Усадьба леди Анны

Глава 6

Очень странно проходил визит некоего синьора Альфонсо. Лакей объявил его так:

-- Лекарь его сиятельства Фернандеса де Веласко синьор Альфонсо Суарес к донне Анне!

В дверь вошел пухлощекий, жирненький, но очень подвижный мужчина. Его воротник был поменьше, чем у фрейлин, костюм – точной копией всех местных костюмов, зато полностью отсутствовал грим, как и у падре Мигелио. Благодаря реденьким светлым волосам лоб его казался непомерно высоким и выпуклым, а лицо неприлично голым, как попка младенца.

Он был несколько суетлив и говорлив, дал массу советов, основная мысль которых сводилась к тому, что больной нужен покой. Самым странным было то, что он даже не попытался осмотреть Анну. Ну, хотя бы посчитать пульс, заглянуть в горло или сделать нечто подобное.

Во-первых к постели донны Анны он подошел только в сопровождении толстухи. Во-вторых он не разговаривал с самой больной, а все свои слова обращал исключительно к этой даме. Звучало это примерно так:

-- Донна Мариэтта, я вижу, что ее сиятельству несколько лучше!

-- Дон Альфонсо, ее сиятельство ела с аппетитом, но при этом она не может говорить!

-- Тонкая натура благородной донны не могла перенести такое ужасное событие без последствий! Разлитие слизей в ее организме, увы, нарушено. Кроме того, наблюдается избыток черной желчи. Если ее светлость будет следовать всем моим советам, то исцеление наступит достаточно скоро. Я по-прежнему настоятельно рекомендую исключить из меню ее светлости все молочные продукты, ибо они способствуют излишнему разлитию слизей. А чтобы уравновесить избыток черной желчи, мясо следует подавать с кровью, а также непременно три раза в день пить лекарство, которое я нынче вновь пришлю госпоже.

-- Скажите, дон Альфонсо, можно ли разрешить больной визиты друзей дома?

Лекарь завернул весьма витиеватую фразу, из которой становилось понятно, что визиты разрешить можно, но лучше их ограничить.

Все время этой болтовни лекарь достаточно сильно жестикулировал, но даже не посмотрел в сторону лежащей Анны. Этот бессмысленный диалог у ее кровати убедил Анну только в одном: никакие лекарства здесь пить нельзя.

После визита синьора Суареса наступил час молитвы. Теперь Анна по крайней мере знала, кто из дам донна Мариэтта, ее собственная компаньонка. Вот она и читала вслух довольно толстую книгу в роскошном кожаном переплете. Анна с удовольствием бы взяла книгу и рассмотрела ее поближе – так необычайно хороша была обложка. Золоченые уголки, какое-то сложное тиснение на коже, отделка мелкими алыми камушками. Самым интересным в этом моменте было то, что язык молитв отличался от языка, на котором разговаривали, но Анна все равно понимала каждое слово.

«В моем мире, если подумать, такое тоже бывает. Говорят себе люди спокойно на французском, а молитвы им читают на латыни. Вот только я сомневаюсь, что многие понимают латынь. Похоже, настоящую донну Анну учили языкам».

Молитва была почти стандартная, обращенная к матери Иисуса и просящая дать здоровье. Анна поняла так, что именно ради нее выбрали эту молитву. Только повторили ее четыре раза подряд. После донна Мариэтта прочитала уже на обычном языке еще какой-то длинный жутковатый текст о казни некоего святого Фернандеса. Бедолагу жутко пытали перед смертью, а потом скормили зверям. Почему-то львам и крокодилам.

У Анны совершенно затекло тело, и она резко сел, откинув одеяло. Три женщины в комнате моментально отвернулись, зато к ней сразу же кинулась горничная, которая и отвела ее в туалетную комнату.

Обед был такой же, как и завтрак, только мясо подали совсем плохо прожаренное. После обеда Анна заснула, очевидно, от скуки, но проснулась ровно в той же позе, полусидя. Даже во сне она боялась шевелиться, чтобы не привлечь к себе внимание.

На ужин кроме мяса подали нарезанные кубиками фрукты. Анна узнала персик и грушу. Потом все дамы, поклонившись, удалились, и снова пришла та, что сидела прошлой ночью. Горничная отвела донну Анну в ванную комнату и помогла смыть грим.

На следующий день, точь-в-точь повторивший первый, она чувствовала, что сходит с ума. Постоянное вынужденное безделье, невозможность расслабиться даже во сне и почти полное отсутствие информации.

На третий день Анна решила заговорить. Она выбрала время до визита мастера красоты.

-- Донна… Мариэтта… -- Анна говорила нарочито сдавленным голосом, делая огромные паузы между словами, как будто ей было невообразимо тяжело. – Прошу… после… завтрака… дать… мне… молитвенник…

Донна Мариэтта не выразила восторга от такого нарушения правил. В ее громком голосе прорезались нотки удивления:

-- Донна Анна, если вы хотите послушать душеспасительное чтение, то в обязанности донны Каранды как раз это и входит. Что желаете послушать? «Мучения святого Альфонса среди язычников», «Свет Иисуса в моем сердце» пера падре Винсенте или, может быть, «Как еретики приняли святое причастие» падре Моралеса?

Выбор был далеко не так роскошен, как хотелось бы Анне, но отвечать что-то было необходимо, и она тихим шепотом произнесла:

-- Еретики…

Поэтому время после визита лекаря и до самого обеда было потрачено на совершенно жуткую повесть о том, как мучили и пытали несколько сотен каких-то чернокожих где-то на южных островах, а потом, принудительно окрестив, устроили братское аутодафе. Особенно отвратительны были подробности сожжения.

Анна чувствовала себя с каждым днем все хуже и хуже. Постоянно болела голова от вечного страха сказать или сделать что-то не то, мышцы тела были напряжены, даже когда она лежала. Ныла поясница от неподвижности, к вечеру все тело затекало так, что даже сходить в туалетную комнату в сопровождении горничной было тяжело.

Избавление пришло, откуда не ждала. На пятый день, до завтрака, сразу после мастера красоты и куафера, ей нанесли визит его светлость герцог Фернандес Мари Луис Альфонсио де Веласко и ее светлость Тересия Эстебана Ауриция де Веласко, урожденная де Гонсалес. Именно так - громко и торжественно их объявил лакей. Если Анна все правильно поняла, в этом мире герцог и герцогиня были ее дядей и тетей.

В комнату торжественно вплыла та самая пара, которую она видела в первую ночь – жирный коротышка и высокая крепкая женщина.

Анна посмотрела на «дядю» почти с завистью. Морда у него, конечно, размалевана, но в отличие от женщин, он не носит парика – уже легче. К ее кровати придвинули два стула, на которые торжественно и уселась эта парочка. Донна Мариэтта, донна Каранда, та, которая чтица, и третья донна Анхелита выстроились с левой стороны от сидящих. С правой стороны встала свита, сопровождающая герцога и герцогиню – целых шесть человек, из которых двое были женщинами, а четверо мужчинами.

Ей было торжественно объявлено, что Совет Грандов утвердил проект ее бракосочетания с франкийским герцогом дель каким-то.

Напуганная всей этой суматохой, Анна так и не смогла запомнить имя собственного жениха.

Потом герцогская пара с каменными лицами выслушала новость о том, что их племянница чувствует себя лучше, идет на поправку и даже уже немного разговаривает, и удалилась.

Из хорошего случилось то, что когда фрейлины и компаньонка удалились, худощавая молящаяся дама не пришла им на смену. Сегодня Анне предстояло провести ночь в гордом одиночестве, если не считать той самой горничной, что поила ее успокоительным сбором.

Выждав для верности минут тридцать-сорок и окончательно убедившись, что больше никто не припрется в спальню, Анна села на кровати. Горничная немедленно подбежала к ней и встала, опустив глаза.

-- Ваша светлость желает пить? Посетить туалетную комнату? – голос у нее был тихий и глубокий, очень женский. Да и сама она не производила впечатление безмозглой болтушки.

Анна немного поколебалась, рассматривая ее. Лет тридцать пять-сорок не больше. Не худая, не толстая. Обычное лицо, с довольно мягкими чертами. Впрочем, выбора все равно не было, и Анна рискнула:

-- Как тебя зовут?

Горничная удивленно вскинула на Анну глаза и ответила:

-- Бертина, ваша светлость.