Мгновения (СИ)

Глава 4. Смеющаяся Мегз

— Как думаешь, они действительно любят друг друга? — Энни показала пальчиком на экран телевизора, в котором уже битый час показывали «несчастных влюбленных из дистрикта-12». Сегодня было необычное шоу — все капитолийцы выбирали девушке — Китнисс, свадебное платье.

Я пожал плечами.

— Не знаю. А почему тебе интересно?

— Ну… просто посмотри на эту девочку. Разве она счастлива? Ты видишь, чтобы она с нетерпением ждала собственную свадьбу?

— Зато этот парнишка ее явно обожает.

— Она ведь спасла ему жизнь, — теперь Энни пожала своими плечиками.

— Это здесь не причем. Парень этот, как там его? Пит? Он ведь еще на интервью ей в любви признался. А она либо слишком скрытная, либо просто плохая актриса. Да и вдобавок, мне кажется, совсем не о его спасении она думала, когда доставала те ягоды…

— Кто знает… Просто мне их жалко, потому что если они любят друг друга, то это просто ужасно — камеры и журналисты на каждом шагу, все приходится делать напоказ. Готова поспорить, что их ребенка изначально воспитают как профи, а потом бросят на арену.

— Еще бы… Ребенок двух победителей…

Энни грустно вздохнула и уткнулась лбом в мое плечо. Разговоры о детях всегда причиняли ей боль, потому что своих собственных нам заводить было категорически нельзя, по той же причине, что и Питу с Китнисс.

Я погладил ее по волосам и поцеловал в макушку.

— Возможно, все это скоро закончится. Тогда и нам и этим «несчастным влюбленным» можно будет спокойно вздохнуть.

— Думаешь, Мегз права насчет волнений в стране? — она прошептала это почти не слышно, а я в ответ просто кивнул. Слишком опасно обсуждать эту тему в своем доме. Энни тоже это поняла и перевела взгляд на экран телевизора.

— Что за обязательная программа будет сегодня? — спросила она через пару минут. — Мегз обещала прийти, чтобы рассказать нам об этом, но не пришла…

— Не знаю. Может быть в этом году помимо Тура Победителей будет что-то еще? Как-никак, впервые два победителя. Да и, вдобавок, следующие Игры будут юбилейными. Очередная квартальная бойня… — Энни с испуганными глазами кивнула.

— Снова будешь ментором?

— Выбора нет… Мегз без меня будет тяжело. А тебя я к Играм и близко не подпущу, — она снова испуганно кивнула, и я сильнее прижал ее к себе. — Не бойся. Опасности теперь нет никакой. Ты же знаешь, в Капитолии меня любят.

— Поэтому я и боюсь, — прошептала она.

Я вздохнул, но ничего не ответил. Поднимать эту тему снова — сыпать соль на раны. Поэтому мы просто продолжили смотреть передачу и иногда обменивались пустыми фразами по поводу того или иного свадебного платья.

Примерно через полчаса шоу закончилось, Цезарь попросил никого не отходить от телевизоров, и в следующую секунду на экране появилось изображение самого президента. Энни вздрогнула и прижалась ко мне покрепче, я же постарался не показывать своего волнения, чтобы еще больше не пугать ее.

Сноу вначале долго говорил о Темных Временах, а потом подозвал к себе парнишку в белоснежном костюме со шкатулкой в руках. Я почувствовал, как дрожит Энни, и взял ее за руку. Она посмотрела на меня с благодарностью и одними губами прошептала: «Не отпускай». Я кивнул и продолжил слушать речь:

— К двадцатипятилетнему юбилею, в напоминание о том, что бунтовщики сами выбрали путь насилия, каждый дистрикт голосовал за своих трибутов.

— Ужас, правда? — шепчет Энни. — Идти на арену, зная, что это выбор людей, с которыми ты жил.

— Может быть и хуже…

Доказательством моих слов служит дальнейшая речь президента:

— В пятидесятую годовщину в качестве напоминания, что за каждого павшего капитолийца было убито двое восставших, дистрикты предоставили вдвое больше трибутов.

— И кто же тогда победил? — спрашивает Энни.

— Ментор «несчастных влюбленных». Говорят, он был весьма внушителен.

— А что с ним сейчас?

— Спился, насколько я знаю…

— Не осуждай. Может быть, он не нашел другого способа, чтобы избавится от этого кошмара.

— Думаю, так и есть…

У меня вдруг в голове рисуется картинка: мне пришлось убить вдвое больше человек, чем я убил на своих Играх. Вдвое больше горюющих семей, вдвое больше крови на руках… И вправду, лучше напиться и забыться.

Я чувствую, как Энни вся дрожит, и обращаю, наконец, внимание на экран.

— А теперь, в честь третьей по счету Квартальной бойни… — он открывает шкатулку и достает из нее старый листок бумаги. — Дабы напомнить повстанцам, что даже самые сильные среди них не преодолеют мощь Капитолия, в этот раз Жатва проводится среди уже существующих победителей.

Первое, что я делаю, услышав это — прижимаю к себе Энни. Она зажмуривается и закрывает уши руками.

Я сам вдруг понимаю, что весь дрожу.

Энни что-то говорит, но я не разбираю смысла ее слов. Я просто встаю с кровати, иду в нашу общую комнату, достаю из комода пачку снотворного и возвращаюсь вниз.

Как я и ожидал, Энни лежит, сжавшись клубочком, и плачет. Я сажаю ее к себе на колени и протягиваю таблетки.

— Пей.

— Финник, я не хочу… Мегз, она же… я не пойду туда! Финник, меня же убьют! — она кричит так громко, что у меня начинает болеть голова.

— Выпей это сейчас, Энни. Я прошу тебя, — я тоже говорю громче, но она будто меня не слышит.

— Я не смогу туда вернуться! Они отправят нас с тобой! Я точно знаю, Финник! Я не переживу это еще раз! Я не хочу! Сделай что-нибудь, Финник! — ее крики перерастают в истерику, и мне приходится насильно всучить ей две таблетки, а потом крепко прижать к себе.

Через минуту ее рыдания превращаются в редкие всхлипы, и тогда я шепчу ей:

— Я не пущу тебя туда. Ты никогда не вернешься на арену, Энни. Никогда.

Она поднимает на меня уже сонные глаза.

— Правда? — я целую ее в лоб и киваю.

— Клянусь тебе всем, что у меня есть.

Она, наконец, расслабляется и засыпает. Я отношу ее наверх, а потом, даже особо не раздумывая, что делать, бегу в соседний дом к нашему бывшему ментору.

Она должна знать способ, чтобы спасти Энни. Я уверен в этом.

Во всем ее доме горит свет. Мороз обжигает мою кожу, но я не обращаю на это внимания.

Стучу в дверь, и она сразу же открывается. Мегз не выглядит удивленной, затаскивает меня в дом и крепко обнимает. Я утыкаюсь носом в ее макушку и чувствую, что по лицу у меня текут слезы.

Пытаюсь собраться, взять под контроль эмоции, но ничего не получается. Мегз же выглядит вполне спокойной и поглаживает меня по спине, будто бы ожидая, пока я успокоюсь.

Через пару минут я отстраняюсь от нее, и единственный вопрос, который приходит мне в голову это:

— Что мне делать?

Она берет меня за руку и тихонько говорит:

— Пообещать слушаться меня во всем, — я вначале не понимаю, о чем она говорит, но она снова повторяет это с большим упором. — Пообещай. Сделай это сейчас же или я отказываюсь тебе помогать.

Поводов, не доверять ей, нет. Все время, что я ее знаю, она помогала мне всем, чем могла. И в большинстве случаев, ее помощь спасала мне жизнь, поэтому я сразу же уверенно говорю:

— Обещаю.

— Нет, Финник, ты не понимаешь, какое мне нужно обещание! Мне нужно, чтобы ты поклялся, что если я скажу идти — ты пойдешь, скажу молчать — ты будешь молчать, а скажу плюнуть на все и делать то, что ты делаешь — ты поступишь именно так, — в ее голосе была такая серьезность, какой я не слышал от нее никогда. Руки ее до боли сжимали мои, а взгляд прожигал насквозь. Мне даже стало на секунду страшно, но потом я вспомнил, что это всего лишь моя Мегз, которая никогда не причинит мне вреда, и успокоился.

— Да, я понял. Обещаю, что буду тебя во всем слушаться.

— Запомни это свое обещание и соблюдай его каждую секунду. А если когда-нибудь ты нарушишь его, можно будет считать, что ты оскорбил меня и все то хорошее, что я сделала для тебя.

— Я не нарушу обещание. Честное слово.

— Хорошо, — Мегз, наконец-то, отпустила мои руки, и ее лицо стало прежним — добрым и ласковым. — Тогда первое, что ты должен сделать, это убедить Энни, что все под контролем. Можешь сказать ей все, что угодно, но наш план, о котором я тебе сейчас расскажу, она узнать не должна. Я не хочу, чтобы бедная девочка волновалась зря…

— Ладно, когда она проснется, я попрошу ее довериться мне и ни о чем не переживать. Так у тебя уже есть план?

Она кивнула.

— Он появился, как только президент закончил читать свою проклятую карточку… А почему Энни спит?

— Я дал ей снотворного. Две таблетки.

Мегз прошептала что-то вроде «бедная девочка» и указала мне на гостиную.

— Проходи и садись. Я принесу чай. Нам придется многое обсудить.

Я беспрекословно послушался ее и сел напротив журнального столика.

Мои руки продолжали немного трястись, когда Мегз отдавала мне кружку с чаем, но я глубоко вздохнул и почти успокоился.

Мегз сделала глоток из своей кружки, потом поставила ее на столик и посмотрела на меня:

— Надеюсь, ты понимаешь, что Капитолий рассчитывал отомстить твоей матери, убив тебя. Но ты выжил. Хотя никто в это особо не верил… — я не удержался и перебил ее.

— Они ведь убили маму и мою сестру. А через пару лет забрали мою единственную подругу на арену. Отец пропал в тот же год и считается пропавшим до сих пор. Не слишком ли много мести? — Мегз кивнула и спокойно продолжила говорить дальше.

— Убив твою мать, они проучили всех, кто готовил мятеж. Следующим пунктом было сломить твоего отца, но он выдержал и смерть своей младшей дочери, и то, что тебя забрали на арену. Капитолий таких людей не любит, поэтому он и «пропал». Последним членом семьи остался ты, но на Игры они тебя уже отправляли, а никого из родных у тебя не осталось, поэтому они и забрали Энни. Чем же обернулся этот их ход? Да ничем. Энни вернулась домой. К тебе. Теперь вас двое и вы, как и все победители, имеете большое влияние на народ. Такие люди им тоже не нравятся. Я думаю, ты понимаешь, к чему я клоню? Ты ведь понимаешь, чьи имена вытащат на Жатве?

Я кивнул.

— Это и я, и Энни поняли сразу. Но какой с этого толк? Маловероятно, что Энни сможет сделать на арене хоть шажок. А там теперь соберутся победители, а не испуганные дети. Я, конечно, сделаю все возможное, но все время сражаться и защищать кого-то одновременно я не смогу.

— Для этого у вас есть я, дорогой мой.

— Что? Для чего? — на секунду я запутался и не понял смысла сказанного, но когда до меня дошло, я не смог сдержаться и закричал. — НЕТ!

— Самое время вспомнить свое обещание…

— Нет, Мегз! Одно дело подчиняться тебе, а другое — спокойно смириться с тем, что ты жертвуешь своей жизнью.

— Ох, дорогой мой мальчик, ну неужели ты не понимаешь, что для меня лучше умереть, чем похоронить кого-то из вас? Я прожила долгую, но бесполезную жизнь. А теперь мне представился шанс спасти вас. Думаешь, я хоть секунду сомневалась? Нет! Это решение далось мне так легко, будто это и есть весь смысл моей жизни. Теперь, понимая, что я смогу хоть чем-то вам помочь, мне становится радостно. Я счастлива, — она улыбнулась и сделала еще глоточек из своей чашки.

У меня же в горле будто застрял тугой комок. Я пытался вздохнуть глубоко, но он мешал мне. Я собрал все усилия в кулак и еле слышно прошептал:

— Но как же я без тебя? — слезы снова потекли у меня по щекам, но в этот раз я сразу понял, что остановить их у меня не получится.

Я плакал, а Мегз вначале улыбалась, а потом ее лицо будто засветилось от счастья, и она засмеялась.

— Наверное, ты думаешь, что я сошла с ума, да? — она взяла меня за руку и продолжила улыбаться.

— Я никогда бы так не подумал… — опять прошептал я.

— Просто я действительно счастлива, дорогой мой. Мне так жаль, что я не встретила тебя до Игр. Я бы хотела, чтобы у меня был такой сын, как ты, но слишком боялась, что любому моему ребенку уже заранее приготовлено место на арене. Ты замечательный, Финник. И единственное, что я могу для тебя сделать, это отдать свою жизнь за Энни. Возможно, все то, о чем говорят — правда, и вы еще сможете создать с ней настоящую семью с целой кучей детишек. Я хочу этого больше всего на свете.

Она подвинулась поближе ко мне и сказала совсем-совсем тихо:

— Позволь мне сделать это, дорогой мой. Это будет самым достойным завершением моей жизни, — она заглянула мне прямо в глаза и сжала мою ладонь. Я легонечко кивнул и прошептал:

— Я ведь пообещал делать все, что ты мне скажешь.

Мегз снова просияла от счастья и крепко прижала меня к себе.

— Тогда позволь еще одну просьбу, — она погладила меня по спине и замолчала.

— Какую угодно.

— Запомни меня такой, какая я сейчас, — я отстранился от нее и взглянул на черты лица, которые и так никогда не смогу забыть.

— Какой «такой»? Одновременно плачущей и смеющейся? — она улыбнулась и замотала головой.

— Нет, дорогой мой. Счастливой. Возможно, впервые в жизни по-настоящему счастливой.

Она снова заулыбалась и прижалась ко мне. Я тоже обнял ее и уверенно ответил: «Обещаю».

Мегз заплакала.

Я тоже.

Мы обсуждали наш план еще очень долго, и домой я ушел уже глубокой ночью.

Не было в этом плане никаких тонкостей и хитростей. Просто Мегз должна была идти на Игры добровольцем вместо Энни при любом раскладе. Я с болью в сердце осознавал, что так и случится, но решил до последнего надеяться, что ни меня, ни Энни, ни Мегз в этот раз не выберут.

В нашей комнате Энни тихонечко сопела, и я не стал ее будить, а просто лег рядом и заснул.

Утром первым делом она спросила меня:

— Что нам делать?

Я же попросил ее верить мне и думать о Квартальной бойне как можно меньше. Она в ту же секунду сказала, что доверяет мне даже свою жизнь и пообещала, что совсем не будет больше спрашивать об Играх. Я, в свою очередь, пообещал ей, что приложу все свои усилия, чтобы все это время, которое осталось у нас до Жатвы, стало самым счастливым периодом в нашей жизни.