100 грамм предательства

6 глава. Мышеловка в Храме

…Пятнадцать тысяч сто двадцать семь…

К тому моменту, когда на горизонте появляются алые всполохи, я сбиваюсь седьмой раз. Пятнадцать тысяч сто двадцать восемь… Тело затекло, мышцы одеревенели, хотя я периодически вставала и разминалась.

А голод уже дыру прогрыз в желудке. Скоро начну скулить, совсем как Бубба. Хотя он в последние пару часов затих и украдкой наблюдает за Тиной, пока та спит.

При взгляде на девушку, глаза парня как будто наполняются теплом, от которого даже мне становится жарко. Чувствую себя неуютно: будто подсматриваю за ним в раздевалке. Только одно дело – смотреть на нагое тело и совсем другое – заглядывать в обнажённую душу.

– Как только стемнеет, выдвигаемся! – предупреждает Фолк, в очередной раз выглядывая из укрытия.

Наконец-то!

Сидеть в этой чаше весь день просто невыносимо.

Снова смотрю в небо – солнце почти погасло, а первые звёзды уже выкатились и мерцают бледными бусинками. Ещё от силы полчаса и тьма окончательно победит.

Скоро придёт наше время.

***

Спустившись всё по той же лестнице, мы снова оказываемся во внутреннем дворике, только сейчас он выглядит совсем иначе: тёмный и мрачный, а его стены напирают на нас, точно желая расплющить.

Нужно убираться отсюда да поживее. Не дай эйдос, нас здесь застукают – деваться будет некуда – кругом кирпичные стены, а по углам притаились тени.

Стоит нам покинуть двор, как невдалеке появляются сине-красные огни полицейских мигалок. Мы уже отошли на приличное расстояние от укрытия и застыли как вкопанные посреди лужайки Храма. Безмолвная, лишённая голоса, машина катится по дороге, точно железное чудовище.

Возвращаться назад не имеет смысла – мы просто-напросто не успеем.

Так что единственный выход – попытаться спрятаться в Храме, двери которого до сих пор призывно распахнуты в ожидании прихожанина, готового перечислить немного эйдов за нехитрую молитву.

– Давайте сюда… – не дожидаясь ответа, бросаюсь к дверям. Мраморные ступеньки скользят подо мной, и я от всей души надеюсь не поскользнуться и не рухнуть прямо на них.

Запыхавшись, влетаю в Храм.

Внутри царит полумрак и витает аромат ладана и воска. Сводчатые витражные окна, на которых цветной мозаикой выложен нелёгкий путь от дефектного к особенному, днём почти не пропускают солнечных лучей, а сейчас подсвечиваются светом от расставленных вокруг лампад.

Между окнами застыли гобелены. На одном из них корчится испорченный в преисподней. Его рёбра выпирают парусом, а кожа иссушена, как осенняя листва, гнилые зубы застыли в безумной ухмылке, а дикие глаза того и гляди вылезут из орбит.

Этакий призыв к человеку – не доводи до крайности, иначе и с тобой случиться то же самое. Подобные сюжеты в детстве вызывали у меня трепет и страх, а когда я стала старше – непреодолимое желание прикрыть их чем-нибудь или вовсе изорвать в клочья.

Следом за мной влетают Фолк и Тина, последним оказывается Бубба – он захлопывает двери с громким хлопком.

– Не стоило этого делать! – качаю головой. – Двери Храмов обычно открыты до поздней ночи. Полицейские могут обратить на это внимание…

– Уже ничего не исправишь, – обрывает меня Фолк. – Но так мы хотя бы услышим, если они появятся. Давайте лучше поищем укрытие…

Мы крадёмся к алтарю. Гулким эхом отдаются наши шаги… Так громко, что нас наверняка слышно даже в Яме.

За алтарём здоровенная фреска с двумя эйдосами. Они взирают с высоты с присущим им снисхождением, словно знают нечто такое, о чём мы, простые смертные, и не подозреваем.

Подобные фрески имеются абсолютно в любом Храме, ведь каждый уважающий себя человек должен стремиться к гармонии и совпадению со своим эйдосом по всем параметрам.

Именно поэтому эйдосы в Храмах являются точным отражением друг друга. Считается, что один из них – это особенный, достигший полной гармонии со своим эйдосом.

Их вытянутые для сканирования ладони почти соприкасаются, они взирают друг на друга, словно зеркальные отражения. Годами ходят споры, какой же из двух настоящий. Но даже служители Храма не знают ответа, ибо эти двое на фреске настолько одинаковы, что в глазах двоится.

Фолк идёт вперёд по широкому проходу между рядами с сидениями. Почти у самого выхода приткнулись деревянные скамьи для дефектных, дешёвые кресла в середине – места для стандартных, а ближе к алтарю стоят широкие диваны для особенных.

Туда-то Фолк и направляется. Я следую за ним. Красная ковровая дорожка заглушает наши шаги…

Слева и справа от сцены высятся громоздкие сканеры. Бездушные аппараты вставлены в резные деревянные коробы, а на экранах вместо логотипа Регентства мерцает надпись:

Совершенное тело – совершенная душа.

Призыв прост как дважды два. Стремись достичь эйдоса и после смерти твоя душа отправится в Рай. А нет – добро пожаловать в Ад. Здесь, как и повсюду в Эйдолоне, торгуют статусами, только мифическими.

Вдруг позади слышится скрип двери. Затылком чувствую – это они. Пришли по нашу душу. Моё тело в одночасье обратилось в камень, а ноги будто увязли в смоле и не желают подчиняться.

– Давайте сюда! – Фолк ныряет в коридор справа от алтаря.

Словно в замедленной съёмке вижу, как Тина и Бубба проносятся мимо меня. Тина, оглянувшись, притормаживает, хватает меня за руку и тянет за собой.

– Давай же, из-за тебя нас всех сцапают!

Несколько глубоких вдохов. Пара шагов.

И вот моё тело снова принадлежит мне. Пролетев мимо уютных белоснежных диванчиков в вип-ложе, мы с Тиной вслед за парнями влетаем в коридор, и я в страхе озираюсь вокруг.

Здесь значительно темнее, чем в зале. На стенах всего пара канделябров с тусклыми фонарями едва освещают двери, приютившиеся по обе стороны от нас.

– Тут ведь есть где-то другой выход, да?.. – с надеждой шепчет Тина. Глаза её, которые обычно глядят с прищуром, сейчас кажутся просто огромными.

– Кара? – Фолк смотрит на меня выжидающе.

– Я… я не знаю.

– Ладно, давайте проверим двери, только тихо.

Фолк и Бубба поочерёдно дёргают ручки дверей, но все оказываются запертыми.

Все, кроме последней.

Небольшая комната тонет в темноте. Окон здесь нет, так что мы сами загнали себя в ловушку, выбраться из которой невозможно.

***

Дверь медленно открывается. Я вижу, как луч света прорезает пространство комнаты, и неясная тень вырастает на полу. Вижу, потому что стою прямо напротив, сцепив пальцы.

Вот тень материализуется и оживает, превратившись в мужчину в форме. Его фуражка сползла ему на лоб.

– Ну вот ты и попалась! – просвистел он. – Эй, она зде…

Договорить мужчина не успел: ему на голову обрушился подсвечник.

– Тина, глянь, где второй… – на пару с Буббой оттаскивая бездыханное тело, распоряжается Фолк.

– Пока никого… – докладывает та, выглядывая в коридор.

– Схема та же! Тина, закрывай!

И снова я погружаюсь в темноту. А Фолк, Тина и Бубба прячутся по углам, буду призраки.

Всё повторяется.

На этот раз полицейский сначала зовёт напарника. Я уже думаю, что он, гонимый каким-то предчувствием или молчанием своего товарища, вернётся назад и вызовет подкрепление.

Но нет… Вот он замирает в проёме, направляет фонарь в комнату и, наконец, замечает меня… Но сам не двигается. Предусмотрительный.

– Где Узо? – голос звучит утробно, а щёки в тусклом свечении надуваются, как у лягушки.

Я продолжаю молчать и молю эйдоса, чтобы он ниспослал гром и молнии на нашего врага. А потом вдруг на меня сходит озарение…

– А я его убила! – произношу с чувством, стараясь, чтобы голос не дрожал, а потом растягиваю губы в кровожадной улыбке. По крайней мере, хочу верить, что она выглядит именно так. – Хочешь, и тебя прикончу?

– Ах ты су-у-ка!

Он бросается в комнату, мечтая, наверное, разорвать меня на части. Хлоп. Это Тина закрыла за ним дверь. Мышеловка захлопнулась.

Бубба и Фолк одновременно обрушиваются на нашего гостя: у одного в руках пустая лампадка, у другого – увесистый томик в твёрдой обложке. У полицейского нет шансов. с криком Он валится на пол.

– Фух… Навоз мне в нос! А ты та ещё штучка! – с восхищением замечает Бублик.

– Нужно убираться отсюда. – Фолк выглядывает в коридор. – Этот говнюк мог вызвать подкрепление. Доберёмся до Норы, там и поговорим.

– До Норы? Что это?

– Скоро узнаешь, если, конечно, нам удастся до неё добраться.