Золото Дюка

6

«Дыра мертвеца» находилась у края болот, внизу, в четырех сотнях ярдов слева от Фернгейта. Отвесная яма шириной в двадцать футов перерезала линию границы, разделяющей поместье Фернгейт и общественный выгон. Местная легенда гласила, что яма бездонна и служит убежищем дьяволу, хотя на самом деле здесь, очевидно, была раньше каменоломня и проходила граница старых рудников.

Окрестные жители, особенно пастухи, избегали гиблого места, так как не проходило года, чтобы чья-нибудь корова или овца не свалились туда. Время от времени обновляли ограду вокруг ямы, вешали табличку на низкое дерево с предупреждением для прохожих и проезжих. Но так уж повелось, что за ограждение опасного места отвечало семейство Куртни. Окружающая территория производила зловещее впечатление заброшенности и отсутствия жизни, хотя там водились крысы и змеи, которые то и дело шелестели в траве. Черная болотная вода просачивалась через трещину, наполняя яму. Местные власти уже предупреждали Роджера о том, что яму нужно прикрыть, но он игнорировал их послания.

– За это несет ответственность графство, – говорил он, – и, если они вторгаются на мою землю, пусть и платят по счету.

Никто ничего не делал, и в черную дыру в земле, полуприкрытую зарослями куманики и разросшимися сорняками, продолжали проваливаться лисы, собаки или овцы. Сверху дыра была почти не видна, только иногда ночью при свете луны в ней, как черное стекло, мерцала вода. Именно в такой вечер, возвращаясь из Пензанса после деловой встречи, Дюк заметил нечто, что его весьма заинтересовало.

Дюк вел лошадь под уздцы, так как в этом месте подъем был крут. Вдруг он остановился: огибая холм снизу, справа от Дюка, покачиваясь и согнувшись, в сторону торфяников Куртни неуверенно двигался человек. Он нес мешок, а под мышкой у него был зажат какой-то предмет, очевидно, ружье. Дюк прищурился, стараясь разглядеть человека получше, и, когда луна вышла из облаков, узнал Сарна.

Что надо здесь беспутному братцу? Несомненно, хочет по старой привычке побраконьерничать перед тем, как запоздало вернуться к своей семье. Глупец! Горький гнев душил Дюка. ин, должно быть, в стельку пьян, если надумал играть в такие игры в лунную ночь, когда его фигура отчетливо видна из Фернгейта.

В это время зажегся свет в одном из окон Фернгейта, и полоса от него упала на тропу, еще сильнее осветив ее, и так уже залитую лунным светом. Какая-то черная тень зигзагами пролетела через свет, напомнив Дюку гигантское насекомое. Он чуть не вскрикнул, но в это время неожиданно показался всадник, который поскакал от дома в сторону тропы, а потом повернул налево.

Дюк почти сразу же узнал всадника. Это был Роджер Куртни. Он несся как сумасшедший, чтобы расправиться с вторгшимся на его территорию пришельцем.

Сердитый вопль... и сразу же – выстрел. Застыв на месте, чувствуя неизбежность трагедии, Дюк увидел, как его брат споткнулся, попытался удержаться на ногах и при этом выронил свое ружье. Последовала короткая пауза, потом Роджер опять выстрелил в воздух, два раза, влево и вправо, заставив Сарна броситься на землю и ползти назад. Но он взял гораздо ниже тропы и теперь двигался вслепую, прямо к смертельной яме.

Куртни отпустил поводья и, не шевелясь, спокойно наблюдал, как человеческое существо поглощает липкая грязная жижа бездонной ямы.

Когда Дюк оправился от шока, он не знал, как поступить, разрываясь между желанием догнать Куртни и стремлением попытаться спасти Сарна. Победило второе, хотя он и чувствовал всю бесполезность этого порыва. Роджер к тому времени уже подъезжал к повороту на Фернгейт. Через несколько секунд он исчезнет.

Подонок, убийца, думал Дюк, направляясь к яме. От него не дождаться угрызений совести и раскаяния. Возможно, Роджер и не намеревался убивать Сарна, но его гибель принесла Куртни удовлетворение и чувство триумфа. Чернильная бездонная яма – «Дыра мертвеца» – никогда не выпускала свою добычу. Дюк не сомневался, что хозяин Фернгейта в данный момент поздравляет себя с тем, что убрал с дороги одного из ненавистных Дарков.

Дюк никогда не испытывал теплых чувств к брату, но сейчас, глядя в непроглядную черноту ямы, на короткий миг почувствовал жалость, смешанную с отвращением. Бог свидетель, что в последние годы он желал одного: чтобы Сарн никогда больше не появлялся дома. Хотя, конечно, Дюк не желал брату такого ужасного конца. Сарн был лишь препятствием любви Дюка к Леоне. Только мать будет жалеть сына, даже такого непутевого. Глядя на ненасытную пропасть, освещенную луной, Дюк представил стенания, вопли старой женщины, которая дала им обоим жизнь. Сара была сентиментальной, чувствительной натурой. Может быть, ему надо подождать с грустным известием. Но Леона должна узнать об этом сейчас же, чем скорее, тем лучше. У нее теперь не будет причин отвергать его. Жесткое выражение его лица бессознательно смягчилось.

Он направился в Оулесвик. Не успел Дюк отдалиться от ужасной дыры и на сто ярдов, как увидел на тропе какой-то предмет, тускло блеснувший в лунном свете. Он пригляделся: раскрытая записная книжка лежала около камня. Дюк спрыгнул с коня и подобрал ее. На кожаной обложке золотом было вытиснено «Куртни».

Его светлость сквайр, эта высокомерная свинья, оставил улику своего присутствия на месте преступления. Если он, Дюк Дарк, захочет воспользоваться этим, у него в руках будет неплохая карта.

И, пуская лошадь в галоп, он подумал, что Дарки никогда не были шантажистами, но, когда время настанет, придется этому гордецу с черным сердцем держать ответ за все сразу. Куртни подтолкнул Сарна к смерти и однажды горько пожалеет о своей жестокости.

Леона уже ушла наверх и, вероятно, ложилась спать, когда Дюк вбежал в дом. Старый очаг, на котором она готовила еду, был еще теплым. Сверху доносились едва слышные звуки, и у Дюка на миг возникло непреодолимое желание прижать к себе сильное теплое тело Леоны, забыться от запаха ее кожи, почувствовать шелковистые волосы на своем лице. Она была его женщиной, была ею всегда, и это было предопределено судьбой. Но сейчас им руководила не страсть, ему хотелось просто тепла и уюта. Он чувствовал себя потерянным и одиноким в этой пустой кухне, он, который видел столько насилия и жестокости в чужой стране на золотых приисках, но всегда оставался равнодушным. А сейчас вдруг дрожит, как неоперившийся юнец.

Дюк вышел с кухни и преодолел уже половину лестницы, направляясь наверх, как внезапно передумал и вернулся обратно. Не сейчас, сказал он себе твердо, пусть она придет ко мне по собственному желанию, тогда мы вместе почувствуем, как нужны друг другу. Прийти к ней в поисках убежища и тепла было бы несправедливо для нас обоих. Когда я стану рассказывать ей о Сарне, то буду нежным и спокойным.

Он подошел к буфету, достал с полки бутылку и стакан. Дюк налил хорошую порцию виски.

– За тебя, приятель!

Он выпил залпом, налил еще, опять выпил – и так несколько раз. Прикончив бутылку, Дюк все же как-то умудрился добраться до своей комнаты, упал на кровать и проспал до утра. На дворе уже кудахтали куры и гремели жестяные бидоны для молока. Он открыл глаза, прищурился от яркого солнечного света, с трудом поднялся, протер глаза и налил из кувшина в чашку немного воды. Умывшись и приведя себя в порядок, спустился вниз.

Леона вошла в дом, когда Дюк надевал куртку, чтобы идти в «Веал Фэнси». Она подозрительно взглянула на деверя: запах алкоголя витал в воздухе, несмотря на принятые Дюком меры.

– Ты поздно вернулся вчера, – заметила она.

– Да.

Он не сделал попытки объяснить причину позднего возвращения, а Леона не стала интересоваться.

– Может, поешь? Есть ветчина, но если хочешь горячее, то яичницу придется сделать самому. У меня полно дел, а Сол уже ушел на рудник, как ты ему приказал.

– Хорошо.

В ней поднялась волна раздражения.

– Мне не нравится, что он часто спускается под землю. Он привык жить на открытом воздухе. – Леона вдруг замолчала, отвернулась так резко, что зашелестели нижние юбки, и, подойдя к окну, стала смотреть на несущиеся по небу облака.

Дюк направился к двери, потом обернулся.

– Ну? Договаривай, Леона. Если бы ты раньше знала, что ему придется побывать в шкуре рабочих – людей, которые своей работой принесут ему богатство, сделают ему состояние из добываемой руды, – ты лучше послала бы его трудиться на полях или ухаживать за свиньями и курами. Так, что ли? Это же глупо. Подумай об том хорошенько, Леона. Напряги мозги в своеи хорошенькой головке и реши.

Она вспыхнула от его колкости.

– Он мой сын. И...

– И это твой рудник. Так что все так и должно быть. Но не вздумай на меня давить, Леона. Если я заявлю требования на свою часть, на все, что вложил, чтобы запустить работы на руднике, тебе останется от него скелет.

Хлопнув дверью, Дюк ушел, даже не выпив чаю и не притронувшись к еде. По дороге в контору, которая находилась выше края болот, за Соулом, с противоположной стороны холма, он готов был ударить себя за слепую вспышку гнева. Он никогда так резко не разговаривал с Леоной, к тому же в чем-то она была права. За несколько последних лет на его глазах маленький Сол превратился из подростка в юношу, обладающего несомненным талантом. Он искусно вырезал из камня птиц и животных, понимание природы сочеталось у него с талантом искусного резчика, что могло вылиться в гораздо большее, чем простое хобби. Но если Сол овладеет навыками сначала в рудном деле и сможет руководить работами, то почему бы ему потом не вернуться к своему увлечению, ведь в один прекрасный день он будет обладать состоянием и властью, достойными его происхождения, правда, пока не признанного. Дюк уже давно не сомневался, кто является отцом мальчика.

Сол, бесспорно, настоящий Куртни. Его черты, осанка, фигура – все напоминало молодого Роджера, каким он был двадцать лет назад. От Леоны Сол унаследовал бесстрашный взгляд, прямоту в разговоре, когда в этом появлялась необходимость. И еще у него была гордость, такая же, как у Леоны, отличная от высокомерия Роджера. Старый сэр Джонатан оценил Леону по достоинству и догадывался о Соле, этим и объяснялось его завещание.

Размышляя об этом, Дюк вспомнил, как встречался со старым джентльменом, и подумал, что между мальчиком и стариком было несомненное сходство, несмотря на огромную разницу в возрасте. У Сола были фамильные черты Куртни, а сходство с отцом было просто поразительным.

Итак, если Дюк не ошибся в своих предположениях, то сын Леоны является наследником Фернгейта, и в скором будущем Дюк постарается сделать все, чтобы справедливость восторжествовала.

Прошла неделя после гибели Сарна, прежде чем Дюк почувствовал, что готов к разговору с Леоной. С усилием он вырвал из памяти картину тонущего в бездонной яме брата. Он ждал благоприятного момента, чтобы вступить в борьбу с Роджером и предъявить тому обвинение, и знал, что при этом тонущий Сарн снова оживет в его памяти. Сейчас Дюк постарался полностью освободиться от эмоций и действовать хладнокровно.

Ему трудно было предугадать реакцию Леоны. Она теперь свободна от беспутного мужа, но ведь Сарн был ее мужем долгие годы, пока Дюк работал на золотых приисках, и это нельзя сбрасывать со счета. Возможно, воспоминания о первых днях их совместной с Сарном жизни заставят ее сейчас мучиться и сожалеть. Но поступки женщин вообще трудно предугадать, особенно таких своенравных и гордых, как Леона.

Предстоящее объяснение заставляло Дюка нервничать. Он ревновал ее к прошлому, ведь, когда он отсутствовал, она была с Сарном. Да, так ни странно, он ревновал.

И еще этот Роджер Куртни, который возжелал Леону много лет назад и овладел ею. Это мучило, не давало Дюку покою, поднимая мутные темные чувства.

Иногда он во всем винил ее, но такое бывало очень редко. Вина ложилась, в основном, на него самого, потому что он уехал тогда, оставив Леону со старухой матерью и с Сарном. Молодой Куртни, конечно, потом и не вспоминал о безымянном подкидыше в Келин Вудс. У него уже была невеста, и брак был делом решенным.

По какой-то иронии судьбы эти двое однажды встретились, и в результате на свет появился Сол. Дюк стиснул зубы, когда представил эту картину: девственная золотая красота Леоны и похотливое жадное желание молодого Куртни овладеть этой красотой. Как это случилось? Где? Каждый раз Дюк пытался отогнать эти мысли, проклиная себя за то, что так глубоко задет женщиной.

Пусть прошлое умрет, уговаривал он себя, готовясь рассказать Леоне о смерти мужа. И черт с ним, с Роджером Куртни! Оба владели ею, но теперь она свободна, и в будущем Дюк видел ее рядом с собой. Она не из тех женщин, которые дают обет безбрачия. Он чувствовал, как Леоне хочется ласки и тепла...

Перестань волноваться, Дюк Дарк. У тебя были до нее женщины, гораздо более своенравные и дикие, чем она, и ты справлялся с ними. Да, все было, но для Дюка теперь существовала одна Леона. С ней все было по-другому. Он ценил не только ее внешнюю красоту, он гордился ею и знал, что жизнь рядом с Леоной будет полной и счастливой до конца его дней. Так должно быть. Он должен с ней объясниться.

После нескольких дней колебаний Дюк наконец решился. Был вечер, уже стемнело. Оба наслаждались редким моментом отдыха и покоя. Сидели на кухне, Дюк с кружкой сидра, Леона вязала, клубок шерсти медленно разматывался на коленях. В очаге булькал в кастрюле суп. Обстановка была спокойной и уютной. Профиль Леоны золотился в отблеске пламени очага. Тишину нарушали только потрескивание дров и тиканье старинных часов. Сол занимался в сарае резьбой по дереву, и Дюк решил, что настало подходящее время для выяснения отношений с Леоной.

Он задумчиво взглянул на нее, встал и подошел к окну. Помедлил немного, потом подошел к Леоне вплотную.

– Леона, – начал он, глядя на золотистые волосы.

Она подняла голову, удивленная его серьезным тоном.

– Да?

– Я должен тебе сказать кое-что. О Сарне.

– Сарн? Он приехал? Или... с ним что-нибудь случилось?

– Да, случилось. – Он пристально наблюдал за выражением ее лица и решил говорить напрямую, избегая ненужных вступлений. – Он мертв.

Она не вскрикнула и не побледнела, но Дюк заметил, что ее пальцы с силой сжали край стола перед тем, как она поднялась и, сдвинув брови, переспросила:

– Мертв? Сарн? Но... как...

Дюк с силой усадил ее на стул и коротко, стараясь не волноваться, рассказал, что случилось. Леона слушала молча. До нее медленно доходил смысл его слов. Дюк хотел взять ее за руку, но Леона не позволила.

– Не надо. Пожалуйста. Не сейчас.

– Я знаю, что ты потрясена, – мягко проговорил он, – но...

– Почему ты не сказал мне раньше? – перебила она. – Я должна была узнать об этом сразу.

– Я рад, что ты не узнала. Мне нужно было время, чтобы решить, говорить ли тебе об этом вообще. Я мог никому не сказать, сохранив в тайне его гибель. И возможно, – в голосе Дюка зазвучала ирония, – это было бы лучше для всех.

– Но Сарн был моим мужем.

– Неужели? О, Леона, не надо притворяться. Что между вами осталось? Да и было ли когда-нибудь вообще? Я могу заметить, что он был моим братом, но Сарн не был бы Сарном, если бы любил кого-нибудь, кроме себя. Никого больше не существовало для него, вот разве только мать, да и ее он любил тогда, когда ему что-то от нее было надо.

– Да, ты прав, – тон Леоны слегка смягчился, – ей ведь тоже нужно сказать, мы обязаны, правда?

– Нет необходимости. Если бы она до сих пор жила одна в Келин Вудс, ожидая, когда Сарн соизволит появиться, то тогда другое дело. Но сейчас половину времени она живет здесь или разъезжает по окрестностям в своей двуколке. Может быть, не стоит волновать ее в таком возрасте.

– Я не уверена в этом. Сара всегда была привязана к нему. О, Дюк! – Леону вдруг захлестнула волна чувств. Она вскочила и прикрыла глаза, хотя слез не было.

В одно мгновение руки Дюка обвились вокруг нее.

– Ну, дорогая, не волнуйся, не надо расстраиваться, – мягко уговаривал он, прижав к своей груди ее голову, – Сарн ушел навсегда, и тебе не надо больше думать, где он и что с ним. Он был просто неуловим. И все к лучшему. Смотри в глаза правде, Леона. – Он отпустил ее, и они теперь стояли, глядя в глаза друг дpyra. – Хотя, конечно, я не хотел для него такого конца, особенно от рук этого проклятого Куртни, но ты свободна теперь... Мы оба свободны и можем пожениться в самом скором времени. Реакция Леоны была неожиданной.

– Нет. А как же Сол? Он должен знать, что его отец умер. И по закону...

– Его отец? – Дюк коротко хохотнул. – Не пытайся дурачить меня. И не питай никаких иллюзий по этому поводу. Наш жадный сквайр был достаточно беспечен и оставил свою печать на чертах своего незаконнорожденного потомка.

– Сол – не бастард, – резко возразила Леона.

– По закону – нет. Но по крови, Леона, по крови, а именно это главное. Законы придумывают люди, они же их и нарушают. Но ни один закон не сможет нас с тобой теперь разделить. Мы сохраним в тайне гибель Сарна, только двое об этом знают, вернее трое: ты, я и проклятый Куртни. Солу я скажу об этом сам. Как моя жена...

– Как я могу ею стать, если официально не будет известно, что Сарн мертв? Ты должен заявить об этом.

– Ты не права. Пойдут расспросы, слухи, расследование и прочие неприятности. Я попаду в чертовски затруднительное положение. Я не собираюсь никуда заявлять, любовь моя. Существуют свадебные обряды и помимо церковных. Например, у цыган. Мы ускользнем однажды отсюда, и я обвенчаюсь с тобой по цыганскому обряду. я надену на твой палец кольцо, а потом, когда Сарн будет всеми забыт, отомрут все сплетни. И никто не осмелится задавать вопросы жене Дюка Дарка. И, если к тому времени нам захочется, мы обвенчаемся в церкви. Закон разрешит за давностью исчезновения Сарна.

Леона медленно покачала головой.

– Мне хотелось бы сделать это сейчас, чтобы все было честно и законно, обычным путем, как у всех.

Легкая улыбка скользнула по губам Дюка.

– Нет. Ты совсем этого не хочешь. – Он снова обнял ее. – И знаешь почему? Потому что ты сама не похожа на других, в тебе нет ничего обыденного, и никогда не будет, моя радость. Ты создана возбуждать, согревать душу и жить по законам самой природы. Ты – неистовая и сумасбродная, в тебе ветер, солнце и облака, и я хочу тебя, Леона. Один Бог знает, как я хочу тебя, – я пьян от тебя. О, Леона, Леона...

Он целовал и гладил прекрасное лицо и шею, обнимал ее статное тело. Она сначала противилась, шепча:

– А как же Сарн, мы забыли... – но ее голос был заглушён поцелуем.

И потом, когда они лежали вместе, все сомнения улетучились и ужасные воспоминания о «Дыре мертвеца» были временно забыты.

На следующее утро, когда Дюк и Сол шли к руднику, Дюк, не желая привлекать к разговору Леону, без предисловий, но по возможности осторожно сообщил мальчику печальную новость. Они стояли под деревом, Дюк разжег свою трубку, потом, взглянув в сторону подножия холма, где скрывалась зловещая яма, кратко рассказал о том, что случилось, и закончил так:

– Не расстраивайся, парень. Его смерть была быстрой, и твой... мой брат умер сразу. И, если тебе будет легче, знай, что он не был твоим родным отцом, хотя ты так считал... – Дюк замолчал в ожидании какого-нибудь ответа: возгласа удивления, потрясения.

Но ответом было молчание.

Сол стоял, глядя вдаль, он стал, может быть, чуть бледнее, чем обычно. А когда заговорил, его спокойный тон поразил Дюка.

– Я знаю. Я давно знал.

– Ты знал?

Сол кивнул.

– Он никогда и не казался мне отцом. Я его почти не видел, пока был маленьким. Да и потом не чаще. А сэр Роджер...

– Да? Что ты знаешь о нем?

– Я видел девочку из большого дома. Встретил ее год или два назад – и она мне рассказала о нем. Она ненавидела его. Она была горничной, и ее выгнали оттуда, уволили. Сначала я думал, что это все, ну ты понимаешь, от злости. Но я много думал и складывал мелкие кусочки вместе. И потом, мама так странно реагировала при одном упоминании его имени.

– Что ты имеешь в виду?! – Слова вылетели резко, и Дюк пожалел, что не сдержал своей ревности. После стольких лет!

– Она презирала его, – ответил Сол, – ты же знаешь: она иногда высокомерна, но всегда горда и правдива. И ее глаза! Они прищуривались и излучали огонь. Нет, не огонь, лед. И я понимал, что он очень плохо поступил с ней в прошлом. И в конце концов догадался, что причина этому – я.

Сол повернул голову, глядя на огромного Дюка, который обнял его за плечи.

– Мне очень жаль. О нет, не того, что ты появился на свет. Из всего происшедшего – это самое лучшее. Мы не будем грустить и сожалеть. Но в один прекрасный день ты станешь хозяином в том большом доме, я уверен в этом, как в том, что дважды два – четыре, и смерть моего брата будет отмщена. Я сделаю все для этого.

– Если тебе этого хочется, поступай как знаешь, дядя Дюк, – сказал Сол, немного подумав, – но мне этого не надо. Я не хочу бороться и завоевывать. Мне нравится все как есть. У нас есть ферма и рудник...

– Продолжай, мой мальчик.

– Ну, – Сол глубоко вздохнул, – мне кажется, моей матери лучше думать о приятных вещах теперь, а не о мести, зловещей яме и обо всем, что связано с ней, – Голос его пресекся. – Я думаю, если там... Сарн, то могли быть и другие, верно? И животные тоже. Джереми Льюк с рудника говорил мне, что его дедушка рассказывал, как туда провалилась лошадь. Ужасно думать о гибели живых существ в этой грязной жиже. Я ненавижу смерть!

Понимая теперь, что мальчик потрясен гораздо сильнее, чем это казалось на первый взгляд, Дюк обнял его.

– Мы больше не будем вспоминать об этом. И не расстраивайся. Забудь печальные дела и не бойся за мать. С ней все теперь будет хорошо. Очень скоро, только никому не говори об этом, мы собираемся обвенчаться. И, когда вернемся, у тебя будет отец, на которого ты можешь положиться.

Дюк не вдавался в подробности и, пока они шли к руднику, постарался убедить Сола в необходимости хранить в тайне не только то, что он и Леона будут венчаться, но и гибель Сарна.

– Это необходимо, – внушал он племяннику, – и ты дашь мне слово, что никому не скажешь – даже если появятся какие-то разговоры и сплетни обо мне и о матери. Люди уж так созданы. Ты не будешь обращать на это внимание, хорошо?

– Не знаю, – честно ответил Сол, – но я сделаю, как ты просишь. Я обещаю.

– Забудь о грустном и думай о более приятных вещах. Может быть, отдохнешь денек и закончишь вырезать сову, которую ты делаешь для Арабеллы, а?

Сол слегка покраснел.

– Откуда ты знаешь?

– Нюх, наверное, – отшутился Дюк, – как на золото в земле. Но тебе я скажу, что встретил ее вчера в вересковых зарослях, и мы немного поболтали. Она о тебе хорошего мнения, как я понял.

Разговор на этом прекратился. Они уже были около машинного отделения, и к ним направлялся Том Бремойн, руководитель наземных работ, явно с целью поговорить с Дюком.

Сол коротко попрощался с дядей и свернул влево, где стоял его сарай, из которого была видна вся долина. Несмотря на шум мотора и легкий дым от машины, отсюда все казалось волшебно-прекрасным, ясным и чистым, и его охватило детское желание бежать вприпрыжку по земле, потому что он был очень молод и вся жизнь лежала перед ним. Это чистое чувство смешивалось с желанием создать на этой земле что-то прекрасное для другого человека. Печаль, охватившая Сола, когда он представил гибель Сарна в черной бездонной яме, улетучилась, и он почувствовал радостное волнение при мысли о том моменте, когда вручит Арабелле свой подарок и увидит, как вспыхнут светом ее глаза, как появится на ее губах улыбка, как будут золотиться на солнце ее волосы, когда она произнесет нежным голосом:

– О, Сол, как красиво!

Да, все так и будет. Он еще мальчик пока, но в эти секунды будущее открылось ему, и в нем он и Арабелла, мужчина и женщина, которые вместе идут по жизни.

Предвидение озарило его на короткий миг, и, как бы зарядившись энергией, Сол со всей пылкостью, на какую был способен, принялся вырезать из камня фигурку, символ своей любви.

Он работал все утро, а после полудня встретил Арабеллу. Как будто она знала или их встреча была назначена заранее на этот день. Она шла по тропинке через вересковые заросли по направлению к ферме Оулесвик.

Они стояли, глядя друг на друга. Природа во всей своей красоте окружала их. Они были слишком юны, что выразить словами свои чувства. Арабелла взяла из руки Сола маленький блестящий предмет и нежно погладила гладкую поверхность.

– О, Сол, – прошептала она точно так, как он это представлял, – это для меня? Ты даришь это мне?

Он кивнул.

– Я готов сделать для тебя все, Арабелла.

Наступила тишина, оба не знали, что сказать, потом он осторожно взял ее за руку, и они пошли рядом, пока не дошли до границы Фернгейта. Арабелла остановилась и сказала:

– Теперь я должна вернуться. Он может нас увидеть, мой отчим. В доме сейчас просто ужасно, Сол. Но теперь, – она посмотрела на свое сокровище, – это поможет мне все пережить.

– Когда ты придешь снова?

Она улыбнулась.

– Я буду часто приходить.

Все осталось как было, невысказанным, но стало ясным для обоих. Когда ее фигурка исчезла из виду, Сол вспомнил слова Арабеллы: «В доме сейчас просто ужасно».

В этот момент для Сола будущее приняло ясные очертания.

Когда он вырастет, он женится на Арабелле и будет любить ее всю жизнь. Никто не разлучит их, даже Роджер Куртни, его отец и ее отчим.