И сердце пополам

= 32

Мать поджидала Сашу на полутёмной кухне.

Обычно вечерами она работала, зарывшись в свои талмуды, а сейчас просто сидела за столом и ничего не делала. На столе — давно остывший чай. А свет не включала наверняка потому, что у окна караулила.

— Мама, ну ты чего? — подлетела к ней Саша, сияя улыбкой. — Ты зачем тут сидишь?

— Я волновалась.

— Так всё же хорошо! Всё просто чудесно!

Мать вымученно улыбнулась, но видно было, что тревога её всё равно не отпускала.

Саша же, наоборот, лучилась счастьем, мурлыкала под нос какую-то мелодию и по дому ходила, пританцовывая. А озабоченные взгляды матери старалась не замечать — она просто не знает пока Глеба, вот и думает про него чёрт-те что.

К тому же сама когда-то обожглась — теперь на молоко дует, считает, что все такие, как Сашин отец.

Ну ничего, улыбалась Саша, вот познакомится с Глебом — тогда поймёт.

Мать расспрашивала и расспрашивала: куда ходили, что делали и так далее, но Саша отвечала односложно и скупо, потому что хотелось поскорее уединиться в своей комнате и думать про Глеба и их поцелуй, от которого до сих пор горели губы и кружилась голова. Поэтому, не вытерпев, Саша сослалась на усталость и сбежала к себе.

Для виду и в самом деле легла в кровать, но какой там сон? Ведь Глеб её поцеловал! Если бы он просто чмокнул в щёчку, по-дружески, она бы и то порхала от счастья, а тут… Столько страсти было в его поцелуе, столько жара и нетерпения, что от одних воспоминаний пылало тело.

Утром мать снова подступилась с расспросами. Выглядела она плохо — бледная, нервная, под глазами пролегли тени, и даже тонкие стрелки морщин стали глубже и заметнее.

— Я тебя не понимаю. Ты же сама этого хотела! — недоумевала Саша, с аппетитом поглощая блины с творогом. — Сама всё время сокрушалась, что я ни с кем не общаюсь. Что тебе теперь не нравится?

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

— Так я счастлива! Очень-очень счастлива! Ты радоваться должна, а ты… как на поминках.

— Я боюсь, что ты слишком… увлеклась этим Глебом. А вдруг он окажется недостойным? Вдруг для него всё это так… — мать запнулась, подбирая слово, — несерьёзно.

Саша отодвинула тарелку, аппетит пропал.

— Я только хочу, чтобы ты не была такой доверчивой, чтобы не влюблялась безоглядно, ты ведь его ещё так мало знаешь.

Саша молча встала из-за стола, убрала посуду, ушла к себе.

«Хочу, чтобы не влюблялась безоглядно… поздно, мама, поздно», — подумала она.

Эти материнские метания и страхи вроде бы стали уже привычны, но настроение всё равно подпортили. Заразили её сомнениями: а вдруг она права? Вдруг для Глеба она ничего не значит? И ещё десятки подобных «вдруг» хлынули потоком.

Отчаянно захотелось позвонить ему — теперь-то она знала его номер, — но Саша, как могла, подавляла в себе это желание. Ведь девушки первыми не должны звонить, учила мать, не должны навязываться, преследовать и всё такое прочее. Иначе как это выглядит со стороны? И что он подумает про неё?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍