Глава четвертая

Сгорая от стыда и негодования, Ева зашагала по тропинке к ярмарке. За все семнадцать лет она ни разу не испытывала подобного унижения. Но самое страшное ждало ее впереди: свидетелями ее позора оказались не только подруги, но и Лесли Стефенсон, который глядел на нее, словно не веря своим глазам.

Не в силах вымолвить ни слова в свое оправдание, она быстро приближалась к ним, но тут сквозь слепившие ее слезы заметила, что Анджела торжествует, с трудом сдерживая злорадную улыбку. Еще бы ей не ликовать! Ведь сомнений нет, после того, что произошло, помолвка с Лесли не состоится…

Лесли женился на Анджеле, но год спустя погиб, упав с лошади, — оставил ее богатой вдовой. Ева по-прежнему дружила с Эммой, но имя Анджелы они никогда не упоминали. Для Евы она перестала существовать…

Что касается Маркуса Фицалана, то, оставшись после той сцены один, он изругал себя за то, что угодил в яму, вырытую им самим.

Но если Ева, рассуждал он, всегда ведет себя так, находясь вдали от бдительного ока родителей, то они должны об этом узнать, и чем скорее, тем лучше.

И Маркус Фицалан немедленно поговорил с сэром Джоном Сомервиллем. Родители были разгневаны и огорчены до крайности. Будущее их дочери представлялось им в самом мрачном свете. Зная, что общество Этвуда ничего не забывает и не прощает, они отправили ее к бабушке в Камбрию и не разрешили возвращаться, ' пока позорное происшествие не померкнет в памяти людей.

К несчастью, мать Евы скончалась до ее возвращения, и девушка горько корила себя за то, что не была с ней в тяжкие минуты ее жизни. Охваченная неизбывной тоской, она обрекла себя на добровольное заточение в Бернтвуд-Холле. Эмма не раз приглашала ее на вечеринки и званые ужины, но Ева упорно отказывалась. Только изредка позволяла себе навещать тетку в Лондоне и бабушку в Камбрии.

Неприятный эпизод остался далеко позади. Остался бы, если бы она никогда больше не встречала Маркуса Фицалана. Без капли снисхождения он обругал ее блудницей, назвал избалованной, испорченной девчонкой. Как ни грустно, он, должно быть, близок к истине.

Она его ненавидит, но ведь он пробудил в ней желание, странную боль в душе, неизъяснимую тоску. В тот день кончилось ее детство. Прежней беззаботной, веселой девочки как не бывало.

Задремавшую в кресле Еву разбудил стук в дверь. Она пошла открывать. Перед ней стояла бабушка.

— Прости, Ева, что я к тебе вторгаюсь, но мне необходимо с тобой поговорить.

— Очень хорошо, бабушка, — тихо сказала Ева, хотя в этот миг ей было не до разговоров.

— То, что ты сегодня узнала, явилось для тебя страшной неожиданностью, — промолвила бабушка.

У Евы вырвался невольный вздох.

— О да, конечно. А для тебя разве нет? Или папа говорил с тобой на эту тему? Мистер Фи-цалан пытался объяснить мне, почему отец так поступил, но я ничего не поняла.

Бабушка сочувственно покачала головой.

— Да, твой отец рассказал мне о своих намерениях год назад, когда приезжал в Камб-рию.

Ева удивленно подняла брови.

— Значит, ты давно в курсе дела?

— Он хотел услышать мое мнение.

Вот как! Ева ощутила себя еще более одинокой.

— И ты одобрила его план. Решила, что нет для меня ничего лучше, чем выйти замуж за мистера Фицалана.

— Да, это так. Я не видела никаких аргументов против. Фицалан хороший человек, твой отец относился к нему с величайшим уважением. Ему всегда нравились целеустремленные люди. Знаю, Ева, тебе нелегко и у тебя есть все основания для недовольства. Но все же, как ты сейчас относишься к Фицалану? Замуж за него пойдешь?

— О, бабушка, ну что я могу сказать? Я ведь его и не знаю.

— Это нетрудно исправить. Я, разумеется, всегда счастлива видеть тебя в Камбрии, но ради твоего же блага тебе, по-моему, следует остаться здесь и выйти замуж.

Ева внимательно взглянула на старуху. По ее тону можно подумать, что та не желает видеть внучку у себя. А странно, ведь раньше принимала ее с распростертыми объятиями.

— Пойми меня правильно. Ты же знаешь, что твои приезды всегда были для меня радостью, но Камбрия не место для юной девушки, у которой вся жизнь впереди. В Лондоне у тети Шоны ты не уживешься. Через несколько недель столичная сутолока тебе надоест, захочется обратно, в провинцию.

Ева вздохнула. Бабушка права. Она всегда с радостью предвкушала визит в Лондон, но быстро уставала от званых обедов, балов и начинала считать дни до отъезда.

— Но я не хочу выходить за мистера Фица-лана. Он для меня чужой человек, а то, что я знаю о нем по рассказам, мне не по душе. Да и старый он к тому же.

— Старый! Тридцать лет! Тебе же рано или поздно все равно придется выйти замуж, так почему бы не за Фицалана? Происхождения он, правда, не благородного, но других недостатков я в нем не нахожу. Влиятельный, богатый, имеет бизнес… А какой у него дом! Говорят, огромный и красоты необычайной. Еще дед Маркуса построил. Тебе должно там понравиться.

— Конечно, если я выйду замуж за Фицалана. Впрочем, выбора у меня как бы и нет.

Интересно, что бы сказала бабушка, узнай она об эпизоде на Этвудской ярмарке?

— Как это ни странно, — чуть помолчав, продолжала Ева с иронией, — никому не приходит в голову, что мистер Фицалан может сам не пожелать жениться на мне. Решит, что перебьется и без шахты. Только навряд ли кто-нибудь поспешит заменить его в качестве моего мужа. Уж больно маленькое у меня приданое.

— Не такое уж и маленькое. Две тысячи фунтов в год — целое состояние для бедняка. Да и не забывай, после моей смерти ты получишь неплохое наследство, хотя меньше, чем мне хотелось бы тебе оставить, — приходится ведь думать и о других родичах. Но это будет не скоро — я твердо решила жить еще долго.

Ева порывисто обняла бабушку, а та ласково погладила ее по волосам.

— Мой тебе совет — подумай серьезно о браке с Фицаланом. Какого бы мнения ты о нем ни была, оно ни на чем не основано. Тебе надо самой узнать этого человека получше, а не прислушиваться к пересудам сплетников.

— Но я не люблю его и не полюблю человека с такой репутацией.

Который три года тому назад так меня унизил, подумала она со стыдом.

— Любовь? При чем тут любовь? Любовь приходит во время замужества. В мое время считалось, что брак должен принести богатство и положение в обществе будущим супругам и их детям. Для процветания нации необходимо, чтобы избранные семейства продолжали эти традиции.

— Но сейчас иное время, бабушка! — воскликнула Ева.

Леди Пембертон пренебрежительно махнула рукой.

— Зато я не вижу, чтобы оно изменилось к лучшему. Брак — слишком серьезный шаг, чтобы зависеть от такого непостоянного чувства, как романтическая любовь. Можешь считать меня старомодной, но я убеждена, что при выборе спутника жизни дети обязаны считаться с мнением родителей. Жаль, что твой отец не познакомил тебя с мистером Фицаланом.

— Но я этого не хотела.

— Хотя твои родители давали тебе, Ева, много воли, ты выросла хорошей девочкой, — мягким тоном сказала леди Пембертон, — а сейчас стала рассудительной девушкой. Я, как и твой отец, желаю тебе только добра. А если ты будешь отказываться от брака с мистером Фицаланом, то, кроме двух тысяч фунтов в год и кое-каких материнских драгоценностей, все имущество отца перейдет к Джеральду. А он такой негодяй, каких свет не видывал.

Леди Пембертон умолкла, очевидно решив не развивать эту тему, а затем перешла к другому аргументу:

— Первое время после приезда из Камбрии я не понимала, какое значение имеет в Англии добыча угля. Но теперь вижу: уголь — основа жизни населения этого округа и один из самых выгодных товаров в нашей стране. Твой отец говорил, что шахта «Этвуд» не имеет себе равных. Изыскания выявили еще не тронутые пласты угля. Какой же легкомысленной дурочкой надо быть, чтобы упустить такое богатство!

Еве уже стал досаждать этот разговор.

— Твои слова звучат как приказ, бабушка.

— Я не приказываю тебе, но настоятельно советую подумать. Пусть Джеральд разыгрывает из себя хозяина имения, но шахта должна принадлежать тебе.

— С мистером Фицаланом пополам, разумеется.

Старушке не понравилась ее ирония.

— Да, но ты же не сомневаешься, что, выдвигая это условие, отец думал лишь о твоем благе. При иных обстоятельствах он бы предоставил тебе самой выбрать себе мужа, но, зная о своей близкой кончине, хотел обеспечить тебе надежную опору.

— Обещаю тебе серьезно подумать, бабушка. Сейчас я больше ничего не могу сказать.


Джеральд уехал после похорон, сообщив, что вернется, как только приведет в порядок свои дела. В день отъезда он зашел в кабинет Сомервилля, где Ева писала письма. При виде Джеральда она содрогнулась — до того он был ей неприятен. Это не смутило Джеральда. Похотливым взглядом он оглядел ее, словно раздевая. Глаза его заблестели, на губах появилась мерзкая улыбка. Как она его в этот миг ненавидела!

Он развалился в большом кресле у камина.

— Прости, что мешаю тебе, но я хотел до отъезда поговорить с тобой. Ты можешь по-прежнему считать Бернтвуд-Холл родным домом и жить в нем столько, сколько тебе заблагорассудится.

Целью этого предложения было страстное желание овладеть шахтой «Этвуд» и расплатиться с кредиторами. А для этого было необходимо расстроить брак Евы с Фицаланом.

— Очень любезно с твоей стороны, Джеральд, — сухо ответила Ева.

— А еще хочу, чтобы ты знала: шахту «Этвуд» я никому не уступлю, — заявил Джеральд. — Она, уверен, по закону принадлежит мне — единственному наследнику по мужской линии.

— Папа, а ранее дед и отец мистера Фицалана положили немало сил на то, чтобы привести шахту в нынешнее состояние. Странно было бы уступить ее человеку, не понимающему, чего она стоит. Ты же, Джеральд, известен тем, что тратишь деньги куда быстрее, чем зарабатываешь. Хоть бы Бернтвуд-Холл содержал в порядке, а то свой собственный дом запустил. Ну да ты все равно продашь его, чтобы расплатиться с кредиторами.

Джеральд разозлился настолько, что пошел на откровенность:

— Не беспокойся, я хорошо знаю цену шахте «Этвуд».

— Не сомневаюсь. Говорят, ты в долгах как в шелках.

— Откуда тебе это известно?

— О, я о тебе знаю все.

— Отрицать не стану. Зачем? А вот скажи мне, Ева, ты пойдешь замуж за Фицалана?

— Еще не решила. А когда решу, об этом узнает прежде всего он сам.

— Я бы тебе не советовал за него выходить. Видел же вчера, как тебя разозлило желание отца поженить вас. Меня это нисколько не удивило. Какая у тебя может быть к нему любовь, если три года назад он почти погубил твою репутацию. Ты, такая красивая, живая женщина, рядом с ним умрешь с тоски.

Джеральд поднялся и с похотливой улыбкой направился к Еве. Она моментально вскочила и отпрянула от него.

Но Джеральда не смутила ее реакция.

— Есть иной выход из положения, — сообщил он.

— Какой же?

— Может, подумал я, тебе лучше остаться в этом доме и занять место своей покойной матери.

— Что? Стать твоей женой?

— А почему бы и нет? Вот увидишь, я лучше Маркуса Фицалана сумею оценить твои прелести.

— Ты слишком высокого мнения о своей персоне, — резко сказала Ева, не скрывая отвращения.

— Пойми, Ева, если мы с тобой поженимся, то шахта «Этвуд» будет принадлежать нам — законным владельцам.

Ева с иронической улыбкой напомнила ему:

— По завещанию отца, если помнишь, нам не обязательно для этого жениться. Достаточно того, чтобы я отказалась выйти за Фицалана.

— Это мне хорошо известно, но я знаю, как ты любишь этот дом. Выйдя за меня, ты будешь его хозяйкой до конца жизни. Куда приятнее, чем выходить за Фицалана. И мы с тобой оба будем в выигрыше, не говоря уже о том, какое наслаждение доставит твое присутствие мне. — И он окинул ее сладострастным взглядом.

Онемев от удивления, Ева обдумывала предложение Джеральда. Очень заманчиво, однако она знает цену этому типу. Он может быть весьма опасным, а зная ее истинное отношение к нему, превратит жизнь Евы в сплошной кошмар.

Она выпрямилась с независимым видом, но в глазах ее кроме гнева стоял и страх.

— Я не выйду за тебя, даже если бы ты оказался единственным мужчиной на земле.

Но Джеральда трудно было сбить с цели.

— И почему ты так плохо ко мне относишься?

— Мнение о тебе сложилось у меня еще много лет назад.

— Ну ты только подумай, — мягким, заискивающим тоном уговаривал ее Джеральд. — Мы разрешим и мои и твои проблемы. Ты ведь умная женщина, я всегда восхищался тобой.

— У меня никаких проблем нет, Джеральд.

— Но согласись, я проявляю известное благородство.

— Ничего себе благородство! — возмутилась Ева. — Оно выражается в том, что ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, лишив тем самым Фицалана права на шахту, которая перейдет в твои руки.

Джеральд невозмутимо усмехнулся.

— Да, я этого хочу, но, делая тебе предложение, думаю исключительно о твоем благе.

Он приблизился к ней и схватил за руку, но она поспешно отдернула ее.

— Не смей дотрагиваться до меня! Джеральд, уходи подобру-поздорову.

— Ты похожа на вулкан в миниатюре, но это пленяет меня, — произнес он умиротворяющим тоном, делая шаг назад. — Тебе к лицу злиться. Прекрасные глаза сверкают, красивая грудь вздымается. Ты напоминаешь мне необъезженную лошадь, но в один прекрасный день я тебя приручу.

Это была не столько угроза, сколько констатация факта. Ева ощутила исходящую от него опасность.

— Ты сказал более чем достаточно, Джеральд. А теперь уходи. — И она посмотрела на него с откровенной ненавистью, которую он не мог не заметить.

Глаза его сузились, поведение мгновенно изменилось. Он схватил Еву за руку и с искаженным лицом заговорил низким, сердитым голосом:

— Хорошо, я уйду, но очень скоро вернусь, чтобы занять в этом доме место твоего отца.

— Да ты ему в подметки не годишься! Джеральд уже рассвирепел всерьез.

— Это с твоей точки зрения. А ты запомни, что я из тех, кто не любит оставаться в проигрыше и добивается победы, чего бы это ни стоило. И я сделаю все возможное и невозможное, чтобы помешать тебе выйти замуж за Фицалана.

Ева поняла, что он не шутит.

— Даже если тебе придется ради этого убить меня?

— О да. Если понадобится. Ничто меня не остановит. Во гневе я страшен. Запомни это на будущее. И не дури. Обдумай то, что я тебе сказал, иначе впоследствии очень пожалеешь.

Чувствуя, что это не праздная угроза, Ева побледнела.

— Ты не посмеешь.

— Почему? — пожал он плечами. — Но, если ты будешь вести себя разумно, а я на это надеюсь, с твоей головы ни один волос не упадет.

— Ты отпетый негодяй. Я ненавижу тебя.

— Это я знаю. Но мне наплевать. Некоторых женщин ненависть украшает больше, чем любовь. — Он криво усмехнулся. — А шахта «Этвуд» будет моей. Вот увидишь.

Проводив его глазами, Ева без сил рухнула на стул. Ей не удавалось унять охватившую ее дрожь. Ее обуял ужас. Жалость этому типу неведома. Он пойдет на любое преступление. И не уймется, пока не заполучит «Этвуд».

Она была потрясена объяснением с ним.

Загрузка...