Завеса зла

Флик

Ее ужасно тянуло с кем-нибудь поговорить. Это было проявлением слабости, наверное. Но Настя так привыкла делиться своими проблемами с Эдиком, что теперь ощущала огромный дефицит общения в целом и страшное одиночество перед случившейся бедой – в частности.

Она стала перебирать тех, с кем можно поговорить, – просто поговорить, и на ум сразу пришел Горин. Он умел видеть суть вещей и людей. Он был мудр и благороден. Он всегда умел найти нужные слова и поддержать. Она не раз приходила к нему со своими проблемами. Конечно, это были другие проблемы, но Настя верила: и сейчас он найдет нужные слова. И где-то в глубине души она надеялась, что Георгий Янович развеет все ее печали или расскажет, как она сможет сделать это сама.

Глупо, конечно, но, когда тонешь, и соломинка – канат.

У Горина было ночное дежурство, но, на Настино счастье, в восемь он оказался в ординаторской.

Они вышли на улицу и сели на узкий выступ фундамента. С этой стороны в здании не было окон, поэтому ни увидеть их, ни подслушать разговор не мог никто.

Конечно, Горин уже все знал, поэтому, не успела Настя собраться с духом, чтобы начать, он задал вопрос первым:

– Вы что-нибудь понимаете, Анастасия Романовна?

– Ничего не понимаю, Георгий Янович, – вздохнула Настя и почувствовала, как болезненно сжалось в груди. – У пациентки в анамнезе, оказывается, антифосфолипидный синдром.

Горин, только-только успевший закурить, выбросил сигарету и уставился на нее.

– Уже известно?

– Да. Сейчас это быстро делается.

– Так. Понятно. То есть наверняка был тромбоз глубоких вен в качестве осложнения.

– В том-то и дело. Все началось после беременности четыре года назад. Тогда она жила в Москве, там же наблюдалась. Дмитриевой были назначены антикоагулянты.

– Эликвис, скорей всего.

– Странно другое: почему она не сказала об этом на приеме? Предыдущей карты у нее с собой тоже не было. Получается, скрыла. Случайно или сознательно?

– Зачем ей сознательно рисковать жизнью, не понимаю.

– Я тоже.

– А что с наркозом? Она же нормально загрузилась.

– Стандартно.

– Но если доза наркоза была уменьшена, то должна была проснуться раньше положенного.

– Антикоагулянт начал действовать, и она потеряла сознание от кровопотери.

– Анестезиолог, как я понимаю, была не в курсе?

– Да откуда, если в карте ничего нет?

– Тогда это анестезичка. Она же готовила наркоз.

– Она сказала, что приготовила шприц и положила на столик. Дмитриева была первой из четырех в тот день. Анестезичка приготовила шприц остальным и стала вводить по очереди.

– То есть она ни при чем? Могла не заметить, когда шприц подменили?

– Получается, так.

– Глупости. Кто мог заменить раствор? Только она! Ее допрашивали?

– Разумеется. Она все отрицает, к тому же…

– Что?

– У нее нет мотива убивать Дмитриеву, а у меня есть.

– Да у вас-то какой мотив?

– Дмитриева – любовница моего мужа.

Георгий Янович взволновался так, что запотели стекла очков. Он снова достал сигарету, жадно прикурил, попыхтел, видимо, осмысливая услышанное, и решительно взял Настю за руку.

– Вам нужна помощь, моя дорогая. Я немедленно позвоню одному бывшему пациенту. У него есть связи в полиции.

– Не надо в полицию, – попросила Настя. – Они не станут помогать, даже если поверят, что я невиновна. Только хуже сделаем.

– Хорошо, но я в полиции не служу, поэтому попытаюсь вам помочь на добровольных началах.

– Спасибо, что верите в мою невиновность, Георгий Янович.

– Да о чем вы? У меня не было даже мига сомнений. Это или трагическая случайность, или дело рук человеческих, и, я вам скажу, недобрых.

– Считаете, кто-то хочет меня подставить? – усмехнулась Настя.

Это по-прежнему казалось ей неестественным, так бывает только в кино.

– Уже подставил, голубушка, и довольно успешно!

– Кто и зачем? – вскрикнула она. – Кому я мешаю?

– О, вы плохо знаете людей! Никогда нельзя быть уверенной ни в ком, особенно в близких! По статистике, девяносто процентов преступлений совершают те, на кого жертва и подумать не могла!