Земля-воздух

Глава 3

Ответственно заявляю, что Коваль мудила.

После той ночи миновала неделя. И я бы забыла этот секс. Хотя бы попыталась, если бы Паша не начал водить дружбу с моим Женькой, который чуть ли не ежедневно тусовался у него в офисе. Сначала по рабочим вопросам, потом, как я поняла, просто от нехер делать, потому что «Пашок клевый мужик! Маш, что с твоим лицом?». Он вместе с Тимоном, Пумбой и зеленоглазым мудилой частенько зависал по вечерам в барах. И явно не из-за партнерского контракта.

Женька приезжал домой пьяным в дрова, называл трех гадов своими друзьями и валился спать. Днем я бегала на занятия по повышению квалификации, которые должны были затянуться на месяц, вечером изредка встречалась с подругами, когда Женька зависал с тремя гадами, а к ночи приезжал пьяный в умат и такой наивно счастливый Женька, которого вырубало, стоило ему только до постели добрести. Меня лишали сексуальной жизни. Нагло и цинично.

Когда Женька в очередной раз заявился домой и уснул на унитазе, я разозлено подхватила куртку и, вызванивая Диего, покинула квартиру. Мой страстный мачо меня поразил до глубины души. Я уже запустила двигатель и готовилась выехать с парковки, когда мне с соболезнованием объявили, что меня бросили.

Я ошарашенно смотрела перед собой не в силах поверить стремительному испанскому говору о его внеземной любви, и досадном факте, что я достойна лучшего мужчины. Но мы можем остаться друзьями. Он сказал это серьезно. Мои брови удивленно поползли вверх.

— Ми амор, мать твою, что происходит? — резко обрубила я его страстные возлияния, какая я распрекрасная и как он меня не достоин.

Вообще с Диего мы говорили на английском. Иногда на смеси русского и английского. Но сейчас мой обуянный шоком мозг не мог выдать английский эквивалент интересующего меня вопроса, а Диего чувствовал за собой вину и поэтому покорно перешел на русский, хоть говорить на нем не любил, иногда ворча, что китайский, наверное, проще. Как-то притащил мне листок со спряжением глаголов и словами исключениями и попросил меня объяснить. В тот вечер он разбил вазу под мое смеховое сопровождение, хотя я честно пыталась сдержаться, когда Диего, потерпел фиаско четвертый раз подряд с предложенным мной примером…

Диего начал заливать снова про свою любовь. Но как к другу. Ко мне. Я, медленно но верно охеревая, слушала его и никак не могла принять мысль, что меня бросают. Меня. Бросают. Не я. А меня.

Осознав, что реальную причину мне не назовут, я начала пространственную речь, какой Диего нехороший человек¸ и что и в каких позах ему нужно с собой сделать. Он терпел целых три минуты, потом начал вдохновленно и страстно со мной ругаться, доказывая на матном испанском, что он вовсе не нехороший человек, а очень даже неплохой. Я ему возражала, приводя в доказательство его лабуду, которую он так старательно мне втирал несколько минуту назад и его явный отказ назвать истинную причину разрыва, что все вместе подтверждало мои подозрения относительно его сексуальной ориентации. Что-то звонко разбилось на том конце провода, и Диего яростно взревел, что все уже мне объяснил. Я ехидно похихикала, и сказала, что это все еще раз подтверждает мою теорию. Разговор на этом закончился, потому что Диего, очевидно, разбил телефон.

Съездила я на потрахушки. Любовник бросил. Пиздец. Я задумчиво пялилась в боковое окно, вспоминая магазинчики, которые работали в этот поздний час и продавали хороший алкоголь. Не вспомнив ничего хорошего, я решила заехать в какую-нибудь кафешку, чтобы купить себе зелье и залить горе.

Но горе мое щедро смыл один телефонный звонок. Я снова поставила машину в режим парковки и с неприязнью смотрела на экран.

— Да, Ксюш. — Удрученно вздохнув ответила я, примерно догадываясь по какому поводу она мне звонит.

И любовница Диего не стала кота за яйца тянуть:

— Маш, вы действительно расстались с Диего? — старательно гася радость в голосе. — Мы с ним завтра на «эстафетку» выходим. Сегодня виделись, он выглядел расстроенным… я спросила, что произошло, а то, может быть помощь нужна, он и поделился.

— Расстались. — Мрачно подтвердила я, и, подавшись мстительной шальной мысли, добавила, — надеюсь, он сказал тебе реальную причину, что у него нашли сифилис?

Ошарашенная тишина, повисшая на том конце провода, вызвала мою глумливую улыбку.

— Господи… как же так? — выдохнула Ксюша дрогнувшим голосом.

— Да трахался со всеми подряд вот и подхватил, подонок! — я тщательно сдерживала хохот, от силы которого мой голос был неровным, но так было даже лучше, выглядело, будто я на грани истерики.

— Но… вы же предохранялись? — почти с испугом спросила она, очевидно, сильно уповая на презервативы, которые с ним сама использовала.

— Предохранялись. — Я хрюкнула от сдерживаемого смеха, но, слава богу, это было воспринято Ксюшей за подобие всхлипа. — Только сифилис и через поцелуи передается! Сижу теперь на нервах вся! Врачи сказали, что первые полгода могут быть отрицательные результаты анализов из-за инкубационного периода… Это штука такая, когда ты заболел, но симптомов еще нет…

— Да… я знаю, что это такое. — Судя по ее голосу, она сама уже была на грани истерики. Так-то. Нехер с чужими мужиками спать. — Маша, ты уверена?

— Конечно, уверена! Я видела его результаты анализов, четвертый раз положительный не может быть просто так! — Я отстранила от уха телефон, зажимая рукой нос и рот, пытаясь не расхохотаться, с трудом взяв себя в руки и дрожащим, срывающимся от злорадства голосом, произнесла, — спасибо Ксюш за такое сопереживание и поддержку, это мне сейчас так необходимо. Только ты не распространяйся об этом, сама же знаешь наше начальство безумно оберегающее пилотов, особенно иностранных. Они в легкую все это замолчат и анализы подменят… просто я таком положении сейчас из-за этого мерзавца… а выговориться совсем некому!

— Я… да, конечно. — Она не удержалась и всхлипнула, чем едва не сорвала весь мой глумливый маскарад. — Конечно, Маш. Не скажу. Вот какой скотина, а… просто сволочь… Маш, ты так не расстраивайся, может, пронесет…

Я едва не ляпнула «ты тоже проверься», но вовремя сдержалась. Наверняка Ксюша уже сейчас смотрит в интернете адреса круглосуточных клиник и лабораторий, проклиная себя, меня и Диего. Я еще понылась о злодейке судьбе, трагично, но честно возвестила, что больше не могу сдерживаться и отключилась, наконец, дав выход сотрясающему грудную клетку богатырскому хохоту.

Домой я вернулась в значительно приподнятом настроении. Женька уже храпел на кровати, и я даже проявила заботу, укрыв его пледом и бухнувшись рядом, довольно потянувшись, злорадно погоготала, прокручивая в голове наш с Ксюшей диалог и уснула.

А утром я узнала Женьку совершенно с другой стороны. Он сидел за столом, прижимая ко лбу охлажденную бутылку воды, пил кофе и мрачно смотрел перед собой, пока я, торопливо собиравшаяся на занятия, носилась по квартире, вспоминая, куда запихнула инструктаж по пожарной безопасности. Мне без него каюк. Сегодня зачет по эвакуации, мне нужно регламент повторить. Дура маразматичная, ну почему именно в самый нужный момент я не могу вспомнить важные вещи?.. А нет, могу, не все еще потеряно. В машине же оставила. Плюхнулась за стол напротив Женьки и взяв его бокал, сделала щедрый глоток нелбимого черного кофе без сахара.

— Где ты вчера была?

Чуть не подавилась и вопросительно посмотрела на, очевидно, страдающего от похмелья Женьку. Но вот его злой взгляд был продиктован отнюдь не своим состоянием, что меня несколько напрягло.

— Там же где и всегда. С утра до обеда на работе. После по магазинам прошвырнулась. К Эльке забежала, чай попить. И домой.

— А к Диего? — злобно спросил Женька и кивнул на мой телефон, лежащий на краю стола. — Звонила ему в первом часу ночи, разговор на двадцать четыре минуты, тачка твоя стоит на прежнем месте, выходит, на такси ездила?

— Ты рылся в моем телефоне. — Нехорошо усмехнулась я, с вызовом глядя на него. — Серьезно? Что мне дальше от тебя ждать? Просьб фотоотчетов, где я нахожусь и с кем? Или ты будешь как тупые бабы ждать меня дома, в обнимку со скалкой и кастрюлей борща?

— Машуля, — едко пропел Женька, все так же зло глядя на меня. — Меня за лоха держать не надо. Я с тобой делю уже не только постель, в курсе? Я тебе сердце открыл, на других не смотрю. И ноги об меня вытирать я не позволю. Я не из числа твоих предыдущих ебырей, понимаешь? Ты дала согласие на отношения, веди себя соответственно. С блядством завязывать надо сразу. Было.

— Женечка, — прищурившись, я подалась за столом вперед, смотря в его глаза. — С каким блядством, дорогой? Я же сказала, что расстанусь с Диего, я с ним рассталась. А вчера позвонила выяснить пару моментов по поводу нашего джета, сегодня у меня сдача зачета по пожарной безопасности…

— Врешь. — Недоверчиво глядя мне в глаза, заявил он.

Я взяла свой телефон и набрала Диего, поставив на громкую связь. Когда он ответил, спросила, точно ли мы расстались. Он заунывно начал просить прощения за свое неподобающее поведение (хорошо, что не уточнил когда именно), и извиняться за, возможно, резкие слова относительно нашего расставания. Я удовлетворенно улыбнулась, и хотела было даже по-дружески попрощаться, когда он сказал, что перевелся в другую летную бригаду. Что, дескать, ему очень неудобно. У меня отвисла челюсть. Женька злорадно заржал и вырубил мой телефон.

— Ладно, Маш, ты так не расстраивайся. — Он ехидно на меня посмотрев и сдерживая смех пододвинул свой бокал с остывшим кофе. — И извини меня за наезд. Я с утра проснулся от будильника и сначала твой телефон спросонья взял, потом дошло, что это мой звонит. А твой вызов Диего окончательно меня разбудил. Пока ты бегала собиралась, я думал, в лепешку тебя раскатаю за предательство, сам наору, итальянскому чурке морду набью и родителям все расскажу, чтобы тебе вообще пизда… Я ж к тебе со всей душой, а ты туда плюнула, это я так думал, не таращ глаза.

— А родители причем, Петров? — я аж охрипла от удивления, во все глаза глядя на довольного Женьку.

— А при том, что на бляди я жениться не собираюсь, и мне надо будет как-то аргументировать наше расставание вечно наседающим семьям, не находишь? — Женька предупреждающе блеснул глазами, словно давая напутствие и пуская по моим рукам скрытым белым пиджаком табун мурашек.

— Это чего, шантаж что ли? — презрительно фыркнула, недоверчиво глядя на своего бывшего лучшего друга.

— Пиздец, блядь. — Женька ошарашенно на меня смотрел. — Маш, если ты воспринимаешь за шантаж мои действия в ответ на наличие у тебя любовника, то я просто… хуею. Полагал, отношения это как-то серьезнее что ли, на взаимном доверии, без левых людей.

Я прикусила язык, мысленно дав себе оплеуху. Ну да, не сообразила, что в общем контексте его фраза звучит уместно. Бросив взгляд на часы, я мысленно изменила маршрут движения до работы на крайне неудобный, но короткий, тем самым оставив себе немного времени и, поднявшись из-за стола, подошла к Женьке. Склонилась и припала к его губам. Неожиданно мягким, и податливым, как раздавленная вишня. Прежде не замечала этого.

— А ты умеешь заглаживать вину, да? — отстранился и улыбнулся, нежно обнимая меня за талию и притягивая к себе.

— У меня есть пятнадцать минут, — усмехнулась, взъерошив его волосы.

Потянула его в спальню, толкнула на спину на кровать. И все вот он делал нежно и покорно. И процесс затягивался. А я планировала еще кофе по дороге купить. И в душ надо забежать, не свинья же.

Соскользнув с разочарованного Женьки, который готов был вот вот кончить, а мне еще до того, как пешком до Китая, я быстро помчалась в душ, а оттуда на работу.

Примерно в обед, когда занятия подходили к концу, позвонил Женька и, сказав, что папа его загрузил делами до вечера, попросил заехать к ним в офис, чтобы отвезти пару документов в другой за подписью, а то он не успевает. Я согласилась и через сорок минут без интереса рассматривала очередной договор аренды. Между Пашей и Женькой.

— Это мне чего, к нему везти, что ли? — угрюмо спросила я Женьку нервно дымящего в окно моей машины, припаркованной перед высотным зданием, где располагался офис Петровых.

— Нет. — Женька достал из моего подлокотника ручку и быстро написал адрес офиса на обратной стороне договора. — Там на третьем этаже у них контора. Зайдешь, там сидит громила такой. Ты его не пугайся, он с виду только грозный. Отдашь ему бумаги, а то машину я утром им отправил, а с этой херовой бюррократией забыл… Впрочем ладно, бывай Машуля, вечером в ресторан тебя свожу.

Он вышел из машины, а я, успокоенная тем, что в офисе будет Пумба, а не Коваль, неторопливо поехала по указанному адресу. По дороге купила себе любимый гляссе. Забарахлил кондиционер, перестав выдавать охложденный воздух, я разочарованно выключила его и открыла окна, чтобы теплый августовский ветерок хоть немного разбавил быстро нагревающийся в салоне воздух. Припарковавшись у входа в хороший офисный центр почти в центре города, явзяла в правую руку стакан с кофе и потянулась к договору, почему-то незаметно свалившемуся на пол перед пассажирским сидением.

— Киса, какой приятный сюрприз! — Пашин громкий гогот раздавшийся со стороны распахнутого окна стал для меня абсолютной неожиданностью.

Настолько неожиданностью, что из дрогнувшей руки выпал стакан, испоганив к чертям любимую габардиновую юбку с отделкой из шелкового кружева по низу и заляпав белый блейзер.

— Что ты нервная такая? — хохотнул Паша, когда я выскочила из машины и истерично начала рыться в багажнике в посках хоть чего-нибудь, что могло бы спасти от пропитывания перфорированной кожи сидения. — Знаешь, как нервозность снимают?

Не нашла ничего. И с сожалением смотрела на испоганенное водительское кресло.

— На. — Протянула чудом не пострадавшие бумаги Паше, мрачно оглядывая свой безнадежно загубленный внешний вид. И салфетки ведь закончились чтобы попытаться ткань оттереть и убрать липкие потеки на коже ног. И рук.

Он документы взял, без интереса пробежался по ним взглядом и щелкнул иммобилайзером, заставив закрыться неведанно когда припаркованный рядом со мной солидный внедорожник мерина. У женьки тоже такая же марка, только спортивной пароды.

— Кис, пошли, отмоешься. Потом могу добросить до дома. — И не глядя на меня поперся к мраморному крыльцу офисного здания. Я бы не пошла, но руки и ноги были ужасно липкими, а на сидении еще лужа…

Их офис располагался на последнем этаже и являл собой просторное помещение, оформленное по последнему слову хай тека, с огромными панорамными окнами во всю стену, множеством декоративных элементов из стекла и металла. Вдоль противоположной от окон стены бесчисленные стеллажи с папками-регистраторами, у окна огромный офисный стол за которым важно и грозно восседал Пумба, увлеченно смотрящий в монитор перед собой. При моем появлении его брови удивленно поползли вверх.

— Здарова, Машка. А ты чего такая красивая? — беззлобно заржал он глядя на угрюмую меня.

Паша, плюхнувшись на большой диван, обитый белый кожей саркастично посмотрел на меня, в ожидании застывшую посреди офиса.

— Толстый, иди погуляй, Киса отмываться будет. А то видишь, как намокла при одном моем появлении. — Заржала эта сука, откинув голову назад.

Костян, гоготнув, послушно покинул офис, а я, смерив убийственным взглядом паскудно улыбающуюся сволочь посла в дальний конец офиса, скрывающий за перегородкой матовой стеклянной небольшую фудзону со всем необходимым.

Блейзер был безнадежно загублен, я его скинула, оставшись в шифоновой блузке, и с сожалением глядя на разводы пропитавшие трикотаж. У меня даже нижнее белье промокло гляссе, и стиснутые узкой юбкой бедра липли друг к другу. Намочив бумажные полотенца я сначала оттерла руки. Потом ноги. Мерзкое ощущение липкости на коже раздражало и плюнув на все я стянула юбку, почти н удивишись неслышному приближению Паши за своей спиной, остановившегося в шаге расстояния.

— Какие симпатичные трусики. — Хохотнул Коваль, горячим взглядом окидывая мои ягодицы. — Заметил, что кружевное белье предпочитаешь. Мне больше по вкусу шелковое.

— И часто носишь? — усмехнулась я, выбрасывая испоганенное бумажное полотенце и потянувшись за другим.

— Не чаще твоего полупокера. — Отпарировал Паша, подходя к столешнице кухонного гарнитура и опираясь о него бедром. — Ой, что же я такое сказал. Вдруг он и правда носит. — Притворно испугался он, со смехом глядя мне в глаза. — Может, ты ему даже свое даешь поносить. Даешь?

А вот последнее слово имело очень и очень двоякий смысл. Он вообще любитель говорить с развратными намеками. На которые так реагирует мое тело. Вот и сейчас пальцы, оттирающие внутреннюю сторону бедер мокрым полотенцем слегка дрогнули. Бросила на него взгляд и в горле пересохло.

— Иди ты на хуй, Коваль. — Рассеяно пробормотала я, увлеченная удержанием самоконтроля который знатно подкашивал насыщеный искушением и приглашением взгляд его потемневших глаз в отражении.

— Я по девочкам, кис. Этот маршрут уготовь для своего полупокера. И вообще, пусть побреется. — Снова с намеком, с нехорошим акцентом на паузе и змеиной улыбке, прежде чем продолжить. — А то выглядит как пидорковатый канадский дровосек. Канадский дровосек-гомосексуалист, точнее.

— А ты, я смотрю, помимо того что сексистская свинья еще и гомофоб. И скорее всего еще и шовинист. Полный набор. — С пренебрежением подытожила я, выкидывая в мусорную корзину полотенце и несколько нервно натягивая юбку.

— Сексист однозначно, немного шовинист, но не гомофоб. Мне, киса, плевать, кто в какую дырку тыкается, если обладатель дырки совершеннолетний и согласен на это. Меня раздражает, что черноходники яростно бьют себя в грудь, визжат о своих правах и всеми возможными способами, в том числе внешним видом, демонстрируют, что они не такие. Да ты хоть в лесу дерево трахай, зачем об этом кричать-то? Но твой полупокер не сознается, что он по мальчикам прикалывается, я его раза три уже спросил. Или он и по мальчикам и по девочкам? — паскудно улыбнулся Паша, вперивая в мое недовольное лицо. — Надо уточнить этот момент у полупокера.

— Не трогай его. — Задетая его интонацией, холодно предупредила я, подхватывая со столешницы блейзер.

— Да ладно. Он не обижается. — Паша на мгновение прикусил губу, задерживая взгляд на моей груди, но не рискуя идти в атаку прекрасно расценив мой ледяной взгляд. — Даже поржал, когда я ему сказал, что он выглядит как полупокер. Хотя, чего там смешного?

— Вообще не трогай. — Обрубила его я.

— Сдался он мне. — Закатил глаза, взяв стакан с подставки и подходя к диспенсеру в углу. — Сам таскается. Времени сейчас много, работы мало, а он иногда смешно шутит. Так что пусть таскается, хоть не так скучно.

— Ты меня не слышишь?

— Не веришь, значит, что он сам? — саркастично улыбнулся, в ответ на мой раздраженный взгляд, отпив воды. — Ну, хорошо. В воскресенье вечером на шашлыки приезжайте в пригородный, у меня там что-то вроде дачи с небольшим прудиком. Соберу несколько друзей, чтобы не так подозрительно было, ведь у тебя же репутация, да, киса?

Я цокнула языком и, сказав, что в его помощи больше не нуждаюсь, удалилась из офиса. Кинула загубленный блейзер на сидение, села за руль и отправилась домой.

Меня еще долгое время нервно потряхивало от прокручиваемого в голове разговора, но к вечеру вернувшийся Женька значительно разбавил мое настроение веселыми байками. Отогнал мою машину на химчистку, потом вернулся и мы пошли в обещанный ресторан. Вспоминали о прошлых своих посиделках здесь же, сплетничали об общих знакомых и я окончательно расслабилась, с благодарностью посмотрев на него. Смысла он не понял и решил обрадовать приглашением Коваля в воскресный вечер. Я, было, начала отнекиваться, но Женька, сказал, что он кое-что задумал, и ему для этого надо быть в хороших таких отношениях с Ковалем. На мои попытки выпытать его идею он лишь загадочно улыбался и клятвенно обещал рассказать все позже.

В воскресенье вечером меня и Женьку за город отвозил наш общий друг, ибо пить мы собирались оба.

Пашина «дача с прудиком» напоминала хорошую такую боярскую усадьбу на берегу озера, окруженную частым лесом. Я вышла из машины и с любопытством огляделась, втягивая свежий и вкусный воздух. «Дача» располагалась в некотором отдалении от загородного поселка, почти на отшибе.

Забора не было, только живая изгородь вместо него, окружавшая своебразным полукругом огромную территорию перед большим бревенчатым домом с широкой асфальтированной парковкой. Смотрелось красиво.

Женька потянул меня в обход к озеру. От берега, покрытого ровным газоном, на десять метров вперед тянулся широкий деревянный пантон с огромной площадкой на сваях, на которой располагалась большая, резная беседка.

Мы с Женькой приехали последними, народ уже был в сборе и уже воодушевленно горланил песни под гитару, иногда пррываясь для поджарки мяса на мангале, недалеко от дома или распитием подбадривающего и значительно расширяющего репертуар.

Из всех присутсвующих а их было одиннадцать человек я знала только Костю, его жену (и то по фотографии), Рамиля и Пашу. Но Костя поспешно попытался исправить этот факт, выйдя к нам из беседки, когда мы подошли. Представился мне, со значением поведя головой назад, в ту сторону, где сидела его очаровательная, добродушно улыбающаяся супруга. Я едва заметно кивнула, сдерживая улыбку и стала знакомится с остальными. В том числе с двумя проститутками Коваля, жмущихся к нему с обеих сторон. Но имен их не запомнила.

Пашка венчал широкий дубовый стол, и кивнул Женьке рядом с собой по правую сторону. Женька потянул меня, и я, неловко улыбаясь людям пошла туда же. Села на деревянную скамейку, рядом с женьккой, тут же о чем-то попытавшимся заговорить с Пашкой, и познакомилась с сидящей напротив меня миловидной черноволосой Ритой, женой Рамиля, снова уже успевшего набухаться и радостно мне лыбящегося. Рядом со мной села общительная Кристина, жена Пумбы и мы сней быстро нашли общий язык. Этому немало поспособствовало белое вино, которые я, Кристина и Рита.

А Женька, бухающий с Костей, Пашей и Рамилем и вправду иногда выдавал подобострастие Ковалю. К которому игриво жались две проститутки. Я несколько раз сжимала Женькино колено под столом, когда он уж слишком наигранно смеялся над шутками Паши и мысленно била лопатой по голове гада Коваля, который мне не соврал. Женька сам под него стелился и меня это уязвляло. А эти две проститутки еще. Бросила вскользь взгляд, когда брюнетка, на плече кторой лежала рука Коваля, что-то шепнула ему на ухо, едва не вылизывая его мочку языком. Ну-ну, смотри не отравись.

Блондинка, на бедре которой расслабленно лежала его левая рука меня не особенно беспокоила. До тех пор пока я не заметила томный взгляд из-под ресниц на моего заливающегося соловьем Женьку. Шалава. Рита с Кристиной вышли из беседки покурить, и я, опасаясь не выдержать пошла с ними за компанию. Девченки были уже пьяненнькими и поэтому игриво хихикая пустились в обсуждение сексуальных вопросов. Мне, в общем-то, было достаточно сложно представить, миниатюрную Кристину рядом с громилой Костей, но факт наличия двух дочерей, продемонстрированных мне на фото в телефоне как бы опровергал мои подозрения об их несовместимости.

Они докурили, но Рита захотела еще, и мы чуть задержались. Мимо прошли мужики. И пашины пальцы легко почти невесомо тронули меня за ягодицу. Я вздрогнула от яркого эха тут же раздавшегося в низу живота на это наглое, пусть незаметное прикосновение и уставилась в его спину, затянутую темно синей ветровкой. Но взгляд соскользнул на его шикарную задницу в черных джинсах, и я почувствовала как в крови просыпается желание. Придурочное желпание.

Мы вернулись за стол, и я даже пообщалась с проститутками, мило улыбаясь на их заявление, что они в банке работают. Потом пришли мужики, неся ароматное мясо в тазике, и я снова почувствовала дикое напряжение. От взглядов блондинки на Женьку. От легких поглаживаний длинных пальцев по оголенному плечу брюнетки. Особенно от этих поглаживаний.

Кристина, бурно рассказывающая как ее маленькая дочь встала на нижний ящик комода, кусая край столешницы, случайно задвинула под собой ящик и повисла. На зубах. Впившихся в край столешницы. А «отец года» Костя, заливаясь смехом снимал происходящее на телефон, пока шокированный ребенок весел зубами на краю комода.

Мы с Ритой смеялись до слез, пока Кристина, старательно гася в себе желание расхохотаться, бурно размахивала руками, изображая Пумбу, защищающегося от ее нападок и смешно передразнивала его бас: «ну, масенька! Ну, это молочные же зубы, если бы они остались в столешнице, то другие бы выросли!». Кристина, неловко взмахнула руками и случайно опрокинула на меня бутылку вермута, окатившего кожаный рукав легкой куртки и кисть с ладонью. Принялась извиняться и попыталась помочь развазюкивая полотенцем липкое пойло по одежде.

Давясь смехом, отказалась от ее помощи и поднялась, решив смыть вернут дома. Она хотела было снова помочь, но я отказалась.

Войдя в дом презрительно фыркнула на дизайн с претензией на георгианский стиль, хотя смотрелся интерьер в целом очень вкусно. Простор помещений и высота потолков позволяли эти веяния сочетания налета классицизма с ярким рококо проявляющимся обоями я спозолоченным бордюром, винил выстилающий пол прихожей и коридора с правдоподобностью мраморного рисунка, тяжелая мебель в большинстве своем из светлого дерева массивная и красивая.

Кухню нашла без труда, такую же помпезную с но с неожиданным закосом под под английский стиль респектабельной сдержанности в серо-пастельных тонах. Паша любит дерево. Это чувствовалось, дизайнеры постаралась на славу. Надо спросить кто с ним работал и дать маме ревизиты. Она давно говорит, что хорошие дизайнеры в нашем городе либо вымерли, либо еще не родились.

Скинула куртку на широкий стол рядом с внушительным кухонным гарнитуром и подойдя к каменной раковине задумчиво глянула в сумерки за большим окном над мойкой. Отсюда беседку было не видать, но слышны гитарные переливчатые аккорды заглушаемые пьяным нестройным пением.

Смыв липкий вермут с кожи, я бросила рассеянный взгляд на стекло окна. И застыла, когда в отражении заметила узнаваемую фигуру, облокотившуюся плечом о косяк входной двери и держащую в опущенной вдоль тела руке бутылку.

Закрыла воду, раздраженная на себя за идиотскую дрожь, отчего-то тронувшую кончики пальцев. Угрюмо вытирая руки бумажными полотенцами, я упрямо не поворачивалась к выходу из кухни. Открыла дверцу тумбочки под раковиной, чтобы выкинуть намокшие полотенца и почувствовала его. Прижимающегося бедрами к моим и толкающего мое тело вперед, к столешнице с раковиной. Его руки опустились по обе стороны от моего тела. Отставил бутылку и медленно выдохнул мне в затылок, пустив мурашки вдоль позвоночника.

— Отошел от меня. — Сквозь зубы приказала я, стараясь как можно тверже смотреть на его нечеткое отражение в оконном стекле.

— Киса ревнует. — Иронично выдохнул, и прижал меня к тумбочке теснее. — Не думал, что это так приятно.

Нужно собраться. Этот маньяк тоже с крышей не в ладах. Все может закончится плачевно.

— Ревную? Тебя? — да, нужно говорить вот именно с этим оттенком сарказма в выверенном тоне.

— Ну не полупокера же. — Фыркнул, пробегаясь пальцами по моим рукам, вцепившимся в край раковины, чтобы скрыть дрожь и оставляя на коже немеющее чувство удовольствия от этих легких, дразнящих прикосновений.

Его пальцы медленно провели по моим кистям, предплечьям и впились в плечи. Достаточно сильно. Почти болезненно. Вызвав идиотский отголосок удовольствия. Да что за нахуй вечно со мной происходит?! Хотела раздраженно повернуться, чтобы оттолкнуть. Не дал. Стиснул плечи уже до боли, бедром прижимая меня к тумбочке. Раздраженно дернула головой, чтобы распущенные волосы хлестнули его по лицу. Тихо рассмеялся на ухо, будоража оттенком призыва и удовлетворения от моих реакций.

— Отошел от меня, я сказала. — Почти рыкнула я.

И парализовано застыла, видя в отражении как его голова склоняется к моей шее. Замерла от вспенившегося в крови желания прикосновения этих жестких губ. А когда он обжег дыханием кожу, прежде чем прикоснуться к ней, я, едва не закатывая глаза от удовольствия, безотчетно откинула голову ему на плечо и за каким-то хреном прижалась спиной к его груди. Горячий язык медленно заскользив вверх к линии нижней челюсти, от чего я почувствовала в слабеющих ногах, наливающийся жаром и плавящий вены свинец, перетекающий горячей тяжестью в низ живота. Его пальцы накрыли грудь и сжали, заставив меня повернуть к нему голову и впиться в полуулыбающиеся губы. Почувствовала ягодицами его однозначный ответ на мое жесткое движение языком по его языку. Двинул бедрами вперед, вжимая мою нижнюю часть тела в тумбочку, и швыряя моему изнывающему разуму отчетливое ощущение того, как сильно он меня хочет, чем вытеснил весь мир за рамки, оставляя только жадно пьющую его поцелуи меня и его, скользящего свободной рукой по моему животу вниз.

— Ой, бля, пардон. — Извиняющийся голос Кости, заставившей меня тут же отстранить от мгновенно злого Паши.

Я почти с испугом увидела в отражение стекла, как Костя резко развернувшись на пятках торопливо чешет по обратному маршруту. И понимала, что вместо Пумбы мог бы войти Женька. И он бы не простил. Он бы посчитал это за предательство. И в отместку явно бы рассказал обо всем моей семье. И может, не только моей.

Пораженная своим безрассудством, зло выдохнула с силой отстраняя от себя руки Паши. Но он, разгоряченный моим безумством и алкоголем в своей крови, сдаваться вовсе не собирался. Недовольно отступил, позволяя мне развернуться, но тут же прижал своим телом обратно. Попыталась сопротивляться, раздраженная этим напором до крайности, но без труда скрестил мне руки и намертво прижал к моей груди.

— Хватит. — Зло глядя на него исподлобья мрачно сказала я. — Хватит. Заканчивай этот фарс. Ясно? Прекращай.

— Какие грозные глаза, киса. — Опять эта ебучая блядская улыбка. От которой меня так пропирало. — Мне здесь полагается испугаться?

Закрыла глаза и мотнула головой, словно бы это помогло бы унять жадное желание стереть улыбку с его лица грубым поцелуем. Господи, ну как можно меньше минуты назад быть готовой отдаться, а сейчас уже ненавидеть и все равно его хотеть? Мне нужен психиатр. Я серьезно. Мне нужна квалифицированная помощь, потому что это ненормально. Так не бывает. А ему нужен цианистый калий. Ведерко, чтобы уж наверняка.

— Я говорил тебе, что ты красива, когда злишься? — с тенью иронии, его пальцы чуть сильнее сжали кисти на моей груди, а в глазах блеснула истома. — Так и тянет тебя бесить. Хотя я иногда увлекаюсь и бесить меня начинаешь уже ты.

— Это чем же? — прищурилась я, попытавшись вырвать уже немеющие от его мертвой хватки руки. Бесполезно.

— Отрицанием очевидного. Попыткой скрыться за маской. Тебе не идет это совершенно. Вот то, что было минуту назад, это ты. Смелая, раскрепощенная, страстная, такая, от которой у меня крыша течет. А сейчас снова этот дебильный снобизм. Снова отрицание себя, подгон под правила. Ты знаешь, так и до шизофрении недалеко. Проконсультируйся с психиатром, что ли.

Захотелось его ударить.

— Отпусти мои руки.

— Признай, что приревновала, отпущу.

У меня аж челюсть отпала, когда он потребовал от меня новый повод подогреть его эго и самолюбие. Опять наглеет, сука. Я презрительно искривила губы, вкладывая в свой взгляд насмешку, заставившую потемнеть его глаза.

— Пахнет идиотизмом, Коваль. Я тебя не ревновала.

А он расхохотался и мои руки отпустил. Я в ступоре смотрела на его веселый оскал. Снова опустил пальцы на столешницу по обе стороны от меня, склонился, проникновенно глядя мне в глаза.

— Не признаешь, значит? — усмехнулся и быстро, так, чтобы не успела среагировать, провел по моим отчего-то пересохшим губам языком.

— Я не могу признать то, чего нет. — Твердо глядя в его усмехающиеся глаза, сказала я.

— Хорошо. — Он довольно улыбнулся и, достав телефон из кармана ветровки, быстро кому-то набрал, дождавшись ответа, пренебрежительно бросив в трубку «иди сюда».

Она пришла. Та брюнетка. И пришла быстро. Застыла в дверях, несколько растерянно глядя в спину Паши, удовлетворенно бросившего взгляд на ее отражение в окне. Усмехнулся мне, и отстранился. Несколько лениво подошел к ней. Она смотрела в его глаза, не понимая, что происходит. Он протянул руку и сжал ее горло, вынуждая повернуться ко мне боком. Чтобы лучше видно было.

Я скрестила на груди руки, не понимая почему не ухожу, и, чувствуя некоторую нервозность, старательно изобразила ухмылку на лице. Только вот он на меня не смотрел. Он смотрел ей в глаза, толкая назад, вынуждая спиной прижаться к боковой стенке холодильника. Она тонула в нем, уже начхав на то, что они в комнате не одни. Девчонка попрощалась с крышей, дыша часто, поверхностно и податливо глядя в его равнодушные глаза. Он так на меня и не посмотрел, очевидно, и без того прекрасно чуя расходящиеся от меня волны напряжения. И я едва не пала от неожиданного эмоционального взрыва во мне, когда он вжал ее до упора в холодильник и грубо, без особых церемоний, впился в ее губы.

Сердце ошиблось на несколько тактов. Я, не в силах моргнуть, смотрела на этого скота, целующего на моих глазах млеющую от него и стелящуюся под него девчонку. И все что я хотела — убить его. Ударить. Сильно. Больно. До крови и хруста костей. Растерзать и напоить этим злобно ревущее пламя в груди, от которого судорогой сводило пальцы.

Она попыталась прижаться к нему и обвить его плечи. Ты куда лапы протянула, сука?.. Но он не позволил. Сначала. Потому что от меня не последовало реакций. Вжал ее собой в гребанную дверь холодильника, вырвав у нее сладострастный стон тяжелым эхом отдавшийся у меня в ушах.

Сначала была скинута лямка ее топа. Потом вторая.

Я держала бурю, сжигающую все внутри до болезненных колющих остовов, на которые хотелось насадить их обоих. Его за сволочизм, ее за податливость, за жаркие ответы. Но я себя сдерживала. Пусть уже с большим и очень скрипучим трудом, но сдерживала. До того самого момента, пока не поняла, что он реально готов идти до конца. И трахнуть ее. На моих глазах. И эта шлюха, похоже, явно не имела возражений. Мой судорожный вдох и я поняла, что в этом есть свой плюс — я готова к этому, потому что это выжжет его из меня окончательно и бесповоротно.

Я действительно была к этому готова, пока под ее пальцами не звякнула пряжка его ремня, а у меня не потемнело в глазах от злого воя животного в душе и бешенного набата сердца, стремящегося пробить мою грудную клетку.

— Хватит. — Не выдержала. Не смогу. И уйти не смогу, потому что знаю, что он не остановится.

Отстранился и вперил в меня неопределенный взгляд. Я медленно выдала рваный, но почти неслышный вдох сквозь стиснутые зубы. Знала, что он посмотрит, но несмотря на внутреннее бурлящее негодование с крупицами желания хорошенько пнуть его и желательно между ног, я держала мимику под контролем. И моя равнодушная улыбка была вполне естественной. Я не понимаю, как он прочел все то, что было погребено, замуровано внутри, но он это прочитал. Хмыкнул и сказал ошарашенной девчонке идти за стол. Она, бросив на мое восковое лицо беглый испытывающий взгляд, послушно удалилась

А он направился ко мне. Которая все еще стояла с уже несколько натянутой улыбкой. Давай, подойди, скотина. Скажи хоть слово со своим ебучим самодовольством и я тебе в глаз дам.

Но не сказал. Взял бутылку с виски и набрал в рот. Прополоскал и выплюнул в раковину. Потом еще раз. На третий просто приложился к бутылке, чтобы сделать хороший глоток.

— Думал, абзац. Не остановишь. — Тихо выдохнул, вставая рядом, и глядя в проем двери.

— А сам бы не остановился? — попыталась сказать уничижительно, вышло не совсем.

— Честно? Конечно, тормознул бы. — Снова пригубил. — Во-первых, не время и не место. Во вторых… — Усмехнулся и оборвал себя, бросив на меня косой взгляд. — Мне стоит сейчас изгаляться, и повторять «а я говорил»?

Я убито покачала головой и вышла. Погано как-то на душе. От того, что остановился бы. От того что вообще это сделал. Каждый раз начинает жестко, но хитровыебанно не доводит до конца, избегая моего окончательно ненавидящего к нему отношения. Сука. Может поэтому меня так трясет?.. Надо бы сходить к психологу. Для начала. Может еще есть шанс все исправить.

Подходя к беседке и заметив уже значительно захмелевшего Женьку, я усилием взяла себя в руки. Костя, что-то увлеченно обсуждающий с пьяным Женькой, быстро мазнул по мне непонятным взглядом, я устало ухмыльнулась в ответ.

Паша пришел позже, что-то шепнул брюнетке, глядящей на него томным взглядом и она отсела. Какое, блядь, благородство!

Градус за столом повышался и вместе с тем, как это часто бывает, компанейские отношения крепли. Не знаю, отчего у меня у меня нарастало внутренне напряжение. На Пашу я вообще старалась не смотреть, увлеченно разглядывая фотки в телефоне у жены Кости и делая вид, что вижу их впервые.

Вино сменил белый ром и жить стало веселее. Кристина стала казаться близкой подругой, Костя охрененным человеком, и я все чаще прикусывала себе язык, чтобы с него не сорвалось милое сердцу «Пумба», даже Рамиль, хихикающий в тему и нет и страстно вещавший о приключениях его и своей жены в Турции, где все закончилось обезьянником, мне очень нравился. Женька пытающийся наладить контакт с мрачнеющим Пашей, удрученно вздохнув, шепнул мне на ухо, что Коваль мудак, вызвав у меня этим неистовый смех.

Впрочем, при одном взгляде на Пашу смеяться расхотелось. Он все чаще устремлял потемневший взор на дальний конец стола, где на коленях у рослого здоровяка сидела его блондинистая проститутка, а вторая флиртовала сразу с двумя. И мне это не нравилось. От слова совсем.

Мы лишь раз скрестились с ним взглядом. И я не смогла больше надолго от него отвлекаться. Как и он. Что-то гипнотическое было в его потемневших глазах, не слабо так играющих алкоголем в крови. Я сжала руку Женьки на своем плече, пытаясь вырваться, отвлечься от затягивающей трясины и почуяла, как Пашку это мое движение подстегнуло. Сломив во мне голос разума. Накатившее чувство мести за его представление с брюнеткой руководило всеми моими флиртующими с Женькой действиями. И Паша бы себя не выдал, если бы его закончившийся виски не сменила текила.

Нет, ревности он не выказывал никак. Только легкую иронию, демонстрирующую, что он прекрасно знает, почему и для чего я сейчас жмусь к Женьке. Это несколько раздражало, но и прекратить жаться я не могла. Пока не прочла по его губам «киса». Последующая блядская манера в легкой, но такой провоцирующей улыбке быстро коснуться кончиком языка верхнего клыка мгновенно опалило сознание и тело воспоминаем о Швейцарии. Он сделал тоже самое в ресторане отеля. А потом, тем же вечером, я едва сознание не потеряла от оргазма…

Скрестила ноги под столом, стремясь сдержать дурное возбуждение, которое не глушилось Женькиным легким поцелуем в висок, зато напомнило реальное положение вещей. Я тщательно сделала вид, что мне все равно.

Только вот Паша весь этот мой маскарад считывал без труда. Он подарил мне очередной ироничный взгляд. Но такой тяжелый, с явной нехорошей тенью. С намеком, от которого сердце забилось чаще.

Не желая сдаваться, внезапно поцеловала Женьку, пытаясь этим самым снять приступ безумия, горячо шепчущий на ухо, что мне необходимо сейчас выйти из-за стола, отправиться на кухню и дождаться там появления Коваля. И не для разговора. Вот совсем не для этого

Женька удивился, но ответил, под деланно завистливый вдох Кости, сказавшему жене: «смотри, старушка моя, страсть какая! У нас по молодости тоже так было, помнишь?». Кристина рассмеялась и отпарировала, что она еще молодая, а Костя просто не переживет накала страстей, если она их начнет.

Отстранилась от Женьки и нежно ему улыбнулась, вызвав у того нежный поверхностный поцелуй мне в лоб. Его объятия стали крепче, ласковые прикосновения чаще, что отлично меня оградило от той части себя, что сейчас разочарованно выла и требовала немедленно посмотреть на Пашу.

Посмотрела, почти не опасаясь. А там снова ирония. Стремящаяся скрыть крах его самоконтроля. По мере того, как стремительно пустел его бокал, я все отчетливее чувствовала, как фальшива его насмешка и как тяжела нарастающая ярость, которую он старательно топил в текиле, но которая только сильнее от этого загоралась, прорываясь резкостью движений и слов, иногда замораживая веселую атмосферу, витающую над гомонящим столом.

Помимо меня, за столом присутствовал еще один человек, который замечал, что чайник терпения у Паши вот-вот закипит и издаст оглушающий свист. И это был Костя. Этот суровый громила отпускающий сальные, но такие забавные шуточки, над которыми угорала вся разношерстная компания, хитроумно налаживал контакт со стремительно пьянеющим Женькой, умильно тискающим меня в объятиях, и все чаще дергал его из-за стола. То мясо пожарить, то покурить, то еще какой повод выдумывал, лишь отдалить тело моего жениха от моего. Как и сейчас, позвав Женьку по какому-то весьма отдаленному от витавшего празднества поводу в сторону стоянки. И Женька, опьяненно и радостно покивав, мазнул губами по моему виску и отправился вслед за Костей.

А Паша уже тлел, порождая этим во мне беспокойство. Я испытывала и глумливое наслаждение от того, как стремительно съезжает его крыша и идиотское желание прямо при всех и прямо сейчас встать и, перегнувшись через стол, впиться в твердо сжатые губы. Моя фантазия не на шутку разыгралась, уводя меня в такие дичайшие дебри с изображением горячего секса тут же на столе и снова прямо при всех, что я одновременно ощущала, как намокает белье, и как Паша это будто чует.

Он смотрел на меня в упор. Не скрываясь больше, не пытаясь изобразить маску иронии и насмешки. Меня бросило в жар от нажима в его взгляде, от ощущения, как же сходны сейчас наши мысли.

Сама едва заметно повела головой в сторону выхода из беседки. Кивнул.

Я шла стремительно. Отдалялась от кипящей весельем и светом резной беседки на воде. Уходила прочь, в сторону леса и едва сдерживала желание перейти с шага на бег, чуя нутром, что он идет следом. Веяние преследование отчего-то захлестнуло, и я рванула в сторону подлеска, подгоняемая жарким вбросом адреналина в кровь с дичайшей охотой вживаясь в роль добычи, гонимой зверем.

Как его это завело, боже, как завело.

Я слышала, как под его ногами хрустит сухостой. Чувствовала его за своей спиной, словно дикого, обуянного животной жаждой хищника. Он мог нагнать меня, стремительно мчащуюся в подлесок в два шага, но давал мнимую свободу, вероятность того, что я могу скрыться от него, длинноногой сволочи.

Я влетела в подлесок с хрипящим вдохом, в темноте отчаянно пытаясь вглядеться себе под ноги, чтобы не упасть. А он посчитал, что пара метров вглубь редкой чащи это достаточно. Сбил меня собой довольно жестко. Я не смогла погасить таранящую инерцию его тела, чуя только злость и досаду, и готова была уже кубарем покатиться по небольшому склону, но он благородно попытался исправить свою оплошность, перехватив мое почти рухнувшее тело. Но и его по инерции потащило вперед и мы вместе пустились в круговерть по вкусно пахнувшей траве.

По правде говоря, откатились бы мы совсем недалеко, но я упорно пыталась оказаться сверху, а ему это претило, и из-за этого мы, увлекшись противоборством, откатились от места столкновения достаточно прилично.

— Сверху. — Выдали мои немеющие и кривящееся губы, когда я в очередной раз упрямо оседлав его бедра, прижала руками плечи к смеси пожухлой листвы и сочно пахнущей летней травы.

Зеленые глаза хищно блеснули, и его пальцы, сжимающие мои ягодицы расслабленно заскользили по ткани джинс вверх. По ребрам. До груди.

— Не заслужила, сука. Ты там поиздеваться хотела, а сейчас подоминировать? — Хрипло и едва слышно, от этого голоса еще не остывшая от адреналина кровь вновь вскипела.

И он одним движением скинул меня на землю и подмял под себя. Резкий удар, чтобы я раздвинула ноги, и он прижался бедрами к моему паху, сломив последнюю волю к сопротивлению. Я жадно прильнула к его раскрытым губам, позволив безумию накрыть меня с головой. Здесь и сейчас. На склоне, в пожухлой, прошлогодней листве под весом его горячего тела.

Он чуть отстранился, едва ощутимо скользнув языком мне по скуле и едва не сорвав этим стон с немеющих зудящих губ. Одно движение его бедер, и от отчетливого ощущения его сильнейшей эрекции, у меня разом вспыхнуло бескомпромиссным жаром все тело. И сладко заныл низ живота.

— Калишь меня с этим уебком. — Глухо и таким охеренно хриплым шепотом мне на ухо. — Спецом в отместку, да? Знаю же, что тебе на него похуй, и все равно… Ты не киса, ты редкостная сука.

И если бы не последние слова…. Но он подкрепил их имитацией движения при сексе, сорвав во мне все тормоза. Я смазано выдохнула, опьяненно откинув голову и раскрываясь перед ним.

— Порви с ним, блядь…

Я аж опешила и изумленно посмотрела в полыхающие изумрудным огнем злые глаза перед собой. Вроде, не шутит. Но что мужик на взводе не скажет? Хотя, приятно, конечно. И особенно приятно с его губ. Жестко и требовательно скользнувших по моей шее до обнаженной груди, с которой была сдернута блузка мгновением раньше.

Земля холодная и жесткая, лопатки упирались в какую-то ветку, царапающую кожу даже сквозь ткань. Но мне было плевать. Все, что имело сейчас значение, так это его горячий язык, терзающий мою грудь. И его руки требовательно оглаживающие мое отчего-то подрагивающее тело. Пальцы вцепились в его голову. Прогнулась в пояснице, когда его язык скользнул ниже по покрывшейся мурашками коже живота. С губ сорвался стон от ощущения его зубов на коже, прихватывающих не сильно, но так, сука, распаляющее, что единственное, что полыхало в моем мозгу это отстранить его, опрокинуть на спину, так же искушающее заскользить зубами от линии нижней челюсть по груди и животу до самого низа. Прижаться, чуть куснуть эрекцию сквозь плотную ткань его джинс и потом расстегнуть ширинку. Я впервые желала сделать минет не из интереса (погашенного опытом), а просто потому, что хотелось слышать его сорванные вздохи, чувствовать дрожь его тела, и готова была давиться, задыхаться, но делать ему так хорошо, чтобы он стонал подо мной… Боже, как я хочу, чтобы он стонал подо мной и из-за меня…

Но мысль была потеряна, когда его пальцы расстегнули пуговицу на ширинке моих джинс.

— Нет… нет… Паш… — я слабо попыталась воспротивиться, но его сволочные пальцы скользнули за тонкую грань нижнего белья и я оторопело осеклась, почувствовав как к чертям порвало мир от его первого такого легкого, пробного прикосновения к моей самой чувствительной точке тела.

Тело сжалось, рвануло вперед и в сторону под его алчными пальцами, под весом его распаленного тела. Удержал. Одним движением сорвал со своих плеч ветровку и бросил ее на землю рядом со мной. Не осознала момента, как лежу на животе на мягком и так вкусно пахнущем его парфюмом ткани. Совсем не отпечатался в памяти миг одного рваного движения джинс вниз по бедрам, оголившем ягодицы. Значение имело лишь чувство его горячей плоти прислоненной к моим бедрам и тяжесть веса его тела надо мной.

Следующий миг опьянил, сломил во мне меня, оставил лишь дичайшее послевкусие наслаждения после его краткого и такого упоительного движения вперед, заставившего мои пальцы впиться в мои же плечи, а с губ сорваться стону удовольствия.

Я не знала прежде, что значит вот так быть под мужчиной, и что это может принести такое удовольствие. Нет, он не бил. Он двигался медленно. С чувством. С расстановкой. Считывая акценты по моему сжимающемуся каждый раз на его ветровке телу. И о боже, как мне это нравилось. Как безумно приходился по вкусу жар его тела, властные пальцы, зарывающиеся в пряди волос, напор и сила движений бедрами, порождающими во мне такое яркое нестерпимое желание подаваться назад, навстречу ему.

Упор на локти и безотчетно прогнулась в пояснице, не сдерживая стон от каждого его наглого, такого требовательного и распаляющего движения. Я впервые в жизни не брала, а отдавалась и это так жгло, так распаляло, с такой силой зажигало феерию ослепляющего возбуждения, перерождая его в слепящее остервенелое безумие. Которое все нарастало, крепло с каждым мгновением. Сжалась, напряглась, в попытке усилить это ощущение, раздающееся эхом удовольствия по горящим адским пламенем сосудам. Его рваный вдох, последний особенно сильный толчок и меня накрыло.

Тело забили сладкие, расходящиеся и быстро затухающие судороги. Не поняла, как сжалась. Не поняла, как его тело отстранилось от моего. Не понимало ничего. Меня сжигало, испепеляло и разносило в клочья. С такой неукротимой силой, что это стирало все грани реальности ввергая в пучину чистейшего неистового но такого упоительного наслаждения, бьющего по каждому нервному окончанию в моем с ума сходящем тела.

— Тише, кис, не плачь…

Его голос доносился как сквозь толщу воды. Запоздало осознала себя сжавшейся в калачик на его куртке и подрагивающей от все слабеющих но таких приятных волн удовольствия. А лицо холодил прохладный ночной ветер. Я не знала, что плачу от оргазма. Не знала, что оргазм бывает такой силы. Не знала этого негромкого голоса, и пальцев, утирающих такие странные слезы. Мир переломился. И не готов был отстраиваться заново. Я хотела бы испытать от этого потрясение. Но все, на что сейчас была способно мое медленно возвращающийся из омута разум, пытаться заставить не дрожать тело под его телом и пальцами. И запоздало дошел мир с его ужасающими законами.

— Не в меня? — казалось бы, этот испуг должен был окончательно пробудить во мне меня и радикально решить проблему со спящим под гнетом удовольствия самоконтролем. Но тщетно. Слабо и чуть испуганно.

— Нет.

Как оправдательный приговор. Подаривший спокойствие и даже слабое подобие власти над собой. Отстранился, отвернулся, вставая на ноги и застегивая джинсы, отставив испачканную руку.

Я, неверными пальцами натянула джинсы, болтающиеся почти на щиколотках и с трудом села, оправляя куртку и футболку, и не в силах сдержать рвущейся наружу похоти при взгляде на его бедра. Сумасшествие. Просто катастрофическое сумасшествие. Переспала в лесу, на его ветровке. Хотела сделать ему минет и позволила секс без защиты. Он повернулся ко мне лицом, но взгляд упал на его пах. Хочу. Хочу этого. Прильнуть. Прижаться. Игриво куснуть…

— Киса, ты как будто траншею в лесу головой пропахала. — Ехидно улыбнулся, словно стараясь не замечать того, как вновь во мне так ярко вспыхивает желание. Просто подошел и присел на корточки между моих широко разведенных колен, протянув руку, стал вытягивать что-то из прядей моих растрепанных волос и негромко произнес, — не смотри так на меня. Я не сдержусь. Опять. И выйдем мы отсюда не скоро.

Дыхание сорвалось. Выходить отсюда мне не хотелось. Не хотелось в тот уебищный мир с его правилами, под которые надо себя подгонять. Не хотелось идти и доигрывать спектакль. Все, чего мне хотелось — быть снова под этим мужчиной. Доведшим меня до слез. От удовольствия.

Глупости какие. Рассерженно повела головой, одновременно пальцами отстраняя его руку. Ну, было и было. Второй раз. До идиотского сумасшествия.

Ничего не значит.

Совсем ничего. Просто охерительно трахается. Только и всего. И не больше. Встала на чуть ватные ноги. Пошло оно все.

Повернула назад. К долбанной беседке. К Женьке, уже пьяному настолько, что он весьма удивился, при моем появлении, очевидно, забыв, что мы сюда приехали вместе. Костя, относительно, причем весьма относительно пьяный, скользнул по мне оценивающим взглядом и прикусил губу, поглядев мне за спину. Очевидно на Пашку.

Я мрачно усмехнулась и сказала Женьке, что мы едем домой. Тот не возражал. Позвонила его другу, объяснила, как проехать и все время, пока ждала его приезда, не поднимала на Пашу взгляда. Медленно, для успокоения перебирая пряди Женьки, упокоившего спящую голову на моих коленях.

Костя, как прирожденный миротворец начал дергать из-за стола уже Пашку по все тем же сомнительным поводам. Тот лениво огрызался. Но на меня не смотрел. Я чувствовала. И отчего-то злилась. Потрахался и хватит? Не ты ли совсем недавно рычал, чтобы я с Женькой рассталась? Забываетесь, мужчина.

Посмотрела на него. В упор, с нажимом, так, как он любил смотреть на меня. В ответ легкая насмешка. И, таки, осечка — быстрый недовольный взгляд на посапывающее тело Женьки. Я удовлетворенно хохотнула и начала Женьку будить, чтобы хоть немного привести его себя к моменту приезда его друга. Выходило херово. Паша, паскудно улыбнувшись, предложил скинуть его в воду, обещая, что после этого он явно придет в себя. Я послала его нахер и резкое напряжение за столом обозначило мне, что я допустила ошибку.

Коваль хмыкнул и вдруг резко дернул меня за руку на себя. Женька всхрапнув впечатался в дерево скамьи, но не проснулся. А Паша, неожиданно резво перелез через невысокое ограждение беседки за его спиной, и дернул меня на себя, взваливая на плечо. Я ошеломленно замерла, понимая что он подходит к краю площадке, к воде.

— Только попробуй, Коваль!.. Только посмей! — зашипела я, упираясь руками в его спину и пытаясь приподняться, вывернуться, выскользнуть.

Он хохотнул и сбросил меня. С плеча. Но не в воду. Я оглушительно завизжала, но почти сразу заткнулась, после осознания того, как он перехватил мое тело в полете и положил на край площадки, готовый в любой момент столкнуть в воду.

— Пробовала в воде? — негромко спросил он под довольное улюлюканье зрителей из беседки.

Я расхохоталась и вывернувшись из его рук села, глядя в его смеющиеся глаза.

— Нет.

— Рискнем? — прикусил губу, сдерживая улыбку.

— Ты дурак? — удивленно приподняла бровь я.

— Полупокер в бессознанке. Люди мои, прикажу забыть, забудут. Могут «Аве Мария» петь, пока я с тобой буду сексом заниматься, хочешь?

— Блядь, Коваль, ты же больной. — Покачала головой я, отстраняя его руки и поднимаясь, увидев как раз едущую к дому за нами машину.

Почти не помню, как приехали и легли спать. Вроде бы Женьку его друг затаскивал, но я, осушившая бутылку вина в машине, не была уверена.

Разбудил нас звонок Женькиного отца, в матной форме интересующегося у перепуганного Женьки, где его черти носят. Женька соврал что стоит в пробке и скоро будет. Пока он метался по квартире и выл, что не успевает уложить волосы, я пыталась вспомнить где мой телефон. Не вспомнила. Он нашелся. У Паши. Которому женька позвонил, после того, как убедилсфя, что мой телефон выключен, а в машине друга я его не оставила.

Они договорились, что Пашка сам мне его завезет на работу и меня от этого перекосило. Я попробовала возразить, но Женька, раздраженно укладывая волосы, сказал, что папа его отымеет сегодня за опоздание во все щели и неизвестно, когда отпустит.

Сегодняшнее занятие было посвящено чаю. Фумелье, специалист по всякого рода чаям и правилам его приготовления, обучал нас как именно следует нужно заваривать мате, каркаде и ройбос. Я на автомате записывала его рекомендации, скрывая за маской спокойствия и доброжелательности гнетущее ожидание грядущей встречи.

Ровно в два нас отпустили и я неторопливо, старательно себя контролируя пошла к парковке. Он уже был там. Как всегда элегантный и сексуальный. Стоял у своего капота своего внедорожника, глаза скрыты солнцезащитными очками, и он о чем-то разговаривал по телефону, при моем появлении так блядски улыбнувшись, что я едва не сбилась с шага, под вспыхнувшим внутри чувством томления. Но контролировала себя. Хоть мне это давалось со все большим трудом при каждом шаге, сокращающем расстояние между нами. Он закончил разговор и бросил свой мобильный в карман брюк. Я, остановившись от него в шаге требовательно протянула руку за своим разряженным телефоном, который он достал из того же кармана.

— Думал, имя у тебя не подходящее, но я ошибался. — Фыркнул он, глядя нам меня сквозь стекла очков и белозубо улыбаясь. — Маша-растеряша.

Я закатила глаза и опустила протянутую руку. Он протянул мне телефон. Я, было потянулась за ним, но Паша отвел руку за спину, одновременно придвигаясь ко мне ближе.

— Что за детские игры, Коваль? — старательно гася отчего-то разгорающийся азарт раздражением, пробурчала я, замирая в опасной близости от его тела.

— Сейчас покажу. — Усмехнулся и прежде чем я успела среагировать, рывком за талию притянул мое тело к себе, и резко развернувшись вместе со мной, прижал мои бедра к капоту. Одновременно впиваясь в губы жестко и настойчиво.

Руки дернулись к его шее, но со всем не с целью придушить, потому что я сама с дикой с охотой впала бы в его омут с чертями, если бы не требовательные колокольчики рациональности, заглушившие вспыхнувшее от его языка возбуждение. Резко отстранилась и испуганно огляделась, благо парковка была пуста.

— Тут камеры… — выдохнула я, как будто для него это могло бы иметь значение.

— Ах да, репутация же. — Саркастично рассмеялся он, убирая руки сжимающее мое тело, лишь вскользь пальцами сжав ягодицу и оценивающе глядя мне в лицо. — Злое начальство заругает, да?

Я мрачно посмотрела на него исподлобья, не разделяя его веселья. Паша полуприкрыв глаза и улыбаясь, посмотрел на мои губы, что вызвало легкую дрожь в пальцах, по швам прижатым к моему напряженному телу.

— Знаешь, у меня иногда жуть в голове творится… — негромко произнес он. — Вчера я в красках представлял, как беру тебя прямо на столе при всех, или на пантоне, и сейчас готов был на капот посадить и задрать юбку… Дикость какая-то. И самое удивительное, что мне это нравится.

В горле пересохло, я одурманенно смотрела в затягивающие зеленые глаза, не в силах отвести взгляда и сказать, что я как бы тоже подалась бы искушению прямо здесь, прямо сейчас, прямо на капоте.

— Поехали. — На мгновение дольше положенного прикрыв глаза, выдохнул он. — До дома довезу, раз ты без машины.

Мне не нравилось ехать рядом с ним, не нравилось то, что не смотрит на меня, не нравилось то, что я на него смотрю. И особенно не нравилось свое желание положить руку на его ногу, дразняще медленно скользнуть ноготками по внутренней стороне бедра, подняться выше…

— Киса, я через неделю на три-четыре дня в Испанию лечу. Не хочешь? — неожиданно произнес он, поворачивая ко мне голову, когда остановился на светофоре.

— У меня сейчас на работе период повышения квалификации, я пока не стою на рейсы… — я сама себя оборвала, понимая, что вообще-то мне следовало сначала хотя бы удивиться, а не с некоторым разочарованием дать такой ответ.

— Так я тебя не как стюардессу зову. — Усмехнулся, и тронулся на разрешающий сигнал.

— А в качестве кого?

Паша рассмеялся, снял очки и бросил на меня ироничный взгляд.

— Тебе правду, да? — фыркнул, сворачивая к обочине и паркуясь.

— Ну, давай, жги. — Я не сдержалась и расхохоталась.

— В качестве невесты полупокера, у которого я арендую цистерны за каким-то хером совсем на невыгодных для меня условиях. В качестве женщины связанной отношениями, но которую я трахаю.

— Ну, хоть не в качестве твоего любимого эскорта. — Я снова расхохоталась, не понимая, почему мне так смешно. — Которую ты трахаешь? Так-то в Швейцарии кое-кто снизу был.

— Которую я трахаю, киса. — Повторил с нажимом и усмехнулся. Протянув руку, сжал мое колено, пустив волну дрожи по рукам. — Там, если ты забыла, закончилось все стандартно — ты была снизу.

Обожгло воспоминание. Следом накатило вчерашнее. И он был прав, я была снизу. Под ним. Но это не вызывала сейчас отторжение и протест своей вызывающей правдивостью и только подкреплялось его взглядом, искушающим и раздевающим. Сама рванула вперед, чувствуя, что если сейчас не поцелую, меня разорвет в клочья. Ответил с жаром и запалом, пальцы сжали шифон топа на груди, сорвав мне дыхание и пустив сердце в галоп. Он сдвинул сидение назад, помогая моему сумасшедшему телу перебраться через широкий подлокотник. Задрал топ, пробегаясь горячими губами по покрывшейся мурашками коже и зубами оттягивая ткань лифа вниз. Мы оба сошли с ума и нам обоим было плевать что за недостаточно тонированными окнами его машины несутся пусть немногочисленные но потенциальные зрители. Это даже подстегивало в некоторой степени. Заставляло быстрее расстегивать гребанные пуговицы его рубашки и с жаром отвечать на требовательные, даже чуть болезненные поцелуи.

Он задрал юбку и сжал пальцами мои ягодицы. Прогнулась в пояснице, усаживаясь на его паху максимально удобно в таком положении и чувствуя волны пьянящего наслаждения от его прикосновения губами к груди и жестковатый нажим пальцев на бедрах. Его рваное движение к пряжке ремня, затем к моему намокшему нижнему белью и мое жадное движение бедрами, разорвавшее чувством дикой заполности. С его губ неровный вдох, с моих приглушенный стон. Подался вперед, обнимая, втискивая в себя, мешая двигаться, но так ощущения были настолько острее, что я сама обвила его за шею делая наше животное слияние просто невыразимо тесным. Чуть укусил за ключицу, вырвав безотчетный вскрик дичайшего наслаждения заставляя двигаться сильнее, быстрее, распаленнее, несмотря на сложность в таком положении.

Эмоции захлестывали полыхающий разум, погребенный под животной жаждой уже накатывающего, уже быстро приближающегося цунами оргазма. Первые пока слабые предупреждающие волны ввергли мое сошедшее с ума тело в звериное неистовство. Я жадно вбивалась, вдалбливалась в его тело в попытке ускорить, усилить волны и пасть под ними. Сквозь оглушающий набат сердца и гул в голове я не услышала его предупреждения. Не услышала хриплого и опаленного удовольствием «киса… назад…» и пропустила катастрофический момент. Он хотел было приподнять меня, отстранить, но не успел, его накрыло первым, смазав попытку спасти ситуацию. Я осознала это слишком поздно, когда он, прикрыв глаза, скрипнув зубами, резко откинулся назад и с силой ударился затылком о подголовник сидения. Он кончил. В меня.

Разорвало внутри, разом смыло все безумие. Я, истерично выдохнув, отпрянула в сторону, но поняла, что безнадежно опоздала. Ужас заполонил все сознание. Я упала на свое сидение, невидящими глазами уставившись в его лицо, кривящееся в попытке согнать властвующий оргазм.

— Блядь. — Убито прикрыл глаза ладонью, дыша часто, поверхностно. — Су-у-у-ука… Просто пиздец… — отстранил руку от лица и напряженно посмотрел на меня. — Кис?.. Ты как?

— Паш, в аптеку надо… — помертвевшими губами прошептала я, прикрывая глаза и мысленно кляня себя на чем свет стоит. — Таблетки есть… в первые семьдесят два часа надо, чтобы… без последствий. Чем раньше, тем надежнее.

— Сейчас.

Я слышала шелест ткани, его попытку оттереть влажными салфетками следы с брюк и думала, что вот оно мое наказание за распутство. Полный срыв гормонального фона на полгода и страх целый месяц, что вдруг, таблетки некачественные, или еще что… а вдруг все-таки нагрянут последствия, и как потом? Дура. Идиотка. Надо с этим завязывать. Господи, да как я Женьке в глаза смотреть буду?..

Таблетку заглотила, как только села в машину, выпив почти до середины бутылку минералки и откинувшись на сидении, прикрыла глаза.

Припарковался у подъезда. Я, несколько нервно в который раз оправив одежду, подхватила сумку, хотела было покинуть салон, когда он за руку дернул меня на себя и поцеловал. Извиняющееся, с чувством. Господи, да ты здесь вообще не причем — сказала ему усталым взглядом и покинула машину. Если сучка не захочет, кобель не вскочит. А сучка из меня еще та, в этом Коваль был прав.

Женька уже был дома и что-то мурлыкал себе под нос, готовя обед. Смазано чмокнул меня в скулу, потому что я увела губы, несколько фальшиво улыбнувшись и сказав, что я устала и пойду в душ освежиться.

Остервенело оттирая свое придурочное тело мыльной мочалкой, я все никак не могла избавиться от гнетущего чувства вины. Перед Женькой. Вон с работы пораньше приехал, решил приятное сделать — обед приготовить. Для своих телок он пальцем о палец никогда не ударял. Господи, ну вот к чему эти угрызения совести? Ну к чему они? Никогда не испытывала ничего подобного. Моя жизнь и правила тоже мои, ну там, где возможно.

Однако вид Женьки уже накрывшего стол, когда я вышла из душа, окончательно утвердил меня во мнении, что я сука. И это впервые в жизни не прозвучало комплиментом.

Этой ночью я из кожи вон лезла, чтобы угодить Женьке, мысленно себе обещая, что изменять ему, нежно отвечающему на мои поцелуи и ласково оглаживающему мое тело, больше не буду. Однако, у Коваля на все это дело была своя позиция.