Звёздный Дождь

Глава 6

Костас растянулся на постели посреди номера, бесцельно скроля ленту новостей.

Ты смотри, что в мире делается… лучшие фотографии дикой природы, что могли себе позволить крестьяне в девятнадцатом веке – очень интересно.

Окна были плотно зашторены, но не нужно смотреть на улицу или на экран телефона, чтобы понимать – глубокая ночь.

Он не рассчитывал, что Поля появится на пороге домика для отдыхающих, даже звонка с отказом или пожеланием отправиться по всем известному направлению не ждал.

Умница и красавица впадёт в ступор, прикинется дохлым опоссумом и будет морозиться в ближайшие лет двести.

Пусть, на здоровье, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, но позлить неимоверно хотелось, пятая точка чесалась, насколько нужно было.

И повторения. Что греха таить, он хотел повторить ночь с Полиной, потому что – и он мог поклясться чем угодно, включая собственные яйца, – лучшего секса в его жизни не случалось никогда.

Всякий был, такого – не было.

Сначала, увидев бездарную игру Поли, он растерялся. Не помнила она ничего, конечно…

Во-первых, выпила она много, но не настолько, чтобы вызвать склероз. Она не запойный алкоголик, в беспамятство от одной рюмки не впадает.

Во-вторых, даже с учётом того, что перед тем, как уйти, Костас отыскал «ночную сорочку» – длинную футболку с принтом в виде идиотического розового слона, и одел Полю – Тыковка наверняка имеет привычку вваливаться в спальню мамы по утрам, родительский опыт у Костоса жив, – не понять, что ночью тебя жёстко отодрали, попросту невозможно.

Или не жёстко? Мысль, положа руку на сердце, оскорбительная.

У самого Костаса чуть яйца не полопались от восторга, Поля же не заметила. Словно он пару раз по внутренней стороне бёдер вялым членом поводил, кончил и уснул.

Нет, Полюшка, так дело не пойдёт!

Костас прожил несколько дней с ощущением, что к его голой жопе приставили паяльник и требовали по несуществующим счетам, и она пусть поживёт.

Он не просил дифирамбов в свою честь, слов благодарности, выражений искренней признательности не ждал. Достаточно было сказать: «Всё нормально, проехали, давай забудем».

Он бы проехал, забыл, словом и делом не напомнил, что знает, как устроено у Полюшки под трусиками, а там отлично всё, просто на зависть великолепно.

И снаружи симпатично, и на вкус прекрасно, и внутри тесно. Не Костасу жаловаться, ему со всеми тесно, бог размером не обидел, но в том, как ощущалась Поля, было что-то запредельное.

Честно забыл бы!

В конце концов, они люди взрослые, свободные, херня случается, и всякое такое. Запросто можно сделать вид, что ничего не было. Спокойно жить дальше, а не разгадывать головоломки, не мучиться.

Теперь очередь Поли переживать, пока он не решил, что со всем этим делать. Правда забыть, или… что «или», решить не мог, потому что никакого другого варианта, кроме скоротечного романа, ведущего прямиком в никуда, у них быть не может.

Он не противник такого формата, последние несколько лет жёсткий последователь. Скорей всего, и Поля не возражает. Но после как-то нужно будет жить, встречаться на совместных праздниках, делать вид, что всё прекрасно, изображать тёплые, добрососедские, приятельские отношения.

Прекрасно с бывшими быть не может – всё это россказни просветлённых и осознанных путём дыхания через матку, жопу, другие, не предназначенные для этого органы. Максимум, который возможен с бывшими – холодная вежливость, помноженная на искренние равнодушие.

Ещё хуже, если придётся наблюдать не только друг за другом в статусе «бывшие», что в словосочетание с «Пелагея Андреева» не становилось никак, они будут вынуждены видеть будущих и настоящих, а этого Костас просто представить не мог.

Заходит он к Андреевым, а там мужик волосатый в трусах бродит, почёсывая мотню – муженёк Полюшкин.

Бр-р-р-р!

Пока никого на горизонте личной жизни Поли не было видно, что, кстати, всерьёз огорчало Андреевых, но Костас сильно сомневался, что у неё никого не было.

Никого, никого, совсем.

Есть поклонник. Должен быть, с таким-то темпераментом и внешностью. Встречаются пару раз в неделю тайком, чтобы не провоцировать языки и домыслы раньше времени.

Дяде Коле стоит команду «фас» в своей голове услышать, как бедолага любовник окажется перед алтарём, читающим клятву верности не только Поле, всему семейству Андреевых.

Откажется – отрежут яйца, аккурат по шею.

Может, женат постоянный мужик Поли? Шансов немного, умницу и красавицу, как образец «облико-морале» в международное бюро мер и весов можно выставлять, но, как говорилось выше, «херня случается».

Не просто так говорят, что красивые женщины – несчастные. Живёт себе какая-нибудь Глаша, ни ростом, ни весом, ни мордахой не вышла, и счастлива. Муж у неё работящий, дети здоровые, хобби в радость, доход приносит, на ноготочки и чувство собственной значимости хватает, морковь с чесноком хороший урожай даёт.

Красавицу мужик по кривой стороне обходит, боится не потянуть. Затратное это удовольствие – красивая баба.

А если умная баба ещё и красивая – вообще чума.

Недаром «классик» нашей современности сказал: «Понял с годами, что не бывает умных баб без внутренней трагедии. И чем умнее баба, тем она несчастнее».[3]

Исключить женатого в жизни блистательной умницы и красавицы у Костаса, увы, не получалось. Представить Полю совсем без мужика не выходило никак.

Всё-таки удалось вздремнуть. Встал по будильнику, принял холодный душ – сны снились запредельно эротические, чего не случалось лет сто.

Сумбурные, удушливые, и везде фигурировала Поля.

Подъехал к дому Андреевых, к родителям заходить не стал. Три часа ночи, все спят, только в комнате Ираиды ночник включён, бодрствует половину ночи, днём мается. Замуж бы сестру выдать, но она теперь на мужчин как на исчадие ада смотрит.

Сходила девочка замуж… да.

Сигналить не стал, иначе дворовые собаки разбудят всю округу, пойдут чесать языками. Моргнул фарами, давая понять, что ждёт, как договорились.

Вспыхнул свет в прихожей Андреевых. Замелькали силуэты на освещённом крыльце. Вышли все, кроме Тыковки. Утром гарантирован скандал, что не разбудили любимого дядю проводить, а он, между прочим, медведя живого видел! Настоящего!

Первым за порог калитки выбрался Лукьян, бросил спортивную сумку в багажник, повёл богатырскими плечами, дёрнул на толстовке молнию.

Следом Николай и Галина, с грустью поглядывая на старшенького. Уедет теперь на полгода, не меньше, а то и на год. Жена появится на побережье Чёрного моря, комбинат на отдых сотрудников не скупится, санатории, дома отдыха, путёвки – всего в достатке, но сам Лукьян точно будет торчать, как сыч, на озёрах, водопадах, средь рек и лесов.

Последней выскочила Полина, ёжась от ночной прохлады, куталась в куртку. На босых ногах сабо, коленки виднеются из-под халатика, волосы в небрежный пучок смотаны на макушке.

Сразу видно, готовилась, усмехнулся про себя Костас. Могла бы и в галошах выйти, чтоб наверняка отвадить его. Только зря старалась, теперь и шаровары не помогут…

– О! – громыхнул Лукьян, сразу же притих, услышав недовольное, предупреждающее ворчание соседской дворняжки. – Поля, ты утром в Минводы собиралась, чего самой ехать, давай с нами, Кос потом привезёт.

– П-с-с-т-с-с-с, – ответила Поля, зыркнув на брата, как врага народа.

Пятьдесят восьмая статья без права переписки, на меньшее не согласна.[4]

– В Минводы? – Костас с интересом посмотрел на Полю.

– Ну да, – ответил за неё Лукьян. – По работе, с поставщиком договариваться. Ёлки там какие-то, черемша… Поль, скажи! – гаркнул он, сообразив, что «черемша» – что-то не то.

– Самшит, – выплюнула Поля.

– Правда, Поля, – как можно доброжелательней улыбнулся Костас, кот Леопольд на максималках, а не грек, после секса с которым случилась амнезия. – Зачем тебе триста с лишним километров в одну сторону махать, если я могу отвезти, привезти?

– Дел своих нет? – огрызнулась Поля.

Одним взглядом сказала, что ещё одно слово, и Костас Александрович Зервас на кладбище, лежит под ровным слоем бетона, который льётся из бетономешалки, за рулём которой Полюшка сидит, лапки довольно потирает.

– Не поверишь, есть, как раз в Минеральных Водах, иначе Лукьян на такси бы поехал.

– Тем более! – воскликнул Лукьян, всё-таки вынудив соседского охранника зайтись лаем, предупреждая всю округу о потенциальной опасности.

Пришли всякие, не к добру разговор ведут, что-то замышляют, потому нос по ветру, уши торчком, все во внимании!

– И правда, Поля, дело мальчики говорят, – засуетилась тётя Галя. – У тебя всё собрано, в машине лежит, ты быстро одевайся, а мы пока с отцом перенесём.

– Мы поможем, – кивнул Костас, толкая в бок Лукьяна. – Поторопись, а то опоздаем, – нагнулся он над замершей в немом удивлении Полей, словно её парализовало ненароком. – Останется твой брат здесь, а у меня печень не казённая.

– Ничего с твоей печенью не станет! – прошипела в ответ жертва парализации, глазами говоря, что цирроз несчастному органу не грозит.

Вырежут наживую, заставят сожрать под ритуальный танец индейцев племени майя в исполнении Поли. Не зря она танцами занималась.

Шипи не шипи, а Полю в машину Костаса усадили.

Родители спешно распрощались с сыном, наказывая привезти всё-таки жену на лето, позвонить, как прилетит, а огурцы малосольные, что мать лично сделала, сразу в холодильник.

И беречь себя на этом своём Таймыре, чтоб полуострову пусто было…

Вот же, забрал сына, нежданно-негаданно, не живётся тому в тепле и сытости. И ребёночка теперь в мороз эдакий рожает…

Лукьян довольно потирал руки, как он здорово придумал. Не рулить сестре средь полей. Утром в гостинице в порядок себя приведёт, все вопросы решит, ночью дома окажется.

Чем Лукьян не молодец? Всем удалой, для каждой пригожий!

Поля демонстративно обняла автомобильную подушку, растянулась на заднем сидении, заявила, что собирается спать, раньше аэропорта не тревожить.

Не тревожили, болтали с Лукьяном о том, о сём. В основном Лукьян рассказывал о местах чудесных северных, природе волшебной, прямо-таки сказочной.

Костас слушал вполуха. Жил он на севере, не в Норильске, но тоже радости мало. Мошка летом, ветра, сбивающие с ног, трескучие, невыносимые морозы зимой, а зима почти круглый год.

Неочевидное удовольствие, сильно неочевидное.

– Тея не собирается поближе к родне перебираться? – спросил Лукьян.

Тея – бывшая жена Костаса, родом из Подмосковья, из обеспеченной семьи. У её отца прибыльный автомобильный бизнес, у матери сеть косметологических салонов. Было бы логично переехать, родители рядом, отец детей ближе, климат лучше, но она не собиралась.

В общем-то, если бы Тея решила жить в Краснодаре, Костас с радостью бы помог, купил жильё, нашёл работу, не говоря про радость бабушки и деда Зервасов, для которых внуки – свет в окне.

– Понятно, – кивнул Лукьян. – Наверняка кто-то есть… вот и не едет. Она, помнится, на долгую зиму жаловалась.

Зима девять-десять месяцев в году Тее действительно не нравилась, но потенциальное присутствие в своей жизни бывшего мужа не нравилось сильнее.

– Наверняка, – скрипнул зубами Костас, представив на минуту, как придётся делить детей с каким-то левым мужиком.

Может уже делит, откуда знать.

Старший по телефону про школу говорил, приятелей, увлечения, про маму мало рассказывал, сам Костас не спрашивал. Младший был ещё более лаконичен: ходил в садик, на завтрак была каша, его побил Никита, а он Никиту не бил, драться нехорошо.

Сама же Тея общалась исключительно на деловые темы: размер алиментов, расходы на дополнительные нужны, здоровье и организация отдыха детей.

Виноватых искать не стоит. Костас сам, своими руками, по собственной грёбаной инициативе до этого довёл, теперь смотрит на локоток, близко, да не укусить.

На регистрацию еле успели. Прощались впопыхах, у машины.

Костас обнял друга, тот обхватил медвежьими лапами, едва не раздавил, заявил, что ждёт на рыбалку. Чир, сиг, нельма пойдёт, гольца вовсе руками брать можно.

– Сам приезжай летом, – всхлипнула Поля, повиснув на шее брата. – А лучше рожать приезжайте в Краснодар. Зимой же?

– В самые морозы, – с гордостью проговорил Лукьян.

Родить в минус пятьдесят, когда прогулка с младенцем три минуты у открытой форточки – подвиг. Достижение, которого Костас не понимал.

Будь его воля, своих бы мальчишек перевёз сюда, в тепло, к морю и горам, к витаминам поближе, но воля теперь не его. Феерически просрал.

– Тем более, – пискнула Поля, когда брат отодрал её от себя.

Поставил на ноги, чмокнул в нос, потрепал по щеке, будто ей пять лет, срочно требуется моральная поддержка старшего брата, единственное же, на что тот способен – потрепать по щеке, как симпатягу щенка.

Лукьян рванул в сторону дверей. Поля тяжело вздохнула, борясь со слезами, перевела взгляд на Костаса.

– Куда теперь? – спросил он вкрадчиво, чисто котяра, терпеливо ждавший мышку, и, наконец-то, дождавшийся.

Серенькая, на бочках шкурка лоснится, хвостик пугливо дёргается, глаза смотрят удивлённо, не веря себе…

Вку-у-у-усная…