Я старалась видеть, что происходило, но всего было слишком много сразу.

Я выпустила стрелу в сэра Экельмейера, пока он несся по грязи к нам. Другой человек пробежал перед ним, не заметив мою стрелу, пока она не вонзилась в его злое сердце. Я сглотнула и вытащила еще стрелу, но они нападали слишком быстро. Спокойствие охватило меня, пока я стреляла, пока колчан не опустел. Но чем были пять воинов по сравнению с морем бойцов на каждой стороне?

Моя сестра что-то кричала, но я не слышала из-за шума крови в ушах.

Я убрала лук в колчан и вытащила иглу из-за пояса дрожащими ладонями, Рокки ударил кулаком по нападающему единорогу, попал по черепу. Существо сделало еще три шага и рухнуло, всадники упали с него в грязь.

Мне нужно было следить, чтобы не упасть с широких плеч Рокки, пока он бился с телами вокруг нас. Я держалась за его неровный лоб одной рукой, била иглой в другой руке.

Мое дыхание вырывалось быстро, хрипело в легких, пока я кружилась и била, пытаясь попасть по тому, что подбиралось под широкими взмахами руки Рокки. Их было слишком много. Я потеряла из виду сестру, сэра Экельмейера, своих големов и всего, кроме сражения передо мной.

Рядом раздались вопли, и я подняла взгляд, увидела, что один из наших големов упал. Большой человек прыгнул на его грудь с металлическим молотом в руках. Он поднял его над головой, и боль ударила по моей челюсти.

Я потеряла голема из виду, коснулась своего лица. На ладони была кровь, все потемнело на миг. Я моргнула и поняла, что повязка съехала. Я видела только отголоски мира и ярких сияющих фейри с их блестящими духовными следами.

Это было полной катастрофой.

Я привела армию, думая, что мы легко убедим армии сдаться. Я ужасно ошиблась, и теперь я могла лишь ощущать горечь во рту и пытаться прожить хоть миг.

— Эластра! — голос сестры пронзил хаос вокруг меня.

Рокки поскользнулся, и я сжала его, пока он выпрямлялся. Мы скользили по грязи и примятым телам. Один взгляд на резню под его ногами, и я склонилась, из меня вылилась вода, которую я пила утром.

— Эластра! — я нашла ее на поле боя, поймала ее блестящий триумфальный взгляд. — Сдавайся, и твои големы выживут!

Но не я. Такого в ее сделке не было.

— Ты должна знать, что ты проиграла! — крикнула она.

Должна была. Но нет. Я не знала, когда я проигрывала.

Я сглотнула.

Это все? Это был конец? Это все, что я могла? Я потянулась к книге в кармане — книге с любовным письмом Скувреля — и ладонь задела клетку на моем поясе. Было просто забыть, когда я ее не использовала.

А если…

Я закрыла глаза, пытаясь игнорировать то, как Рокки спотыкался подо мной. Мое тело упало в грязь, кто-то потащил меня за косу.

Я думала обо всех фейри в мире смертных. Я думала, как они пытались захватить его. О своей сестре и ее заявлениях о величии. И я думала, как они ошибались. Потому что, даже если они убьют меня тут, они были лишь жалкими искаженными существами — как крысы, бьющиеся за мусорную кучу.

Не крысы. Муравьи. Крохотные муравьи.

Я ощутила, как клетка дрогнула в моей руке, но держалась за ту мысль, не открывала глаза. Не давала думать ни о чем, пока идея не стала прочной в моем разуме.

Раздался звук, как общий вдох, вокруг меня. Меня уже не тащили.

Я выждала удар сердца, надеясь…

Я выдохнула и открыла глаза.


















Глава шестнадцатая


Без повязки я не видела, на чем лежала, и была благодарна за это, пока вставала на ноги, пытаясь игнорировать то, что грязь, от которой я отталкивалась, ощущалась не как грязь под руками. Я пошатнулась, глухой рев доносился из клетки на моем боку.

Клетка изменилась. Я потрясенно смотрела на нее.

Такое было возможно? На месте железных прутьев появилась железная сетка, такая хорошая, что я видела, что было внутри, но даже мурашка не вылезла бы оттуда. Внутри крохотные тела валялись кучей, кричали и трясли оружием, которое было не больше мошки.

Я сглотнула и подняла повязку, когда рев зазвучал неподалеку. Я все еще пыталась понять, что случилось, большая каменная ладонь подняла меня за ногу, и я едва успела сжать повязку и иглу, чтобы не потерять их.

Через миг меня грубо забросили на плечо Рокки, и я застонала от боли, закончила поправлять повязку.

Волна людей неслась к нам, подняв оружие, их глаза были огромными. Я зло выругалась. Стрелы кончились. Мы были окружены. Мое сердце колотилось, пока я пыталась придумать выход.

Рокки нарисовал круг ладонями. Големы за солдатами-людьми — те, что еще стояли — стали подниматься и окружать воинов. Они не успеют. Мы с Рокки как-то оказались по центру поляны. Мы добрались туда в бою, не поняв этого. И люди остались и окружили нас.

Они бросились вперед, глаза сияли.

Их осталось мало. Я не узнавала никого из Скандтона. Я не видела и Олэна.

Я сжимала Рокки, пока он бился, но каждый раз, когда он бросался на врага, ударяя каменными кулаками, меня встряхивало так, что приходилось сжимать его обеими руками. Я не могла биться, хотя хотелось.

Он повернулся и сбил сразу шестерых, используя руку, как каменную балку, сбивая их с ног. Один из них упал лицом в грязь, голова была повернута неправильно. Я ощутила укол вины, но мы уже кружились, Рокки ударил кулаком по одной голове, сбил воина и коня под ним.

Это было как что-то из легенд.

Но этого было мало.

Хоть он отбивался, враги были все ближе. Один скользнул за спину Рокки, и я склонилась и пронзила его иглой Скувреля.

Где были другие големы? Я подняла голову, пока противник падал. Големы формировали круг по периметру, слушаясь старых приказов, но им было важнее создать идеальный круг, чем успеть при этом спасти нас. Я раздраженно зарычала, но не могла тратить энергию на Рокки, чтобы он отдал новый приказ. У нас не было лишних мгновений. Место, где воин чуть не ударил Рокки по спине, тут же заняли еще два воина, и я пыталась отбиться, пока они атаковали.

Резкий смех зазвенел над их головами.

— Ты вернулась, жена. Как всегда, от тебя одни проблемы!

Сэр Экельмейер.

Я была уверена, что он сошел с ума. Его глаза блестели так, что он напоминал фейри. Почему его еще никто не убил? Он это заслужил.

Я умудрилась попасть по шее одного из тех, с кем сражалась. И охнула с облегчением. Я бы уже умерла, если бы Рокки не двигался так быстро в бою. Я была движущейся мишенью, уклонялась и двигалась неожиданно, чтобы по мне было сложно попасть.

Экельмейер занял место того, кого я заколола, быстро, словно планировал это. От его маниакальной улыбки мою кожу покалывало.

— Спускайся, жена. Мы еще не закончили медовый месяц.

Быть в браке с двумя опасными мужчинами было слишком. Я направила к нему иглу-меч. Он легко отбил удар своим двуручным мечом. Я подвинулась, чтобы вонзить иглу в его грудь. В этот раз тяжелый удар его меча выбил иглу из моей руки, и она улетела, крутясь. Почему так всегда было у меня с мечами? Я должна была биться луком!

Его ладонь поймала мою косу, сорвала меня со спины Рокки.

Я закричала, сжала его запястье обеими руками, искала в хаосе помощь, но, хоть големы были ближе, они не спешили нам помочь. Рокки рухнул среди взлетающих щитов. Ими били, как молотами, вгоняя его в грязь. Один не смог бы его тронуть, но десятки побеждали его.

Вот и все. Мы не смогли.

Я сглотнула, ощущая беспомощность.

Экельмейер обвил меня рукой в броне, прижимая к холодной грудной пластине. Щетина на его челюсти воняла потом, терлась об мою щеку. Он был слишком близко.

— За метку, которую на мне оставил твой фейри-любовник, я оставлю на тебе две. За потерю каждого своего друга я заберу жизни двоих твоих, даже если они высокого ранга. Мы начнем с Чантера. Думаю, ты ему нравишься, хоть он заявляет обратное.

— Я думала, он был твоим Рыцарем, — процедила я.

— Все, чего ты касалась, осквернено. Даже один из моих Рыцарей. Я сожгу все, что ты трогала — и всех. А потом я сожгу тебя. Мы обе знаем, чем закончится эта напасть с фейри. Это началось с тебя. Это закончится тобой.

Я охнула, его меч взлетел и задел мое ухо. Я закричала от боли, но тут раздался звук, который перекрыл все другие звуки, будучи при этом неслышным — как колокол, звонящий без звука так громко, что пронзал все. Это был тихий, но перекрывший все щелчок.

Мир вокруг нас тошнотворно пошатнулся.

И изменился.

Все стало запутанным и жутким — от Экельмейера, который вдруг стал старым духом, до людей, пытающихся вбить Рокки в грязь, которая сменилась мозаикой руин, покрытой извивающимися корнями. Я огляделась, а хватка Экельмейера чуть ослабла от шока.

Фейвальд.

Я опустила повязку, а потом схватилась за раненое ухо. Круг, в котором мы стояли, был Фейвальдом, но дальше был мир смертных. Вдали, за кольцом големов, я видела жуткие головы на верхушках знамен.

Я замерла и поняла, на что смотрела. Кольцо големов.

Они создали идеальный круг камней.
















Глава семнадцатая


Мои глаза расширились от удивления, но это нельзя было сравнить с удивлением, когда клинок рассек горло Экельмейера в дюймах от моего горла.

Его глаза расширились, он впился в горло на жуткий миг. Крик застрял в моем горле, я застыла, не зная, что делать, должна ли я двигаться.

Экельмейер рухнул на землю, как мешок камней, и я выпустила крик.

— О, надеюсь, ты не хотела его оставить. От питомцев много проблем, и если их забыть покормить, они просто умирают.

Я повернулась, прижимая ладонь к уху, другой спеша поднять повязку. Скуврель наступил на тело сэра Экельмейера, словно он был стулом, с которого было лучше видно, а не пострадавшим от жестокости. Он чуть подпрыгнул, словно проверял, была ли прочной подставка под ним.

— Мой муж, — прошептала я.

Он был целым. Его рана на животе пропала, оставив лишь шрам. Он где-то нашел новую рубашку, но не застегнул ее. То, что осталось от штанов, было грязным или изорванным. Свежие розовые шрамы покрывали его тело там, где я зашила его раны прошлой ночью.

Его крылья развернулись вокруг него, темные и дымчатые, и его взгляд был полным темных обещаний и желаний.

— Моя Завоевательница. Рада меня видеть?

— Пять.

Его улыбка была коварной, была обращена к людям вокруг меня.

— Я надеялся, что убью то существо неспешно. Я планировал заставить его съесть его язык за ложь, что он — твой муж. Я хотел отрезать его ладони и сжечь за преступление, ведь он касался тебя. Я…

— Это уже не нужно, — я перебила его, запыхавшись. — Ты хорошо выглядишь, муж.

— Я в порядке, — он обжигал взглядом, шагнул ближе, и наши носы разделяли дюймы. Его дыхание вырывалось быстро, словно он только что бежал, но он просто смотрел мне в глаза. — Какой милый подарок ты мне принесла, Кошмарик. Не стоило так утруждаться.

— Подарок? — пискнула я. Я забыла о том, как на меня влияло его присутствие.

Люди вокруг Скувреля застыли, их поражал его клинок и спутанный пол Фейвальда. Некоторые смотрели на кольцо големов. Но они не могли выбраться из идеального круга камней, не убрав одного из големов. Они могли только стоять.

— Пара сотен людей? И все мне? Ты превзошла себя. Я слышал о поразительном приданом невест — библиотека книг, тысяча оленей с серебряными бубенцами, пара единорогов, но это… о, моя Завоевательница, ты превзошла их всех.

— Я получила твои письма, — сказала я, его глаза ярко вспыхнули.

— Но то было на случай моей смерти, Кошмарик. Ты так плохо в меня веришь? — он прижал палец под моим подбородком, и я думала, что он поцелует меня, но он приподнял мой подбородок, выждал и улыбнулся.

— Что случилось с моим отцом? — спросила я, все еще пытаясь осознать. Мои щеки пылали от взгляда Скувреля, и я не хотела признаваться, что была не против подарить ему пару сотен людей в честь свадьбы.

— Я тут.

Я повернулась и увидела за собой отца с уставшими глазами, его ладони подрагивали, словно он хотел что-то делать. Он прищурился, глядя на Скувреля. Я вздохнула с облегчением.

— Ты жив!

Я повернулась обнять его, и он раскрыл рот.

— Элли! Твое ухо!

— Это ничего, — сказала я, обнимая его.

— Половины нет!

Скуврель зарычал, и я отодвинулась от отца и повернулась к мужу, уперев руку в бедро.

— Это ничего.

— Кто забрал ухо? — он помрачнел, повернулся к застывшим людям. — Выстройтесь. Вы выглядите ужасно, столпившись, как потерянные дети. Уважайте себя.

Я удивилась тому, что они его слушались, и что они начинали бросать оружие.

— Ухо украл тот, кого ты уже убил, — резко сказала я. — Мой другой муж.

— Он? — Скуврель посмотрел на мертвеца под своими ногами. — И я упустил шанс обрезать его уши в плату за это преступление.

Я ответила сухо:

— У нас есть проблемы важнее, чем обсуждать убитых.

Скуврель ткнул сэра Экельмейера носком.

— Если бы я понимал, как глубока река его преступлений, я нашел бы способ лучше заставить его заплатить. Что скажешь, жалкий труп? Мне разрезать тебя и продать по куску тем, кто больше заплатит?

— Он мертв. Как по мне, ты отлично отомстил, — сказала я, глядя, как смертные выстроились, опустив оружие у ног. Они выстроились в четыре ряда примерно по пятьдесят, один перед другим. Для духовного зрения они были почти так же запутаны, как фейри. Все становилось хуже на нашей стороне. Их волнение сочеталось с моим. Что теперь будет?

— Это проблема, — кисло сказал Скуврель. — Он мертв, и я не могу заставить его заплатить за оскорбление, что он думал, что может жениться на моей невесте. Он должен был страдать половину вечности.

Я вздохнула и прошла мимо него. На это не было времени.

— Олэн Чантер где-то тут? — громко спросила я. Горячая кровь капала с моего уха. Она пропитывала плечо куртки. Может, не стоило так злиться на то, что Скуврель хотел наказать сэра Экельмейера.

Смертные молчали, Рокки подошел за мной, стряхивая грязь с крупных конечностей.

— ЧАНТЕР. СЕЙЧАС.

Один из мужчин рядом со мной заговорил, не сводя взгляда с Рокки.

— Сэр Экельмейер оставил его и группу других сторожить путь отступления из деревни. Сэр Экельмейер не доверял его методам.

— Методам? — спросила я.

— Огонь. Пение. Сэр Экельмейер говорит, это суеверный бред.

Я хмыкнула. Экельмейер называл так единственные методы, которые работали. Мне придется разобраться с Олэном, когда мы вернемся в мир смертных.

— Кто тут во главе? — спросила я.

Долгое молчание, и кто-то в группе указал на Скувреля.

— Он?

Скуврель приподнял голову. Он занял позу, опираясь на меч, торчащий из спины сэра Экельмейера, скрестив ноги, его светлая рубашка развевалась на ветру, и было видно мышцы его торса. Конечно.

Его ужасная наглость. Он становился невыносимым. Сильнее обычного.

Я покачала головой и вдохнула.

— Тогда, если не против, мой муж, — я напряженно улыбнулась. — Может, ты отдашь людям приказ идти в их гору и найти себе новую королеву, а сюда не возвращаться. Они должны освободить верных придворных и Рыцарей в подземелье замка. Если они еще живы.

— Я справлюсь лучше, — Скуврель очаровательно улыбнулся. Он развел руками, словно подготовил им большой подарок. — Я наложу на них табу, чтобы они делали только то, что сказано. Если они не послушаются этого приказа, они сгниют изнутри.

Он мог обманывать их. Но если да, я не видела, как.

Ужас в глазах смертных солдат убедил меня, что они верили ему.

Я глубоко вдохнула и повернулась к Скуврелю.

— Мне нужно вернуться к смертным и поговорить с Олэном. Ему нужно все наладить в Скандтоне и знать, то…

Я резко умолкла, клетка в моей ладони задрожала. Я выругалась. Я уже ощущала вес, давящий на меня. Я не заметила его, радуясь, что големы кольцом открыли Фейвальд, но ощущала это теперь. Цена, за которую я выпустила големов из Фейвальда, — по одному за возвращенного фейри — требовала платы. И нужно было сделать это сейчас.

— Выпусти их отсюда! — прошипела я. — Верни смертных в их двор. Я не могу удерживать клетку дольше!

— Кошмарик! — Скуврель потрясенно шагнул вперед.

Он потянулся ко мне, но времени на нежности не было. Я побежала к ближайшему голему, забралась по нему, как по камню, и запрыгнула в Фейвальд, они не успели мне ответить.

Времени не было!

Как только мои ноги ударились об землю на другой стороне, Фейвальд раскинулся вокруг меня, и клетка треснула, фейри полились из нее, как муравьи с холма.

Позже в Фейвальде…

Они бились со скверной сладкою кровью,

Жаркой от боя, от войны.

Они плясали в грязи,

Несли тяжесть вины.

Они резали и бились, обезумев.

Их терзала боль,

Они отгоняли врага,

Огонь и пепел их окружали,

И кто бы пришел, как не Валет сердец?

Роскошный, красивый, опасный и быстрый,

Он видел жесткость

И быстро наказывал тех, кто виновен,

Нес мир, вот так трюк!

— Истории Фейвальда




















Глава восемнадцатая


Клетка была разбита пополам. Прутья были разорваны, дно клетки отвалилось, и в моей ладони осталась только рукоять. Я бросила и ее. Клетка была испорченной. Бесполезной. Я потеряла великое оружие против фейри!

Я сглотнула и подняла голову. Вокруг было много фейри, они потрясенно озирались, пока что не заметили меня. Но Фейвальд уже приветствовал меня, мелкие цветочки распускались у моих ног. Это меня выдаст.

Я вытащила из-за пояса рукоять топора дрожащей рукой. Глаза сестры поймали мои в толпе. Она прищурилась.

— Сестра, — выдохнула она с убийственным взглядом.

Я взмахнула рукоятью топора и подняла ее, надеясь, что невидимости от нее хватит. Ладони тянулись ко мне, я уклонилась от рогатого мускулистого фейри, но меня схватила изящная крылатая женщина с зелеными, как трава, глазами, и идеальными острыми ушами. Они хотели мне смерти. Не только ради моей роли. Я ощущала их эмоции — это было личное.

Они были теперь просто спутанными лицами и телами, я пригнулась и протиснулась через толпу, стараясь избегать их слепых бросков. Они видели, только если я случайно кого-то задевала, но в этом море из тысячи я не могла пройти так, чтобы никого не задеть.

Это было безнадежно. Все было в хаосе. Шансов не было.

Я все равно боролась. Элли Хантер все просто так не бросала.

Я быстро дышала, бросилась под животом единорога, врезалась в спину орка. Я бежала, протиснулась меж двух крылатых фейри, они завизжали как свиньи.

— Хватайте ее! Я не потеряю ее снова!

Моя сестра была за мной. Она преследовала меня в хаосе. Мне нужно было уйти. Сейчас.

Я повернулась в поисках.

Армия стала разбредаться. Они сами могли устроить хаос. Если я скользну за кого-то крупного, может, смогу оставаться достаточно долго вне досягаемости, чтобы я убежала среди толпы армии незаметно.

Я слышала громкие приказы, но фейри не слушались. Они разделялись на группы от разных дворов.

— Меня зовет дом, — буркнул один из них, проходя мимо. Так говорилось в книге. Их влекло в сердце Фейвальда.

Один из орков Сумеречного двора прошел близко ко мне, и я прыгнула за его спину. Он сжимал большой боевой топор — край был липким — прижав его к плечу, не давая никому подойти близко за ним. Я пригнулась, чтобы мою голову не задел топор. Было сложно не пугаться, когда самые большие воины присоединились к нему в толпе.

— Магия, которая прогнала нас из мира смертных, может рассеяться, и мы вернемся, — сказала крупная женщина, присоединяясь к нему. — Мы почти закончили с той мелкой армией смертных, и я хотела увидеть океан.

— Я хотел попробовать «колбасу», о которой слышал, — сказал тот, за кем я шла. — Нет смысла в завоевании без пира после этого. Но сначала нужно проверить наши крепости тут. Не стоит терять то, что есть, ради безделушек смертных.

Они согласно шептались. Они пытались оправдать притяжение. Их влекло в их мир.

Вот!

Широкая брешь появилась рядом с ними, и я поспешила из-за орка, побежала по траве поля, пока был шанс, высоко держа рукоять топора. Мне не нужен был свет от нее — белый свет дня был ярким, а небо безоблачным — но мне нужна была каждая секунда невидимости, пока я бежала на звук журчащего ручья. Мне нужны были камни. Если круги камней из мира смертных открывались в Фейвальд, то круги камней тут могли открыться в мир смертных.

Я поспешила к реке, уклонилась от лягушки размером с гончую, стала собирать камни для круга.

— ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ БЕСПОКОИШЬ? — спросил первый. Я чуть не уронила его. А потом сглотнула и попыталась подавить крик. Я почти забыла, что дала голос камням Фейвальда!

— Можно тише? Я пытаюсь сделать круг камней!

— УЖЕ ВРЕМЯ КРУГА?

— Гах! — я вонзила его в землю, не слушая приглушенные протесты. Это не помогало! Скуврель был прав. Подарок камням Фейвальда насолил мне.

Я не смотрела в ручей. Не хотела видеть души утонувших, привязанные тела или другие ужасы фейри. Спешка и тревога вызвали пот на лбу, я пыталась построить круг камней. Ему нужно быть достаточным для шага внутрь, и все. Но берег ручья был из земли и травы, и найти достаточно камней было сложно.

— МНЕ НЕ НРАВИТСЯ ЭТО МЕСТО.

— ОНА СТАВИТ НАС СЛИШКОМ БЛИЗКО!

— КОЛЬЦА ДЛЯ ПАЛЬЦЕВ, НЕ ДЛЯ КАМНЕЙ!

Я опустила рукоять топора на миг, стала рыться обеими руками. Мне нужно было еще несколько камней. Они должны быть тут. Не помогало то, что кувшинки и бобы росли вокруг моих пальцев. Фейвальд слишком сильно меня любил.

Жестокий смех зазвенел над берегом и надо мной.

Я застыла с руками в грязи, глаза расширились.

— Смертные — такие низкие существа. Они роются в земле, когда могут править с горы черепов.

— Убийца родни, — я сглотнула при виде него надо мной, мой ржавый меч был в его руке. Другой он схватил рукоять топора. Я старалась не проявлять недовольство. Иначе он поймет, что это важная вещь.

— Ты оставила мне милую безделушку, дочь. Меч, который переносит к тому, кого ищешь.

— Зачем вообще меня искать? — спросила я, бросив грязный камень в кольцо. Еще два. Всего два. Я начала рыться в земле. Они должны быть где-то там.

— Почему я ищу единственную родню?

— Я думала, фейри не могли иметь детей, и потому вы воровали наших, — едко сказала я. — Я тебе не дочь.

— О, но смертные могут рожать от нас сыновей и дочерей. Наш хитрый Валет не говорил тебе? Ты можешь родить от него, пока ты смертная. Но, может, он не планирует для тебя такую длинную жизнь.

Я застыла, он радостно охнул.

— Он не планирует позволять тебе жить? Как чудесно. Я люблю такую драму. Но он не может убить тебя сам. Он один из четырех. Как ты. Как я.

Он потер подбородок, словно думал, а мои ногти задели что-то твердое. Я стала рыть сильнее.

— ОСТАВЬ МЕНЯ! — жаловался камень. — МНЕ ТАМ НРАВИТСЯ!

— Твоя мать знала, Равновесие. Когда я привел ее сюда, Истина заговорила с ней, и она знала. Что у нее будет двое детей. Близнецы. Что они будут надеждой или гибелью Фейвальда. Я думал оставить ее тут, растить ее детей, но какой-то дурак отпустил ее, а потом круги закрылись, и когда они открылись снова, ты была взрослой.

— Я не твой ребенок, — я опустила камень в круг. Еще один. Еще один, и я проскользну в тот круг.

— Разве? — спросил он. — Ты не ощущаешь родство с местом? Ты даже замужем за фейри. Это в твоей крови. Твоя жестокость, коварство, мелкие обманы — это часть тебя.

Я продолжила рыться, сломала ноготь об камень.

— АЙ!

Если он продолжит говорить, я закончу круг и убегу.

— И что теперь? — спросила я. — Ты отдашь меня моей сестре? Она же тоже твоя дочь?

— Конечно, — сказал Убийца родни. — И да, скорее всего, в конце я отдам тебя ей, но сначала придумаю хорошую сделку за тебя.

— Тогда все разговоры о родстве бессмысленны.

Он рассмеялся.

— Конечно, нет. Я тебя не потеряю. Я буду видеть тебя в Дикой Охоте каждую Кровавую Луну. Мы будем ехать вместе. Подходящий конец. Твоя мать бросила меня. Я убью нашего с ней отпрыска. Как Равновесие, думаю, ты это оцениваешь.

— Как Убийца родни, думаю, ты видишь, что я заслуживаю отомстить тебе за это, — ответила я. Мой камень почти высвободился. Вот! Я его вытащила.

— Твоя сестра может мстить, если считает, что справится, — он улыбнулся так широко, что он не мог подозревать, что я делала.

И его слова показали мне одно — он не перестанет быть проблемой для меня. Это для него было личным.

Он сломал рукоять топора об колено так быстро, что, пока мой рот открывался в ужасе, он уже сунул меч в ножны и вытащил хлыст из-за пояса с восторгом в кошачьих глазах.

Я схватила последний камень и осторожно опустила в круг.

— НЕ СТАВЬ МЕНЯ ТУДА!

Кольцо было завершено. Внутри были камни не больше меня, но мне это и было нужно.

Убийца родни нахмурился.

— Что…?

Он не успел закончить. Я схватила его за костяные ожерелья и потащила, бросившись в круг.



























Глава девятнадцатая


Вопль ударил по моим ушам.

Я моргнула и огляделась. Мы были у ручья, который протекал возле Скандтона. Я узнала отчасти сломанную ограду, покрытую мхом, на другой стороне. Я охнула и отпустила Убийцу родни, меня что-то сбило с ног.

Убийца родни взревел, что-то, похожее на молот, ударило с хлюпаньем, и рев оборвался.

Я подняла повязку и оглянулась.

Отец стоял над Убийцей родни, его бока вздымались от дыхания. В руках моего отца был большой камень в крови. Он разбил череп Убийцы родни одним ударом.

Я повернулась, меня стошнило. Я вытерла рот ладонью и встала, дрожа.

— Порой за последние несколько недель у твоей матери были кошмары о нем, — сказал мой отец далеким голосом. — Она просыпалась в криках. Он украл ее, когда она была девочкой. Не старше тебя, Элли.

Я провела рукой по волосам. Я была горячей.

— Для «бессмертных» их удивительно легко убить, — сказала я, звуча ехидно, хоть была потрясена. — Ты… потрясен, отец?

Он поднял взгляд от жертвы, его глаза были тревожно пристальными.

— Нет, Элли. Ты должна знать лучше. Я учил тебя, что некоторых нужно убивать. Хищники. Опасность. То, что вредит невинным. Разве Убийца родни не был таким?

— Откуда ты знал, что это был он, сейчас, а не когда мы спасали от него Скувреля?

— Твоя мать описывала его подробно. Я вернул воспоминание.

Я покачала головой без слов, посмотрела на мертвого Убийцу родни на земле. В мире смертных он выглядел меньше и не так грозно, как в Фейвальде.

— Как я могу его видеть? — я подвинула повязку, подняла обратно. — Я не должна видеть его с повязкой, но вижу.

— Время круга, — сказал отец. — Стена между мирами тонкая. Потому круги камней можно снова делать всюду. Моя воспоминания возвращаются, Элли. Мне нужно многое тебе рассказать.

— Почему ты не говорил ничего? Если ты знал… если вы оба знали? — я была в смятении. — Той ночью, когда Хуланна пропала, вы говорили, что никто не ходил в круг с вашего детства, но если мама попала туда девушкой, это была неправда.

— Мы поклялись друг другу делать вид, что этого не было, отложить это. Никогда не говорить об этом. Было лучше забыть.

— Это хорошо получилось, да?

Он покачал головой.

— Когда Хуланна прошла в круг, воспоминания угасли. Твоя мать убедила себя, что это не произошло. Мы оба это сделали.

Он бросил камень и вытащил мой меч из-за пояса Убийцы родни, протянул его мне. Наши ладони соприкоснулись, белый свет вспыхнул в нем, наполнил небо ярким символом, похожим на полумесяц. Я сглотнула и убрала меч в ножны.

— Ты теперь Убийца родни, — я указала на символ. — У тебя роль, хочешь ты или нет.

— Нет, малышка-охотница. Я не буду запутываться в их мире. Даже если белый свет хочет сиять над моей головой, — он поднял голову, криво улыбаясь, а потом тепло обнял меня. — Я переживал за тебя.

— Я больше переживала за тебя. Сколько меня не было?

— Пару дней, — ответил отец. Его лицо было мрачным. — И когда ты побежишь в следующий раз, предупреждай. Не я замужем за тем фейри-проходимцем, и я не должен нянчиться с ним каждый раз, когда тебе приспичило куда-то уйти.

— Его зовут Скуврель, — исправила я.

— Я сказал то, что имел в виду, — сухо сказал мой отец.

— Он тут? — я вдруг ощутила тепло.

— Нет, — по лицу отца было ясно, что он видел пыл в моих глазах.

— Но он был с тобой перед тем, как я прыгнула в круг с клеткой. Мы говорили. Он убил сэра Экельмейера, — теперь я ощущала себя так, будто память была с дырами.

— Да. Он быстро исцелился, когда мы прошли в круг. Я видел, как его кожа соединилась. Такое не забыть, — он покачал головой. — Нужно было только найти укрытие и охранять дверь от насекомых, пока он не закончил исцеляться. Фейри бессмертные, но, как я сейчас показал, их можно убить, если хватит смелости попробовать.

— Насекомые? — спросила я, и отец развел руки, показывая размер с мою руку.

— Большие.

— Куда он ушел? — спросила я, мне не нравилось, как робко я звучала. Какое ему дело, если я хотела увидеть своего мужа?

Отец кашлянул.

— Мне не нравится, что ты замужем, Элли. Еще меньше мне нравится, что ты замужем без моего согласия. Хуже, ты замужем за фейри, еще и за обманщиком, который высокого мнения о себе.

— Ты все это упоминал, — сказала я. — А потом спас его жизнь.

Он нежно посмотрел на меня.

— Я всегда буду заботиться о тебе, дочь, пока ты жива. Это делают отцы.

— А Хуланна? — боль пронзила от упоминания, но она все еще была нашей семьей.

— Ты не можешь делать выбор за других людей. Ты не можешь тащить их к добру. Ты можешь лишь пробовать. Я пытался, Элли. Пытался. И хоть мне нравится думать, что однажды твоя сестра опомнится… больно, когда я думаю о ней, и я делаю это редко, чтобы снова не сойти с ума.

Я кивнула, слезы покалывали глаза. Наша семья уменьшилась вдвое. Моя мать ушла, хотя было сложно верить в это. А моя сестра… выбрала бросить нас, а то и пытать.

Я неловко сцепила ладони.

— Мы можем поговорить по пути, — сказал отец после паузы, пока мы смотрели на мертвого Убийцу родни. — Нам нужно встретиться с мальчишкой Чантеров.

— Мы встретимся с Олэном? — спросила я.

Мой отец кивнул.

— Несмотря на изъяны твоего мужа, он смог вызвать страх в солдатах королевы. Они ушли, как только големы открыли круг, и они даже не забрали свои вещи. Люди Олэна убирали их палатки и несли припасы в деревню. Твой муж отправил твою армию сторожить круг камней на горе, а потом пошел в Фейвальд за тобой. Глупый мальчишка. Обманом заставил меня остаться тут. Теперь я иду к Олэну к месту, где раньше был его дом в центре деревни. Я уже опаздываю.

— Он умеет хитрить, — с горечью сказала я. — Но это было к лучшему. Я знаю, как ты ненавидишь Фейвальд.

— Он забрал у меня все, что я любил, и отдал только тебя.

Я не могла смотреть ему в глаза после таких слов. Я не была уверена, что он вернул меня. Я не знала, могла ли освободиться от него.

— Пап, — я опустила ладонь на его руку. — Все движется от одного безумного риска к другому, и пока волны не забрали тебя у меня снова, я хочу, чтобы ты знал, что я рада, что ты вернулся. Я скучала. И мне жаль насчет мамы.

Он обвил меня рукой, быстро обняв, его голос был хриплым.

— Знаю.

— И если мы почему-то снова расстанемся, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты научил меня всему, что мне нужно знать, чтобы выжить в этом безумии. Тебе больше ничего не нужно для меня делать, пап.

Я обвила рукой его плечи и сжала, как он сделал со мной. Он вздрогнул.

— Ты в порядке?

Он с горечью покачал головой, подвинул ткань на плече, чтобы я увидела рану от того, как сестра прибивала его к дереву.

— Не зажило?

— Никто из нас не покидает жизнь без ран, дочь. Вопрос не в том, будут ли раны. Вопрос в том, какие раны будут, и как хорошо ты их будешь терпеть.

Я сглотнула.

— Что ж, все хотя бы закончилось.

Он посмотрел на меня и кашлянул.

— Думаю, Элли, мне нужно кое-что сделать для тебя. Это еще не закончилось.












































Глава двадцатая


— Идем со мной, там и поговорим, — сказал отец.

Я кивнула, пошла за ним по тропе к Скандтону. Тропа к дому была едва узнаваемой. То, что было вытоптанной тропой, стало широкой и грязной дорогой. Деревья по бокам сбили и оставили, странные цветы и грибы росли там — слишком большие и яркие для этой зоны. Их семена и споры, скорее всего, были принесены на ногах фейри. Мой отец был прав. Ничто не оставалось без ран. Даже путь к нашей деревне.

— Я знал твою маму всю свою жизнь, — сказал отец. — Она была красивой девушкой. Нежной и доброй. Любила мечтать, как твоя сестра. И амбициозная. Это редкая комбинация — нежность и амбиции. Она воротила нос ото всех парней.

— Пока не заметила тебя на фестивале Урожая, — согласилась я, слышала эту историю всю жизнь.

Отец неловко потер шею.

— Или нет? — удивилась я.

— Это мы говорили людям. Но не все им нужно знать. Были ошибки. И последствия.

— Какие ошибки? — спросила я пустым голосом.

— Твоя сестра не первой танцевала у тех камней. И она не будет последней. Уверена, она пошла в твою мать, а потом стала фейри.

Я сглотнула.

— Ты хочешь сказать, что мама танцевала у тех камней?

— Да. И пришел опасный фейри. Его звали Мавериком.

— Убийца родни, — выдохнула я.

— Я нашел ее в лесу следующим утром. Для нас в мире людей она отсутствовала недолго, ее не потеряли. Одна ночь в лесу. Для нее было дольше. Она была расстроена. Подавлена. Я нашел ее в слезах у долины в горах. Я охотился на гулей с отцом. Они были бедой в тот год.

Я кивнула. Я такое делала по его просьбе раньше. Я знала, как уставали после ночи охоты на гулей.

— Она была так расстроена, что рассказала все мне. Как она влюбилась. Как ее обманули. Как она сделкой забрала жизни своих детей.

— Что?

Он покачал головой.

— Она не понимала, как связывали те обещания. Мы оба думали, что она освободилась от этого, сбежав.

— Убийца родни говорил, что Истина напророчила, что мы умрем.

Отец пожал плечами.

— Твоя мать сказала, что это была сделка.

— С кем она заключала сделку на наши жизни? — спросила я сдавленно.

— С тем, кто освободил ее, — сказал отец с мрачным взглядом. — Она думала, что любила его — Убийцу родни — а он держал ее в плену. Что они делали! Они ходили на банкеты в нарядах, уходили в крови, заключали сделки, где ее запирали в клетку и пытали, пока другие смеялись. И другое. Такое не должны видеть.

— Он сказал, что это был всего день.

— Кто знает, что для них день.

Я кивнула. Я тоже их видела. Это звучало как обычный день в Фейвальде. Маверик — Убийца родни — наверное, и не понял, что она была в ужасе от этого. Он мог думать, что они отлично проводили время вместе.

— Она заключила сделку с единственным фейри, который послушал ее мольбы, и он отпустил ее, в обмен на обещание, что, если ее дети попытаются пойти в Фейвальд, она не будет их останавливать.

— Ах, — конечно. Она сдержала сделку, да? Она дала мне совет, но не останавливала.

— Она пыталась делать вид, что это была неправда, что это был сон, — его голос стал шепотом. — Она потеряла все из-за того обещания.

— Она старалась, — сказала я, но слова казались пустым утешением.

— Я нашел ее в лесу и держал в руках, пока она плакала, а потом я отвел ее домой, и она заставила меня поклясться, что я сберегу тайну. Но на следующий день я охотился на белок, снова нашел ее в лесу, рыдающую. Я отнес ее домой. На третий раз я не отнес ее домой. Я доставил ее в домик Рыбака в лесу, держал в руках, пока она рыдала всю ночь, а утром поклялся, что не брошу ее снова. Что буду обнимать ее все ночи и дни. Что ей не придется нести это одной. Я отвел ее к тележке Путников, которая остановилась у деревни, купил для нее лекарство — браслет, забирающий память. И себе тоже. Видимо, они работали, и мы вернулись с Путниками. На следующий день был фестиваль Урожая. Мы вскоре поженились. Я сдержал обещание, Элли. Она не терпела это одна.

— Я люблю тебя за это, — сказала я. Мы были достаточно близко к деревне, было видно стены, возведенные вокруг нее, фермы по краям сожгли до оснований. В земле были большие черные шрамы, недавно вырытые могилы. Многие деревья были с темными пятнами. И в странных местах были горки угля. Я не сразу вспомнила, как Олэна держали в клетке, и как я видела другие пытки в этом районе в лесу. Я поежилась, поняв, чем были эти горки — люди пытались забыть об ужасах, которые тут происходили.

— Мы забыли, для чего были браслеты, — я взглянула на его запястье, но там не было браслета. Он покачал головой и сказал. — Их теперь нет. Когда ты отправила нас к Путникам, они поняли, что это было. Они помогли нам снять их. И все воспоминания вернулись к твоей матери. Когда ты привела меня в Фейвальд, они вернулись и ко мне.

— Если бы вы не пытались избегать боли, — я поправила повязку. Она сползла, пока я говорила, и город стало видно не менее спутанным, чем Фейвальд. Я нахмурилась. — Может, так удалось бы все предотвратить.

— Не вини ее, Элли, — слабым голосом сказал отец. — Она сделала все, что могла.

— Я не виню ее, — я поняла, что не врала. — Мы все пытались заключить сделку как можно лучше.

Вдали люди двигались в моем духовном зрении. Но меня беспокоило, что они расплетались по краям так же сильно, как фейри. Я едва дышала, подняла повязку и поправила узел.

Смех моего отца был резким.

— Лучшее в жизни не получить сделкой. Это дают.

— И что, по-твоему, тебе еще нужно мне дать? — спросила я с уставшей улыбкой.

— Будущее, — просто сказал он, но решимость в его глазах тревожила меня. Какое будущее он запланировал для меня?

















Глава двадцать первая


Оказалось, Олэн смог совладать с деревней. Это меня удивило, ведь я в последний раз он был на побегушках у Экельмейера.

Страж, который встретил нас у ворот, повел нас по деревне, и я смотрела на все, пока он говорил, объясняя, что местные, кто выжил, слушались Олэна, и когда произошла Великая битва — так они звали последнее столкновение фейри и людей — они были вдали от гущи событий, пели с яркими факелами в руках. На фейри это действовало не так сильно, но они все еще старались избегать таких воинов, так что люди Олэна почти не пострадали к концу боя. Когда сэр Экельмейер умер, и его люди убежали с гор, местные собрали припасы, брошенные фейри и солдатами и стали чистить деревню.

С волшебными существами было сложнее всего. Почти все здания в Скандтоне были полны блуждающих огоньков, совогрифонов, гнезд фениксов и даже жеребят единорогов. Люди их не видели, и поймать или убить их было сложнее. Страх склонился, словно делился тайной, рассказывая, что сэр Чантер подумывал вернуть роль Охотника, чтобы попытаться подавить существ фейри.

Я не была удивлена. Не меньше десятка зданий, которые мы прошли, были сожжены.

— Гнезда фениксов, — шепнул страж. И оставшиеся были почти неузнаваемыми. Фейри везде оставили свой след: вырезали скелеты людей в цепях, висящих вниз головой, на стене пекарни, будто жуткую фреску, повесили лампы из человеческих костей с блуждающими огоньками на каждом углу, полностью уничтожили кузню и установили трирему на ее месте, украшенную на мачте женщиной-орком, душащей каждым кулаком по оленю, с потрепанными парусами из шелка, трепещущего на ветру, длинным столом в сияющей вкусной еде от края до края.

Я сглотнула, увидев еду, и в желудке отца заурчало.

— Не ешьте это, — предупредил страж. — Выглядит хорошо, но после первых людей, совершивших ошибку, остальные сделали выводы.

— Что будет, если съесть? — спросила я. Я пожалела, когда он указал на трех человек у дальнего конца стола. Я их не заметила. Они спали, опустив головы на стол, с пятнами еды у ртов. На их лицах выросли недельные бороды.

— Она зачарована. Мы не знаем, проснутся ли они. Мы знаем только, что они пока еще не просыпались.

Он был прав. Еда уже не выглядела аппетитно.

Не только трирема и пекарня изменились. Колесо, разделенное на красные и белые полоски, стояло на платформе на площади. Я поежилась при виде этого. Двери на домах заменили дверями фейри из живых змей. Деревня лишилась воды, вместо нее было красное вино. Занавески мха росли на глазах, обрамляли окна гостиницы и лавки мясника.

— Вы привыкнете, — сказал нам страж. — И мы все вернем на места. Просто требуется время.

Я ценила его оптимизм, но не думала, что со временем это место снова станет для меня домом.

По пути я сдвинула повязку, чтобы замечать все и всех, и, чем больше я видела, тем сильнее сжималось сердце. Мир смертных становился запутанным, как Фейвальд, как и сами смертные. Я не спасла их от этого. Я спасла их от завоевания фейри, но не от влияния фейри и того, как они запутались.

Я сглотнула страх от мысли.

Это не закончилось. Нет. Я думала — надеялась — что, если «одолею» сестру, это спасет мир смертных. Но, хоть мама пожертвовала собой вместо моей сестры, она ничего не спасла. Мир смертных был не лучше Фейвальда, и это означало только одно — Скуврель был прав. Если кого и спасать, то всех. Значит, мне придется умереть.

Мысль была мрачной, и я расстроилась, пока мы шли по деревне. Мне казалось, что люди отводили взгляды, если случайно ловили мой взгляд.

Ладно. Было странно держать жизнь в ладони и понимать, что ее придется отдать.

Может, я хотела умереть ради этих людей, но это не означало, что мне это нравилось.

Когда мы нашли Олэна у восточных ворот, было даже приятно видеть знакомое лицо. Он хорошо отвлекал от печальных мыслей.

Он не выглядел радостно.

— Хантер, — кивнул он моему отцу. — Элли.

Он неловко сглотнул.

— Ты… эм… останешься тут, Элли.

— Нет, — коротко сказала я.

Я могла успокоить его, убедить, что никогда не буду тут жить, что мои связи с этим местом были разорваны так, что мне не осталось места в деревне, что я почти точно должна была умереть, чтобы спасти ее, и теперь вопросом было только когда и смогу ли я сделать это, не струсив.

Я могла сделать это.

Но меня злило, что он обходился со мной, как с помехой, после того, как я спасла его жизнь и жизни в деревне много раз. Я не хотела упрощать эту часть для него. Он должен был благодарить меня. Он должен был надеяться, что я останусь и уберегу их всех. Но он смотрел на меня как на монстра-фейри. Словно я в любой миг могла его отравить.

А я когда-то думала, что любила его! Он прожил на десять лет больше меня, но я переросла его и его маленький разум.

Я прищурилась, стараясь изобразить наглую уверенность Скувреля. Он не дал бы кому-то как Олэн Чантер думать, что он не был превосходным. Не дам и я. Больше нет.

— Я хотел узнать, останешься ли ты ненадолго, Хантер, — Олэн обратился к моему отцу. — Мы можем подыскать дом и еду. Я знаю, ты выражал желание покинуть это место, но нам пригодилась бы твоя помощь.

Я приподняла бровь. Может, он не просто так говорил о побеге за гору. Может, он хотел покинуть Скандтон. Он неловко потер шею.

— Даже не знаю.

— Нужно охотиться на существ фейри, а ни у кого нет опыта, — сказал Олэн. — Вы нужны нам. Хоть на пару дней. Чтобы помочь нам и показать, что делать.

— Не такое ты говорил последнему Охотнику, — едко сказала я. Не сдержалась.

Олэн неловко кашлянул, но не смотрел на меня. Он смотрел на моего отца. Да, тебе никогда не хватало смелости, Олэн. Это всегда была проблема.

— И мы думаем… или надеемся… что хоть некоторые женщины и дети смогли убежать. Но мы не знаем, где искать. Может, с твоими навыками…

— След старый, — перебил отец. — Поздно искать кого-то.

— И не нужно, — сказала я. Олэн все еще не смотрел на меня. Я закатила глаза. — Я знаю, куда ушли все дети и женщины — и твои родители тоже, Олэн. Они должны были добраться, потому что мои отец и мать смогли.

— Ты знаешь, где они? — охнул он и, наконец, посмотрел на меня. Мои щеки пылали.

— Не точное место, — призналась я, — но я знаю, что они спаслись, и знаю, как их найти.

Крик раздался на дороге, страж Олэна ответил, но Олэн пристально смотрел на меня.

— Где?

— Я отправила их через тайный портал в лагерь Путников.

Еще крик с дороги.

— Сэр Чантер!

И что-то, похожее на сдавленный всхлип, слабо донеслось следом.

Я отвернулась от его прищуренных глаз, и мои глаза расширились, а Олэн в это время охнул. Он побежал в броне по грязной тропе туда, где один из его мужчин придерживал милую женщину с темными длинными волосами и усталостью на лице.

— Хельдра! — услышала я Олэна. — Ты жива!

Хельдра бросила стража и утомленно побежала по тропе к мужу. Когда они встретились, он поднял ее и закружил, и даже со своего места у ворот я слышала счастливые звуки воссоединившейся любви. Даже трусливый Олэн получил будущее. Я прикусила язык от этой мысли до крови.

— Прости, Элли, — прошептал отец. — Я знаю, он тебе нравился.

— Это было давно. Сейчас он мне не нравится, — сказала я. И это была правда. Мне было все равно, кого любил Олэн. Я была рада за него и Хельдру. Более того, я хотела быть только в одних руках — руках Валета, который искал меня в Фейвальде.

Мне нужно было отыскать его.

Мы ждали, пока голубки целовались и шептались, а потом шли по тропе к деревне.

— Все? — спрашивал Олэн, когда его стало слышно. В его глазах были слезы. — Все выжили?

— Они в половине дня пути за мной. Почти все матери и дети Скандтона, старейшины, немощные и другие. Я не хотела оставлять детей, но не знала… безопасно ли тут.

— Безопасно, милая, — говорил ей Олэн. — Вы все теперь в безопасности. И я сохраню это.

Он не мог сдержать это обещание. Я поймала взгляд отца, увидела, что он соглашался. Еще не кончилось время круга. И если моя сестра понимала это — или кто-то еще из фейри — то они могли вернуться и принести беды. Более того, даже Хельдра по краям расплеталась и спутывалась отчаянным образом. Если не найти способ остановить это, их ждала жизнь хуже, чем фейри. Они увидели бы, что за ужасы могли творить спутанные смертные.

Это не закончилось. Нет.

Но если я поступлю умно, пойду и найду способ удержать фейри, то катастрофа для Скандтона будет в прошлом. Я огляделась, и, хоть место было чужим, как Фейвальд, теперь, было сложно не ощущать слабый укол ностальгии, когда я поняла, что не вернусь сюда. Что бы ни случилось дальше, это уже не был мой дом. И возвращение сюда только принесет беду людям, которых я когда-то звала друзьями.

Это было прощание.

— Элли! — сказала Хельдра, добравшись до ворот. Она обняла меня. — Мы все в безопасности. Благодаря тебе, мы справились.

— Хорошо, — я обняла ее в ответ. — И прощай, Хельдра. Мне нужно идти, но я знаю, что вы превратите это место в дом снова.

— Ты снова уходишь? — спросила она, и я невольно оскорбилась от облегчения в глазах Олэна, пока он смотрел поверх плеча жены.

— Я желаю вам обоим лучшего, — сказала я ей, целуя в щеку. Я вытащила из кармана зеркальце и протянула Олэну. — О, это твоей матери. Поблагодари ее за меня, возвращая это. Она была щедра к нам.

Отец был прав. Все мы получали раны. И одной из моих было то, что люди не заботились обо мне так, как я — о них.











Глава двадцать вторая


Я все еще думала об этом, быстро позавтракав булочкой и яблоком, которые дал один из стражей, и начав путь к кругу камней.

— Если бы ты смогла, эм, передвинуть свою армию в другое место, это помогло бы, — сказал Олэн.

Я чуть не закатила глаза. Но мне нужно было пойти к ним. Я обещала вернуть их в Фейвальд, когда это закончится. Пора было сдержать обещание.

— Прибереги это для меня, пожалуйста, — сказала я отцу перед тем, как уйти, и оставила ему волшебную книгу. Она была теперь с половину моей ладони — почти ненужная от такого размера. Может, она вырастет для него. Может, она уже рассказала мне все, что могла. Моя судьба была решена. Оставалось лишь принять ее.

Я оставила отца с Олэном и пошла к кругу камней. Я не оглядывалась, уходя. Скандтон уже не был для меня домом, и мне нужно было выполнить обещания.

Разбитые деревья и странные символы на камнях или выжженные в траве у тропы вызывали слабую дрожь на моей спине. Признаки войны и жизни фейри тут были всюду. И каждый раз я напрягалась при виде них.

Спокойно, Элли. Фейри ушли. Ты унесла их отсюда в клетке. Ты просто вздрагиваешь от теней. Там ничего нет.

Но ощущалось иначе. Ощущалось как затишье перед бурей. Хуже, лес был странно тихим. Почти слишком тихим.

Я замерла.

Почему я не заметила этого? Может, я не зря переживала.

Что-то трепыхнулось в животе, и я инстинктивно опустила повязку.

И вовремя.

Фигура в капюшоне прыгнула на тропу передо мной. Я потянулась за мечом, но она была быстрее.

Ай!

Боль вспыхнула во мне, удар попал под грудной клеткой, выбив из меня дыхание. Я согнулась от боли. Мне нужно было вытащить меч. Я потянулась к рукояти, но нога ударила по моим костяшкам, я развернулась от этого. Я все еще не смогла вдохнуть.

Смех зазвенел за мной, что-то ударило меня сзади, и я отлетела вперед. Боль вспыхнула в голове, и я падала, падала, падала в пустоту.

Я проснулась от запаха дыма и торфа. Я закашлялась, попыталась вдохнуть чистый воздух. Вокруг меня горели низкие костры, угли едва сияли. Кто-то бросил свежие листья в огонь, и густой белый дым поднимался и жалил мои глаза. Шалфей.

— Лучше успокойся, иначе ты задохнешься. Дым останавливает твою магию, а не убивает тебя, — сказала сестра. — Разве это не будет печально? Умереть случайно?

— Лучше перестань вести себя как злодей из книжки, иначе тебя все возненавидят, — мой голос был слабее, чем мне нравилось. — Сжигание шалфея останавливает магию?

Сестра пожала плечами.

— Кто знает? Ты и скажи. Ты ощущаешь доступ к магии? Можешь уравновесить это?

Я не могла. Даже кашляя, растерянная, я не ощущала притяжение равновесия. Я посмотрела на сестру слезящимися глазами.

Сестра мешала видеть все, ее идеальные черты были с одной стороны окрашены красным, а с другой — черным. Я пару раз моргнула, а потом разум смог осознать, что я видела. Солнце садилось. Сияние окрашивало только одну сторону ее лица. Судя по яркости, мы были в Фейвальде.

— Ты должна была убить меня, пока могла, — сказала сестра. — Ты должна была захватить Фейвальд с силой Равновесия — или ты должна была заключить со мной хорошую сделку и быть моей правой рукой. Теперь ты потеряла эти шансы. Ты потеряла все.

Она сказала «все» с придыханием, и от этого дрожь побежала по моей спине.

— Ты даже как-то открыла Фейвальд миру людей. Постоянно. Нужно лишь сделать круг камней, и мы можем сами выйти — так я поймала тебя. Ты понимаешь, что это значит? Я скажу. Это значит, что мне не нужно ждать, чтобы убить тебя на Кровокамне у Двери Жути. Я могу убить тебя где угодно и в любое время. Твоя жизнь больше ничего не значит. Я могу, наконец, достичь всего, чего хотела.

— Я думала, что, может, после всего ты еще сможешь раскаяться, — сдавленно сказала я. Голова гудела у места, где ударили. — Что ты была жертвой, и потому стала такой, и тебя, может, удастся спасти.

— Я — злодей, а не жертва. И я горжусь этим.

— Может, ты то и другое.

— Не шевелись, Элли, — сказала она с коварной улыбкой, потянула за цепь, соединенную с моим правым запястьем. Я пыталась биться левой рукой, но она была прикована к деревянному шесту рядом со мной. Мои ноги были на узкой деревянной перекладине над землей. — Цепь короткая, — раздался щелчок, она прицепила ее к крюку надо мной. — Она ведет к палке сверху. Подвинешь руку, и палка вылетит из земли.

Я попыталась пошевелить рукой, но ее железная хватка не допустила это.

— Даже не думай, — прошипела она. — Я не умру с тобой. Теперь слушай внимательно, если вытащишь ту палку, она выпустит тяжелый круглый камень, который выкатится изо рта русалки и раздавит тебя. Если упадешь с шеста, цепь вытащит палку. Если опустишь руку, цель вытащит палку. Если будешь сильно дышать, цепь вытащит палку. Так что старайся. И постарайся прожить как можно дольше. Игры не будет, если ты сразу умрешь. Мы хотим увидеть, как ты попотеешь. И я хочу увидеть твою ужасную смерть.

Она подмигнула, словно это было весело.

— Отойди от своей сестры, Хуланна Арникалла Хантер, — сказал властный голос. — И слушайся только моих приказов.

Ярость озарила лицо моей сестры, но она отошла. Я не сразу поняла, почему. Ее имя — которое не имело над ней власти, пока она была смертной — управляло ей, как фейри. Если бы я поняла это раньше, я спаслась бы от многих проблем. Я думала, что, как у меня, ее смертное имя не имело власти.

Моя ладонь дрожала, я старалась держать руку над головой и не шевелиться. Голова кружилась. Болела там, где меня ударили по затылку. Было жарко. Я долго так не протяну.

Хуланна отскочила.

Она посмотрела мне в глаза, но вместо понимания она источала гнев. Не удивление. Все, кто слышали то имя, имели власть над ней. Теперь я видела окрестности и поняла, что свидетели были.

Мы находились в черном каменном ущелье. На одном конце была большая статуя из черного камня — наполовину скованная им. Я узнала русалку, хотя было сложно разглядеть ее с моего места. Ее рот был широкой черной дырой, а я находилась в чаше, которую она держала в ладонях на уровне груди, как раз под вырезанным ртом. С моего угла казалось, что она смеялась, ее вырезанные волосы запутались в камнях утесов за ней, ниспадали туда, где река текла из ее пупка в каньон внизу. Плавник ее хвоста поднимался далеко внизу из реки, менял течение реки и вызывал белые пузырьки.

Это было сложно, поразительно, но было напрасным трудом. Как раз в стиле фейри.

Камни вокруг русалки были вырезаны уровнями, как сидения. И там стояли все, кто собрался, и их были тысячи. Они радовались и злорадствовали. Я начинала понимать, что для фейри любой шанс посмотреть на боль или смерть был праздником.

Близко к русалке на замысловатом сидении на вершине утеса стояла Анабета. Она была снова в глупом платье и броне, как когда была человеческой королевой. Я не могла поверить, что ей сошло с рук то, что она сделала. Я думала, в Фейвальде ее порвут как предательницу.

Я ошибалась.

Хуланна покинула мою чашу и прошла в темную дверь, ведущую внутрь русалки.

— Говорили, — сказала Анабета толпе, ее голос звенел в идеальной акустике каньона, — что я уже не настоящая фейри. Говорят, Хуланна, Леди Кубков, не в моей власти. Говорят, Равновесие придет и поставит меня на место. Некоторые еще зовут меня Малентрик, хотя я отказалась от того имени. Некоторые отказываются преклоняться передо мной, как перед Высшей королевой Фейвальда, — она считала, что могла быть высшей королевой Фейвальда? Как сестра стерпит это? Она хотела эту роль. — Я могу убить вас одного за другим. Я могу заставить Хуланну — которая теперь моя — убить каждого из вас. Но, думаю, есть способы проще показать вам ваше место, и что я — ваша королева. Я начну с ролей. Наш Фейвальд слишком долго мучился из-за ролей, их вмешательства в наши силы и жизни. Пора покончить с этим. Выйди вперед, Скуврель, Валет Дворов.

Я охнула.

Он был тут.

Он шагнул вперед, как она и сказала, но его движения были скованными, словно он боролся с ними. Я чуть не бросилась вперед, увидев его лицо, но спохватилась, чтобы ничего не испортить движением. Его побили так сильно, что один глаз не открывался. Его волосы грубо состригли, словно срезали ножом.

— Я знаю истинное имя Валета, — сообщила королева Анабета под вскрики толпы. — Он должен меня слушаться. Бери кинжал, Валет.

Он взял у нее кинжал с золотой рукоятью, красивый.

— О, не надо так радоваться, — сказала королева Анабета толпе, подмигивая. — Он — моя игрушка, не ваша! Но я покажу свою власть. Сними камзол и рубашку, Валет. Я хочу, чтобы все видели четко, что будет дальше.

Скуврель застыл, Анабета склонилась и что-то шептала ему на ухо. Даже издалека я видела, как скованно он двигался, начав раздеваться. Хуланна вышла из дверцы и встала возле Анабеты. Даже со своего места я видела, что ее движения тоже были скованными.

— И, конечно, кое-что для тебя, Леди Кубков. Не думай, что я вредина.

Королева Анабета протянула Хуланне золотую вуаль. Я видела, как она осторожно взяла вуаль, но мне пришлось закрыть глаза через миг, чтобы сосредоточиться. Дым летел мне в лицо, и я не могла кашлять или чихать.

— Одна из ролей — Равновесие — это ваше развлечение этой ночью, — заявила королева Анабета. — Когда она умрет, больше Равновесия не будет, ведь она умрет от своей руки, а не от другой. Мы избавимся от этой роли навеки.

Толпа завопила, и я стиснула зубы от их голодных и диких взглядов. Они хотели, чтобы я погибла. И это не удивляло, ведь прошлый Равновесие требовал с них налоги. Никто не любил отдавать.

Я ощутила дрожь в ногах, было сложно стоять неподвижно на узкой перекладине.

— Для Равновесия игра равновесия! — заявила Анабета, хохоча.

Должен быть выход из этого. Союзник, который мог помочь. Магия, которую я могла призвать. Но, хоть я быстро соображала, я не могла ничего придумать, лишь следила за каждым движением, подавляла желание вздрогнуть или почесаться, потерять равновесие. Одно неверное движение, и меня раздавят.

— Еще одно, — сказала королева Анабета. — Убийцы родни тут нет, и никто в Фейвальде не знает, куда он делся, но он не сможет долго от меня скрываться. Я уже поймала его псов, — она указала на гончих Дикой Охоты, прикованных внизу к каменной стене. Одна зарычала, другая тут же щелкнула зубами. Раздался радостный вопль и визг фейри, собравшихся внизу. Им нравился Спектакль, который она им устроила. — Я выпущу его гончих охотиться на него в следующую Кровавую Луну. И он попадется в ловушку, расставленную мной, у себя дома, когда решит укрыться — и ему придется умереть от своих рук. Подходящий конец, да?

Она ошибалась в этом. Теперь Убийцей родни был мой отец, и он не пойдет в дом бывшего Убийцы родни. Скуврель расстроится. Если ловушка не сработает, он не сможет пробраться туда и украсть третью книгу трилогии. Как он будет жить, не зная, кто с кем оказался?

Я чуть не рассмеялась от мысли. Этот страх смешил меня.

Сосредоточься, Элли. Не дрогни!

Рука и ладонь будто горели. Пот выступил на моем лбу, стал медленно стекать по вискам, щекоча кожу, требуя вытереть его. Я не осмеливалась отвлекаться на это.

— Это двое, — сказала королева Анабета. — Бери третью, Хуланна Хантер.

Моя сестра пропала во тьме за Анабетой и вытащила Истину. Она была потрепанной, волосы были обрезаны под кожу, и ее лицо было избито, как у Скувреля. Королева Анабета была серьезна. Она собиралась истребить всех нас.

— Задуши ее шарфом, — сказала тихо Анабета. — Оборви голос пророка.

Моя сестра обвила золотой вуалью шею Истины, туго затянула его и выбила ноги из-под Истины. Та упала на колени, царапая шею. Моя сестра уперлась ногой между ее лопаток и толкала, пока тянула за шарф. Толпа молчала, они смотрели на жуткую сцену, а потом женщина, которая была Истиной, обмякла, и Хуланна сбросила ее с края сцены пинком. Бывшая Истина полетела ко дну каньона, крутясь, как лист на осеннем ветру. Когда она рухнула на землю, вопли толпы заглушили все звуки. Радостные крики заполнили воздух, словно убийство опьянило их восторгом.

Над моей сестрой в небе вспыхнул ослепительный белый свет с грохотом. Белые искры падали, стали рисунком головы оленя и улетели к толпе.

Она теперь была Истиной. Одной из четырех. Я не могла ее убить, даже если бы не была привязана. Это делало ее теперь фейри-крестной? Она будет ужасной в этой роли.

Но в глазах Хуланны не было торжества. Только ужас.

— Стой, Хуланна Арникалла Хантер. Стой на месте. Ты слушаешься только моих приказов. Через миг, — спокойно сказала королева Анабета, — мы избавимся от Истины и Валета. А потом вы поймете, что я — высшая королева Фейвальда, и никто не может встать на моем пути. Убийца родни не совершит суд. Равновесие не уравняет. Валет не испортит планы великих. Истина не заставит дрожать в страхе перед будущим. Будут только я и мое правление. Навеки. Мир без конца.

Я подавляла страх, радость толпы отражалась эхом от стен ущелья, звук дрожал и становился громче. Я понимала, почему Анабета созвала всех сюда. Это был ее миг победы, и она этим привяжет коварные сердца Фейвальда к себе.

— Я заставлю Двор Смертных приползти к нашим ногам, и я спутаю их нашей магией, и мы уже не будем полагаться на каменных слуг. Мы получим смертных слуг.

Я дрогнула, и цепь звякнула. Моя рука пылала. Я едва могла держать ее наверху. Я не ощущала пальцы. Держись, Элли. Не двигайся. Не вздрагивай.

Я сглотнула.

Я должна была мочь что-нибудь сделать, если бы только придумала…

— Хуланна Арникалла Хантер. Финмарк Торн. Готовьте кинжалы, — заявила королева Анабета, вручила моей сестре схожий кинжал с золотой рукоятью.

Укол ужаса пронзил меня. Я пыталась подавить его и не реагировать, чтобы не упасть с перекладины.

Весь Фейвальд знал теперь имя Скувреля. Он не сможет сбежать, даже если выживет тут. Любой мог управлять им. Это осознание и боль проступили на его каменном лице и отразились в моем сердце.

— Смотри, Фейвальд, как они слушаются меня! Знайте, что я — ваша королева!

Будто эпичная баллада пошла не в ту сторону, и злую фейри-королеву не убили, а она все забрала, оставив кровавый след.

Постойте.

Баллада.

Песня.

Почему я не подумала об этом раньше?

Голос Анабеты гремел над каньоном.

— Хуланна Арникалла Хантер. Финмарк Торн. Поднимите кинжалы! По моему приказу вы вонзите их в свое сердце. Подождите. Еще миг…

Я плохо пела. Но это не было важно. Особенно в каньоне, где тихий голос мог долететь до уха каждого.

Я запела, мой голос сам нашел колыбельную, которую мне раньше пела мама.

— Спи, кроха, хоть настали беды,

Отдыхай от забот, не спеши, не беги.

Они застыли. Анабета стояла, раскинув руки, словно управляла хором, мой муж и моя сестра по бокам от нее сжимали кинжалы над своими сердцами, толпа внизу — все замерли с остекленевшими глазами.

— Веки опускаются от усталости дней,

Видения счастья приходят скорей.

Я не осмеливалась переставать петь, но что дальше? Я не могла освободиться, и как только я перестану петь, они продолжат двигаться, и Скуврель… убьет себя. От одной мысли дрожь пробежала по спине.

Я не могла допустить такое. Я должна была петь и думать о способе решить это.

— Спи в бархатной тьме ночи,

Спи в ярком свете дня.

Если бы только фейри могли уснуть навеки. Но если я желала, почему не желать счастливого конца? В Фейвальде не было счастливых концов, он не ждал и меня.

— Спи утром в тепле одеяла.

Сладко спи, дитя.

Скуврель дрогнул.

О, нет! Моя песня не работала!

Но никто больше не двигался. Только он.

— Твои сны утешат тебя,

Так что спи, летнее дитя.

Его руки опустились, он потрясенно огляделся, а потом посмотрел в мои глаза.

— Я присмотрю, защищу тебя и согрею,

О, я защищу тебя и согрею.

Он склонился за королевой Анабетой и поднял что-то с земли. Меч? Он спрыгнул с камня, его крылья раскрылись, и солнце пропало из виду, последние лучи угасли.

— Спи, дитя, спи и расти,

Сердцем ночью отдохни.

Он опустился на мою платформу, отцепил мою ладонь от цепи, и мерцающий огонь костров вокруг меня озарил его пылающий глаза, глядящие в мои, пока я пела.

Он улыбнулся, и это была только наша улыбка.

— Я тебя обниму, ты в порядке со мной,

Моя пташка, моя пчелка.

Как только он отцепил мою ладонь от цепи, он разрезал золотым кинжалом путы на моем другом запястье. Я упала с перекладины в его руки, и он охнул.

— Спи, сладкий, отдыхай.

Он прижал меня к себе, другая рука взмахнула мечом.

Моим мечом, кстати.

— Голову мне на грудь опусти, о, опусти.

— О, это я сделаю, — он подмигнул и прошел в брешь в мире со мной на руках.






Глава двадцать третья


— Кошмарик, мой чарующий Кошмарик, ужас моих снов, — шептал Скуврель, жарко обнимая меня.

Я держала его робко, боясь задеть раны, но он прижал мою ладонь к своей липкой щеке, смотрел в мои глаза.

— Рада снова меня видеть?

— Пять, — прошептала я, но едва могла поверить в произошедшее.

Я отошла и огляделась. Мы стояли на Кровокамне у Дверей Жути. Мое сердце забилось быстрее, руки дрожали. Почему меч перенес нас сюда? И как Скуврель избежал действия моего пения?

— Правда или ложь? Ты теперь уязвим для всего Фейвальда. На тебя охотятся. И любой может управлять тобой.

— Правда, — сказал он, здоровый глаз недовольно пылал, справляясь с передачей эмоций и за тот, что не открывался.

Я поддалась импульсу и подняла повязку.

Я охнула.

Скуврель, мой Валет, мой муж, был не таким запутанным, как раньше, сияние в нем выглядело не так злобно.

— Что с тобой случилось? — спросила я.

— Правда или ложь? Ты сказала завоевать тебя верностью и добрыми поступками.

— Правда, — выдохнула я. — На тебя не подействовало мое пение, потому что ты творил добро. Это начало исцелять твои запутанные края.

— Ложь, — хрипло прошептал он. — Всех моих добрых поступков не хватит, чтобы спасти мою обреченную душу.

— Но их хватило, чтобы спасти тебя от моего морока, — я улыбнулась. Хоть раз я знала то, чего не знал он.

— Возможно, — его улыбка была юношеской и заразительной. Я дала себе на миг отвлечься на это.

Он выждал миг и посерьезнел.

— Правда или ложь? Это сказывается и на тебе. Твое сердце больше влечет ко мне, хотя меня ужасно испортили мои враги.

— Думаю, мне нравятся твои волосы такими.

— Коварная лгунья. Скажи правду.

Я сглотнула и посмотрела вместо этого на Дверь Жути. Он привел меня сюда, потому что пришло время забрать мою жизнь?

Он вздохнул и рассек мечом воздух.

— Идем, моя Завоевательница. Я не хотел вести нас в это место.

Он взял меня за руку, посмотрел на меня с огнем желания. Он притянул меня ближе и поцеловал в макушку, а потом повел в брешь в воздухе… и мы вернулись к Двери Жути.

Мое сердце сжалось, пока я озиралась.

— Что за…

Скуврель вздохнул и взмахнул снова, провел меня еще раз в брешь, и мы вернулись к Двери Жути.

Он горько рассмеялся.

— Все всегда идет к этому, да? Последний враг всегда смерть.

Я сглотнула.

— Не думаю, что мы сможем уйти.

Он кивнул, понурил голову. Я смотрела на него, побитого и сломленного, и видела мальчика, которого забрали у любящей семьи больше сотни лет назад. Он страдал от рук других и вырос запутанным от этой боли. Он даже сейчас надеялся, что я спасу его. Я неловко провела рукой по волосам, а потом прижала ладонь к его раненой щеке.

Он посмотрел мне в глаза, и впервые с нашей встречи я верила тому, что видела там. Уязвимость и тепло в его взгляде были сильнее жестокости и цинизма. Я подавила эмоции, поднимающиеся во мне.

Я хотела дать ему все. Я хотела вытереть все его слезы и сделать его завтра счастливыми.

— Я сделаю это, — выпалила я.

Это не удивляло. Если бы я хотела это избежать, я ушла бы с отцом, когда он предложил побег. Я не пошла с ним, потому что всегда знала, что до этого дойдет — что я не откажу ему и приду сюда умирать.

— Я убью себя на Кровокамне или пройду в дверь, как сделала мама, — отчаянно выпалила я. — Я позволю ужасу забрать меня, если это может тебя спасти. Я бы сказала, что делаю это ради всех — ради Фейвальда и смертных за кругом камней — но это ложь. Это не правда, — ком подступил к горлу, и я подавила его. — Я делаю это только ради тебя, потому что хочу, чтобы у тебя было то, о чем ты меня просил. Чтобы ты был целым. Я хочу, чтобы все твои завтра были полными надежды, а действия — полными радости, потому что я… люблю тебя, Финмарк Торн, — я теперь плакала. Я пыталась сморгнуть предательские слезы. — И я отдам последнее дыхание, последние удары сердца для тебя. Они все равно твои.

Обжигающая надежда проступила на его лице, началась со света в глазах. Надежда и боль смешались в ядовитый настой — агония и радость, желание и отчаяние, бессилие и пыл. И я ощущала это с ним. И за него.

— Я думал, что могу просить тебя об этом, милый Кошмарик, — он вытер мою слезу большим пальцем.

— Тебе не нужно просить. Это уже твое, — моя голова кружилась от эмоций, от отчаяния хотелось радоваться каждому оставшемуся мигу. Я не хотела влюбляться. Это все усложняло.

— Я думал, смогу забрать у тебя твою смертную жизнь.

— Я отдаю ее сама.

— Я думал, что вынесу агонию твоей смерти ради остальных невинных детей мира.

— Ты можешь.

Он прикусил губу, а потом сжал мой подбородок двумя пальцами и поцеловал, словно воровал поцелуи у моего неподатливого рта.

— Ты — ужасный Кошмар, ты преследовала меня и свела с ума. Я не могу отпустить тебя.

Он поцеловал меня снова, языки и пальцы сплелись, надежды спутались. Я тяжело дышала, когда мы прервались.

— Я думал, что попросить у тебя отдать короткую смертную жизнь за весь Фейвальд — это мелочь. Что такое жертва из шестидесяти лет? Семидесяти, если повезет? Ты — лишь искра в темной ночи, жучок на стене, капля росы на рассвете. Ты тут миг, а потом навеки исчезнешь. Почему не отдать крохотную вещь ради многих? — я кивала, но он мрачно покачал головой. — Я ошибался, мой Кошмарик. Твоя короткая жизнь ценнее тысячи лет моей. Твоя мать прошла вместо твоей сестры — как Жертва. Я надеялся, что она сделает так для тебя. Но, может, это еще можно сделать. Я заберу это бремя, Кошмарик. Я понесу его ради тебя.

Он держал передо мной мой ключ. Он украл его у меня.

— Нет, — я сглотнула.

Он вытащил маленький кинжал из сапога — не длиннее его самого длинного пальца. Он порезал им большой палец.

— Нужна кровь, — он подмигнул. — Как во многом.

Он махнул пальцем, кровь брызнула на камень. Нож застучал, упав на Кровокамень.

Я словно проваливалась в землю. Словно она поглощала меня. Я не могла говорить. Дыхание застряло в груди, язык был слишком толстым во рту.

Он шагнул к Двери Жути, и я видела это в разуме. Я видела, как он шагает туда и не возвращается, и я ухожу в мир смертных, свободный от зла фейри, но пустая без него. Я все это видела.

Я заставила язык двигаться, когда он сунул ключ в замок.

— Финмарк Торн! Ты отойдешь назад!

Он сделал шаг назад.

— Что за предательство, Кошмарик? — его глаза яростно блестели.

— Ты будешь ждать там, Финмарк Торн, — мой голос дрожал. — Пока жертва не будет совершена.

Я склонилась и решительно подняла нож, встала и порезала свой большой палец, глядя в глаза Скувреля.

— Не делай этого, — прошипел он. — Позволь мне. Если чья жизнь и должна оборваться, то это моя.

Моя кровь упала на землю, попала по кровокамню, и там зацвели голубые цветочки.

— Ты — не Улаг, Финмарк, — сказала я. — Только я могу сделать это.

— Тогда подожди! Пару месяцев. Проведи их со мной. Я покажу тебе чудеса, от которых у тебя завернутся волосы.

Я слабо улыбнулась ему.

— Нужно сделать это сейчас. Весь Фейвальд знает твое имя. Если я не пройду в дверь сейчас, мы можем сюда больше не попасть.

Я сглотнула и посмотрела на нож. Брызг моей крови хватит, или мне нужно вонзить ножик в грудь?

Я упала на колени, подавляя страх из-за грядущего. Если фейри боялись того, что скрывалось за той дверью — а они терпели всякие ужасы — разве я не должна была бояться? Я могла справиться со смертью? А если там я буду постоянно тонуть, и смерть будет давить на меня, пока я не перестану дышать или думать?

Я дрожала всем телом, ладони тряслись, кровь капала на камень. Я услышала слабый всхлип и подняла голову, но была только я. Я паниковала из-за смерти.

— Отпусти меня, Кошмарик, — сказал Скуврель с темной яростью в глазах. — Не делай это.

— Это ты привел меня сюда, — я давилась словами. — Ты нашел меня в мире смертных, пока работал на мою сестру. Ты охотился на меня, и когда я думала, что поймала тебя, ты поймал меня и принес в Фейвальд, да?

— Да, — прошипел он.

— Но даже до этого ты спас мою мать от Маверика, да? Ты знал, что она родит ребенка, который освободит Фейвальд?

— Да.

— Ты заставил ее пообещать, что она не помешает нам прийти сюда.

— Да.

— Ты прочел пророчества и понял, что нужны близнецы, и моя сестра — лишь часть загадки?

— Да.

— Ты женился на мне, чтобы держать близко, чтобы убедить меня умереть за тебя.

— Я и не притворялся, что было иначе.

Я сглотнула.

— Ты заставил меня плясать под твою дудку, хитростью заставил подтвердить наш брак, простить тебя за жертву моей сестрой, согласиться на жертву собой. Верно?

— Да, — его глаза обжигали мои. И в этот раз это было признание.

— Ты заставил меня влюбиться в тебя.

— Это, мой Кошмарик, ты сделала сама.

— Ты притворялся, что любил меня.

— Я не притворялся, что чувствовал к тебе то, чего не было. Ты пробралась в мои кости, била меня виной, мучила стыдом, издевалась близостью твоей смерти. Но что я мог? Я думал, только так можно спасти всех нас. Пара девочек, отданных по их воле, чтобы спасти Фейвальд от спутанности. Когда-то мы были смертными. Ты видела, наверное, своими глазами, как твоя драгоценная смертная деревня стала запутываться от ненависти и лжи. Они становятся как мы. Так начинали фейри.

— Как?

— Началось с мысли, что ты лучше других. Потом это растет, спутывается с ненавистью и ложью, эгоизмом и безразличием. И вскоре ты становишься просто запутанной массой. И что может спасти от этого?

Я встала и прошла к нему, забрала из его руки золотой ключ.

— Ты сказал, что я могу. И я это сделаю, — я взглянула на Дверь Жути. Желудок сжимался. Осмелюсь ли я шагнуть? Как плохо там будет, если Дикая Охота утаскивала туда? Что за пытки меня ждали? Смогу ли я их вынести? А потом… что будет потом?

Мне нужно быть храброй. Нужно и это отдать огню внутри.

— Освободи меня, Кошмарик. Позволь помочь, — умолял Скуврель. — Ты не видишь, что я заслужил эту смерть?

Бесполезно. Это была моя дорога. Я могла пройти ее только одна.

— Я люблю тебя, Финмарк Торн, — я едва смаргивала слезы, склонилась и поцеловала его потрескавшиеся губы на прощание. Я не собиралась выбирать свое счастье выше его счастья.

Вдохнув для смелости, я шагнула к двери и вставила ключ в замок.































Глава двадцать четвертая


— Стой!

Я застыла, зажмурившись. Зачем он усложнял это? Было уже сложно!

— Стой, дочь! — приказал голос отца.

Я повернулась и увидела его в круге камней. В его руках были мои книги. В его глазах тревога воевала с печалью.

— Я прочел твои книги, — тихо сказал он. — И все мои воспоминания вернулись. Все. И твоя мама была права. Ты должна была отвести меня к Ручью Слез, или все было бы зря.

— Что? — я вдруг растерялась.

Он шагнул ко мне. Он улыбался.

— Знаешь, зачем существует Убийца родни? Чтобы рассеивать справедливость, — он покачал мне сияющую книжку, которую я оставила ему. — Это сказала мне книга. И почему не начать тут? Я прочел книгу, которую тебе оставила твоя мать, Элли. И я прочел эту книгу пророчеств или мудрости. И ты знаешь, что я понял? Я понял, что твоя мать отдала себя вместо твоей сестры.

— И толку? — мрачно сказала я. — Моя сестра никогда не оценит эту жертву.

Его улыбка была кривой.

— У нее впереди долгая жизнь, Элли. И «никогда» — большое слово. Может, со временем она будет смотреть на вещи иначе.

Я фыркнула, но его улыбка не дрогнула. Его лицо озарял зловещий свет Дверей Жути, но я не была уверена, видела ли что-нибудь красивее, чем надежда на его лице.

— Возможно, — согласилась я, чтобы обрадовать его. Я сомневалась в этом. Хуланна не собиралась меняться.

— Я понимаю, как она решила спасти вас. Вы родились особенными. Вместе вы были одним магическим существом в двух половинках. Это странно. В это сложно верить. Но твоя мать верила. Она думала, что это могло исправить ошибки и исцелить раны. Но она не хотела вам смерти. Но вас двое, а мама одна. Ей пришлось выбирать, вместо кого умирать.

— И она выбрала Хуланну, — кивнула я.

— Потому что знала, когда я восстановлю разум, Элли, я выберу тебя.

— Что? — он же не имел это в виду?

— Она была Заменой твоей сестре. Но не любой может быть Заменой. Только кто-то по крови, — он порезал ладонь своим клинком и пролил кровь на камень внизу. — И правильная кровь. Моя кровь за твою, дочь. Моя смерть за твою.

Скуврель охнул, но не мог сдвинуться с места.

— Не за тебя, склизкий фейри, — сказал отец, уже не улыбался, а хмурился. — Я хотел бы, чтобы ты не была в браке с одним из них, Элли. Еще и с одним из худших.

Скуврель коварно засмеялся.

— Вот так лесть, Хантер. Но я не могу отрицать, что твои навыки речи стали лучше, — мой отец покачал головой, и Скуврель посерьезнел. — Если ты делаешь это за нее, смертный, можешь звать меня, как хочешь.

— Может, ты еще можешь выйти замуж за кого-то еще? — с надеждой спросил отец.

Я покачала головой.

— Я не отступлю.

— Просто пообещай одно, Элли, — отец игнорировал Скувреля. — Обещай, что будешь заботиться о себе после этого. Хватит пытаться спасти мир.

— Я не могу пустить тебя за меня, — нежно сказала я, отец обвил меня руками в последних объятиях. — Не делай этого, пап.

— Для этого отцы, Элли. Мы защищаем детей. Мы обеспечиваем их. И если тебе нужна Замена, это ты и получишь. Потому я вернул разум, наверное, — он неловко прижал ладонь к моей щеке. Он обычно не проявлял нежности. — Думай обо мне прохладным утром, когда олени сражаются в лесу. Думай обо мне, когда твоя стрела летит уверенно и метко.

Я ощутила, как слезы выступили на глазах.

— Это должно быть сейчас? — спросила я.

— А мы можем ждать? — спросил он, а потом опустил ладонь на мою, которая сжимала ключ в двери. — Если я буду ждать, ты найдешь себе еще бремя, и я не могу это вынести. Отойди, Элли, моя милая девочка.

Он вложил книги в мои руки, повернул ключ в замке. Я выронила книги, и мне было плевать, что они упали на окровавленный камень. Я пыталась сжать его ладонь, но он стряхнул меня.

— Пап, нет! — выдавила я, всхлипнув.

Он толкнул меня, и я отлетела, задела коленом кровокамень. Когда я выпрямилась, свет лился из Двери Жути, такой яркий и слепящий, что я не видела.

— Прошу! — взмолилась я.

Отец оглянулся.

— Люблю тебя, Элли.

Он шагнул и пропал в свете.

Дверь распахнулась шире, опаляя мои глаза. Ветер поднял меня, оттолкнул. Я врезалась во что-то твердое.

Мое сердце сжалось в груди, свет тек по мне. Мои глаза горели, но даже когда я закрыла их, это не изменило то, что я видела. Лиловое сияние, похожее на оленя Истины, появилось из яркого света, рыло землю, а музыка — будто хор пел изо всех сил — ударило по моему разуму. Я не могла разобрать слова, но песня охватила меня эмоциями. Надежда, восторг, предвкушение.

Слова наполнили мой разум.

ВЫПРЯМИТЬ ЗАПУТАННОЕ.

СДЕЛАТЬ КРИВЫЕ ПУТИ ПРЯМЫМИ.

ОМЫТЬ ВСЕХ НАС.

Это было видение? Это же не было настоящим?

Свет лился из двери, двигался, как живой.

Я затаила дыхание, сердце колотилось, я неслась с живым светом. Мы скользнули мимо Двери Жути, и на месте спутанных скелетов, вырезанных там, были целые люди, живые и красивые, вырезанные на двери.

Но мне было плевать на них. Я видела — это было выжжено в моем разуме навеки — последний взгляд отца. Его лицо, полное любви. Взгляд жертвы.

Мы пронеслись по долинам, и застывшие каменные статуи оживали, пока мы пробегали мимо. Их радостные вопли преследовали нас.

Я хотела, чтобы кто-нибудь вернул так отца к жизни.

Мы неслись среди растений, которые пожирали людей, и ядовитых болот, злых единорогов и зубастых существ. Когда мы уходили, они уже не были монстрами.

Мы неслись по Фейвальду, озаряли землю, и она таяла, объединялась с миром смертных. Я видела Дымопад, моя армия големов была у круга камней. На моих глазах големы стали живой плотью, радостно завопили, и это пронзило мое сердце сладостью.

Но даже эта сладость не могла пронзить боль и печаль, дрожащие в моем сердце.

Мы неслись по тропе, которая была обрамлена колокольчиками из костей, но теперь там были камыши, они позвякивали, когда свет проносился. Дальше к Скандтону, удивленные смертные поднимали на нас взгляды. Свет касался их, и их распутанные края становились снова целыми.

Мы неслись по Фейвальду, касаясь фейри, и когда свет их задевал, их спутанная агония пропадала, делая их снова целыми и правильными.

Кроме некоторых.

Потому что, когда свет коснулся моей сестры, я увидела, как рычание вырвалось из ее горла, она боролась с прикосновением. И, когда свет окатил ее, она упала на землю, уснув, твердая, как камень.

Не она одна отказалась от яркости света. Не она одна погрузилась в зачарованный сон. Были другие — фейри и смертные.

Но, когда свет прошел, он задел все места в Фейвальде или мире смертных. Высокая статуя скелета, чей глаз был библиотекой Скувреля, стал статуей живого фейри с улыбающимися глазами и переливающимися крыльями. Жуткие вырезанные картины и украшения из костей стали красотой.

Я смотрела, и это уже меня утомило так, что я раскачивалась от усталости.

Я потеряла отца и мать.

Ради этого.

— Смыто, — охнул Скуврель. Я как-то оказалась в его руках. — Как я и думал. Больше фейри не украдут детей, Кошмарик. Больше не будет смертных, которых пытками свели с ума. Больше не будет оживших ужасов.

Яркий свет угасал, но я все еще не видела, свет опалил мои глаза слишком сильно.

— Я верил, что ты могла это сделать, маленькая Охотница, но не осмеливался мечтать о том, что еще это может означать.

— Что еще это означает? — спросила я, стараясь не паниковать, что все еще не видела.

— Это означает, что правление ужаса фейри закончилось. Это означает мир для тех, кто этого хочет.

— Я хочу этого, — вздохнула я. — Но это не так просто. Люди со временем снова начнут запутываться.

— Я не сомневаюсь, что, когда тот день наступит, ты запугаешь их и заставит подчиняться, Кошмарик. Никто не будет в безопасности, пока ты охотишься в этих мирах.

— А ты? — спросила я. — Ты можешь выдержать то, что бросил свое коварство? Ты ощущаешь, что потерял его, будто конечность?

Он рассмеялся низко, и его смех все еще звучал коварно.

— Думаю, я все еще буду тебя немного мучить и заставлять играть в мелкие игры.

Я сглотнула, ощутила его дыхание у своего уха. Он прошептал:

— Способность хранить тайну?

— Пять, — сказала я.

— Я хотел долгое время быть хорошим. Я хотел надежду на спасение. Кто бы думал, что мне подарит ее смертный, который ненавидел меня?

— Он любил меня, — сдавленно сказала я.

— Да. Как и я. Я буду ценить этот шанс попробовать добро, мой Кошмарик. И я буду лучшим в этом, я преуспеваю во всем. Просто смотри за мной, а я сделаю весь мир чистым и правильным. Задержи дыхание в восторге, пока будешь смотреть, как я плету правильность как знамя, поднимаю правду, как кубок.

Я начала невольно смеяться.

Только Скуврель мог сделать из превращения тьмы в свет состязание и заявить, что был уверен, что победит.

— Уровень наглости? — пошутила я.

— Все еще пять, боюсь.

— Шанс, что я смогу исцелить тебя от этого?

— Один, — он выдохнул, притянул меня к своей груди и прижался лбом к моему лбу. — Но зачем тебе это хотеть? Моя наглость восхищает тебя. Мое превосходство вызывает у тебя ощущение безопасности. Мое…

Я прервала его поцелуем. Он мог хвалиться и позже. А пока что я хотела сжимать того, кого любила, и дать любви заполнить пустоты в моем сердце.



Глава двадцать пятая


Если бы это была сказка, мы вышли бы в ночь, чтобы поприветствовать новые чудеса вкруг нас. Толпы людей радовались бы, что были сняты чары, искажающие фейри тысячи лет. Маленькие дети принесли бы нам цветы. Я стала бы красавицей в сияющей короне, волосы ниспадали бы золотой рекой по спине. Скуврель превратился бы в ангела из света с белыми крыльями из перьев и ярким нимбом.

Но это была не сказка, так что этого не произошло.

Вместо этого мы заползли, уставшие, в ближайший цветок, устроились в мягкости его лепестков и сжались в жарких и грязных объятиях друг друга.

— Спи в моих руках, Кошмарик, очаровывай близостью, — прошептал Скуврель, но захрапел раньше, чем я могла ответить.

Я погрузилась в его тепло, радуясь тому, как его тело идеально подходило моему, мы свернулись вместе во сне. Я не могла уснуть много часов. Я думала о последнем разговоре с мамой, а потом с отцом, снова с мамой, довела себя до слез и страдала долгие часы.

Я потеряла их обоих так быстро. Я невольно задумывалась, нашли ли они друг друга в свете за дверями. Был ли там мир, где их жертвы и любовь были вознаграждены глубокой любовью и верностью.

Я не могла присоединиться к ним через Дверь. Не сейчас. Свет стал угасать через несколько минут после того, как озарил все, а потом Дверь Жути закрылась с грохотом. И когда я подошла и провела ладонями по вырезанным фигурам на двери, я поняла, что и ключ пропал.

— Ты потеряла все волшебные вещи, Кошмарик, — сказал Скуврель, когда понял, что пропало все, кроме меча. Я рассекла им воздух, но он уже не делал ничего. — Но ты манишь меня сильнее, чем раньше. Объясни это, Завоевательница королевств.

Магия была у меня так мало времени, что я не должна была ощущать себя пустой без нее. Но, может, я не потеряла магию полностью. Все-таки его руки обвивали меня. И в этом была магия. Я помнила все, что было до этого, и я была уверена, что отец любил меня.

Может, лучшей магией была магия обычных вещей.

Я погрузилась в сон и проснулась, когда свет наполнил цветок розовым сиянием. Скуврель хихикал рядом со мной, читал книгу, которую я сберегла для него. Его лицо и грудь исцелились, словно его и не били, и я снова видела оба его глаза.

— Это было в моем кармане, — сонно сказала я.

— Да, и забрать это у тебя было самым веселым событием в моей жизни.

Я замешкалась. Хорошее всегда заканчивалось, да? Так было у меня, по крайней мере.

— Финмарк? — спросила я. — Ты теперь меня оставишь? Ты украл меня для своей цели. Ты склонил меня к себе, как кузнец изгибает железо. Но я тебе уже не нужна.

— Разве? — он приподнял бровь. — Если думаешь, что мои планы на тебя тут заканчиваются, Кошмарик, то у тебя очень ограниченное воображение. Я еще не дал тебе правильный медовый месяц. Наше путешествие к дому Убийцы родни было веселым, но слишком коротким для медового месяца.

Я робко улыбнулась ему.

— Ты мне не веришь, — прошипел он, бросил книгу и придвинулся ближе, чтобы прижать теплые ладони к моим бедрам. — Тогда позволь доказать тебе. Заключи со мной сделку в последний раз.

Трепет пробежал по мне.

— Какую сделку? — спросила я. — Я могу вернуть тебе имя.

Он рассмеялся.

— Ты дашь мне то, что у меня уже есть? Ты можешь лучше, Кошмарик. Мое имя уже вернулось ко мне. Или ты думала, я сидел бы тут, зная, что весь Фейвальд может командовать мною, как големом?

— Это уже не работает на тебе? — мой рот удивленно открылся.

— Подарок на прощание от твоего отца. Похоже, я ему нравился больше, чем он признавал, — Скуврель провел рукой по растрепанным волосам так, что ему явно нравились ощущения.

— Что сделала его жертва? — выдохнула я. — Думаю, если бы он знал, он помедлил бы.

— А если бы он знал, что забрал наши роли? Мы уже не Валет и Равновесие. Ты не чувствуешь? Постоянное желание испортить кому-то день пропало у меня. И я скучаю по этому очень сильно.

я фыркнула.

— Думаю, ты все еще можешь портить дни, если это тебя радует, ужасный фейри.

Он коварно улыбнулся.

— Последний Валет войдет в историю как лучший из всех.

— В какую историю? — сухо спросила я.

— «Истории Фейвальда». Я решил написать их сам. Никто другой не опишет это место справедливо.

— Конечно, — я скрывала эмоции на лице. — Я догадываюсь, почему ты хочешь это сделать?

— Так что ты предложишь мне, мой ужасный Кошмарик? Моя фурия без крыльев? Трепет на моей спине?

Я села, скрестив ноги.

— Я предложу тебе то, что ты не можешь получить сам, — его улыбка стала хитрой, и я кашлянула и заговорила самым серьезным тоном. — Крышу над твоей головой и еду. Фейри не любят работу, так что ты будешь рад жене с навыками выживания.

Он помахал ладонью.

— Я продам копии своей книги «Истории Фейвальда», чтобы оплатить свои аппетиты.

— Она еще не записана, — я закатила глаза.

— Я продам лишь несколько, конечно. Не хочу, чтобы книжка была всюду. Фу.

Я не сдержалась. В этот раз я рассмеялась.

— Идем, выдающийся историк, — сказала я. — Мне нужно проверить людей.

— Люди о себе позаботятся, Кошмарик. Книга сама себя не напишет.

— Почему тебе не начать продумывать книгу, пока ты несешь меня к армии големов, которую я оставила у круга камней?

— Только если потом ты согласишься отправиться со мной в медовый месяц.

Я рассмеялась и выбралась из-под цветка в пронзительный день. Солнце было ярко-золотым — отличалось от белого света Фейвальда — но цветы вокруг нас были размером с людей, а бабочки — размером с овец.

Что-то поймало меня сзади, и я охнула, приготовилась биться. Но это Скуврель развернул меня, чтобы поцеловать, а потом хитро рассмеялся и сказал:

— Я придумал идеальную сделку. Я отнесу тебя к твоим друзьям-големам и поклянусь быть твоим навеки — счастливо и по своей воле — если пообещаешь, что, проверив людей, ты будешь со мной в медовом месяце, который я спланировал для нас.

— Если тебе нужна сделка для медового месяца, — сухо сказала я, — страшно подумать, что там будет.

Его улыбка была коварнее всего, что я видела.

— Бойся, Кошмарик. Ты будешь дрожать от восторга. Я погружусь во все твои тайны, вытащу твою радость. Я буду в твоих снах, как ты не покидала мои, и оставлю след на твоей душе, как ты выжгла следы своих губ на моей.

Мой голос дрогнул сильнее, чем мне хотелось, когда я ответила:

— Договорились.

Глава двадцать шестая


Первыми мы нашли мою сестру и Анабету.

Они были не там, где мы их оставили. Вместо этого между Дверью Жути и Дымопадом мы нашли густой кедровый лес, среди деревьев были сотни каменных саркофагов аккуратными рядами. На крышке каждого саркофага лежал фейри, вырезанный из камня — крылатые, рогатые, хвостатые или почти похожие на смертных, но все с острыми ушами. И все застыли, словно во мне.

— Как думаешь, кто это? — потрясенно спросила я, мы шли по кедровому лесу.

— Церанус, — Скуврель указал на один из саркофагов неподалеку. — Эласару, Детрини, Мейвен, Терезара, Улгрок, Тривенерус.

— Ты их всех знаешь? — тихо спросила я.

— Если бы мне нужно было понять, что тут произошло, — сказал Скуврель после долгой паузы, — я решил бы, что тут все фейри, которые оказались против омовения светом. Потому они стали камнем. Надолго ли? Не могу сказать.

Тогда я нашла Анабету.

— Она даже в короне.

— Она думала, что могла забрать мою волю, а теперь скована камнем навеки. Признаюсь, это ей подходит. Может, удастся уговорить ребенка нарисовать на ее саркофаге что-нибудь подходящее памяти о ней.

— Правда или ложь? — спросила я. — Ты будешь играть Валета, хоть эта роль уже не сковывает тебя.

— Правда, — он широко улыбнулся.

И я не ощущала желания возразить или уравнять. Без этого было странно. Словно я была лодкой на реке, течение уносило меня. Я шла вдоль длинных рядов саркофагов, гадая, почему нас пощадили, а их — нет. Мы со Скуврелем совершили достаточно плохого, чтобы по заслугам лежать тут вечно.

Но мой отец не думал об этом, когда прошел в Дверь ради нас. Он отдал свою жизнь.

Я нашла Хуланну в конце. Я не сдержалась и прижала ладонь к ее щеке.

— Она была ужасом, Кошмарик. Почти такая же ужасная, как ты, — сказал Скуврель, но слеза все равно покатилась по моему лицу.

Может, отец был прав. Никогда было большим словом. Вечность — долгим временем. Может, сестра в камне отыщет путь к доброте и покою. Может, ее история еще не закончится.

— В своей истории я опишу тебя как красавицу, а ее — как жалкую тень, — сказал щедро Скуврель.

— Не смей! — я подняла палец перед его лицом. — Мне плевать, что за бред ты напишешь, муж, но если будешь писать обо мне, делай это правдиво, иначе пожалеешь.

Его глаза радостно загорелись. Я закатила свои глаза.

— Правда или ложь? — спросила я. — Ты хочешь узнать, как далеко сможешь зайти в этом.

— Правда, — он широко улыбался. — Желание играть со мной?

Я помедлила, а потом покачала головой, ощущая тепло к нему.

— Пять.

Позже в Фейвальде…

«Величайшим из тех, кто носил титул Валета, был Финмарк Торн, известный в Фейвальде как Скуврель. Его шалости ловили даже самых умных фейри, ведь его разум был быстрее, а пальцы — и того быстрее. Леди разных статусов пытались соблазнить его красотой и умом, но он был одинокой тенью, вороном, королем среди фейри, роскошнее и красивее всех, кто был до или после».

— Истории Фейвальда


Глава двадцать седьмая


Я ожидала увидеть свою армию големов рядами у круга камней. Я должна была понять, что Фейвальд все еще был не таким, как я ожидала, даже хоть он соединился с миром смертных.

Мы покинули Кедровый лес саркофагов, пошли к Дымопаду. Я не понимала, что задерживала дыхание, пока не выпустила его медленно, когда его стало видно. Вместо воды с одного уровня камней на другой сонной змеей ниспадал дым. Я боялась, что мы потеряли всю магию Фейвальда, но это было доказательство, что не всю.

— Сюда, — сказал Скуврель, когда мы проходили камень. Он юркнул за булыжник.

— Нет времени на игры с поцелуями, — возмутилась я.

— На это время есть всегда, но я не поэтому привел тебя сюда, — заявил он. Трещина в камне вела в маленькую пещеру с лесным прудом. — Помнишь, я выиграл это место в споре с твоей сестрой?

— Не помню, — сказала я с придыханием. Кто-то — наверное, Скуврель — установил кровать из перьев совы и большой черный шкаф в пещере.

— Ты отвратительно липкая от крови и грязи, Кошмарик. И когда ты плачешь, это похоже на грязь весной в долинах.

Я хотела отругать его за оскорбления, но я на самом деле ужасно выглядела.

— Где ты берешь женскую одежду, которую мне даешь, Скуврель? — спросила я, пытаясь отвлечься от того, что буду мыться с ним в крохотном горном пруду.

— Магия, — Скуврель подмигнул, разделся так быстро, что я сглотнула и отвела взгляд. Но я успела заметить его кожу. Его синяки и порезы пропали. Они всегда так исцелялись, или это были остатки магии Фейвальда?

— Тогда мне не повезло, ведь магия угасла, — я услышала плеск и хитрый смех из пруда.

— Ты не можешь помыться на берегу, Кошмарик. Хватит стесняться, отмывай свою веснушчатую кожу.

Мое лицо пылало, пока я раздевалась, чтобы присоединиться к нему в пруду. Я не осмеливалась смотреть в глаза, проходя в холодную воду. Но я должна была признать, что было приятно смыть кровь и грязь. Я распустила косу и нырнула под воду. Когда я всплыла, он был там, по плечи в воде, как я. Он протянул ко мне руки, и я застыла, но он просто сжал повязку, висящую на моей шее. Он осторожно развязал узел и бросил ее на берег.

— Мне это нужно, — я старалась звучать яростно, но ощущала себя глупо.

— Правда или ложь, Кошмарик, — прошептал он. — Ты меня сейчас видишь.

— Правда, — прошептала я, не зная, куда он клонил.

Он шагнул вперед, и я ощутила его пальцы ног на моих, наши ступни погрузились в песчаное дно пруда. Я судорожно вдохнула, хотела отпрянуть, но меня удерживал на месте его пристальный взгляд. Это было слишком близко. Слишком интимно.

— Желание принять, что ты снова можешь видеть?

Я так отвлеклась его близостью, что даже не заметила. Я охнула. Он был прав.

Не только Фейвальд изменился. Мир смертных тоже. И я не должна была видеть. Но видела.

— Два, — упрямо сказала я.

— Тогда, может, мне нужно показать тебе то, что стоит увидеть, — он коварно ухмыльнулся. Я едва успела охнуть, он притянул меня к себе, прикусил свою губу, разглядывая меня как головоломку, которую пытался решить. Он подмигнул, я не успела охнуть, и он стал исполнять тщательно свое обещание.

Когда мы были чистыми, мы нашли одежду в шкафу.

Я поняла, что буду скучать по одежде фейри, пока надевала мягкие леггинсы цвета ежевики, вышитые серебряными георгинами, пару сапог на высоких каблуках с серебряными пряжками и ремешками, которых было больше, чем нужно, пышную тонкую белую блузку с кружевами и бежевый камзол с высоким воротником и объемными плечами. Воротник и плечи были украшены белой шерстью с черными точками, камзол был оторочен горностаем. Даже смертные королевичи так не одевались.

Когда я оделась, Скуврель поднял голову, закончив стрижку волос золотыми крохотными ножницами. Как он умудрялся выглядеть хорошо, когда с одной стороны волосы были почти сбриты, а сверху оставались длинными и спутанными? Он выглядел как черный кот, сделавший стрижку. И выглядел так хорошо, что мои щеки пылали.

— Мне нравится, как ты выглядишь с одним ухом, — сказала я, удивившись, что произнесла это. — Это показывает всему миру, что ты один такой.

Он подмигнул.

— Это показывает, что я готов серьезно рисковать и всегда побеждаю.

— Почему оно не зажило?

— Потому что я отдал его по своей воле. И я сделал бы это снова, Кошмарик. Это стоило меньше того, что я получил за него.

Но он был доволен собой, когда мы покидали пещеру. Он все еще не совладал с пуговицами. Его белая рубашка была расстегнута, показывая мышцы живота, под черным камзолом, который он выбрал. Он с ухмылкой украсил моей повязкой свою шею.

— Мне она стала нравиться, — объяснил он, прошел мимо и ущипнул меня при этом за талию.

Я вскрикнула, но мне не нужны были объяснения. Хватало того, что мое зрение вернулось.

Мы добрались до круга камней, и я поняла, что вернувшееся зрение означало, что я потеряла дополнительные способности. Я помрачнела, пока мы шли туда, где раньше была единственная дверь между миром смертных и Фейвальдом.

— Я больше не могу летать, — мягко сказал Скуврель, словно понял, что я свыкалась с потерей. — У меня еще есть крылья, но нет магии для полетов.

— Я ощущаю сострадание, муж? — дразнила его я.

Его глаза расширились, а рот закрылся.

— Страх, что ты обнаружил это в себе? — спросила я через миг, не смогла скрыть свою ухмылку.

— Пять, — сказал он и притих, пока мы шли к кругу камней.

Изменения там потрясали, и даже я замолчала, пока мы смотрели на активность вокруг нас.

Фейри строили.

Они двигали камни, собирали из них большой фундамент, а сверху укладывали бревна как пол. Я еще не видела фейри за работой. Вид потряс меня, и я застыла. Хуже, я видела улыбки и добрые хлопки по плечам, когда фейри проходили мимо друг друга.

Что тут случилось?

Один из фейри отбежал от остальных к нам, и я охнула, поняв, что видела.

Это был Рокки.

Но он уже не был големом с каменным лицом. Зеленоватый, с выпирающими нижними клыками из-за губы, он был членом Сумеречного двора.

— Рокки? — поразилась я.

— Эластра Хантер, — прорычал он. — Твоя армия ждет. Мы будем биться, куда бы ты ни повела нас.

Я сглотнула, осторожно взвешивая слова.

— Вы строите тут город, Рокки?

— Пока ты не позовешь нас на Пир Воронов, Смертная охотница.

Я осторожно кивнула, но увидела эмоции в его глазах.

— Думаю, — медленно сказала я, — моя бывшая армия может хотеть покоя. Вы предпочли бы строить новые жизни, как город тут, возле Скандтона, где живут смертные.

— Мы договорились со смертными, — робко сказал Рокки, словно боялся, что я заставлю его отменить сделку.

Я с трудом сдержала смех. Я хотела бы видеть, как Рокки пришел в Скандтон и заключил сделку с Олэном. Я могла лишь представлять, какими широкими были глаза Олэна.

— Ты возвращаешься в свою деревню смертных? — Рокки прищурился с тревогой.

— Нет, — я старалась звучать уверенно. — Мое место не там. И я уже не держу вас. Я отпускаю вас наслаждаться свободой, Рокки. И я опаздываю на медовый месяц.

Что было лучше в конце истории о двух сестрах, которые без разрешения станцевали у круга камней и попали в махинации Фейвальда, чем смотреть, как круг разбирают и превращают в дом для бездомных, укрытие для тех, кто долго жил в страхе?

Скуврель был прав. Он осмелился очистить Фейвальд, хоть это многое забрало. И он был прав.

— Гордость от сбывшихся надежд? — бодро спросила я у него.

— Пять, — сказал он, и я едва могла смотреть на его улыбку, сияющую как солнце.






































Глава двадцать восьмая


Я ожидала, что в медовый месяц, продуманный Скуврелем, я буду краснеть и лепетать. А его глаза будут коварно блестеть.

Это оказалось правдой, но я не думала, что мы окажемся под водой, убирая ловушку.

— Не понимаю, почему магия еще работает тут, — сказала я, глядя, как он возится с механизмом под водой в лесу.

— Я это объяснял раньше, глухой Кошмарик, — сказал Скуврель, стиснув зубы. — Магия Фейвальда осталась глубже в сердце, а этот лес почти в центре Фейвальда. Магия тут пробудет еще несколько дней, а потом растает. Это наш последний шанс!

Я закатила глаза, он снова попытался просунуть руку между костями вокруг двери дома бывшего Убийцы родни.

— И я не понимаю, зачем механическая ловушка, а не магическая.

— Не трать время на догадки, о чем думал тот гадкий Маверик. Уверена, эта мысль была слишком маленькой, чтобы беспокоить нас.

— Так ты говоришь о своем любимом авторе? — спросила я, но отвлеклась. На песке под опускной решеткой кто-то написал: «СКРОМНЫЙ ПРОЙДЕТ». Это казалось подсказкой.

— Я — свой любимый автор, — мрачно сказал Скуврель. — Точность твой друг, Кошмарик. Используй ее.

Я фыркнула, посмотрела на опускную решетку. Если я не ошибалась, на цепочке висел противовес. Это была работа смертного, а не фейри. Может, в этом был смысл. Может, эта ловушка была не от Маверика, Убийцы родни. Может, об этой ловушке говорила Анабета — ловушке для фейри. А если хотел поймать фейри, то ловушки с творениями смертных работали лучше магии, которую они могли рассеять или обхитрить. И я не могла придумать ловушки для фейри лучше этого. Это проверяло скромность, чем не обладали Маверик и Скуврель.

— Есть идея, — сказала я.

— Когда мы плясали во тьме прошлой ночью, и ты вонзила стрелу в сердце той вкусной лани, я слушался тебя, Кошмарик. Я был тенью твоего огня, дымом твоего огня, следовал за твоей стрелой.

— Я заметила, — сухо сказала я, разглядывая противовес. Было в нем что-то странное.

— Но тут, в последнем сосредоточении магии, тебе лучше идти за мной, танцевать под мою дудку, плыть за моим течением.

Можно было проверить теорию. Или мы проведем тут весь день.

Я легла на живот и проползла под дверью по песку. Я выждала, пока не заползла вся, а потом села с ухмылкой на лице.

— Муж мой, — проворковала я, — ты что-то говорил о том, кто ведет, а кто следует?

Он поднял голову от механизма, его глаза расширились.

— Кошмарик, не двигайся. Ловушка может вот-вот сработать.

— Не думаю, — рассмеялась я. — Она создана, чтобы заставить проползти на животе под дверью. За дверью ты в безопасности.

— Откуда ты знаешь? — он уставился на меня.

— Способность довеять моим мозгам в головоломках? — спросила я, вставая и стряхивая с себя воду. Это все еще было странно делать.

— Два, — сказал он.

— Желание получить третью книгу твоей трилогии? — спросила я.

— Пять! — сказал он так быстро, что я едва успела закончить вопрос.

— Тогда я увижу, как Великий Скуврель ползет на животе передо мной, — пошутила я.

Его взгляд показал, что шутку он не оценил, но он лег на песок и прополз ко мне.

— Кошмарик, — напряженно сказал он, вставая на другой стороне. — Мы не будем это обсуждать.

Я рассмеялась.

— Если хочешь моего молчания, Валет, заключи сделку.

Его хмурый вид был бесценным.

— Что ты хочешь от меня, жестокий Кошмарик?

— Право прочесть твои истории и отредактировать части обо мне.

Он надулся.

— Великим творцам не нужна критика.

— Тогда этот великий артист услышит, как я рассказываю историю о том, как он полз на животе ради последней книги в серии, которую он читал, — сухо сказала я.

— Ладно, — прошипел он.

Но я видела, что он не злился. Его глаза восторженно сияли, пока мы шли по дому бывшего Убийцы родни к шкафу с книгами.

— Где-то тут, — бодро сказал он и повернулся ко мне с улыбкой. — Хочешь напоследок ощутить магию, Кошмарик?

— Уверена, ты дал мне это, когда мы проснулись в руках друг друга этим утром, — отметила я, и хоть от моего комплимента его глаза сияли радостью, он все еще ждал. — Конечно, хочу.

Он щелкнул пальцами, и книжный шкаф, Скуврель и я тут же перенеслись в место, которое я знала — в глаз большой статуи, где Скуврель хранил книги и свое «искусство».

— Как ты… — спросила я, но он прижал палец к моим губам.

— Пусть это будет последнее ощущение Фейвальда, Кошмарик. Последнее напоминание о том, что мы потеряли, тем, что мы приобрели.

— Мы отсюда не выберемся, — возразила я. — Ты уже не можешь летать…

— В статуе есть лестница. За гобеленом. Я не говорил? — невинно спросил он.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но он перебил меня обжигающим поцелуем.

— Тут я буду писать «Истории Фейвальда», тут я сделал тебе ту достойную наград картину, — глаза Скувреля хитро блестели. — Желание помочь мне создать лучшее произведение искусства?

— Пять, — улыбнулась я.

— Хорошо. Я всегда считал детей маленьким чудом. Посмотрим, сможем ли мы превзойти тех, которых создали люди.

Мой рот раскрылся от шока, он использовал шанс прижаться к моим губам своими.

Но он был прав, его дети будут красивее, озорнее и умнее, чем я могла представить. Я не могла дождаться встречи с этими детьми.



















Эпилог


Я подняла ногу на миг, глубоко вдохнула и начала танец, кружась и склоняясь, покачиваясь с теплым ветром среди разлетающихся семян одуванчиков.

Я давно построила тут круг камней. Так давно, что приходилось время от времени убирать траву, когда я приходила танцевать.

— Глупая затея, — говорил Скуврель, когда я шла из нашего дома сюда. Он говорил так каждый раз.

Но я все равно ходила к этому саркофагу каждую полную луну. И я убирала пыль и листья с идеального лица, вырезанного из камня, сравнивала морщины на моем лице с ее ровными чертами, гадая, были бы ее волосы все еще ярко-рыжими, когда в моих уже появилась седина. Я плела венок из цветов, опускала на свою голову, распускала косу и танцевала.

Потому что всегда была надежда.

Несмотря ни на что, я все еще не теряла надежду для своей сестры-близняшки.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги