Утопия о бессмертии. Книга первая. Знакомство

Встреча

Все аэропорты похожи. Пронизывающими взглядами службы охраны, лицами пассажиров – слепые, в глазах только терминал, бегут на посадку одни; другие ждут, устало развалившись в креслах и скучливо рассматривая царившую вокруг суету.

Я тоже жду. Рано приехали, потому что страна чужая. Вдруг что по дороге? К тому же в гостинице каждые десять минут взгляд на часы. Лучше уж в порт, да и к дому ближе!

Перелёт долгий, с посадкой в Стамбуле. В тесном кресле почти девять часов. Так дешевле. Цена неудобства двести долларов, на двоих – четыреста.

Оглянувшись, я скользнула взглядом на группку вновь прибывших. Похоже, соседи. Турки. Семья. Папа, мама, трое деток.

Я отвернулась и… вновь вернулась взглядом в ту же точку. Глаза. Смотрят неприлично в упор, внимательно, тепло. Не отпускают.

Я стеснительная, смущение прячу за показным равнодушием, а тут… только что рот не раскрыла. Внутри, в груди, как будто струна натянулась, вибрирует. Я и дышать перестала.

Выше среднего роста, волосы седые, несколько более длинные, чем модно, губы твёрдо очерчены, чуть (или показалось?) улыбка. Я резко вздохнула и спрятала глаза.

– Лида? Ты не узнаёшь меня?

Мужчина обогнул сосущую леденец турецкую девочку и устремился ко мне.

– Я Сергей. Школа. Мы с тобой в школе учились. Помнишь?

Я робко встретила смеющийся взгляд. «Серёжка?! Он же маленький был! Моего роста!»

– Лидка-а-а!

Я взмыла вверх. Он крепко прижал меня к себе. Я почувствовала его губы на щеке – сухие, теплые, и уткнулась носом в его шею. Колко. Пахнет хорошо.

Наш танец встречи затянулся. Я попросилась вниз и увидела Костю. Переводя взгляд с меня на Сергея и обратно, он стоял в метре от нас, ждал, уже готовый улыбаться, знакомиться.

Скрывая смущение, я принялась поправлять сползший набок шарф, и буркнула:

– Кость, познакомься, это мой школьный товарищ Сергей. Сергей, это мой муж Константин.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Сергей. Рад знакомству.

– Костя. Очень приятно.

Стоят, головы вровень. А у Костика, между прочим, 188 сантиметров рост. Расцепили руки, неловко мнутся с ноги на ногу. Молчим. И вдруг разом все трое:

– Ну что? Куда вы?

– Куда летишь?

– Ты как здесь?

Оказалось, нам по дороге, в один самолёт, только Сергей летит в салоне бизнес класса.

Вновь пауза как омут. Я набрала в грудь воздуха и защебетала. Рада, мол, встрече, удивлена, как изменился. Он усмехнулся.

– Постарел. Седой вот совсем, – он провёл рукой по волосам. – Чёрт, жизнь летит… – потом тот же взгляд на меня – внимательный, но без улыбки: – А ты – нет. Такая же…

Я захлебнулась вдохом, глаза метнулись к Косте, обратно, и пролепетала:

– Жизнь… да. Я… мне приятно… – вдруг где-то взяла спокойствие и тихо выговорила: – Я рада тебе.

Костик откуда-то сбоку объявил, что пойдёт узнает, когда объявят регистрацию. Я с трудом отвела взгляд от Сергея и кивнула мужу в спину.

Мы сели. Сергей начал говорить: летит в Стамбул на встречу с партнёром… нужно выбрать управляющего… дело в Турции растёт…

Потом прервал сам себя, заглянул мне в лицо и признался:

– Не могу в себя прийти… по ошибке раньше времени в порт приехал, а тут ты… Ты… вы в Алма-Ате до сих пор?

Он никогда не был моим героем. Всего один год мы учились в одном классе. Я дружила с другим мальчиком и через год после школы вышла замуж. О нём не вспоминала. Сейчас не могу выбраться из его взгляда, дышу ароматом его парфюмерии и хочу (да, хочу!), чтобы это продолжалось.

– Да, – отвечаю, – в Алма-Ате. Теперь правильно – Алматы.

Он взял мою руку и поднёс ко рту, шёпотом, губами касаясь пальцев, произнёс:

– Глаза смеются не так, как раньше. Там глубоко на донышке печаль. Или боль?

Почти беззвучно я повторила:

– Боль… печаль… Вина.

Он молча целует мои пальцы и ждёт продолжения. Я отняла руку.

Появился Костя из-за угла, сообщил, что объявили регистрацию. Сгрёб наши куртки – свою и мою, схватил меня за руку и потащил за собой к терминалу.

Оказалось, что для большего удобства Сергей покупает два билета. У регистрационной стойки, глядя на Костю, он предложил мне присоединиться к нему в бизнес классе.

Костик, радостно кивая, заверил, что ему тоже будет комфортнее на двух-то креслах, и сей же час, как только взлетим, он сразу и уснёт. И вообще он очень рад, что у нас есть возможность пообщаться, навспоминаться, полёт-то длинный.

В бизнес класс меня привёл посланный за мною стюард. Прежде чем сесть в кресло, я сняла обувь и забралась в кресло с ногами – кресло было мягкое, широкое, в таком хорошо бы и до Алматы. Глядя на меня, Сергей улыбался, но, кажется, улыбался чему-то своему.

– Что-то хорошее вспоминаешь? – спросила я.

– Тебя.

– Сравниваешь?

– Радуюсь. Тебе.

Мне стало так хорошо, что и не припомню, было ли так же хорошо хоть раз за последние десять лет.

Но хорошо долго не бывает. Табло объявило, идём на взлёт. Ноги пришлось с кресла спустить и пристегнуться. Я откинулась на спинку, расслабилась и закрыла глаза. Раньше я плохо переносила что взлёт, что посадку, потом моя дурнота куда-то делась, но привычка прислушиваться к себе осталась. Я вспомнила, что Костя на взлёте держит за руку так, будто опасается, что я выпрыгну из кресла, а то и вовсе из самолёта, и улыбаюсь. «Как он там?»

– Ты как? – слышу я и открываю глаза.

Зелёные с золотыми искорками глаза участливо встревожены, влекут и проникают одновременно. Обволакивают теплом.

– Боишься летать?

Я отрицательно качаю головой.

– Всё хорошо! Не боюсь я летать, – и, подтянув к груди коленки, развернулась к нему. – Расскажи о себе. Ты женат? Дети? Внуки?

Он улыбнулся.

– Допрос?

Я утвердительно кивнула головой.

– Ага. С пристрастием, то бишь, с пристрастным любопытством. Кольцо, вижу, не носишь.

– Тебе как? С подробностями или сухие факты подойдут?

– Сухие. Сначала. К подробностям перейдём потом.

Из меня испарилось смущение, и, как в таких случаях бывает, на смену смущению пришёл чертёнок.

– Хо-ро-шо, – произносит он по слогам и отчитывается скороговоркой: – Холост. Детей нет, соответственно, и внуков тоже. Родителей уже нет в живых. Женат никогда не был, не гожусь, видать. Какие подробности леди интересуют? – он вопросительно уставился на меня и, спохватившись, прибавил: – Ах да! Забыл главное! Женщин люблю!

По мере поступления «фактов», я наполнялась удивлением и вопросами, но вовремя подавилась самым интересным для себя: «Как это – «не гожусь»?»

Сергей отвернулся и вытянулся в кресле, бросив вперед длинные ноги. Его рука лежала на подлокотнике, я положила сверху свою. Кисть его, так это вдвое против моей. Я провела пальцем по рисунку вен, вены не выступали над поверхностью, просто просвечивались сквозь кожу. Чертёнок, не покидающий вахту, требовал дурацких действий, и я потянула руку к себе. Безрезультатно. «Серёжка, я же знаю, всё твоё внимание сейчас сосредоточено на этой твоей руке!» – воззвала я мысленно и, демонстрируя усилие, обеими руками постаралась отлепить его пальцы от подлокотника… ойкнула от неожиданности, когда рука метнулась, и обе мои ладошки оказались в плену.

– Леди флиртует? – вопрошает он насмешливо и приближает ко мне лицо.

– Угу, – мычу я и шепчу: – Отпустишь?

Он покачал головой – нет. Его дыхание, как ветерок на моей коже. Хочу закрыть глаза. Струна в груди звенит, мешает дышать. Сейчас поцелует… и я испугалась, дёрнулась в сторону.

Он разжал ладонь, вновь растянулся в кресле и прикрыл глаза.

– Ты совсем не изменилась, – говорит и добавляет: – Только теперь я уже не мышка.

«Да и я теперь не та юная девчонка… – соглашаюсь я мысленно, и тут до меня доходит вся неуместность и нелепость моего поведения. Передо мною старость уже гостеприимно распахнула ворота, а я флиртую, обмираю… – Господи! – ужаснулась я, – нет ничего более смешного и жалкого, чем престарелая кокетка!» Я притронулась пальцами к разгорающейся щеке и, чтобы пресечь стремительное падение в бездну стыда, спросила:

– Ты где живёшь?

Сергей не отозвался.

– Серёжа… – позвала я.

И снова молчание в ответ.

– Ну вот и славно, – говорю, – будем молчать. Если честно, я не знаю, о чём говорить. И как себя с тобой вести, тоже не знаю.

– Живу в Дюссельдорфе, – отозвался он. – Много езжу, так что чаще живу по гостиницам. Прага, Лондон, городки в Италии, Португалии, на этот раз Стамбул.

– А гражданство?

– Россия. Но, наверное, начну оформлять в Германии. Давно бы надо, чего-то тяну. Россиянин я, – закончил он как-то недобро, с нажимом.

– Россию не любишь? – спросила я.

– Власть не люблю. Российскую. Всё через *опу. Время идёт, ничего не меняется. Я и бизнес в России свернул, точнее, сам свернулся из бизнеса.

– Вынудили?

– Отдал другу. Мы с ним начинали в 90-тые, много раз в долгах оставались, карабкались, пока не нашли своё. У него семья, жена из России уезжать не хочет, вот и стал он единоуправным хозяином.

– А я к власти отношусь ровно. Управляют, как могут.

Он взглянул с интересом.

– Далеко от комплемента! Что взять с убогих?

Я пожала плечом.

– Они такие, каких мы заслуживаем. Профнепригодное чиновничество есть лишь отражение утратившего патриотизм народа. Жалеешь? – вернулась я к первоначальной теме и, увидев непонимающий взгляд, пояснила: – Что бизнес отдал?

– Нет, – ответил он легко, с улыбкой, – дружок мой теперь у меня в долгу. Никак не придумаю что с него содрать! – он подмигнул и как-то совсем по-мальчишески рассмеялся.

Стюарды сновали по салону, без конца что-то предлагая. Сергей взял вино.

– А ты? – спросил он у меня. – Так и не научилась?

– Не-а. Я лучше сок. И лучше несладкий.

Я давно уже привыкла к шаблонной реакции людей на мой ответ «не пью и никогда не пила». На первую часть фразы бывает понимающая, а то и сочувствующая реакция, дескать, здоровье не позволяет, а то и нельзя, потому как «завязала». А конец фразы всегда вызывает удивление. Как будто нет на свете людей сознательно непьющих.

Серёжка помнит мою особенность. В школьные годы мы раз в неделю у кого-нибудь дома устраивали так называемый бардак. Почему сие мероприятие называлось «бардак», история не сообщает, у нас же всё происходило мирно. Спиртное там было обязательно. Помню, как девчонки стыдливо хихикали, попивая дешёвенькое винцо, а парни изображали из себя опытных мужчин. Потом мы танцевали под винил и непременно в темноте. Потом расходились. На этих «бардаках» Сергея я даже не помню. В отличие от других ребят он демонстрировал интерес к учёбе, что в мужской среде нашего класса было не принято. Но и белой вороной он тоже не был. Его рвали на части, когда устраивались соревнования по баскетболу. Маленький, много ниже других ребят, он легко обходил их и ухитрялся каждую атаку завершить мячом в корзине.

– В баскетбол играешь? – спросила я.

– Нет. Тяжёлый стал, – Сергей похлопал себя по животу. – А ты такая же худенькая. Не поправляешься?

– Была большая! – я засмеялась и округлила вокруг себя руки. – Как-то встала на весы и испугалась. Перешла на двухразовое питание. В горы ходить…

– Ты мне снишься, – прервал он, – точнее, твои глаза. В первый раз лет пять назад. Я тогда не понял, не узнал. Потом ещё, ещё, ещё раз. Как-то в Москве был, разбирал фотографии, наткнулся на нашу школьную, общую. Ты там такая… лучистая… Понял, это же ты мне снишься! Вначале решил – старею, смотрю не вперёд, а назад. Семьи нет, да и не верю уже, что будет, вот и вспоминаю во сне первую любовь.

Он умолк, а моё сердце побежало, то ли стремясь убежать в то время, где осталась неузнанная мною любовь, то ли торопясь в будущее в робкой надежде на чудо воскрешения этой самой любви.

– Помнишь, в парке на Коммунистическом встретились? – продолжал он. – Я из армии пришёл, узнал, что ты замуж вышла, переехала. Выяснил, где живёшь, и несколько дней караулил, чтобы ты одна была. Ты была такая счастливая! Сказала, что дочка у тебя… Сожгла ты тогда надежду мою своим счастьем! Через месяц я уехал из Алма-Аты. Сбежал, чтобы ещё раз «случайно» не встретиться. А сейчас… вижу, нет у тебя счастья, а ты прячешься, не подпускаешь…

– Я не могу… сейчас не могу… потом как-нибудь… Мы же не потеряемся теперь? Да?

– Да, Девочка. Замужем ты или нет, я не отпущу тебя, – пообещал он и, словно бы затушёвывая смысл своих слов, тут же пошутил: – Вместе с твоим мужем, со всеми родственниками, детьми… сколько их у тебя?.. я всех вас усыновлю. Нет, подожди, ерунда какая-то получается! Уж скорей вы меня в семью возьмёте! – он вновь стал серьёзным и попросил: – Не отталкивай меня.

Бег моего сердца утих, его просьба и, главное, его обращение «Девочка» мягким теплом разлились внутри. Я рассмеялась и чмокнула его куда-то в краешек рта. Потому что захотела! За его «Девочку» поблагодарила!

Он замер на несколько секунд. Потом, взяв за подбородок, приподнял моё лицо к себе и легко, едва касаясь губами, поцеловал глаза… лоб… щёки… Губы сухие, теплые властно обхватили мой рот. В грудь забарабанил стук его сердца.

Прервав поцелуй, он выдохнул:

– Ты любишь его?

Мне хотелось закричать: «Нет! Не люблю! Никогда не любила! Вышла замуж, потому что устала быть одна! Потому что всегда думала: «Главное, чтобы меня любили!» Потому что ещё не знала, как важно любить самой!» Я никогда Косте не врала. Он знал, что не люблю, и принял, как есть. Вместе мы многое пережили, я благодарна ему, но полюбить не смогла.

Сергей легонько тряхнул меня и ещё раз переспросил:

– Любишь? – не дождавшись ответа, убрал руки с моих плеч и отвернулся.

И я сразу замёрзла без тепла его взгляда. Перекатилась на другой бок, обняла себя руками и погрузилась в малосвязный хоровод мыслей: «Целуюсь! А Костя там… как же я ему в глаза посмотрю? Ну ладно Сергей, он мужчина… к тому же с нереализованными иллюзиями из детства, а я?.. Мне же пятьдесят пять! А как я теперь буду жить без его глаз? И домой приеду, не забуду. Руки у него хорошие… крепкие… дыхание, как ветерок… Почему он не зовёт меня? – я затихла. – Не зовёт. Нет, надо домой… надо к Косте… под защиту от самой себя… Как только выпаду из-под влияния его глаз, так всё встанет на свои места».

Я сползла с кресла и схватила башмак. Сергей одной рукой толкнул меня обратно и спокойно выговорил:

– Сиди. Я пойду на ваши места, а вы тут долетите.

– Нет! … Не уходи…

«Господи, что я говорю?! – тут же испугалась я. – Дурища-то какая, господи!», а вслух призналась:

– Я… мне страшно, понимаешь? Моя жизнь уже не раз разлеталась на куски.

– Ты манишь, потом прячешься.

– Всё слишком быстро! У меня есть жизнь. Хорошая, плохая, она – моя жизнь! Ты ворвался, и всё рушится. Лет пять назад я была в отчаянии и попросила: «Если есть на Земле моя половинка, пусть он найдёт меня!» …

– Пять? – перебил он, приподняв брови.

– Да, или около… дату я не записывала! – отрезала я почти грубо – не люблю вопросов, уводящих от сути – и продолжала: – Я просила о суженом, о том, кого нельзя не полюбить! Чтобы узнать, как это любить? Я почему-то только к пятидесяти годам поняла – два раза замужем, а любить, не любила. И, знаешь, ничего не произошло! Тогда я решила, что Костя и есть мой суженый, а я просто не способна на любовь. Как у кого-то нет слуха или зрения, у меня вот любовь некомплект.

Я умолкла, вспомнив реакцию Сергея на упоминание о пяти годах, и поинтересовалась:

– А почему ты спросил? Про пять лет.

– Пять лет назад ты мне в первый раз приснилась.

Я не верю ни в совпадения, ни в случайности. «Пять лет назад я попросила о встрече с суженым, и пять лет назад он увидел меня во сне? – сопоставила я и уставилась на него. – Он – половинка?»

Ухмыляясь, он кивнул и развёл руками.

– Я – твоя половинка. Ничего не поделаешь, будешь учиться любить меня!

«Не-ет. Чушь какая-то! С Костей налаживается… возвращаемся из ада. Моя половинка? Любимый? Мой земной Бог?!» Я внимательно разглядывала его. Ну как же мне всё в нём нравилось!

– Ты просила, а принять боишься? – насмешливо спросил Сергей. – Или не подхожу?

Он всмотрелся в меня, словно что-то искал у меня в лице, но, видать, не нашёл и отвернулся, зевнул и прикрыл глаза.

«Ну вот и всё, наваждение, как и должно, развеялось!» – подытожила я про себя и начала обуваться. Встала и пошла. Сергей не шелохнулся.

Костя спал, сложив руки на груди. Неловко, боком втиснув длинные ноги между креслами, он всё равно упирался ими в спинку впередистоящего кресла. Я дотронулась до его плеча, он ясными глазами взглянул на меня.

Меня всегда восхищала его способность спать в любом положении. Легко засыпает, столь же легко просыпается, будто и не спал вовсе.

– Пришла проведать? – спросил он.

– Тесно? – посочувствовала я. – Может, пойдёшь туда? Хоть ноги расправишь. А я тут посижу.

Он встал, пропуская меня на моё место, вновь втиснулся на своё и поцеловал меня в лоб.

– Соскучилась?

– Тревожно мне, Кость.

– Чего вдруг?

Я пожала плечами. Он взглянул на часы.

– Ещё часа полтора и Стамбул. А там и до дому недалеко. Устала? Не спала?

Я скривила гримаску – как будто не знает! спала я только в поездах, все другие виды транспорта мне для сна не годились.

Костя попытался просунуть свою руку под мою и рассмеялся.

– По сантиметрам вымеряли – что в проходе, что между рядами только бочком. Коммерсанты! – и уже с тревогой в голосе спросил: – Всё нормально?

– Он – моя половинка.

– Что?

– Он – моя половинка.

Последовала долгая пауза, потом растерянный взгляд и вопрос:

– Ты почему так решила?

«А правда, почему?» – спросила я себя и опять пожала плечами.

В стрессовой ситуации Костя замирает – предпочитает не разбираться, видимо, надеясь, что и без него всё как-то рассосётся. Меня это всегда жутко бесило!

– Иди, Костя! – поторопила я. – Пойдём на посадку, придёшь ко мне.

Он неуклюже выбрался со своего места. Постоял, кивнул и пошёл по проходу.

Я разулась, подтянула к груди коленки, мне и тут места хватало.

Ещё пару лет назад я бы без оглядки, бегом кинулась в любые распахнутые навстречу объятия. Моя семейная жизнь состояла из бесконечных скандалов и взаимных претензий. Мой крик, за который я потом ела себя живьём, увеличивал и без того непомерно огромное чувство вины, а жалость к себе проливалась водопадом слёз. Так выглядит тупик отношений.

Очень медленно, шаг за шагом я училась разделять личность и поступок, училась сосредотачиваться на достоинствах, старалась принять мужа таким, какой есть. Страх остаться одной сильный мотиватор! Костя тоже старался что-то в себе поменять. И как-то всё стало успокаиваться, уже и тепло проникло в отношения.

«Сергей сказал, что не отпустит, – вспомнила я и улыбнулась. – Смешной! Вернусь домой, и всё случившееся будет выглядеть приятным приключением. В конце концов не каждый день получаешь признание в любви, пусть и юношеской, пусть и давно минувшей! К тому же меня никто не гонит принимать решение сейчас», – я легко вздохнула и потянулась.

В проходе возник Костя.

– Ты чего так быстро? – удивилась я.

– Да я в туалете был. Не быстро. Очередь, – проворчал он. – Давай выбирайся, посплю ещё.

Я кое-как натянула ботинки. Тесно! Потом протиснулась мимо Кости и, успокоенная, будто побывала дома, направилась в салон бизнес класса.

Сергей сидел в той же позе. «Уснул?» – предположила я и легонько опустилась рядом.

– Боялся, что не вернёшься, – произнёс он, не открывая глаз.

– Вернулась.

– Хотел бежать за тобой. Подумалось, уходишь навсегда, как тогда – в парке.

Он повернул голову и посмотрел на меня глазами, потерявшими искорки. Я только ахнула – его лицо осунулось за какие-то полчаса.

– Я не ухожу. Серёжа, прости меня… за флирт неуместный… и вообще. Мне надо подумать.

– О чём? Девочка, ты делаешь вид или, правда, не понимаешь? Я не сержусь, я добиваюсь тебя! И мой соперник – ты сама. Я ничего не сделал в юности, ничего не сделал потом. Гордый надутый дурак! Вначале меня связывала твоя влюблённость, потом твоё счастье материнства.

– У меня, как у всех, – страх потерять больше, чем желание приобрести, – пожала я плечами и спросила: – А ты на основании детских воспоминаний полагаешь обрести счастье? Ты ведь меня не знаешь! Ангел во мне так глубоко, что и сама найти не могу. Первый муж сбежал от меня к молодой и очень не невинной деве. Думаю, у него были на то причины. Костя терпелив и добр, он двадцать с лишним лет мирится с моими недостатками.

– Ты же сказала, что хочешь любить, – напомнил Сергей.

Я заткнулась, на этот аргумент мне было нечего возразить. Его глаза влекли и не отпускали. Мои плечи просили тепла его рук. Я кивнула и шёпотом подтвердила:

– Хочу. Давай просто помолчим.

Мы откинулись на спинки кресел лицом друг к другу. Он держал мою ладошку у рта и целовал кончики пальцев. Долго-долго. Погружаясь взглядом в зелень его глаз, я обретала покой.

Я уже призналась себе, он – мой Мужчина. Тот, кого я проглядела, а могла бы любить всю жизнь.