Зов крови

17

— До сих пор не могу поверить! — воскликнула Фредерика. — Бертолд пригласил тебя на свидание, а ты согласилась! Я заметила, что за последнюю неделю ты стала лучше относиться к нему. Я всегда знала, что ты в его вкусе, но даже не надеялась… не ожидала… — Она присела на край кровати Хилды и приложила ладонь к сердцу. — Да, такого я не ожидала.

Хилда, прихорашивавшаяся у зеркала, обернулась к Фредерике.

— И сейчас не стоит питать слишком уж большие надежды, — осторожно предупредила она. — Бертолд есть Бертолд.

— Но он тебе нравится, правда?

— Да, нравится.

— И, похоже, очень нравится. — В глазах Фредерики появился лукавый блеск. — Мой сынок в сексуальном плане просто зверь.

— Это уж точно, — согласилась Хилда и почувствовала, как по спине пробежала дрожь.

Слово «зверь» как нельзя лучше подходило к тому, как вел себя Бертолд прошлым вечером. Стоило только Фредерике переступить порог дома, как он тут же набросился на Хилду. Слава Богу, что Петл в это время спала наверху.

— Мы не пойдем в кровать, — прорычал Бертолд и, подойдя к Хилде сзади, крепко обнял и впился губами в ее шею.

Действительно, в этот вечер кровать им не понадобилась. Перемена места действия вызвала у Бертолда и перемену в желаниях. Ему внезапно захотелось от Хилды большего. Удивительно, но и Хилду охватило желание выполнять все его прихоти.

Ее до сих пор изумляло, как охотно она делала то, чего раньше даже в мыслях не могла допустить. И подобная раскованность вызывала у нее необычайное возбуждение, пока Бертолд занимался с ней любовью в экзотических позах и в самых различных местах гостиной. Она вела себя просто бесстыдно.

Но даже сейчас, все еще ошеломленная воспоминаниями, Хилда не чувствовала смущения. Потому что любила Бертолда. А разве можно стыдиться, когда любишь?

Но любит ли ее Бертолд?

Он этого не говорил. А если бы и сказал, то разве она поверила бы? Мужчины часто обманывают. Для них главное секс, а не любовь. Этому Хилду научили многочисленные «односторонние» любовные связи Флоры.

Однако нельзя отрицать, что она питает надежду. Как и Фредерика. Но следует быть осторожной и не позволять своим чаяниям заходить слишком далеко.

— Как я выгляжу? — поинтересовалась Хилда.

— Прекрасно, — похвалила Фредерика. — Просто замечательно!

Хилде и самой казалось, что выглядит она неплохо. У нее было мало нарядных вещей, обычно она не вылезала из джинсов и футболок, однако те, которые имелись, были самого лучшего качества.

Сейчас на ней было черное платье из немнущегося материала — узкое, облегающее фигуру, с глубоким круглым вырезом, короткое, но не слишком. В сочетании с черными туфлями на высоком каблуке и серьгами с горным хрусталем платье выглядело превосходно.

— У Бертолда потекут слюнки, когда он увидит тебя, — предупредила Фредерика. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Что вы имеете в виду?

— Дорогая, мой сынок не сможет долго изображать из себя джентльмена в обществе такой красивой женщины.

— Фредерика, мне двадцать шесть лет, и я прекрасно отдаю себе отчет в своих действиях.

— Но все же будь осторожна, дорогая. Я не хочу, чтобы ты испытала разочарование. Иногда мужчины ведут себя как жуткие эгоисты, говорят женщинам, что любят их, а на самом деле стремятся только затащить их в постель.

Хилда вздохнула.

— Вы правы, Фредерика. Совершенно правы.

— Твоя мать считает тебя неисправимым распутником.

Бертолд медленно опустил на стол бокал с вином и внимательно посмотрел на любимую женщину. Сегодня вечером Хилда выглядела особенно красивой, особенно желанной. Приехав с работы домой, Бертолд просто поразился переменам в ее внешности. Так преобразиться можно было только ради любимого мужчины.

Бертолд и сам в обеденный перерыв отправился в магазин и купил себе новую одежду. Понимая, что плохо разбирается в моде, он попросил элегантно одетого продавца помочь выбрать что-нибудь не слишком вызывающее и в то же время модное. Раньше Бертолда совершенно не заботило то, как он выглядит, однако ради Хилды он хотел быть неотразимым. Черт побери, хотелось, чтобы при виде его у Хилды перехватило дыхание!

И Бертолд добился своего. Но вместе с восхищением его новым обликом к Хилде вернулась тревога, вызванная недостаточным доверием к Бертолду. Подобное состояние совершенно отличалось от ее вчерашней раскованности. Она вела себя просто невероятно, была страстной до бесстыдства, полностью доверилась ему. И у Бертолда появилась надежда, что подобное поведение Хилды означает, что он пробудил в ней нечто большее, чем просто сексуальное желание. За этим наверняка последует любовь, надеялся он.

И вот, похоже, его надежды рушатся. И все из-за его матери, которая, по идее, должна бы поощрять их с Хилдой отношения, а не мешать им. Бертолд решил, что, вернувшись домой, поговорит с матерью, пока она своими разговорами не натворила чего похуже.

— Наверное, это все из-за отца, — осторожно возразил он. — Но мама ошибается. Я не распутник, а просто дурень, который наконец-то очухался.

— Что ты хочешь этим сказать?

Бертолд устремил на Хилду твердый взгляд и решил все выложить смело и без обиняков.

— Я собирался сказать тебе об этом несколько позже, но дело в том, что я влюбился в тебя. Бесповоротно.

У Хилды был такой вид, что, казалось, она готова упасть в обморок. Руки сильно задрожали, и немного вина из бокала выплеснулось на белую льняную скатерть.

— Ты… ты шутишь, — пролепетала она дрожащим голосом.

— Нет. Я уверен в этом с прошлого понедельника, когда ты пришла ко мне в кабинет. Но тогда я решил, что слишком рано говорить тебе о своей любви. Хотелось добиться от тебя взаимности. Но, судя по твоему лицу, мне этого не удалось.

— О нет! — вскричала Хилда, и сердце Бертолда радостно прыгнуло в груди. — Тебе удалось. Я… люблю тебя. И тоже поняла это в понедельник. Я просто не могла поверить… или надеяться… что и ты любишь меня. Но ты уверен, Бертолд? Я хочу сказать…

Бертолд протянул руки через стол и взял ладони Хилды в свои.

— Абсолютно уверен. Я готов для тебя на все, — пробормотал он, думая о том, как обманул Хилду, признав свое отцовство.

Ну, не совсем обманул, тут же мысленно поправил себя Бертолд. Я действительно питаю к Петл самые нежные чувства.

Почувствовав прикосновение к плечу, Бертолд нехотя выпустил ладони Хилды и с раздражением обернулся. Перед ним стоял официант с подносом, на котором был телефон.

— Простите за беспокойство, мистер Кертис, но вас просят к телефону. Леди утверждает, что это очень срочно.

Очень срочно? Бертолд взял трубку, подумав, что единственный, кто знает, где он проводит сегодняшний вечер, это мать.

— Бертолд Кертис, — резко бросил он.

— Ох, Бертолд, я так рада, что дозвонилась до тебя! Ужасно волновалась, что вы могли пойти в какое-то другое место.

Бертолд насторожился, уловив в голосе матери панические нотки.

— Что случилось, мама? — спросил он и тут же услышал резкий прерывистый вздох Хилды.

Они смотрели друг на друга, пока Бертолд с нарастающей тревогой выслушивал сбивчивые объяснения матери.

Петл проснулась около девяти, и Фредерике показалось, что девочка заболела. Кашляла, слегка поднялась температура. Фредерика дала ей парацетамол, как и велел врач. Но к десяти часам у ребенка затруднилось дыхание. Перепуганная, что это может быть аллергическая реакция на прививку, Фредерика позвонила доктору Фарману. Тот сказал, что на аллергическую реакцию не похоже, и посоветовал отвезти девочку в ближайшую больницу. А в больнице только взглянули на Петл, как тут же отправили ее в отделение интенсивной терапии.

Господи, взволнованно подумал Бертолд, если что-то случится с Петл, Хилда этого не переживет!

— Мы срочно выезжаем в больницу, — заверил он мать, поднимаясь из-за стола.

Хилда уже стояла, теребя в руках сумочку. Бертолд взял ее за локоть и быстро повел между столиков.

— Мы уходим, — бросил он официанту. — Срочное семейное дело. Пусть метрдотель, как обычно, пришлет мне счет.

— Что-то с Петл, да?! — с тревогой спросила Хилда, когда они вышли из ресторана. — Она заболела?

— Да.

— Что с ней?!

— Не знаю. Она кашляет, и ей тяжело дышать. Может астма, или что-то в этом роде.

— Боже мой…

Бертолд успокаивающе обнял Хилду за плечи.

— Только не паникуй. Мама отвезла ее в очень хорошую больницу — Святой Марии, на Прайд-стрит. Все будет в порядке.

— Как ты можешь так говорить? Ребенок может умереть!

— Не умрет, — пробормотал Бертолд, открывая перед Хилдой дверцу машины.

Это была кошмарная поездка. Хилда сидела молча, с мертвенно-бледным лицом, а мысли Бертолда путались, перескакивая с одного на другое. Он волновался не только за женщину, которую любил, но и за ребенка. Ведь Петл такая маленькая и так дорога им всем. Нет, Господь не заберет ее. Нет…

Когда они уже подъезжали к больнице, Бертолд впервые в жизни готов был заключить сделку со всемогущим Богом.

Господи, спаси невинное дитя, и я… я…

А что я? — подумал он, испытывая отвращение к самому себе. Стану хорошим мальчиком? Буду по воскресеньям посещать церковь? Скажу Хилде правду, что Бернард Шеридан не делал никакой операции? Что я специально обманул ее, стараясь убедить в том, что я хороший человек и хороший отец?

А какой смысл в подобном признании? Хилда разлюбит меня, а я этого не перенесу.

Но ведь нельзя строить отношения на лжи и обмане, возразил внутренний голос.

Черт побери!

Фредерика ждала их у дверей главного входа и выглядела сильно постаревшей.

— Это я во всем виновата! — выпалила она. — Наверное, Петл проснулась раньше, чем я услышала ее плач. Но я разговаривала по телефону и находилась довольно далеко от детской.

— Фредерика, не вините себя ни в чем, — тихо промолвила Хилда. — Никто не виноват.

— Где она?! — вскричал Бертолд.

— Пойдем, — сказала ему мать.

Она повела их какими-то коридорами, в пустоте которых тревожно отдавались их шаги. Наконец все трое вошли в палату, где малышка Петл лежала, подключенная к кислородному аппарату и опутанная массой проводов.

Хилда разрыдалась, и Бертолд успокаивающе обнял ее за плечи. Сердце его буквально разрывалось на части.

Медсестра, стоявшая рядом с кроватью, поспешно вытолкала их из палаты.

— Вы родители? — спросила она уже в коридоре.

— Это опекунша Петл, — пояснил Бертолд, поскольку Хилда, рыдавшая у него на груди, не могла вымолвить ни слова. — Мать ребенка умерла, а я отец девочки, — добавил он, подумав, что дальнейшие объяснения сейчас ни к чему.

— А я ее бабушка, — вмешалась Фредерика. — Это я привезла ее сюда.

— И слава Богу, что вовремя, — заметила медсестра. — Жалко бедняжку! У нее бронхит. Сейчас ей уже гораздо лучше, дышать легче, но предстоит трудная ночь. Врач скоро вернется и еще раз осмотрит ее, а вы постарайтесь не волноваться. Хорошо, что у нее нет аллергии на пенициллин. Конечно, он полностью не уничтожает вирус, но все же это лучший антибиотик для повторных инъекций. Правда, после бронхита бывают осложнения в виде пневмонии, особенно в таком раннем возрасте.

— А откуда вы знаете, что у девочки нет аллергии на пенициллин? — поинтересовался Бертолд.

Сестра удивленно посмотрела на него.

— Это записано в ее карте. Когда ее привезли сюда, карту заполнили с чьих-то слов.

Бертолд вопросительно посмотрел на мать. Та пожала плечами.

— Я не говорила, что абсолютно уверена в этом. Просто сказала, что у ее отца нет аллергии на пенициллин. Да и в семье подобного не замечалось.

— Мама, ради Бога! — взорвался Бертолд. — А что, если я не отец Петл? Ты же знаешь, стопроцентной уверенности у нас нет.

Хилда подняла на Бертолда заплаканные глаза.

— Но Бертолд… Кто же еще может быть ее отцом?

— Ладно, не беспокойтесь, — торопливо оборвала их препирательства медсестра. — Девочке еще не кололи никаких антибиотиков. Мы ждем результатов анализа крови. Я сделаю пометку в карте, но советую вам все же поговорить с врачом. А теперь извините, мне надо вернуться к пациентке.

Медсестра поспешила в палату.

Заметив, что мать и Хилда выжидающе смотрят на него, Бертолд пробормотал:

— Я просто хотел сказать, что мы не можем быть абсолютно уверены, пока не будут готовы анализы ДНК.

— Нет, Бертолд, ты можешь быть уверен, — решительно заявила Фредерика. — У меня появились новые факты, полностью устраняющие сомнения по поводу того, кто отец Петл. Вчера вечером мне позвонила Алексис. Я хотела извиниться перед ней за то, что отменила свое приглашение на ужин в прошлую пятницу, и рассказала о Петл. А потом она призналась мне, как любит детей и как их ненавидел Бернард. Он даже сделал себе операцию… чтобы не иметь детей. Эту, как ее?.. Ватек… вакек…

— Вазэктомия, — подсказал Бертолд, надеясь, что его голос не выдал ошеломления, которое обрушилось на него подобно лавине.

— Да, верно! Так что видишь, сынок, Бернард просто не мог быть отцом Петл.

Бертолд так сильно изменился в лице, что Хилда даже обеспокоенно поинтересовалась его самочувствием. Он зажмурился, затем открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. Мысли лихорадочно крутились в его голове.

— Ты только что по-настоящему осознал это, да? — тихо спросила Хилда. Ее прекрасные глаза были полны слез. — Тебя поразила мысль, что там лежит твоя дочь?

Боже мой, подумал Бертолд, если бы она только знала!

— Да, — выдавил он из себя, и мысли его вернулись к крохотному существу, лежавшему в палате.

Бертолд и до этого момента считал, что заботится о Петл, однако осознание того, что она его плоть от плоти, породило чувства, о которых он и не подозревал. Его тревога усилилась тысячекратно, боль все сильнее и сильнее сжимала сердце, хотелось даже кричать от боли.

Боже, я должен сделать что-то, чтобы девочка поправилась, чтобы вернулась домой! Я даже готов сказать Хилде правду, если это поможет.

А кто знает? Вдруг поможет?

— Я… мне надо поговорить с тобой, Хилда, — напряженным голосом сказал Бертолд. — Мама, извини, но ты не оставишь нас на несколько минут наедине?

— Пойду посижу с Петл, — сказала Фредерика.

— В чем дело, Бертолд? — спросила Хилда, когда они остались вдвоем.

— Я должен сказать тебе кое-что. Нечто очень важное.

— Что?

— Я солгал тебе.

Хилда прижала ладонь к горлу.

— Солгал? Ты… хочешь сказать… что не любишь меня?

— Нет-нет. Разумеется, я люблю тебя. Люблю так сильно, что именно поэтому и солгал. Насчет вазэктомии.

— Но, Бертолд… какой в этом смысл? Я ничего не понимаю.

— Когда я сказал тебе, что Бернард сделал вазэктомию, то был убежден в тот момент, что он отец Петл. Но я уже так сильно полюбил тебя, что решил воспользоваться любыми средствами, лишь бы завоевать твою любовь. Я выдумал историю с вазэктомией и объявил Петл своей дочерью потому, что думал — это поможет мне завоевать тебя.

— Так, значит, ты только сейчас действительно убедился, что она твоя дочь?

— Да.

— И ты все время притворялся, изображая любящего отца?

— Да. Нет. То есть… немного. — Бертолд вздохнул. — Но мою вину смягчает то, что я по-настоящему полюбил этого ребенка. И это правда. Полюбил. И все же понимаю, что поступил нечестно.

— Опасный и неискренний, — пробормотала Хилда, качая головой и уставившись в пол.

Но тут она вскинула голову и, нахмурившись, стала вглядываться в лицо Бертолда, словно пытаясь понять еще что-то.

— А почему ты признался мне сейчас? Мог бы и не делать этого.

Он пожал плечами, чувствуя беспомощность и отчаяние.

— У меня возникла сумасшедшая мысль, что, возможно, меня наказывает Бог и я смогу спасти Петл, если расскажу тебе правду. А потом, нельзя строить отношения на лжи и обмане. Я не хочу огорчать тебя, как мой отец огорчал мать. Хилда, мне надо, чтобы ты доверяла мне, уважала меня. И я не желаю расставаться с тобой. Не только на какое-то время, но и до конца жизни.

Хилда смотрела на Бертолда, и эти секунды показались ему вечностью. А затем она сделала нечто такое, отчего Бертолд едва не лишился разума. Хилда обняла его и сказала:

— Не надо волноваться, Петл поправится. А я доверяю тебе и уважаю, и тоже не желаю с тобой расставаться. До конца дней своих.