Сара К.Л. Уилсон

Завоевание фейри

(Путаница фейри — 5)



Перевод: Kuromiya Ren



КНИГА ПЕРВАЯ

За дверями, за долами

Мертвая Дикая Охота.

Кто теперь с ними будет?

Кто понесет бремя?

Кто умрет?

Кто толпу встретит?

— Истории Фейвальда


Глава первая


Я глубоко вдохнула, волшебный меч дрожал в моей руке, мама стонала у моих ног.

Жди, Элли. Думай.

Я была раздавлена, потому что мысли метались в стороны. В этот раз нужно было сосредоточиться. Но как подумать, когда все происходило так быстро?

Маме нужно было в Фейвальд, пока она не лишилась всей крови. Может, там я смогу вытащить стрелу и использовать силу Равновесия, чтобы исцелить ее.

Но если я уйду и оставлю отца и сестру в пещере, кто угодно сможет зайти и забрать их. Когда в последний раз это случилось, все стало сложнее.

И моя армия бегала в лесу — без направления, ждала меня. Я посмотрела на молодые листочки на деревьях. Они были где-то в весеннем лесу, продирались в нем без цели.

Я сглотнула.

И Скуврель пропал — украден Убийцей родни. Ранен, судя по его крикам, и нуждался в моей помощи.

Я была одна.

Я не могла справиться со всем сразу, так что нужно было выбрать приоритеты.

Ладно. Забрать отца. Забрать сестру — без нее я вернусь к началу этого ужасного приключения. А потом вернуться сюда, как можно скорее, чтобы помочь маме и надеяться, что она выживет.

— Я вернусь. Держись, — сказала я, убирая волшебный меч в ножны. Я выбрала путь.

— Хантер, — стонала она сквозь зубы. Ее вопль терзал меня.

— Я приведу его к тебе, — я покачала головой, глубоко вдохнула и побежала к пещере.

Запах похлебки мамы все еще был в воздухе, наполнял весенний вечер, и мой желудок сжимался, пока я бежала. Дыхание вылетало с шумом из легких, я пыталась сосредоточиться на том, что делала, и не поддаваться волне паники внутри.

Скуврель был ранен и ждал меня, а я выбрала другой приоритет.

Мама умирала от стрелы.

Скуврель мог выжить, если я успею к нему вовремя.

Мама точно умрет, если я не помогу ей первой.

Мысли гнались друг за другом, сводя меня с ума.

Я бросилась в брешь между камней, резко повернула там налево, следуя туннелю. Я перебралась через камни на земле, ободрала ладонь об каменную стену.

Как только я вошла в пещеру, я тут же ощутила себя как дома. Кто-то — мама — расстелил ковер на полу. Она повесила букетики засохших трав и надбитые чашки на нити над полкой из камня, где лежали разделочная доска и нож рядом со свежей буханкой хлеба. Похлебка, запах которой я ощущала, бурлила на открытом огне. Огонь поднимался из дыры в камнях, продуманный, и рядом с огнем в потрепанном кресле-качалке был мой отец. Он поднял голову от того, что вырезал из дерева, его глаза были яркими и пустыми.

— Отец, — выдохнула я.

— Точнее оболочка нашего отца, — сказала едко сестра из клетки, стоящей рядом с его креслом-качалкой на моей сумке. Моя ладонь дрогнула от вида нее снова так близко к нему.

В клетке сидела сестра, держала скорлупу ореха, полную воды. Рядом с ней за полоски ткани с ее платья была привязана к прутьям королева Анабета с гримасой и прищуренными глазами на лице.

Я едва подавила вскрик.

Они обе были потрепаны, но это не скрывало их ярость и ненависть. На щеке моей сестры был ожог, а глаз Анабеты был перевязан окровавленным бинтом. Они явно бились. Выглядело так, словно моя сестра победила. Моя мать знала?

— Сестра, — с опаской сказала я.

— Где наша мать? — спросила она. — Или твоя глупость ее погубила?

Я вздрогнула от ее слов, но они вернули меня в реальность. Мне нужно было сосредоточиться. Я подняла повязку, игнорируя мир духов, пока я пыталась сосредоточиться на физическом.

Я схватила клетку и забрала свою сумку из-под нее. Я открыла сумку, проверила, все ли на месте. Ключ искрился в свете огня, я вытащила его и убрала в карман куртки. Сестра следила за каждым моим движением с голодным желанием. Она понимала, что ключ мог открыть ее клетку?

Я закрыла сумку, повесила ее на плечо. Плащи родителей висели на неровных выступах камней у камина. Я схватила их. Они нам понадобятся.

— Хантер, — мягко сказала я отцу. — Мне нужна твоя помощь. Генда в беде.

— Генда? — с тревогой спросил он, глядя в мои глаза, словно пытался вспомнить меня. Он был слишком юным для этого, только исполнилось сорок.

Я сглотнула ком эмоций.

— Да. Вот, надень плащ, — я помогла ему с плащом, озираясь в комнате. Нам нужно было что-то еще?

Я поспешила к койке у стены пещеры, схватила два одеяла. Одно для носилок для мамы, одно для бинтов.

Вода.

Рядом с флягой была бочка, наполовину наполненная водой. Я быстро наполнила флягу, сунула ее в руки отца с одеялами.

— Пожалуйста, понеси это.

Он кивнул, и я едва подавила рычание от раздражения, каким его сделала судьба. Раньше он вел бы экспедицию по спасению моей матери.

Я привязала клетку к поясу. Что-то ущипнуло меня за кожу, и я зарычала.

— Веди себя прилично, или я тебя сожгу.

— Нет, — сказала сестра. Было странно слышать ее голос, пока я ее не видела. — Я тебе нужна. Ты это теперь знаешь.

Я игнорировала ее, схватила руку отца и вывела его из пещеры. Оружия не было. Я не могла вооружить его. Он хоть помнил, как держать лук?

Я потащила его за собой, поспешила к матери, едва дышащей на камнях.

— Генда! — он бросил одеяла, увидев ее, подобрался к ней.

— Нам нужно две ветки для носилок, — сказала я, пошла к деревьям и вытащила быстро нож из-за пояса, отрезала подходящие ветки. Сойдет.

Я вернулась туда, где мой отец сидел, рыдая, рядом с моей матерью, схватила одеяло и привязала его к палкам, чтобы сделать носилки. Мы понесем ее в этом.

— Ты тратишь время, — сказала сестра. — Ты не можешь уже ее спасти.

— Не здесь, — согласилась я.

— Нигде. Она умирает.

Моя повязка сползла, и я закончила с одеялом, посмотрела духовным зрением в глаз Анабеты. Она перевела взгляд с Хуланны на меня.

— Она на тебя не похожа, Леди Кубков.

— Не важно, как она выглядит, — заявила Хуланна. — Важно, чтобы она умерла в нужном вместе в нужное время. Она должна умереть у Двери Жути. И скоро.

— Ты должна знать, сестра Леди Кубков, — голос королевы Анабеты был грозным. — Я выйду из этой клетки, и тогда я сорву с тебя кожу и заставлю танцевать для меня без кожи.

Я поежилась. Я должна была привыкнуть тому, что мне желали смерти, но не удавалось.

— Если думаешь, что моя сестра яростная, — парировала я, — ты не видела, что я могу делать с фейри. Угрожай, еще увидишь, как это обернется для тебя.

Я подняла повязку и оторвала кусок ткани от второго одеяла, обмотала им стрелу в груди матери, пытаясь привязать ее так, чтобы она не двигалась, пока мы будем ее нести. Я накрыла маму ее плазом. Она потеряла сознание, но еще дышала.

— Ты — целитель? — спросил у меня отец.

— Нет. Я просто пытаюсь помочь, — нежно сказала я.

Он кивнул, губы скривились, пока он боролся со слезами.

— Стрела плохо попала. Сложно выжить после такого, — сказал он.

— Да, — согласилась я. — Помоги поднять ее на носилки.

Он прошел, чтобы помочь мне.

Я покачала головой.

Я не должна была обходиться с отцом как с ребенком, стараясь не пугать его. Он должен был защищать меня. Но жизнь не всегда так работала, да? Я видела, как старики в деревне сходили с ума, и о них заботились их выросшие дети — кормили кашей у камина, мыли тела, с помощью которых появились в этом мире. Но это ощущалось далеким, чужой проблемой. Я не ожидала, что мне придется говорить нежно с тем, кто когда-то был самым сильным и мудрым человеком из всех, кого я знала.

Глаза матери открылись, она застонала, когда мы передвинули ее на носилки.

— Куда? — спросил отец.

— В другой мир, — я вытащила меч из ножен и рассекла им воздух, думая о маме, и что ей нужна была помощь. Как только в воздухе появилась брешь, я указала отцу брать его конец носилок, пока я подняла свою. Мы медленно подняли маму в воздух. Она резко дышала ртом, шипя с каждым вдохом.

Дрожа, я прошла в брешь в воздухе в Фейвальд.

Лучше бы это сработало. Это должно сработать.






















Глава вторая


В Фейвальде был день.

И славно. Я не могла сейчас разбираться с Кровавыми лунами или Дикой Охотой.

Мы прошли в белый свет Фейвальда, и я пошатнулась от ужаса, ударившего по груди. Я не могла дышать.

Я забыла опустить повязку. И Фейвальд как-то казался хуже обычного.

Он запутывался, будто двигался, как жук под тканью. Земля извивалась, сплеталась под моими ногами, и все перед глазами дрожало, от этого меня тошнило. Я подавила желчь, шагнула вперед. Я не могла опустить носилки, пока отец не вышел в брешь. Я пыталась задеть щекой плечо, чтобы опустить повязку, но удалось только усилить головокружение.

Мы вышли к Двери Жути — так я думала. Отсюда двери казались сплетенными из извивающихся змей. Ослепительный свет вырывался из трещин и вокруг краев.

Мое сердце сжалось. Я ненавидела дверь всем в себе. Если бы не Дверь Жути, половина тех, кого я знала, не пытались бы убить меня.

Отец прошел в брешь с криком ужаса, и я выдавила:

— Помоги опустить ее.

Мы опустили носилки на гладкий камень, и я подавила воспоминание о Скувреле, сидящем на коленях тут дни назад, глядя на меня широкими глазами, полными тоски. Если бы я встала тут и вонзила нож себе в горло, они стали бы счастливы, да? От этой мысли меня мутило.

Я покачала головой, мама лежала на камне, стонала, а я смогла сорвать повязку с глаз.

Я глубоко вдохнула с облегчением, а отец опустился у камня, обвил руками голову и рыдал.

— Это место! Это ужасное место! Зачем ты привела нас сюда?

— Это ее единственная надежда, — пробормотала я.

— Генда, моя Генда, — его шепот было сложно слышать из-за всхлипов. — Я не хотел брать тебя сюда. Прости. Прошу, не умирай. Я люблю тебя.

Он был разбитым, сжимал умирающую жену костлявыми руками, его разум не справлялся.

Теперь и я плакала. Это было тратой времени. Я вытерла слезы с глаз.

— Вы дураки, — заявила сестра. — Позор нашей семьи. И ты думаешь, почему я ушла? Почему хотела больше? Поэтому. Вы все — жалкие существа.

Я сбила ее клетку, зло фыркнув. Пусть горят об те прутья! Анабета завизжала, но моя сестра решительно молчала. Я сорвала клетку с пояса и бросила в сторону. Я разберусь с ними позже.

Я подползла к матери по окровавленному камню перед дверями. Он был поразительно гладким — не пострадавшим от резьбы на двери.

Моя мама задыхалась, ее ладони дрожали. Ее лицо стало ужасно бледным, на лбу выступил пот.

— Эластра, — выдохнула она при виде меня.

— Я делаю, что могу, — напряженно сказала я, ладони замерли над ней.

Где была моя магия? Где была сила Равновесия? Я должна была ощущать ее. Так я исцелю ее и сбалансирую чем-то еще. Может, сила захочет, чтобы я убила кого-то за жизнь матери. Плевать, если цена была такой. У меня были две возможные жертвы в клетке.

Отец рядом со мной раскачивался, вскрикивая от ужаса при этом. Это место было для него смертью.

— Не давай убийству пятнать тебя, — выдавила мама. Ее ладонь дотянулась до моей талии, словно она пыталась обнять меня, но ее ладонь скользнула по мне и упала.

— Мама, держись, — сказала напряженно я. — Я ищу способ тебя исцелить.

— Генда, моя милая любовь, — простонал отец, его руки еще сжимали его голову. — Я не могу выбраться. Корни запутают меня.

Я сглотнула ком в горле.

— Приведи отца к Ручью слез, — выдавила мама сквозь зубы. — Пообещай.

— Конечно, — сказала я, глядя на стрелу в ее груди. Равновесие. Если я заберу стрелу и исцелю ее, может, магия сработает, если я соглашусь вонзить стрелу в другую грудь.

— Нет, Элли, — она сжала мою рубашку с удивительной силой. Я смотрела в ее глаза, удивляясь вспышкой жизни в них. — Ты должна пообещать, что отведешь отца к Ручью Слез.

— Обещаю, — потрясенно сказала я. — Отдыхай. Я найду способ исцелить тебя.

Она проигнорировала это.

— Если не отведешь его туда, все было зря. Остались мы двое. Я любила его так сильно.

Его безумие тоже беспокоило ее. Может, сильнее. Конечно, это было ее последнее желание. Я хотела помочь ей жить, чтобы у нее сбылись сотни желаний. Я вытерла ее потный лоб ладонью.

— Конечно, мама. И я люблю тебя. И я люблю его.

Она кивнула, на ее лице была боль, но ее выражение лица было удовлетворённым.

— Хорошо. Хорошо. Ты однажды будешь родителем. Ты поймешь.

Я уже понимала ответственность. Мне не нужно было для этого становиться родителем.

— Я люблю тебя и твою сестру очень сильно, — слабым голосом сказала моя мама. — Прости, что не сказала тебе раньше. Я забыла это. Подавила это. И когда воспоминания вернулись, было слишком поздно. Слишком поздно помогать тебе.

Я рискнула взглянуть на сестру. Ее лицо было холодным и нечитаемым.

— И я тебя люблю, — я шмыгнула, пытаясь сдерживать слезы. Слеза покатилась по моей щеке, упала на платье матери, оставив темный след. — Плевать, если ты забыла.

— Помни это. Просто помни, что я люблю тебя, — ее глаза стали рассеянными. Она потянулась к моему отцу. — Хантер?

— Генда, моя Генда, — сказал отец, все еще раскачиваясь, ужас сделал его лицо маской.

Мама коснулась его рукой.

— Люблю тебя навеки, мой Хантер. Мой смелый и милый мужчина, — она прощалась.

— Прошу, не умирай, — шепнула я, смущенная своей слабостью в этой ситуации. Я хотела, чтобы она была в порядке. Я просто хотела войти в наш дом и увидеть ее, улыбающуюся и с большой кастрюлей горячего супа, а в доме было чисто.

— Некоторое должно быть.

Я думала, что она закроет глаза и ускользнет. Я прикусила губу, готовясь к худшему.

Она удивила меня.

Ее ладонь сжала мою руку в последний раз, а потом с боевым кличем она оттолкнула меня, повернулась на четвереньки. Кровь полилась из ее раны. Она заставила себя встать на ноги так быстро, что я еще пыталась подняться, а она уже сделала шаг вперед. Она поцеловала моего отца в лоб на пути, а потом, истекая кровью, она шагнула к Двери Жути.

Что-то сияло в ее ладони.

Ключ.

Она забрала его из моего кармана, когда я думала, что она пыталась меня обнять.

Я открыла рот, шагнула вперед, но ключ был уже в спутанном замке, и со скрипом мертвеца, поднявшегося из могилы, она открыла дверь, посмотрела тепло на меня поверх плеча и распахнула дверь шире.

Яркий свет опалил мои глаза щупальцами. Он обжигал мои глаза болью. Он ощущался почти живым, словно многорукое существо лежало за той дверью, сделанное из света. И свет был голоден, хотел схватить нас. Я упала на колени, моргая от лилового отсвета за веками.

Когда лиловое сияние пропало, дверь была закрыта, свет угас, и моя мать пропала.

Позже в Фейвальде…

Пой о смелой и храброй Охотнице!

Пой о ее чудесной матери!

Пой, пой, она заслужила!

Пой о великой жертве матери и верности дочери!

Пой о Фейвальде, который был и будет!

— Истории Фейвальда











































Глава третья


Я прошла к двери, сжала золотой ключ.

— Не стоит, — сказал голос из клетки.

Я посмотрела на ухмыляющуюся королеву Анабету в клетке.

Она была одна.

— Где моя сестра? — спросила я, голова вдруг закружилась.

— Если пройдешь в двери, не вернешься, — заявила Анабета. — За дверями смерть. Ты веришь в загробную жизнь?

— Конечно, — сказала я, но не обращала внимания. Я искала сестру. Как она могла освободиться? Голова кружилась.

Я слышала только всхлипы отца за собой.

— Это за дверью, — сказала Анабета. — Загробная жизнь. Суд.

Я потрясенно смотрела на нее.

— Ты веришь в суд?

— Всех судят, — она прищурилась, словно осуждала меня в этот миг. — Это общая правда.

— Тогда почему ты не живешь лучше? — осведомилась я. Я вытащила ключ из двери дрожащей рукой, сунула его в карман.

— Почему ты нет?

Почему я не жила лучше? Потому что я не знала, как жить лучше. Вот так. Даже когда я хотела жить лучше, я возвращалась к этому. Потому что этот ужас был для меня лучше всего.

Я прислонилась лбом к Двери Жути.

— Почему ты ушла? О чем думала? — спросила я. Но ответов мамы не было.

Раздался шорох ног по камню за мной — тихий за всхлипами отца.

— Думаю, из всех ты это понимаешь… Равновесие.

Я повернулась к говорящей.

Истина, казалось, дрожала на ветру, ее белые волосы развевались за ней, ее рога сияли в белом свете Фейвальда. Я поняла, что ее глаза были как у кота.

— Истина, — выдохнула я.

— Твоя пленница права. Ты не должна ходить в те двери, если не хочешь, чтобы все это кончилось.

— Моя мама, — я указала на дверь.

— Я видела. Интересный поворот, — Истина улыбнулась, и мне не нравилась ее улыбка.

— Я думала, ты должна нести просвещение и ясность, — холодно сказала я. — Но ты появляешься, как ворон, когда кто-то мертв.

Туча пронеслась сверху, и вдруг — словно он появился из ниоткуда — ее олень был за ней, фыркал и рыл землю ледяным копытом, паутина запуталась в рогах, трепетала от ветра, который я не ощущала. В Фейвальде вдруг стало холоднее.

— Так работают фейри-крестные, — сказала она.

Я фыркнула.

— Ты же не веришь тем сказкам? Я еще не встречала фейри, которая хотела бы сделать добро людям.

— Разве? — Истина приподняла бровь, словно не верила мне.

— Да, — заявила я.

— Я — фейри-крестная, — она самодовольно улыбнулась. — Та, из истории. Когда я рядом со смертными, я вижу их будущее и рассказываю, что могу.

— Как мило, — я изобразила презрение Скувреля. — Ты видела мою сестру, когда прибыла? Я потеряла ее. Или твоя магия убрала ее, когда ты взмахнула палочкой?

— Твоя мать освободила ее, когда сама прошла в двери. Ты не поняла этого? Ты не найдешь тут Леди Кубков. Она уже в мире смертных. Ты не слышала историю о Замене? Любовь матери — сильная вещь, — сказала Истина, словно это было очевидно. — Но я хотела поговорить с тобой о будущих.

— Что? — потрясенно спросила я. — Она свободна из-за моей матери?

Истина пожала плечами, ее опущенные плечи выглядели изящно. Она всегда была такой хрупкой?

— Ты — Равновесие. Ты должна была ощутить замену. Один уходит свободно, когда другой умирает.

Мой рот раскрылся.

Она снова пожала плечами.

— Но пока ты молчишь, я скажу о будущем. У тебя оно есть. Возможное будущее начинается сейчас. Есть три варианта.

— Что, никаких загадок? — ехидно спросила я.

— Ты предпочитаешь загадки? — ее тон был таким твердым, что мог бить стекло.

— Нет.

Она смотрела на меня, и я не давала себе отвести взгляд, пока она не продолжила раздраженным тоном.

— В одном варианте ты возвращаешься в мир смертных, и дальше ты зовешь себя Улаг и едешь рядом с сестрой. Ты правишь смертной частью мира, а она — Фейвальдом, и Валот — Валет. В другом будущем ты идешь в дом Убийцы родни, а потом ты на этом камне, пронзаешь кинжалом свое сердце. Тебе это нравится, — я поежилась, а она говорила. — И в третьем ты идешь к Ручью Слез, предлагаешь свои слезы, а потом ты завоевываешь Фейвальд вместе с Валетом.

— А потом?

Она покачала головой.

— Потом не знаю. Но ты должна выбрать лучший вариант из трех.

— Какой ты бы выбрала? — спросила я.

— Тот, где ты идешь к Ручью Слез.

Я приподняла бровь с сомнением.

— Хоть так я завоюю твой мир?

— В том будущем мир продолжается, так что оно лучшее, — ее тон был почти таким же едким, как мой.

Она развернулась и пошла прочь, я не успела даже закрыть рот.

— Истина? — позвала я. — Истина!

Но она растаяла в тумане, который я не замечала.

Раздраженно фыркнув, я схватила клетку королевы Анабеты и привязала к поясу. Вот вам и фея-крестная. Они были хуже всего. Я понимала, почему от них у девушек в сказках было столько проблем.

— Ты могла бы отпустить меня, — казала королева Анабета.

— И что? Ты обещаешь не вредить мне? — спросила я.

— Нет.

— Обещаешь не убивать меня? — спросила я, все еще глядя в туман, пытаясь уловить Истину. В пророчестве должно быть что-то еще, да?

— Нет.

— Обещаешь, что не нападешь на меня немедленно?

— Нет, — сказала она.

— Тогда не знаю, с чего ты взяла, что я тебе что-то дам, — я перестала выглядывать Истину и прошла к отцу. Я нежно коснулась его плеча.

— Генда? — он поднял голову.

— Мне нужно, чтобы ты следовал за мной, Хантер. Нам нужно идти туда, куда попросила идти Генда.

— Куда? — просто спросил он, глядя на меня, как ребенок. От этого мне было плохо.

— Ручей Слез, — сказала я. — И я знаю, кто покажет нам путь.



















































Глава четвертая


— Я не фонарь! — королева Анабета возмутилась со своего места в клетке, но это не помешало мне поднять ее высоко, словно она освещала наш путь. Я разрезала ее путы и дала ей немного ткани, чтобы она защитилась от железных прутьев, но мне все еще нужно было, чтобы она вела меня по Фейвальду.

— Заключи со мной сделку, королева Анабета, — сказала я, пытаясь использовать хитрое очарование Скувреля.

— Я не заключаю сделки со смертными, — она стояла величаво, словно все еще считала себя королевой. Может, она и считала бы себя такой, если бы я ее вернула. Может, она гордо прошла бы в лагерь смертных, и они слетелись бы к ней с благодарностью. Но сделали бы они это, зная, кем она была?

— Ты у меня в плену, — сказала я четко, пока вела отца по широкой дороге — единственной, которая вела от Дверей Жути. Я не знала, куда она вела, но мне нужно было куда-то идти.

Может, мне нужно было мечом вернуться в мир смертных, а потом подумать о Ручье Слез и вернуться в Фейвальд. Но у меня не было способа избежать прыжка во времени, и я могла потерять десятки лет, делая это. Мою армию могли уже одолеть в мире смертных. Скуврель мог быть уже мертв тут. Фейвальд все делал опасным и непредсказуемым.

— Ты не можешь покинуть клетку, пока я тебя не выпущу, — сказала я Анабете. — И когда ты выйдешь, куда ты пойдешь? Вернешься в мир смертных? Снова попытаешься там быть королевой? Что скажут сэр Экельмейер и другие рыцари, когда я скажу им, что ты — фейри?

— Они тебе не поверят, — заявила она. — Ты просто вещь — жена сэра Экельмейера.

— Я не просто вещь, — сказала я, поднеся клетку к лицу. Я остановилась на дороге. — Но, если ты мне не нужна, нет смысла тебя таскать. Ты — мертвый груз. Я пойду к двери, открою ее и брошу туда клетку.

Ее морок мерцал, и на миг она показалась испуганным ребенком, сжималась, боясь железных прутьев, с огромными глазами и лисьим лицом. Ее обрывки брони липли к ней, как последние листья к дереву зимой.

— Твоя сестра сказала, что ты была хорошей.

— И моя сестра не врет, потому что она — фейри, — мрачно сказала я. — Ты не знаешь, что хорошее, Анабета. Хорошее — это я, очищающая землю от таких, как ты.

— Что ты знаешь обо мне? Что дает тебе право судить меня? — она подняла голову, ведя себя как королева.

— Будучи Равновесием, я имею право судить, — сказала я, приподняв бровь. Я ощутила вес на себе, словно это принятие вынесения приговора опустила роль на мои плечи, как еще не было раньше. — Я думала раньше, что мне не нужно было принимать роль Равновесия. Я ошибалась. Мне нужно научиться, как использовать ее для своих целей. И я быстро учусь.

Она сглотнула со страхом на лице, а потом ее плечи обмякли, она кивнула.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты отвела меня к Ручью Слез самым быстрым способом, и чтобы мы остались живыми и невредимыми. Там я хочу, чтобы ты помогла мне вернуть разум моему отцу.

Мы посмотрели туда, где он стоял, его ногти впивались в его щеки, оставляя длинные красные порезы на коже. Он медленно пытался сорвать лицо. Я мрачно протянула руку и нежно сжала его ладонь.

— Взамен, — сказала Анабета, — ты отправишься к Ручью Слез немедленно, не отвлекаясь на другие цели. Ты не будешь медлить или пытаться изменить эту сделку. Ты отпустишь меня немедленно, вернув разум своему отцу, и ты не будешь раскрывать мою личность вне Фейвальда.

— Мы с тобой договорились, — мрачно сказала я.

— Договорились, — сказала Анабета, ее крохотное личико тоже было мрачным. — Тогда ты идешь не в ту сторону.

— Это единственная дорога, — отметила я, словно объясняла, но она лишь пожала плечами.

— Ты согласилась не медлить.

Я кивнула.

— Ладно. Покажи путь лучше.

— Сверни тут, — сказала она, указывая на густую траву у дороги. — Следуй по траве к холму.

Я потащила отца за собой, сжимая его ладонь. Он смотрел на все, кроме меня, его губы дрожали от того, что он видел, пот стекал по виску. Конечно, это место свело его с ума. Я не должна была брать его сюда, хоть у меня и не было выбора.

Плечи его рубахи были мокрыми. Я подвинула ткань и охнула. Его раны открылись.

— Она прибила меня к дереву, — сказал он, глядя в мои глаза огромными глазами. — Украла мою боль, чтобы питаться ею.

— Это уже кончилось, Хантер, — нежно сказала я. Но его раны меня беспокоили.

И меня беспокоил его разум. Это место ломало его ещё хуже. Когда мы добрались до вершины холма, он постоянно бормотал под нос:

— Генда, Генда, Генда.

Каждый раз, когда он говорил имя моей матери, это пронзало мое сердце. Почему она сделала это? Я могла ее спасти. Мы могли спасти отца вместе. Нас мог ожидать счастливый конец. Если бы она просто…

— Видишь тот стручок? — вдруг спросила Анабета.

Длинная лоза росла на вершине холма, и там были зеленые бобы размером с взрослого человека. Один из них цвел лиловым цветком, но с ним было что-то не так — на месте пестика и тычинок была темная дыра.

Тьма ощущалась неправильно — масляная, чернильная, иначе не опишешь.

— Иди в цветок, — сказала Анабета, ее глаза были яркими.

— Вряд ли это хорошая идея, — с неохотой сказала я. — Скуврель не водил меня через цветы.

— Ты просила самый быстрый способ, — холодно сказала Анабета. — Я знаю только такой быстрый способ. Ты не можешь разрывать сделку, Равновесие.

Я ощутила жар в груди. Она была права. Я не могла отказаться, даже если хотела. Я шагнула вперед, со вздохом сжала ладонь отца и шагнула в дыру в цветке.

— Нет, прошу! — простонала девушка, похожая на Анабету, милая, нежная, ее большие глаза молили о пощаде.

Я пыталась отвернуться. Но я не управляла своим телом. Кто-то смеялся, заставляя рыдающую девушку пить из флакона.

— Я буду королевой лучше тебя.

Я прошла сквозь тьму, миновала дрожащие бумажные лепестки большого голубого цветка. Я не могла перестать дрожать.

Я убила ту девочку.

Нет, не я. Королева Анабета. Малентрик. Фейри в моей клетке.

— Ты убила ее, — выдохнула я. — Ты убила ее и заняла ее место.

Фейри в клетке тошнило. Она сглотнула, боролась с рвотой.

— Теперь ты знаешь, почему твой драгоценный Скуврель не водил тебя через Ночнотени. Они показывают воспоминания. Тайны. Тайны тех, с кем ты путешествуешь.

— А если идешь один? — спросила я, тянула время. Я смотрела, как на меня смотрел мой отец. Он моргнул, как сова, а потом покачал головой, словно не верил чему-то.

— Тогда ты увидишь свои тайны, которые могут быть даже хуже. То, что мы прячем от себя, скрыто не просто так, — сказала она, смеясь.

Глава пятая


Все это было не смешно.

Я медленно развернулась, пытаясь оценить, где мы были. Я не видела ручей, хотя вдали был другой холм — холм со стручками, и там фейри ели за столом. Яркие цвета травы и цветов вокруг них делали все это похожим на историю, а не настоящую сцену.

— Ты не отвела меня к Ручью, Анабета.

— Для тебя — королева Анабета. И ты же не думала, что мы попадем туда в один шаг? — едко спросила она. — Туда хотя бы три или четыре раза прыгать Ночнотенью. Забирайся на тот холм, попробуем это снова. Похоже, это Долина препятствий, отсюда недалеко до Ручья Слез. Если повезет, следующая Ночнотень донесет нас туда в один прыжок.

— Если повезет? — процедила я. Стоило быть осторожнее со сделкой. Рыча, я повела отца от одного холма к другому. Пирующие фейри меня тревожили. Обычно они не выходили днем. Обычно они спали. — Думаешь, моя сестра ушла в дверь с моей матерью? — спросила я у Анабеты. Это все еще беспокоило меня. Я не знала, что с ней случилось. Я могла верить Истине, сказавшей, что она как-то вернулась в мир смертных?

Королева Анабета рассмеялась.

— Конечно, нет. Но самоубийство твоей матери освободило ее из твоей власти. Разве это не интересно? Кто бы подумал, что она так захочет умереть, чтобы освободить свою дочь от тебя? Я начинаю понимать, почему ты убила ради роли. Ты отлично подходишь.

Я игнорировала ее едкие слова. Я не выбирала это — это свалилось на меня. И я не верила, что мама хотела убить себя… да?

Мы взбирались по холму и приближались, и я поняла, что за столом фейри не были живыми. Они были из камня, застыли на месте, подняв чашки к губам, держа блюдца в руках, словно радовались пиру, пока не застыли во времени.

Лозы обвивали стол, фейри и еду — которая все еще выглядела красивой и съедобной. Клубничный пирог с взбитыми сливками заставил меня сглотнуть, хотя я видела ладонь, сжимающую вилку с кусочком пирога, пирог был свежим, а рука была в белой плесени, которая как мох поднималась до плеча и к шляпе. Мелкие голубые цветочки проросли на шляпе и тянулись к бледному солнцу Фейвальда.

Мой отец повернулся к булочке, от которой сильно пахло маслом и корицей, но я убрала его руку, не дав положить еду в открытый рот.

— Не ешь это, — сказала я ему. — Эти фейри не просто так стали камнем.

— Равновесие, — сказала королева в клетке. От ее слов я ощутила это в воздухе. За жизнь, украденную из вкусной еды, украли их жизни. Но почему? Должно быть что-то еще.

Я покачала головой. Это мог сделать прошлый Равновесие. Я ощущала это в воздухе — ощущение правильности от угасающего равновесия. Мне не нравилось, что я могла ощущать это. Еще меньше мне нравилось, что это удовлетворяло меня. То, что сделали эти фейри, и их наказание радовали Равновесие во мне.

Я поежилась.

— Нужно идти, — сказала я, повернулась к Ночнотени впереди, но не успела сделать шаг, помедлила. Что я увижу, отправившись туда? Мне хватит смелости?

Я прошла в цветок, сжимая ладонь отца, надеясь на лучшее.

Когда я увидела лицо матери, мое сердце сжалось. Она смотрела на меня с тревогой.

— Хантер? Ты меня слышишь? Ты знаешь, что только что сказал? — она боязливо огляделась. — Не говори снова. Матушка Чантер хорошая женщина, но если она услышит… если узнает, что я затеваю… Сохрани это между нами, нашу маленькую тайну, ладно? Хотела бы я вспомнить раньше. Я могла бы предотвратить все это, — она будто плакала, еще раз огляделась и прислонилась лбом к моему. — Я все еще люблю свою дочь. Что бы ни говорили, кровь — это кровь. Я сделаю все, чтобы защитить ее. И ты, милый. И ты.

Я выскользнула из цветка с громким вдохом. Моя мама. Ее лицо было как нож во мне. Она не должна была умереть. Не должна была.

Я боролась с дрожью губ.

Меня так поглотили чувства, что я едва заметила, что солнце опускалось вдали и поднималась луна, все еще Кровавая, но теперь наполненная красным полностью.

Кто-то заговорил:

— Этой ночью. Верно.

Мне нужно было не попадаться на глаза. Любой фейри, который меня увидит, попытается убить меня и забрать мою роль. Я не слышала, кто еще говорил, но первый заговорил снова:

— Спектакль! Весь Фейвальд там будет, — пауза. — Да, — еще пауза. — Да. Валет. Это я тебе говорю! Убийца родни покажет его, — смех. — Он не может его убить, но есть вещи хуже смерти. Нужно спешить. Я хочу попасть туда быстрее через Ночнотени. Это будет лучший Спектакль!

Моя ладонь закрыла рот.

Скуврель.

Он был еще жив.

Сердце болело от этой мысли.

Жив и в беде.

Мне нужно было к нему. Мне нужно было найти его до «Спектакля».

Анабета прошептала из клетки:

— Надеюсь, ты не хочешь посмотреть Спектакль, Равновесие. Ты заключила со мной сделку. И луна поднимается. Дикая Охота вот-вот начнется.

И что с того, что у меня была сделка с ней? Я не чтила это как фейри. Скуврель был моим мужем… и другом. Сердце болело от мысли, что я брошу его Убийце родни. Он нуждался во мне.

Я шагнула к Ночнотени.

— Мы близко к Ручью, — прошептала Анабета. — Еще один переход.

Мы всегда могли вернуться к Ручью позже. Я отпрянула на шаг, и что-то сдавило мое сердце. Я едва могла дышать. Я задыхалась, огоньки плясали перед глазами. Я попыталась сделать еще шаг назад, нога застыла.

— Ты не можешь нарушить данное мне обещание, — прошипела Анабета. — Видишь? Оно тебя держит. Связывает тебя.

Я шагнула вперед, и дыхание вернулось. Я с дрожью вдохнула.

— Больно, мисс? — робко спросил мой отец. — Держите меня за руку, я уберегу вас в этом адском месте.

— Я в порядке, — сказала я, взяв его за руку.

А потом зазвучали рожки охоты, и я побежала, не зная, куда бежать, что делать. Я знала лишь, что Элли Хантер не хотела стать камнем в поле, потому что боялась бежать. Не Элли. Скувреля сейчас не спасти. Мне нужно было слушаться сделки, нужно было бежать.

Я потащила отца за собой.

Неподалеку была еще Ночнотень. Я бросилась туда, не думая о последствиях.

Я была под землей, смотрела на грязных разбитых людей. На них были накидки. Рыцари.

— Долго вы будете их тут держать? — спросил голос неподалеку.

Я ответила голос королевы Анабеты:

— Сколько захочу. Они пытались бунтовать против меня. Мои рыцари! И другие будут идти против меня. И они будут слышать об этом день за днем, пока будут медленно гнить в моих погребах, пока я живу на этаж выше них, наслаждаясь жизнью, какой у них уже не будет.

Я вышла из цветка, дрожа всем телом. Сочувствие к Анабете давно пропало.

Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, и огляделась, пока отец переводил дыхание. Он зажмурился от боли из-за того, что видел. Была еще ночь, вдали звучали рожки, но впереди журчал ручей, его блестящая вода сверкала в красном свете Кровавой луны. В центре ручья дерево с красными ручьями возвышалось гордо. Ветер трепал его, листья падали на ручей, усыпая его алым. Это напоминало кровь матери, текущую из ее раны. Я поежилась.

Но мы это сделали. Это был Ручей Слез.














































Глава шестая


Рожки Дикой Охоты звучали вдали. Я повернулась по кругу, искала хижину. Любую. Дикая Охота скоро будет тут.

— Ты слепая? — спросила Анабета, ругаясь. Я повернулась по кругу во второй раз. — Ручей там! Мы добрались!

— Охота! — выдавила я.

— Они не пойдут за тобой к дереву. Никто в здравом уме туда не ходит, даже Охота. У дерева нужно будет решить загадку.

— Загадку?

Она закатила глаза.

— Кому-то нужно тебя убить. Быстрее. Ты слишком глупая, чтобы быть одной из четырех.

Я зарычала под нос и посмотрела на отца.

— Ты умеешь плавать, Хантер?

— Да, — просто сказал он, но смотрел вдаль.

Я кивнула и повела его к воде, но когда посмотрела туда, охнула. На меня смотрела мама. Я прикусила губу до крови. Отец упал на колени.

— Генда. Моя Генда.

Королева фейри смотрела вверх, словно не осмеливалась смотреть на поверхность воды.

Это было не настоящим. Это была еще одна пытка Фейвальда. Моя мама улыбнулась мне, словно соглашалась. Но эта иллюзия была слишком точной. Дрожащая улыбка матери ощущалась настоящей, как моя хмурая гримаса. Я не дышала, видя это.

На глазах выступили слезы. Нет, не сейчас. Я вытерла глаза рукавом. Будет время на горе, когда угрозы будут в прошлом, когда все закончится. Позже.

— Идем, — сказала я отцу, потянув его за руку, но он покачал головой. — Тебе нужно идти со мной, Хантер.

Он смотрел на поверхность воды.

— Хантер?

Он не смотрел на меня. Он просто качал головой.

— Тебе нужно идти со мной.

Вдали я слышала вой охоты. Страх пронзил меня, все внутри будто стало из воды.

У них был Скуврель. Они шли за мной. Времени не хватало.

Я шагнула в воду, и это будто разрушило чары. Отец завизжал, прыгнул ко мне, вытянув руки. Мы упали в воду вместе, и я с трудом развернулась и убрала его руки от своей шеи.

Я всплыла, попыталась вдохнуть воздух, но не успела — ладонь сжала мои волосы, потянула меня под поверхность.

Пузырьки вырвались из моего рта к поверхности.

Нет! Не так! Не так я умру!

Мой отец сошел с ума. Он не хотел этого. Это было ошибкой.

Мое сердце колотилось, я билась с ним, но он был больше и сильнее меня.

Я упустила клетку.

Сумка тянула ко дну.

Что еще у меня было?

Я вытащила нож из-за пояса и вонзила в его руку. Его хватка ослабла, и я смогла уклониться, отыскала под собой ноги и встала. Моя левая нога покачнулась, вонзаясь в ил на дне. Я старалась удержать равновесие.

Вот! Моя голова вырвалась на поверхность, и я глубоко вдохнула.

— Отец! — крикнула я, едва смогла увернуться от неловкой атаки, он нападал на меня. — Стой!

В этот раз его рука пролетела так близко, что я лишилась равновесия. Я попала под воду.

Я не могла так победить. Он был крупнее меня. Он не слушался. Мне нужно было дать отпор, или я умру от его руки, и ему придется жить обезумевшим вечно на земле, которая ужасала его.

Я скрипнула зубами с решимостью, убрала нож за пояс и вытащила рукоять топора из-за пояса. Я взмахнула ею, и мне повезло.

Рукоять попала по голове отца, удар отразился в мои руки и плечи. Он схватился за голову со стоном.

Его боль обожгла меня, но я подавила эмоции и схватила его за воротник, потянула его к дереву. Он следовал за мной, оглушенный. Я уже сделала шаг, а потом вспомнила.

Клетка!

Я искала ее в воде обеими руками. Вот!

Я подняла клетку в воздух, смотрела, как вода лилась из прутьев, мокрая Анабета рухнула на пол.

Будь живой! У меня не было времени проверять, была ли она жива.

Я схватила отца за воротник и потащила его по пояс в воде Ручья Слез. Я пошла туда, где ветки с красными листьями склонялись к воде.

Мы пробрались мимо них в воду в тени. Темная вода на другой стороне казалась другой — холодной, печальной, живой так, как не была вода за вуалью красных листьев.

У основания дерева было достаточно клочков травы, чтобы найти сухую землю. Я подняла отца и Анабету на траву, оставила их и переводила дыхание. Отец лежал на траве, держась за голову, слабо дыша.

Я убила его? Он умирал?

Я подняла рукоять топора, взмахнула ею, и духовный свет озарил странное темное место. Дерево было очень старым, ствол был шириной с небольшой дом. Кора была гладкой, белой, странные ветви извивались, свисая со всех сторон, как шторы. Зловещий красный свет Кровавой луны едва проникал под ветви, и я была рада свету своего духовного факела.

Отец занимал почти весь участок травы, и я поняла, что это были спутанные корни дерева. Рядом с ним хватило места для клетки. В клетке мокрая Анабета поднималась на ноги, кашляя и отплевываясь. Ее громко стошнило, и она вытерла рот рукой.

— Ты за это заплатишь, смертная. Ты чуть не убила меня, — прохрипела она, но я была занята, смотрела на ствол дерева и не переживала за нее.

Там было что-то написано, вырезано в коре так глубоко, что даже время не стерло слова. Я прищурилась, глядя туда, и слова, как по магии, стали понятными для меня:

Слезы любви, слезы отчаяния кормят древо, питают ручей.

Они связывают и исцеляют, меняют то, что время несет.

Но если заплатишь и примешь в грудь боль.

Ничего не даётся из ничего, ни исцеление, ни покой.

Произнеси имя в сердце, его раскрой,

Рискни любовью жизни и будущим.

Или сиди пять лет в тишине под этим древом.

Или мы примем боль за то, чем ты хочешь быть.

Но есть лишь один шанс, чтобы решить.

Сделай выбор и путем насладись.

— Это не загадка, — сухо сказала я. — Тут четко говорится, что тут можно получить, а что нужно отдать.

— Там просят отдать корону? — королева Анабета выжимала мокрое платье. Оно свисало вокруг нее, как старая штора.

— У меня нет короны, — едко сказала я. У меня не было и пяти лет. У меня едва были пять минут.

— Там предлагают свободу? — спросила она, ее голос был почти слабым.

— Едва ли, — я взглянула на отца.

Мама сказала, что его разум был ключом. Обе цены были высокими. Я не могла отдать пять лет жизни. Скуврель был в беде, моя армия слепо шла по миру смертных, и сестра была где-то там, скорее всего, искала свою армию. С другой стороны, если я произнесу имя Скувреля вслух, я рисковала им, его волей и жизнью. Потому что королева Анабета услышит это. И кто-то еще мог услышать.

— Тогда, — сказала Анабета, — это очевидно. У дерева разное послание для каждого, и загадка пытается найти лазейку.

— Там нет лазейки, — я снова прочла слова. Только одно имя было в моем сердце.

Я сглотнула. Я могла лишь надеяться, что освобожу королеву Анабету раньше, чем она услышит имя. Но она могла напасть на меня раньше, чем я исцелю разум отца.

Я потянулась к клетке, она сказала:

— Ты не можешь ничего делать, пока не ответишь на загадку. Иначе упустишь шанс. Нужно действовать прямо.

— Что? — сказала я.

Она звучала отчаянно:

— Если хочешь утопить меня, не надо. Если куда-то уйдешь или что-то сделаешь, потеряешь шанс. А он лишь один. Ты же прочла ту часть? У нас не будет другого шанса, если ты что-нибудь сделаешь.

— Я собиралась тебя освободить, — сказала я.

Она закрыла глаза, словно принимала решение. Это был и ее шанс.

Я сглотнула и посмотрела на дерево. Мне нужно было вернуть разум отца. Я обещала матери. И я любила его. Мне не нравилось, что он был таким. Но осмелюсь ли я произнести имя Скувреля вслух? При враге?

— Скуврель, — сказала я, надеясь, что этого хватит.

Анабета рассмеялась в клетке.

Холодный пот выступил на мне. Отец застонал, поднялся на четвереньки.

— Генда, — взмолился он. — Прошу, не уходи.

Глаза жгло, я перевела взгляд с фейри в клетке на дерево, потом на отца.

Нужно было рискнуть, — прошептала я.

— Финмарк Торн, — прошептала я.

Анабета засмеялась, а потом сказала быстро, будто ударила хлыстом:

— Хуланна Хантер.

Свет засверкал лиловой вспышкой.

Я моргнула, потерла глаза, сердце сжалось.

Я не должна была делать этого. Не должна была.

Когда я смогла видеть, Анабета пропала.

Нет! Нет! Нет!

Время было на исходе. Если Анабета пропала, она отправилась к своей армии. И если Хуланна не была мертва, то она шла к своей армии. Это означало, что мне нужно было в мир смертных, чтобы остановить их, пока не поздно.

И если она найдет Скувреля по пути, то она сможет управлять им, заставить его делать все, что она хочет.

Холодный пот выступил на лбу, желудок сжимался до боли. Я не должна была произносить его имя вслух. Это была не моя тайна.

Я взяла пустую клетку дрожащими руками, привязала к поясу и подняла голову. Отец посмотрел мне в глаза с ужасом.

— Элли? — спросил он. — Это правда ты?




Глава седьмая


— Отец! — сдавленно вскрикнула я, потянулась к нему. Его объятия были теплыми и крепкими — объятия отца, защитника. — Это ты.

Он отодвинулся, провел нервно ладонью по моим волосам.

— Я вернулся в это место. Мне это не нравится, Элли.

Его ладонь потянулась к плечу, где была рана от того, как Хуланна прибила его к дереву. Она уже не кровоточила, но он поежился от прикосновения.

— Ты знаешь, кто я, — поразилась я.

— Конечно, — он был обижен этим. Он нахмурился, глядя на меня. — Ты — моя Элли. Моя дочь. Хотя у тебя теперь глаза двух цветов — зеленый и карий, и на карей стороне веснушки стали белыми на загорелой коже.

Да? Я все сильнее становилась Равновесием с каждым днем.

— Но что еще ты знаешь? — тихо спросила я. Слезы грозили пролиться. Если я должна рассказать ему о Хуланне… о маме…

Морщины появились на его лбу. А потом осознание. Я знала, что он вспомнил маму, его лицо исказилось.

В этот раз я обняла его, глупо утешала, неловко хлопала его по спине.

— Ее на самом деле нет? — его голос звучал пусто.

— Да.

— Это ощущается ненастоящим. Словно я не был там.

— Ты там и не был. Они украли твой разум.

— Если бы я мог просто… — он покачал головой. Он не мог закончить предложение.

Мы стояли там долгие минуты — слишком долго. Время было слишком ценным, даже для этого.

— Нужно идти, — мягко сказала я. — Моя армия ждет боя с фейри… и людьми.

Он нахмурился от этого. Мне нужно было объяснить многое.

— И мне нужно кое-кого спасти, — я кашлянула.

— Нам нужно уйти отсюда, Элли, — сказал отец. — Я не могу защитить тебя тут.

Я замешкалась. Но он был теперь в своем разуме, и было неправильно оставлять его беззащитным. Я осторожно сняла колчан и лук. Я потеряла стрелы, когда он толкнул меня в воду. Осталось около шести.

— Стрелы, выпущенные из этого лука, пронзают только злые сердца, — я отдала лук ему.

Он покачал головой.

— Это твое, дочь.

— У меня есть меч, — я кивнула на него. Это было глупо, ведь мы оба знали, что я не умела использовать меч, но моя сила была не в способности сражаться. Моя сила была в моей роли и армии, которую я собрала. Она была в моем уме в сделках и моих союзниках.

Я протянула ему колчан, и он забрал и повесил его на плечо.

— Что теперь, Элли? Признаюсь, я помню лишь отрывки. Я пытаюсь, но части возвращаются медленно. Я помню, как потерял твою маму — звезды, почему она так оставила меня? Думаю, я должен знать, почему, но это не вернулось, — он неловко сглотнул.

— Мне нужно спасти моего мужа, — твердо сказала я. — Этой ночью.

— Муж? Ты еще юна для этого, — прорычал отец. — Я порву того, кто женился на тебе без моего разрешения!

— Тем не менее, — я неловко отвела взгляд. — Ты поможешь мне?

— А у меня есть выбор?

— Нет, если ты хочешь остаться со мной, — твердо сказала я. Я не буду спорить об этом. Мое сердце будто пронзала раскаленная кочерга, когда я думала о Скувреле в беспощадных руках Убийцы родни. — А потом мы вернемся в мир людей и спасем Скандтон и смертных там и… все.

Он тепло улыбнулся.

— Это план.

— Надеюсь, ты вернешь всю память, и тогда ты будешь знать, как нам это сделать. Мама думала, что ответ был в твоих воспоминаниях.

Он кивнул теперь с серьезным видом. Те воспоминания не давались ему, как мне — план. Я не знала, как найти этот Спектакль. А он произойдет ночью.

Мне нужно было рискнуть с мечом. Я не могла найти путь, шагая по Фейвальду. Я не знала, куда идти. Я не знала, как попасть туда через Ночнотени, у меня не было крыльев или коня. Я надеялась на удачу. Я пройду в мир смертных, а потом сюда, надеясь, что это будет достаточно быстро, и я не потеряю слишком много времени.

— Может, тебе стоит сначала отправиться к армии, а потом к мужу? — сказал отец, и я поняла, что уже вытащила меч и долго смотрела на него.

Наверное, стоило. Если я уйду сейчас к армии, я смогу остановить Анабету и Хуланну раньше, чем они усугубят войну. Это была моя ответственность.

Но…

Я не могла бросить Скувреля его судьбе. Когда я нуждалась в нем, он делал все, чтобы быть рядом.

Я сглотнула и взмахнула мечом.

— Сначала муж, потом армия.

Позже в Фейвальде…

— Завоеватель летела по Фейвальду, как луч солнца по земле. Она заставила Малентрик преклониться, поймала ее и украла ее волю. Она пугала цветы. Она остановила Дикую Охоту. Она побывала у Ручья Слез, билась с тысячей врагов и своим отцом. Она встала и спасла всех нас.

Она была Охотницей, и как сокол, падающий с неба, она охотилась ради правильного.

Валет ждал, не желая разрушать чары, пока она не прибудет, ведь он хотел исполнить свой роскошный план и не хотел медлить. Его ждало худшее испытание… испытание на терпение. Но он был самым терпеливым из них, самым красивым во всем Фейвальде.

— Истории Фейвальда




















Глава восьмая


Меч рассек воздух. Я оглянулась на отца, пытаясь передать решимость и надежду, которые мне нужно было ощущать. Его мрачной улыбки хватило. Я кивнула, подняла повязку — хотела видеть людей и фейри, ведь не знала, где мы выйдем. Я подавила головокружение, прошла в брешь в воздухе… и попала в хаос.

Я вышла на грязь, которую месило столько ног, что я не могла понять, был тут раньше ручей, трава или даже лес. Стрелы валялись на земле, часть торчала, часть утонула в грязи. Деревца были сломаны и разбиты. И между стрелами и обломками торчали другие вещи — я не осмеливалась приглядываться. Воняло смертью и фекалиями. Я закашлялась, но пришлось шагнуть вперед, чтобы освободить место для отца.

Раздался рев, и я повернулась в сумерках. С одной стороны от меня ряд мужчин сжимали факелы. Их лица были грязными и в крови. Некоторые держали оружие, другие — обломки оружия. За ними кто-то пел — ужасно, горестно и мимо нот. Они стояли плотной группой, тяжело дышали, на их лицах была почти паника — страх, смешанный с решимостью и удивлением от моего появления. Их оружие в дрожащих руках уже было в темных пятнах.

Я моргнула и поняла, почему они были в ужасе при виде меня. Я выглядела как фейри — вышла из бреши в воздухе в яркой одежде фейри в крови своей матери, сжимая над головой рукоять топора, а в другой руке — меч.

Кто-то закричал, но я не могла замирать. Даже ради этого. Я снова рассекла воздух. Повернулась, проверяя, шел ли отец за мной.

Я повернулась, увидела другую сторону бреши — ряд фейри, трепещущих, как поток, стремясь к нам. Их волосы развевались за ними, они беззвучно неслись от того, что было раньше моей деревней. Они ехали на броненосцах, лошадях, единорогах и оленях, бежали на своих ногах, высоко подняв оружие, лисьи лица были жестокими и голодными, они сбросили морок в пылу боя. Молчание пугало. Не было боевых криков, воплей страха. Их лица были камнем. Неподвижным. Не поддающимся.

Глаза моего отца расширились от ужаса.

— Идем, пап! — закричала я. Я потянула за край бреши, и он прыгнул.

На это не было времени.

Я надеялась сердцем, что не опоздаю, что Скуврель еще не был мертв. Что он был на другой стороне бреши в воздухе.

Я открыла глаза, миновав проход, и первая стрела вонзилась в грязь рядом со мной с тихим плеском.

Я падала, падала, падала, ноги пытались бежать, но лишь бесполезно трепыхались в воздухе, а потом я рухнула на мох со стуком. Ноги болели. Попа болела. Но мох смягчил удар.

Рядом со мной раздался стон, он тоже рухнул.

— Мне не нравится этот путь, дочь, — простонал он.

— Шш!

Но не стоило шипеть на него в реве толпы вокруг нас. Это, видимо, был Спектакль.

Наверное.

Я не хотела смотреть, но не дала себе мешкать. Я вскочила на ноги, сунула меч за пояс, взмахнула рукоятью топора в воздухе. Сейчас я нуждалась в невидимости. Я схватила руку отца свободной рукой, тревожно шепча:

— Будь как можно тише. Пока я держу тебя, тебя не видно. Мы тут за моим мужем, потом мы убежим, понятно? Ничего другого. Не важно, что мы увидим.

Он кивнул, выглядя настороженно. Лук был в его другой руке, он уже держал стрелу, но еще не натянул тетиву.

— Признаюсь, Элли, — прошептал он. — Я тут не как дома. Я могу справиться с ужасом — почти — но это место… я не могу быть тут долго. Или я снова сойду с ума.

Я сглотнула, кивая, опустила повязку. Я понимала его. Когда я смотрела на спутанную реальность Фейвальда, меня мутило.

Но было нечто хуже страха и тошноты.

Только бы он не был сильно ранен!

Я искала вокруг зацепки. Была ночь. Это было хорошо, мы могли попасть сюда в первую ночь Спектакля — единственную, как я надеялась. Я не знала, как все это работало.

Мы были на краю толпы фейри, прижимающихся друг к другу, подпрыгивая, пытаясь все разглядеть. Тут были брауни и грундели, гоблины и банши, фавны и пикси, а над ними парили все, у кого были крылья. Блуждающие огоньки парили группами по дюжинам одного цвета, запертые в клетки-пузыри, и они озаряли сцену внизу. Кентавры раздраженно топали за толпой.

Я шагала сквозь толпу фейри. Я ничего не видела отсюда. А мне нужно было видеть.

От смеха вокруг я нервничала. Звучали вопли так, что кожу покалывало, и лица вокруг меня беспокоили больше всего. На них было самодовольство и восторг фейри, которые не вязались с жестокостью, окружившей нас. Я чуяла в воздухе нечто, похожее на запах бобра или скунса — это говорило о метках территории и защите.

Я сглотнула, ощутила, как отец крепче сжал мою ладонь, пока мы шли через толпу фейри. Я оглянулась на его гримасу и вспомнила, что он не видел вычурные наряды, драгоценные камни и чудеса магии вокруг нас. Он видел, каким спутанным было это место — зло и ужасный ад Фейвальда под его мороком. Мне нужно было скорее увести его отсюда.

Фейри вокруг нас ругались и толкались, но они не переживали из-за нашей невидимости. Может, рукоять топора делала нас невидимыми не только для их глаз, но и для их разумов.

Когда мы вырвались из толпы туда, где было видно платформу, я с трудом удержалась, чтобы не впиться в отца в ужасе. Я сжала его ладонь крепче, и он сжимал мою, мы боялись потерять друг друга.

Ужас сотрясал меня от того, что я видела.

Убийца родни — казалось — сделал жуткий спектакль для Фейвальда. Он стоял на раскрашенной коробке на вершине деревянной платформы. Черный камзол с острыми краями и узкие штаны были единственным, что украшало его, кроме нитей с косточками, обвивающих его шею, как многослойные бусы. На нем их было не меньше двадцати. Он сжимал длинный хлыст в руке, нахальная улыбка на голубом от пудры лице говорила, что он наслаждался этим.

За платформой построили раму, похожую на позолоченную раму дорогого портрета. Но люди, вырезанные в раме, были ужасно искажены, их лица застыли в агонии. От взгляда краем глаза хотелось дрожать. За рамой все было в красной и синей ткани — идеальный фон для их Спектакля. Казалось, Путники взяли одну из своих драматичных пьес, представили, как она выглядела бы в аду — и вуаля. Это.

Я могла забраться за занавес? Кто-нибудь следил за тканью?

Я старалась не смотреть на центр сцены, пока не оценила все остальное. Мне нужно было сосредоточиться. Мне нужно было слушаться головы, а не сердца.

Я глубоко вдохнула для смелости и посмотрела. И ошиблась.

Колесо крутилось в центре сцены. Оно было разрисовано полосами, будто пирог, разделенный на куски — красные и белые полоски чередовались на колесе. Золотой обруч обрамлял края, на нем были вырезаны символы. К колесу железными гвоздями — как одна из бабочек в доме Убийцы родни — был прибит мой прекрасный муж-фейри.

Вокруг него и в нем были метательные ножи. Одни торчали из дерева. Другие — из его рук. Один был в его бедре, еще один — в его животе. Один лежал у его шеи, словно почти задел горло. Под ножами длинные алые следы на его груди тянулись к спине от хлыста Убийцы родни, порвавшего его, когда Скуврель боролся за меня. Плоть свисала неровными краями с порезов, грязная.

Скуврель медленно крутился, его голова оказалась сверху, потом его ноги, потом снова голова, и он улыбался почти красиво — как страдающий ангел.

Было похоже на моего мужа-фейри — воспринимать даже это спокойно. Может, ему нравилось, что его страдания были на виду. Он был не из тех, кто любил страдать в тишине. Он хотел бы, чтобы кто-то знал и оценил его агонию.

Я сглотнула.

Мне нужно было освободить его. Но вытащить те гвозди будет сложно. Мои ладони покрыл пот от мысли, во рту пересохло. Как освободить его, когда все смотрели? Он выживет, если снять его с колеса?

Я ощутила дрожь в ладонях, переживала, что эмоции захватят меня. Они уже начинали мучить меня. Я стиснула зубы и пыталась подавить их.

Я смотрела, а женщина в платье из красных и золотых лент — только в этом, что у фейри было с неспособностью носить приличную одежду? — завязала глаза и отвернулась от Скувреля. Убийца родни ударил хлыстом. Она повернулась и бросила кинжал.

Я затаила дыхание. Скуврель даже не дрогнул.

Нож отскочил от круга и упал безвредно на сцену.

— Какой из них твой муж? — шепнул отец мне на ухо. Я видела, что ему было сложно спросить. Это вызывало много воспоминаний.

— Тот, что на колесе, — отозвалась я.

Не надолго. Мы его освободим. А потом я устрою суд фейри за то, что они сделали.

— Фейри? — ужас был в его тоне. — Ты умеешь находить беды, дочь моя.

— Просто сосредоточься на его освобождении.

Мы шли через толпу, не могли общаться при этом. Я дважды врезалась в спину веселящимся фейри. Я не смотрела под ноги. Я не могла оторвать взгляда от Скувреля. Он шипел, хлыст ударил, рассекая кожу его торса, один из шипов, оставшихся татуировкой на нем в мою честь.

— Игра случая была веселой, Валет, — сказал Убийца родни, его оранжевые глаза горели. — Но будет больше игр, пока ты еще жив. Мы не должны тратить всю твою жизнь в этой, да?

— Спрашиваешь моего мнения, Убийца родни? — голос Скувреля удивил меня. Он звучал скучающе, словно не слышал вопрос. Я сглотнула, отец шагнул мимо меня. Он потянул меня за собой, пока я пыталась увидеть лицо Скувреля. Я потеряла его из виду, нас унесло толпой в сторону, ближе к тени за сценой.

Сердце, казалось, вырывалось из груди, я оторвала взгляд от него. Я считала Скувреля почти непобедимым — умнее, быстрее и очаровательнее других. Он не был чьей-то игрушкой.

— Если хочешь его озвучить, — щедро сказал Убийца родни. — Позволить ему выразить мнение, друзья?

Радостные вопли. Если фейри что и любили, то это жестокие развлечения. Кто-то стал танцевать, толпа толкала нас, присоединилась к танцу, где один фейри, казалось, прыгал через голову другого, формируя волну.

— Толпа соглашается!

— Тогда, — голос Скувреля звенел как колокольчик. — Я решил, что я считаю, что ты скучный для проведения Спектакля, Убийца родни. Спектакль должен быть искусством боли. Долгий пир на страдающем духе жертвы. Должна быть радость удивления, шипение симметрии, вопль восторга, когда части общего плана соединятся и раскроются. Это должно испортить все надежды, убрать все остатки человечности, весь шепот приличия. Вкратце, нужно подойти творчески. А ты пытаешь меня скучно. Мы все уже видели колесо. Видели фейри, пробитых железом. Жаль, Децинда умерла. Обидно, что ты ее убил. Она была изобретательнее в роли Убийцы родни, чем ты. Привносила новое. Пробивала путь. Может, тебе стоит представить, что ты — она, а не тратить все время на детскую игру.

Миг стояла тишина, и в тот миг тишины отец утащил меня под ткань сзади сцены. Тут балки пересекались за сценой.

— Ты вышла за фейри, Элли? — отец звучал мрачно.

— Я не выбирала это… сначала, — шепотом возразила я. Я искала лом — любое орудие, чтобы освободить Скувреля — но ничего не было. Эту сцену, наверное, строили големы — железные гвозди были вбиты их каменными кулаками.

— А теперь?

— А теперь я умру, пытаясь освободить его, если нужно, — прошипела я. И поняла костями, что так и было. Как этот коварный фейри забрался так глубоко под мою кожу, что мысль о жизни без него была неприятной? — Я знаю, тебе нужно объяснить все, но ты можешь потерпеть? Сейчас нужно многое сделать!

Я поцеловала быстро отца в щеку. Отпустив его руку, я забралась на сцену. Он был скрыт цветной тканью. Он был в безопасности, пока я не вернусь.

Убийца родни засмеялся. Медленно, а потом все громче и громче, его низкий баритон разносился над толпой, и фейри присоединились к нему. Толпа просто смеялась, это не был эмоциональный ответ. Это звучало натужно даже для моих смертных ушей. Скуврель попал метко.

Я кралась по сцене, подняв высоко рукоять топора, двигалась к колесу между мной и толпой.

— Я люблю, когда жертва умоляет, — прогудел Убийца родни, шипы на его коже, казалось, пульсировали, он сделал голос громче. — Еще больше я люблю, когда их мольбы скрыты ложной бравадой. Никто не верит, что ты такой легкомысленный со своей судьбой, Валет. Да?

Толпа смеялась и вопила, ее поддерживала уверенность лидера. Они все были мусором. Фейри-мусором. Всем, что презирали мои предки.

Я могла сотворить добро, стерев их вид с карты.

Я обошла колесо, встала рядом со Скуврелем, Убийца родни снова заговорил. Я его не слушала. Он заводил толпу, чтобы они предложили следующую пытку.

Было хуже находиться близко к Скуврелю, когда я могла коснуться горячей крови, текущей из его ран, видела красные волдыри вокруг железных гвоздей, ощущала его тяжелое дыхание кожей.

— Муж мой, — шепнула я ему на ухо.

— Мой Кошмарик, — он почти обмяк от облегчения, уголок его рта приподнялся в злой ухмылке, но он не смотрел мне в глаза, ведь я была невидима для него. Он смотрел вдаль. — Ты слышишь ее?

— Кого? — шепнула я, схватила один из гвоздей и попыталась вырвать его.

— Смерть, мой Кошмарик. Она поет песнь сирены, зовет меня к себе.

— Скажи ей петь другому, — сказала я. — Ты — мой муж, а не ее.

— Есть разница? — вздохнул он. — Ее объятия, как твои — холодные и твердые.

— Вижу, они не повредили твой льстивый язык, — съязвила я, но я переживала. У меня не было прогресса, и я услышала, как Убийца родни за мной ударил хлыстом.

— Начнем игру! — закричал Убийца родни.

— Иди, Кошмарик, — прошептал Скуврель. — Я умру с твоим именем на губах. И я буду думать о тебе.

— Конечно, — сказала я. — Но это будет не скоро.

Я повернулась и убрала рукоять топора за пояс.

Толпа охнула, моя невидимость пропала. Пора было рискнуть.

— Я пришла восстановить Равновесие, — заявила я.





Глава девятая


Раздался вопль — но радостный. Фейри обожали драму. И я им это давала. Даже Убийца рода радостно вдохнул, а потом нахмурился, и его глаза расширились.

— Ты, — выдохнул он. — Дочь.

— Я — многое, — бодро сказала я. — И дочь в том числе.

Я не ощущала себя бодро. Я была в ярости. Их радовала боль моего мужа, они планировали его смерть. Теперь я заставлю их платить за это. Это должно быть просто. Они уже нарушили порядок, и, как Равновесие, я могла его вернуть, да? Так работала моя магия.

— Ты ворвалась в мой дом и отпустила моих бабочек, — сказал Убийца родни.

— В следующий раз прибивай кого-то своего размера.

— Я так и сделал, — он показал все зубы, указывая на Скувреля. — Найти тебе еще одно колесо? Я не бросаю игры. Даже ради дочери смертной, которую я заманил сюда на целый день. Даже ради девушки, которая может быть моей кровью.

— Я — дочь Хантера, не твоя, — спокойно сказала я. Если мама так говорила, это было правдой. Я тянулась к Равновесию, но магии не было. Ничего. Я сглотнула, вдруг ощутив пустоту. Что со мной случилось? Деревянная платформа двигалась, я опустила взгляд, лозы росли вокруг моих ног из досок.

Они не помогали. Мне нужна была магия, не украшения.

— Это она тебе сказала? Так соврала? — сказал он низким голосом. В толпе был гул восторга, они следили за нами.

— Это правда, — мрачно сказала я. — А теперь я требую налог.

Так было правильно. Последний Равновесие брал с них налоги.

Убийца родни застыл, склонил голову.

— Какой?

— Болью. За каждые четыре раны моего мужа ты получишь одну.

— Мужа? — рассмеялся Убийца родни. — Твой брак завершен?

Я посмотрела на Скувреля, один из гвоздей выпал из его ладони. Я заговорила быстро и громко, чтобы скрыть стук гвоздя по сцене.

— Мы женаты.

Смех Убийцы родни был зловещим.

— Тогда ты не можешь собирать за него налог, Равновесие. Разве не чувствуешь, что силы нет? Он уязвим, несмотря на твои обвинения. Ты можешь убить нас за всех фейри, которым мы насолили, кроме него. Потому что если делаешь это ради любимого, это не справедливость. Это месть.

Я услышала за собой стук. Мне нужно было отвлекать их внимание на себя.

— Если это месть, то это я и сделаю, — я вытащила ржавый меч. Мне нужно было выглядеть драматично. Мне нужны были их взгляды. За мной раздался стон, я подняла меч выше и заявила. — Кто будет биться со мной за его жизнь?

— Ржавым мечом? — фыркнул Убийца родни. — Я надеялся на лучшее от своей дочери. Но если у тебя только это, я буду рад тебя убить.

Его хлыст ударил над моей головой, и я услышала, как Скуврель упал на землю за мной.

Лицо Убийцы родни побелело, кинжал полетел по воздуху к нему из-за меня. Я не ждала, чтобы увидеть, кто его бросил. Я рассекла воздух мечом, открывая проход в мир людей.

Я оглянулась, увидела шатающегося бледного Скувреля, кровь лилась из ран, он держался за живот. Он не мог так стоять. Не мог бежать.

Отец вышел из-за колеса и поднял Скувреля одним рывком, его лицо было мрачным и опасным.

Я потянула за край бреши, Убийца родни ударил хлыстом снова, поймал мой меч краем хлыста. Я потянула, не хотела терять магический меч, но враг был слишком силен.

Меч вырвался из моих рук, улетел в толпу, отец пронесся мимо меня в брешь со Скуврелем в руках. Я посмотрела на море злобных лиц и сглотнула. Я не могла вернуть меч. Я потеряла его. А с ним и большое преимущество.

Подавляя ругательство, я прыгнула за ними в брешь в мире.

Мы хотя бы вернули Скувреля, если он выживет.














































Глава десятая


Мы попали в мир смертных, во тьму и ливень. Я подняла повязку, чтобы видеть, но тут же опустила половину. Мне нужно было видеть Скувреля, и было слишком темно. Отец опустил его на землю, и он сжался вокруг живота, фыркал и стонал. Он был смертельно ранен. Я была в этом уверена.

— Мы поговорим. Сейчас. Ты замужем за этим фейри? — отец недовольно вдохнул. Ночь была такой темной, что я не видела его лицо. — Тебе всего шестнадцать!

— Уже семнадцать, и дело не в этом, — рассеянно сказала я. — Мы с тобой потеряли десять лет в Фейвальде, и неизвестно, сколько времени после этого. Тебе теперь за сорок, хотя ты выглядишь за тридцать.

Хоть я говорила с ним, я не смотрела на него. Я разглядывала Скувреля, искала раны, которые могла пропустить.

— А Генда? Твоя сестра? Мои воспоминания — правда?

— Зависит от того, что ты помнишь, — сказала я, водя ладонями над Скуврелем. Он вздрогнул от ран на плечах, когда я осторожно отодвинула камзол. Раны свободно истекали кровью, в них белели кости. Я подавила волну тошноты, стараясь посмотреть на рану в его животе. Он покачал головой, сильнее прижал там ладонь.

— Верни меня в Фейвальд, Кошмарик. Мне нужно исцелиться, а твой мир ужасен для этого. Ужасен.

— Я потеряла меч, муж мой, — сдавленно сказала я. — И без него я застряла тут, как все смертные.

Все во мне было натянуто, как тетива. Голова гудела от мыслей. Я не хотела, чтобы он умирал. Нет. Я знала, что такое могло произойти, но то, как будет без него — это было как плохая история. То, что не могло быть правдой.

Умереть. Я могла едва думать о слове, потому что каждый раз при этом видела, как моя мать бежит в те двери.

Голова болела. Во рту пересохло. Я вот-вот потеряю сознание.

Хватит, Элли. Дело не в тебе. Дело в Скувреле. Нужно исцелить его.

— Я помню безумие. Помню, что твоя сестра делала со мной — ужасные вещи, — голос отца был испуганным. — Я помню слова твоей матери. И она оставила нас у той двери, — он кашлянул, словно скрывал эмоции. — Мы можем отнести твоего мужа к кругу камней.

Он пытался утешить меня.

— Не в такой дождь, — я смаргивала воду с глаз. — Я не знаю, где мы, и в темноте мы навредим ему, споткнувшись об корни. Или мы заблудимся и выйдем к врагам.

— О чем ты думала, взмахивая мечом, Кошмарик? — напряженно спросил Скуврель.

— Я думала только о побеге, — сказала я.

Так он умрет. У него не было сил бороться с ранами без помощи, а все, что у меня было, промокло, и тут не было укрытия. Я не могла развести огонь под ливнем.

— Точнее, — выдавил он.

— Я… — я пыталась думать. — Я вспомнила оленя, которого мы спугнули, выйдя из дома Рыбака. Как его хвост развевался как белый флаг. Я хотела пропасть за миг, как олень.

— Дом, — выдавил Скуврель.

— О чем он? — спросил отец.

— Меч обычно переносил меня близко к тому, куда я хотела попасть. Он надеется, что мы возле дома.

Но я не надеялась. Мои мысли были рассеяны и бесполезны. А в этой темноте мы могли быть в паре шагов от него и не знать.

— Постой, — выдавила я. — Я забыла.

У меня была рукоять топора в руке. В шоке от возвращения я забыла о ней. Я взмахнула ею. Я видела неподалеку от нас берег реки, и рядом был летний домик Рыбака. Он был маленьким, и крыша была изо мха, но это должно было защитить от дождя.

— Ты можешь поднять его снова? — спросила я у отца.

— Да, но я не могу так идти. Я ничего не вижу. Даже его.

— Я тебя поведу, — сказала я. — Я вижу духовным зрением, и факел освещает путь.

— Я думал, это делало тебя невидимым, — сказал отец, я направила его руки, и он снова поднял Скувреля. Мой муж застонал, и я старалась не вздрагивать, хотя он все равно не увидел бы. Он закрыл глаза от боли.

— Это делает и то, и другое. Вот. Я поведу тебя.

Я шла рядом с ним, сжимая его руку, чтобы он не запнулся об ямы и ветки, пока мы двигались к дому Рыбака.

Мы замерли у крыльца.

— Тут ступеньки, — сказала я. — Три. А потом порога.

— Мне льстит, что меня несут через порог, — слабо сказал Скуврель, — но я не хочу жениться на двух членах одной семьи.

Мой отец недовольно зарычал.

— Игнорируй его, — сказала я, открывая для них дверь. — Это его натура.

— Ты вышла за мужчину, который шутит о браке со мной? — возмутился отец. — У тебя должен быть вкус лучше, Элли. Я растил тебя лучше.

Скуврель слабо рассмеялся, а потом застонал.

— Я испортил все ее воспитание.

Я поспешила в дом, нашла лампу и кремень, быстро подожгла ее. Настоящий свет заполнил комнату, и я опустила повязку, убрала рукоять топора за пояс.

Я быстро закрыла дверь.

— Опусти его на кровать.

Отец послушался, качая головой, поспешил развести огонь в круге разбитых камней в центре домика. У Рыбака был старый камин — круг разбитых камней и дымоход над ним, а не в стене, как делали теперь многие.

— А ты, муж мой, не умрешь сегодня, — приказала я, склонилась над кроватью, пытаясь снять его мокрый камзол. Он был бесполезным — в дырах и крови. Я осторожно разрезала ткань. — Слышишь?

— Твоя мама, Кошмарик, — сказал он, приоткрыв глаза, чтобы я видела их блеск на его осунувшемся лице. — Она прошла в Дверь Жути?

— Да, — сказала я. — Она использовала мой ключ.

— И без боли? Без крови? Просто прошла в двери?

— Она уже была ранена, — раздавлено сказала я. — Подстрелена стрелой.

Он охнул и закрыл глаза, недовольный. Что ж, он хотя бы не радовался смерти моей матери. Я не ожидала от него сочувствие, так что я должна была принимать то, что было.

Я сняла сумку и порылась в ней. Вещей было мало. Но одеяло было еще сухим. Я стала резать его на полоски. Скуврелю нужны были бинты.

Его голова покачнулась, он потерял сознание.

— Фейри, Элли. Проклятый фейри! — плюнул отец у огня, который разводил.

— Ты заметил, — сухо сказала я.

— Убери этот тон. Я знаю твой сарказм, и ты не заденешь меня им.

— Я не пытаюсь тебя задеть, — я вздохнула. — Я рада видеть тебя, прошло много времени.

— Для меня прошли будто недели, за недели до этого у меня была счастливая семья из четверых в нашем домике.

— Теперь этого нет. Деревня сожгла дом, и теперь там пастбище.

Он резко вдохнул, и я разложила аккуратно бинты возле Скувреля и стала искать в домике миску. Тут была оловянная надбитая чаша, в которой рыбак явно мыл руки. Я наполнила ее водой из ведра у двери и вернулась к кровати.

— Твоя мать… — отец подавился словами.

— Очень тебя любила, — нежно сказала я и вздохнула. — Как и я. Честно скажу, меня резко толкнули в мир, где нужно заботиться о других, и я справлялась, как могла.

— Твоя мать не хотела бы, чтобы ты была в браке с… одним из них. Светлым народцем. Она ненавидела их.

— И не без причины, — я не скрыла едкость в тоне. — Почему она не сказала, что была там? Что знала их?

— Люди совершают ошибки.

Я подняла голову.

— Ты не звучишь удивленно.

Он приподнял бровь.

— Ты знал, — поразилась я. — Стало легче или сложнее, когда Хуланна пропала?

— Сложнее, — мрачно сказал он.

— Но ты попытался ее спасти, — мягко сказала я. Я намочила тряпку и стала промывать раны в плечах Скувреля. Они были красными по краям от железа, волдыри застыли на коже, будто пузыри кипения заморозили. Я старалась быть нежной, но Скуврель стонал во сне. Я вздрогнула от звука. Мне не нравилось причинять ему боль. Казалось, и я ее ощущала.

— Я пытался спасти ее от себя. Как попытаюсь спасти и тебя. Слушай, Элли.

Я взглянула на его искреннее лицо и вернулась к работе, перевязала плечо чистым бинтом. Порезы нужно было зашивать. Но сначала их нужно было промыть.

— Этот брак — не смертный брак. Ты можешь уйти и жить нормальной жизнью. То, куда тебя заманили, твои клятвы. Это теперь не важно. Ты можешь бросить его, перевязав его раны. Он будет в безопасности, это не будет на твоей совести. И мы с тобой уйдем отсюда. Я был на севере один раз — давно. Я был чуть старше тебя. Я забрался к горному переходу и попал в королевство Кувресаль. Там хорошо. Холодно. Бедно. Но хорошо. Я не остался, но мы с тобой могли бы. Мы можем все оставить и начать новую жизнь. И я буду защищать тебя. Буду заботиться о тебе. Я помогу тебе найти хорошего мужчину для брака, если хочешь. Хорошего мужчину. Верного. Какого ты заслуживаешь. Хм?

Я видела себя в том мире. Я видела себя, снова охотящуюся с отцом, он широко улыбался при виде добычи, а потом еще шире — когда мы одолевали ее. Я могла представить дом, как этот, где-то в горном королевстве, которое он помнил. Я не была против бедности. И я видела туманное лицо в мыслях — мужское лицо, а потом и маленькие лица детей.

Я могла быть счастливой там. Я могла так жить.

Но разве я не буду все время думать, что вот-вот увижу крыло или рог единорога, или девушку, пляшущую у круга? Разве не буду думать о сестре за горизонтом, ведущей армию, чтобы завоевать мою новую землю, смеющейся, пока мы умирали рядом с любимыми? Разве я не буду переживать, когда дети будут убегать из виду, что его или ее заберут фейри и утащат в свой кошмарный Фейвальд?

Я не найду покоя снова.

Такого варианта не было.

И вряд ли я смогу жить с кем-то, как жила бы со Скуврелем.

Я не знала, хотела ли. Было бы неправильно испытывать сильные чувства к кому-то еще.

Я сглотнула, пока промывала и перевязывала другое его плечо. Его глаза были закрыты, длинные черные ресницы лежали на щеках так невинно, что это казалось нечестным у кого-то коварного. На его челюсти выросла щетина, портя идеальные линии его челюсти и скул. Он был без сознания. Может, спал. Если видел кошмары, то со мной.

На его руках и груди были мои метки — мои шипы от моей колючей натуры — и их пересекали и окружали шрамы, которые он получил за меня — включая новые жуткие раны. Я еще не проверяла рану в животе — я почти боялась смотреть. Боялась представлять, какой плохой она была.

Я вытащила нить из сумки, приготовила ее, чтобы зашивать раны от хлыста Убийцы родни.

Он мог умереть этой ночью в этом домике. Если да, с ним умрет единственный фейри, который мечтал спасти их. Единственный, от кого мое сердце пело, от кого я смеялась. От этой мысли я ощущала такую пустоту, что закрывалась от этого.

Я не осмеливалась признаваться в этом — даже отцу — но я не хотела жить в мире без него. Я не хотела жить счастливо в горах без его замечаний, без ласки его обманчивого очарования, без восторга от попыток договориться с ним об основных вещах.

Я не должна была это делать.

Не должна была влюбляться.

Я сглотнула, приготовила еще ткань, осторожно убрала его ладонь с живота, чтобы увидеть рану.

— Элли? — спросил отец.

Я моргнула. Я плакала? Глупости.

Я покачала головой, шмыгнула, убирая слезы. Хватит этого, мне нужно просто попытаться спасти его жизнь, и если я не смогу, я буду горевать по нему и матери… позже.

— Нет, — сказала я, пытаясь убрать кровь и рассмотреть рану Скувреля. Кровь текла так сильно, что рана все время наполнялась. Это было плохо. Я не знала, как это исправить. — Я не брошу его, не разорву брак. Я выбрала это, папа. И если не нравится, жаль.

— Элли, — он был в ужасе.

— Послушай, пап, — я постаралась скрыть эмоции на лице. — Я люблю тебя, и я рада, что ты вернул себе разум. И мне жаль насчет мамы, и я не знаю, что сказать об этом. Но я сделала выбор, и я не брошу Скувреля. Если тебе не нравится… тебе не нужно тут оставаться. Иди в Кувресаль. Иди, куда хочешь.

Глаза жгло, но я не плакала. Я не знала, что делала, но хотя бы знала, что это было плохой идеей.

— Почему? — спросил он. — Почему ты липнешь к нему? Ты ничего ему не должна.

— Потому что люблю его, — резко сказала я. — Разве не понятно?

Я посмотрела на лицо Скувреля. Он же меня не слышал? Лицо было расслабленным, к счастью.

Отец выдохнул.

— Что за глупое имя Скуврель? Настоящие мужчины с таким именем не ходят.

Но он уже не спорил. Он наполнил чайник у огня. Чуть позже он заговорил, пока я прижимала кусок одеяла к ране на животе Скувреля. Ее нужно было зашить. Но я переживала, что этим зашью там что-то, что не должна, и он потеряет слишком много крови.

— Я могу сделать обычную мазь, но не жди многого.

— Спасибо, — я ощутила, как мои глаза опухли от его доброты. Я могла вот-вот заплакать. Это было глупо.

— И завтра мы отнесем его к кругу камней. Если он доживет. Он думал, что лучше выживет в своем мире.

Я вдела нить в иглу из сумки. К счастью, она была из меди, а не стали. Лучше остановить кровотечение. Даже если придется закрыть рану, которая могла не зажить внутри. А потом я разберусь со следами хлыста.

— Ты должна думать, выживешь ли ты, — мягко сказал отец. — Порой можно любить то, что неправильно. Если ты мудрая, ты найдешь способ уйти от них. Иначе они убьют тебя.

Он был прав, конечно. Но я не знала, было ли мне до этого дело.

















































Глава одиннадцатая


Ночь была тяжелой.

Я не спала, была рядом со Скуврелем, зашив раны, как могла, вздрагивая от каждого его стона. Я не могла ничем помочь. Я нанесла горячую мазь, которую сделал отец. Я давила на его рану, пока кровь не стала течь слабее — но у него была лихорадка, он потел, и я знала, что это было плохо.

Я не видела еще его таким — уязвимым и слабым. Похожим на смертного. Он мог умереть так? Может, не в Фейвальде, но вряд ли правила работали в мире смертных, и это меня беспокоило.

Дождь стучал по крыше, казалось, неделями, а не часами, и, пока я вытирала лоб Скувреля и шептала ему, моя тревога только росла. Как я могла вернуть его так в Фейвальд? И разве мы не будем там уязвимы? Мы не могли пойти туда, куда хотели. Мы появимся у Дымопада, и там не было укрытия.

И мне нужно было совладать со своей армией. Я видела, как фейри и люди готовились биться во время нашего прыжка в Фейвальд. Может, это было часы или недели назад — и это было плохо, в любом случае. Тот бой был уродливым — напряженным — и разрушительным. И где была моя армия? Я не видела их там.

На другой стороне комнаты на другой кровати спал отец. Он спал крепко, но метался в одеялах, часто громко храпел. Каждый раз он выдыхал имя матери, и я подавляла слезы. Я сидела на стуле у кровати Скувреля, с другой стороны от отца, ощущала себя на месте. Я была меж двух сторон — моя жизнь как смертной Охотницы и Равновесия и жены Скувреля. Что это означало для меня? Кому я была верна?

Я вытащила книгу, которую мне оставил Скуврель, полистала страницы. Оттуда выпала записка. Там читалось:

Мой Кошмарик, Охотница моих Снов, Мучительница темнейших часов,

Я мечтаю о жизни с тобой в другое время, когда ты смогла бы день за днем мучить меня, как пожелаешь. Я уверен, ты проявила бы изобретательность.

Если записка попала к тебе, я или мертв, или скоро буду. Молю, не горюй по мне, и я не прошу мстить за меня. Если ты вернешься в мой дом в Глазе Валета, где я оставил картину для тебя, ты найдешь две вещи, которые могут согреть твое сердце.

Первое, мое пропавшее ухо, высушенное и сохраненное для тебя. Я вернул его у тех, кто купил его у меня — и цена была меньше, так что они не подходили для сделки.

Второе — большое кольцо из оникса, и я надеюсь, что оно напомнит тебе о моих черных глазах, как мне напоминало о твоем черном сердце.

Цени это, знай, что моя любовь к тебе сильнее даже коварства, глубоко пустившего корни в моем сердце.

Твой муж,

Валет.

Это было в стиле Скувреля — смешать сладкие слова с оскорблениями и намеками на зло. Я взглянула на него, увидела, что его глаза были приоткрыты. Он зашипел, но смог хитро улыбнуться.

— Кошмарик, это еще сон, раз ты тут.

— Финмарк, — выдохнула я, мне нравилось, как он дрожал от своего имени. Я не могла сдержаться. Мне нравилось, как он от этого нервничал и радовался одновременно.

Он приподнялся на кровати, но я склонилась и попыталась уложить его.

— Не вставай. Ты себе навредишь.

Он посмотрел на моего отца, и я не знала, зачем, пока он не схватил меня за запястья и не притянул к себе с приятной силой.

— Я еще не мертв, жена, — прошептал он, его губы поймали мои, его зубы задели мою нижнюю губу, легонько прикусили, а потом он убрал ладони с моих рук к моему лицу, придерживая, пока он целовал меня. В поцелуе был пыл, словно он боролся с болью, целуя меня, прогонял смерть, чтобы обнять меня в последний раз. Я не боролась. Я целовала его в ответ с равной страстью. Если я скоро стану вдовой, я хотела хоть миг еще побыть женой.

Его вкус пьянил. Наполнял мои ощущения, и нежные ласки его губ покинули мои, я охнула, дрожа. Я запоминала ощущения. Его вкус вызывал желание попробовать больше.

Он выдохнул, отодвинувшись, и его дыхание — поразительно сладкое, хотя должно быть гадким после ночи с ранами — задело мою шею, это ощущалось интимно. Я оглянулась на спящего отца.

— Он мне не нравится, — прорычал Скуврель. — Думаю, он в долгу перед тобой.

— Он — мой отец, — сухо сказала я.

— Он — не твой хранитель, — он притянул меня, прижав ладони к щекам, чтобы поцеловать мое ухо — с той стороны, где у него не хватало уха. Что было с фейри и ушами?

— Как и ты.

— Хм, — его рычание звучало недовольно. — Ты сказала, твоя мама пожертвовала собой.

Его поцелуи спустились к моей шее.

— Так ты воспринимаешь это? — спросила я, пытаясь шептать, чтобы не разбудить отца, но и не давая шепоту стать полным желания. Было уже плохо, что мы были в домике с отцом! Я уже ощущала, как мои щеки пылали.

— Где твоя сестра?

— Не знаю. Она как-то освободилась, когда мама ушла в двери.

— Признаюсь… у меня была надежда. Она теперь погасла, — его пальцы приятно запутались в моих волосах, он подвинул мое лицо, чтобы видеть мои глаза. Глядя в его глаза, я всегда ощущала смешанные эмоции. В его газах была хитрость и обман, постоянные расчеты, а теперь и что-то, похожее на верность.

Мое сердце почему-то забилось быстрее.

— Что за надежда у тебя была? — слабым голосом спросила я.

— История о Замене заставила меня подумать, что такое можно было повторить, если мать достаточно любила ребенка… — он покачал головой, слова утихли.

Я покачала печально головой. Я не хотела этого. Мама не должна была умирать. Не для того, чтобы пощадить меня, и не для других причин.

— Мы в ответе за свои жизни, — сказала я. — Мы не можем позволить кому-то забрать это.

Его смех был насмешливым.

— Это говоришь ты, Маленькая охотница? Ты, которая думает, что она в ответе за всех смертных, и постоянно сражается за их судьбу? Ты, которая собрала для этого свою армию?

— Кто-то должен, — возразила я. — Я уже должна вести их, чтобы покончить с этим. Я не должна была бросать их.

— Но бросила, — прошептал он. — Потому что знала, — он поцеловал мой лоб, жест был удивительно нежным. — Потому что знала, что дело было в большем, чем ты. Чем я. Чем смертные жизни, которые лишь вспышка света, а потом бесконечная тьма.

— Ты не серьезно, — выдохнула я. — Не после такого поцелуя.

Он притянул мое лицо к своему, поцеловал меня снова, еще отчаяннее, его губы прижимались к моим. Я думала, что ощущала кровь, когда его зубы задели мою губу. Это ощущалось странно правильным — так переплестись, так близко, что я ощущала, как он вздрагивал и охал от боли в ранах. Но он не отодвинулся, это только разжигало его пыл.

— Твой вкус лучше облика, Кошмарик. Как хорошее вино в бутылке с изъяном.

— Вот так лесть, — но я невольно ощущала трепет в желудке от его слов. Я склонилась, чтобы поцеловать его снова, и трепет усилился.

— Ты говорила правду старому смертному? — спросил он.

— Моему отцу? — я едва подавила смех от его хмурого вида.

— Ты сказала ему, что любишь меня.

— Я… — начала я, но не успела заговорить, он снова голодно поцеловал меня. От этого голова была в тумане, я не могла ухватиться за мысли. Я хватала ртом воздух, но почти не хотела дышать, если это означало, что так я получу больше поцелуев.

— Я еще тут, — голос отца прервал наши отчаянные поцелуи, и я в ужасе отпрянула.

Скуврель хитро хихикал.

— О, мы это знали, смертный.

Я думала, мое лицо взорвется. Я сжала губы, прикусила их внутри.

Скуврель рассмеялся сильнее, но смех тут же сменился стоном, и его ладони прижались к животу. Я охнула, поняв, что кровь пропитала его бинты, и красное было вокруг него на кровати.

— Правда или ложь, Скуврель, — сказала я дрожащим голосом. — Ты умираешь.

— Правда, Кошмарик, — он горько улыбнулся. Его веки трепетали, словно он боролся за сознание. — Жаль, что я не украл тот хлыст у Убийцы родни. Я бы с ним повеселился. Но я сохраню память о твоем прощании, пока моя жизнь ускользает. Этот миг был лучше всего. Ты будешь преследовать меня вечно.

Его веки закрылись, и губы приоткрылись. Он потерял сознание.



































Глава двенадцатая


— Скуврель? Скуврель? — звала я, но знала, что тратила время. Кровать пропитывала кровь, вытекая из него. Я не понимала, что ему становилось хуже. Не понимала…

— Ты хочешь, чтобы этот… фейри… был спасен? — спросил мой отец. Он сидел на корточках возле углей, который был огнем, играл с камешком на краю. Другие камни, казалось, были приклеены цементом, столько пепла и грязи закрепили щели вокруг них, и они стали прочным кругом, кроме одного места, где камень по традиции убирали и ставили у порога. Отец держал камень от порога.

— Да, — твердо сказала я. — Даже если вы оба ненавидите друг друга, вы…

— Что? — отец напрягся, словно вот-вот мог порваться. Я разозлю его, когда закончу предложение. Я осмеливалась делать это, когда только вернула его? Но я должна была сказать это. Хотя бы для себя.

— Вы оба для меня семья.

Он стиснул зубы, мышца проступила на щеке, словно он скрипел зубами, но через миг он кивнул и опустил камень от порога в круг, завершая его.

Я охнула, вид огня пропал, и круг наполнился покачивающейся травой и частью колокольчика из скелетов фейри. Холодный ветер подул в домик, белый свет Фейвальда озарил его.

— Невозможно.

— Нет, — с горечью сказал отец. — Мы не просто так не делаем круги камней. В прошлом они так делали время от времени. Логично, что это происходит сейчас. Время круга.

— Время круга? — спросила я.

— Время, когда границы тонкие, и Фейвальд и наш мир очень близко. Я не хочу туда, Элли. Мое время там… как кошмар, который я не хочу вспоминать. Я взрослый. Я не должен бояться места, но я боюсь.

— Тогда ты не должен возвращаться, — я встала со стула, прошла к нему и обняла. Он нежно похлопал меня по спине, но почти сразу же отодвинулся.

— Тот фейри говорил об армии.

— Да, — сказала я. — Я привела сюда армию. Чтобы прогнать фейри в Фейвальд и убрать армии людей из Скандтона.

Он кивнул и вздохнул.

— Тогда тебе нужно идти за своей армией и сделать это, Элли. Наши предки строили эту землю не для того, чтобы увидеть ее из загробной жизни и горевать, что ее захватили враги.

— Я думала, ты хотел сбежать. В горы.

— Я думал, что мог спасти тебя, дочь, — он мрачно рассмеялся. — В тебе слишком много от твоей матери и меня. Ты переживаешь за проблемы мира, как за свои. И ты уже выросла так, что я не могу тебя остановить. Ищи свою армию и покончи с этим.

Я посмотрела на бледного Скувреля на койке, его кровь капала на пол. Я не могла его бросить. Он еще дышал. Может, потом уже не будет.

Глаза снова обжигало. Предатели.

Отец кашлянул.

— Я отнесу фейри через круг, и если он может там исцелиться, удачи ему.

— Да? — я не смогла скрыть шок. — Я думала, ты назвал то место кошмаром.

— Я потерплю еще кошмар ради тебя, Элли, — сказал отец, морщинки окружили его глаза, он улыбнулся мне. — Я вытерплю все кошмары, если это избавит тебя от боли. Я — твой отец. Помни, это ради тебя, а не ради… этого.

— Спасибо, — медленно сказала я, словно цеплялась за слово. Мне нужно было идти, но я не могла оторваться от них.

— Вот, — он протянул мне лук и колчан.

Я покачала головой.

— Они тебе нужны. У меня еще есть игла.

Он посмотрел с интересом на иглу на моем поясе, которую я убрала в ножны, но ничего не сказал об этом.

— Я не смогу его использовать, если забочусь о нем. Просто возьми лук.

— Тогда бери мою сумку. Там палатка, одеяло, вода, котелок, огниво и другое, — сказала я, вытащила из сумки книгу и зеркальце. Я убрала их в свои карманы и забрала из сумки книгу, которую мама помогла мне найти. — Оберегай себя этим, пока он исцеляется, — когда я закончила, он повесил сумку на спину и поднял Скувреля с кровати. Голова моего мужа покачивалась, и я сглотнула страх. — Я люблю тебя, — сказала я, но не знала, говорила это отцу или мужу.

— Береги себя, — ответил отец, быстро кивнув мне. Он прошел в круг и отправился в Фейвальд.

Мои ладони были холодными, покалывали, когда они ушли. Все во мне хотело пойти следом. Но я не могла. Меня ждала тут работа. Я осторожно наполнила флягу, попила, повесила ее на пояс. Я убрала в карманы книгу Скувреля, книгу магии и зеркальце. Груз становился все легче, но не было времени думать об этом.

Мне нужно было найти армию и воевать. Я могла больше не увидеть Скувреля или отца. Я могла не дожить до конца дня.

Но я еще никогда не была так уверена, что поступала правильно.

































КНИГА ВТОРАЯ

Когда тьма чуть не охватила нас, она поднялась, героиня, которая должна была спасти всех нас. Ее красота потрясала нас, ее разум лишал нас дара речи, пока она шла по Фейвальду. Она была светом и силой, охотница в мире смертных и завоеватель в Фейвальде. И на ее пути Фейвальд менялся навеки. Она топтала его, и на каждом шагу появлялись цветы, ведь она была всем хорошим, правильным и чистым.

— Истории Фейвальда



Глава тринадцатая


Дождь еще лил, когда я покинула домик Рыбака. Я запнулась на ступеньках и вспомнила, что нужно поднять повязку.

Соберись, Элли.

Дождь пропитал мой окровавленный камзол, пока я шла в тусклом свете дождливого рассвета. Ручейки стекали по земле, пересекали тропу, размывая землю, пока я пыталась двигаться быстро. Сколько дней прошло со столкновения, которое мы видели? Еще остались живые люди?

Я завязала повязку крепче, боясь, что что-то пропущу. Я застыла. Постойте. Я видела фейри только духовным зрением, так что нужно было выбрать головокружительный вариант, когда один глаз за повязкой, а другой — нет. Вздохнув, я поправила ее, моргая от двойного зрения.

Интересно. Домик окружал след из цвета, но вел не внутрь, а просто вокруг. След цвета угля, его было сложно видеть, но, судя по его толщине, он был свежим. Я пошла за ним по тропе, там два угольных следа пересекались с этим, и три уводили с тропы.

Любопытнее и любопытнее.

Я сошла с тропы, отбиваясь от веток деревьев и мокрых листьев, которые били по лицу, пока я двигалась по густому пролеску. Все пахло дождем, мертвыми червями и хвоей — красивое и отвратительное смешивалось, почти напоминая фейри.

Я вышла в небольшое углубление в земле — складка в пейзаже, которую я не помнила. Мы обычно не охотились у домика Рыбака. Это было неуважительно.

Долина была странной. Она была в углублении, но тут были разбросаны большие камни, покрытые тонким слоем лишайника. Странно. Булыжники такого размера были у гор, но мы были довольно далеко от склонов, и река не пустила бы камни в эту яму, даже если она текла бы тут. Если бы так, камни следовали бы течению реки, а не оказались бы в одном месте.

Я кашлянула. Дождь вызывал озноб.

Один из камней пошевелился.

Я застыла.

— РАВНОВЕСИЕ.

Я охнула. Могло быть так просто? Я искала армию, и она была тут.

— Ау? — я ощущала себя глупо.

— ТЫ ВЕРНУЛАСЬ.

— Да, — я сглотнула. — Я вернулась. Эм. Вы знаете, где другие големы? Где Рокки?

Големы переглянулись, один из них засмеялся. Я напряглась. Это было плохо. Их мог кто-нибудь захватить? Кто-то предложил им сделку лучше?

Ноги вылетели из-под меня, я не успела охнуть. Я свисала с каменного кулака, мои пальцы покачивались в дюймах над землей, я не успела даже заметить, как голем двигался.

— Что вы делаете? — спросила я, но они молчали. Было слышно только грохот камней, пока они шли по лесу, топча деревья и другие камни по пути.

С каждым шагом мои мокрые волосы все сильнее приподнимались, холод проник в кости. Если я потеряла магию, что делать? Как биться? И как мне вырваться из каменной хватки?

Я держалась ладонями за вещи, пытаясь сохранить их в карманах, пригибаясь от низких веток, пока они несли меня по лесу.

Мысли кипели. Должен быть способ вернуть их. Тот, кто украл их верность, не мог предложить то, что предлагала я… да?

Мои зубы стучали, когда мы стали подниматься по горе к пещере, где я впервые поняла, что повязка давала мне видеть, где я начала играть с волшебными вещами, где я…

Меня бросили на землю без предупреждения. Я выругалась, встала на ноги и выжала воду из длинной промокшей косы.

Передо мной был Рокки, смотрел с бесстрастным лицом каменной статуи.

— Хорошо же ты отплатил мне за доброту, — хмуро сказала я.

— МЫ БЬЕМСЯ. БЬЕМСЯ. СЕЙЧАС, — сказал Рокки, я приподняла брови.

Такое получал за доверие. Я вытащила иглу из ножен и заняла боевую стойку. Все кончится, не начавшись. Я не могла защититься от живой горы.

— Готов? Этот бой будет стоить всего, — мои слова были смелыми, но сердце колотилось в груди.

— ЖДАЛИ ТЕБЯ. ГОТОВЫ.

Я кивнула и бросилась вперед.

Большая ладонь подхватила меня. Я приготовилась лететь по воздуху и врезаться в камни.

Но я опустилась на плечо Рокки. Он указал с вершины горы на склон, покрытый големами, повернутыми не ко мне, а к Скандтону, где пылал огонь, наполняя небо дымом.

— ИДТИ! — приказал он, и сотня каменных ног шагнули вперед со звуком начала землетрясения.



























Глава четырнадцатая


Я закрыла рот со щелчком. Я думала, они стали против меня. Я думала, что потеряла их.

Но они собрались силой, которая могла двигаться одной волной от Рокки. Он махнул союзникам-големам, быстро подняв руку и показав два пальца, указав в сторону.

Они легко разделились на два ряда, словно неделями оттачивали это.

— Как ты их снова нашел? — поразилась я.

— НОВАЯ АРМИЯ.

Я думала, что, дав ему голос, все упрощу, но, может, ему было сложнее говорить, чем я думала. Только это казалось причиной его решения не говорить больше нескольких слов за раз.

— Мы не можем просто бежать туда. Они могут сражаться.

— ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ. ВОЙНА.

— Ладно, если они бились прошлой ночью, они могут еще биться. Или кто-то победил. Но у нас есть цель. Нам нужно окружить их и остановить бой. Людей нужно отправить домой. Фейри — в Фейвальд. Мы тут не для убийств, только если не будет другого выхода. Мы несем покой.

— СМЕРТЬ — ПОКОЙ.

— Да, — согласилась я. — Но не тот покой. Мы хотим долгий покой.

— СМЕРТЬ ДЛИТСЯ.

— Я упоминала, что я хорошая? Что я не убиваю без причины?

— У НАС ЕСТЬ ПРИЧИНА.

— Мы можем хоть договориться, что бежать в два ряда на полной скорости — не лучшая стратегия? Не лучше ли окружить обе армии, даже если не впритык? Так никто не сбежит и не нападет на нас. И потом големы медленно пойдут вперед, и мы соберем их так в одном месте. А потом получим их внимание и преимущество, и я смогу уговорить их покончить с этим.

— ИЛИ УБИТЬ.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

Он замер, но потом поднял ладонь, и армия резко остановилась. Я держалась за его лоб, чтобы не упасть с его плеча. Рокки поднял обе ладони, меня раскачивало, и я не хотела сорваться. Он растопырил пальцы.

Десять других големов тут же покинули ряды и выстроились перед ним. Он махнул ладонью, рисуя сужающийся круг.

— ОКРУЖИТЕ. ПОЙМАЙТЕ ИХ.

— ДА, — сказали десятеро в унисон, ведь это совсем не пугало.

— А ПОТОМ СМЫКАЙТЕ РЯДЫ. НИКТО НЕ СБЕЖИТ.

Они все кивнули.

— ДА.

Я поежилась. Это было жутко. Мне это не нравилось.

Рокки делал другие движения — уточнял, ведь группы стали двигаться, первые два лидера повели группы на север и юг, чтобы начать формировать круг. Еще две последовали за ними, их големы ушли, вытаптывая тропу в лесу.

— ТЕПЕРЬ ЖДАТЬ, — Рокки стоял, как могла только статуя.

Он был прав. Если наша армия окружит деревню, на это уйдет время. Я вытащила книгу. Она была маленькой и сияющей, озарила мое лицо синим, пока я ее читала. Голубой свет сиял, и я пыталась найти слова в книжке.

— Если половина Улага, отвечающая за воздух, станет жертвой, двери откроются, и фейри в мире смертных услышат зов и вернутся. Их магия умрет в мире смертных. Их силы ослабнут. Их притянет в Фейвальд, и хоть барьера между небом и землей уже не будет, они не смогут завоевать мир смертных, потому что это разрушает. Это время круга.

Воздух — это была моя сестра. Она крушила. Тут говорилось не о разрушении мира смертных. Тут говорилось об открытии дверей навеки. Может, потому круг камней в доме Рыбака открыл путь в Фейвальд без дополнительной магии. Может, весь мир теперь был как мой меч — нужно было сделать круг камней, и барьеры между мирами таяли.

Но моя сестра не была жертвой. Я не убила ее. Она просто пропала, а мама шагнула в дверь. Да?

Я ощутила холод осознания.

Если Скуврель был прав, моя мама умерла вместо нее — замена. Это было возможно?

Однажды это было возможным.

Но почему она выбрала мою сестру, а не меня?

Я посмотрела на книгу.

— Если половина Улага, связанная с землей, станет жертвой, двери откроются, но фейри ощутят желание идти в мир смертных. Их магия будет процветать там. Их силы будут расти. Их будет влечь в мир смертных, чтобы завоевать его, и барьера не будет между небом и землей, и они завоюют мир смертных, ведь это восстановление. Это время круга.

Мама знала это? Она сделала выбор, за кого жертвовать, за Хуланну или меня, из этого? Она выбрала Хуланну в отчаянной попытке спасти мир смертных, как она могла? Она лепетала о спасении своих девочек. Что еще любила их. Может, она выбрала сделать это ради Хуланны из любви. Может, она не бросила ее.

Это было на нее похоже.

Я сморгнула слезу, глядя на книгу, укусила щеку изнутри.

Я не должна была заключать со Скуврелем сделку о прощении его за смерть Хуланны. Теперь она не должна была умирать. Но я не была свободна. Ему нужно было, чтобы я умерла, если он хотел спасти свой драгоценный Фейвальд.

— Если обе половины Улага принести в жертвы год за годом, время круга закончится навеки. Конец обоих миров. Останется лишь один. И зло будет спать, пока не превратится в добро, пока оно не одолеет все зло.

Отлично. Мне нужно было выбрать смерть, пока все продолжат жить. Чудесно.

Я сглотнула и перевернула страницу, но дальше книга была пустой. Очень помогло. Волшебная книга, которая давала загадку и закрывалась, как голем. Я сунула ее в карман. Она стала такой маленькой, что на странице умещалось по предложению. Вскоре она и вовсе пропадет.

Ждать с големами было тяжело. Они не двигались, не расхаживали, не болтали. Они стояли неподвижно, пока одна группа за другой уходили. Остались только мы вдвоем.

Я вытащила другую книгу из кармана, пытаясь скоротать время. Это была книга Скувреля. В страницах скрывалось еще одно любовное письмо.

Мой Кошмарик,

Надеюсь, я уже нашел время, чтобы сказать, почему ты должна умереть на благо Фейвальда. Надеюсь, я объяснил, почему должна умереть и твоя сестра. Прошу, проживи достаточно долго, чтобы она умерла первой. Я бы не хотел, чтобы твоя ценная кровь была потрачена зря.

Если ты читаешь это, значит, я не доживу, чтобы увидеть, как сбывается мой великий план. Но, может, ты сможешь.

Я полюбил твое упорство, я восхищался твоей пылкой решимостью, твоими амбициями. Ты — Кошмарное создание! Ты и только ты не давала мне покоя днями и ночами. И я уверен, ты сможешь осуществить эту мечту без меня… если захочешь. Почему не спасти Фейвальд, пока спасаешь свой драгоценный мир смертных? Ты выбрала роль защитницы и спасительницы. Почему не быть и для нас такой? Мы не можем получить хоть объедки со стола, где ты кормишь хлебом смертных?

Я оставлю решение тебе — как всегда и было — и надеюсь, что твое отвратительно щедрое сердце и глупая прощающая душа поступят верно. Они были для меня радостью и мучением и продолжат быть.

Твой муж,

Валет.

П.С. Я упоминал, что твоя поразительно веснушчатая кожа во всех моих фантазиях? После твоего острого ума это самая приятная черта.

Мои щеки пылали от смущения. Я должна была вместо этого читать книгу. Глупую любовную историю, которая так понравилась Скуврелю.

Я стала читать ее, убрав письмо в страницы. Почему ему понравилось? Героиню нужно было спасти уже в первой главе, ее чуть не затоптала сбежавшая лощадь. Как такое вообще могло произойти? Она не могла забраться на дерево или отпрыгнуть? А потом она упала в обморок, и герою пришлось прижаться ухом к ее груди, чтобы узнать, была ли она еще жива. Я уже закатила глаза. Эта женщина была глупой. Если я чему и научилась в жизни, так это тому, что никто не спасет. Или разбирался сам, или умирал, вот и все.

Но укол в разуме напомнил, что это было не совсем так. Скуврель много раз спасал меня. Но и я спасала его. И я не падала при этом в обморок, не попадала под копыта скота.

Я покачала головой и сунула книгу в карман. Я должна была оставить ее тут. Она только добавляла веса. Но от мысли, что я брошу ее, на глазах выступили слезы. Где-то там Скуврель мог умирать. А он любил эту книгу. Я не могла предать его, бросив ее. Даже если это было глупо.

Я посмотрела на первую страницу. Там было название «Воздержание и прощение» — глупое название для глупой книги. И имя автора с широким росчерком пера. Маверик.

Маверик?

Неужели перед тем, как стать Убийцей родни, жуткое существо, которое мучило моего мужа, писало слюнявые любовные истории о смертных?

Это в другом свете выставляло его отношения с моей матерью. Он думал — как-то — что ухаживал за ней? Как в этой книге? И почему она не упоминала это?

Я покачала головой. Так много вопросов. Так мало шансов получить ответы.

Я убрала книгу в карман.

Рокки подвинулся, и я вытащила лук и одну из последних стрел из колчана. Вперед. Пора остановить войну армией камней.

Мою жизнь нельзя было назвать скучной.




















Глава пятнадцатая


Мы медленно шли к своему месту в круге.

— Так тихо, — пробормотала я. Мы слышали звуки впереди, но не звуки боя — не звон мечей или крики. Дым все еще висел над деревней, но он казался старым. Если тут и бушевал огонь не для приготовления еды, это давно прошло.

Туман поднимался среди деревьев, медленно рассеивался в тепле позднего утра. Теперь мы приближались, и я нервничала.

— Я должна идти, — сказала я Рокки.

— ЕХАТЬ, — возразила он. — ИНАЧЕ МЕДЛЕННО.

Он был прав. Я держала лук наготове, возясь с повязкой. Тут было слишком много духовных следов, они спутывались и пересекались между собой.

Мы добрались до ручья, и Рокки одним шагом перемахнул его. Я прикусила губу, поняв, что это была кровь. Как в прошлый раз, когда я была близко к деревне. Я хоть смогу видеть деревню как раньше, когда это кончится?

Вскоре мы нашли первые тела, втоптанные в грязь. Я прикусила губу, стараясь не приглядываться. Никто не должен был так выглядеть. Ни с кем не должны были так обходиться. Их оставили в грязи, как мусор, они валялись друг на друге, словно умирали кучами. Я старалась сосредоточиться на том, что ранило не так сильно. Меч торчал в земле. Оборванный флаг трепал ветер. Сияющий браслет висел на ветке. Только бы не видеть трупы людей.

Мертвыми были люди, но я видела местами и фейри. Орки с зеленой кожей, торчащими нижними зубами и черными татуировками, рогатые фейри, валяющиеся рядом с их скакунами, их странная красота угасла. Они выглядели почти как звери в смерти. Хищные. Странные. Их скакуны были мертвы, пронзенные стрелами, разрезанные и лишившиеся крови. Они усеивали землю у деревни, словно мусор после праздничной ночи.

Я сглотнула. Я старалась смотреть на деревню вдали. Чем я могла помочь, если застывала от такого? Ничем.

Впереди раздался рев, а потом звон оружия и жуткий смех фейри. Это должно было пугать. Но я в этом ощущала надежду. Кто-то еще был жив.

Мы шли дальше, шаги Рокки не сбивались и не замедлялись. Если его потрясала смерть вокруг нас, он этого не показывало. Я была рада, что он настоял, что понесет меня, иначе я была бы по колено в мертвых. Я бы не выдержала. Даже ради конца войны.

Я скрывала эмоции на лице, стараясь не выдавать страх, дрожащий во мне. Бой прошел вчера, и сотни — может — тысячи — умерли. Кто-то живой еще бился впереди. Мне нужно быть готовой. Рыдающая девушка, которую тошнит, не получит их уважения. Мне нужно было сжечь такую Элли, чтобы эта Элли могла сражаться.

Ну же, Элли. Отдай это огню. Не дай страху управлять тобой.

Мы видели по бокам ближайших големов, но только это, ведь мы рассредоточились. Каждый шаг Рокки приближал нас все сильнее, и я все больше нервничала. Что я им скажу, когда найду фейри? Как мне покончить с этим? Должен быть способ.

Мы миновали деревья и попали на расчищенную землю вокруг Скандтона.

Вскрик вылетел из моего горла.

Поле боя было таким, как я видела, когда вырвалась в мир смертных прошлой ночью — прошли всего часы после боя. Грязь между лесом и деревней была вытоптана, усеяна телами. С одной стороны стояли фейри, смеясь и шутя. С другой — напряженные люди.

Они смотрели на что-то в центре поля. Я с ужасом поняла, что это было. Дуэль происходила на земле меж двух сторон. Дуэль между моей сестрой — где она научилась так сражаться мечом? Где она научилась танцевать в бою? Она смеялась радостно, уклоняясь и ударяя, ее длинные волосы развевались за ней как флаг.

Ее противник был потрепан. Усталость проступила на лице сэра Экельмейера. Он все еще хромал, я вспомнила, как Скуврель заклеймил его. Но он держался, его большой двуручный меч был в четыре раза больше клинка моей сестры. Несмотря на размер меча, Экельмейер был быстрым, как хлыст.

Армии с обеих сторон подняли знамена на вырезанных деревцах. Вершину каждого украшала голова. Я не смотрела туда долго. От одного вида мутило. Я взглянула и поняла, что у фейри на шесте была голова в шлеме — я узнала рыцаря с того раза, когда меня притащили к Анабете. У людей на шесте была голова Валот, ее лицо было мрачным в смерти, как и в жизни. Она мне нравилась. Несмотря ни на что. Я не была рада видеть ее такой.

Но где была королева Анабета? Она не вернулась в мир смертных?

Я поежилась. Те головы могли быть моей головой, моих родителей или друзей. Это нужно было закончить. Сейчас.

Я встала на плечах Рокки, чуть не упав, когда он вдруг взревел. Это было как грохот камней по склону скалы. Это должно было привлечь их внимание.

— Хватит! — закричала я.

Может, мы могли закончить это без крови. Может, мы еще могли победить. Надежда была во мне, яркая и острая.

Рев в ответ снес ее. Среди людей и фейри поднялся рев, мечи и копья взмыли в воздух, кровожадные вопли вырывались из глоток. Все повернулись, но не друг к другу, а к нашему кольцу големов.

Нет! Так не должно быть.

Даже моя сестра и Экельмейер остановили свой танец. Они взглянули друг на друга, а потом повернулись ко мне с похожими мрачными улыбками на лицах.

В одном я преуспела. Я остановила их бой между собой. Вот только теперь они объединились против меня.

Я сглотнула, земля дрожала под нами. Тысячи ног неслись в бой.

Боевые кличи звенели, пока они бежали, и големы отвечали им своими оглушительными криками. Клинки били по камню, первые воины добрались до моей армии.

Голем рядом с нами взмахнул рукой, как молотом, вбил человека в землю, как гвоздь. С другой стороны голем схватил фейри за ногу, взмахнул им, как косой, и сбил другого воина-фейри им.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги