследниками. Я настаиваю, чтобы их было не меньше полудюжины и чтобы все они носили имена, похожие на мое!

– Полдюжины! – ахнула Флоренс.

– Нуда! Фредди, Фредерика, Фредвина, Фредвард какой-нибудь... два других оставляю на твое усмотрение.

– Ох уж эти твои глупые шутки, – вздохнула девушка с улыбкой. – Мне будет так их не хватать!

– Именно. Помни, что я говорил тебе: не позволяй Эдварду заскучать в мое отсутствие. Раз в неделю он должен сражаться с чужими глупостями. И теперь это должны быть твои глупости, дорогая. Конечно, у Эдварда весьма примитивное чувство юмора, но таков уж удел моего несчастного брата! – Фредди хитро посмотрел на графа, стоявшего за спиной Флоренс и мрачно хмурившегося, слыша эту бестактность:

Эдвард не выдержал и очень невоспитанно фыркнул.

– Хорошо, Фред, я начну свою коллекцию проказ, которые будут напоминать твоему брату о тебе, – кивнула Флоренс.

– Вот и славно, – похвалил Фредди и чмокнул девушку в щеку. – Надеюсь, в своих письмах ты посвятишь меня в то, каким суровым наказаниям станет подвергать тебя этот зануда, не знающий толку в шутках. А если тебе не хватит фантазии в проказах, я напишу тебе, как можно довести Эдварда до белого каления. Например, положив по паре ложек джема в карманы его штанов.

На этот раз граф не выдержал.

– Это уже слишком! – возразил он. – Этак ты еще научишь ее подкладывать мне в постель скорлупу от орехов, как ты когда-то делал!

– Заботься о ней, как обо мне, – сказал Фредди очень серьезно. – Помни, что я первым полюбил эту девчушку!

Братья обменялись долгими взглядами. Эдвард сунул руку за пазуху и что-то достал из внутреннего кармана пальто.

– Я кое-что принес тебе. – Из его ладони свешивалась шелковая лента. – Твоя медаль. Наверное, я хранил ее как раз для подобного случая. Возьми. Пусть она напоминает тебе, что ты всегда был первым.

Фредди протянул руку и взял медаль. Глаза его заблестели.

– Проклятие, Эдвард, я так растроган! Если ты хотел узнать, как выглядит плачущий мужчина, то я могу обеспечить тебе подобное зрелище. Как это не по-мужски!

– Ты глупец, брат. Уж кому-кому, а тебе не занимать мужества! – Эдвард стиснул Фреда в объятиях, потеснив Флоренс.

Затем наступила очередь герцогини. Ипатия пыталась скрыть грусть от расставания за смехом и смущенным покашливанием. Обменявшись с племянником парой шуток, она отступила, прижав платок к губам. Паровоз взревел, потоптался на месте и медленно покатился вдоль платформы. Фредди вскочил на подножку, присоединившись к ожидавшему его Найджелу. Эдвард успел пожать две протянутые руки.

Флоренс побежала за вагоном, словно не в силах отпустить Фреда.

– Еще есть имя Уинифред! – закричала она напоследок.

– И Фредалия! – раздалось ей в ответ.

Девушка разрыдалась. Поезд, быстро наращивая ход, ринулся в темнеющую даль и вскоре скрылся из виду.

Флоренс плакала всю обратную дорогу, пряча лицо на груди графа. Она плакала за ужином, не в силах видеть пустой стул Фреда. Еще сильнее она разрыдалась, найдя на своей подушке бутон белой розы, оставленный виконтом.

Когда Эдвард вошел в ее комнату, девушка все еще шмыгала носом.

– Да ты просто лейка с водой! – удивился граф, присаживаясь рядом на постель. – Еще немного, и твоими слезами можно будет поливать цветы в саду, так их много!

Но Флоренс разглядела за улыбкой Эдварда тщательно скрываемую тоску. Она понимала, что граф не осуждает ее за слезы, потому что отъезд Фредди того стоил. Возможно, утешая невесту, Эдвард отвлекался от собственного горя.

Он наклонился и поцеловал покрасневшие глаза Флоренс.

– Не стоит постоянно плакать, милая. Едва ли это понравилось бы Фреду.

– Конечно, – кивнула девушка и вытащила из кармана шелковый платочек. Это был подарок виконта, и при взгляде на него Флоренс снова заплакала. Эдвард рассмеялся и прижал ее к себе.

– Ах, Флоренс, Флоренс, что бы я без тебя делал? Твоя чувствительность так трогает мое сердце!

Флоренс улыбнулась и тайком приложила ладонь к животу. Целую неделю она скрывала от графа свой секрет, потому что весь дом был охвачен предстоящим отъездом виконта.

– Эдвард, – начала она, – я должна тебе кое-что сказать. Как ты отнесешься к тому, что во мне уже живет маленькая Фредерика?

– Что?! – Несколько мгновений Эдвард смотрел на нее, ошеломленный новостью. Затем он обнял ее и перекатился на спину, так что Флоренс оказалась на нем. – Да это же здорово! Нет, это просто великолепно! – И, схватив ее, Эдвард начал покрывать ее шею и плечи быстрыми поцелуями.

Его откровенная радость вселила во Флоренс чувство, что предстоящее материнство станет для нее чудесным периодом жизни, потому что ребенок будет желанным и любимым. И даже не важно, что дитя родится почти на два месяца раньше, чем положено в добропорядочных семьях. Даже просто носить ребенка от Эдварда – настоящее счастье!

– А ты... ты себя хорошо чувствуешь? – вдруг спросил граф обеспокоено. – У тебя не бывает тошноты? Ты, наверное, очень устаешь, да?

– Мне было нехорошо всего один раз, – рассмеялась Флоренс, тронутая заботой. – Это было в тот день, когда я поняла, что беременна.

– И твои слезы! – хлопнул Эдвард себя по лбу. – Я должен был догадаться! Говорят, женщины становятся невероятно чувствительными, когда ждут ребенка.

– Это так.

Эдвард принялся изучать Флоренс: налившуюся грудь, нежную кожу, сияющие глаза – все то, чего не замечал раньше.

– Только представь, – тихо пробормотал он ей в шею. – Крохотная Фредерика спит у меня на руках...

– Ну, не знаю, – задумчиво прервала его Флоренс, уже представляя. – Хотя сама я была бы больше рада маленькому Уинифреду...

Загрузка...