Мы медленно брели по лесу. Люблю лес в начале октября, в багряном убранстве, пахнущий грибами и прелыми листьями, шуршащими под ногами. Но сейчас я этого не замечала. Видела только стройную высокую фигуру впереди и следовала за ним, сохраняя дистанцию. Мне казалось важным идти именно на таком расстоянии, словно приближение или удаление грозило катастрофой.
Не помню, сколько мы шли. Иногда мне казалось, что мы идем уже целый день, но, когда он внезапно остановился, подумалось, что мы прошли сосем маленькое расстояние.
– Тебе нужно передохнуть. – Он повернулся ко мне и указал на гору сухих листьев возле толстого ствола исполинской сосны.
Только тут я поняла, что ужасно устала и еле удерживаюсь на ногах. А как они гудели, когда я вытянула их, опустившись на импровизированное сидение. Он присел рядом, и я в который раз поразилась, насколько нелепо он смотрится в лесу. В отличие от меня, у него даже дыхание не сбилось. Краем глаза наблюдала, как равномерно вздымается его грудь. Мое же лицо дышало жаром, лоб вспотел, волосы прилипли к щекам и лезли в глаза. В то время как его оставалось спокойным и безмятежным, волосы по-прежнему красивыми волнами обрамляли идеальный овал, будто этот тип только что вышел от парикмахера.
– Можешь говорить, – не поворачивая головы, произнес он, а я вдруг поняла, что сижу и беззастенчиво разглядываю его профиль.
А до того, как он разрешил, я не могла разговаривать? А ведь и правда, всю дорогу мы молчали. Не замечала раньше за собой такой задумчивости. Странно все это…
– Куда мы идем? – задала я первый, пришедший на ум, вопрос.
– Туда, где я живу.
– А где ты живешь?
– Скоро узнаешь.
– А как к тебе обращаться?
Он повернулся ко мне и какое-то время молча рассматривал. Под его взглядом я невольно захотела выглядеть хорошо. Руки сами потянулись к волосам и заправили их за уши.
– Можешь называть меня Филипп.
Вот как? Филя, Филя, Филиппок?.. Я усмехнулась. Ну и имечко! Первый раз заметила на его лице что-то типа недовольства. Видно реакция моя не понравилась, поэтому ненадолго нахмурил брови.
– И зачем я тебе понадобилась, Филипп? – спросила я, сделав ударение на его имени. Правда, получилось это ненамеренно.
– Всему свое время. Узнаешь…
– А сейчас, значит, нет, – удовлетворенно кивнула я. Заранее не рассчитывала получить ответ на этот вопрос.
– Ты меня гипнотизируешь, Филипп?
Он уже откровенно хмурился и буравил меня взглядом. А я ничего не могла с собой поделать, хотелось повторять его имя на все лады.
– Так проще избежать осложнений, – ответил он.
А осложнениями он называл, по всей видимости, мое нежелание идти с ним. Мог бы поинтересоваться для начала. Вдруг, я бы согласилась попутешествовать по доброй воле? Сама-то я знаю ответ на этот вопрос? Со смертью Витали что-то надломилось во мне. Не то, чтобы пропало желание жить. Только… жить так же, как при нем, не хотелось. Может так и надо, взять и поменять все одним махом? Не считая Раи, особо близких людей в моей жизни не было, вернее не осталось. Рая… она, конечно, будет волноваться, если я не найду возможность дать ей весточку. А остальные… на остальных плевать.
– Надолго я ушла из дома? – Чуть не добавила «Филипп», вовремя прикусив язык.
– Навсегда.
– Как?.. – опешила я. – Навсегда-навсегда?
Он лишь кивнул и отвернулся, с неудовольствием разглядывая свежий срез на коре дерева, растущего рядом. Зрелище ему явно не нравилось, он сосредоточенно хмурил брови. Потом покопался в сумке, достал маленькую баночку, подошел к дереву, смазал срез каким-то средством из этой банки и перевязал собственным носовым платком. Я с удивлением наблюдала за ним. Скажите пожалуйста, какие мы чувствительные! Что это было: показательные выступления или приступ особой близости с природой?
– Отдохнула? – спросил он, когда закончил «лечить» дерево.
– Ну, так, не особо…
– Тогда, идем дальше, – он протянул руку, и мне ничего не оставалось, как подать ему свою.
Какая у него теплая и мягкая ладонь! Прикосновение было так приятно, что я невольно на мгновение закрыла глаза. Открыв, увидела его глаза, обволакивающие меня чернотой.
– Не надо, – попросила я. – Я и так пойду с тобой.
– Тогда, без фокусов и молча, – согласился он и выпустил мою руку. Оказывается, он до сих пор ее удерживал в своей. За ощущением комфорта я даже не заметила этого.
Филипп развернулся и уверенно пошел вперед, лавируя между деревьями и не оглядываясь назад. Он передвигался так быстро, что я едва поспевала за ним. В прошлый раз мы тоже так быстро шли? Неудивительно, как много времени мне потребовалось, чтобы прийти в себя.
Пару раз я готова была окликнуть его и попросить идти помедленнее, но вовремя вспоминала о приказе молчать. Зато, думать мне не запретили, чем я и занялась.
Я уже должна находиться на работе. Рая, наверное, оборвала телефон, пытаясь до меня дозвониться. Представляю, как она переживает. Только тем себя и успокаивала, что от меня ничего не зависит. Попроси я Филиппа разрешить позвонить подруге и предупредить, что какое-то время буду отсутствовать, наверняка нарвусь на грубость или что-нибудь похуже. Мелькнула мысль убежать, но я ее тут же отбросила, посмотрев в спину идущего впереди мужчины. Он словно летел, а не шел. Я пыталась определить, касаются ли его ноги земли? Так увлеклась этим занятием, что не заметила большую кочку, споткнулась и полетела на землю. Локоть пронзила резкая боль, и, первый раз за последние несколько дней, из глаз брызнули слезы.
Филипп резко остановился и посмотрел в мою сторону, хоть я и не издала ни звука, молча глотая слезы и пытаясь подняться. Он быстро подошел и поставил меня на ноги. Я вскрикнула от боли в руке, когда он задел ее.
– Поранилась? – спросил он, и я обрадовалась, что не различила в его голосе злобы. –Рука?
Я кивнула, боясь пошевелиться. Рука висела, как плеть, малейшее движение причиняло боль.
– Присядь, – он кивнул на сумку, что валялась рядом. Впопыхах он бросил ее прямо на землю. – Я осмотрю руку.
Филипп помог мне опуститься на сумку, стараясь, чтобы рука оставалась неподвижной. Аккуратно потянул за рукав куртки и откинул ее мне за спину.
– Сейчас может быть больно, потерпи, – предупредил, собираясь задрать рукав свитера.
Филипп очень аккуратно поднимал рукав, но в какой-то момент я все-таки вскрикнула от боли, и предательские слезы вновь заструились по щекам. Рука в районе локтя стремительно опухала, прямо на глазах. Филипп легко ее удерживал и какое-то время внимательно рассматривал, а потом буднично произнес:
– Раздроблена локтевая кость.
От боли я плохо соображала, но поняла, что такая реакция на серьезную рану не может быть нормальной. Филипп, тем временем, обхватил мой локоть двумя руками и закрыл глаза. Я почувствовала, как руку, в том месте, где он удерживал ее, начинает обволакивать тепло. Боль отступала, зато, появились опасения, что он меня сейчас просто напросто сожжет. Когда я уже готова была закричать от практически нестерпимого жара, Филипп выпустил руку.
Я ошарашено уставилась на нее – даже намека на опухоль не осталось, и боль исчезла. Попыталась пошевелить сначала пальцами, а потом и всей рукой – действует, как обычно.
– Это волшебство такое? – не удержалась я от вопроса, разглядывая его серьезное лицо.
– Это ерунда, – отмахнулся он. – Пойдем уже, скоро стемнеет, нам пора прибыть на место. Ты только под ноги смотри лучше.
Получается, идем мы уже почти целый день? Ничего себе! Под каким же гипнозом нужно находиться, чтобы потерять счет времени? К недоумению добавилось чувство голода. Возможно, вспыхнуло оно так резко только потому, что я поняла, как долго мы уже в пути.
К тому моменту, когда Филипп остановился, я уже практически падала от усталости.
– Пришли.
Как ни приглядывалась, ничего даже отдаленно похожего на жилище я не заметила. Мы, по-прежнему, находились в лесу. Как понимать его «пришли»? Только собиралась пристать с расспросами, как застыла от удивления. Филипп проделывал что-то странное. Он вытянул руки вперед, ладонями вниз, и развел их в стороны, словно раздвигая воздух. Я обалдело уставилась на листья возле его ног – они с тихим шелестом разъехались, синхронно движению рук, открывая взору гладкую поверхность квадратной формы. Повинуясь любопытству, я подошла ближе. В этот момент люк начал открываться на манер лифта, только горизонтально. Взору открылась лестница, ведущая в узкую кабину – черную и блестящую.
– Спускайся, – скомандовал Филипп.
– А ты? – без него я ни за что туда не полезу.
– Я следом…
Господи! Что я делаю? Добровольно иду неизвестно куда и зачем. Видно, крышу мою окончательно снесло, раз даже не сопротивляюсь. Хотя, подозреваю, что это было бы бессмысленно. Так я думала, пока спускалась вниз, удерживаясь за перила. Сзади слышала шаги Филиппа. Странно, но его присутствие успокаивало, словно именно ему я вверила свою жизнь.
Как только мы оказались внизу, крышка люка закрылась, кабина засветилась желтоватым светом и стремительно понеслась вниз. От неожиданности я взвизгнула и вцепилась в Филиппа.
– Не бойся, это всего лишь лифт, – сказал он, пытаясь оторвать мои скрюченные пальцы от своего свитера. – Через минуту остановимся.
Плевать я хотела! Пока не приедем, не выпущу его свитер. Для пущей важности еще и уткнулась лбом ему в грудь.
– Отпускай уже, приехали…
Филипп, наконец, оторвал от себя мои руки и заглянул в глаза.
– Странная ты какая-то… В лесу не боялась, а обычного лифта испугалась.
– Ничего себе обычный! – я смотрела, как разъезжаются в стороны теперь уже вертикальные двери, открывая взору длинный черный коридор, окутанный довольно тусклым, но насыщенным желтым светом. – Куда ты меня привез?
– Я тут живу, – просто ответил Филипп. – Теперь это и твой дом.
Мы вышли из лифта и двинулись по коридору, конца которого я не видела. Я не понимала, что со мной происходит. С одной стороны, чувствовала, что боюсь, но еще сильнее обуревало любопытство, что же это за место. Незаметно я притронулась к гладкой поверхности стены. Она оказалась теплой.
– Из чего сделаны стены? – не удержалась от вопроса.
– Это специальный пластик. Как ты уже поняла, колония находится под землей. Здесь нет электричества. Свет мы генерируем сами, – пояснил Филипп.
Колония? Интересно кого или чего? И зачем им я? Столько вопросов, которые я не готова задать. Откуда взялась эта робость? Неужели моя прежняя жизнь была настолько пуста, что я с радостью обменяю ее непонятно на что? Или она резко опустела со смертью Витали, и я ухватилась за возможность вычеркнуть все разом?
– Не вижу тут ни одной лампочки, – единственное, о чем рискнула спросить. Какое-то непонятное чувство тормозило задавать другие вопросы, словно ответы на них могли не понравится до такой степени, что рисковали разрушить иллюзию перемен.
– А их и нет, – Филипп на мгновение повернул голову, и я увидела его красивое лицо. Неизвестно почему, мне стало так приятно, что захотелось петь. Начиная с сегодняшнего утра, я перестала себя узнавать. – Светятся сами панели. Я же говорил, это необычный свет.
– А что это за двери?
Вдоль всего длинного коридора с обеих сторон тянулись двери, такие же черные.
– Это квартиры колонистов, – ответил Филипп.
– А долго нам еще идти?
Я чувствовала, как ноги постепенно перестают мне подчиняться, все более заплетаясь, по мере углубления в бесконечный коридор.
– Пришли, – Филипп остановился у одной из дверей, без номера или таблички. Никакого замка я тоже не заметила.
Он слегка надавил, и дверь поддалась. У них тут нет замков? Я спросила об этом вслух.
– В этом нет необходимости. У нас нет тайн друг от друга.
Его ответ я услышала вполуха. Стояла и озиралась по сторонам. А посмотреть было на что… Никогда в жизни не видела таких длинных комнат! Я с трудом могла разглядеть кровать в ее глубине. В этой комнате было все и ничего одновременно. Душ, ванна, туалет – все не далеко от входа. Никаких дополнительных помещений для этого не предусматривалось. Несколько шкафов, стол, телевизор на стене, даже телефон. Последнему я обрадовалась, но Филипп моментально охладил мой пыл:
– Телефон только для внутренней связи. Домой с него ты не позвонишь.
Я старалась не подать виду, как расстроилась. Зачем, тогда мне он? Кому я тут буду звонить?
Не считая кровати, что маячила зеленым пятном, все остальное было черное, как и стены. Естественно, никаких окон я не заметила. Комнату заливал яркий желтый свет.
– Он что, все время горит?
– Свет? – уточнил Филипп. Я угрюмо кивнула, настроение стремительно неслось вниз, и я не понимала, что так на меня действует. – Он автоматически включается, когда открывается дверь. Его можно приглушить, – Филипп хлопнул единожды в ладоши, и свет перестал раздражать меня яркостью. – Можно вообще потушить, – он дважды хлопнул, и мы погрузились в темноту.
Но, что это? Я резко перестала соображать, когда различила две светящиеся точки, в том месте пространства, где предположительно должны были находиться его глаза. Услышала хлопок и зажмурилась от яркого света.
– Что с твоими глазами? – все еще наполовину ослепшая спросила я.
– Наше зрение устроено иначе, мы видим в темноте. Поэтому глаза светятся. Привыкнешь, – равнодушно пояснил он.
– Как кошки? – Сознание ворочалось в голове с трудом, как будто ему вдруг стало тесно. – Привыкну к чему? Зачем я тут?
Какое-то время Филипп молчал, сосредоточенно меня разглядывая. Выражение его лица для меня тоже оставалось загадкой. Ни один мускул не был напряжен, что говорило об абсолютном спокойствии. Но в глубине его черных глаз угадывалось чувство, похожее на жалость.
– Узнаешь, когда придет время, – наконец произнес он.
– А когда оно придет?
Я была близка к истерике. В какой-то момент поняла, что не для чего хорошего меня не стали бы похищать из дома и водружать под землю.
– Успокойся, Фаина! – я вздрогнула от собственного имени, произнесенного его низким голосом. – Я тебе все расскажу, но не раньше, чем ты обвыкнешься и начнешь работать.
Работать?! Так вот зачем я им нужна?
– Я попала в рабство? – не спросила, а потребовала я.
– Мы не держим рабов. Но… работать обязаны все.
Он издевается?! Так спокойно об этом говорить! А меня спросить не нужно? С какой стати я должна на них работать?
– У тебя нет выбора, – еще более равнодушно ответил он. Но в голосе его я различила угрозу. – Ты нужна нам, и твое желание не учитывается. Спокойной ночи. Чтобы принять ванну, нажмешь на эту кнопку.
Филипп вышел за дверь, оставив меня в состоянии близком к столбнячному. Опомнившись, я бросилась к двери. Можно же попытаться удрать! Дорогу назад, в лес, я помню, иди себе по коридору, а из леса как-нибудь выберусь. Я толкнула дверь и моментально разрыдалась, потому что она оказалась запертой. Каким-то непостижимым образом Филиппу удалось ее заблокировать без замка.
Жалость к себе и загубленной жизни переполняла и выливалась слезами. Я рыдала, сидя на полу возле двери, пока не поняла, что толку от этого никакого, никто не поспешит мне на помощь. Значит, нужно выкручиваться самой. Но сначала стоит подумать и осмотреться.
Я подошла к ванне. Какую тут он кнопочку мне показывал? Кнопка имелась одна, рядом со сливным отверстием, которое оказалось и наливным тоже. В этом я убедилась, когда нажала ее, и ванна стала наполняться зеленой жидкостью с непонятным терпким запахом. Я с удивлением смотрела, как растет уровень воды, и думала, смогу ли залезть внутрь? Не позеленею ли я после такой ванны?
Потрогала воду рукой и убедилась, что она в меру горячая. А как они поступают, если нужна холодная вода. И как быть, если я захочу пить? Я оглянулась и с удовлетворением отметила, что на столе стоит графин, наполненный обычной водой, по крайней мере, с виду.
Нус, попробуем… Я скинула одежду прямо на пол, подальше от ванны. Присела на краешек и зачерпнула воду рукой. Такая мягкая, что кажется мыльной. Аккуратно опустила ноги в воду, по телу заструилось приятное тепло. Не выдержала, погрузилась полностью в зеленую жидкость, когда убедилась, что следов на теле она не оставляет, и я не позеленею после такого купания. Двигаться не хотелось, и я просто позволила себе расслабиться и хоть какое-то время ни о чем не думать. Странно, но вода не остывала, хоть я и достаточно долго пролежала в ней. А, может, это и не вода вовсе, а какой-нибудь специальный химический состав? Нужно будет завтра спросить об этом Филиппа. Внезапно в голову пришла мысль, а увижу ли я его завтра? Что если не увижу его больше никогда? Почувствовала, как внутри растет тоска. Я хотела увидеть Филиппа снова.
Когда поняла, что глаза непроизвольно закрываются, и я рискую уснуть прямо в ванне, заставила себя покинуть теплый водоем. На черной вешалке висело зеленое полотенце, в которое я и закуталась. Голод заявлял о себе все сильнее, настырно теребя желудок. Но кормить меня, по всей видимости, сегодня не собирались. Отпив воды прямо из графина за неимением стаканов, я решила отправиться спать, положившись на утро, как начало нового дня. Сил дальше исследовать комнату не осталось.