Золотой бутон

Фейт открыла глаза и, улыбнувшись, лениво потянулась. Сегодня суббота, можно еще поваляться в постели. Как хорошо, когда не надо никуда торопиться!

Сейчас приму душ, потом мы с Льюком позавтракаем и отправимся по магазинам – надо сделать запасы на следующую неделю. А потом…

Что будет потом, Фейт не успела придумать, привлеченная каким-то странным шумом, доносящимся из соседней комнаты. Поскольку Льюка в кровати не было, Фейт предположила, что именно он и возится в соседней комнате. Но что он там делает?

Она нехотя покинула уютную постель и вышла из спальни. Представшая ее взору картина удивила Фейт: Льюк лихорадочно, кое-как швырял свои вещи в два объемистых чемодана.

– Доброе утро, милый! – поздоровалась Фейт. – А что это ты делаешь?

Услышав ее голос, Льюк воровато оглянулся, и вид у него при этом был такой, словно его застигли на месте преступления. Однако Фейт ничего не заметила и продолжала допытываться:

– Уезжаешь в командировку? Но тогда зачем так много вещей? Почему ты не предупредил меня вчера, я помогла бы тебе собраться. – Поскольку Льюк молчал, Фейт предположила: А, наверное, позвонили только сейчас? Но я не слышала звонка…

Льюк выпрямился и оставил возню с чемоданами.

– Фейт, сядь, пожалуйста. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Почувствовав недоброе, молодая женщина на негнущихся ногах подошла к креслу и буквально рухнула в него.

– Видишь ли, – начал Льюк, собравшись с духом, – я ухожу от тебя. Насовсем.

– Насовсем? – переспросила потрясенная Фейт. – Но, Бога ради, почему?!

– Я полюбил другую, – едва слышно признался Льюк, избегая смотреть в глаза женщине, с которой прожил пять лет. – Она замечательная, умная, красивая, у нее великолепные белокурые волосы… – Он умолк, спохватившись, что Фейт не интересуют такие подробности, а потом сказал самое главное, то, что, по его мнению, оправдывало столь неблаговидный поступок:

– Моя подруга беременна, мы решили пожениться, свадьба назначена на тридцать первое декабря.

Поначалу Фейт отказалась верить собственным ушам. Потом на смену недоверию пришло осознание неприятного факта, сменившееся ошеломлением, а затем тупой ноющей болью.

Льюк что-то сбивчиво говорил об ответственности, об обязательствах, о мужском благородстве и о правах ребенка, о незавидной участи «воскресного» папы, но Фейт уже не интересовали его виноватые объяснения. Не дослушав, она встала и побрела в спальню, где забралась в постель и с головой укрылась одеялом.

Господи, как хочется умереть!

Заголовок на яркой глянцевой обложке любимого иллюстрированного журнала вызвал у Фейт легкую тошноту. Это был последний, декабрьский номер, он вышел только сегодня, и, какие бы советы там ни содержались, все они безнадежно опоздали. Жаль, что статья не появилась месяц назад. Тогда Фейт, возможно, распознала бы, что происходит с Льюком, и хоть в какой-то степени приготовилась к удару, обрушившемуся на нее в эту субботу.

Впрочем, вряд ли. В чем бы ни заключались эти пять признаков, Фейт никогда не додумалась бы примерить их на свои отношения с Льюком. Вместе они жили уже пять лет, и, хотя никто из них не настаивал на необходимости узаконить отношения – «люди, свободные духом, не должны надевать на себя кандалы», любил повторять Льюк, – ощущение стабильности давно уже стало для Фейт привычным, сделало ее совершенно слепой к тому, что происходило на самом деле.

Свободные духом! Фейт скрежетнула зубами. Вся пресловутая духовная свобода Льюка нисколько не помешала ему очертя голову броситься в омут брака с другой. Возникшая из откуда-то блондинка защелкнула на нем кандалы, именованные Гименеем, прямо-таки с оскорбительной легкостью. В результате Фейт осталась действительно свободной, хотя едва ли это можно назвать свободой духа.

А в довершение ко всему статья – в ее нынешнем положении воспринимавшаяся как утонченное издевательство. С другой стороны, ей, возможно, следует выучить эти пять признаков наизусть или даже, выписав большими буквами, повесить над кроватью и каждый вечер повторять перед сном, чтобы в следующий раз вести себя умнее. Если, конечно, этот следующий раз когда-нибудь будет.

Для женщины двадцати восьми лет от роду рынок незанятых мужчин удивительно беден, во всяком случае – мужчин, достойных внимания. Вздохнув, Фейт расплатилась с киоскером, сунула журнал в сумочку и побрела к зданию, где располагалась ее фирма.

Погруженная в невеселые мысли, она не замечала ничего вокруг. Брошена ради блондинки. Красивой, хитроумной и слегка беременной блондинки.

Беременной совсем чуть-чуть, но этого оказалось вполне достаточно. Фейт возмущенно фыркнула. Никто в наши дни не беременеет случайно. Во всяком случае – в тридцать два года. Фейт нисколько не сомневалась, что случившееся – результат тщательно продуманного плана с целью заполучить Льюка во что бы то ни стало. И сработало! Уже дату свадьбы назначили. Ровно через месяц. В канун Нового года.

С Новым годом! – мысленно поздравила себя Фейт и с горечью подумала, что ей-то его встречать придется в полном одиночестве. И, надо думать, не только этот Новый год…

В тридцать два она, возможно, тоже отчается настолько, что без зазрения совести уведет чужого мужчину. Во всяком случае, если он будет не против, как, судя по всему, не против был Льюк… Хотя с другой стороны… Как можно довериться мужчине, способному обмануть женщину, с которой живет? Размышляя, Фейт наморщила носик. Нет уж, лучше оставаться одной, решила она.

Настроение от этого не улучшилось. Под ложечкой все так же противно сосало, окружающий мир оставался все таким же странно незнакомым, враждебным и слегка расплывчатым из-за набежавших на глаза слез.

Подойдя к офису, Фейт быстро поднялась по ступенькам и резко толкнула стеклянную дверь. Больше всего ей хотелось поскорее оказаться в спокойной тишине своего кабинета и там, вдали от посторонних глаз, попытаться взять себя в руки.

– Привет! Босс у себя? – входя в приемную, спросила она Лесли Дэниелc, старательно избегая встретиться с ней глазами.

Лесли была роскошной блондинкой – секретарш с другим цветом волос Говард Харрисон не признавал, а к блондинкам Фейт с некоторых пор испытывала сильную аллергию.

Лесли приветливо улыбнулась.

– Пока нет. Судя по всему, где-то задержался.

Говард был ранней пташкой и в офисе неизменно появлялся раньше Фейт.

Однако сейчас она не столько удивилась, сколько обрадовалась этой непонятной задержке, дающей ей возможность привести себя в порядок раньше, чем желтоватые волчьи глаза босса заметят, что с ней что-то не так.

Ей определенно не хотелось унижаться, давая объяснения по поводу потекшей туши и слипшихся ресниц. Фейт решительно ткнула пальцем в кнопку лифта, всей душой надеясь, что кабинка стоит внизу.

– Как выходные? – адресуясь к ее спине, все так же жизнерадостно спросила ничего не замечающая Лесли. – Хорошо отдохнула?

Не желая вести себя откровенно грубо, Фейт слегка повернула голову и пробурчала, едва сдерживая переполнявшие ее чувства:

– Отвратительно. Сплошные неприятности.

– О-о-о… – сочувственно протянула Лесли. – Надеюсь, все образуется…

– Я тоже, – без особой надежды отозвалась Фейт.

Двери лифта наконец раскрылись. Поднявшись на этаж, который они делили с Говардом, Фейт устремилась в туалетную комнату и, только закрыв за собой ее дверь, перевела дух. Затем подошла к зеркалу, оторвала от висевшего рядом рулона изрядный кусок бумажной салфетки я принялась стирать расплывшуюся косметику.

Появиться в таком виде перед боссом она никак не могла. Личный помощник.

Говарда Харрисона должен выглядеть безукоризненно, во всем соответствуя имиджу фирмы. – Клиентуру «Харрисон Инк.» составляли люди очень богатые, привыкшие ко всему самому лучшему. Эту истину Говард вдалбливал Фейт с самого первого дня.

Она работала с ним уже два года, знала его как облупленного и уже давно приобрела иммунитет против его сарказма. Ничто не ускользало от взгляда босса, и для сохранения душевного равновесия в общении с ним она уже давно привыкла носить нечто вроде воображаемых рыцарских доспехов.

Говард был талантливым адвокатом, жутким формалистом и редким донжуаном.

Закоренелый холостяк, женщин он менял, как иные меняют носовые платки, и ни у одной не было ни малейшего шанса на что-либо большее, чем мимолетная, исключительно физическая связь.

Фейт тоже не раз заглядывалась на босса – ни одна женщина не устояла бы перед обаянием Говарда – однако обладала достаточным чувством, собственного достоинства, чтобы разрешить использовать себя в качестве развлечения, между делом, для веселого времяпрепровождения, интересовал ее мало.

Говард не увлекался женщинами, экспериментировал с ними, и чем более, неожиданные и нетривиальные результаты каждый новый эксперимент давал, тем лучше. Фейт уже успела убедиться, что порог интереса Говарда к особам противоположного пола, мягко говоря, не очень высок, поэтому женщины и следовали одна за другой с такой частотой, что она уже давно перестала стараться запомнить имя очередной пасии босса.

Правда, у них у всех было нечто общее: потрясающие внешние данные и, абсолютная готовность по первому зову броситься в объятия Говарда Харрисона.

Все, что от того требовалось, – это спокойно выбирать. Про себя Фейт называла босса не иначе как донжуаном.

От нее же требовалось с полнейшей невозмутимостью наблюдать за любовными похождениями босса, сохраняя с ним приятельские, даже дружеские, но вместе с тем чисто деловые, формальные отношения. Это Фейт поняла сразу и, видимо, только благодаря этому до сих Пор сохранила место. Пусть другие женщины становятся жертвами магического обаяния Говарда Харрисона. У нее есть Льюк.

Точнее – был.

Глаза Фейт снова наполнились слезами.

Какое-то время она рассматривала в зеркале свое отражение, рассеянно размышляя, не перекраситься ли в блондинку, затем, осознав всю запоздалую нелепость этой идеи, коротко и зло рассмеялась. Превратившись в блондинку, со своими черными, красиво изогнутыми бровями, длинными, пушистыми и тоже черными ресницами и темно-синими, почти, фиолетовыми глазами, она выглядела бы настолько глупо, насколько глупо может выглядеть только перекрашенная в блондинку эффектная брюнетка.

Кроме того, Фейт нравились ее волосы. Густые и блестящие, они тяжелой волной падали на плечи, мягко обрамляя лицо с правильными быть может, чуть резковатыми чертами. Впрочем, своим лицом Фейт также была вполне довольна.

Несколько широковатые Скулы полностью уравновешивались твердым решительным подбородком, а довольно большой рот с полными чувственными губами в этом сочетании казался удивительно пропорциональным. Нос у нее был тонким и прямым, шея – в меру длинной, а фигура, где надо – округлая, где надо поджарая, так что Фейт, ни о чем не тревожась, могла покупать любые понравившиеся фасоны.

Нет, с внешностью у меня все в порядке, удовлетворенно подумала она.

Иначе я бы здесь не работала. У Говарда Харрисона на этот счет очень строгие критерии. Ведь он не устает повторять, что его клиенты привыкли к совершенству и имеют на него полное право. В конце концов Говард был своим человеком в высших сферах и не раз выручал многих сильных мира сего дельными советами. Правда, и счета он выставлял соответствующие. Персонал фирмы должен радовать глаз клиента, любит повторять Говард.

Фейт, впрочем, ничуть не сомневалась, что не в последнюю очередь босс стремится порадовать собственный взор. Она была уверена, что Говард наслаждается, пользуясь правом формировать собственное окружение в полном соответствии с тайными и явными склонностями и велениями своей души.

Стараясь успокоиться, Фейт несколько раз глубоко вздохнула, затем извлекла из сумочки косметичку и приступила к делу, восстанавливая тот безукоризненный фасад, который и только который признавал у своих сотрудниц босс. Ей повезло, что Говард задержался сегодня, однако и дальше рассчитывать на везение не приходилось. Теперь ей следовало заставить себя выбросить из головы и Льюка, и его беременную блондинку, полностью сосредоточиться на работе и выполнять все задания Говарда с той безупречной эффективностью, с какой делала это всегда. Только так можно надеяться избежать нежелательного внимания.

Критически оглядев себя в зеркале, Фейт решила, что выглядит настолько хорошо, насколько это возможно в ее нынешнем состоянии. Она сунула косметичку обратно в сумку, вымыла руки, высушила их, затем тщательно разгладила складки на юбке своего ярко-красного льняного платья, в очередной раз подивившись тому, насколько все-таки сильно мнется льняная ткань. Однако мнется она или не мнется, а лен в этом сезоне в моде, что же касается цвета, то предполагалось, что он будет способствовать улучшению ее морального духа.

Во всяком случае, именно из этого Фейт исходила, одеваясь сегодня утром.

Да и с какой, собственно, стати дорогое платье должно пылиться в шкафу?

Фейт купила его на прошлой неделе специально для рождественской вечеринки на телевидении, где Льюк работал оператором. Теперь обстоятельства изменились, и платье можно было надеть прямо сейчас. Кроме всего прочего, существовала вероятность, что оно отвлечет внимание Говарда от внутреннего состояния помощницы.

Проходя мимо его кабинета, Фейт с удовольствием увидела, что босса все еще нет. Она даже слегка удивилась, однако долго удивляться времени не было, следовало как можно быстрее привести себя в рабочее состояние.

Сев за свой стол, Фейт сунула купленный журнал в самый нижний ящик, собираясь вернуться к злосчастным признакам когда-нибудь потом, на досуге, затем занялась разбором корреспонденции.

Она как раз заканчивала, когда из коридора донесся звук раскрывшихся дверей лифта. Фейт занервничала и начала лихорадочно продумывать варианты своего поведения при встрече с боссом.

Прежде чем пройти к себе, Говард скорее всего заглянет к ней, чтобы объяснить причину своего опоздания. Правильнее, видимо, будет, поздоровавшись, сразу перевести разговор на корреспонденцию, тем более что одно из писем содержало ряд вопросов, требовавших немедленного решения. Чем быстрее они перейдут к текущим делам, тем лучше.

Правда, у Говарда было обыкновение по понедельникам подробно расспрашивать, как Фейт провела выходные, чего сегодня ей очень хотелось избежать. О том, что случилось в эти выходные, Фейт даже думать было тяжело, не то что обсуждать с кем бы то ни было. И меньше всего ей хотелось разговаривать на эту тему с Говардом Харрисоном.

Когда дверь кабинета открылась, сердце Фейт на мгновение замерло. Ей и не требовалось смотреть на вошедшего: мысленным взором Фейт и так в мельчайших подробностях видела человека, с которым ей предстояло поздороваться спустя несколько секунд, постаравшись при этом сохранить всю возможную невозмутимость: высокий, мускулистый, полное обаяния волевое лицо, покрытое ровным загаром, приветливая улыбка, подчеркивающая чувственность красиво очерченного рта, и веселые огоньки в умных, проницательных и чуть насмешливых золотистых глазах. Седина, слегка посеребрившая темные густые вьющиеся волосы, придавала Говарду вид зрелый и солидный, хотя Фейт и знала, что боссу едва исполнилось тридцать четыре.

Фейт подозревала, что так же он будет выглядеть и через десять лет и даже через двадцать, и тогда заставляя радостно и тревожно трепетать сердца легкомысленных поклонниц. Мужская привлекательность босса в сочетании с его удивительным непостоянством всегда вызывала у Фейт легкое раздражение, за которое она сейчас ухватилась, словно за спасательный круг, поднимая глаза, чтобы наконец поздороваться.

Первое, что она увидела, был характерной формы сверток, и у Фейт от удивления на несколько секунд улетучились из головы все мысли, в том числе и относящиеся к событиям последнего злосчастного уик-энда.

Говард с ребенком на руках?!

С ребенком?!

Неожиданно в ее ушах снова зазвучал виноватый и неуверенный голое Льюка, сбивчиво объясняющего что-то об ответственности; об обязательствах, о мужском благородстве и о правах ребенка, о незавидной участи «воскресного» папы.

Говард Харрисон с ребенком на руках?

Не в силах произнести ни слова, потрясенная Фейт молча смотрела на босса.

Тот не выдержал первым.

– Ну, и как я тебе в роли счастливого отца? – ухмыляясь спросил Говард, явно довольный произведенным впечатлением.

Затем подошел к ее столу и бережно водрузил на него сверток.

– Очень хорошенький, весь в меня, правда?

На своем кресле на колесиках Фейт осторожно отъехала назад, затем встала и приблизилась к столу. Ребенок сладко спал, из-под тонкого легкого одеяльца виднелось только его действительно очень милое личико. Точно определить возраст младенца Фейт затруднялась, однако то, что перед ней не новорожденный, не сомневалась.

– Это… твой? – все еще не веря, выдавила она.

– Более-менее. – Говард ухмыльнулся еще шире, откровенно наслаждаясь ее удивлением.

Только теперь Фейт поняла, что ее разыгрывают.

– Поздравляю! – Она насмешливо изогнула брови. – А как к этому «более-менее» относится мама малыша?

– О-о-о! – Он шутливо погрозил ей пальцем. – Я давно подозревал, что ты не очень высокого мнения обо мне. И, между прочим, безо всяких на то оснований.

Как бы не так – «безо всяких оснований»! – возмутилась про себя Фейт.

Однако, сдержавшись, спокойно сказала:

– Прошу прощения. Твои личные дела меня, разумеется, никак не касаются.

– Мама Розалин верит мне безгранично, – торжественно изрек Говард.

– Как мило.

– Она знает, что может полностью на меня положиться.

– Разумеется. Рядом с тобой любая женщина чувствует себя как за каменной стеной.

Говард расхохотался.

– Теперь я вижу, что ты полностью оправилась. А вот в первый момент вид у тебя был обалдевший. По-моему, ты даже дар речи утратила.

– Тебе нравится, когда я теряю дар речи? – холодно спросила Фейт.

– А в чем тогда смысл хорошей шутки? – В глазах Говарда плясали веселые чертики.

Фейт промолчала.

Говард тяжело вздохнул и с сокрушенным видом покачал головой.

– Решила убить меня презрением. Обида до гроба?

Фейт продолжала молчать.

– Ладно, – сдался Говард. – Мама Розалин – моя сестра, Вайолетт. У нее сегодня все кувырком. Фред, мой зять, во время утренней пробежки подвернул ногу. Ей пришлось везти его в больницу, а меня на это время записали в няньки. Вайолетт заберет малышку, как только освободится.

До Фейт начало наконец доходить.

– Так это твоя племя-я-нница… – с непонятным ей самой облегчением протянула она.

– Совершенно верно. Кроме того, я ее крестный отец. – На лицо Говарда вернулась насмешливая улыбка. – Ты видишь перед собой почтенного семейного мужчину, моя дорогая.

Глядя на малышку, он некоторое время размышлял, затем снял сверток со стола и положил на диван.

– Здесь, пожалуй, будет надежнее. Не беспокойся, она очень тихая. Как уснула в машине, так и не пискнула ни разу.

Он собирается оставить ребенка со мной, поняла Фейт. Чувствуя, как к глазам снова подступают слезы, она молча смотрела на трогательно-беззащитное существо – плод любви мужчины и женщины, крошечное звено жизни, связывающее собой прошлое и будущее, вне зависимости от того, что по этому поводу думают родители. Крошечное звено, которое невозможно разорвать, – ребенок.

Только поэтому Льюк бросил меня, подумала Фейт. Только поэтому женится на другой. Все годы, что мы прожили вместе, – ничто по сравнению с ребенком.

Ребенок оправдал и объяснил все, в том числе – и измену. Ребенок, которого носила в себе хищница-блондинка… Ребенок, бывший частичкой Льюка, частичкой, без которой он не смог жить… И я не могу его за это винить, как бы больно мне сейчас ни было. У каждого ребенка есть право иметь отца.

– Сегодняшняя почта?

Фейт и не заметила, как Говард вернулся к ее столу и просматривал письма.

– Я возьму их, – сказал Говард, направляясь к своему кабинету. У самой двери он задержался и сделал жест рукой в сторону свертка. – В той сумке бутылочка с молочной смесью и несколько пеленок. Уверен, что ты справишься.

Вот так вот просто и непринужденно он перекладывает ответственность за ребенка на меня! Фейт снова почувствовала раздражение.

– Кстати, ты просто потрясающе выглядишь в этом платье, – взявшись за ручку двери, сообщил Говард. – Тебе следует чаще его надевать. Красное тебе идет, да и мне этот цвет очень нравится.

Он игриво подмигнул и скрылся в кабинете, бесшумно закрыв за собой дверь.

Раздражение Фейт переросло в бешенство. Перед ее глазами поплыли красные круги, в висках тяжело застучала красная же кровь.

Красное ему, видите ли, нравится! Ну уж нет! Я определенно не собираюсь присматривать за ребенком, к которому не имею никакого отношения! В мои обязанности это не входит. К тому же хватит с меня на сегодня напоминаний о том, чего и почему я лишилась. Пусть Говард Харрисон сам нянчится со своей племянницей. Тоже мне, «почтенный семейный мужчина»! Крестный отец!

Опустив глаза, Фейт увидела, что малышка посапывает все так же мирно и безмятежно, ничуть не подозревая о той буре эмоций, которую ее появление вызвало в душе Фейт. Рядом лежала сумка, о которой говорил Говард.

Малышка действительно очень мила, признала Фейт, тем не менее возиться с ней придется все-таки Говарду, и плевать я хотела, если даже он решит уволить меня за строптивость. Более того, если босс выкажет хоть малейшее неудовольствие по этому поводу, я сама немедленно возьму расчет.

Представив себе реакцию не привыкшего к такому поведению сотрудниц босса, Фейт зловеще улыбнулась.

Говарду Харрисону нравится красный цвет? Что ж, есть вероятность, что этот день навсегда будет вписан большими красными буквами в его календарь!

Ворвавшись в кабинет Говарда, Фейна мгновение пожалела, что в руках у нее ребенок, а не увесистая дубинка, которой можно было бы хорошенько стукнуть босса по лбу. Ее бешеность превратилось в исступление, когда она увидела хозяина кабинета вальяжно развалившимся в удобном кресле. Закинув руки за голову и водрузив ноги на широкий стол, Говард лениво созерцал панораму, открывавшуюся из огромного окна.

К работе он явно не приступал. Аккуратно разобранная Фейт почта была небрежно брошена в угол стола. Вид у Говарда был такой, словно он с удовольствием вспоминал очень приятные события минувшего уик-энда. В то время как на Фейт в эти выходные несчастья сыпались одно за другим!

Это было несправедливо.

Это было гадко, подло и вопиюще несправедливо!

Бог свидетель – я заставлю этого мужчину с уважением относиться к данным ему поручениям! – поклялась себе Фейт.

Ее неожиданное появление вызвало на лице Говарда легкое недоумение.

– Что-нибудь случилось? – озадаченно спросил он.

Не отвечая, Фейт решительно подошла к столу и положила на него сверток с младенцем. Ей очень хотелось сбросить ноги босса вниз, но она сдержалась не хотела будить малышку. Она, в конце концов, не виновата, что ее дядя оказался самодовольной и эгоистичной свиньей.

Освободившись от ноши, Фейт сделала шаг назад и вызывающе посмотрела боссу в глаза. Тот, словно зачарованный, наблюдал за странными действиями обычно выдержанной и корректной сотрудницы. Фейт такая реакция вполне устраивала.

– Этот ребенок… ты сам должен заботиться о девочке.

От волнения у нее пересохло во рту и голос звучал не так жестко и решительно, как ей хотелось. Поэтому Фейт сделала паузу, облизнула губы и повторила уже с большим натиском:

– Заботиться о своей дочери твоя сестра поручила тебе.

И улыбнулась улыбкой, способной превратить в камень даже воду. Судя по всему, улыбка сработала, так как Говард продолжал сидеть неподвижно. И безмолвно.

– Она доверяет тебе безгранично, – сладким голосом продолжала Фейт. – И это вполне естественно. Ведь ты – крестный отец девочки. И почтенный семейный мужчина.

Бросив эти слова, она испытала особенное удовольствие, которое еще больше усилилось при виде полной растерянности, отразившейся на этом обычно самоуверенном лице. Говард все так же безмолвствовал, и Фейт с воодушевлением продолжила:

– Забота о твоей племяннице не входит в мои служебные обязанности. Найми профессиональную няню, если не можешь справиться сам. А пока Розалин останется здесь.

Она резко повернулась на каблуках и с гордо поднятой головой зашагала к двери. Пусть Говард возразит хоть словом, и я найду, что сказать ему еще, с угрозой подумала Фейт.

Сзади не донеслось ни звука. Тишина сопровождала ее до самой двери, но Фейт так и не обернулась. Только оказавшись в своем кабинете, она осознала, что оставшаяся позади тишина таила в себе какой-то многозначительный, угрожающий смысл.

Тишина.

Точно такая же тишина воцарилась в ее квартире после того, как ушел Льюк.

После того, как она его потеряла.

Фейт устало закрыла глаза. Только сейчас до нее начало доходить, что она натворила. Теперь она, похоже, потеряет еще и работу. Потеряет все.

И этот зловещий черный день ее жизни станет еще чернее и беспрогляднее.

Фейт утратила чувство реальности. Спустя некоторое время она обнаружила, что сидит за своим столом, однако не помнила, как и когда опустилась в кресло. Ощущение было такое, словно она только что нажала кнопку самоуничтожения и весь ее мир, взорвавшись, беззвучно разлетается на мелкие куски.

Месть… Боже, до чего ей хотелось хоть как-то отомстить Льюку! И она отомстила. Говарду Харрисону. На что не имела никакого права. И ни малейших оснований.

Ее служебные обязанности личного помощника главы фирмы не были строго определены и заключались в том, чтобы помогать Говарду по мере надобности.

Именно за это ей платили деньги. В любой другой день Фейт не моргнув глазом взяла бы на себя заботы о ребенке. Более того, сделала бы это с удовольствием, справедливо рассудив, что маленькое и невинное дитя следует оградить от такого циничного ловеласа, как Говард. К тому же рабочее время Говарда стоило неизмеримо дороже ее времени. Именно он обеспечивал прибыль фирмы.

Фейт положила руки на стол и бессильно опустила на них голову. Боже милостивый! Ну надо же! Своими руками вырыть себе такую яму! И как теперь из нее выбираться? Я не могу позволить себе потерять это место. Особенно сейчас, когда, после ухода Льюка, мне придется самой платить за квартиру.

Если только удастся найти компаньонку?.. Последний месяц перед Рождеством не самое удачное время для жизненных перемен.

Кроме того, кто будет мне платить столько, сколько платит Говард? При моей квалификации здешнее жалованье более чем щедрое. К тому же я привыкла к общению с богатыми и известными людьми – клиентами фирмы.

Взгляд Фейт скользнул на развешанные по стенам фотографии: приемы и презентации на борту роскошных яхт и в шикарных особняках, обеды в дорогущих ресторанах… И, разумеется, на каждой фотографии в компании знаменитостей присутствовал ослепительно улыбавшийся Говард. Фотографии были своеобразной рекламой для новых клиентов, наглядным доказательством того, как успешно идут у него дела.

Что же касается его сегодняшнего розыгрыша с племянницей, то, честно говоря, эти мистификации были в порядке вещей в общении Говарда и Фейт. В других обстоятельствах юмор босса доставлял Фейт огромное удовольствие. Ей нравились его шутки, нравилось отвечать ему в том же духе, против чего Говард никогда не возражал. Работать с ним было не только прибыльно, но и интересно.

Пожалуй, мне будет очень его недоставать, решила Фейт. Очень. Особенно теперь, когда ушел Льюк. Да и по этому роскошному офису я конечно же буду скучать. Где еще, скажите на милость, я найду рабочее место, которое можно хотя бы сравнить с моим кабинетом в «Харрисон Инк.»?

Оторвавшись от фотографий, Фейт медленно обвела взглядом комнату, словно прощаясь со всем, что так неожиданно потеряла из-за собственной глупости.

Очень дорогой ковер бирюзового цвета, изысканно составленные букеты ярких цветов, которые меняли через два дня, самая современная оргтехника – Говард, не считаясь с расходами, покупал только самое лучшее.

А умопомрачительный вид, открывающийся из ее окна? По правде сказать, он ничуть не уступал виду из окна босса.

Фейт встала из-за стола, подошла к окну. Конечно, я могу пойти к Говарду и извиниться. Но как объяснить свое поведение? Так, как сегодня, я не вела себя с ним никогда. Да мне и в голову не приходило, что я способна так распоясаться. Говард скорее всего ломает сейчас голову над тем, что бы все это могло значить, и нет никаких шансов, что он оставит происшедшее без последствий. Не такой человек Говард Харрисон. Даже если он и решил не увольнять меня за столь вопиющее нарушение субординации, сейчас он наверняка размышляет над тем, как с наибольшей выгодой обратить себе на пользу мою дикую и неожиданную выходку.

Фейт поежилась, поскольку прекрасно знала, что пользу Говард умел извлекать из всего. Так что, если он ее не уволит…

Легкий скрип двери, соединяющей их кабинеты, заставил Фейт похолодеть.

Если она и могла предпринять какие-нибудь разумные шаги, теперь уже было поздно. Она слишком долго раздумывала, и, какой бы оборот ни приняла дальнейшие события, инициатива теперь перешла к Говарду.

Обернувшись, она увидела, что босс остановился в дверном проеме. Его серьезное, без малейшего намека на улыбку лицо не предвещало ничего хорошего. Несколько долгих секунд он молча смотрел на нее, и Фейт почувствовала, что еще мгновение – и она снова сорвется. Инстинкт требовал срочно сказать какие-нибудь слова, пусть неуклюжие, в попытке как-то сгладить случившееся, однако язык наотрез отказывался повиноваться.

– Я прошу прощения.

Фейт вздрогнула. Эту фразу должна была произнести она. Неужели ее действительно произнес Говард или ей просто послышалось?

Губы Говарда скривились в подобии виноватой улыбки!

– Действительно было глупо и нелепо вручать тебе Розалин так, словно ты должна о ней заботиться.

Все еще не веря своим ушам, потрясенная Фейт продолжала молчать. Улыбка на лице Говарда проступила явственнее.

– Понимаешь, я всегда думал, что любая женщина тает при виде ребенка. Мне и в голову не пришло, что это тебя обременит. Думал, наоборот – немного отвлечешься.

Фейт почувствовала внезапную слабость.

– Прости… я… я сорвалась. – Это было все, что она смогла из себя выдавить.

Говард сокрушенно пожал плечами.

– Видишь ли, я ведь почти ничего о тебе не знаю. Ты так мало о себе рассказываешь. Но я и сам должен был догадаться, что есть, наверное, причины, из-за которых ты не выходишь замуж за парня, с которым живешь все эти годы. – В глазах его появилось неподдельное сочувствие. – Ты не можешь иметь детей?

Это стало последней каплей. Звуком труб, от которого рухнули стены Иерихона. Глаза Фейт наполнились слезами, и у нее уже не осталось сил их остановить. Она хотела что-то сказать, объяснить, но только судорожно сглотнула, не в силах избавиться от вставшего в горле комка.

Сквозь слезы она увидела испуг на лице Говарда, затем он бросился к ней, и в следующую секунду Фейт уже всхлипывала, уткнувшись носом в безупречно выглаженную сорочку босса.

– О Боже мой, Фейт… – растерянно бормотал Говард. – Я ведь ничего такого не сказал… Просто спросил… У меня и в мыслях не было, что это правда.

Мысль, что Говард считает ее бесплодной, почему-то показалась еще более унизительной, чем то, как с ней обошелся Льюк, и Фейт разрыдалась еще горше.

– Неужели это правда? – с непонятной настойчивостью допытывался между тем Говард.

Слегка отстранившись, Фейт подняла на него мокрые от слез глаза и, продолжая всхлипывать, сформулировала наконец мысль, мучившую ее все эти дни. Не столько даже для Говарда, сколько для самой себя.

– Он просто не хотел, чтобы ребенка родила ему я…

– Не хотел? – оторопело переспросил Говард.

Боль от свежей раны была настолько сильной, что Фейт не нашла в себе сил сдержаться.

– Он предпочел сделать ребенка другой.

– Ты хочешь сказать, что у него другая женщина?

Неподдельное возмущение, прозвучавшее в голосе Говарда, целительным бальзамом пролилось на истерзанную душу Фейт.

– Какая-то блондинка, – с ненавистью и презрением объяснила она.

– Ну и прекрасно. Надеюсь, ты выгнала его взашей?

– Да, – солгала Фейт. Рассказывать о том, как безвольно и обреченно она следила глазами за Льюком, когда тот деловито собирал по всей квартире свою половину нажитого вместе имущества, было слишком унизительно.

– Вот и умница, – одобрил Говард. – И слава Богу, что у вас с ним не было детей. Не понимаю, как можно верить таким легкомысленным типам.

– Правильно, – печально согласилась Фейт, слишком расстроенная, чтобы углядеть саму собой напрашивавшуюся параллель с поведением Говарда.

– Все еще переживаешь? – участливо спросил он.

– Да.

– Все произошло в этот уик-энд?

– В субботу…

– А в понедельник я подсунул тебе Розалин.

Фейт почувствовала запоздалое раскаяние.

– Ты здесь ни при чем, – виновато сказала она. – Прости. Я вела себя, как последняя неврастеничка.

– Все в порядке, Фейт. Не будем об этом. Просто все неудачно совпало.

Он успокаивающе похлопал ее по спине, и Фейт почувствовала себя увереннее, прижимаясь к его теплому, большому и сильному телу. Она уткнулась лицом в его плечо, и Говард ласково провел ладонью по ее волосам…

И тут тишину прорезал требовательный детский крик.

Розалин! Всеми забытая в соседнем кабинете!

Фейт с трудом подняла голову. Ей ужасно хотелось и дальше оставаться в объятиях Говарда, однако пора было ставить точку. Он отнесся к ней с сочувствием и пониманием, но, если она и дальше будет самозабвенно к нему прижиматься, он может подумать черт знает что.

С другой стороны, сейчас Фейт не была так уж уверена, что близость Говарда ей действительно не приятна. Ее всегдашняя уверенность в своем стойком иммунитете к мужским достоинствам босса сильно поколебалась в течение этих минут.

Раздался еще один детский вопль, на сей раз в нем слышалось возмущение и негодование. На лице Говарда появилась озабоченность.

– Надо идти, – сказал он, выпуская Фейт из объятий. Затем протянул руку и, подняв пальцем ее подбородок, заставил посмотреть на себя. – Ну как, пришла немножко в себя?

– Более-менее. – Фейт слабо улыбнулась.

– Вот и славненько. А теперь иди в туалетную комнату и смой все воспоминания об этом парне со своего лица, а заодно и из своих мыслей.

Другими словами, перевела про себя Фейт, я сейчас похожа на свежеоткачанную утопленницу, а Говарду требуется, чтобы его личный помощник выглядел на все сто. Разумеется, дело только в этом.

– Договорились? – Он ободряюще улыбнулся, затем осторожно погладил ее по щеке.

Почувствовав, как жарко запылало лицо, Фейт поняла, что краснеет.

– Да, – как можно спокойнее сказала она.

Еще мгновение Говард смотрел ей в глаза, затем опустил руку и повернулся к двери.

– Крестный отец приступает к отцовским обязанностям, – бросил он уже на ходу и широко ухмыльнулся. – Занятие для меня, честно говоря, новое, но надо же когда-нибудь осваиваться и в этой роли.

Он был уже возле двери, когда до него донесся тихий голос Фейт:

– Спасибо, Говард.

– На здоровье. Грудь у меня достаточно широкая, – ответствовал он добродушно и скрылся в своем кабинете.

Фейт несколько раз глубоко вздохнула, затем с некоторым усилием заставила себя сдвинуться с места. Подойдя к столу, взяла сумочку и направилась в туалетную комнату.

Работа есть работа, и я должна выглядеть так, чтобы Говард остался доволен. Я никогда не забуду ни его снисходительности, ни его доброты. Равно как и моральной поддержки, которую он мне оказал. Говард повел себя как настоящий друг. Преданный и надежный.

А потом пришла отрезвляющая мысль, что не стоит впадать в сантименты.

Говард Харрисон – босс, и для него гораздо проще, протянув руку помощи, привести в рабочее состояние ценного сотрудника, чем, уволив, подыскивать замену, да еще и тратить время на обучение. В чем-чем, а в его прагматизме Фейт убеждалась неоднократно. Когда того требовали интересы дела, Говард без колебаний пускал в ход любые средства, в том числе и свое пресловутое личное обаяние.

Тем не менее… Тем не менее, ей было очень приятно его сочувственное и доброжелательное понимание. К тому же Говард совершенно прав: следовало радоваться избавлению от мужчины, подло ее обманывавшего. Фейт следовало перестать себя оплакивать, перевернуть эту страницу жизни и начать новую.

Правда, принять такое решение гораздо проще, чем осуществить его на деле.

А работу она все-таки сохранила! Черная дыра, в которую она так глупо устремилась почти по собственной воле, захлопнулась перед самым ее носом! Ну и слава Богу.

Второй раз за это утро смывая косметику и заново делая макияж, она с удовлетворением отметила, что теперь ее руки не дрожат. Закончив, Фейт почувствовала себя уже почти совсем в норме и поспешила в кабинет Говарда, полная решимости предложить ему любую необходимую помощь. В конце концов, к Льюку Розалин никакого отношения не имеет, ее отцом является совсем другой человек.

Что касается Говарда… С Говардом они прекрасно ладят уже два года, и здесь ничего не должно и не может измениться. Ей следует трезво смотреть на вещи, а их объятия несколько минут назад – всего лишь случайный и ничего не значащий эпизод.

Дверь, соединяющую их кабинеты, Говард оставил приоткрытой, и Фейт задержалась, прежде чем войти, остановленная негромким воркующим голосом, которым он разговаривал с малышкой.

– Победа будет за нами, Розалин. Да-да, детка, можешь не сомневаться.

Наши отношения с Фейт Шерман стремительно развиваются именно так, как нам того давно хотелось.

Улыбка исчезла с лица Фейт. А она-то, наивная дурочка, растаяла от его «благородства»! Ну как она могла поверить в то, что циник и прагматик Говард Харрисон не попытается извлечь из ее промаха всей возможной выгоды?

– Не так, правда, стремительно, как хотелось бы, но тем не менее в нужном направлении, – продолжал Говард.

Ну нет! – возмутилась Фейт. Минутная слабость ничего не значит, и я ему покажу, что он не на ту нарвался! Я знаю, как себя вести с такими самовлюбленными нахалами, как Говард Харрисон!

– Немного терпения, Розалин. Главное – найти правильный подход.

Фейт сдвинулась с места и переступила порог кабинета. Малышка лежала на столе, одеяльце теперь было развернуто, и девочка энергично сучила ручками и ножками. В маленьком кулачке была крепко зажата соска-пустышка. Сам хозяин кабинета, стоя спиной к двери, торжественно укладывал в пластиковый пакет использованную пеленку.

– Сейчас получишь чистую смену, – увещевал он племянницу.

Решив, что теперь можно появиться, не вызывая подозрений в подслушивании, Фейт быстро подошла к столу.

– Может быть, этим лучше все-таки заняться мне?

Говард оглянулся и покачал головой. На лице его снова была обычная самодовольная ухмылка.

– Нет уж. Зря я, что ли, столько разбирался, что к чему. – Осторожно взяв рукой лодыжки Розалин, он слегка приподнял ее попку и ловко подсунул чистую пеленку. – Вот так, – удовлетворенно сказал он. – Теперь осталось завернуть.

Фейт, которой ни разу в жизни не доводилось перепеленывать малышей, с интересом наблюдала за его манипуляциями. Большие и сильные руки Говарда двигались с такой ловкостью и уверенностью, что возникало впечатление, будто в занятии этом он гораздо искуснее, нежели пытается показать.

– Если хочешь помочь, нагрей бутылочку с молоком. – Он сделал жест в сторону сумки.

– Хорошо.

Довольная, что может наконец заняться чем-то полезным, Фейт быстро нашла в сумке бутылочку с молочной смесью и поспешила в небольшую кухоньку, где обычно готовила для клиентов кофе и чай. Налив кипятка в кружку, она поставила в нее бутылочку и выждала несколько минут. Брызнув каплю молока на запястье, убедилась, что оно не слишком горячее, после чего с приятным чувством исполненного долга вернулась в кабинет.

Розалин была переодета и снова укутана в одеяльце. Говард держал ее одной рукой, а другой успокаивающе похлопывал малышку по спинке. Вспомнив, как несколько минут назад он так же успокаивал ее, Фейт снова почувствовала раскаяние за свою грубую и, как отчетливо понимала сейчас, ничем не спровоцированную вспышку. Теперь она испытывала острое желание сделать для ребенка все, что в ее силах. К тому же Фейт не хотелось, чтобы Говард затаил против нее какие-нибудь недобрые чувства.

– Давай я возьму Розалин к себе в кабинет и там покормлю, – предложила она со всем энтузиазмом, на какой была способна.

– Своей племянницей я должен заниматься сам, – упрямо возразил Говард, протягивая руку за бутылочкой.

Обескураженная этим неожиданным приливом добродетели, Фейт молча протянула молоко. Мстит, решила она. Или не хочет терять достигнутое моральное преимущество.

– Ты можешь почитать мне почту, пока я вожусь с Розалин, – добавил Говард, показывая, что от помощи в профессиональном отношении он не отказывается. – Если что-нибудь требует ответа, я продиктую.

– Конечно! – встрепенулась Фейт и быстро прошла в свой кабинет за блокнотом, полная решимости хотя бы чисто рабочие обязанности исполнять безукоризненно. Она и так уже наделала много глупостей, которые рано или поздно могут быть использованы против нее.

Этот мужчина просто дьявольски умен. Раньше она никогда не разговаривала с Говардом на личные темы, полагая, что такая информация может дать ему еще большую власть над ней. Все эти годы Фейт инстинктивно противилась исходящему от босса магнетизму, который казался ей чем-то вроде опасного водоворота, безжалостно засасывающего попадающих в него людей. Особенно женщин. Фейт верила, что осторожность в общении с Говардом Харрисоном не помешает.

Поэтому, заняв место перед его столом, она намеренно приняла подчеркнуто деловой вид, приготовившись читать почту. Однако, несмотря на благоразумное решение держаться настороже, сосредоточиться на работе в течение ближайшего получаса оказалось на редкость трудно.

Говард опять вальяжно развалился в кресле, его ноги заняли привычное положение на столе. Одной рукой он прижимал к себе ребенка, второй держал бутылочку с молочной смесью. При этом он выглядел так расслабленно и уверенно, словно всю жизнь занимался исключительно кормлением грудных детей.

Он даже заставил девочку срыгнуть в середине процедуры, положив ее животиком на колено и умело нажимая на спинку. Фейт понятия не имела, как это делается, не говоря уже о том, что это вообще делать нужно.

– Хоро-о-ошая девочка, – нежно проворковал Говард, когда малышка дважды громко выпустила ртом воздух, затем вернул ее в исходное положение и опять принялся кормить.

Пораженная, Фейт молча наблюдала. Как это ни странно, но, быть может, Говард Харрисон и впрямь «почтенный семейный мужчина», во всяком случае, когда дело касается его ближайших родственников? Или его уверенный вид в этих не вполне обычных обстоятельствах не более чем следствие обычной уверенности в себе? А она-то воображала, что знает о своем боссе все. Тем не менее сегодняшний день прибавил к его портрету множество новых черточек.

Причем – черточек неожиданно приятных.

Когда они закончили с последним письмом, Фейт неожиданно обнаружила, что не хочет покидать уютную семейную атмосферу кабинета босса. Увидев, что она медлит, Говард вопросительно поднял бровь.

– Что-нибудь еще?

– Нет.

– Какие-нибудь вопросы?

– Нет.

Фейт встала, держа в руках письма и блокнот с набросками ответов. Глядя на нее, Говард улыбнулся простой и доброй улыбкой, за которой, казалось, не могло скрываться никаких тайных мыслей.

– Если возникнут какие-нибудь проблемы, заходи.

– Хорошо. – Фейт так же широко и радостно улыбнулась в ответ.

Только вернувшись в свой кабинет, она осознала, насколько лучше теперь себя чувствует. День больше не выглядел мрачным, события, связанные с Льюком и его блондинкой, казались делом пусть и не далекого, но все же – прошлого, а в будущее она теперь смотрела если не с безудержным, то с вполне достаточным оптимизмом.

Неужели мое предубеждение к боссу было необоснованным? – задалась вопросом Фейт. Неужели только верность Льюку заставляла меня видеть в Говарде если не порождение дьявола, то во всяком случае нечто весьма к тому близкое, вполне способное потрясти основы жизни, которой я до позавчерашнего дня жила?

Все это было очень неожиданно, требовало более основательного обдумывания, и единственный более-менее однозначный вывод, к которому Фейт пришла сейчас, заключался в том, что хранить верность Льюку и дальше она не обязана.

Следующие полчаса она трудилась столь сосредоточенно, что даже не услышала, как на их этаже остановился лифт. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Подняв голову, она увидела уже вошедшую в кабинет женщину, молодую, высокую, с пышными формами и ярко-рыжими волосами. Судя по выражению лица, незнакомка нисколько не сомневалась ни в своем полном праве здесь находиться, ни в великой радости присутствующих по поводу своего появления.

На мгновение Фейт почувствовала к вошедшей неприязнь. Эта самоуверенная особа явно принадлежала к худшему типу поклонниц Говарда, имевших обыкновение вести себя в офисе любовника так, словно и фирма, и ее хозяин были их полной и законной собственностью.

Эту она видела впервые. Ничего особенного: стандартная секс-бомба во вкусе Говарда: длинные ноги, пышная грудь, лицо, словно сошедшее с журнальной обложки, тесные, соблазнительно обтягивающие дорогие джинсы и не менее тесная с глубоким вырезом кофточка.

– Привет! Я Вайолетт Скотт, сестра Говарда.

Фейт опешила. Сходства не было и в помине, и, если бы не утреннее появление Розалин, она, несомненно, заподозрила бы обман. Чтобы проникнуть к Говарду, некоторые женщины были готовы на любую хитрость.

Вглядевшись в вошедшую внимательнее и призвав на помощь некоторую долю воображения, Фейт все же усмотрела нечто общее в разрезе глаз, правда, если у Говарда они были золотисто-желтыми, то у его сестры цвет глаз приближался к темно-карему.

Стоящая у двери Вайолетт с не меньшим интересом разглядывала Фейт.

– Вы, наверное, Фейт Шерман? – спросила она, прежде чем Фейт сообразила представиться.

– Да, – подтвердила хозяйка кабинета, про себя удивившись неподдельному интересу в голосе гостьи.

На лице последней появилась понимающая улыбка.

– Ясно.

– Что вам ясно? – еще больше удивилась Фейт.

– Почему. Говард только о вас и говорит.

– Обо мне? – Фейт растерялась окончательно.

– Он говорит о вас так много, что в семейных разговорах безучастия Говарда вы фигурируете под кодовым именем Прелестница, – доверительно сообщила Вайолетт.

Фейт почувствовала, что краснеет.

– Среди домашних мнения разделились, – продолжала информировать ее разговорчивая сестра босса. – Одни считают, что так околдовать Говарда могла лишь сладкоголосая сирена, другие представляют вас чем-то вроде коварной Цирцеи, оставившей моему брату человеческий облик, но сумевшей заставить его ходить по струнке. Теперь всем интересующимся я могу рассказать, что вы ирландка.

– Я не ирландка, – запротестовала Фейт, которой начало казаться, что речь и вовсе не о ней.

– Определенно ирландка, – стояла на своем Вайолетт. – Волосы, глаза, а главное – дух. Да вы пришпилили меня взглядом к двери, словно бабочку. Наряду с иронией в ее голосе отчетливо ощущалось уважение. – В ваших голубых глазах таится несокрушимая мощь.

– Простите, если я вела себя невежливо, – быстро вставила Фейт, которая лихорадочно пыталась решить, как вести себя с необычной посетительницей.

– Все в полном порядке, – успокоила ее Вайолетт. – Для меня встреча с вами – настоящее откровение. Судя по всему, вы держите Говарда в ежовых рукавицах. – В ее голосе слышалось чуть злорадное удовлетворение сестры, весьма довольной тем, что брат попал в хорошие руки. – Вы мне нравитесь. Так с ним и надо.

Фейт удивилась: я держу Говарда в ежовых рукавицах? Что за чушь? С другой стороны…

«Наши отношения с Фейт Шерман стремительно развиваются именно так, как нам того давно хотелось»… Фраза эта теперь приобретала несколько иной смысл. Учитывая, что с Льюком все кончено…

Фейт едва сдержалась, чтобы не затрясти головой в попытке избавиться от наваждения. Чушь! Вайолетт, похоже, обожает розыгрыши не меньше своего братца-юмориста, и было бы пределом глупости всерьез отнестись к ее словам.

– Простите, но…

– О, не обращайте внимания на мою болтовню. – Вайолетт сделала пренебрежительный жест рукой. – Это у меня нервное. Я здорово переволновалась в приемной больницы, пока они разбирались, что там с Фредом.

Фред… Говард говорил, так зовут его зятя.

– Как его нота? Надеюсь, все в порядке? – спросила Фейт.

– Врачи вправили вывихнутый сустав, и теперь Фред отсыпается после анестезии. А я решила пока забрать Розалин. – Ее взгляд скользнул по комнате, и Вайолетт нахмурилась. – Кстати, где она?

– С Говардом. – Фейт кивнула в сторону смежного кабинета.

Вайолетт не стала скрывать удивления.

– Вы хотите сказать, что он не попросил присмотреть за малышкой вас?

Фейт скорчила гримасу.

– Видите ли, у нас по этому поводу случилось маленькое недоразумение. Как я поняла, о девочке вы поручили заботиться ему, ну и…

– И вы настояли, чтобы он занялся Розалин сам? – В глазах Вайолетт вспыхнуло восхищение.

– Мне кажется, это было правильно, – неуверенно продолжала Фейт. – Он так ловко с ней обращается…

Вайолетт расхохоталась.

– Да вам цены нет, Фейт! – веселю и одобрительно сказала она. – Рада, что с вами познакомилась. Говард действительно хорошо управляется с Розалин, когда в том возникает необходимость. Собаки и дети испытывают к моему брату неодолимое влечение. Как, впрочем, и женщины. Уверена, что вы это заметили, – заговорщицки подмигнув, закончила она.

– Еще бы! – Фейт хмыкнула.

– Мой брат слишком привык к тому, что все всегда получается именно так, как ему хочется.

Она была права, однако Фейт решила, что пришло время проявить некоторую лояльность к работодателю.

– Но ведь он и трудится не покладая рук, – возразила она. – Уж я-то знаю, как скрупулезно Говард готовит каждый новой проект. Нет ничего странного в том, что у него все получается.

– О, я и не думала умалять его профессиональные способности! Говард у нас известный педант, что в сочетании с проницательным умом просто обрекает его на успех. – Губы Вайолетт скривились в сардонической улыбке. – Я только хотела сказать, что некоторые его э-э-э… успехи сами плывут ему в руки.

Расталкивая друг друга локтями.

Живо представив себе толкающихся вокруг босса воздыхательниц, Фейт улыбнулась и сказала:

– В последний раз на руках у него я видела Розалин.

– Точно. Мне пора. Забавно было поболтать с вами. Надеюсь, еще увидимся.

– И, дружелюбно улыбнувшись на прощание, Вайолетт скрылась за дверью кабинета Говарда.

Забавно ей, видите ли, было! Не зная, как отнестись к этим словам, Фейт только пожала плечами. Похоже, все в семье Говарда помешаны на юморе.

Интересно, каково воспитываться в подобной атмосфере? Основным воспоминанием, которое Фейт вынесла из собственного детства, был постоянный страх перед отцом. Нет, до рукоприкладства тот не опускался никогда – для того чтобы душа маленькой Фейт надолго ушла в пятки, хватало одного его слова или просто взгляда.

Маму он запугал настолько, что единственным выходом, которым та решилась в конце концов воспользоваться, оказалась смерть. С уходом матери для Фейт исчезла последняя причина, удерживающая ее возле отца. Две старших сестры Фейт, не в силах переносить отцовский деспотизм, покинули семью еще раньше.

Последовав их примеру, Фейт решила, что жить отныне будет так, как ей хочется. Возможно, именно поэтому она не настаивала на регистрации своих отношений с Льюком. Мысль о законном муже в ее сознании прочно ассоциировалась с образом отца, а повторения кошмара она не желала ни при каких условиях. Правду сказать, разглагольствования Льюка о «свободе духа» ей даже нравились – до тех пор, пока Фейт не узнала, какой именно смысл он вкладывал в слово «свобода».

Господи, какой же доверчивой, близорукой идиоткой я была! Фейт покачала головой и вернулась к работе. Что толку долго переживать по поводу совершенных ошибок? Из них следует извлечь выводы и двигаться дальше.

Вспомнив о журнале, она некоторое время боролась с искушением посмотреть, что это за признаки такие, однако Опасение быть застуканной боссом подействовало отрезвляюще. Служебных промахов на сегодня вполне достаточно, твердо сказала себе Фейт.

«Наши отношения с Фейт Шерман стремительно развиваются именно так, как нам того давно хотелось» – снова невольно вспомнилось ей. Нет, это самодовольное утверждение решительно не нравилось Фейт. Она хорошо знала, что Говард всегда добивается поставленной цели, сметая все препятствия на своем пути.

Но не зря же она, работала с ним бок о бок в течение двух лет, оттачивала искусство самозащиты? Что бы он ни задумал, падать к его ногам безвольной жертвой Фейт не собиралась. К тому же Говард сам дал ей преимущество, неосторожно проболтавшись о своих намерениях в разговоре с Розалии. Как говорили древние: «Предупрежден – значит вооружен», и отныне она станет вдвое осмотрительнее.

Приняв такое решение, Фейт вдруг ощутила прилив энергии и обнаружила, что чувствует себя бодрой и как никогда оптимистично настроенной.

В чем бы ни заключались намерения Говарда, вернуть ей интерес к жизни ему положительно удалось.

Прошло совсем немного времени, и Говард заглянул посмотреть, как дела у помощницы. Вайолетт, судя по всему, вышла через дверь, открывающуюся прямо в коридор, так как никаких посторонних звуков из кабинета босса не доносилось.

– Все в порядке? – небрежно поинтересовался он.

– Разумеется, – ответила Фейт, кивая в сторону отпечатанных ответов на письма.

Взяв их в руки, Говард присел на край ее стола, просматривая. Как всегда, его близость вызвала у Фейт легкую нервную дрожь, и, чтобы не выдать волнения, ей пришлось сделать над собой ощутимое усилие. К тому же сегодня она трепетала сильнее обычного, слишком свежо было воспоминание о недавних мягких и ласковых прикосновениях Говарда. Неожиданно для себя Фейт даже задалась вопросом, каков он в постели.

Некоторое время она украдкой наблюдала за перебиравшими листы бумаги пальцами Говарда, вспоминая, как нежно они гладили ее волосы. Затем, пытаясь обратить мысли в нужное русло, Фейт напомнила себе, что ее босс всегда превосходно справлялся со всем, за что брался, так что каким бы изумительным любовником он ни был, из этого не следует, что он действительно испытывает какие-то чувства к той, с кем занимается любовью. В первую очередь Говард всегда заботится о себе.

Но сегодня утром он казался таким искренним… Неужели и тогда руководствовался чисто утилитарными целями?

– Отлично, я сам не справился бы лучше, – похвалил Говард, откладывая письма. – Должен сказать, что мне очень нравится, как ты работаешь. И чем дальше, тем больше.

– Ну, должна же я чему-то научиться за эти два года, – скромно сказала зардевшаяся от удовольствия Фейт.

– Ты очень способная ученица, – быстро и, как ей показалось, вполне искренне продолжил Говард. – Прямо не знаю, что бы я без тебя делал. Ты, без преувеличения, моя правая рука.

Это уже начинало походить на неприкрытую лесть, и Фейт насторожилась.

– Каковы будут дальнейшие распоряжения, сэр? – деловито спросила она, стараясь придать разговору более официальный характер.

– Неужели уже целых два года? – задумчиво переспросил Говард, игнорируя ее вопрос. – Пожалуй, пора повысить тебе жалованье. Вайолетт совершенно права.

– Права в чем? – не удержалась Фейт.

– В том, что тебе цены нет.

Фейт нахмурилась.

– И часто ты обсуждаешь мои достоинства с членами своей семьи?

Говард пожал плечами.

– Что в этом странного? Ты мой ближайший соратник. А ты обо мне со своими близкими не разговариваешь?

– У меня нет близких. – Эти слова вырвались у Фейт прежде, чем она успела прикусить язык.

Брови Говарда удивленно взметнулись вверх.

– Ты сирота?

Интерес, отразившийся в его глазах, не допускал уклончивого иди двусмысленного ответа. Фейт вздохнула. На протяжении двух минувших лет ей довольно легко удавалось ограничивать свои разговоры с боссом обсуждением чисто служебных вопросов или малозначительных тем вроде погоды. Сегодня она сорвалась уже второй раз.

– Не совсем, – медленно произнесла она, сообразив, что и сама не вполне отчетливо представляет, как лучше определить свое семейное положение. – Мама умерла, когда мне было шестнадцать. Отец женился второй раз, а мы с ним и до того плохо ладили… – Воспоминания заставили Фейт тяжело вздохнуть. Сестры покинули дом еще раньше. Одна живет в Канаде, вторая замужем за австралийцем. – Фейт снова вздохнула. – Не могу сказать, что очень близка с ними.

Заставив себя все это произнести, она изобразила что-то вроде независимой улыбки, которая тут же сползла с ее лица, едва Фейт увидела реакцию Говарда.

– Боже, неужели ты так одинока? А друзья? Разве у тебя нет никакого тыла?

– Мне никто не нужен. – Фейт даже удивилась безапелляционности своего тона. – Я давно привыкла во всем полагаться только на себя.

– Неправда! – резко возразил Говард. – Почему, в таком случае, ты, рыдала на моей груди сегодня утром?

Скрипнув зубами, Фейт испепелила его взглядом.

– Напоминать об этом было обязательно?

– Но как ты можешь утверждать, что у тебя нет друзей, если рядом с тобой я? Вспомни, когда этот негодяй, твой любовник, тебя бросил, я был здесь, рядом с тобой!

– Ты мой босс! – гневно возразила Фейт. – И здесь ты был не рядом со мной, а на своем рабочем месте.

– Чушь! Я сразу же принял твою сторону. Я-то хорошо знаю, чего ты стоишь.

В отличие от твоего осла-любовника.

Так я и знала! – подумала Фейт. Не таков Говард Харрисон, чтобы не воспользоваться моей неосторожной откровенностью!

– Я не намерена обсуждать с тобой Льюка, – отчеканила она.

– И не надо, – с готовностью согласился Говард. – Чем быстрее ты его забудешь, тем лучше. Тем не менее хорошо бы обсудить некоторые вопросы чисто практического характера.

– Например, вопрос о том, что мое душевное состояние не должно отражаться на работе, – не без ехидства предположила Фейт.

– Тебе может понадобиться помощь, чтобы сменить квартиру.

– Спасибо. Моя нынешняя меня вполне устраивает.

– Тебе не следует там оставаться, Фейт. Лицом к лицу с воспоминаниями в пустой квартире… С прошлым нужно безжалостно рвать раз и навсегда.

– Уверена, что ты говоришь со знанием дела, – поддела Фейт, намекая на амурные приключения самого Говарда.

Ее сарказм снова остался без внимания.

– Я тебя помогу, – торжественно объявил он.

– Не нуждаюсь в твоей помощи.

Величественным движением руки Говард отклонил протест.

– Помнишь, что я говорил тебе о семье? Именно в такие минуты на помощь человеку приходит семья. А поскольку так уж сложилось, что я для тебя вроде единственного близкого родственника…

Фейт почувствовала, что сейчас зарычит.

– Я никогда не рассматривала и не собираюсь рассматривать тебя как родственника. Ни близкого, ни дальнего! – с сердцем сказала она.

– О да, конечно… – С деланным смущением Говард пожал плечами, и в глазах его появилось знакомое плутовское выражение. – Это, наверное, походило бы на кровосмешение…

– Что-о-о?! – Фейт едва не задохнулась.

На лице Говарда появилось торжественное выражение.

– Будь что будет, но я не могу тебе лгать, Фейт, – сказал он, доверительно глядя ей в глаза. – Чувства, которые я к тебе испытываю, нельзя назвать ни братскими, ни сестринскими, ни отцовскими, ни материнскими.

Он сделал многозначительную паузу, и Фейт покраснела до корней волос, хотя и заставила себя промолчать, справедливо полагая, что любой ее ответ спровоцирует Говарда на продолжение в том же духе.

– Поверь, мне и правда далеко не безразлично, как сложится твоя судьба. Теперь голос Говарда звучал так серьезно, что Фейт вдруг почти поверила в его искренность.

Она держалась из последних сил, как за соломинку цепляясь за свое решение не допускать Говарда в свою личную жизнь, напоминая себе о необходимости помнить о здравом смысле, а также о незавидной участии тех легкомысленных особ, которые штабелями валились к ногам босса. Помогало все это слабо, но пока помогало.

– Я сам займусь этим, – продолжал тем временем Великий Соблазнитель. Подыщу тебе какую-нибудь уютную квартирку. Поближе к работе, чтобы не ездить далеко. Тот район, где ты живешь, – не самое подходящее место для такой женщины, как ты.

– Но мне нравится! – запротестовала Фейт.

Говард помрачнел.

– Одинокой молодой женщине там нечего делать, – решительно сказал он. Знаю я те места. Кто там только ни собирается, особенно в выходные. Почему бы не присмотреть что-нибудь в Майами-Бич? – предложил Говард. – Почтенный респектабельный район.

От неожиданности у Фейт даже челюсть отвисла.

– К тому же баснословно дорогой! – огрызнулась она, когда вновь обрела способность говорить.

– Немногим дороже того, в котором ты сейчас живешь, – упрямо гнул свое Говард.

– Мне это не по карману. Теперь мне даже моя квартира не по карману.

– Я же сказал, что повышаю тебе жалованье. Скажем, на пятьдесят процентов. Это обеспечит тебе вполне достойное существование.

Фейт снова утратила дар речи, что в данный момент ей, правда, не очень мешало, так как она делала в уме судорожные подсчеты.

– Это больше, чем зарабатывает Льюк, – потрясенно прошептала она, закончив вычисления.

Говард довольно осклабился.

– Я же говорил, что ты того стоишь! Пойду обзванивать риэлтеров. А ты пока займись письмами.

Говард отделился от стола и, не оборачиваясь, скрылся в своем кабинете, предоставив Фейт переживать ощущения плотвички, неожиданно помещенной в роскошный, но пугающе незнакомый аквариум.

Оставшись одна, она растерянно провела рукой по волосам, пытаясь привести в порядок свои изрядно растрепанные мысли. Говард Харрисон славился стремительным натиском, но с ней он так себя не вел никогда. Продиктовано ли его поведение исключительно соображениями филантропии или же за всем этим кроется нечто иное? Как бы там ни было, слово свое Говард держал всегда, а это значит, что, какой бы оборот ни приняли дальнейшие события, прибавка к жалованью – дело решенное.

Фейт торжествующе улыбнулась.

Приятно, когда тебя ценят, к тому же с такой зарплатой она действительно станет финансово независимой и сможет позволить себе тот уровень жизни, о каком раньше не то что не мечтала, а даже и не думала.

Вспомнив о вероломном любовнике и его беременной блондинке, Фейт обнаружила, что впервые за три дня думает о случившемся без боли в сердце.

Жизнь, оказывается, возможна и без Льюка, а пресловутая черная дыра обратилась едва ли не входом в Сезам.

И все благодаря Говарду.

Но если мешком денег хитроумный босс надеется затронуть в моей душе какие-то иные, не имеющие отношения к служебным обязанностям струны, подумала Фейт, его ждет огромное разочарование.

Говард вернулся в кабинет Фейт, едва она закончила подшивать копии разосланных писем.

– Бери сумочку и за мной! – скомандовал он.

– Куда?

– Объясню по дороге. – Направляясь к двери в коридор, он взглянул на часы. – До встречи ровно двадцать пять минут.

Фейт схватила сумочку и бросилась следом. Говард вежливо придержал для нее дверь. Опередив его, она нажала кнопку лифта, очень довольная перспективой деловой встречи вне офиса. Внимание босса будет сосредоточено на ком-то другом, что даст ей возможность заново освоиться с его обществом.

Пока после бурных событий первой половины дня рядом с Говардом Фейт чувствовала себя непривычно скованно.

Ей и вообще нравились переговоры с клиентами, нравилось наблюдать босса за работой. Пустивший в ход все свое обаяние Говард – это зрелище завораживало.

– Кто клиент? – деловито спросила Фейт, входя в лифт.

– На сей раз мы, – загадочно ответил Говард и нажал кнопку первого этажа.

– На человека, к которому мы едем, нужно произвести самое лучшее впечатление.

– Как его зовут?

– Алекс Эдсон. Операции с крупной недвижимостью.

Это имя, судя по всему хорошо известное Говарду, ничего не говорило Фейт, но, прежде чем она успела что-либо спросить, лифт остановился. Выйдя, Говард кивнул Фейт в сторону двери, которая выходила прямо на принадлежащий фирме паркинг, а сам прошел к столу секретаря.

– Лесли, я ухожу, – сказал он. – Сообщения записывайте.

– Когда вы вернетесь?

– Не знаю точно, но, думаю, часа через три.

Он догнал замешкавшуюся у двери Фейт, и они вместе вышли на стоянку.

Говард открыл дверцу своего автомобиля, и Фейт опустилась на пассажирское сиденье. Когда она пристегнулась, Говард включил зажигание и протянул ей листок бумаги.

– Что это?

– Адрес. Вынимай карту, поработаешь штурманом. Времени плутать по городу у нас нет.

Из ящика для перчаток Фейт извлекла карту и прикинула кратчайший маршрут и расстояние. Адрес и сокращенные пометки на листке, переданном Говардом, мало что говорили о цели поездки. Фейт даже показалось, что он по ошибке дал ей не тот листок.

– Здесь сказано: «Некурящая, никаких домашних животных и ШВ»… – Она недоуменно замолчала.

– Шумных вечеринок, – пояснил Говард. – Это условия сдачи.

Сердце Фейт замерло, затем забилось в удвоенном ритме. Благоразумно сосчитав до десяти, прежде чем заговорить, она сказала как могла спокойно:

– Это для меня, я правильно понимаю?

– Если тебе там понравится.

Итак, он упорно продолжает совать нос в мои личные дела, и положить этому конец следует прежде, чем ситуация окончательно выйдет из-под контроля.

– Говард, я же говорила, что это не твоя забота!

– Но мы условились, что я тебе помогу. – В голосе Говарда не было и тени смущения.

– Ты обещал обзвонить риэлтеров, а не сопровождать меня во время осмотра квартир в рабочее время. Я не могу принять…

– Во-первых, сейчас уже почти обед, – перебил он, – а во-вторых, ты так много работаешь сверхурочно, что я только рад оказать тебе услугу.

– В этом нет никакой спешки, Говард, – возразила Фейт, сдерживаясь из последних сил. – Квартиру я могу посмотреть и сама, если действительно решу переехать.

Он нахмурился.

– Послушай, перестань мелочиться! Что плохого, если мы посмотрим ее вместе и прямо сейчас? Быть может, это именно то, что тебе нужно.

Фейт упрямо стояла на своем.

– Ты мог просто дать мне адрес и…

– Не мог! В данном случае я выступаю как лицо, дающее тебе рекомендацию.

Эта квартира – не для широкой публики и в официальном реестре Алекса не значится. Сейчас он тоже едет туда, и мне бы не хотелось заставлять его ждать.

Поняв, что Говард ее переиграл, Фейт перестала спорить и некоторое время только сердито сопела. В конце концов он ее босс, любой спор с которым являлся определенным нарушением субординации. Тем не менее конец его поползновениям на мою личную жизнь положить все-таки следует, решила Фейт.

Хотя бы на будущее.

– И все-таки ты должен был сказать, куда мы едем. Строго говоря, я еще ничего не решила…

– А тебя никто ни к чему и не обязывает. Не понравится – откажешься. Хотя посмотреть квартиру стоит, уж больно Алекс ее нахваливал.

– Что же в ней такого особенного? – невольно заинтересовалась Фейт.

– Прежде всего месторасположение. Алекс клянется, что за такие деньги это настоящая находка.

– И сколько?

Говард назвал сумму, действительно лишь немногим превышавшую стоимость ее нынешней квартиры. Тем не менее, быстро подсчитала Фейт, даже с учетом прибавки квартплата поглотила бы большую часть жалованья.

– Алекс сказал, что вообще-то за нее можно запросить гораздо больше, но нынешний владелец хочет выбрать жильца по своему вкусу, вот и поступился ценой. Квартиру он только что отремонтировал по высшему разряду и очень боится нарваться на каких-нибудь охламонов, после которых тут же потребуется новый ремонт.

Фейт снова посмотрела в записку.

– Некурящая, никаких домашних животных и шумных вечеринок… Что значит «ОДЖ»?

– Одинокая деловая женщина. Аккуратная, с уважением относящаяся к чужой собственности. Я заверил, что это как раз про тебя. – Он насмешливо улыбнулся. – Ни разу не видел особы более аккуратной.

Фейт мрачно молчала. Инстинкт самосохранения, всегда пробуждавшийся в присутствии Говарда, сегодня напоминал о себе сильнее, чем когда бы то ни было. Ее наихудшие подозрения в отношении намерений босса оказались отнюдь не беспочвенными, и самым скверным было то, что Говард уже знал: своеобразный барьер между ними, роль которого выполнял Льюк, теперь исчез.

Что за чушь! – сердито одернула себя Фейт. Льюк никогда не был барьером между мной и Говардом. Он был для меня чем-то гораздо большим. Гораздо большим! – повторила она для убедительности.

Фейт принялась подсказывать Говарду, где и куда сворачивать, одновременно пытаясь разгадать его дальнейшие планы. Вначале Говард сказал, что повышает мне жалованье. Затем выдвинул идею относительно новой квартиры. Потом сам же эту квартиру нашел. После чего почти хитростью заманил меня в машину и теперь везет по указанному адресу. Интересно, в сговоре ли с ним Алекс Эдсон? И, главное, какой во всем этом смысл? Зачем Говарду нужно поселить меня в Майами-Бич – не слишком ли роскошно для такой скромной особы, как я?

Единственное, что я могу предпринять в создавшемся положении, это удвоить осторожность с тем, чтобы в решающий момент попытаться перехватить инициативу. А до этого, усыпляя бдительность неприятеля, изображать из себя пай-девочку, наивную и доверчивую.

Фейт плохо ориентировалась в этой части города. В Майами-Бич же не бывала вообще, и все ее знания ограничивались тем, что одна телезвезда рассказала как-то в интервью о себе, своем жилище и о соседях, таких же знаменитостях.

Из чего, в частности, следовало, что квартиры здесь стоят очень дорого.

Вспомнив названную Говардом квартплату, Фейт нахмурилась. Существенные для нее, это были просто смешные деньги за жилье в таком месте. Даже самая захудалая квартирка здесь должна стоить вдвое дороже, а Говард сказал, что та, куда они едут, только что отремонтирована.

– Ерунда какая-то, – сказала Фейт вслух.

– Что именно? – не отрывая глаз от дороги, полюбопытствовал Говард.

– Я примерно представляю, сколько стоит жилье в Майами-Бич, и даже при всех своих строгих правилах владелец должен запросить за квартиру намного больше.

Никаких сомнений в сговоре Говарда с Алексом Эдсоному Фейт не осталось.

Теперь следовало попытаться найти ответ на вопрос о целях и условиях сговора.

– Я же говорил, это специальное предложение для узкого круга лиц, напомнил Говард. – Кроме того, есть одна тонкость, разве я не сказал тебе?

– Какая еще тонкость? – быстро спросила Фейт.

Разумеется, она догадывалась, что без «тонкостей» здесь не обошлось. И хорошо помнила, что до этого момента Говард ни о каких «тонкостях» даже не заикался.

– Квартира сдается всего на полгода. Ее владелец, похоже, сам собирается там поселиться, а пока выжидает, подыскивая выгодного покупателя на ту, где живет сейчас. Сама понимаешь, в таких вещах, как торговля недвижимостью, спешка ни к чему.

– Значит, это всего на полгода… – разочарованно протянула Фейт.

– Да. Поэтому ему скорее нужен человек, которой присмотрит за квартирой, а не квартиросъемщик в прямом смысле слова. Бросать недвижимость без присмотра надолго – дело опасное.

В таком виде картина приобретает некоторое правдоподобие, решила Фейт.

Возможно, мои подозрения действительно необоснованны. Если дело обстоит именно так, желание Говарда оказать мне небольшую услугу выглядит вполне естественно.

Непонятно, правда, какой смысл менять квартиру с перспективой через полгода искать новую? Переезд дело хлопотное, не говоря уже о расходах. С другой стороны, после всех этих разговоров мне стало жутко интересно увидеть, что это за квартира такая, независимо от того, поселюсь я там или нет.

– А вот и Алекс, уже ждет! – воскликнул Говард, и Фейт тут только заметила стоявшего на углу мужчину.

Фейт посмотрела на часы. Одиннадцать тридцать. Они не опоздали, просто Алекс Эдсон приехал немного раньше.

Она почувствовала, с каким интересом Алекс ее рассматривает. Это была не сексуальная оценка, скорее – попытка классифицировать положение Фейт в табели о рангах. Алекс Эдсон выглядел на сорок с лишним, темные с проседью волосы спереди основательно поредели, из-за чего его немного хмурый вид особенно бросался в глаза. Просветлело лицо Алекса, лишь когда Говард протянул руку для пожатия.

– Привет, старина. Рад тебя видеть. Спасибо за этот заманчивый вариант, с искренней благодарностью сказал Говард.

– Не за что. Рад немного расквитаться за прошлые услуги с твоей стороны.

– Это мой личный помощник, Фейт Шерман.

– Рада с вами познакомиться, мистер Эдсон.

Пожимая ее руку, Алекс настороженно улыбнулся.

– Правду сказать, мисс Шерман, я не думал, что вы так молоды.

«Одинокая деловая женщина». Он что, ожидал увидеть старую деву за сорок, настолько поглощенную карьерой, что та стала для нее единственным смыслом жизни?! – возмутилась Фейт. Одно теперь ясно наверняка: ни о каком сговоре здесь нет и речи, иначе Алекс не был бы так удивлен.

– Мне двадцать восемь, мистер Эдсон, а работать я начала с шестнадцати.

Вот за двенадцать лет и дослужилась до своего нынешнего поста.

– Фейт на редкость надежный и ответственный работник, – вставил Говард. Я ее очень ценю.

– Ты забыл упомянуть, что твой личный помощник – красивая женщина, – не удержался от упрека галантный Алекс. Затем снова обратился к Фейт, и вид у него был слегка смущенный:

– Вы только поймите меня правильно, мисс Шерман, но у владельца квартиры очень специфические требования…

– Никаких шумных вечеринок, – подхватила Фейт. – Это не мой стиль, поверьте, мистер Эдсон.

– Фейт со мной уже два года, – снова вступил в разговор Говард. – И я за нее полностью ручаюсь. Она в высшей степени положительная молодая леди.

– Угу-у-у… – задумчиво протянул Алекс. – А как насчет друга? Вы только не подумайте, что я сую нос в ваши личные дела, но владелец квартиры…

Фейт кивнула, давая понять, что принимает извинения. Хотя она еще не решилась на переезд, мысль, что ее кандидатуру могут отвергнуть, неприятно резанула самолюбие, и Фейт принялась рассказывать о себе, пожалуй, даже обстоятельнее, чем требовалось. Говард все равно уже все знает, а еще ей почему-то ужасно захотелось убедить Алекса Эдсона, что она подходит в качестве квартиросъемщицы как нельзя лучше.

– Видите ли, мистер Эдсон, у меня действительно много лет был друг, но как раз сейчас мы расстались. – Она придала своему лицу печальное выражение, словно напрашиваясь на сочувствие. – Надежды на примирение нет, так что теперь я и в самом деле одна. И я с удовольствием пожила бы здесь шесть месяцев, чтобы сменить обстановку.

– Вот как, – без сочувствия, но с явным удовлетворением сказал Алекс. Что же, давайте поднимемся, и я вам все покажу. Квартира, правда, еще не вполне готова, там сейчас работают маляры.

Ага, наша взяла! – обрадовалась Фейт и с победоносным видом оглянулась на Говарда. Тот смотрел в сторону, однако улыбка на его лице была столь недвусмысленно самодовольной, что ей захотелось саму себя выпороть.

Хороша, нечего сказать! Я и не заметила, как начала с неподдельным энтузиазмом действовать в строгом соответствии с его планом по моему переселению! Но я ведь пока ни на что не согласилась и, осмотрев квартиру, вполне могу отказаться.

Да, так я, пожалуй, и сделаю. А если все-таки решу съехать с квартиры – по собственному, разумеется, почину, – то постараюсь найти такое место, где не будет никаких ограничений.

Так что Говард Харрисон совершенно зря думает, что этот раунд за ним!

Двери небольшого лифта, поднявшего их на верхний этаж, открывались в просторный холл, во всю ширину противоположной стены которого располагались огромные витражные окна, заливавшие все вокруг потоками яркого света всех цветов радуги.

Дверь слева от лифта была открыта, и Алекс сделал в ее сторону приглашающей жест. Кивнув, Фейт заглянула, и сердце ее приятно сжалось. Все в этой просторной квартире было таким, что Фейт влюбилась в нее с первого взгляда. Отказаться от искушения пожить здесь хотя бы шесть месяцев не смогла бы ни одна нормальная женщина.

В гостиной они увидели двух устроившихся на ланч мужчин в аккуратных комбинезонах.

– Как здесь у вас? – спросил их Алекс.

– Сегодня закончим, – ответил рабочий постарше.

– Отлично. – Алекс повернулся к Фейт. – Имейте в виду, ковры в спальнях пришлось снять, чтобы рабочие могли заменить шкафы. Ковры постелят не раньше чем в пятницу.

– А что, здесь не одна спальня? – удивилась Фейт.

– Две.

Кивнув, чтобы она следовала за ним, Алекс направился к арочной двери в задней стене гостиной. Говард остался с рабочими. С того момента, как они вошли в дом, он подчеркнуто старался держаться в тени. У Фейт даже возникло впечатление, будто босс не хочет оказывать на нее давление, предоставляя принять самостоятельное решение. Такое поведение Говарда настолько не соответствовало ее пониманию ситуации, что Фейт несколько растерялась.

Неужели забота Говарда и впрямь бескорыстна и все, чего он хочет, – это оказать дружескую услугу своему личному помощнику?

За арочной дверью оказался короткий коридор с двумя дверьми по обеим сторонам. Еще две двери находились в стене, противоположной арке. Первыми Алекс открыл именно их.

– Прачечная и ванная, – объявил он.

Кроме большой стиральной машины в прачечной Фейт увидела шкафы для белья, щеток и моющих средств, а также объемистую лохань для ручной стирки, предназначенную, по всей видимости, для больших поклонников этой процедуры.

Сама она к таковым не относилась и очень обрадовалась стиральной машине, так как ту, что была в ее нынешней квартире, Льюк забрал себе, оставив ей холодильник и телевизор.

Ванная поражала роскошью. Она, похоже, подверглась полной реконструкции.

– Раньше строили с размахом, – заметил Алекс, обратив, видимо, внимание на ошеломленное выражение лица Фейт. – Такие высокие потолки теперь встретишь нечасто, да и по площади все комнаты заметно больше стандартных.

А отделка каждой чего стоила! – мелькнуло в голове у Фейт. Денег здесь явно не жалели. Ничего странного, что владелец как огня боится неаккуратных жильцов.

Больше обычной была даже вторая спальня. Стеклянная дверь из главной, еще, соответственно, большей, вела на балкон.

– Какого цвета будет ковер? – спросила Фейт, взглянув на пол.

Алекс пожал плечами.

– Не знаю. Его выбирал сам владелец. Скажу в пятницу.

Фейт засмеялась.

– Да нет, на самом деле это не имеет значения. Никогда не видела столь чудесной квартиры. Пожить в такой сразу после ремонта – просто мечта. Как вы считаете, мистер Эдсон, – она с тревогой и надеждой заглянула агенту в глаза, – владельца устроит моя кандидатура?

Алекс улыбнулся добродушно и немного снисходительно.

– Почему бы и нет? Моему мнению он поверит, а вы произвели на меня благоприятное впечатление, мисс Шерман.

– Обещаю оправдать ваше доверие.

– Да и Говард за вас ручается… Считайте – договорились.

– Тысяча благодарностей, мистер Эдсон! – Фейт схватила руку агента и затрясла с таким восторгом, словно он только что объявил ее победительницей национальной лотереи.

Улыбка Алекса стала чуть ироничной.

– Думаю, мисс Шерман, что благодарить вам нужно Говарда. Это ведь его инициатива.

– Разумеется, ему я, конечно, тоже очень благодарна.

Говард! Вид у него, вероятно, будет самодовольным как никогда, однако в данный момент Фейт это ничуть не тревожило. Он действительно оказал ей редкую, невероятную услугу. Квартира – ее! Шесть месяцев жизни в таком сказочном месте! Да это лучше любого отпуска! Новая обстановка, новые впечатления, новые знакомые – все новое!

В гостиную она влетела, как на крыльях. Говард вопросительно посмотрел на нее. Скрыть свою радость Фейт не могла и не хотела, поэтому широко улыбнулась ему.

Говард улыбнулся в ответ и спросил:

– Решено?

– Решено! – подтвердила Фейт, от избытка чувств едва сдерживаясь, чтобы не броситься ему на шею.

– Тогда давай пообедаем вместе и заодно отметим.

– Давай, – согласилась она, слишком счастливая, чтобы вспомнить об осторожности.

Что ни говори, а без Говарда она ни за что не заполучила бы эту квартиру.

Так что он имеет полное право разделить ее радость.

В ресторане, куда ее привез Говард, его, видимо, прекрасно знали.

– Два бокала шампанского, – попросил Говард официанта и улыбнулся Фейт улыбкой, от которой ее кровь вскипела, словно упомянутый шипучий напиток.

– И кувшин холодной воды со льдом, – быстро добавила она, про себя отметив, что голову надо сохранять холодной.

Фейт и раньше часто бывала в дорогих ресторанах, сопровождая Говарда во время переговоров с клиентами, однако никогда прежде не посещала такие места с ним вдвоем. Одного взгляда в меню оказалось достаточно, чтобы убедиться: ресторан действительно первоклассный.

– Столик ты заказал еще из офиса? – спросила она, когда официант ушел за напитками.

– Да. – Он оторвался от изучения меню. Его золотистые глаза смотрели тепло и лукаво. – Весьма предусмотрительно с моей стороны, правда?

– А если бы оказалось, что отмечать нечего?

– Тогда поход в ресторан можно было бы рассматривать в качестве утешения.

Сейчас все равно время ланча, так почему бы не перекусить в приятной обстановке? Ты уже что-нибудь выбрала?

– Пока нет. Тут столько всего, прямо глаза разбегаются.

– Это верно, кухня здесь действительно превосходная, – подтвердил Говард.

– Рад, что у тебя пробудился аппетит, а то я уже боялся, как бы ты не начала чахнуть от переживаний.

Слишком радостная и умиротворенная, чтобы вступать в пикировку, Фейт только улыбнулась и снова углубилась в меню. Мотивы поведения Говарда теперь ей казались понятными и естественными. Обед в этом ресторане определенно является одним из пунктов программы, направленной на то, чтобы заставить ее забыть неприятности и снова пробудить вкус к жизни. Поместить ее в новую обстановку, поднять настроение шампанским, накормить изысканными блюдами – и Фейт Шерман снова станет образцово-показательным помощником главы процветающей фирмы.

После обеда предстояло заехать в офис Алекса Эдсона и подписать бумаги о найме квартиры. Въехать в нее можно уже в субботу, так что из длинной, тоскливой и бесцветной, остаток недели превращался для Фейт в пять дней напряженных хлопот по организации Переезда и связанных с ним предвкушений. В чем-то Говард, несомненно, прав: жизнь перестает казаться конченой, когда случается что-нибудь приятное.

Вернулся официант с шампанским, и Фейт, сделав наконец выбор, заказала свои любимые дары моря. Официант наполнил бокалы и удалился. Говард, подмигнув, поднял свой.

– За будущее!

– За будущее! – эхом откликнулась счастливая Фейт, тоже поднимая бокал. И спасибо тебе за все. Я очень ценю твою чуткость.

– А что бы я делал без твоей улыбки? Без нее для меня и день не день.

Рассмеявшись в ответ на полушутливый комплимент, Фейт расслабленно откинулась на спинку кресла.

– Мне нравится работать с тобой, – призналась она. – Это никогда не бывает скучно.

– А ты лучший помощник из всех, что у меня были. Именно такого мне всегда не хватало.

Он говорит о работе, только о работе, настойчиво повторяла себе Фейт, однако было в голосе Говарда что-то вкрадчивое, обволакивающее, дурманящее и вместе с тем такое, что она с трудом сдерживала желание, вскочив со стула, прыгать и танцевать от радости.

– Говард, дорогой!

Эту прозвучавшую грубым диссонансом фразу произнесла какая-то женщина, неожиданно материализовавшаяся рядом с Говардом. Блондинка! Роскошная натуральная блондинка, бесстыдно и властно вцепившаяся пугающе длинными красными ногтями в рукав пиджака Говарда.

Это было как соль на свежую рану. Фейт почти воочию увидела беременную блондинку Льюка, запустившую свои хищные когти в мужчину, принадлежащего другой. И вот – на тебе! Еще одна пышная красотка становится между ней и на сей раз Говардом, мгновенно разрушив очарование установившейся за их столиком праздничной и доверительной атмосферы.

– Какая приятная неожиданность увидеть тебя сегодня здесь, – продолжала ворковать блондинка, даже не извинившись за вторжение.

Фейт почувствовала, что ненавидит незнакомку. Она никогда не считала себя злой или жестокой, но сейчас ей очень хотелось сделать той какую-нибудь гадость.

– Действительно приятная неожиданность, Валери! – приветливо отозвался между тем Говард, вставая со стула и снимая с себя руку нахальной блондинки.

Валери! Ну конечно же! Примерно такое имя у хищницы и должно быть. Очень сексуально и экзотично.

– Нет, что ты, сиди, пожалуйста. – Эти слова блондинка использовала как предлог для очередного прикосновения. Теперь она обеими руками обняла Говарда за плечи. Затем ослепительно улыбнулась Фейт. Зубы у нее были как у пираньи.

– С твоей приятельницей мы, по-моему, раньше не встречались.

– Фейт Шерман… Валери Друд, – несколько натянуто представил друг другу дам Говард.

– Чао! – Блондинка ограничилась кратчайшим из возможных приветствий, выжидательно глядя на Фейт зелеными кошачьими глазами.

Метнув в ответ холодную темно-синюю молнию, та молча кивнула. К светской беседе она расположена не была. Фейт не нравилась Валери Друд, ей не хотелось с ней знакомиться, тем более делать вид, будто ей приятно присутствие мисс Друд за столиком.

– Говард, дорогой!

Этой фамильярной фразой блондинка явно хотела заявить на Говарда свои права перед лицом возможной соперницы, исключить ту из игры, и плевать ей было, что теперь для Фейт день стремительно терял свои краски.

– Субботняя вечеринка удалась на славу, – продолжала блондинка, – но мне тебя очень недоставало.

– Да, я слышал, что там было весело, – рассеянно сказал Говард.

Весело! Фейт вдруг почувствовала острое желание тоже немного повеселиться и неожиданно вмешалась в разговор:

– Жаль, что мы туда не пошли. Впрочем, нам и вдвоем было очень неплохо, правда, дорогой?

Говард быстро взглянул на нее широко раскрывшимися от удивления глазами, но тут же сориентировался и мечтательно улыбнулся в ответ.

– Разумеется. И я рад, что тебе тоже понравилось.

– Говард часто говорит, что именно меня ему всегда не хватало, – ликующе продолжала очень воодушевленная поддержкой Фейт, обращаясь к Валери.

– Странно, что я никогда не видела вас в обществе Говарда раньше…

Растерянность в голосе блондинки смешалась с недоверием.

– Некоторые мужчины не любят, когда их держат на слишком коротком поводке, – доброжелательно объяснила Фейт. – Я тоже не против некоторой свободы, пока могу настоять на своем в главном.

– Фейт удивительно хорошо меня понимает, – снова пришел ей на помощь Говард.

– Ну ладно, дорогой, – промурлыкала Валери, убирая руки с его плеч, и, видимо, не теряя надежды на будущее, добавила:

– Увидимся.

– Вряд ли, – максимально добавив в голос сиропу, возразила Фейт. – Говард редко входит в одну и ту же реку дважды…

Валери, кажется, почувствовала, что пора с достоинством удалиться.

– Я сейчас не могу составить вам компанию, надеюсь, вы не обидитесь…

– Ну что вы, какие могут быть обиды, – заверила ее Фейт и, когда блондинка повернулась спиной, с победоносным видом выпила сразу полбокала шампанского.

Говард смотрел на нее с интересом и восхищением.

– Сегодня, похоже, осуществляются мои самые заветные мечты. Только что ты сражалась за меня с другой женщиной…

– Ха! – с чувством сказала Фейт. – Денек сегодня и впрямь выдался славный.

– Прямо ушам своим не верю…

– У нее не тот цвет волос, который мне нравится.

Полная надежды улыбка на лице Говарда сменилась разочарованной гримасой.

– А-а-а… – уныло протянул он. – Та женщина…

– Извини, если своим поведением я нарушила какие-то твои планы, связанные с Валери.

Никакой вины за собой Фейт не чувствовала и слова эти произнесла скорее из вежливости. Что ни говори, а Говард – ее босс, и положение, как говорится, обязывает. Хотя мог и остановить в любой момент, если она что-то делала не так, – она восприняла бы малейший намек.

– Нет проблем! – беззаботно отозвался он.

– Я тоже так думаю. – Фейт цинично улыбнулась. – Стоит тебе щелкнуть пальцами, и она тут же появится снова.

– Валери абсолютно ни на что не претендует. – Он произнес это очень серьезно, глядя Фейт прямо в глаза, словно пытался убедить, что говорит правду.

Фейт же эти слова показались бессмысленными: ведь тогда получается, что ни одна из женщин Говарда никогда ни на что не претендовала.

– Валери – твое последнее увлечение? – Фейт и сама не понимала, зачем ей понадобилось это знать.

– Нет, – ответил Говард без колебания.

– Значит, одна из тех, кто преследует тебя в надежде на чудо, – сухо констатировала Фейт.

Говард пожал плечами.

– Это ведь не имеет никакого значения, если женщина меня не интересует, не так ли? Валери мне не нравится и никогда не понравится, на что бы она там ни надеялась.

Прощай, Валери.

Обнаружив, что вкус у Говарда лучше, чем у Льюка, Фейт почувствовала, что ей это приятно. Мысль, что оба мужчины ее жизни могут стать жертвами хищных блондинок, показалась ей невыносимой. И хотя близким ей мужчиной Говард не был, с ним ее многое связывало, поэтому Фейт хотелось с уважением относиться к его суждениям о людях.

Говард снова улыбнулся.

– А ты мужественный и безжалостный боец, Фейт, – сказал он, и в его тоне ирония смешалась с восхищением.

Теперь настала ее очередь пожимать плечами.

– Ты сам меня поощрил, приняв мою сторону. Один намек, и я…

Говард расхохотался.

– Ну нет! Лишить себя такого представления!

– Так что выиграть мне помог ты, Говард. И от этого факта тебе никуда не деться. – Обстоятельство это было Фейт чрезвычайно приятно.

– Значит, мы с тобой в одной команде. – Говард наполнил бокалы шампанским. – За нашу с тобой команду! Дружную и непобедимую!

– За команду! – подхватила Фейт, пьянея не столько от шампанского, сколько от радости сознавать себя в одной команде с Говардом.

Официант принес заказанные блюда, и Фейт впервые за три последних дня с удовольствием приступила к еде.

– Еще шампанского? – спросил Говард, увидев, что ее бокал пуст.

– Нет, спасибо. Я лучше перейду на воду со льдом. Сегодня я уже достаточно погорячилась.

Говард ухмыльнулся:

– Да, сегодня я узнал тебя с совершенно новой стороны. Не то чтобы о ее существовании я не догадывался, но ты ее очень тщательно скрывала. Столько страсти, темперамента! Потрясающее зрелище. – И он восхищенно поцокал языком.

Фейт напряженно вслушивалась в бешеные удары своего сердца. Говард сейчас очень напоминал большого, добродушного и довольного жизнью кота, неожиданно почуявшего добычу там, где никогда ни на что не рассчитывал. Пока он еще выжидал, сомневаясь, однако стоит ей сделать хоть одно неверное движение, и кот тут же бросится в атаку.

А виновата во всем я сама, самокритично признала Фейт. Дважды за это утро в его присутствии потеряла контроль над собой. Конечно же я извинилась за несдержанность, и Говард мои извинения вежливо принял, однако едва ли наши отношения полностью вернутся в прежнее русло.

– Надеюсь, мне предстоит узнать еще немало интересного о своем прежде столь неестественно спокойном и выдержанном помощнике? – настойчиво продолжал Говард, которому процесс открывают в Фейт новых сторон явно пришелся по вкусу.

Фейт поняла, что необходимо срочно найти новую тему для разговора.

Желательно – связанную с Говардом, а не с ней.

– Давай немного поговорим о тебе, – поспешно предложила она. – Поскольку теперь я знакома с твоей сестрой, может быть, расскажешь мне о своей семье?

Спрашивая, Фейт исходила не только из чисто тактических соображений. Ее интерес к семье Говарда и в самом деле резко возрос после утренних откровений Вайолетт.

– С удовольствием. И что бы тебе хотелось узнать?

– Вайолетт твоя единственная сестра?

– Да, но у нас с ней есть еще два брата. Оба женаты. Мама изо всех сил старается всеми нами руководить, а папа считает, что дети должны жить так, как нравится им самим.

– И все живут в Майами?

– Да.

– Ты, наверное, был самым трудным ребенком?

Говард рассмеялся.

– В детстве они называли меня искателем приключений.

Им ты и остался, подумала Фейт и в надежде, что, узнав, каким Говард был тогда, сможет лучше понять его теперешнего, спросила:

– Почему?

И Говард принялся рассказывать забавные истории из своего детства. Слегка расслабившись, Фейт с удовольствием слушала. Ей было совсем нетрудно вообразить его маленьким мальчиком, представить, как он то и дело, никого не спросясь, убегает исследовать все те потрясающе интересные вещи, которые можно найти в этом огромном и пока еще таком загадочном мире, заставляя беспокоиться мать и испытывая терпение старших братьев, неизменно посылавшихся на его поиски. Позже товарищем Говарда в этих странствиях стала подросшая Вайолетт, готовая с восторгом последовать за ним хоть к черту на рога.

Официант сменил блюда и убедил гостей заказать на десерт ромовое мороженое со взбитыми сливками и фруктами.

Истории Говарда следовали одна за другой, а жадно внимавшая Фейт требовала все новых и новых. Ей было странно и необычно слушать о счастливом детстве, о семье, в которой все любят и уважают друг друга. О своем детстве она старалась думать поменьше, поскольку счастливых воспоминаний о нем не осталось. Да и у Льюка дела обстояли немногим лучше. Он был единственным ребенком, родители развелись, едва ему исполнилось восемь лет. Его детство и ранняя юность почти полностью прошли в мире книг, которые и сейчас оставались для него последним прибежищем в случае ссор и всякого рода неприятностей.

Интересно, знает ли об этом его блондинка? Льюк всегда стремился избегать конфронтации – не мудрствуя лукаво, он просто уклонялся от нее любыми доступными средствами. Именно поэтому свое последнее объяснение с Фейт он начал с того, что сообщил о своем грядущем отцовстве и о дате свадьбы.

– Тебе неинтересно, – возвращая Фейт к действительности, с обидой заметил Говард.

Она улыбнулась.

– Нет, что ты! Просто я подумала, какой ты счастливый. В детстве у тебя не было никаких страхов. Или запретов. Тебе очень повезло родиться в такой семье, Говард.

Чуть наклонив голову набок, он некоторое время задумчиво смотрел на Фейт.

Постепенно задумчивость в его взгляде сменилась тем голодным волчьим блеском, который всегда заставлял Фейт нервничать.

Быть может, свою роль сыграли шампанское и великолепная еда, быть может радость по поводу квартиры и победы над блондинкой, но Фейт почувствовала желание принять вызов.

– У каждого свои страхи, – все так же пристально глядя на нее, медленно произнес Говард. – Да и некоторым запретам, хочешь не хочешь, приходится подчиняться.

– Например? – беспечно спросила она.

– Возьмем нас с тобой. Больше всего мне сейчас хочется затащить тебя в постель и весь остаток дня заниматься любовью.

Фейт вздрогнула, поскольку неожиданно поняла, что хочет того же. Но в следующий момент Говард иронически улыбнулся и добавил:

– Однако если я подчинюсь своему страстному, но порочному желанию, ты, боюсь, навсегда исчезнешь из моей жизни, чего мне очень не хотелось бы. Вот тебе и пример запрета, которому я вынужден подчиниться, нравится мне он или нет.

Принесли десерт.

– Прими мои самые искренние соболезнования, – вежливо сказала Фейт, изо всех сил стараясь скрыть как вызванный признанием Говарда шок, так и сменившее его облегчение.

Он рассмеялся и взял в руку десертную ложечку.

– Приятного аппетита!

Кажется, пронесло, с благодарностью подумала Фейт. Только что испытанное физическое желание нахлынуло так внезапно и было столь мощным, что она все еще внутренне дрожала. Впрочем, внезапно ли? Теперь она не могла не признаться, во всяком случае себе самой, что Говард всегда привлекал ее физически, а определенные запреты, связанные с присутствием в ее жизни Льюка, теперь утратили свою власть.

Кроме того, приятно было сознавать, что Говард высоко ее ценит, что он на ее стороне, что он поддержал ее против Льюка и против обеих – беременной и пока вроде не беременной – блондинок.

Однако вступить с боссом в сексуальную связь Фейт считала сумасшествием.

Она стала бы одной из очень многих – очередным маленьким приключением Говарда, но, главное, как, скажите на милость, они работали бы вместе после того, как все закончится? А в том, что все закончилось бы очень быстро, Фейт не сомневалась.

К тому же на самом деле она вовсе не хотела оказаться с Говардом в постели. Просто сегодня все так сложилось: вначале он отнесся к ней с сочувствием и пониманием, а потом повел дело так, что вместо отверженной жертвы она вдруг почувствовала себя желанной победительницей. Простое стечение обстоятельств и ничего больше. Ухе завтра все будет восприниматься совсем иначе, и Говарду следовало бы и самому это понимать.

Фейт отложила ложечку и тут только сообразила, что проглотила десерт, даже не разобрав вкуса. Такое изысканное лакомство пропало зря, подумала она с сожалением. Море упущенного удовольствия!

Она вдруг заметила, что Говард внимательно ее рассматривает, наверное давно, и у нее вдруг возникло абсурдное подозрение, будто он читает ее мысли. Решив, что пришло время сменить обстановку, Фейт демонстративно посмотрела на часы и с испугом вскричала:

– Боже милостивый! Время ланча уже почти истекло! Нам, наверное, пора, Говард.

Он тоже взглянул на свои часы и удивленно поднял брови.

– Ты права. Тем более что на обратном пути нам еще нужно заехать к Алексу подписать бумаги. – Знаком он попросил счет. – Но вообще-то мы сегодня и так неплохо поработали.

– По-моему, мы только и делали, что сачковали, – рассмеялась Фейт.

– Всему свое время и свое место, – оптимистично ответил Говард.

И сейчас не время и не место… пока еще… для того, что ты задумал.

Фейт попыталась прогнать эту мысль, но безуспешно.

– Я только зайду в дамскую комнату, – сказала она, вставая.

– Хорошо, я подожду тебя в холле.

Когда она вышла из дамской комнаты, Говард лениво прохаживался по холлу с видом человека в высшей степени довольного жизнью, и Фейт подумала, что пока у нее к нему, строго говоря, не может быть никаких претензий. Он ни к чему ее не принуждал и не торопил – без соответствующего поощрения с ее стороны, во всяком случае. Так что рядом с ним она могла чувствовать себя в полной безопасности, пока не потеряет голову сама.

– Спасибо за чудесный ланч, Говард, – поблагодарила Фейт, когда они подходили к машине.

– Мне тоже очень понравилось.

Надо думать! – хмыкнула про себя Фейт.

Смеющееся и вместе с тем обещающе-выжидательное выражение глаз Говарда не оставляло в том никаких сомнений. Жизнь для этого человека была вечной борьбой, и сейчас он как раз вступил в новую схватку. Когда Говард открывал для Фейт дверцу машины, вид у него был такой, словно она уже ему принадлежит.

Что никак не соответствовало действительности. Ибо благодаря Льюку Фейт была женщиной свободной духом.

Почему-то она подумала, что любовная интрижка с Говардом должна быть похожа на суфле: масса удовольствия, за которым нет ничего. Или – почти ничего.

Секс без любви.

Забудь об этом, сказала себе Фейт. Забудь и не вздумай на что-то надеяться, а тем более – о чем-то сожалеть.

Вечером, вернувшись домой, Фейт изо всех сил старалась сохранить радостное и оптимистичное настроение. Еще утром она боялась, что звенящая пустота квартиры, которую она так долго делила с Льюком, захлестнет ее новой волной депрессии. Теперь все изменилось, скоро эту квартиру покинет и она.

Один период ее жизни стремительно уходил в прошлое, начинался новый, и прожить его Фейт собиралась со всем возможным удовольствием.

Она как раз составляла список дел, связанных с предстоящим переездом, когда зазвонил телефон. Ни малейшего желания брать трубку у Фейт не было.

Звонить могли Льюку, и тогда ей придется в очередной раз кому-то все объяснять, заново переживая случившееся. И хотя ни горя, ни унижения она уже, по правде сказать, не испытывала, разговаривать на эту тему не стремилась.

Когда звонки наконец прекратились, Фейт облегченно вздохнула. Наверное, она поступила трусливо, но уж очень хотелось, чтобы ее оставили в покое, перестав напоминать о том, чего при всем желании не исправишь, тем более что и желания такого у нее больше не было.

В покое ее не оставили, и в течение следующего часа телефон дребезжал почти непрерывно. Фейт уже начала подумывать, не снять ли трубку и не положить ли рядом с аппаратом, но потом сообразила, что тот, кто добивается ее с такой настойчивостью, может позвонить и в телефонную компанию.

Так что пришлось-таки отозваться.

– Фейт Шерман слушает! – раздраженно буркнула она в трубку.

– Слава Богу! А я уже начала за тебя беспокоиться, Фейт. Это Дениз Пейтон.

Дениз! Фейт невольно поморщилась. Вот уж с кем ей сейчас хотелось общаться меньше всего.

– Когда Сэм пришел с работы и рассказал, что выкинул Льюк, я сначала даже не поверила, – захлебываясь от восторга, верещала Дениз. – Потом представила, каково тебе сейчас, бедняжке, и…

– У меня все прекрасно, – остановила ее Фейт, содрогнувшись от обрушившейся на нее лавины фальшивого сочувствия.

Или – лавины интереса, если точнее. Смысл и высшее наслаждение жизни Дениз Пейтон составляли сплетни, и особого удовольствия Фейт ее общество никогда не доставляло. Муж Дениз Сэм работал вместе с Льюком на телестудии, и оба они помешались на своих камерах настолько, что даже на отдыхе ни о чем другом не говорили.

– Ты уверена? После того как ты все это время не брала трубку…

– Я только что вошла, – солгала Фейт.

– О-о-о! А мне тут такое пригрезилось… Ты просто не представляешь, как я рада, что ты не…

– Не перерезала себе вены? – неприязненно подсказала Фейт. – Уверяю, этого у меня и в мыслях не было. Тоже мне несчастье!

– Я вовсе не это хотела сказать, – несколько обескураженно отозвалась Дениз. – Но когда я узнала… – В ее голосе снова зазвучало воодушевление. Бедняжка, как тебе сейчас, должно быть, плохо! Ты не представляешь, сколь глубоко я тебе сочувствую! И как только Льюк мог так с тобой поступить! Мало того что он тебе изменил, но сделать другой женщине ребенка, да еще и вознамериться жениться на ней, после всех этих лет, что вы были вместе…

Фейт заскрежетала зубами. Дениз сумела-таки разбередить ее рану.

– Это просто ужасно! – продолжала та. – Хотя лично я никогда не одобряла так называемые гражданские браки. Тебе следовало нажать на Льюка и заставить жениться, дорогая. Это единственный надежный способ держать мужчин в узде.

Неподражаемое самодовольство замужней леди! Удивляясь самой себе, Фейт проявила выдержку и не стала напоминать, что статистика разводов идет вразрез с последним утверждением Дениз.

– И если тебе нужно выплакаться кому-нибудь в жилетку…

Воспоминание о том, как она рыдала на груди Говарда, было настолько приятным, что Фейт даже перестала сердиться.

– Со мной действительно все в порядке, Дениз, – мягко сказала она. – Я чувствую себя как никогда хорошо. Говард Харрисон, мой босс, пригласил меня в ресторан, чтобы отпраздновать мою вновь обретенную свободу…

– Ты рассказала ему о Льюке? – Теперь Дениз была потрясена по-настоящему.

– Разумеется. И Говард меня убедил, что я должна только радоваться. Так что можешь быть за меня спокойна.

– Понимаю… – с сомнением и разочарованием отозвалась Дениз. – Это тот самый твой донжуан-босс, о котором ты рассказывала?

– Э-э-э… Видишь ли, перспектива оказаться в числе его женщин теперь представляется мне скорее заманчивой.

– Фейт! – Ужас в голосе Дениз смешался с некоторой долей зависти. – Что ты говоришь!

– А что здесь особенного? – жизнерадостно отозвалась Фейт, решительно отказываясь выступать в роли убитой горем жертвы.

– Видишь ли, – в интонациях Дениз неожиданно прорезалось смущение, относительно вечеринки… у нас в субботу. Я хочу сказать, что, приглашая вас с Льюком, я думала, что вы будете вместе. А теперь… Понимаешь, дорогая, Сэм говорит, что Льюк хочет прийти с… – Она умолкла.

– Да, я все понимаю, разумеется, – с готовностью пришла ей на помощь Фейт, вовсе не горящая желанием наслаждаться созерцанием Льюка под руку с беременной блондинкой. К тому же Льюк и Сэм были гораздо большими друзьями, чем Фейт и Дениз.

– Но если ты захочешь прийти с Говардом Харрисоном…

Однако у Фейт склонность к эпатажу начисто отсутствовала, поэтому она мягко, но решительно отказалась:

– Я как раз собиралась тебе позвонить и сказать, что у меня изменились планы на субботу, Дениз. Извини, и спасибо тебе, я очень тронута твоим сочувствием. Веселого Рождества и счастливого Нового года вам с Сэмом.

Фейт повесила трубку прежде, чем Дениз успела спросить об этих новых планах – Вернувшись к списку предстоящих дел, Фейт с удовольствием представила озадаченно-разочарованную физиономию сплетницы. Оставался, правда, вопрос, разумно ли она поступила, поддавшись секундному импульсу и рассказав о Говарде? Слухи распространяются быстро…

С другой стороны, что ни делается – все к лучшему, и болтливость Дениз может сослужить хорошую службу: общие знакомые под достаточно благовидным предлогом исключат Фейт из всех совместных мероприятий. Ведь Дениз кроме всего прочего позвонила, чтобы отменить приглашение на субботнюю вечеринку, и она не единственная, кто бывшей любовнице Льюка предпочтет его будущую жену.

Когда распадается какая-нибудь пара, общие знакомые оказываются перед необходимостью выбора и, как правило, делают его в пользу новой пары, а не брошенной женщины, которая на вечеринках либо станет с оскорбленным видом скучать в одиночестве, либо, чего доброго, начнет охотиться за чужими кавалерами.

Осознание того, что отныне она превратилась в нечто вроде парии, вызвало-таки у Фейт новый приступ депрессии. Собственных друзей у нее, можно сказать, не было. За пять лет жизни с Льюком старых знакомых она постепенно растеряла, а в последние два года работы личным помощником Говарда была так занята в офисе, что времени завести новых не оставалось совершенно. Как это ни странно, но Говард, говоря, что он является чем-то вроде ее единственного близкого родственника, был недалек от истины: в настоящий момент никого ближе у Фейт и в самом деле не оказалось.

Однако, несмотря на сочувствие Говарда, Фейт понимала, что сглупила бы, позволив себе зависеть от него и в будущем. Ей следовало сделаться хозяйкой своей жизни и найти новые способы общения с людьми. Забытый на столе список необходимых дел теперь, казалось, смеялся над ней. Все эти хлопоты помогут ей пережить следующую неделю, а что дальше?

Обнаружив, что размышлять о том, что будет дальше, нет ни сил, ни желания, Фейт прилегла и попыталась забыться. Получалось плохо, в голову упорно лезли мрачные и тоскливые мысли. Гоня их прочь, Фейт пыталась убедить себя, что со временем все образуется и она научится жить без Льюка. Время лучший лекарь, так все говорят. Постепенно она научится не представлять Льюка, нежно обнимающего свою блондинку. Из чувства протеста и чтобы отогнать это возмутительное зрелище, Фейт попыталась вообразить, каково было бы оказаться в объятиях Говарда Харрисона. Это помогло, и вскоре она, умиротворенная, уснула.