8


Мейсон звонил каждый день, порой и по несколько раз. Кейтлин снимала трубку, молча выслушивала его тирады, после чего клала трубку на рычаг.

Последний раз Мейсон почти кричал:

— Черт побери, Кейтлин, это ни на что не похоже! Если ты думаешь, что я у меня нет других дел, кроме как накручивать твой номер, то ты ошибаешься!

Кейтлин твердила, что не иметь дела с Мейсоном — огромное облегчение, и даже себе не сознавалась, как сильно скучает по нему. Она глубоко любила его, это правда, но правда и то, что чувства ее никогда не пользовались взаимностью.

Мейсон не делал тайны из того, что его влечет к Кейтлин, но она знала: влечение это чисто физическое, любовь тут ни при чем. А только удовлетворения плоти ей было мало.

Не говоря уж о том, что существовала еще и таинственная женщина, о которой Мейсон пекся так, что купил ей безумно дорогое платье и еще более дорогое ожерелье. Видятся ли они? Насколько глубоки их отношения? Все эти вопросы постоянно мучили Кейтлин, но она не могла позволить себе унизиться настолько, чтобы расспрашивать Мейсона.

Проходили недели. Днем Кейтлин работала — много, как всегда, вровень со своими ковбоями. По вечерам сидела за столом, обложившись счетами и гроссбухами. Вроде бы — наконец-то! — концы начинали сходиться с концами. Теперь даже бывали минуты, когда Кейтлин позволяла себе надеяться, что сумеет выпутаться из финансовой западни.

А потом она вспоминала о взносах по закладной. Верный слову, Мейсон пока не напоминал о них. Но отсрочка, заработанная ценой ночи любви, должна была вот-вот закончиться.


Однажды Мейсон позвонил поздно вечером. От его красивого голоса, низкого, звучного и волнующего, тело Кейтлин затрепетало от желания.

— Я слушаю тебя, — сказала она.

— О, как мне повезло! Почему ты не хотела разговаривать со мной? Что стряслось, Кейтлин? Почему ты вдруг охладела после ночи любви?

Она ощутила резкую боль в груди и прошептала:

— До свидания, Мейсон.

— Не спеши! Я должен знать, в чем дело. То ты сама страстность и огонь, то враждебность и лед. Почему, Кейтлин?

— Я не хочу говорить об этом.

— Я должен знать!

— Но я не могу ответить. Так что, если тебе нечего больше сказать, я вешаю трубку.

— Мне есть что сказать.

Чуть помолчав, Кейтлин подсказала с горьким сарказмом:

— Подходит время выплаты.

— Еще не подошло. Помнишь, после банкета я освободил тебя от выплат?

— Я помню, — глухим голосом отозвалась она, боясь заплакать, закричать, забиться в истерике. — Но все равно время платить близко.

Молчание. Потом Мейсон неожиданно заявил:

— Деньги тебе не понадобятся.

— И почему это я не удивлена? Что, придумал, как я еще могу тебе услужить?

Он не отреагировал на иронию.

— Я хочу, чтобы ты приготовила чемодан, Кейтлин.

Она мгновенно насторожилась.

— Чемодан?..

— Ты не ослышалась.

— Чемодан — с чем?

— Со всем необходимым в расчете на две недели.

— На две недели?..

— Для начала. Об остальном позаботимся потом. Вряд ли ты будешь одеваться часто.

Кейтлин так сжала трубку, что побелели костяшки пальцев.

— Ты человек без нервов, Мейсон.

— Правда?

— Правда, и тебе это известно... Две недели где?

Смех, раздавшийся в трубке, был таким обольстительным, что у Кейтлин закружилась голова.

— А это, — ответил Мейсон, — сюрприз.

Что же он придумал на сей раз? Кейтлин испугалась, поняв, насколько хочет узнать это. Прошло не меньше минуты, прежде чем она вспомнила, что ее отношение к Мейсону, насколько бы серьезно оно ни было, никакого значения не имеет: его планы на ее счет всегда подчинялись какой-либо цели. А какова эта цель в данном случае, догадаться нетрудно.

— Я не могу оставить ранчо на две недели.

— Наверняка сможешь, — бодро отозвался он.

— Нет, — твердо сказала Кейтлин. — И два дня принесли достаточно вреда. Уехать же на две недели попросту невозможно. Не знаю, что ты там придумал, но это не имеет никакого значения, потому что мой ответ не изменится.

— Если тебе кажется, что у тебя не хватит ковбоев, чтобы удержать ранчо на плаву в твое отсутствие, я помогу все устроить.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, Мейсон.

Он рассмеялся.

— Независимая, всегда готовая дать отпор мисс Маллин... А не приходило ли в твою головку, любимая, что моя идея может тебе понравиться?

Любимая...

— Не называй меня так, — прошипела она. — И скажи только одно: надо ли мне будет в эти две недели спать с тобой?

— Это входит в программу, — жизнерадостно сообщил Мейсон.

Две недели любви. Просыпаться по утрам и видеть Мейсона рядом с собой. Сама мысль об этом была блаженством. А потом снова терпеть унижения?

— Мой ответ — нет.

— Но, разумеется, — он словно не слышал отказа, — две недели это только начало.

В душе Кейтлин закипал гнев. Как смеет Мейсон обращаться с ней так, будто она продажная женщина, всегда готовая его ублажать?!

— И на какой же именно срок ты рассчитываешь?

— На длительный, Кейтлин. Весьма длительный.

— Длительный — это сколько? Месяц?

— Еще дольше.

А он хам! Невозможный, непревзойденный хам. И она непременно выскажет ему это в лицо — причем в самых доступных выражениях. Но прежде надо еще кое-что выяснить. Значит, придется поиграть еще немного.

Стараясь говорить как можно спокойнее, Кейтлин поинтересовалась:

— А что я получу за это?

Ответом было молчание. Странное молчание.

— Что получу я? — повторила Кейтлин.

— А как ты думаешь?

— Судя по прошлому опыту, могу предположить, что ты собираешься освободить меня от выплат.

— Их больше не будет.

— Совсем? — недоверчиво уточнила она.

— Совсем.

Кейтлин закрыла глаза. Не платить. Не волноваться о будущем. Стать наконец свободной. Жить без постоянной тревоги за то, что ее любимое ранчо отберут.

Но она не станет до конца свободной. Потому что всегда будет Мейсон и его притязания. Притязания, которые Кейтлин приняла бы с радостью, будь они основаны на любви. Но со стороны Мейсона любви не было, и это делало невозможными любые соглашения.

— Ты предлагаешь мне, — цедила слова Кейтлин, — стать твоей содержанкой.

— Не помню, чтобы я это говорил.

— Как это еще называется?

— "Замужество" не подойдет? — мягко поинтересовался Мейсон.

— Замужество! — Кровь отхлынула от ее щек.

— Я прошу тебя выйти за меня, Кейтлин.

— Ты просишь об этом не в первый раз, — сказала она, когда обрела возможность говорить.

— Верно.

Ей вспомнилось первое предложение Мейсона и тогдашний разговор о его великом плане. Он получит ранчо, чего бы это ни стоило. А в придачу ему нужна Кейтлин. Планы, достойные Наполеона, должны были вот-вот осуществиться. Так Мейсон, во всяком случае, думал.

— Ответ все тот же. Нет! — отрезала она.

— Ты не дала себе труда подумать.

— Думать не о чем.

— И все же подумай, Кейтлин. Ничего больше не платить. И твое ранчо остается твоим.

— И проводить каждую ночь в твоей постели.

— Но тебе же понравилось быть со мной! Чем угодно клянусь, понравилось. Не настолько ты хорошая актриса, Кейтлин.

— Мы тогда прекрасно провели время на банкете — Она почти шептала. — И я... Ну, одно ведь тянет за собой другое, верно? Но с тех пор у меня было время подумать. Я хотела бы, чтобы ничего тогда не было.

— И поэтому ты не отвечала на мои звонки?

— Д-да...

Мейсон долго молчал.

— И все же почему бы тебе не обдумать мое предложение? — спросил он наконец.

— Здесь не о чем думать, Мейсон. Я не пойду к тебе в содержанки. И в жены тоже.

— В таком случае зачем было интересоваться, что ты получишь?

— Из любопытства. Просто захотелось знать, что ты предложишь. Видишь ли, Мейсон, мне не надо обдумывать твое предложение, потому что ответ никогда не изменится.

Его голос вдруг стал жестким.

— Понятно.

— Надеюсь. Я скорее пойду на риск потерять ранчо, чем выйду за тебя. Что касается взносов...

— Да?

— Я найду возможность платить.

Она очень старалась, чтобы голос был тверд, и оставалось лишь надеяться, что эта твердость скроет сомнения и страхи.


Кейтлин вела лошадь в денник, когда перед ней словно из-под земли выросла высокая фигура.

— Мейсон!

— Привет, Кейтлин.

— Давно ты здесь?

— Достаточно.

Кейтлин не понравился его тон, и она вызывающе спросила:

— Ты на что намекаешь?

— Я здесь достаточно долго, чтобы увидеть, что происходит.

— Что бы ни происходило, тебя это не касается! Это ранчо все еще мое, и, чем бы я ни занималась здесь, это мое и только мое дело!

— Что ты задумала, Кейтлин?

Сердце ее забилось быстро и беспокойно: Мейсон был кем угодно, только не тупицей.

— Просто развлекалась с бочонками, — беззаботно отозвалась Кейтлин.

— Развлекалась? — резко переспросил он.

Кейтлин небрежно повела плечами.

— Подумаешь, поупражнялась немного.

— Эти штучки для родео, Кейтлин. И ты будешь уверять меня, что просто развлекалась?

— А почему бы и нет?

Его рука вцепилась ей в подбородок, жесткие пальцы впились в нежную кожу. Кейтлин, хоть и знала, насколько Мейсон опасен, почувствовала возбуждение. Она так давно не виделась с ним!

— Надеюсь, ты не собираешься принимать участия в родео, Кейтлин?

— А тебе не все ли равно?

Его глаза больше не улыбались, взгляд стал зловещим.

— Мы уже как-то говорили об этом, — напомнил он. — Я предупреждал тогда, что выступления в родео опасны. Ты можешь разбиться. Или тебя ранят.

— Я скажу тебе то же, что говорила тогда: даже если и так, тебя это волновать не должно.

— Однако волнует.

— С чего это вдруг тебе волноваться, ранят меня или нет? Тебе же станет легче жить, если я не буду болтаться под ногами.

— Меня волнует, когда женщину ранят, — возразил Мейсон и счел нужным уточнить: — Любую женщину.

Прежде чем Кейтлин ощутила боль оттого, что ее не выделяют из общего ряда, Мейсон добавил:

— Решено и подписано, Кейтлин: в родео ты не участвуешь.

— Решено и подписано другое: ты не сможешь помешать мне, если я захочу.

Пальцы сильнее сдавили ее подбородок.

— Ой ли?

Она взглянула с вызовом.

— Нет, не сможешь.

Он едва слышно выругался. Его терпению явно приходил конец.

— Так ты все-таки будешь участвовать в родео, Кейтлин?

Он стоял слишком близко. После нескольких недель разлуки его прикосновение, пускай и грубое, действовало донельзя возбуждающе. И все же Кейтлин сумела превозмочь себя. Резким жестом стряхнув руку Мейсона, она твердо заявила:

— Я не обязана отвечать тебе.

Но он был настойчив.

— Это и есть твой способ раздобыть деньги для взносов по закладной? Если так, Кейтлин, я запрещаю тебе даже попытаться им воспользоваться. Если тебе нужна отсрочка, так и скажи.

— До сих пор ты ни разу не соглашался.

— Все когда-нибудь бывает впервые.

Велико искушение, но Кейтлин решила, что негоже ей принимать милость от Мейсона.

— Мне не нужна отсрочка.

Что-то дрогнуло в его лице.

— Понятно. Не хочешь рассказать, как добудешь деньги?

— Не хочу.

— Мне нужно твое слово, что ты не станешь участвовать в родео.

— Не могу тебе его дать. И я по-прежнему не понимаю, почему это так много для тебя значит.

— Я уже назвал тебе причину.

— Другие женщины в родео участвуют.

— Да — опытные ковбои. Ты никогда в жизни не выступала в родео.

— Все когда-нибудь бывает впервые, — передразнила она Мейсона.

— Кейтлин! — рявкнул он, теряя терпение.

Она ядовито улыбнулась и вкрадчиво осведомилась:

— Тебе не кажется, что ты делаешь из мухи слона? Ты утверждаешь, что я собираюсь выступать в родео, но я ведь этого не говорю.

— Если б собиралась, ты бы мне не призналась.

— Верно. Кстати, Мейсон, ты так и не сказал мне, зачем приехал. По моим подсчетам, день выплаты еще не сегодня.

— Я хотел поговорить с тобой о взносах...

— Мы уже говорили.

— ...глядя тебе в глаза.

— О Боже, как интригующе звучит! Я так понимаю, у тебя еще какое-нибудь блестящее предложение?

— Все то же самое.

В душе Кейтлин боролись разные чувства. Ничего ей так не хотелось, как броситься в объятия Мейсона. Предательский голосок уже нашептывал ей, так ли уж это плохо — принять его предложение, пусть он ее и не любит.

— Ты еще не понял, что зря тратишь время? — донесся до Кейтлин собственный жесткий голос. — Делай мне самые заманчивые предложения, я все равно не передумаю, что бы ты ни сказал.

— Никогда, Кейтлин? — Он заглянул ей в глаза.

— Никогда. — Твердо, как только могла, Кейтлин подтвердила: — Не передумаю, что бы ты ни сказал. Я уже говорила тебе это: я не стану твоей, даже если это будет означать потерю ранчо.


Загрузка...